Геммел Дэвид. Кровь-камень

   Приблизившись, он различил пятерых людей на коленях за валунами. У одного — длинные белесые волосы. Стрелок вскочил на ноги, целясь в фургоны. Шэнноу выстрелил, промахнулся, но пуля срикошетила от камня, и стрелок подскочил. Белобрысый Клятвоприимец оглянулся, увидел Шэнноу и бросился бежать. Шэнноу взял на прицел его приспешников.
   — Положите оружие! — приказал он. — Сейчас же, или умрите.
   Трое из четверых оставшихся подчинились, положили ружья и подняли руки, но четвертый — коренастый, с которым он обменялся парой слов еще днем, — вскинул ружье к плечу. Шэнноу всадил ему пулю в лоб.
   — Иеремия! Это я, Шэнноу, — крикнул Иерусалимец. — Вы меня слышите?
   — Он ранен, — донесся ответный крик. — Еще двое тяжело ранены, а двое убиты.
   Махнув своим пленникам, Шэнноу погнал их к фургонам. Войдя в кольцо, он огляделся. Убита была беременная Клара. Выстрелом ей снесло полголовы. Рядом с ней лежал дюжий мужчина по фамилии Чолмерс. Возле фургона Иеремии распростерлась маленькая девочка в голубом платьице — одна из двух дочерей Клары. Шэнноу спешился и пошел туда, где доктор Мередит стоял на коленях, наклонясь над раненым Иеремией. В старика попали две пули: под ключицу и в бедро. Его лицо в лунном свете казалось землисто-серым.
   — Я выживу, — прошептал старик.
   Фургоны были составлены кругом, и в кольце валялись убитые лошади. Исида и двое мужчин пытались потушить огонь, пожиравший последний фургон.
   Взяв пистолеты в руки, Шэнноу стремительно подошел к пленным, которые сгрудились в центре круга.
   — «Раздувальный мех обгорел, свинец истлел от огня, плавильщик плавил напрасно; ибо злые не отделились». — Он поднял пистолеты и взвел курки.
   — Шэнноу, нет!!! — отчаянно закричал Иеремия. — Не трогай их! Господи, хватит убийств! Шэнноу медленно тяжело вздохнул.
   — Помогите гасить пожар, — сказал он пленным. Они тотчас послушались, а он, больше ни слова не говоря, подошел к своей лошади и сел в седло.
   — Куда вы? — окликнул его доктор Мередит. Шэнноу не ответил.
 
   Аарон Крейн и остальные оставшиеся в живых каратели галопом влетели в Чистоту и осадили лошадей перед длинным каменным домом собраний. Крейн — пропыленный, взъерошенный — спешился и вбежал внутрь. Зал был полон — шло молитвенное собрание. На возвышении Пэдлок Уилер как раз приближался к середине своей проповеди о путях праведных. При виде Крейна он умолк на полуслове и испустил мысленный стон, но было бы неразумно навлечь на себя гнев Клятвоприимца. Чернобородый священнослужитель еще помолчал, а потом принудил себя улыбнуться.
   — Ты чем-то расстроен, брат? — сказал он. Головы обернулись к двери — в том числе принадлежавшие капитану Сифу Уилеру и двенадцати Крестоносцам Чистоты. Крейн выпрямился и провел тонкой рукой по длинным белесым волосам.
   — Силы Дьявола обратились против нас, — сказал он. — Всадники Господни были перебиты.
   Прихожане дружно охнули, а несколько женщин начали перекрикивать друг друга, спрашивая о судьбе своих мужей, братьев, сыновей.
   — Тише! — загремел Пэдлок Уилер. — Пусть говорит Клятвоприимец!
   — Как вы все знаете, — сказал Крейн, — мы наткнулись на шайку язычников-странников. С ними пребывала демоническая сила: я тут же учуял мощь Сатаны. Мы тщетно пытались одолеть ее. Многие пали. Горстка нас спаслась по милости Божьей. Нам нужна подмога! Я требую, чтобы Крестоносцы разделались с этими дьяволами!
   Пэдлок Уилер взглянул с возвышения на Сифа, своего брата. Капитан поднялся со скамьи — высокий, худощавый, с длинным кислым лицом.
   — Пусть женщины идут домой, — сказал он, — а мы обсудим, что нам делать.
   — Где мой сын? — закричала одна из женщин, кидаясь к Крейну.
   — Боюсь, он погиб, — ответил Крейн, — но он умер, трудясь во имя Божье.
   Женщина вскинула руку, но прежде чем дна успела ударить Крейна по щеке, ее схватили две соседки и оттащили от него.
   — Прекратите! — загремел Пэдлок Уилер. — Вы в доме Божьем!
   Все замерли. Потом женщины медленно потянулись вон из зала, а мужчины столпились вокруг Крейна.
   Сиф Уилер выступил вперед.
   — Расскажи нам про этого демона! — потребовал он.
   — Облик человеческий, но он орудие Сатаны. Убийца! Убийца множеств! — Крейн затрясся. — Он напустил на меня чары, и я лишь с трудом сумел их сбросить.
   — Сколько убитых? — спросил капитан Крестоносцев.
   — Не знаю. Мы наступали двумя отрядами. Убийца подстерегал на востоке и застрелил четверых: Ласситера, Поупа, Картера и Лоуиса. Потом он поехал на запад и сразил… всех, кроме меня. Я сумел спастись.
   — Ты сбежал?
   — А что мне еще оставалось? Сиф Уилер бросил взгляд на мужчин, стоявших вокруг. Всего двадцать, включая его Крестоносцев.
   — Сколько там было странников?
   — Одиннадцать фургонов, — ответил Крейн. — Человек тридцать. Их необходимо уничтожить. Всех до единого.
   Пэдлок Уилер, еще не спустившийся с возвышения, увидел, как дверь в конце зала отворилась, и в нее вошел высокий мужчина. Одежда на нем была черная, пропыленная, с заплатой на левом локте. И два длинноствольных пистолета на поясе.
   — Где блюстители закона этой общины? — спросил он. Его голос, хотя и негромкий, сразу оборвал разговоры в центре зала.
   Взглянув на него, Крейн взвизгнул:
   — Это он! Это тот дьявол! — Попятившись, белобрысый Клятвоприимец нырнул за спинку скамьи.
   — Ты в доме Господнем, — сказал Пэдлок Уилер. — Что ты здесь ищешь?
   — Правосудия, — был ответ. — Вы укрываете убийцу, убивающего женщин и детей.
   — Он говорит другое, — возразил Пэдлок, — он утверждает, что ты одержим Дьяволом. Незнакомец покачал головой.
   — В двадцати милях отсюда сейчас хоронят женщину по имени Клара. Она была беременна, пуля разнесла ей голову. Вместе с ней в могилу положат ее маленькую дочку. Этот человек, Крейн, вчера подъехал к фургонам и потребовал, чтобы ему прочли двадцать второй псалом. Я показал ему, что знаю этот псалом. А я его действительно знаю. Но он — злой человек, жаждущий убивать. Так что скажите мне, как будете вы судить его?
   Пэдлок покосился на скорчившегося за скамьей дрожащего Крейна. Священнослужитель про себя ликовал. Он с самого начала заподозрил, что Крейн опасен, а это был отличный случай отделаться от него. Он поручит Сифу провести расследование, и, конечно же, выяснится, что Клятвоприимец нарушал законы. Он уже собрался заговорить, но тут увидел, что Крейн вытащил из-за пояса пистолет и взвел курок.
   В мгновение ока в зале воцарился хаос.
   — Ты лжешь! — завопил Крейн, вскакивая из-за скамьи и прицеливаясь. Пуля расщепила панель двери у самой головы незнакомца. Все в зале попадали на пол, но тут незнакомец спокойно достал один из своих пистолетов и выстрелил. Череп Крейна разлетелся вдребезги.
   Секунду туловище Клятвоприимца продолжало стоять, забрызганное кровью и мозгом, потом повалилось на пол.
   — Я Взыскующий Иерусалима, — сказал незнакомец. — И я не лгу.
   Он убрал пистолет в кобуру и вышел.
   Один за другим мужчины поднимались с пола и подходили к трупу. Пэдлок Уилер, еле держась на ногах, спустился с возвышения. Его брат Сиф оглядел труп и покачал головой.
   — И что теперь? — спросил Пэдлок.
   — Пошлем сообщение в Единство, — сказал Сиф. — Им придется отрядить сюда другого Клятвоприимца. Пэдлок взял брата под руку и отвел в сторону.
   — Он заявил, будто он — Йон Шэнноу.
   — Я слышал, что он сказал. Это кощунство! Я съезжу завтра с ребятами к странникам. Поговорим с ними, узнаем, что там было на самом деле.
   — Крейн был мерзавцем. Я не собираюсь его оплакивать. Почему не позволить им просто уехать? Сиф покачал головой.
   — Он заявил, что он — Взыскующий Иерусалима. Упомянул имя святого всуе. Его все слышали. И он должен ответить за свои слова.
   — Я не хочу, чтобы еще кто-нибудь умер из-за мерзостей, сотворенных Крейном. Даже богохульник.
   Сиф улыбнулся, не раздвигая губ.
   — Я Крестоносец, Пэд. Что ты хочешь от меня?
   — Будь осторожен, брат. Ты видел, как он стреляет. Сам был мишенью, но хладнокровно прицелился и отправил душу Крейна в ад. А если этот паршивец сказал правду, в чем я не сомневаюсь, так он перестрелял еще многих.
   — У меня нет выбора, Пэд. Попробую взять его живым.

3

   В отдаленном уголке сада крохотный сорнячок воззвал к цветам вокруг. «Почему, — спросил он, — садовник ищет убить меня? Разве я не имею права на жизнь? Разве мои листья не такие же зеленые, как у вас? Я ведь прошу только позволить мне расти и увидеть солнце. Неужели я прошу слишком многого?» Цветы поразмыслили и решили заступиться за сорнячка перед садовником. И он их послушал. День за днем сорнячок рос, становился все сильнее и сильнее, все выше и выше. Его листья затемняли остальные растения, его корни разрастались. И цветы погибали один за другим, пока не осталась одна лишь роза. Она поглядела вверх на гигантский сорняк и спросила:
   «Почему ты ищешь убить меня? Разве я не имею права на жизнь? Разве мои листья не такие же зеленые, как у тебя? Я ведь прошу только позволить мне расти и увидеть солнце. Неужели я прошу слишком многого?»
   «Да, ты просишь слишком многого», — сказал сорняк.
   «Мудрость Диакона», глава VII
   К тому времени, когда Шэнноу вернулся, Клару и ее дочку уже похоронили. Иеремия лежал в постели у себя в фургоне. Грудь у него была перебинтована, лицо посерело от скорби и боли. Шэнноу забрался внутрь и сел рядом со стариком.
   — Ты его убил? — спросил Иеремия.
   — Да. Я предпочел бы другое, но он выстрелил в меня.
   — Этим не кончится, мистер Шэнноу, хотя я вас не виню. Не вы навлекли на нас зло, но вы должны уехать.
   — Они снова явятся, и я вам понадоблюсь.
   — Нет. Я поговорил с вашими пленниками, прежде чем отпустил их. Всему виной Крейн. — Иеремия вздохнул. — Люди, подобные Крейну, были и будут всегда. К счастью, всегда будут люди вроде Мередита и люди вроде вас. Это равновесие, мистер Шэнноу. Божье равновесие, если хотите.
   Шэнноу кивнул.
   — Зло будет всегда процветать, если люди ему не воспротивятся.
   — Зло процветает так или иначе. Алчность, желание, зависть. Мы все прячем в себе семена зла. У некоторых есть сила подавлять их, но такие, как Крейн, лелеют и взращивают их. — Иеремия откинулся на подушку, устремив взгляд на худое лицо Шэнноу. — В тебе нет зла, мальчик мой. Уезжай с Богом.
   — Я сожалею, старик, — сказал Шэнноу, вставая. Он выбрался наружу и увидел, что к нему идет Исида с узелком в руках.
   — Я собрала патроны с убитых, и тут есть какая-то еда, — сказала она. Он поблагодарил ее и хотел пойти дальше. — Подожди! — Она протянула ему небольшой кисет. — Тут двенадцать обменных монет. Тебе понадобятся деньги.
   Иеремия услышал, как скрипнуло седло под Шэнноу, а затем перестук копыт, удаляющийся от фургонов. Боль от ран была очень сильной, и старик словно уплыл с ней. Он чувствовал себя очень скверно. Его одолевала слабость.
   Исида напоила его травяным настоем, и ему немного полегчало.
   — Мне спокойнее, что он уехал, — сказала она. — Хотя он мне понравился.
   Некоторое время они сидели в дружеском молчании, а потом в фургон залез Мередит.
   — Подъезжают всадники, — сказал он. — Похожи на Крестоносцев.
   — Приветствуйте их, а начальника приведите сюда, — распорядился Иеремия, и несколько минут спустя в фургон забрался высокий сутулый человек с кислым лицом.
   — Добро пожаловать в мой дом, — сказал Иеремия. Тот кивнул, снял широкополую шляпу и сел у кровати.
   — Я капитан Сиф Уилер. Насколько мне известно, у вас тут есть человек, который назвался Йоном Шэнноу.
   — А вы не спросите, сэр, почему тут совсем рядом свежие могилы и почему я лежу с пулей в груди?
   — Я знаю почему, — буркнул Уилер, отводя глаза. — Только я тут ни при чем, менхир, и я не одобряю содеянного. Но убитые есть и с той, и с другой стороны, а тот, кто тому причиной, тоже мертв.
   — Тогда зачем преследовать Шэнноу?
   — Он богохульник и еретик. Взыскующий Иерусалима — блаженной памяти — покинул землю сию двадцать лет назад, вознесенный Богом, как некогда Илия в огненной колеснице, на Небеса.
   — Если Бог мог вознести его, как он, разумеется, мог, — сказал Иеремия, тщательно выбирая слова, — то он может и вернуть его на землю.
   — Я не оспариваю этого, менхир. А скажу вот что: если бы благой Господь и правда соизволил вернуть нам Взыскующего Иерусалима, не думаю, что он явился бы с опаленными волосами и в заплатанной одежде. Но довольно об этом. В каком направлении он уехал?
   — Тут я не могу помочь вам, сэр. Я лежал у себя в фургоне, когда он уехал. Вам придется спросить моих людей.
   Уилер встал, направился к двери, потом обернулся.
   — Я уже сказал, что не одобряю содеянного здесь, — сказал он негромко. — Но заруби себе на носу, фургонщик, я разделяю мнение Крейна о таких, как вы. Вы — пятно на Господней земле. Как говорил Диакон, «среди нас нет места падальщику. Мы приветствуем только тех, кто строит города Господни». Завтра к вечеру чтобы духа вашего не было на землях Чистоты.
 
   Шэнноу ехал на север в сторону плато. Под ним был гнедой мерин, молодой и сильный, но он устал за ночь и дышал тяжело. Шэнноу спешился и повел коня в деревья в поисках пещеры или хотя бы поляны, укрытой от ветра. Он замерз, и им овладело уныние.
   Потеря памяти тяготила его, но он мог ее терпеть. Однако что-то другое грызло его в замкнутых глубинах его сознания. Этой ночью он убил многих, но для Иерусалимца в этом не было ничего нового. «Я не искал боя, — сказал он себе. — Они рыскали в поисках крови и нашли ее. Свою собственную кровь. Такова цена насилия». И все-таки мысль об убитых им его тяготила. Шэнноу споткнулся, силы оставляли его. Он понимал, что его раны еще слишком свежи для таких блужданий, но заставил себя идти дальше. Деревья стали гуще, и в обрыве слева он увидел расселину. «Сойдет», — подумал он. Но, приблизившись, он заметил на обрыве отблески костра, горящего в расселине.
   — Э-эй! — окликнул он. Подходить незваным к костру в такой глуши было бы неразумно. Страх перед разбойниками царил повсюду, и внезапное появление незнакомца могло сделать его мишенью перепуганных путников.
   — Входи! — донесся голос, отдавшийся в расселине пугающим эхо. Шэнноу накинул полу плаща на рукоятку правого пистолета и, ведя мерина левой рукой, приблизился к расселине. Узкой она была только у входа, а дальше расширялась в грушевидный грот. У костра, над которым на вертеле жарился кусок мяса, сидел старик с седой бородой по пояс. В глубине грота стоял стреноженный мул. Шэнноу отвел туда мерина и забросил поводья ему на шею. Затем подошел к седобородому.
   — Добро пожаловать к моему огню, — сказал старик глубоким басом и протянул руку. — Можете называть меня Джейком.
   — Йон Шэнноу.
   — Добро пожаловать, мистер Шэнноу. Я все смотрел на это мясо и думал: многовато для тебя, Джейк. А теперь Господь послал мне сотрапезника. Издалека путь держите?
   Шэнноу покачал головой. Им овладела неизбывная усталость, и привалившись спиной к каменной стене, он вытянул ноги перед собой.
   Джейк наполнил кружку чем-то горчим.
   — Ну-ка выпей, малый. Очень бодрит, а сахару в нем тонна!
   Шэнноу отхлебнул. Напиток был густой и горько-сладкий.
   — Спасибо, Джейк. Отличная штука. Скажите, Джейк, я вас знаю?
   — Может быть, сынок, мир ведь тесен. А я много где побывал. Ольон, Ривердейл, Долина Паломника, Чумные Земли. Что ни назови, а я и туда заглядывал.
   — Ривердейл… Да, я словно бы помню. — Он увидел красавицу и мальчика. Видение исчезло, будто сон, но сквозь ставни проскользнуло имя. — Донна! — сказал он.
   — Тебе нехорошо, малый?
   — Вы меня знаете, Джейк?
   — Случалось, видел. А ты грозное имя носишь. Уверен, что оно твое?
   — Уверен.
   — Что-то ты слишком молод, если позволишь мне заметить. Сколько тебе… Тридцать пять… шесть?
   — Я, пожалуй, посплю, — сказал Шэнноу, растягиваясь возле костра.
   Сны у него были обрывочными и тревожными. Он ранен, и человек-лев Шер-ран ухаживает за ним. Существо с чешуйчатой кожей вбегает в пещеру, зажав в лапе зазубренный кинжал. Грянули пистолеты Шэнноу, существо упало навзничь, превратилось в ребенка с широко открытыми полными ужаса глазами.
   — Господи! Нет! Не опять! — вскрикнул Шэнноу. Он открыл глаза и увидел, что рядом с ним на коленях стоит Джейк.
   — Проснись, малый, это только сон! Шэнноу застонал, приподнялся и сел. Костер погас. Старик протянул ему тарелку с ломтями холодного мяса.
   — Поешь-ка! Сразу полегчает.
   Шэнноу взял тарелку и начал есть. Джейк снял горшок с тлеющих углей и наполнил жестяную кружку. Потом положил хвороста на угли. Шэнноу пробрал озноб, но вспыхнувшие языки пламени уже лизали хворост.
   — Скоро согреемся. — Джейк встал, направился в глубину грота и вернулся с одеялом, которым закутал плечи Шэнноу.
   — Прошлой ночью ты побывал в перестрелке, — сказал он. — От твоего плаща пахнет порохом. Хороший был бой?
   — А бывают хорошие бои? — спросил Шэнноу.
   — Если гибнет зло, значит, бой хороший, — сказал Джейк.
   — Зло обычно не погибает одно, — сказал Шэнноу. — Они убили молодую женщину и ее дочку.
   — Печальные времена, — согласился Джейк. Мясо было прекрасное, и Шэнноу почувствовал, как к нему возвращаются силы. Расстегнув пояс с пистолетами, он положил его возле себя и лег, давая отдохнуть утомленным мышцам. Джейк не ошибся: жар костра начинал отражаться от стен.
   — Что вы делаете в такой глуши, Джейк?
   — Люблю безлюдье — в общем и целом. И это чудесное место, чтобы беседовать с Богом, верно? Чистые просторы, и ветер уносит твои слова к небесам. Как я понял, ты был с фургонщиками?
   — Да. Хорошие люди.
   — Может, и так, сынок, только они не сеют и не строят, — сказал Джейк.
   — Как птицы небесные.
   — Отличная евангельская ссылка, мистер Шэнноу, а я очень люблю дискуссии. Но вы ошибаетесь. Птица склевывает много семян, потом улетает. Не все семена перевариваются, и она роняет их в других местах. Все великие леса мира, возможно, начинались с птичьего помета. Шэнноу улыбнулся:
   — Быть может, странники подобны птицам. Быть может, они распространяют семена знания.
   — Это сделало бы их истинно опасными, — сказал Джейк, и его глаза блеснули в свете костра. — Знание бывает разное, мистер Шэнноу. Я был знаком с человеком, который знал наперечет все ядовитые растения в мире. Хотел написать о них книгу. Опасное знание, согласитесь?
   — Читатели книги узнавали бы, какие растения есть нельзя.
   — Ну да, а люди, желавшие разбираться в ядах, знали бы, какими растениями угощать врагов.
   — Он написал эту книгу?
   — Нет. Он погиб в войне Единения. Оставил вдову и пятерых детей. А вы участвовали в той войне?
   — Нет. Во всяком случае, думаю, что нет. Джейк внимательно на него посмотрел.
   — От вас ускользают воспоминания?
   — Некоторые.
   — Например?
   — Например, то, что происходило последние двадцать лет.
   — Я видел, что вы ранены в голову. Бывает. Так что вы будете делать?
   — Ждать. Господь покажет мне прошлое, когда настанет срок.
   — Не могу ли я помочь?
   — Расскажите мне про Диакона и его войну. Старик усмехнулся.
   — Нелегкая задачка, малый, для одной ночи у костра. — Откинувшись, он вытянул ноги. — Староват становлюсь для того, чтобы с удовольствием спать на камнях, — сказал он. — Ну-с, с чего же начнем? Диакон… — Он громко потянул носом и задумался. — Если вы тот, кем себя называете, мистер Шэнноу, значит, в этот мир его втолкнули вы.
   Он и его братья летели в самолете, поднявшемся ввысь в день Армагеддона и захваченном силой, которая захватила и Меч Божий. Вы освободили самолет, когда метнули Меч в прошлое, чтобы уничтожить Атлантиду.
   Шэнноу закрыл глаза. Воспоминание было смутным, но он увидел висящий в небе Меч, отверзающиеся врата времени. И что-то еще… Лицо красивой чернокожей женщины. Имени он не вспомнил, но услышал ее голос:
   «Это ракета, Шэнноу. Сокрушающее оружие смерти и разрушения». Но как Шэнноу ни старался, больше ничего ему о своем прошлом вспомнить не удалось.
   — Продолжайте, — сказал он Джейку.
   — Диакон и его люди приземлились возле Ривердейла. Было это словно Второе Пришествие. Никто в мире не знал ничего об упадке и нравственной развращенности былых городов — убийцы безнаказанно рыщут по улицам, похоть и порок повсюду. Тот мир, сказал он, отринул Бога. Грехи Содома и Гоморры сторицей приумножились в том старом мире. И вскоре Диакон был окружен благоговейным почитанием. Его власть росла. Он сказал, что нельзя допустить, чтобы новый мир повторил ошибки старого, что Библия содержит семена будущего преуспеяния человека. Некоторые возражали ему, утверждали, что его планы оскорбительны для их взглядов на личную и общественную свободу. Это привело к Великой войне и Второй войне с исчадиями. Однако обе завершились победой Диакона. Теперь он управляет Единством, и поговаривают, что он намерен построить Новый Иерусалим. — Джейк умолк и подложил хвороста в костер. — Больше мне тебе нечего сказать, малый.
   — А Иерусалимец? — спросил Шэнноу. Джейк ухмыльнулся.
   — Ну, вы — если действительно это вы — были возродившимся Иоанном Крестителем, а может быть, Илией, а то и обоими. Вы должны были возвещать новое нисхождение слова Божьего в мир. То есть до того, как Бог в огненной колеснице не отвез вас в еще один новый мир, нуждавшийся в ваших талантах. И вы все еще ничего не помните?
   — Ничего об огненной колеснице, — сказал Шэнноу угрюмо. — Я знаю только одно: кто я. А как я оказался здесь и где я провел последние двадцать лет, для меня тайна. Но мне чудится, что я жил под другим именем и не брал пистолеты в руки. Может быть, я был фермером. Не знаю. Но я узнаю, Джейк. Все время всплывают какие-то обрывки. И придет день, когда они сольются в целое.
   — Вы кому-нибудь говорили, кто вы такой? Шэнноу кивнул.
   — Я убил человека в селении Чистота. И сказал им там.
   — Они начнут охоту на вас. Вы же теперь святой, легенда. Будет сказано, что вы произнесли имя Взыскующего Иерусалима всуе. Сам я думаю, что они поступили бы куда мудрее, оставив вас в покое. Но так не будет. Собственно говоря, во всем этом кроется жестокая ирония.
   — В каком смысле?
   — У Диакона есть группа приближенных. Один из них — Савл — создал отряды всадников, которые называются Иерусалимскими Конниками. Они разъезжают повсюду, как судьи и блюстители закона. Они искусны в обращении с оружием и отбираются из лучших — или, пожалуй, худших — Крестоносцев. Смертельно опасные люди, мистер Шэнноу. Быть может, их пошлют за вами. — Джейк засмеялся и покачал головой.
   — Вы, видимо, находите сложившееся положение забавным, — сказал Шэнноу, — потому что не верите мне?
   — Напротив, оно забавно именно потому, что я безоговорочно вам верю.
 
   Нестор Гаррити тщательно прицелился. Пистолет подпрыгнул у него в руке, и камень, который он положил на валун, чуть качнулся, когда пуля просвистела над ним. Звук выстрела раскатился в тихом горном воздухе, и ястреб, вспугнутый внезапным грохотом, улетел с дерева по левую руку Нестора. Нестор смущенно поглядел по сторонам, но вблизи никого не было, и он снова прицелился. На этот раз он выбил осколки из валуна ниже и правее камня-мишени. Он вполголоса выругался и гневно выстрелил еще четыре раза.
   Камень лежал как лежал. Нестор сел, открыл барабан и вложил в каморы новые шесть патронов. Пистолет обошелся ему в восемнадцать обменников — почти месячный его заработок, и мистер Бартоломью заверил его, что это прекрасное огнестрельное оружие, изделие мастерской исчадий под Вавилоном.
   «Такой хороший, какие изготовляли исчадия?»— спросил его Нестор. Старик пожал плечами. «Надо думать», — сказал он.
   Нестора томило желание вернуться в лавку и потребовать свои деньги обратно.
   Сунув пистолет в кобуру, он развернул пакет с бутербродами, которые купил у мистера Брума, и достал Библию. Но тут услышал приближающийся лошадиный топот, обернулся и увидел всадника, спускающегося с холма. Высокий, красивый, черные волосы подернуты серебром, черный сюртук и алый парчовый жилет. С бедра у него свисал никелированный пистолет в кожаной отполированной кобуре.
   Всадник остановился, чуть не доехав до юноши, и спешился.
   — Ты будешь Нестор Гаррити? — спросил он.
   — Да, сэр.
   — Клем Стейнер. Миссис Мак-Адам сказала, чтобы я поговорил с тобой.
   — О чем, сэр?
   — О Пастыре. Она попросила меня найти его.
   — Боюсь, его нет в живых, мистер Стейнер. Я долго искал. Видел кровь и волчьи следы. Стейнер ухмыльнулся.
   — Ты его знаешь хуже, чем знаю я, Нестор. Такие, как он, так легко не умирают. — Нестор увидел, что Стейнер перевел взгляд на исцарапанный пулями валун. — Практиковался?
   — Да, сэр, но боюсь, пистолет мне не по зубам. Самое безопасное место в горах вон тот камушек.
   Одно плавное движение — и пистолет словно прыгнул Стейнеру в руку. При первом выстреле камень взлетел на несколько футов вверх, а второй разнес его вдребезги. Стейнер мгновенно отправил пистолет обратно в кобуру.
   — Извини меня, Нестор. Никогда не мог удержаться, чтобы не похвастать. Вредный недостаток. Ну а теперь — о Пастыре. Еще следы там были?
   Нестор, ошеломленный его сноровкой, еле собрался с мыслями.
   — Нет, сэр. Во всяком случае, не человеческие.
   — Вообще никаких?