За время недолгого знакомства Хапат Лаву проникся к Томасу чувством восхищения. Томас создал из проверенных деталей совершенно новую конструкцию. Единственной деталью его плана, вызывавшей у Лаву сомнения, была система связи и возвращения лодки. Об этом он и заговорил, поприветствовав Томаса.
   – Все же вам бы стоило поставить что-то поосновательней ракет-зондов. Они, знаете, ненадежные.
   – Оставим, – ответил Томас.
   Он знал, что заставляет распорядителя нервничать. Вездесущий электрокелп не только заполонил моря, но и забивал все каналы связи – от радио до сонара – своим излучением. Португальские дирижаблики давали тот же эффект. Родство? Никакой системы в этих сигналах не находилось – простой белый шум. Приходилось ограничиваться релейными передатчиками на расстоянии прямой видимости друг от друга и повышать мощность несущей волны – но и тогда стая поднявшихся из моря дирижабликов могла серьезно нарушить связь.
   – Вам придется всплывать, чтобы наладить связь, – настаивал Лаву. – Если бы вы позволили приспособить якорный канат…
   – Слишком много кабелей, – ответил Томас. – Боюсь, запутаемся.
   – Тогда молитесь, чтобы вы смогли подняться выше уровня помех и релейные не заклинило.
   Томас кивнул. По плану им предстояло заякорить цеппелин в лагуне, опустить субмарину по якорному канату и ни в коем случае не приближаться к стене водорослей. «Только наблюдаем, повторяем узоры огней келпа и смотрим, какую реакцию это вызовет», – говорил он. План был вполне осуществим. Нескольким субмаринам уже удавалось совершить погружение и вернуться, но они не приближались к келповым зарослям. Катастрофы случались только тогда, когда лодки пытались взять образцы.
   «Осуществим… но с неизбежными оговорками».
   Их цеппелину придется висеть над лагуной на якорном канате, ожидая всплытия лодки. Идею держать поблизости еще один цеппелин, на случай аварии, пришлось отбросить. Ветры на Пандоре были непредсказуемы, а два дирижабля, висящих на привязи над одной лагуной, едва ли смогут разойтись. Сам их размер делал затруднительным любые маневры. Чтобы завести цеппелин в эллинг, с него обычно сбрасывали стальной трос, цепляли и затягивали дирижабль лебедкой. В конце концов ограничились тем, что поставили упрочненные многокамерные газовые мешки.
   Томас вспомнил тот спор, изучая контуры новой подводной лодки.
   Стоило ли дело риска? Ему казалось, что он бросает вызов Кораблю – но ставки были слишком высоки.
   «Ты позволишь мне погибнуть там, Корабль?»
   Нет ответа. Но Корабль сказал, что теперь судьба Раджи в его собственных руках. Таковы правила.
   Если келп разумен и с ним удастся вступить в контакт, награда будет огромна. Мыслящее растение! Способно ли оно богоТворить? Может, в этом ответ на требования Корабля?
   Но это Корабль назвал келп разумным. А вдруг это лишь очередной раунд игры? Стоит ли усомниться и в этом?
   Томасу пришло в голову, что, если Корабль не солгал ему, келп должен быть фактически бессмертен. Никто еще не видел мертвых участков леса, за исключением уничтоженных вмешательством человека.
   Может, келп вечен?
   – Все еще отказываетесь от резервного цеппелина? – спросил Лаву.
   – А долго ли вы сможете удержать его в виду лагуны? – парировал Томас.
   – От погоды зависит, понятное дело.
   В голосе Лаву звучала обида. Он принимал гибель стольких своих творений, всем его мастерством приспособленных к выживанию под водой, близко к сердцу. Конечно, причина таилась в том, что океан Пандоры таил еще неизвестные опасности. Но Лаву казалось, что весь проект стал для него вызовом. Он не хотел сдаваться. И дело не ограничивалось машинерией. Лаву хотел сам отправиться в море.
   – Как еще я смогу понять, что нам нужно, если меня там не будет?
   – Нет, – ответил Томас.
   «Ладно же, Корабль. Бросим кости».
   «Мой бес, почему ты так неравнодушен к театральным позам?»
   В этот раз Томас ожидал ответа и не разочаровался.
   «Потому что они не станут слушать меня, покуда я не стану для них больше, чем человеком».
   «Человек не может стать больше себя».
   Лаву похлопал по обшивке субмарины. Ваэла подошла поближе, вслушиваясь в беседу Томаса и распорядителя.
   «Что движет Томасом?» – подумала она. Ей ведь почти ничего о нем не известно. Из гибербака – в руководители проекта. Приказ Корабля, как он утверждает. «Зачем?»
   – Она тяжелей, чем все прежние, – ответил Лаву на вопрос, который, как ему казалось, хотела задать девушка. – Пусть только попробует какая-нибудь пандоранская тварь ее пробить!
   – Проблему с накачиванием газовых баллонов решили? – спросил Томас.
   – Придется докачивать снаружи, – признался Лаву. – Я уже выставил на периметр дополнительную охрану – придется надолго открывать крышу.
   – А сама лодка? – поинтересовалась Ваэла.
   – Мы приладили к ней направляющие тросы, прямо через люк. Сойдет.
   Томас инстинктивно глянул вверх, на диафрагму крыши.
   – Будет готово к шести ноль-ноль самое позднее, – пообещал Лаву. – У вас перед отлетом будет вся ночьсторона на отдых. Кто с вами?
   – Не ты, Хап, – улыбнулся Томас.
   – Но я…
   – С нами отправится некто по имени Паниль.
   – Это я уже слышал. Он точно поэт?
   – Специалист по связи, – ответил Томас.
   – Ну ладно, начнем пробное погружение, – буркнул Лаву, давая отмашку помощнику.
   – Мы с вами, – заявил Томас. – Какая глубина?
   – Пятьсот метров.
   Томас покосился на Ваэлу. Та едва заметно кивнула и снова обернулась к субмарине. В самом широком месте каплеобразный корпус возвышался над ней на два человеческих роста. Броня носителя окружала нижнюю половину шаровидной гондолы. Индукционный винт на корме прикрывала сложная система решеток и сеток, уменьшавшая эффективность, но не позволявшая стеблям келпа намотаться на лопасти.
   Рабочие приставили к обшивке стремянку, обмотанную пеноматом, чтобы не поцарапать сигнальные фонари, и придерживали ее с обеих сторон, пока Лаву забирался внутрь.
   – Мы поставили ручную защелку, – говорил он на ходу, – чтобы никакой случайный сигнал не открыл вам шлюз. Каждый раз, как станете выходить, придется отпирать вручную.
   «И неудивительно», – подумал Томас. Это была идея Ваэлы. Подозревали, что келп может управлять электрическим током и часть погибших субмарин затонула потому, что самозапустившиеся сервомоторы распахнули настежь их входные люки.
   Вслед за Лаву полезла Ваэла, и Томас на миг остался один. На вершине лестницы он задержался, оглядывая свой корабль. Чем-то подводная лодка напоминала маленький безднолет: лопасти стабилизатора – как панели солнечных батарей, внешние сенсоры сферического обзора – как наружные глаза космического корабля. И все ведомые слабые места укреплены трижды и четырежды. «Резервная система на дублирующей».
   Развернувшись, он нашарил ногой ступеньку лестницы и заполз в залитую кровавым светом гондолу. Лаву и Ваэла уже сидели на своих местах. Девушка согнулась над пультом, и в багровой мгле Томасу видел был только контур ее левой щеки – такой нежный и прекрасный, подумалось ему… Он проглотил циничный смешок. «Что же, мои семенники еще работают».
   …Восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал Господь: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли.[5]
Христианская «Книга мертвых», из корабельных архивов.

   – И что здесь происходит? – поинтересовалась Легата.
   Покуда Сай Мердок раздумывал над ответом, она вглядывалась в него. Слишком он долго думает. Ей не нравился этот человек, чьи блеклые глаза бросали вызову всему, на что падал их взгляд. Свет в лаборатории был слишком ярким, особенно для такого позднего часа. И молодые спецклоны, сбившиеся в кучку у дальней стены, определенно его боятся.
   – Ну?
   – Это так просто не объяснить, – отозвался Мердок.
   Легата поджала губы. Второй раз за трое суток она оказалась в лаборатории. И сейчас она не верила, что этому есть причина. Оукс изображал гнев, узнав, что она не смогла проникнуть во все уголки Первой, но Легата ощутила в его игре фальшь. Он лгал.
   Зачем Оукс снова отправил ее сюда? Связь с Льюисом восстановлена. Что такого знают эти двое, о чем не осведомили ее? Неизвестность вызывала у Легаты бешенство.
   Мердок осторожничал. Оукс приказал отправить Легату в Комнату ужасов – «на исследование», – но предупредил: «Она ужасающе сильна».
   «Насколько? Сильнее меня?»
   В последнее Мердоку не верилось. Такая пухленькая тушка…
   – Я задала простой вопрос, – напомнила Легата, не скрывая гнева.
   – Интересный вопрос, – поправил Мердок, – но отнюдь не простой. Почему вы его задали?
   – Потому что я видела отчеты, которые получает Морган. Вы здесь творите очень странные дела.
   – Ну… я бы сказал, что мы здесь расширяем пределы возможного, – но разве это не цель любых исследований?
   Легата одарила его ледяным взглядом.
   – Мы не признаем никаких ограничений, – продолжал Мердок, – пока доктор Оукс полностью осведомлен о наших опытах.
   – Он и сейчас наблюдает за нами через голопроектор, – заметила Легата.
   – Знаю.
   Он сказал это таким тоном, что у Легаты мурашки побежали по коже. Несмотря на свою силу, Мердок двигался как балерина. Когда он поднял подбородок, Легата заметила под челюстью у него длинный шрам, обычно терявшийся в складках кожи. Совершенно невозможно сказать, сколько лет этому человеку – даже биологических, учитывая, что он может быть и клоном.
   «Приглядеть за ним, – сделала Легата мысленную пометку. – То, что творит здесь Льюис…»
   Она снова окинула комнату взглядом. Что-то не так. Все как обычно – голопроектор, комконсоль, сенсоры, – но это место оскорбляло ее чувства. Легата умела ценить красоту – не красивость, а настоящую красоту. Эти огромные цветы у люка… она и раньше их замечала. Розовые, точно языки, их пестики сплетаются, отражаясь друг в друге бесконечной чередой зеркал.
   «Странно, – мелькнуло у Легаты в голове. – Они пахнут… потом».
   – Пройдемте, – приказала она.
   – Вначале маленькая формальность. Приказ доктора Оукса.
   Мердок снял сенсорную панельку со стены у шлюза – сколько помнила Легата с борта, стандартный чтец-опознаватель. Она положила ладонь на гладкую поверхность.
   Идиотский приказ. Все и так знают, кто она.
   Руку от кончиков пальцев до локтя пронзил внезапный разряд, и Легата пропустила мимо ушей фразу Мердока. Что он там говорит?
   – Простите… что?
   Накатила слабость и оцепенение. Что такое?..
   Она увидала, что люк открыт, а как это случилось, не могла упомнить. Что он сделал с ней?
   Рука Мердока подтолкнула ее вперед. Проходя через люк, Легата почти услышала голос из сердца цветка: «Накорми меня… накорми…»
   За ее спиной хлопнул, закрываясь, люк, и Легата смутно осознала, что осталась одна. А внутренняя дверь растворяется… медленно… торжественно… Почему красный свет? И эти темные тени – они движутся?..
   Она шагнула в комнату.
   Странно, что Мердок не пошел с ней. Она вгляделась в залитые кровавым свечением фигуры впереди. Ах да – новые спецклоны. Кое-кого она помнила по отчетам. Созданные, чтобы противостоять быстрым демонам Пандоры. Ускорение синаптических реакций вызывало какие-то проблемы – ее и посылали выяснить, какие…
   «На что я должна была обратить внимание?»
   – Я Джессуп, – шепнул голос у нее над ухом. – Когда закончишь – иди ко мне.
   «Как я сюда попала?»
   Чувство времени отказывало ей. Легата сглотнула, и сухой, как терка, язык оцарапал небо.
   «Добро и зло остаются за дверью». Это кто-то сказал или я подумала? Оукс говорил: «На Пандоре все возможно. Здесь исполняются все наши желания. Поэтому я и просила Мердока… где Мердок?»
   Клоны-химеры обступили ее со всех сторон, а она никак не могла сосредоточить взгляд – глаза разбегались. Кто-то схватил ее за руку. Больно.
   – Отпусти, ты…
   Она рванулась, услышала удивленное хрюканье. Что-то странное творилось с ее чувством времени, с ощущением собственного тела. По рукам текла кровь – откуда, она не понимала. И ее тело… обнажено. Мышцы рефлекторно сжались, Легата застыла в оборонительной стойке.
   «Что со мной происходит?»
   Снова руки – грубые лапы. Она разогнулась, медленно и решительно. Отчетливо послышался чей-то вопль. Как странно, что никто не откликнулся!
   Люди проводят жизнь в лабиринтах. Если, пройдя очередной, они не могут найти новый, они строят его себе сами. Что за страсть испытывать себя?
Керро Паниль, вопрос из «Авааты».

   Раджа Томас проснулся в темноте – словно в последний раз, когда выходил из гибернации. Темнота обездвиживала его ожиданием невидимой, неопределимой угрозы. Не сразу он понял, что лежит в своей каюте на нижстороне… и сейчас ночь. Он глянул на светящийся циферблат у койки: второй час полуночной вахты.
   «И что меня дернуло?»
   Каюта его располагалась на восьмом этаже под поверхностью Пандоры. Местечко для избранных, защищенное от опасностей кодовым разноцветьем бессчетных коридоров, перекрестков, люков, шлюзов и скатов. Опытные корабельники с легкостью запоминали все детали этих лабиринтов – чем сложнее, тем лучше. Томаса заключение в этих глубинах тяготило. Слишком долго приходилось добираться туда, куда непременно следовало попасть.
   «Первая лаборатория».
   Засыпая, он как раз размышлял об этом запретном месте, о котором ходило столько дичайших слухов.
   «Там растят клонов, которые быстрей, чем демоны» – это был самый популярный.
   «Оуксу и Льюису нужны только послушные зомби!» Это Томас услышал от бешеной девицы, активистки из компании Рашель Демарест.
   Он неторопливо сел, всматриваясь в окружающую темноту.
   «Странно, что меня подняло в такой час».
   Он коснулся выключателя на стене, и каюту залил тусклый свет. Все выглядело удручающе нормально: комбинезон брошен на откидной стул, стоят сандалии. Все как положено.
   – Я здесь себя чувствую, как чертов прядильщик, – проговорил он вслух, потирая лицо.
   Через некоторое время он вызвал сервок. Ожидая машину, он оделся, и, когда сервок прожужжал под люком, Томас был уже готов выйти в пустой коридор, освещенный только редкими ночьсторонними светильниками. Усевшись, он приказал сервоку вывезти его на поверхность. Долгий путь угнетал его не меньше, чем тяжесть ярусов над головой.
   «На борту я никогда не мечтал об открытых просторах. Может, я становлюсь туземцем».
   Сервок раздражающе гудел почти на инфразвуковых частотах.
   На контрольном пункте у шлюза, ведущего на поверхность, Томас ввел в систему свой личный код. Вместе с зеленым сигналом «Открыто» зажегся желтый – «Условие 2». Томас выругался про себя и вытащил из шкафчика у люка лазер, зная, что перед безоружным люк все равно не откроется. Оружие в его руке лежало неловко, а когда Томас засунул лазер в кобуру, неудобно оттянуло пояс.
   – Не надо много ума, чтобы сообразить – нельзя жить на планете, куда без пушки не выйдешь, – пробормотал он вполголоса, но достаточно громко, чтобы с пульта связи с караульной мигнул голубой огонек – поняли, дескать.
   Люк все не открывался. Томас уже потянулся к клавише ручного отключения затвора, когда заметил мигающую по нижнему краю экрана надпись: «Цель выхода?»
   – Инспекция, – буркнул он.
   Автоматика переварила его ответ, и шлюз открылся.
   Томас соскользнул с сервока и вышел в наружный тоннель. До него наконец дошло, почему он поднялся в такой час.
   «Первая лаборатория…»
   От этой тайны дурно попахивало.
   Томас двинулся по сумрачным переходам периметра, проходя мимо редких рабочих ночьсторонней смены и широко разнесенных наблюдательных постов, где вооруженные часовые не сводили взгляда с черной равнины за стеной. Сквозь плазмагласовые иллюминаторы сочился лунный свет, напоминая Томасу, что два полумесяца висят над южным горизонтом, превращая пандоранскую ночь в путаницу теней.
   Кольцевой переход привел Томаса вниз, в купол, где сходилось несколько туннелей. Проход к Первой лаборатории, помеченный просто «Л-1», оказался справа. Но не успел Томас сделать и двух шагов в его сторону, как люк распахнулся сам. Выскочившая из прохода женщина торопливо захлопнула створку за собой. В куполе было темно, только сочился сквозь плазовые иллюминаторы лунный свет, но даже в этом тусклом сиянии трудно было не заметить, как судорожно нервны ее движения.
   Незнакомка метнулась к Томасу и, ухватив его за руку, с неожиданной силой потащила за собой, мимо рядов окон.
   – Пошли! Ты мне нужен!
   Хриплый ее голос был полон странных обертонов. Лицо и руки исцарапаны, и запахом свежей крови несло от ее легкого комбинезона.
   – Что?
   – Молчи!..
   В голосе ее сквозило безумие.
   И она была прекрасна.
   Незнакомка отпустила его лишь у самой наружной стены. Томас увидал впереди смутные очертания аварийного люка, ведущего на опасные просторы планеты. Пальцы женщины сновали по клавишам контрольной панели, переводя затворы на ручное управление так, чтобы не привести в действие сигнализацию. Потом незнакомка схватила Томаса за руку и положила его ладонь на рукоять. Сколько же силы у этой женщины!
   – Когда скажу – открой люк. Жди двадцать три минуты. Потом я приду. Впустишь.
   Прежде чем он успел возразить, незнакомка выскользнула из комбинезона и швырнула его Томасу – тот машинально поймал его. Женщина нагнулась, чтобы забинтовать ноги. Томас заметил, что ее прекрасное тело – гибкое совершенство рельефных мышц – было крест-накрест перечерчено лентами клеточного пластыря.
   – Что с тобой случилось?
   – Я сказала, молчи, – бросила женщина, не поднимая головы, и Томас ощутил в ней дикую силу. Опасную. Очень. Безудержную.
   – Ты будешь бежать П, – выговорил он, оглядываясь в поисках кого-нибудь, кого угодно, к кому можно воззвать о помощи. Но купол был пуст.
   – Поставь на меня, – проронила незнакомка.
   – Как я узнаю, что двадцать три минуты прошли? – спросил он.
   Отпихнув его, женщина шлепнула ладонью по панели связи на раме аварийного люка. В динамике загудела несущая частота, прозвучал низкий мужской голос: «Девятый пост – чисто», и над решеткой громкоговорителя загорелось небольшое табло: «2.29».
   – Люк! – приказала она.
   Отказаться было невозможно. Томас уже испытал на себе ее дикую силу. Отодвинув затвор, он распахнул створку, и женщина метнулась в приоткрывшуюся щель, огибая стену. В лунном свете ее тело казалось серебряной струей. За спиной ее мелькнула черная тень. Лазер сам прыгнул в руку, и Томас изжарил рвача-капуцина в полушаге от пяток бегуньи. Та даже не обернулась.
   Когда он закрывал люк, руки его тряслись.
   «Бежать П!»
   Он глянул на часы. Все еще два двадцать девять. Женщина сказала – двадцать три минуты. Значит, у люка она окажется в два пятьдесят две.
   И только теперь Томас вспомнил, что длина периметра – больше десяти километров.
   «Но это невозможно! Не может человек пробежать десять километров за двадцать три минуты!»
   Но она появилась из прохода к Первой лаборатории. Томас развернул смятый комбинезон. На нем кровь, без сомнения. На груди слева вышито имя – «Легата».
   Имя или фамилия?
   «Или титул?»
   Он глянул в иллюминатор слева от люка, туда, где должна была показаться незнакомка, если она действительно бежала вдоль периметра.
   Из динамика послышался голос, и Томас вздрогнул:
   – Кто-то на равнине, довольно далеко.
   – Женщина, бежит П, – ответил другой голос. – Только что обогнула пост тридцать восемь.
   – Что за дура?
   – Далеко, не разобрать.
   Томас обнаружил, что молится за незнакомку, прислушиваясь к голосам часовых, отмечающих ее передвижение. Но он знал, что она вряд ли вернется. С того дня, когда он узнал от Ваэлы об Игре, он выкроил время изучить статистику. Днем шансы действительно составляли пятьдесят на пятьдесят. Ночью дистанцию пробегал едва ли один из пятидесяти.
   Цифры на дисплее сменялись с мучительной неторопливостью. 2.48. Казалось, прошел час, прежде чем они сменились – 2.49. Часовые молчали. Почему они не комментируют ее бег?
   Словно отвечая на мысли Томаса, динамик ожил вновь:
   – Только что обогнула восемьдесят девятый восточный!
   – Да кто она такая, черт?!
   – Все еще далеко, не видно.
   Томас вытащил лазер из кобуры и взялся за рукоять. Говорили, что самые опасные минуты – последние, когда демоны Пандоры бросаются на бегуна скопом. Он вгляделся в лунные тени. 2.50.
   Он повернул затвор, приоткрыл люк на волос. Никакого движения… ничего. Даже тварей нет.
   – Давай, Легата, – услышал он свой голос будто со стороны, – давай. Ты можешь. Не облажайся в самом конце, блин!
   Что-то мелькнуло в тени слева. Томас распахнул люк.
   Это она!
   Словно танец – рванулась вперед, увернулась, снова вперед. Нечто черное, массивное вынырнуло из тени и помчалось за ней. Томас прицелился, сжег еще одного рвача, и в тот же миг женщина влетела в люк, не сбившись с шага. От нее исходил мускусный запах пота. Томас захлопнул люк и поспешно рванул затвор вниз. Что-то ударилось в стену с другой стороны.
   «Поздно, тварь!»
   Обернувшись, он увидел, как незнакомка скрывается за шлюзом, ведущим в Первую лабораторию. Комбинезон она держала в руке. Женщина успела еще помахать ему, прежде чем люк затворился.
   «Легата… – подумал он. – Десять километров за двадцать три минуты».
   На общей частоте связи наблюдателей звучали голоса:
   – Кто-нибудь понял, что это было?
   – Нет. Куда она делась?
   – Пропала в районе купола Первой.
   – Твою так! Время-то рекордное!
   Томас хлопнул по панели, отключая связь, но успел еще услыхать мужской голос:
   – Хотел бы я, чтобы эта крошка за мной…
   Томас подошел к шлюзу в туннель, ведущий к Первой, подергал ручку. Та не шевельнулась. Заперто.
   И все это чтобы поставить галочку над бровью?
   «Нет… это куда важнее, чем просто знак удачи».
   Что же они там творят, в этой лаборатории?
   Он снова подергал ручку – без толку. Покачав головой, Томас вернулся к контрольному пункту, забрал сервок и поехал к себе в каюту. Но всю дорогу до восьмого подземного этажа его тревожила одна мысль: «Что же, черт возьми, такое Легата?»
   Клон клона необязательно оказывается ближе к своему шаблону, чем первый клон – к оригиналу. Сходство зависит от межклеточных взаимодействий и других привнесенных элементов. Ход времени всегда порождает подобные отклонения.
Хесус Льюис, «Новый справочник по клонированию».

   Оукс отключил проектор и развернул кресло, глядя на расписную стену своей нижсторонней каюты.
   Ему здесь не нравилось. Теснее, чем было на борту. Чем-то нехорошим отдавал воздух. Неприятно было, как вольно обращаются к нему иные колонисты. И постоянно действовала на нервы близость поверхности… до которой рукой подать.
   И неважно было, что Оукса отделяли от нее многие ярусы переходов Колонии. Поверхность была рядом.
   Несмотря на то, что он вывез с борта кое-что из любимой мебели, эта каюта никогда не станет такой же уютной, какой была прежняя.
   Одно хорошо – бортовые опасности, о существовании которых знал он один, остались позади.
   Оукс вздохнул. Деньсторона близилась к концу, дел оставалось еще преизрядно, но увиденное в фокусе голопроектора занимало все мысли капеллан-психиатра.
   «Совершенно неудовлетворительно. – Он пожевал губу. – Мало сказать – неудовлетворительно. Ужасно».
   Оукс откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться. Голозапись визита Легаты Хэмилл в Комнату ужасов вывела его из равновесия. Он покачал головой. Легата сопротивлялась, даже накачанная наркотиком, подавляющим корковые импульсы. Ничто из сделанного ею в Комнате нельзя было использовать против нее… кроме… нет. Она не сделала ничего.
   «Ничего!»
   Если бы он не видел этого собственными глазами… А увидит ли она? Оуксу хотелось думать, что нет, но уверенности не было. До сих пор никто из прошедших через Комнату не интересовался записями собственной обработки, хотя все знали, что таковые существуют.
   Легата выбивалась из общего ряда. Она выдерживала все, что с ней делали, и сопротивлялась. Запись не давала никаких указаний на слабину в ее душе.
   «Если она увидит запись, она узнает».
   А как скрыть что-то от лучшего поисковика в Колонии?
   «Или то, что ее послали в Комнату ужасов, было ошибкой?»
   Но Оуксу казалось, что он знает ее. Да. Она не пошла бы против него иначе как под пыткой. Она, может быть, и не поинтересуется этой записью. Может быть.
   За все время, проведенное в Комнате ужасов, Легата ни разу не искала собственного удовольствия. Она действовала, только реагируя на боль.
   «Боль, причиненную по моему приказу».