Герберт Фрэнк. Ящик Пандоры

   – О, если тебя никак не найти, ты всегда прячешься где-то здесь. – Он обвела рукой программный архив.
   – Хм-м.
   Рука об руку они двинулись к западному борту.
   – О чем ты задумался? – спросила она. – Мне казалось, тебя это позабавит или хоть удивит… что ты посмеешься…
   – Прости. Меня в последнее время тревожит, что я веду себя вот так – не замечаю людей, не могу… вовремя сказать нужное слово.
   – Для поэта худшего обвинения, пожалуй, не найти.
   – Распоряжаться персонажами на странице или в голофильме куда проще, чем распорядиться своей жизнью. «Распорядиться»! Ну почему я так нелепо разговариваю?
   Хали на ходу обняла его за талию и притянула к себе. Керро улыбнулся.
   Они вышли в купольный сад. Он находился сейчас на дневной стороне Корабля, и солнечные фильтры смягчали буйное сияние Реги. Листва приобретала умиротворяющий голубоватый оттенок в этом свечении. Керро глубоко вдохнул насыщенный кислородом воздух. Где-то за сонобарьером в глубине зарослей защебетали птицы. Под деревьями тут и там лежали парочки. Для многих это было излюбленное место свиданий.
   Хали сбросила пояс с прибоксом и повалила Керро на землю под сенью могучего кедра. Слой мягких иголок был прогрет бьющим сквозь ветви солнцем, воздух насыщен влагой и благовонным ароматом. Влюбленные лежали под деревом бок о бок, плечом к плечу.
   – М-м-м… – Хали потянулась, выгнувшись по-кошачьи. – Как здесь славно пахнет.
   – Славно? И чем пахнет слава?
   – Прекрати. – Она повернулась к Керро: – Ты меня понял. Пахнет хвоей, мхом… крошками в твоей бороде. – Она пригладила его усы, запустила пальцы в курчавую поросль на щеках. – Ты знаешь, что на борту ты один носишь бороду?
   – Мне уже говорили.
   – И тебе это нравится?
   – Не знаю. – Он протянул руку, кончиком пальца погладил тоненькое проволочное колечко в ее левой ноздре. – Странная штука – традиция… Откуда у тебя это кольцо?
   – Робокс уронил.
   – Уронил? – удивленно переспросил Керро.
   – Знаю, они ничего не теряют. Но этот чинил сенсор у маленького медкабинета близ поведенческого сектора. Я заметила, как упала проволочка… и подобрала. Словно клад нашла. Они так мало мусора за собой оставляют – одному Кораблю ведомо, что они делают с этим барахлом.
   Хали обняла поэта за плечи и, притянув к себе, поцеловала.
   Керро отстранился чуть и сел.
   – Спасибо, но…
   – У тебя всегда «спасибо, но…»! – гневно воскликнула Хали, пытаясь унять разгорающуюся страсть тела.
   – Я… не готов, – смущенно пробормотал он. – Не знаю почему. Я не играю с тобой. Мне просто не под силу сделать что-то не к месту или не вовремя.
   – А что может быть уместней? Нас, в конце концов, выбрали на расплод тогда, когда мы уже были столько времени.
   Керро не мог заставить себя поднять глаза.
   – Знаю… на борту любой может совокупляться с кем угодно, но…
   – Но! – Отвернувшись, Хали пробуравила взглядом корни раскидистого кедра. – Мы могли дать приплод! Одна пара на… сколько? На две тысячи? У нас мог быть ребенок!
   – Не в этом дело. Только…
   – А ты весь погружен в свою историю, в традиции, ты вечно приводишь мне в оправдание какие-то обычаи и языковые структуры. Как ты не понимаешь, что…
   Протянув руку, Керро прижал палец к ее губам и легонько чмокнул Хали в щеку.
   – Милая моя Хали, потому что не могу. Для меня… отдаться другому – значит остаться ни с чем.
   Хали повернулась к нему и подняла на поэта полные слез глаза.
   – Где ты нахватался этаких мыслей?
   – Они рождаются сами – из моей жизни, из всего, что я вижу.
   – Этому учит тебя Корабль?
   – Корабль дает мне то, что я хочу узнать сам.
   Женщина угрюмо потупилась.
   – Со мной Корабль даже не разговаривает, – прошептала она чуть слышно.
   – Если задавать правильные вопросы, он отвечает всегда, – ответил Керро и, почуяв возникшую неловкость, добавил: – Только надо услышать его голос.
   – Это ты и раньше говорил, но никогда не объяснял – как.
   В голосе Хали отчетливо слышалась ревность. И Керро мог ответить ей только одним способом.
   – Я подскажу тебе стихами. – Он откашлялся.

 
Сама синева
Учит нас синеве.
 

   Хали нахмурилась, вдумываясь в его слова, потом помотала головой.
   – Я тебя не понимаю, так же как не понимаю Корабль. Я хожу на богоТворения, молюсь, делаю что велит Корабль… – Она запнулась. – Я никогда не видела тебя на богоТворениях.
   – Корабль – мой друг, – ответил поэт.
   Любопытство превозмогло обиду.
   – Чему Корабль учит тебя? Расскажи!
   – Это была бы слишком долгая повесть.
   – Ну хоть слово скажи!
   Он кивнул.
   – Хорошо. За нашими плечами множество миров, множество людей. Их наречия, память их бытия сплетаются в чудные узоры. Их речь для меня как песня, и чтобы насладиться ею, не нужно понимать слов.
   Хали закрыла глаза в недоумении.
   – Корабль бубнит тебе на ухо бессмысленные слова?
   – Когда я прошу послушать оригинал.
   – Но зачем тебе слушать то, чего не понимаешь?
   – Чтобы оживить этих людей, чтобы они стали моими. Не моими собственными, а моими близкими, хотя бы на миг. – Керро повернулся к ней, напряженно вглядываясь ей в лицо. – Неужели тебе никогда не хотелось запустить руки в древний прах и извлечь оттуда память о тех, кого давно забыли?
   – Старые кости?
   – Нет! Живые сердца и живую жизнь.
   Хали медленно покачала головой.
   – Я просто не понимаю тебя, Керро. Но я тебя люблю.
   Поэт кивнул молча, думая: «Да, любовь не обязана понимать. И Хали знает это, только не хочет жить в согласии с этим знанием».
   Ему вспомнились строки древней земсторонней поэмы: «Любовь не утешение, но свет». Утешение можно найти не в любви, но в мысли и в вечной поэме жизни. Когда-нибудь он заговорит с Хали Экель о любви. Но не сегодня.

   Почему вы, человеки, всегда готовы нести страшное бремя своего прошлого?

Керро Паниль, вопрос из «Авааты».

   Сай Мердок не любил подходить к периметру Колонии так близко, даже когда его прикрывал кристальной щит отдельного выхода Первой лаборатории. Твари Пандоры всегда находили способ преодолеть непреодолимое, обходя даже самые прочные барьеры.
   Но стоять на этом наблюдательном посту, когда над равниной собирались дирижаблики, как этим утром, должен был человек, которому Льюис доверяет. Это была самая загадочная форма поведения летающих существ, и в последнее время Льюис усиленно требовал ответа на эту загадку – должно быть, на него надавил босс.
   Сай вздохнул. Глядя на голые пустоши Пандоры, нельзя было отрицать – это опаснейшее место.
   Наблюдатель рассеянно почесал левый локоть. Отвернувшись от солнца, он мог видеть в полированном плазе собственное отражение – крепко сбитый синеглазый шатен с очень светлой кожей и гладко выбритыми щеками.
   Наблюдательный пост был выбран не очень удачно – с внешних постов, где стояли на страже лучшие из тех, кем Колония могла пожертвовать, обзор был гораздо шире. Но Мердок знал, что всегда сможет сослаться на собственную значимость. Им Колония пожертвовать не могла. А целям Льюиса эта точка удовлетворяла вполне. Кристальной щит, поглощая почти четверть проходящего сквозь него света, все же позволял оглядеть равнину почти целиком.
   Что же там делают эти чертовы воздушные шарики?
   Согнувшись в три погибели, Мердок навел на стаю дирижабликов соединенный с визикордером телескопический объектив. Его короткие толстые пальцы ловко навели резкость. Больше сотни дирижабликов плыло над равниной километрах в шести от периметра.
   В этой стае попадались настоящие чудовища. Мердок выделил для себя самого большого – добрых полсотни метров в поперечнике, – начитывая свои наблюдения в рекордер. Дирижаблик имел форму усеченной сверху сферы. Плоская площадка наверху была на самом деле мускулистым основанием трепещущего на ветру перепончатого паруса. С нижней части туловища почти до самой земли свисали щупальца. Чудовище тащило за собой небольшой валун, вздымая клубы пыли и оставляя в земле неглубокую борозду.
   Утро было безоблачным. В небе светило только одно солнце, и его жестокий желтоватый свет оттенял каждую морщинку на оранжевой шкуре дирижаблика. Мердок мог разглядеть даже поджатые под раздутым газовым мешком меньшие, ротовые, щупальца и что-то бившееся в их стальной хватке – шевелящиеся конечности, темное мельтешение. Что это было, он разглядеть не сумел, но оно было еще живо и пыталось освободиться.
   Стая растянулась широким полумесяцем, строем пересекая равнину. Великан, на котором сосредоточился Мердок, оказался на ближнем к наблюдательному посту фланге, все еще сжимая в щупальцах свою добычу.
   Что же там поймала проклятая тварь? Не колониста же!
   Мердок изменил увеличение, и когда в поле его зрения попала вся стая, понял, что дирижаблики нацелились на вжавшихся в землю сухопутных тварей. Смертоносная дуга надвигалась на впавших в транс демонов Пандоры – обводя равнину взглядом, Сай Мердок заметил рвачей-капуцинов, бегунов-нагульников, плоскокрылов, прядильщиков, трубоглодов, цепляков… всех без исключения смертельно опасных для колонистов тварей.
   Но для дирижабликов они, очевидно, не представляли никакой опасности.
   Мердок обратил внимание, что каждый дирижаблик нес балластный камень. Сейчас чудовища в центре строя бросили свои валуны и, прежде чем взмыть к небесам, подхватили извивающимися щупальцами свою добычу. Пленные демоны бились в их цепких объятиях, но попыток кусаться, да и вообще напасть на своих врагов не делали.
   Вот уже все, кроме от силы полудюжины дирижабликов, бросили балласт и поднялись. Немногие оставшиеся сменили курс, словно прочесывая равнину в поисках новых интересных образцов. К их числу принадлежал и тот великан, на которого Мердок обратил внимание поначалу. Сай увеличил изображение, вглядываясь в клубок щупалец под газовым мешком. На его глазах объятия дирижаблика разжались, и добыча полетела вниз.
   «Большой только что уронил свою ношу, – надиктовывал Мердок в рекордер. – Что бы это ни было, оно совершенно обезвожено, плоское черное… Боже мой! Это был рвач! Большой дирижабль держал под мешком рвача-капуцина!»
   Остатки рвача рухнули наземь, подняв облако пыли.
   Дирижаблик-великан отвернул налево, и его балластный валун грохнулся на груду камней, нарушавшую монотонность равнины. Брызнул фонтан искр, и на глазах Мердока ввысь, к газовому мешку, взметнулась огненная нить. Дирижаблик взорвался. Короткая желтая вспышка – и к земле поплыли клочья тонкой оранжевой шкуры и клубы сизого дыма.
   Среди собравшихся на равнине чудовищ взрыв вызвал настоящее столпотворение. Остальные португальские дирижаблики, побросав добычу, взмыли ввысь. А на земле демоны Пандоры ринулись, кто вприпрыжку, кто бегом, к останкам лопнувшего пузыря. Подтягивались к разбросанным по земле оранжевым клочьям твари помедленнее, вроде прядильщиков.
   А когда пир завершился, демоны умчались прочь или зарылись в землю, каждый по обычаю своего вида.
   Все увиденное Мердок методично надиктовывал в рекордер.
   Потом он снова оглядел равнину. Дирижаблики скрылись за горизонтом, демоны сгинули. Сай закрыл ставни наблюдательного поста и, вызвав сменщика, направился к Первой лаборатории и Саду. Пробираясь по безопасным, хорошо освещенным коридорам, он обдумывал только что увиденное и зафиксированное. Видеозапись ляжет на стол сначала Льюиса, а потом – Оукса, после того как Льюис подредактирует ее и добавит свои комментарии.
   «Так что же я увидел и запомнил?»
   Как ни старался Мердок, поведение пандоранских зверей оставалось для него загадочным.
   «Льюис прав. Стереть их всех с лица планеты».
   Вспомнив о Льюисе, Мердок попытался прикинуть, насколько задержат его начальника последние неприятности в Редуте. Если уж на то пошло, Льюис может погибнуть. Даже он уязвим перед демонами Пандоры. А если Льюиса не станет…
   Мердок попробовал представить себе, как он поднимается на новую ступень власти, обязанный отчитываться перед одним только Оуксом. Но воображение отказывало.

   У Бога есть свои планы.

Морган Оукс, «Дневники».

   Долго-долго Керро лежал под сенью кедров рядом с Хали Экель, глядя, как прорвавшиеся через тусклый плаз солнечные лучи крестят воздух над хвоистой верхушкой. Он знал, как обидел Хали его отказ, и удивился – почему он не чувствует за собой вины? Керро вздохнул. Нет смысла бежать, особенно от себя. Первой молчание нарушила Хали.
   – Ничего не изменилось, верно? – тихонько, неуверенно спросила она.
   – Разговорами ничего не изменишь, – ответил Керро. – Зачем ты пригласила меня сюда – продолжить спор?
   – Неужели я не могу просто побыть с тобой рядом?
   Голос ее дрожал от сдерживаемых слез.
   – Я всегда с тобой, Хали, – ответил Керро мягко, стараясь не обидеть ее еще больше. Он взял ее за руку и коснулся ее пальцами своих губ. – Вот. Мы соприкасаемся, верно?
   Хали осторожно кивнула, точно ребенок, которого уговаривают не плакать больше.
   – Но что есть мы и что есть наша плоть?
   – Я не…
   Керро чуть развел ее пальцы.
   – Наши атомы осциллируют быстрей, чем мы можем представить. Толкаются, отпихивают друг друга электронами. – Он помахал пальцем в воздухе, стараясь не задеть Хали. – Я касаюсь атома, он толкает следующий, а тот – еще один, и так до тех пор, покуда… – Он дотронулся наконец до ее запястья. – …Мы не соприкоснемся, чтобы не разлучаться никогда.
   – Это лишь слова. – Она отстранилась.
   – Больше, чем просто слова, медтехник Хали Экель. Мы постоянно обмениваемся атомами со вселенной – с атмосферой, с пищей, друг с другом. Разделить нас невозможно.
   – Но мне нужны не какие-то там атомы!
   – У тебя больше выбора, чем тебе кажется, прекрасная Хали.
   Она задумчиво покосилась на него.
   – Ты все это на ходу придумываешь, чтобы меня развлечь, да?
   – Я говорю совершенно серьезно. Разве я всегда не предупреждаю заранее, когда начинаю фантазировать?
   – Да ну?
   – Всегда-всегда, Хали. И чтобы доказать это, я сочиню строфу. – Он легонько коснулся колечка в ее носу. – Вот об этом.
   – Почему ты читаешь мне свои стихи? Обычно ты шифруешь их на пленке или прячешь в своих старых глифических книжках.
   – Я пытаюсь радовать тебя, как умею.
   – Тогда читай.
   Он погладил ее по щеке.

 
Хрупкие кольца богов
Пронзают наши носы.
Чтобы мы не рыли корней
Дерев в Эдемском саду.
 

   – Не поняла? – Хали недоуменно глянула на Керро.
   – Древний земсторонний обычай. Крестьяне вставляли кольца в нос свиньям, чтобы те не подкапывали ограду в своем загоне. Свиньи ведь роют не столько копытцами, сколько пятачком.
   – Значит, ты сравниваешь меня со свиньей?
   – И это все, что ты поняла из моей строфы?
   Хали вздохнула, потом улыбнулась – не столько Керро, сколько себе самой.
   – Хорошая же из нас выходит пара на расплод – поэт и хрюшка!
   Керро воззрился на нее, и оба внезапно расхихикались.
   – Ох, Хали, – воскликнул Керро, снова откидываясь на хвойные подушки, – как же мне хорошо с тобою!
   – Мне показалось, что тебе пора отвлечься. Чем ты так занят, что оторваться не можешь?
   Поэт пригладил шевелюру, вытащил запутавшийся в волосах сухой сучок.
   – Разбирался с электрокелпом.
   – С этими водорослями, от которых у колонистов столько неприятностей приключилось? Зачем это тебе?
   – Интересные вещи меня всегда поражают, но тут я чуть через шлюз не вылетел. Похоже, что келп разумен.
   – Хочешь сказать – он мыслит?
   – Больше того… намного больше.
   – Так почему об этом никто не слышал?
   – Не знаю. Я наткнулся на упоминание об этом случайно, а остальное собрал по крупицам. Существует отчет групп, отправлявшихся изучать келп.
   – Как ты его нашел?
   – Ну… кажется, большинству корабельников доступ к нему запрещен, но мне Корабль редко отказывает в чем-то.
   – Ты и твой Корабль!
   – Хали…
   – Ну ладно. Так что было в этом отчете?
   – Похоже, что келп использует световой язык для внутреннего общения, но понять его мы пока не можем. Но есть кое-что поинтереснее. Я не нашел упоминаний о текущих проектах, призванных наладить с келпом связь или хотя бы изучить его.
   – Разве Корабль…
   – Корабль отсылает меня к штабу Колонии или к кэпу, а те не отвечают на запрос.
   – Ничего особенного тут нет. Эти мало кому отвечают.
   – И у тебя с ними проблемы?
   – Медсектор так и не получил объяснений, зачем нужно массированное генсканирование.
   – Генсканирование? Как… любопытно.
   – Оукс вообще человек любопытный. И скрытный.
   – А его помощники?
   – Льюис? – презрительно бросила Хали.
   Керро задумчиво почесал щеку.
   – Электрокелп и пробы ДНК… Хали, не нравится мне это генсканирование… эта затея плохо попахивает. Но келп…
   – Он может обладать душой, – перебила она возбужденно, – и он может богоТворить!
   – Душой? Возможно. Но когда я наткнулся на этот отчет, то подумал: «Вот оно! Вот зачем Корабль привел нас на Пандору!»
   – А что, если Оукс знает, что мы здесь из-за электрокелпа?
   Керро покачал головой.
   – Вспомни, сколько раз Оукс называл нас пленниками Корабля! – Хали стиснула его руку. – Он постоянно твердит, что Корабль не дает нам уйти. Так почему он не скажет, зачем Корабль привел нас на эту планету?
   – Может быть, он и сам не знает.
   – Ох! Уж он-то знает!
   – И что мы можем поделать?
   – Не спустившись на нижсторону – ничего, – ответила Хали не раздумывая.
   Поэт запустил пальцы в сухую почву.
   – А что мы знаем о жизни на нижстороне?
   – А что мы знаем о жизни здесь?
   – Ты бы отправилась со мной в Колонию, Хали?
   – Ты знаешь, что да, только…
   – Тогда давай подадим заявки…
   – Меня не отпустят. На нижстороне критическая нехватка продовольствия. Нам только что повысили рабочие квоты, потому что мы отправили вниз нескольких лучших своих людей.
   – Думаю, мы просто навоображали себе Корабль знает что, но я бы все же хотел спуститься и поглядеть на электрокелп своими глазами.
   Из неизменного прибокса, который Хали бросила на землю рядом с собой, донесся визгливый гул. Медтехник нажала на клавишу отзыва.
   – Хали… – Лязг, жужжание, потом снова голос: – Это Уинслоу Ферри. Хали, Керро Паниль с тобой?
   Хали подавила смешок. Старый олух даже позвонить не может, не ошибившись. Должно быть, программа поиска выдала, что Керро находится рядом с Хали. А может, Ферри их подслушивал? Многие корабельники втайне подозревали, что сенсоры и ручные коммуникаторы приспособлены для тайного наблюдения, но сейчас Хали впервые столкнулась с доказательством этого. Керро отобрал у нее прибокс.
   – Керро Паниль слушает.
   – А, Керро. В течение часа явись ко мне в кабинет. У меня для тебя задание.
   – Задание?
   Ответа не последовало. Связь прервалась.
   – И как это надо понимать? – спросила Хали.
   Вместо ответа Керро вытащил из блокнота чистый лист, нацарапал на нем что-то временным стилом, ткнул пальцем в прибокс. «Он нас подслушивал».
   Хали уставилась в записку.
   – Как примечательно, – проговорил Керро вслух. – Прежде мне никогда не давали заданий… разве что Корабль, когда заставлял меня учиться.
   Хали забрала у него стило.
   «Берегись, – написала она. – Если они не хотят разглашать, что келп мыслит, ты можешь оказаться в опасности».
   Поднявшись на ноги, Керро забелил страницу и вернул в блокнот.
   – Пожалуй, придется добрести до берлоги Ферри и выяснить, в чем дело.
   На обратном пути они большей частью молчали, вздрагивая, стоило попасться на глаза очередному сенсору, стоило взгляду упасть на прибокс, который Хали носила на поясе. Близ входа в медсектор Хали остановила поэта:
   – Керро, научи меня говорить с Кораблем.
   – Не могу.
   – Но…
   – Это как генотип, как цвет кожи. Если только ты не спецсозданный клон, это не тебе выбирать.
   – Решить должен Корабль?
   – А разве не всегда так бывает? Взгляни на себя – разве ты отвечаешь всякому, кто хочет с тобой заговорить?
   – Ну, я знаю, что Корабль бывает очень занят…
   – Думаю, это здесь ни при чем. Корабль или говорит с тобой, или нет.
   Хали поразмыслила над сказанным и кивнула.
   – Керро, а ты правда разговариваешь с Кораблем?
   В голосе ее звучала отчетливая нотка обиды.
   – Ты же знаешь, Хали, я не стану тебе лгать. Почему тебя это так интересует?
   – Мне любопытно, что он тебе отвечает. Не приказывает, как нам, через кодеры, а…
   – Что-то вроде идеальной энциклопедии – всегда под рукой?
   – И это тоже. Но не только. С тобой Корабль тоже говорит через кодеры?
   – Редко.
   – А как же…
   – Это как голос у тебя в голове. Чуть громче голоса совести.
   – И все? – разочарованно протянула Хали.
   – А чего ты ожидала? Фанфар?
   – Я даже не знаю, как говорит совесть!
   – А ты прислушайся.
   Керро снова коснулся пальцем колечка в ее носу, по-братски чмокнул Хали в щеку и направился в сторону приемной Уинслоу Ферри.

   Испуганные подчас наделены величайшим могуществом. Всякое шевеление жизни порождает в них бесовское безумие. Они видят и силу, и слабости, но только слабость притягивает их.

Из корабельных архивов.

   Уинслоу Ферри сидел в своем тускло освещенном кабинете, не обращая внимания на окружающий его хаос – груды лент и программных носителей, грязное шмотье, пустые бутылки, какие-то коробки и стопки коряво нацарапанных записок самому себе. Деньсторона выдалась долгой и тяжелой. В кабинете висела застоявшаяся вонь пролитого когда-то вина и пота. Внимание Ферри целиком и полностью поглощал экран сенсора в углу его рабочего стола. Взмокшая физиономия старика едва не прижималась к плоскому щитку, на котором Керро Паниль брел по коридору обок сладостно гибкой Хали Экель.
   Бугрящейся вздутыми венами рукой Ферри откинул со лба прядку седых волос. Выцветшие глаза его поблескивали в изменчивом свечении экрана.
   Старик напряженно взирал, как гладкое юное тело Хали плывет от люка к люку. Но его окружал запах другого тела – тела Рашель. Временами ему казалось, что Рашель Демарест состоит из одних костей и самая твердая – на месте сердца. К ее бесконечному нытью он относился с отстраненной насмешкой. Она мечтала о нем, седеющем, вечно похмельном, сморщенном, потому что нуждалась в нем. Она мечтала о власти, а Ферри всегда был близок к власти. Они стоили друг друга и, меняя информацию на выпивку, а вино – на уютное местечко или проведенную вместе ночь, в этой игре забывали ненадолго о той боли, которую причиняли каждому из них менее заботливые возлюбленные.
   Сейчас Рашель спала в его каюте и видела себя во сне старшим председателем нового Совета, который вырвет власть из цепких лап Оукса и сделает Колонию самодостаточной и самоуправляющейся.
   А Ферри сидел за пультом и в полупьяных мечтах видел Хали Экель.
   Он замешкался, переключаясь от одной наблюдательной камеры к другой, и на миг потерял из виду движение крепеньких бедер Хали под тканью корабельного комба. Что за роскошные ноги! Старик перебросил канал на следующую камеру, но забыл сменить фокусное расстояние – идущая по коридору пара превратилась в смазанные пятна на пределе видимости. Ферри поиграл с управлением и потерял изображение вовсе.
   – Черт! – прошептал он.
   Руки старого хирурга тряслись, как вихи в огне. Чтобы успокоиться, он погладил холодный экран и последнее смазанное изображение Хали, проходящей мимо сенсора, в купольный сад.
   – Веселитесь, веселитесь, крошки мои.
   Он говорил вслух – все равно звуки терялись в окружающем его беспорядке. Все знали, зачем молодые парами разбредаются по арборетумам. Он проверил, поставлен ли голорекордер на запись и не стоит ли увеличить громкость. Оукс и Льюис непременно захотят это увидеть, а себе Ферри сделает отдельную копию.
   – Вставь ей, мальчик, так вставь, чтобы жарко стало!
   Что-то затрепетало в паху. Ферри отрешенно подумал, не выкроит ли он минутку, чтобы снова навестить Рашель Демарест.
   «Накопай мне что-нибудь на этого… поэта», – приказал Льюис, и в кабинет старику доставили пять литров молодого пандоранского вина – доставила Рашель, так что это был двойной подарок. Сейчас одна пустая бутылка валялась в ворохе коннекторов, ведущих к биокомпьютеру. Другая осталась на полу каюты, занимаемой временно Рашель. Демарест была клоном, из тех, что получше. Вино для нее было большим сокровищем, чем сам Ферри. А Рашель была сокровищем для него – потому что он не мог получить Хали.
   Ферри наблюдал, как касаются друг друга Паниль и Экель, представляя себя поочередно на месте каждого из них.
   «Быть может, им стоило бы выпить немного вина…» – мелькнула у него глумливая мыслишка, покуда он вглядывался в изображение, пытаясь различить едва заметные под материалом комба соски, лучше слов говорившие об истинном отношении Хали к поэту.
   «Ну, так они будут совокупляться или нет?»
   Ферри уже начал в этом сомневаться. Паниль реагировал не так, как положено. «Надо было раньше объявить им, что Паниля опускают». Это всегда подстегивало робких любовников. «Я отправляюсь на нижсторону, милая моя. Ты знаешь, ка-ак это опа-асно?»
   – Ну давай, мальчик, приступай!