Герберт Фрэнк. Ящик Пандоры

   «Они не хотели, чтобы мы разносили по Вселенной всякие болезни».
   Он невольно усмехнулся.
   «Глядите же, какую хворь мы принесли на Пандору – войну! И еще – заразу, называемую человечеством».
   От раздумий его отвлек донесшийся справа вскрик. Луч со стен Редута разбил в прах торчавший впереди на равнине валун. Томас жестами приказал идущим рассеяться еще больше и оглянулся. Паниль все еще невозмутимо брел позади его армии, возглавляя собственную – войско демонов.
   Возмущение и обида захлестнули Томаса. Паниль был природнорожденным!
   «А меня вырастили в аксолотль-баке!»
   Вот же странно, подумал он, ушли бессчетные века, и потребовалась вселенская катастрофа, чтобы он, Раджа Томас, осознал, насколько это обидно – быть клоном.
   «Клонам с Лунбазы категорически воспрещается…»
   Список «не» тянулся страница за страницей.
   «Запрещено входить в контакт с природнорожденными или с Землей».
   Изгнаны из райского сада без утешения в грехе.
   – Что переживает один, чувствуют все, – говорила Аваата.
   «Да, Аваата, но Земля – не Пандора».
   Хотя Корабль уверял его, что это он – оригинал, пылинка со сгинувшей Земли. Какие воспоминания об утерянной родине таятся в генах, скрытых в каждой чешуйке его кожи?
   На равнине было жарко, палило. Сможет ли иллюзия Паниля обмануть защитников Редута? Зондам он запудрил камеры, это точно. Томас вспомнил собственное телепатическое общение с Биттеном, автопилотом челнока, принесшего в себе такое изобилие припасов. Как верно подметил Паниль, способность говорить есть одновременно способность лгать.
   Что, если Паниль заведет их сюда – и сбросит полог иллюзии? Что, если поэта ранят… а то и убьют? Надо было ему остаться на скалах.
   «Очень похоже на клона – упускать очевидное».
   Старые насмешки до сих пор звенели в ушах. «Очень похоже на клона!» Все попытки учителей вселить в подопечных-клонов хоть каплю гордости завершались провалом под действием этих насмешек. Клонов полагали сверхчеловеками, созданными выполнять невыполнимое. А людям это не нравилось. Клоны Лунбазы походили на оригиналы и видом, и речью… но отстранение от человечьей жизни порождало свои странности. «Чего и ожидать от клонов?»
   Примерещилось, что инструктор с Лунбазы смотрит на него со своего богохульного экрана и посреди лекции о тонкостях системного надзора замечает: «Очень похоже на клона – уходить из рая».
   Войско Томаса почти достигло предела досягаемости легкого оружия Редута – менее двухсот метров от стен. Томас встряхнулся, отгоняя раздумья, – «тоже мне, генерал-философ!» – огляделся. Вроде бы строй достаточно редок. Он приостановился за черным пальцем одинокой скалы выше человеческого роста. Впереди маячил Редут, ощетинившийся дулами резаков. Панилю лучше не подходить ближе. Томас дал поэту отмашку: стой, дескать, – и тот повиновался. Дальше придется идти одним. Рисковать самым ценным своим оружием они не вправе.
   Скала перед ним засветилась оранжевым. Томас метнулся вбок за миг до того, как она разлетелась фонтаном лавы. Раскаленная капелька прожгла ему рукав.
   – Вперед! – вскричал он, не обращая внимания на боль.
   Его армия заторопилась, ковыляя, к Редуту, и, словно в ответ, из распахнувшихся по периметру шлюзов на равнину высыпали вооруженные огнеметами и лазерами защитники. Они ринулись вперед, к созданными Керро Панилем миражам. Когда мнимый противник оказался совсем рядом, смятение обороняющихся усилилось. Мишени растворялись в воздухе. Бойцы палили во все стороны, наугад, и иные выстрелы находили свою цель среди рассеявшихся последователей Томаса. Равнину оцарапали сияющие лучи резаков Редута.
   – Огонь! – гаркнул Томас. – Огонь!
   Кто-то подчинился. Но защитники Редута представляли собою столь же пеструю толпу, что и нападавшие. Неразличимые в отсутствие военной формы, они столкнулись и перемешались вмиг. Сверкающие лучи бороздили равнину, сражая равно своих и чужих. Повсюду лежали окровавленные тела – где рассеченные пополам, где почти целые и еще живые. Томас в ужасе взирал, как хлещет кровь из сонных артерий безголового трупа рядом с ним, заливая все вокруг алым.
   «Что я натворил? Что наделал?!»
   Никто здесь – ни оборонявшиеся, ни атакующие – не имел представления о военном деле. Они были лишь обезумевшими инструментами уничтожения. С армией Томаса схватилось менее четверти отряда защитников, но что с того? Равнина превратилась в кровавую мясорубку.
   – Прорубайте стену! – крикнул Томас боевому расчету резака.
   Но от расчета осталось меньше половины. Самодельные колесики на станине заело, и установка застряла, накренившись вправо и уткнув смертоносное жерло в землю. Оставшиеся в живых прятались за корпусом.
   Обернувшись, Томас бросил взгляд на Керро Паниля. Поэт недвижно стоял среди скучившихся демонов. К ногам его, точно послушные псы, жались два рвача. Жуткая череда самых страшных убийц Пандоры широкой дугой окружала поле бойни.
   В груди Томаса вскипела ярость. «Ты еще не победил меня, Корабль!» Спотыкаясь, он подбежал к резаку и, ухватив его за ствол, развернул. В скалах, чтобы перетащить установку, потребовались усилия четверых здоровенных клонов. Томас справился один. Он пристроил станину на камнях так, чтобы ствол целил в голую стену Редута. Оставшиеся в живых бойцы бросились врассыпную, когда Томас, метнувшись к пульту, запустил резак. Слепяще-синий луч уперся в стену, плавя камень. Медленно оплыли надстройки, соскальзывая в лужу жидкой лавы.
   Рассудок вернулся к Томасу, и Раджа поспешно отступил от гудящего резака – на шаг, два, три… Когда оружие защитников крепости поразило наконец установку, Томас успел отбежать от нее на двадцать шагов. Столкнулись лучи, и резак взорвался. Томас не успел почувствовать, как острый кусок металла пробил ему грудь.

   Зачем, о Господи, вынуждаешь ты мужа позорить себя, умоляя о снисхождении, когда в Твоей власти достойным способом одарить его всем для существования потребным?

Вопрос из трактата «Атерет га-Цаддиким»,^[15] из корабельных архивов.

   Пока помощники-спецклоны отгораживали в лазаретной палатке импровизированную родильную палату, Хали Экель присматривала за Ваэлой. Полог накрывала тень скалы. За уходящей армией тянулся хвост звуков – крики, бурчание, скрип колес по песку. Когда демоны ушли вслед за Керро, Хали невольно перевела дух. Обновленный Паниль пугал ее. В ее прежнем сладкоголосом друге-поэте вспыхнул ужасающий, негасимый внутренний огнь. В сердце своем он хранил ту страшную мощь, что Хали испытала на себе у Голгофы.
   Даже в тягости Ваэла двигалась с изящной легкостью. Она вернулась в свою естественную среду – на Пандору. Планета изменила и Ваэлу. Может, поэтому Керро совокупился с ней?
   Хали попыталась подавить ревнивую обиду.
   «Я – медтехник. Я наталь! Я нужна нерожденному ребенку! Как же мне не хватает радости…»
   О том, что может случиться вскоре на равнине у периметра, она старалась не думать. Томас предупредил ее, чего следует ожидать… хотя откуда он мог узнать о битвах? В те минуты ее захлестнул гнев.
   – Те, кто умрет в бою, – чем они от нас отличаются?
   Хали швырнула ему в лицо этот вопрос, когда оба спускались со скал, придерживаясь за щупальца дирижабликов. Алые пальцы солнечных лучей уже цеплялись за серую кромку горизонта. Это была словно сцена из кошмара: гул собравшегося войска, приглушенный пересвист дирижабликов. Огромные оранжевые мешки спускали на равнину оборудование, часть бойцов, помогали оставшимся лезть по камням.
   Сотни человек и тонны всякого барахла.
   Хали пришлось повторить вопрос, прежде чем Томас ответил:
   – Мы должны захватить Редут. Иначе Корабль уничтожит нас.
   – Тогда мы не лучше их.
   – Но мы выживем.
   – И кем станем? Сказал ли Корабль об этом?
   – Корабль говорит: «Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь; ибо надлежит всему тому быть. Но это еще не конец».^[16]
   – Это не Корабль! Это христианская «Книга мертвых»!
   – Но Корабль цитирует ее.
   Томас обернулся к ней, и в глазах его Хали увидела боль.
   Христианская «Книга мертвых».
   По просьбе Хали Корабль показывал ей отрывки из «Книги», выводя страницу за страницей на крохотный экран в тесной комнатушке, где когда-то учился Керро. Если Томас правда был кэпом, он должен был знать эти слова. «Интересно, – подумала Хали, – а Оукс знает?» Странно, что никто на борту не откликнулся на ее осторожные расспросы о том, что случилось на лобном месте.
   А потом, когда они остановились передохнуть на уступе, скрывшемся в глубокой расселине, Томас перепугал ее до смерти.
   – Зачем Корабль показал тебе распятие? Спрашивала ли ты себя об этом, Хали Экель?
   – Откуда… как ты узнал?
   – Корабль говорит со мной.
   – Корабль объяснил тебе, для чего…
   – Нет!
   Томас вновь двинулся в путь.
   – Ты знаешь, зачем Корабль показал мне это? – крикнула Хали ему вслед.
   Томас застыл у края расселины, глядя, как разгорается над равниной свет утра, как сверкают алмазами под солнцем плазмагласовые купола Редута вдалеке. Хали нагнала его.
   – Знаешь?
   Томас обернулся к ней, и глаза его полыхали болью.
   – Если б я только знал, я бы понял, как надо богоТворить! Неужели Корабль не намекнул тебе?
   – Он сказал только, что мы должны вспомнить о священном насилии.
   – Расскажи мне, – попросил он, обжигая девушку взглядом, – что ты видела.
   – Я видела, как замучили до смерти человека. Это было чудовищно жестоко, но Корабль не позволил мне вмешаться.
   – Священное… насилие, – прошептал Томас.
   – Тот, кого убили… он заговорил со мной. Он… Мне кажется, он узнал меня. Он знал, что я издалека пришла, чтобы увидеть его. Сказал, что мне от него не укрыться. И еще – чтобы я сказала всем, что свершилось.
   – Что-что он сказал?
   – И еще – что если кто и может понять волю Божью, то это я… но я не понимаю! – Она помотала головой, едва не разрыдавшись. – Я всего лишь медтехник, наталь, и я не понимаю, зачем Корабль показал мне это!
   – А тот человек, – прошептал Томас, – больше ничего не говорил?
   – Говорил… он просил людей из толпы плакать не о нем, а о собственных детях. И что-то о дереве…
   – «Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» – процитировал Томас.
   – Точно! Так он и сказал! Но что это значит?
   – Значит… что могущественные в годину бедствий становятся опасней – а то, что сделают они с корнями, отзовется до кончиков ветвей – во веки веков.
   – Тогда зачем ты собрал это войско? Зачем тебе идти и…
   – Я должен.
   Томас вновь двинулся по узкой тропе и больше не отвечал. Нагоняли другие путники, напирая сзади. А другой возможности переговорить с ним Хали не представилось. Очень скоро они достигли подножия утесов, и она пошла по своим делам, в то время как Томас отправился на войну.
   Среди направленных им в лазарет оказался и Ферри. Хали уже выяснила, что думали о старике Томас и Керро, и невольно сочувствовала ему.
   Работая вместе с Ферри под груботканым пологом шатра, она слышала, как воодушевляет свою армию Томас:
   «Благословлена Кораблем сила моя; научает он руки мои брани и персты – делу ратному».
   Неужели кэп и правда должен так изъясняться? Она спросила об этом Ферри, не отрываясь от работы.
   – Оукс так и говорит.
   Старик уже примирился со своим новым положением и искренне старался помочь.
   Армия готовилась к выступлению. Паниль стоял поодаль, наблюдая. Хали побаивалась сбежавшихся демонов, но Керро уверял, что людей они не тронут, что дирижаблики наполнят сознание тварей ложными видениями.
   Мимо проковылял Ферри, косясь на колечко в носу Хали. «Интересно, – подумала она, – что он думает о Томасе?» Тот без стеснения перемывал старику кости в его же присутствии.
   – Реальной власти у старого дурака нет, – заявлял Томас. – Оуксу кажется, будто он подмял под себя всю власть – реальную и символическую – на Черном Драконе. И делиться властью он не станет. По сравнению с тем, что мы видели в Колонии, ему тут пришлось легко.
   – Я говорил ему, что он торопится, – пробурчал Ферри.
   Томас, не обращая на него внимания, обратился к Керро:
   – Ферри – лжец, но может нам пригодиться. Он должен знать что-нибудь важное о планах Оукса.
   – Ничего я не знаю. – Голос старика дрогнул.
   Но тут Томаса отвлек его помощник, нормал, занимавшийся организационными вопросами в войске. Они ушли вместе; Томас поглядывал на метки над бровью помощника и бормотал: «Паршиво, когда лепишь армию из чужих отбросов».
   Но смысл в его приказах был. Хали наблюдала, как клоны разбиваются на отряды по форме тела – бегуны, грузчики, носильщики… Обученных работников ставили отдельно – оператор, светотехник, сварщик, разнорабочий…
   Какая, в конце концов, ей разница, как построит Томас свое войско, думала Хали, обустраивая лазарет в палатке. Те, кто попадет в этот шатер, будут просто ранеными.
   Ваэла, помогавшая готовить место для собственных родов, ухватила Хали за руку.
   – Почему ты так нервничаешь? Это из-за малышки?
   – Нет, ничего подобного.
   Ваэла услышала, как ее прежний внутренний голос, Честность, отмеряет оставшееся время. «Дитя родится скоро… скоро…» Она уставилась на Хали.
   – Тогда что тебя тревожит?
   Хали покосилась на выпирающий живот Ваэлы.
   – Если бы дирижаблики не принесли нам из Колонии тот запас «порыва»…
   – Там он никому больше не пригодится. В Колонии все мертвы.
   – Я не об этом…
   – Ты боишься, что мое дитя украдет годы твоей жизни, твоей юности…
   – Не думаю, что оно так обойдется со мной.
   – Тогда что?
   – Ваэла, что мы здесь делаем?
   – Пытаемся выжить.
   – Ты говоришь прямо как Томас.
   – Иногда он рассуждает вполне разумно.
   В палатку ворвались трое спецклонов. Двое поддерживали за плечи третьего, безрукого. Все были сильно обожжены. Один пытался приладить оторванную руку на место, к покрытой кровавым песком культе.
   – Кто здесь медтех? – спросил клон-карлик, пошевеливая длинными тонкими пальцами.
   Ферри шагнул было вперед, но Хали остановила его:
   – Посиди с Ваэлой. Понадоблюсь – зови.
   – Я, знаешь ли, тоже врач, – с обидой напомнил старик.
   – Знаю. Вот и останься с Ваэлой.
   Хали отвела раненых в лазаретную палатку, под нависающий черный уступ. Культю она промыла, присыпала септальком и замотала клеткопластырем.
   – Руку спасти нельзя? – спросил гном.
   – Нет. Что там творится?
   Гном сплюнул.
   – Бардак чертов, вот что.
   Наложив последний слой пластыря, Хали удивленно глянула на клона.
   – О, мы и думать умеем, – бросил он, осознав причину ее изумления.
   – Давай я и тебя подлатаю, – предложила она. Правая рука клона была обожжена сплошь. – Как тебя забрали дирижаблики? – спросила она, чтобы отвлечь пациента от боли.
   – Льюис нас вышвырнул. Как мусор. Что это значит – сама понимаешь. А там – нервоеды. Почти никто не ушел. Хорошо бы нервоедам туда вон пробраться. – Он махнул здоровой рукой в сторону далекого Редута. – И сожрать этих бортососов до последнего!
   Хали закончила перевязку, и гном, спрыгнув со стола, направился к выходу.
   – Куда ты?
   – Назад. Помочь чем могу.
   Он отбросил клапан палатки, и в проеме Хали увидела рассеченную синими молниями равнину, а за ней – Редут. Воздух наполняли вопли и стоны.
   – Ты не в состоянии…
   – Раненых таскать сумею.
   – Их еще много?
   – Очень.
   Гном выбежал, и клапан за его спиной упал.
   Хали закрыла глаза. Перед внутренним ее взором встала кучка людей, превращаясь в толпу, толпа – в орду. Ветер нес соленый запах крови и гнилое дыхание. Мелькали то ровные края резаных ран, то пятна обширных ожогов и последними – перебитые голени висевшего на кресте.
   – Так нельзя, – пробормотала она.
   Подхватив прибокс и аптечку, она побежала к выходу, вылетела наружу. Карлик-клон был уже далеко, и Хали двинулась ему вслед.
   – Куда ты? – тревожно окликнул ее Ферри.
   – Там я нужнее, – бросила девушка, не оборачиваясь.
   – А как же Ваэла?
   – Ты и сам врач, – крикнула Хали, не отводя глаз от плывущих вдали клубов дыма.

   Когда люди пытаются стать рупорами богов, смертность становится важнее морали. Мученичество исправляет это расхождение, но ненадолго. Самое горестное в мученичестве – что объяснить истинный смысл жертвы оказывается уже некому. И чудовищных результатов свершившегося мученик тоже не видит.

Раджа Томас, «Вы – делегаты от мучеников», из корабельных архивов.

   Легата переключалась от одного сенсора к другому, пытаясь разобраться в показаниях приборов. Изображения смазывались, перетекали друг в друга, перспектива искажалась. Рвали равнину лучи резаков, виднелись тела, и что-то двигалось в дыму. Выли аварийные сирены, свидетельствуя, что периметр Редута прорван. Она смутно слышала, как Льюис рассылает команды ремонтников и бойцов. Заработали резаки со стен, управляемые операторами прямо из центра. Легата не могла позволить себе отвлекаться на что-то, кроме загадочно сбоивших камер. Когда она переключила экран на совмещенное изображение, расплываться начинали все квадратики одновременно – словно на камеры действовала некая внешняя сила.
   Легата утерла лоб рукавом. Покуда длилась суматошная битва, солнца поднялись уже высоко в небо, а системы жизнеобеспечения Редута работали на голодном пайке – вся энергия уходила на оборону. В центре управления было жарко. Вдобавок Легату раздражал суетящийся за ее спиной Оукс. Льюис, в отличие от своего начальника, был невозможно спокоен. Происходящее его словно веселило слегка.
   На равнине шла кровавая бойня. В этом сомнений быть не могло. Клоны в центре управления трудились с преувеличенным усердием, опасаясь, очевидно, что их могут отправить вслед за товарищами в бой.
   Легата вдавила кнопку «Повтор». По экрану что-то мелькнуло.
   – Это еще что? – осведомился Оукс.
   Легата нажала «Паузу», но сенсоры не могли дать достаточного разрешения. Она снова нажала «Повтор» и прибавила увеличение. Сплошная муть. В третий раз она замедлила воспроизведение и запустила программу распознавания образов в компьютерной сети Редута. По экрану прошла колышущаяся тень, смутно напоминавшая человека, вцепилась во что-то большое и тяжелое, потом отступила. Откуда-то из зоны расплывающегося изображения вызмеился яростный синий луч, и по нижнему краю экрана побежали значки – в этот момент заработала сигнализация периметра. На них Легата внимания не обратила – дело прошлое, и Льюис тогда справился. То, что появилось на экране, было куда важнее – медленно вздымающийся на пустом мгновение назад месте красно-рыжий цветок взрыва.
   – Что ты делаешь? – спросил Оукс. – Что это было?
   – Кажется, они влияют на наши сенсоры, – проговорила Легата и сама не поверила собственным словам.
   Несколько секунд Оукс тупо пялился в экран.
   – Корабль! – вскричал он. – Это дело рук проклятой жестянки!
   На губе его, на скулах проступали капельки пота. Легата чувствовала, как Морган начинает ломаться.
   – Зачем это кораблю? – спросил Льюис.
   – Это из-за Томаса! Ты же его видел! – Голос Оукса сорвался.
   Легата переключилась на панорамный обзор поля боя. Демоны сгинули – их не было видно нигде. Поэт также покинул свой наблюдательный пост на скале. От сплошной массы дирижабликов, зависших над скальной грядой, осталась только редкая череда. Два солнца заливали всю сцену ослепительным светом.
   – Где дирижаблики? – прошептала она. – Я не заметила, как они пропали.
   – Поблизости ни одного, – согласился Льюис. – Может, улетели, чтобы…
   Его прервал шум из коридора.
   Обернувшись, Легата увидала вбежавшего в центр управления темноволосого природника, мокрого от пота и испуганного. Глубокий ожог на голом плече был кое-как залеплен клеткопластырем, глаза слегка остекленели от болеутоляющего.
   «Значит, снаружи не только клоны», – мелькнуло у нее в голове.
   – Хесус, – прохрипел вполголоса прибывший, подбегая к Льюису, – у нас на руках уйма раненых клонов. Что с ними делать?
   Льюис покосился на Оукса, как бы переадресуя вопрос.
   – Организовать лазарет, – распорядился тот. – В бараках для клонов. Пусть ухаживают за своими.
   – Мало кто из них разбирается в медицине, – предупредил Льюис. – Большинство еще довольно молоды, не забудь.
   – Я помню, – отрезал Оукс.
   Льюис кивнул.
   – Понятно. – Он обернулся к надсмотрщику: – Слышал? Вперед.
   Тот зло глянул сначала на одного начальника, потом на второго, но подчинился.
   – Корабль помогает бунтовщикам, – заявил Оукс. – Мы не можем рисковать медиками и другими специалистами. Нужно составить план…
   – Что там происходит? – воскликнула Легата.
   При первом взгляде на экран Оукс не сразу понял, что привлекло ее внимание. Площадь экрана делили изображения с нескольких камер одновременно, и в правом верхнем углу виднелось нечто серебристо-серое, наплывающее на стены Редута. Словно неторопливая волна, этот серый полог накрывал сенсоры один за другим, поднимаясь все выше. Легата отключала вышедшие из строя, отступая к все новым и новым. Стало видно, что волну образуют бессчетные сверкающие на солнцах нити.
   – Прядильщики, – прошептал Льюис.
   В зале стало так тихо, что казалось, еще чуть – и воздух хрустнет.
   Легата не отрывалась от пульта.
   – Харкур, – обратился Льюис к одному из природников, охранявших центр, – вы с Яво берите огнемет, посмотрите, можно ли прожечь дорогу через паутину.
   Охранники не сдвинулись с места. В затопившей центр тишине Легата улыбнулась про себя. Она чувствовала, как по мере приближения желанного мига нарастает напряжение. Да, она была права, решив подождать.
   Охранники молчали.
   По залу прокатилась волна натужного движения. Из коридора пропихивались все новые клоны, в большинстве раненые, многие – явно переделанные. И все кого-то искали.
   – Нам нужны медики! – возвысился над шумом гортанный голос.
   Льюис отвернулся к двоим природникам, которым приказал отбить нападение прядильщиков.
   – Вы отказываетесь подчиниться приказу?
   – Пошлите клонов, – повторил Харкур, багровея. – Они для того и сделаны.
   – Мы туда не пойдем! – пискнул кто-то из центра зала.
   – Почему они должны идти? – спросила Легата.
   – Легата, не вмешивайся! – взвизгнул Оукс.
   – Просто объясни им, почему идти должны клоны, – повторила она.
   – Ты сама знаешь!
   – Нет.
   – Потому что клоны идут первыми на все опасные задания. Харкур прав. Первыми идут клоны. Так всегда было и так будет.
   «Значит, он рассчитывает на верность природнорожденных».
   Легата перевела взгляд на Льюиса. Что это в его глазах – злое веселье? Неважно. Она вдавила клавишу на пульте, оглядела комнату – нет, никто не прозевает того, что появится сейчас на экране. А программа ею давно подготовлена.
   Да… немая сцена. Все внимание – на экран.
   Изумленный Оукс тоже повернулся и увидал на экране собственное лицо. Ниже кромки портрета ползли строки досье. В безмолвном ужасе он уставился на заголовок:
   «Морган лон Оукс. См. файл оригинала, Морган Хемпстед, донор клеток…»
   Сдавило грудь. «Что за фокусы?!» Он поглядел в холодные глаза Легаты, и по спине его побежали ледяные мурашки.
   – Морган… – Как сладок ее голос! – Я нашла твое досье, Морган. Видишь на документе печать Корабля? Сам Корабль ручается за его подлинность.
   От ужаса у Оукса задергалось левое веко. Он попытался глотнуть.
   «Этого не может быть!» По залу расползалось угрожающее ворчание. «Босс – клон? Глаза Корабля!»
   Легата отошла от пульта, приблизилась к Оуксу на расстояние вытянутой руки.
   – Твое имя… это имя женщины, выносившей тебя… за деньги.
   – Это ложь! – К Оуксу вернулась способность говорить. – Мои родители… наше солнце готово было взорваться… я…
   – Корабль говорит иначе. – Она махнула рукой в сторону экрана: – Видите?
   Строки все ползли: дата имплантации яйцеклетки, адреса суррогатных родителей, имена…
   Льюис тоже подошел и замер за плечом своего босса.
   – Почему, Легата?
   Да, в голосе его определенно звучал смех.
   Легата не могла отвести взгляд от потрясенного Оукса. «Почему мне так хочется утешить его?»
   – Комната ужасов… была ошибкой, – прошептала она.
   – Вначале клонов! – вскрикнул кто-то от дальней стены. – Пошлите клона! – И весь зал подхватил, скандируя в безотчетном яростном гневе: – По-шли-те кло-на! По-шли-те кло-на!
   – Не-ет! – взвыл Оукс.
   Но десятки рук уже вцепились в него, и Легата была не в силах спасти его, не убив, – а на это у нее не хватило духу. Вопли Оукса «Нет! Нет, умоляю!» становились все тише, уплывая в коридор, и потерялись в рычании толпы.
   Подойдя к пульту, Льюис убрал досье с экрана и подключился к сенсору на верхнем ярусе, еще не заплетенному паутиной. Полыхнула огнеметная струя, прожигая дорожку в паутине там, где периметр пробили лучи вражеского резака. А через несколько мгновений на экране показался Оукс, который бежал, спотыкаясь, по смертоносному полю Пандоры.