Герритсен Тесс. Бешенство

   — Лучше вам найти ее, — проговорил водитель.
   — Хотите ее целиком? Или лимонными дольками?
   — Главное — живьем. Она нужна нам живая.
   — Живую труднее.
   — Десять. После получения.
   — Двадцать пять, половину сейчас, или идите на хер. — Роми потянулся к ручке двери.
   — Хорошо, двадцать пять.
   Роми развеселился. Эти люди и впрямь до жути напуганы, и все из-за дурочки Молли. Она не стоила двадцати пяти кусков. По скромному мнению Роми, она не стоила и двадцати пяти центов.
   — Так вы можете ее доставить?
   — Возможно.
   — Если не сможете, несколько наших инвесторов будут крайне огорчены. Так что найдите ее. — Блондин передал Роми конверт. — Будет больше.
   Заглянув внутрь, Роми увидел несколько пятидесятидолларовых купюр. Это уже что-то.
   Машина остановилась на углу Аптон и Тремонт-стрит — во владениях Роми. Ему совсем не улыбалось покидать уютный кожаный салон и вылезать на пронизывающий ветер. Он потряс конвертом.
   — Как насчет остального?
   — После получения. Вы ведь найдете ее?
   «Заговаривай ему зубы, — подбадривал себя Роми. — Пусть задача кажется сложнее, чем она есть на самом деле. Может, и цена подрастет».
   — Посмотрим, что можно сделать, — пообещал он, вылез из салона и проводил взглядом отъезжающий автомобиль. «Испугался. Как пить дать, испугался».
   Конверт был толстым и приятным на ощупь. Роми запихнул его в карман джинсов.
   «Прячься, Молли-Дуролли, — думал он. — Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать».
   Брайан провел ее внутрь и предложил бокал вина. Тоби впервые оказалась у него дома. Она волновалась — не из-за нетрадиционного состава семьи Брайана, объединявшей двух мужчин, которым хорошо жилось вместе. Скорее потому, подумала она, садясь на диван в гостиной, что ей никогда не приходилось общаться с Брайаном как с другом. Он заботился о маме, кормил и купал ее. В ответ каждые две недели Тоби выписывала ему чек. Дружба не входила в должностные обязанности.
   «И почему так? — спросила она себя, глядя, как Брайан стелит салфетку на журнальный столик и ставит перед ней бокал белого вина. — Почему вручение чека раз в две недели помешало дружеским отношениям?»
   Она сидела, потягивая вино и чувствуя себя виноватой из-за того, что никогда не пыталась сблизиться. Неловко было и оттого, что только сейчас, когда Брайан действительно был ей нужен, она догадалась к нему прийти.
   Он сел напротив. Шли минуты. Они пили вино, комкая влажные салфетки. Абажуры отбрасывали полукруглые тени на сводчатый потолок. На стене напротив Тоби висела фотография: Брайан и Ноэль стоят на песчаной косе, обняв друг друга за плечи. У них улыбки людей, умеющих радоваться жизни. Навык, так и не освоенный Тоби.
   — Думаю, вы в курсе, — заговорил Брайан. — Полиция Ньютона уже беседовала со мной.
   — Я назвала им твое имя. Думала, ты мог бы меня поддержать. Похоже, они считают меня исчадием ада. — Тоби опустила бокал и взглянула на Брайана. — Ты же знаешь, я бы никогда не ударила маму.
   — Я им так и сказал.
   — Как ты думаешь, они поверили?
   — Не знаю.
   — О чем они спрашивали?
   Брайан неторопливо глотнул, и Тоби поняла, что он тянет с ответом.
   — Они спрашивали насчет лекарств, — наконец сказал он. — Хотели знать, выписывались ли Элен какие-нибудь препараты. А еще насчет ожогов у нее на руках.
   — Ты объяснил им, что произошло?
   — Повторил несколько раз. Кажется, им не очень понравился мой ответ. Что происходит, Тоби?
   Она откинулась на спинку дивана и пригладила волосы обеими руками.
   — Это Джейн Нолан. Я не понимаю, зачем она это делает…
   — Что делает?
   — Я могу объяснить это только так. Джейн появляется в моем доме, как дар небес. Такая добрая, такая сообразительная. Само совершенство. Избавляет меня от всех хлопот. А потом все летит кувырком. Все. И Джейн заявляет полиции, что это моя вина. Такое впечатление, что она специально разрушила мою жизнь.
   — Тоби, это звучит очень странно…
   — Люди вообще странные. Они совершают безумные поступки, чтобы привлечь внимание. Я пытаюсь убедить полицию, что к ней надо присмотреться повнимательнее. И вообще стоит арестовать. Но они ничего не предпринимают.
   — Я не думаю, что нападки на Джейн Нолан в ваших интересах.
   — Это она нападает на меня. Она обвиняет меня в попытке покалечить маму. Зачем было звать полицию? Почему просто меня саму не спросить про ожоги? И зачем втягивать сюда Вики? Она же настроила против меня мою собственную сестру!
   — По какой причине?
   — Понятия не имею! Она сумасшедшая.
   По тому, как Брайан отвел глаза, Тоби поняла, что она сама выглядит спятившей, и ей самой требуется психиатрическая помощь.
   — Я снова и снова прокручиваю все это в голове, пытаясь понять, как такое случилось, — проговорила она. — Как я могла позволить такому случиться. Я недостаточно внимательно к ней присматривалась, а надо было.
   — Не взваливайте всю вину на себя, Тоби. Разве не Вики помогла вам сделать выбор?
   — Да, но она несколько поверхностно относится к этим вопросам. Об этом действительно должна была позаботиться я. Но после твоего ухода я была в панике. Ты дал мне так мало времени на поиски…
   Она умолкла, внезапно ей пришло в голову: «Вот почему Джейн появилась в моей жизни. Потому что ушел Брайан».
   — Я бы дал больше времени, — сказал он. — Но меня просили приступить к работе немедленно.
   — Брайан, а почему выбрали именно тебя?
   — Что?
   — Ты говорил, что не искал работу. Затем тебе вдруг делают предложение. Как это произошло?
   — Мне позвонили.
   — Кто?
   — Из дома престарелых «Две сосны». Им нужен был человек на арт-терапию. Они знали, что я работаю с пожилыми людьми. Знали, что я художник. Что я писал картины на продажу для трех галерей.
   — Откуда они узнали?
   Брайан пожал плечами:
   — Не знаю, наверное, кто-то вывел их на меня.
   «И увел у меня, — подумала Тоби. — Заставил меня судорожно искать замену».
   Когда Тоби вышла из дома Брайана, у нее появилось еще больше вопросов, чем было до этого.
   От него она поехала в больницу Спрингер проведать маму.
   Было десять вечера, и приемные часы уже закончились, но никто не остановил ее по пути в бокс. Лампы горели неярко, и Элен лежала в полумраке. Тоби подсела к постели, слушая шум аппарата искусственного дыхания. На осциллоскопе над кроватью зеленым неоном светилась линия сердечного ритма. В ногах кровати висела дощечка с зажимом для бумаг, куда медсестра вносила данные. Тоби дотянулась до нее и включила ночник, чтобы прочитать последние записи.
 
   «15.45: Кожа теплая, сухая; реакция на болевые раздражители отсутствует.
   17.15: Визит дочери Вики.
   19.03: Основные показатели стабильны; реакция отсутствует».
 
   Тоби перевернула страницу и прочла самую свежую запись:
 
   «20:30: лаборантка взяла кровь для анализа на содержание 7-дигидроксиварфарина».
 
   Тоби выскочила из бокса и подошла к посту.
   — Кто велел сделать этот анализ? — спросила она, показывая запись дежурному администратору. — На гидроксиварфарин?
   — Вы говорите о госпоже Харпер?
   — Да, о моей матери.
   Администратор вытащила из стойки медицинскую карту Элен и пролистала страницы.
   — Доктор Стейнглас.
   Тоби сняла трубку и набрала номер. Раздалось два гудка; не успел доктор Стейнглас ответить, как Тоби набросилась на него:
   — Боб, зачем вы назначили моей маме анализ на варфарин? У вас есть причины полагать, что ей давали кумадин? Или крысиный яд?
   — Это… все из-за синяков. И кровоизлияния в мозг. Я вам говорил, у нее чрезвычайно затянуто протромбиновое время…
   — Вчера вы сказали, что это может быть из-за воспалительного процесса в печени.
   — Нет, ПТ слишком велико. Гепатит не дал бы такого.
   — Но зачем варфарин? Она не принимала его.
   Последовало продолжительное молчание.
   — Меня попросили сделать этот анализ, — наконец признался Стейнглас.
   — Кто?
   — Полиция. Они велели мне позвонить медэксперту, посоветоваться. Он предложил сделать анализ на варфарин.
   — С кем вы говорили? Как зовут этого врача?
   — Доктор Дворак.
 
   Еще не до конца проснувшись, Дворак пытался в темноте на ощупь найти телефон. После четвертого звонка ему это все-таки удалось.
   — Алло!
   — Зачем, Дэн? Зачем вы это делаете?
   — Тоби?
   — Я думала, мы друзья. Теперь я вижу, что вы по другую сторону баррикад. Не понимаю, как я могла в вас ошибиться.
   — Послушайте меня, Тоби…
   — Нет, это вы меня послушайте! — Ее голос дрогнул. Вырвавшийся всхлип тут же был жестоко подавлен. — Я не причиняла вреда своей маме. Я не травила ее. И если кто ее бил, это была Джейн Нолан.
   — Никто не говорит, что вы поступали неправильно. Я этого не говорил.
   — Тогда почему вы не сказали мне, что проверяете ее кровь на варфарин? Почему это делается за моей спиной? Если вы считаете, что она отравлена, вы должны были обратиться в первую очередь ко мне. Сказать об этом мне. А не проводить анализы тайком.
   — Я пытался до вас дозвониться, чтобы объяснить, но вас не было дома.
   — Я была в больнице. Где же еще?
   — Ладно, наверное, мне следовало позвонить в Спрингер. Извините.
   — Одним извинением тут не отделаешься. Во всяком случае, когда вы действуете за моей спиной.
   — Да не так все было! Мне позвонил детектив Альпрен. Он сказал, что показатель свертываемости крови у вашей мамы аномальный. Спросил, отчего такое бывает и могу ли я поговорить об этом с врачом. Анализ на варфарин — всего лишь следующий логически оправданный шаг.
   — Логически! — Она горько рассмеялась. — Да, это очень в вашем духе.
   — Тоби, существует еще пяток причин ненормальной свертываемости крови. Анализ на варфарин — стандартная часть обследования в такой ситуации. Полиция спросила моего совета, я его дал. Это моя работа.
   Некоторое время она молчала и, судя по прерывистому дыханию, старалась не расплакаться.
   — Тоби!
   — Я полагаю, свидетельствовать против меня в суде — тоже часть вашей работы.
   — До этого не дойдет.
   — А если дойдет?
   — Господи, Тоби. — Он раздраженно вздохнул. — Я не намерен отвечать на этот вопрос.
   — Не беспокойтесь. Вы уже ответили, — проговорила она, вешая трубку.
 
   Глаза у детектива Альпрена были как у мартышки — живые, пытливые, они быстро подмечали мелкие детали. Он и сам, казалось, не мог оставаться на месте дольше минуты, ходил взад-вперед по лаборатории, а если не ходил, то переступал с ноги на ногу. Мертвое тело на столе совсем его не интересовало; он пришел повидаться с Двораком и сейчас нетерпеливо дожидался окончания вскрытия.
   Наконец Дворак выключил диктофон, и Альпрен спросил:
   — Теперь мы можем поговорить?
   — Валяйте, — разрешил Дворак, не поднимая глаз и продолжая разглядывать труп.
   На столе лежало тело молодого мужчины, его туловище было вскрыто от шеи до лобка и опустошено. «Внутри мы все одинаковы, — думал доктор, глядя на выпотрошенное тело. — Одинаковые наборы органов, упакованные в кожную оболочку разных оттенков». Взяв иголку и хирургическую нить, Дворак стал зашивать полость крупными стежками. Изящество тут не обязательно, это просто для порядка — подготовка тела к перевозке в морг. Этой работой обычно занимается Лиза.
   Альпрен, которого совершенно не смущало столь неприятное зрелище, подошел к столу.
   — Пришли результаты анализа, — сообщил он. — Как вы там его называли?
   — Высокоэффективная жидкостная хроматография.
   — Ага. Ну, так вот. Мне только что звонил лаборант из больницы. Результат положительный.
   Дворак на миг застыл. Сделав над собой усилие, он продолжил накладывать стежки. «Интересно, Альпрен это заметил?» — пронеслось в его голове.
   — И что это значит?
   Дворак продолжал сосредоточенно трудиться, не поднимая глаз.
   — Это тест на присутствие 7-гидроксиварфарина.
   — И что это?
   — Одна из производных варфарина.
   — И что это?
   Дворак завязал узелок и взял другую нитку.
   — Лекарство, изменяющее свертываемость крови. Оно может приводить к повышенной кровоточивости. Обширным кровоизлияниям.
   — Например, в мозг? Как у госпожи Харпер?
   Дворак помедлил.
   — Да. Это может также объяснить синяки у нее на ногах.
   — Значит, вот почему вы предложили этот анализ?
   — Доктор Стейнглас говорил мне об аномальном протромбиновом времени. Отравление варфарином — это дифференциальный диагноз.
   Альпрен деловито записывал услышанное, одновременно задавая следующий вопрос:
   — А откуда его берут, этот варфарин?
   — Он содержится в некоторых видах крысиного яда.
   — Чтобы они умирали от кровопотери?
   — Требуется некоторое время, чтобы достичь эффекта. Но в конце концов у них случается внутреннее кровоизлияние.
   — Очаровательная картина. Откуда еще можно взять варфарин? И снова Дворак не спешил с ответом. Ему не хотелось продолжать этот разговор, не хотелось размышлять о причинах.
   — Он входит в состав лекарства, которое называется кумадин и продается по рецепту. Используется для разжижения крови.
   — Выдается только по рецепту?
   — Да.
   — Значит, должен быть врач, который его выпишет, и аптека, где его выдадут.
   — Верно.
   Ручка забегала по бумаге еще быстрее.
   — Значит, надо проработать еще и это.
   — Что?
   — Местные аптеки. Кто приходил к ним с рецептами на кумадин, а также имена врачей, его назначавших.
   — Это довольно распространенное назначение. Множество врачей выписывают этот препарат.
   — А я ищу совершенно определенное имя. Доктор Харпер.
   Дворак опустил иглодержатель и посмотрел на Альпрена.
   — Почему вы сосредоточились только на ней? А как насчет сиделки ее матери?
   — У Джейн Нолан безупречный послужной список. Мы проверяли три места ее прежней работы. И не забывайте, это она позвонила нам и подняла вопрос о жестоком обращении.
   — Возможно, чтобы прикрыть собственную задницу.
   — Взгляните на это с позиции доктора Харпер. Она симпатичная женщина, однако у нее нет ни мужа, ни собственной семьи. Возможно, она даже ни с кем не встречается. Она прикована к пожилой слабоумной матери, которая никак не хочет на тот свет. Затем у нее начинаются неприятности на работе, и стресс возрастает.
   — И приводит к попытке убийства? — Дворак покачал головой.
   — Правило номер один: прежде всего ищи в семье.
   Дворак завязал последний узелок и отрезал нитку. Посмотрев на зашитое тело, Альпрен с отвращением фыркнул:
   — Боже! Настоящий Франкенштейн.
   — Это будет под костюмом. Даже нищему позволено достойно выглядеть в гробу. — Дворак снял халат и перчатки и пошел к раковине мыть руки. — А как насчет случайного отравления? У ее матери был Альцгеймер. Неизвестно, что она могла запихнуть себе в рот. В доме мог быть крысиный яд.
   — Который дочь могла преднамеренно оставить так, чтобы мать его нашла. Правильно.
   Дворак продолжал мыть руки.
   — Интересно, что доктор Харпер отказывается говорить со мной без своего адвоката, — заметил Альпрен.
   — В этом нет ничего подозрительного. Вполне разумно.
   — Да, только это заставляет задуматься.
   Дворак вытер руки, не глядя на Альпрена, не смея взглянуть на него. «Я не должен комментировать его расследование, — думал Дворак. — Я недостаточно посвящен. И мне совсем не хочется выстраивать дело против Тоби Харпер». Хотя этим-то ему и придется заниматься, этого требует его работа. Проверять улики. Делать логические выводы.
   Ему не нравилось то, о чем свидетельствовали улики.
   Пожилая женщина явно была отравлена, но произошло это случайно или преднамеренно, определить невозможно. Дворак не верил, что в этом виновата Тоби. Или просто отказывался верить? Неужели он утратил объективность только потому, что она была ему симпатична?
   Прошлым вечером он боролся с искушением перезвонить ей. Он дважды брался за трубку, но затем снова клал ее, напоминая себе, что не может обсуждать улики с вероятным подозреваемым. Сегодня утром она сама пыталась дозвониться ему. Он отгородился секретаршей, попросил заворачивать все звонки Тоби. Ему было противно, однако выбора не оставалось. Как ни была уязвима и беззащитна сейчас Тоби, он не мог предложить ей утешение.
   После ухода Альпрена Дворак вернулся в лабораторию. Коробки с препаратами были сложены на столе и ожидали описания. Эту тихую одинокую работу Дворак любил. Он целый час сидел, склонившись над микроскопом, отгородившись от всего мира. Тишину нарушало только позвякивание стекол. Отшельник в своей келье, отгородившийся от всего света. Обычно ему нравилось работать в уединении, но сегодня он чувствовал себя несчастным и разбитым и не мог сосредоточиться.
   Он посмотрел на свой палец, где остался крошечный шрам от лезвия скальпеля. Напоминание о том, что и он смертен, что мелкие на первый взгляд события могут привести к катастрофе. Можно не вовремя спуститься с тротуара. Сесть не на тот самолет. Перед сном выкурить в постели сигарету. Призрак смерти постоянно следит за нами, все время ждет своего часа. Дворак смотрел на шрам и представлял, как распадаются его нейроны, доведенные до самоубийства полчищами чужеродных прионов.
   И ничего нельзя поделать — только сидеть и ждать появления симптомов. Год, от силы два. А потом наступит освобождение. Жизнь снова к нему вернется.
   Он закрыл коробку со стеклами и уставился на пустую стену перед собой. «А когда вообще у меня была настоящая жизнь?»
   Дворак задумался, не слишком ли поздно начать ее.
   Ему сорок пять, бывшая жена счастливо вышла замуж, единственный сын уже начал обретать самостоятельность. Последний отпуск шесть месяцев назад Дворак провел один, путешествуя по Ирландии, от паба к пабу, наслаждаясь случайными знакомствами, впрочем, короткими и поверхностными. Он не считал, что испытывает потребность в компании до тех пор, пока однажды не заехал в какую-то деревушку на западе страны и не обнаружил, что единственный местный паб закрыт. Стоя на пустынной дороге в незнакомом населенном пункте, он испытал такое неожиданное и глубокое отчаяние, что забрался в машину и махнул прямиком в Дублин.
   И сейчас, пялясь на пустую стену, он ощущал приближение такого же отчаяния.
   Зажужжал интерком. Дворак вскочил и схватил трубку.
   — Да!
   — Вам звонят сразу двое. На первой линии Тоби Харпер. Хотите, чтобы я снова ее отправила?
   Ему потребовалась вся сила воли, чтобы сказать:
   — Передайте, что я не могу ответить. И неизвестно, когда смогу.
   — Другой звонок от детектива Шиэна, по второй линии.
   Дворак нажал на кнопку второй линии.
   — Рой?
   — У нас есть еще кое-что по этому мертвому ребенку. Или как его там назвать, — сообщил Шиэн. — Вы помните ту девушку, которая вызвала «скорую»?
   — Молли Пикер?
   — Да. Мы нашли ее.

17

   — Извините, но доктор Дворак не может сейчас ответить.
   Тоби повесила трубку и расстроенно взглянула на часы. Она целый день пыталась дозвониться Дэниелу, но все ее звонки отклонялись. Она знала, что полиция готовит какое-то дело против нее и, если бы ей удалось поговорить с Двораком, Тоби смогла бы убедить его по-дружески рассказать об уликах.
   Но он не хотел отвечать на ее звонки.
   Отойдя от поста медсестер, она приблизилась к боксу, где лежала мама. Тоби стояла у окошка, наблюдая за тем, как поднимается и опускается грудная клетка Элен. Кома развивалась, и у пациентки уже не было самопроизвольного дыхания. Последняя томография показала новое кровоизлияние, и вставал вопрос о кровоизлиянии в варолиев мост. Возле кровати, устанавливая капельницу, хлопотала медсестра. Почувствовав взгляд, она обернулась и увидела Тоби. А потом снова отвернулась — чересчур поспешно. Сестра как будто не узнала ее и даже не удостоила кивка — эти факты говорили сами за себя. Служащие больше не доверяли Тоби. Никто не доверял.
   Она вышла из больницы и села в машину, но мотор заводить не стала. Она не знала, куда ехать. О доме даже и речи быть не могло — слишком тихо, слишком пусто. Четыре часа — слишком рано для ужина, даже если бы у нее был аппетит. Сбитый суточный ритм все еще давал о себе знать, несмотря на попытку перейти на дневное расписание, и Тоби не могла сказать заранее, когда проснется голод или навалится усталость. Единственное, что она знала наверняка, — в голове у нее туман, и все идет наперекосяк. Вся ее жизнь, так хорошо организованная, теперь полностью и безвозвратно рухнула.
   Тоби открыла сумочку и достала резюме Джейн Нолан. Она все время таскала его с собой, собираясь обзвонить всех четырех прежних нанимателей Джейн, порасспрашивать их — может, они проговорятся, что их «превосходная» сиделка не такое уж совершенство. Она уже поговорила по телефону с тремя директорами домов престарелых, и все давали Джейн блестящие оценки.
   «Пусть их она обдурила. Но я-то знаю правду».
   Единственный работодатель, с кем она еще не говорила, — дом престарелых «Уэйсайд», расположенный всего в нескольких километрах отсюда.
   Она завела машину.
 
   — Мы бы с распростертыми объятиями приняли Джейн обратно, — заверила главная медсестра Дорис Мэйкон. — Из всех наших служащих пациенты любили ее больше всего.
   В доме престарелых «Уэйсайд» было время ужина, и тележки с едой только что прогремели в столовую. Пациенты с различным состоянием сознания сидели за четырьмя длинными столами и почти не разговаривали. Слышны были только голоса сестер, разносивших подносы: «Вот ваш ужин, дорогая. Вам помочь завязать салфетку? Давайте-ка я нарежу вам мясо…»
   Дорис оглядела седоголовое собрание и пояснила:
   — Они так привязываются к некоторым сестрам. Знакомый голос, приветливое лицо — это для них все. Когда сестра уходит, некоторые из наших пациентов буквально облачаются в траур. Ни у кого из них нет семьи, так что мы становимся для них родными.
   — Значит, с Джейн они ладили.
   — Абсолютно. Если вы думаете нанимать ее, вам просто посчастливилось. Мы очень жалели, что она ушла от нас ради работы в «Оркутте».
   — «Оркутт»? Этого нет у нее в резюме.
   — Я знаю, что она проработала у них по крайней мере год, после того как ушла от нас.
   Тоби развернула листок с резюме.
   — Этого здесь нет. После вас тут указан дом престарелых «Гарден-Гров».
   — А, это часть сети «Оркутт». Группа пансионов, принадлежащих одной корпорации. Если вы работаете в «Оркутте», вас могут распределить в одно из их учреждений.
   — А сколько их?
   — Может, с десяток? Точно не знаю. Но они — одни из наших главных конкурентов.
   «"Оркутт", — подумала Тоби. — Почему это название кажется знакомым?»
   — Я не знала, что Джейн вернулась в Массачусетс искать работу, — проговорила Дорис. — Жаль, что она не позвонила нам.
   Тоби перевела взгляд на главную медсестру.
   — Она уезжала из штата?
   — Несколько месяцев назад. Она прислала открытку из Аризоны, писала, что выходит замуж. И не работает. Это последние новости, которые дошли до нас. Видимо, она вернулась. — Дорис посмотрела на Тоби с любопытством: — Если вы собираетесь ее нанять, почему бы не спросить ее саму? Она пояснит резюме.
   — Я просто хочу подстраховаться, — солгала Тоби. — Я хочу взять ее, но что-то меня беспокоит. Это из-за мамы, она-то не может о себе позаботиться. Приходится осторожничать.
   — Ну, за Джейн я могу ручаться. Она потрясающе внимательна к пациентам. — Дорис подошла к одному из столов и положила руку на плечо одной из старушек. — Мириам, дорогая, ты ведь помнишь Джейн, верно?
   Женщина улыбнулась, поднеся ложку картофельного пюре к беззубым деснам:
   — Она возвращается?
   — Нет, дорогая. Я просто хочу, чтобы ты сказала этой даме, нравилась ли тебе Джейн.
   — Я люблю Джени. Она так давно не приходила ко мне.
   — Милая, она же уехала.
   — И малышка! Интересно, она ведь уже выросла. Скажите ей, чтобы возвращалась.
   Дорис выпрямилась и посмотрела на Тоби:
   — Я бы назвала это прекрасной рекомендацией.
   Вернувшись в машину, Тоби некоторое время разочарованно глазела на торпеду. Почему никто не разглядел истину? Бывшие пациенты Джейн любят ее. Бывшие работодатели тоже. Она прекрасная женщина, просто святая.
   «А я стала дьяволом».
   Она потянулась к зажиганию и уже готова была повернуть ключ, но тут вдруг вспомнила, где слышала название «Оркутт».
   От Роби Брэйса. В тот вечер, в архиве Казаркина Холма, он сказал, что в их здании располагается центральное хранилище документов всех остальных домов престарелых компании «Оркутт».
   Тоби вылезла из машины и пошла обратно.
   Дорис Мэйкон нашлась на сестринском посту — разбирала листки с назначениями. Она явно удивилась, снова увидев Тоби.
   — У меня еще вопрос, — сказала Тоби. — Та женщина в столовой. Она говорила про ребенка. У Джейн был ребенок?
   — Дочка. А что?
   — Она ни разу не упоминала о… — Тоби замолчала, мысли разбегались в разные стороны.
   Неужели с тех пор ребенок умер? И был ли он вообще? Или Джейн просто не стала признаваться, что у нее есть дочь? Дорис озадаченно посмотрела на Тоби.
   — Простите, а это имеет отношение к вопросам трудоустройства?
   «Почему Джейн никогда не говорила о ребенке?»
   Внезапно Тоби осенило:
   — Как она выглядит?
   — А разве вы с ней не беседовали? Вы же сами ее видели…