Страница:
Видимо, эта же мысль мелькнула и у стражника:
– А мы не прохлопаем этого… который из-за Грани припрется?
– Злодей уже в тюрьме сидит, – лениво отозвался Унсай. – А караулы пока не сняли на всякий случай… а может, король про них попросту забыл.
– А ты? Ты ж теперь за Главу Гильдии?
– Может, и сниму, когда смена придет. А пока отдохну немножко, я же тебе гово…
Фраза оборвалась на полуслове. Унсай мгновенно насторожился, напрягся, плавно обернулся. Недоумевающий стражник проследил взгляд напарника.
С другого конца поляны двух дозорных с интересом разглядывал громадный волк.
Люди сами не заметили, как очутились на ногах, разом выхватили мечи. Унсай сделал движение в сторону лежащих чуть поодаль арбалетов. Но волк успел первым. Он прыгнул в сторону людей и замер в опасной близости от них: мечом не достанешь, а любое движение к арбалетам зверь мог расценить как нападение.
Было что-то неестественное и наглое в том, как спокойно, уверенно стоял в солнечных лучах этот ночной хищник. Не пытался затаиться, не прятал себя от взглядов…
За спинами ошарашенных караульных бесшумно раздвинулись ветви. Тоненькая смуглая девочка тихо пробежала по краю поляны и нырнула в орешник, за которым начинался овраг, ведущий к Воротам.
Ни стражник, ни даже Унсай не заметили появления девочки: их внимание было приковано к странному зверю.
– Они летом не нападают… – пробормотал стражник.
– Ты это мне говоришь или ему? – хмыкнул Унсай.
В этот миг за спинами караульных возник белобрысый паренек, пробежал краем поляны и шмыгнул в орешник – туда же, где только что скрылась девушка.
Шенги мог бы гордиться учениками: он дейст-вительно научил их тихо двигаться по лесу. Унсай, матерый Охотник, все же почувствовал неладное и быстро оглянулся, но успел лишь заметить, как качнулась ветка.
– Зверь, похоже, тут не один, – процедил Унсай сквозь зубы. – Не обходят ли нас со всех сторон?
– Может, запустить чем в эту тварь? – шепнул стражник.
– Не советую, – буркнул Унсай и возвысил го-лос: – Эй ты, серая морда… шел бы отсюда, а?
Волк, оскалившись, негромко зарычал в ответ. А за– тем, раздвинув грудью пышно разросшийся кипрей, по широкой дуге обогнул караульных и исчез в орешнике.
Стражник нервно хихикнул.
– А ведь он, сволочь блохастая, к Воротам по-пер! – злорадно ухмыльнулся Унсай. – Во удивится, волчара наглый, когда вывалится в чужой мир! Чтоб его там дракон сожрал!
– Сейчас, сейчас угощу… вот кружечки, вот… и вино хорошее, не наррабанское, правда… знал бы заранее, что такой гость будет, раздобыл бы наррабанского…
Чулан, судя по всему, не впервые служил кабинетом для тайных переговоров. Гость удобно устроился на небольшом бочонке, а другая бочка, побольше, сошла за стол. Хозяин приткнулся на ящике по ту сторону «стола», но не мог усидеть на месте – все время вскакивал, плюхая на круглое пыльное донце то круг колбасы, то две щербатые глиняные кружки, в которые тут же хлынула ароматная красная струя.
Шенги без особого интереса наблюдал за суетящимся кабатчиком. Напрягся было, когда Ярвитуш ухватился за воткнутый в деревянную подставку нож и начал пластать кабаний окорок. Но тут же Охотник успокоился: не хватит духу у этого прохвоста наброситься на Совиную Лапу. Даже с ножом.
– Наррабанского, говоришь, нету? – переспросил Шенги вежливо. – Жаль, я как раз его люблю. Что ж ты не догадался мне в тюрьму прислать с Блохой кув– шинчик?
Нож дрогнул в руке кабатчика. Ярвитуш с досадой обернулся:
– А всё бабы, мерзавки! Эта дрянь, с которой я сплю… она Блохе родная сестрица! Прилипла: пристрой, мол, братика к делу! Ну, я и решил дать ему работенку попроще… – Тут голос хозяина зазве– нел радушием. – Да ты пей, пей, колбаской закусывай!
«С чего ты вдруг таким любезным сделался? – подозрительно покосился на хозяина Шенги. – Не отравить ли вздумал? Наливал из одного кувшина… но ведь мог в кружку чего-нибудь кинуть, а потом уж туда – вина…»
Поднял кружку к губам, сделал вид, что глотнул, – и поймал поверх кружки настороженный, жадно выжидающий взгляд.
– Пилки не найдется? – поинтересовался Шен-ги. – Такой, чтоб по железу, а то у меня на левой руке сразу два украшения.
И тряхнул рукой, где на запястье, ниже гильдейского знака, чернел браслет цепи.
Кабатчик вопросу не удивился – не впервой было выручать посетителей из такой беды. Нагнулся, вытащил из-под нижней полки узкую стальную пилку, протянул гостю. Тот взял пилку, оглядел, кивнул, но возиться с железом пока не стал – продолжил беседу:
– А я-то удивился, что по мою душу такого мозгляка послали. Думал, совсем меня Жабье Рыло не уважает!
– Мало того, что дела не сделал, так еще и языком бренчал, сопляк? – досадливо крякнул кабатчик.
Шенги благодушно кивнул, покачивая в ладонях кружку – большую, глиняную, облитую снаружи желтой глазурью. Вино было налито до половины, и багровая «волна» привольно гуляла по кружке, взлетая до краев.
Внезапно ладонь Шенги дрогнула, глаза едва приметно расширились. Потому что ароматная волна оставила на ноздреватой глине лепесток. Он распластался по стенке кружки – маленький, полупрозрачный, овальный, по краю словно срезанный наискось…
«Не может быть… Говорушка?!»
Охотнику хватило выдержки скрыть смятение. Он начал рассказывать о визите Блохи в тюрем– ную камеру. Ярвитуш сочувственно хмыкал. Со стороны – ну, просто беседа старых добрых приятелей!
Но рассказ не отвлекал Шенги от напряженных мыслей.
«Откуда у паршивого торговца краденым говорушка? Каждый венчик стоит столько, что можно построить каменный дом! Купить цветок Ярвитуш не мог, пупок бы развязался от натуги… да и Гильдия не торгует с кем попало. Вот разве что… на пирушке Джарина говорила, что у нее недавно украли суму с добычей. Не было ли там говорушки?»
Охотник поднял кружку к лицу и сделал вид, что пьет.
«Ладно, не о том думаю. Главное – почему Ярвитуш потратил такое богатство на меня? Что ему от меня нужно?»
Шенги оборвал на середине фразы рассказ о злоключениях Блохи. Откинулся к стене, поставил кружку на стол, блаженно расслабился, дал рукам обвиснуть вдоль тела. Заулыбался по-детски:
– А хорошо у тебя тут… очень, очень уютно!
Ярвитуш коршуном дернулся вперед, вонзил в гостя взор:
– Сердишься на меня за Блоху?
– Я? – изумился Шенги. – На тебя? Да ты же хороший человек!
Актер из Охотника был никудышный. Никого из бывалых собратьев по ремеслу он бы не обманул. Но кабатчик ни разу не имел дела с человеком, отведавшим говорушки, и действие редкого цветка знал лишь с чужих слов.
– Я-то хороший, – вкрадчиво сказал он. – А ты, говорят, богатый?
– А Охотники бедными и не бывают! – глуповато хохотнул Шенги.
Кабатчик глядел ему в рот, словно боясь, что хоть одно слово жертвы упадет на пол и затеряется в пыльной щели меж бочками.
– Ведь и тратишь не так чтоб много, – долбил кабатчик в ту же точку. – Захоронки, небось, есть?
«Вот из-за чего ты стараешься! – умилился про себя Шенги. – Какие же слухи ходят по Гурлиану о моих кладах, если ты для меня говорушку не пожалел?!»
– А как же! – азартно подхватил он вслух. – В Из– дагмире два потайных местечка да в Аргосмире одно. Причем такое, что тех двух стоит…
Игра увлекла Шенги. Напряжение ушло, отодвинулась опасность, которая могла нагрянуть в любой момент. До чего же забавно выглядел долговязый кабатчик – с раскрывшимся от жадности ртом, со смешно наморщенным носом!
– Какое местечко? Где? – торопил Ярвитуш собеседника.
– Такое местечко, что только держись! – хвастливо сообщил Охотник. – У меня там шкатулочка, да не пустая, а…
Внезапно замолчал, прислушался – и улыбнулся еще счастливее:
– Там стража пришла! Слышишь, Ярвитуш? Позови их, веселее беседа будет!
Кабатчик кошачьим прыжком метнулся к двери. Отодвинул узенькую дощечку, выглянул в щель – и, успокоенный, обернулся к гостю:
– Померещилось тебе! Нету никакой стражи!
«Сколько же в „Акульем плавнике“ секретов! – веселился Шенги. – В стене тайник, в двери глазок, а под ногами небось лаз в подпол…»
За те мгновения, что хозяин отвернулся, Охотник успел поменять местами кружки.
Ярвитуш вновь сел на бочонок и вернулся к увле-кательному разговору:
– Говоришь, и в Аргосмире есть захоронка? Небось золотом доверху набита?
– Золото? Ха!.. – продолжал Охотник ломать комедию. – Бывает что и поценнее… слыхал про «черные градины»?
Про «черные градины» кабатчик явно слыхал. Так качнулся в сторону собеседника – чуть с бочонка не свалился. А Шенги резко сменил тему:
– Жаль, что стражники не пришли. Они тоже хорошие люди… а приходится бегать, искать меня… Посидели бы вместе, выпили… хоть ты со мною выпей, Ярвитуш!
– Выпью, выпью, – торопливо согласился хозяин и сделал большой глоток из кружки. – Так что ты говорил про «черные градины»?
– Что на них не купишь счастья. Вот я из тюрьмы бежал – и никто мне не рад. Даже ты со мной пить не хочешь…
– Пью я, пью! – Кабатчик в два глотка выхлебал вино. – Что рассказать-то хочешь?
– Много чего, – усмехнулся Шенги. – Мы, Охотники, любим поговорить. Как начнем – не остановишь!
Ярвитуш бросил на собеседника подозрительный взгляд: усмешка показалась ему недостаточно простодушной. Однако жадность взяла верх над осторожностью:
– Ты вроде про свою захоронку начал…
– Про такое, – веско сказал Шенги, – рассказывают только самым близким друзьям. Мы ведь друзья, верно?
Охотник, почти не притворяясь уже, глядел, как обмякало, становилось по-детски доверчивым лицо кабатчика, как маслено заблестели его глаза.
– Друзья, – согласился Ярвитуш, еще не потеряв нить разговора. – Ой, друзья! Вот ты мне и расскажи про…
– И не первый день друзья! – перебил его Шенги. – В детстве лупили друг друга.
– Лупили? Я?! Такого славного парня?
«Быстро же тебя разобрало!» – злорадно подумал Шенги, а вслух сказал:
– Ты меня и сейчас обижаешь. Вот скажи: с какой стати вам с Жабьим Рылом понадобилось меня убивать?
– Это не нам! – поспешил Ярвитуш отклонить обвинение. – Нам не надо! Нам просто заплачено было!
Охотник взял пилку и начал спиливать заклепку с железного кольца на левой руке. Не прекращая работы, спросил:
– Заплачено? Кем?
Кабатчик счастливо заулыбался и положил ладони на днище бочки. Блаженная рожа сияла предчувствием того, как он будет рассказывать этому чудесному, замечательному Охотнику все, о чем тому интересно будет услышать!..
Нургидан вывалился из ворот в волчьем обличье, но в тот миг, когда все трое завершили свой путь кувырком по склону, на опушке сквозного леска очутились уже три человека.
Ни Дайру, ни Нитха не заметили, в какой миг волчья шерсть в их пальцах превратилась в ворот рубахи. Не до того им было, шеи бы не свернуть!
Складка сдвинулась, и вместо широких земляных «ступенек» подростков встретила крутобокая гора и живая колючая «терка» под ногами.
– Целы? – голосом заботливого командира поинтересовался Нургидан и сделал движение, чтобы подняться.
– Лежи! – взвизгнула Нитха.
Нургидан подчинился. Лежа вытянул меч из ножен, зашарил глазами: где опасность?
– Думаешь, «поющий цветок»? – огляделся Дайру. – Похоже на то…
Вдоль опушки на одинаковом расстоянии друг от друга красовались аккуратные крепкие стволики в человеческий рост. Каждый был увенчан громадным серо-белым цветком с мясистыми лепестками. Цветки были обрамлены пучком широких листьев. Вдоль стволиков бессильно свисали длинные, гибкие, как лианы, ветки.
– Да ну? – усомнился Нургидан. – А чего ж тогда они молчат? Может, ложные? Мы с таким шумом въехали – а они и не проснулись!
– Может, и ложные, – кивнул Дайру.
Будто отозвавшись на его слова, ближние деревца дрогнули, лепестки цветков зашевелились. В воздухе возникло жужжание, оно становилось громче и громче.
Ученики Охотника прижались к земле – и вовремя. Ветви, до сих пор свисавшие вдоль стволов, поднялись, потянулись в их сторону, зашарили в воздухе. Жужжащая мелодия тревожно вибрировала, словно направляя слепые ветви, подсказывая им, где искать добычу.
Не вставая, Нургидан извлек из ножен меч. Почуяв движение, ветви устремились к нему – хищные, усаженные крючковатыми шипами.
Меч метнулся снизу вверх навстречу – и отсеченная ветвь упала на землю. Нитха азартно вскрикнула, Дайру завистливо хмыкнул: гибкую, подвижную ветку непросто было срубить мечом, а уж лежа-то…
Зло оскалившись, Нургидан поднялся на левом локте и так же ловко разделался еще с двумя шипастыми ветками.
– Уходим ползком, между опушкой и склоном, – приказал он, как всегда командовал в опасной ситуации. И напарники повиновались ему.
Вслед молодым Охотникам летела заунывная, завораживающая песня хищного леса. Песня, которой деревья подманивают животных, чтобы разорвать их в клочья и удобрить кровью почву у корней.
Миновав «поющие цветы», подростки поднялись на ноги, отряхнули грязь с одежды, а Нитха с чувст-вом показала лесу язык.
– Крепко сдвинулась складка! – оценил Дайру и попытался сориентироваться: – Нам сейчас идти… нам идти… ох, чтоб мне в Бездну брякнуться! Это что же – назад, в лес?
– Прорубимся, – легкомысленно отозвался Нургидан. Он даже не пытался прикинуть, как лежат соседние складки. Зачем? Друзья рядом, они во всем разберутся.
– В лес? – удивилась Нитха. – Ты там что-то обронил?
– Ну, как же! Шум от складки катится с той стороны, совсем рядом. Громкий, с рокотом, как эхо. Значит, там море, не лезть же туда! На гору карабкаться – опять в Ворота выпасть. Значит, остается лес – вон какой подковой вокруг горы… – Дайру поймал насмешливый взгляд карих наррабанских глазищ – и скис, потерял уверенность: – Я чего-то намудрил, да?
– Ничего страшного, размудрим обратно! – дружески откликнулась Нитха. – Звук и впрямь громкий, двойной, но это не шум прибоя, это еще одна складочка голос подает, а значит, за гранью, с наветренной стороны, тянется тоненький такой коридорчик, обе его стенки нам хором поют… Вон на лужайке пара хохлатых кроликов травку щиплют, они зверушки чуткие, давно бы удрали, если бы угадали за складкой что-то совсем-совсем чужое. Ветром с той стороны бабочку принесло – а откуда над морем бабочка? Я, конечно, постою у складки, погляжу, проверю, но и так все ясно… А главное – ветер не пахнет морем!
– Не пахнет! – авторитетно подтвердил Нургидан. – Хватит бренчать, проводник! Тольку от тебя, как от хрустальной кувалды!
Дайру не обиделся, но сдачи все-таки дал:
– Ну, от тебя-то польза великая – на полянке перед двумя простофилями хвостом изволил повилять!
– Унсай – не простофиля! – вступилась девочка за будущего Главу Гильдии.
– И не двое их было, а трое! – вспомнил Нургидан. – Там еще один на дереве сидел…
Дайру и Нитха встревожились.
– Ой, нэни саи! – ахнула девочка. – Ты видел кого-то на дереве – и молчишь?
По правде сказать, Нургидан не придал большого значения своему недавнему открытию. Но волнение друзей передалось парнишке, он посерьезнел:
– Не видел, только запах учуял. А сразу не сказал, потому что сначала по склону кувырком, потом «поющие деревья»…
– Ты его узнал? – перебила Нитха.
– Не знаю… – Друзья редко видели Нургидана таким растерянным. – Знакомый запах, я его в первый раз учуял, когда у Лауруша был праздник. Помните, сколько народу собралось?
Нургидан на миг замолчал. Ну, как объяснить, что с ним происходит, когда на его по-звериному чуткий нос обрушивается лавина чужих запахов? Кажется, что стоишь посреди толпы незнакомых людей. Каждый норовит протискаться к тебе, дружески хлопнуть по плечу и назвать свое имя. И всех надо запомнить!
– А потом так же пахло, когда Охотники собрались вокруг Унсая, он им рассказывал про здоровье Лауруша, – неуверенно продолжил он. – От кого тот запах шел – сейчас не распутаешь. А только чудится мне, что это тот, рыжий, смуглый… ну, напарник Унсая…
– Фитиль?! – зло прищурился Дайру.
Избавившись от браслета, Шенги подкрепил– ся колбасой, окороком и вином, напомнив себе, что не ел со вчерашнего утра и что случай перекусить может представиться не скоро. Охотник жевал колбасу, не чувствуя вкуса еды и не ощущая боли в ободранном левом запястье – так взволновало его услышанное.
Наконец Шенги вышел из чулана, оставив хозяина дрыхнуть, и прошел через трапезную, сквозь строй враждебно-любопытных взглядов – этакий почтенный горожанин с темными секретами за душой: то ли приятель кабатчика, то ли заказчик преступления, то ли покупатель краденых драгоценностей.
Пялятся – ну и на здоровье. Напасть не посмеют, побоятся своего хозяина…
А за порогом Рыбачья слободка вновь навалилась на Охотника щелястыми боками высоких заборов, оглушила криком чаек, взбодрила запахом рыбы, водорослей, соли.
Шенги усмехнулся: по дороге сюда он ни разу не воспользовался помощью талисмана. Просто в голову не пришло. Все-таки это его родные края! Добрел кое-как на хваленом чутье всех Охотников, да и кипящая в душе злоба обострила память. Но теперь, осматриваясь, он понял, как изменились здешние места со времен его детства. И это понятно: за эти годы Рыбачью слободку не раз слизывали пожары. Но вновь и вновь берег обрастал бедняцкими халупами, как днище корабля обрастает ракушками.
Посмеиваясь над собой – вернулся на родимую сторонку! – Шенги сквозь рубаху прижал талисман к коже.
Ага, ясно. Зыбкие, едва определимые границы Рыбачьей слободки сдвинулись: ее потеснили Бродяжьи Чертоги, обиталище припортовой швали, где вольготно чувствовали себя воры, грабители, шулера и девки. Сам порт лежал севернее, там держали порядок грузчики, складские рабочие и контрабандисты. А между их злым, сплоченным, крепким мирком и старинным, сильным своим патриархальным укладом миром рыбаков приютился гнилой, вонючий мирок изгоев. Тех, кого не признавали ни «портовые», ни «рыбацкие». Страшнее была только Гиблая Балка, царство нищих. Там Шенги не был и, хвала Безликим, не собирался туда.
Четвертое приморское царство – верфи – лежало еще севернее Портовой бухты и отношения к Шенги сейчас не имело. А вот через Бродяжьи Чертоги Охотнику предстояло идти напрямик, если он хотел успеть на встречу с человеком, купившим его жизнь.
Что ж, напрямик так напрямик. Талисман выведет.
Грозные Бродяжьи Чертоги на поверку выглядели не так уж и страшно. Та же хитроумная путаница заборов, что и в Рыбачьей слободке. Всей и разницы, что здесь дома, обнесенные оградами, торчали реже, как зубы в полусгнившей челюсти. А меж ними на заросших травой пустырях стояли убогого вида хибары, явно сколоченные на скорую руку из всего, что удалось добыть. Вокруг хибар бурлила бездомная жизнь: стряпали что-то над кострами неопрятные тощие бабы с засаленными патлами, дрались и возились босоногие ребятишки, важно возлежали в лопухах мужчины, закинув руки за голову и глядя в небо. Все это было Охотнику памятно с детства и особо не взволновало.
Появление Шенги не осталось незамеченным. «Хозяйки» цепко глядели ему вслед, измызганные девицы громко интересовались, откуда здесь взялся такой раскрасавец и не хочет ли он малость отдохнуть. А ребятишки шумно совались к прохожему за милостыней. Шенги цыкал на них. Денег у беглого заключенного не было, но даже если бы и были… Бывший беспризорник знал, что если бросить этой голодной стае хоть медяк, весь дальнейший путь тебя будет преследовать галдящая, вопящая орава.
На ходу Шенги размышлял о том, что удалось выведать от размякшего кабатчика. Не так уж много, оказывается, знал Ярвитуш.
В торговле «жгучей тиной» были замешаны двое. Кабатчик знал только одного из них, а второго видел лишь издали и совершенно искренне принимал за Шенги. И счел разумным и правильным, что один из подельников решил угробить другого, спасая свою шкуру.
Ладно, с этим можно разобраться потом, а сейчас главное – не опоздать на встречу с заказчиком. Уж этого-то мерзавца Ярвитуш сдал с потрохами. И рассказал, как найти дом, куда негодяй принесет деньги за убийство.
Охотник замедлил шаг, огляделся. Еще раз тронул рукой талисман, проверяя дорогу. Опять накатила тревога, опять пробудилось чувство опасности, не раз спасавшее жизнь.
Может, стоило там, в тюрьме, взять у кого-нибудь из спящих стражников меч?
Нет. Правильно сделал, что не взял. И даже не в том дело, что незачем к побегу добавлять еще и кражу. Дело в самом мече.
Весь Аргосмир знает, что для «крысоловов» казна заказывает оружие у одного мастера. Этот средней руки ремесленник поставляет страже одинаковые мечи: дешевые кожаные ножны с простеньким тисненым узором, эфесы одинаковой формы… Весь город знает «крысоловьи ножички». Ни у одного вора не потянется рука за таким мечом: кому его продашь? И по улице не очень-то пройдешься с таким приметным оружием…
Шенги брел меж двух заборов. Узенькая улочка вильнула – и за поворотом Шенги увидел ожидавший его неприятный сюрприз.
Двое парней весьма потрепанного вида стояли, прислонившись к забору. Один – долговязый, тощий, угреватый – поигрывал обрывком ржавой цепи. Другой равнодушно покусывал былинку. Оружия видно не было, но Шенги поспорил бы на лепешку с медом, что у парня при себе либо нож, либо купеческая гирька-разновеска на веревочке. Вон рожа какая выразительная, с переломанной переносицей и шрамом наискосок по щеке…
Парни качнулись навстречу, отлепившись от забора. На молодых прыщавых рожах – спокойное удовлетворение. Дескать, наконец ты явился, а то мы ждем, ждем…
А ведь наверняка ждут! Должно быть, мелкие ребятишки махнули дворами напрямик, чтобы предупредить старших: бродит, мол, по нашим краям господин, один плащ чего стоит, а в кошельке небось золота, что в маковой коробочке зерен. Готовьте, мол, дорогому гостю встречу!
Но если это встреча, то путь назад должен быть отрезан…
Шенги оглянулся. Ну, правильно! Сзади с равнодушным видом топает рослый юнец, поигрывает дубинкой.
Те двое, что впереди, загородили дорогу. Шенги напролом не попер, остановился. На лице его было вежливое удивление: дескать, в чем дело, молодые люди, по какому случаю меня задерживают?
Будь на месте этих сопляков матерые уличные грабители, для которых важна лишь добыча, а беседа с путниками надоела хуже каторжной баланды, они бы сразу пустили в ход ножи. Ну, тогда и Шенги действовал бы расторопнее. А эти молокососы еще не чувствовали себя достаточно уверенно. Ни один не произнес ни слова: никто не хотел начинать первым. Усмехаясь про себя, Шенги понял: ожидается явление главаря.
И явление не заставило себя ждать.
Над бурым облезлым забором выросла, подобно большому яркому цветку, растрепанная башка на длинной жилистой шее. Бледная, вся в темных веснушках физиономия, обрамленная ярко-желты– ми патлами, глядела на мир цинично и брезгливо. Одно движение – и на заборе восседает… мальчишка, как показалось в первый миг Шенги… нет, юнец не младше тех, что ожидали Охотника в переулке. Только тощий и мелкий, почти карлик. И все же этот недокормыш явно верховодил в уличной компании.
Он и начал разговор – с фальшивой, наглой учтивостью, которая вызвала у его приятелей одобрительные смешки.
– Какая честь для Бродяжьих Чертогов! Каким неведомым ветром занесло в наши убогие края такого важного господина? Ну, мы просто не можем пропустить его дальше, не побеседовав. А то когда еще выпадет такой случай…
– Что ж не побеседовать? – с веселой готовностью отозвался Шенги. Краем глаза он приглядывал за здоровяком, который поигрывал дубинкой. Плечи широченные, а лицо младенческое, ясное, с простодушными глазами и наивной улыбкой. – О чем разговор пойдет?
Те двое, что впереди, переглянулись. Жертва вела себя неправильно. Не грозила, не трусила, не пыталась удрать.
А здоровяк все так же ухмылялся, похлопывая дубинкой по широченной ладони. Все происходящее явно было для него чем-то вроде балаганного представления.
Тот, что сидел на заборе, склонил лохматую голову, испытующе глядя на веселого прохожего. С чего бы прилично одетому человеку так дерзко себя вес-ти? Может быть, это крупный вор – и тогда они сваляли дурака, остановив его?
Шенги забавлялся, прикидывая, какие мысли вертятся под космами цвета соломы.
Наконец растрепанный вожак решил, что имеет дело с богачом, привыкшим полагаться на свой кошелек, или имя, или вес в обществе. Такой уверен, что с его особой ничего плохого случиться не может. И сейчас он будет очень удивлен…
– А мы не прохлопаем этого… который из-за Грани припрется?
– Злодей уже в тюрьме сидит, – лениво отозвался Унсай. – А караулы пока не сняли на всякий случай… а может, король про них попросту забыл.
– А ты? Ты ж теперь за Главу Гильдии?
– Может, и сниму, когда смена придет. А пока отдохну немножко, я же тебе гово…
Фраза оборвалась на полуслове. Унсай мгновенно насторожился, напрягся, плавно обернулся. Недоумевающий стражник проследил взгляд напарника.
С другого конца поляны двух дозорных с интересом разглядывал громадный волк.
Люди сами не заметили, как очутились на ногах, разом выхватили мечи. Унсай сделал движение в сторону лежащих чуть поодаль арбалетов. Но волк успел первым. Он прыгнул в сторону людей и замер в опасной близости от них: мечом не достанешь, а любое движение к арбалетам зверь мог расценить как нападение.
Было что-то неестественное и наглое в том, как спокойно, уверенно стоял в солнечных лучах этот ночной хищник. Не пытался затаиться, не прятал себя от взглядов…
За спинами ошарашенных караульных бесшумно раздвинулись ветви. Тоненькая смуглая девочка тихо пробежала по краю поляны и нырнула в орешник, за которым начинался овраг, ведущий к Воротам.
Ни стражник, ни даже Унсай не заметили появления девочки: их внимание было приковано к странному зверю.
– Они летом не нападают… – пробормотал стражник.
– Ты это мне говоришь или ему? – хмыкнул Унсай.
В этот миг за спинами караульных возник белобрысый паренек, пробежал краем поляны и шмыгнул в орешник – туда же, где только что скрылась девушка.
Шенги мог бы гордиться учениками: он дейст-вительно научил их тихо двигаться по лесу. Унсай, матерый Охотник, все же почувствовал неладное и быстро оглянулся, но успел лишь заметить, как качнулась ветка.
– Зверь, похоже, тут не один, – процедил Унсай сквозь зубы. – Не обходят ли нас со всех сторон?
– Может, запустить чем в эту тварь? – шепнул стражник.
– Не советую, – буркнул Унсай и возвысил го-лос: – Эй ты, серая морда… шел бы отсюда, а?
Волк, оскалившись, негромко зарычал в ответ. А за– тем, раздвинув грудью пышно разросшийся кипрей, по широкой дуге обогнул караульных и исчез в орешнике.
Стражник нервно хихикнул.
– А ведь он, сволочь блохастая, к Воротам по-пер! – злорадно ухмыльнулся Унсай. – Во удивится, волчара наглый, когда вывалится в чужой мир! Чтоб его там дракон сожрал!
* * *
Кабатчик Ярвитуш пришел в себя довольно быстро. Сказалась жизнь среди головорезов, готовых за медяк выпустить тебе кишки. Прохвост быстро понял, что Совиная Лапа не собирается немедленно, на этом самом месте стирать его в порошок за подосланного в камеру наемного убийцу. Поэтому он засуетился, шаря по полкам:– Сейчас, сейчас угощу… вот кружечки, вот… и вино хорошее, не наррабанское, правда… знал бы заранее, что такой гость будет, раздобыл бы наррабанского…
Чулан, судя по всему, не впервые служил кабинетом для тайных переговоров. Гость удобно устроился на небольшом бочонке, а другая бочка, побольше, сошла за стол. Хозяин приткнулся на ящике по ту сторону «стола», но не мог усидеть на месте – все время вскакивал, плюхая на круглое пыльное донце то круг колбасы, то две щербатые глиняные кружки, в которые тут же хлынула ароматная красная струя.
Шенги без особого интереса наблюдал за суетящимся кабатчиком. Напрягся было, когда Ярвитуш ухватился за воткнутый в деревянную подставку нож и начал пластать кабаний окорок. Но тут же Охотник успокоился: не хватит духу у этого прохвоста наброситься на Совиную Лапу. Даже с ножом.
– Наррабанского, говоришь, нету? – переспросил Шенги вежливо. – Жаль, я как раз его люблю. Что ж ты не догадался мне в тюрьму прислать с Блохой кув– шинчик?
Нож дрогнул в руке кабатчика. Ярвитуш с досадой обернулся:
– А всё бабы, мерзавки! Эта дрянь, с которой я сплю… она Блохе родная сестрица! Прилипла: пристрой, мол, братика к делу! Ну, я и решил дать ему работенку попроще… – Тут голос хозяина зазве– нел радушием. – Да ты пей, пей, колбаской закусывай!
«С чего ты вдруг таким любезным сделался? – подозрительно покосился на хозяина Шенги. – Не отравить ли вздумал? Наливал из одного кувшина… но ведь мог в кружку чего-нибудь кинуть, а потом уж туда – вина…»
Поднял кружку к губам, сделал вид, что глотнул, – и поймал поверх кружки настороженный, жадно выжидающий взгляд.
– Пилки не найдется? – поинтересовался Шен-ги. – Такой, чтоб по железу, а то у меня на левой руке сразу два украшения.
И тряхнул рукой, где на запястье, ниже гильдейского знака, чернел браслет цепи.
Кабатчик вопросу не удивился – не впервой было выручать посетителей из такой беды. Нагнулся, вытащил из-под нижней полки узкую стальную пилку, протянул гостю. Тот взял пилку, оглядел, кивнул, но возиться с железом пока не стал – продолжил беседу:
– А я-то удивился, что по мою душу такого мозгляка послали. Думал, совсем меня Жабье Рыло не уважает!
– Мало того, что дела не сделал, так еще и языком бренчал, сопляк? – досадливо крякнул кабатчик.
Шенги благодушно кивнул, покачивая в ладонях кружку – большую, глиняную, облитую снаружи желтой глазурью. Вино было налито до половины, и багровая «волна» привольно гуляла по кружке, взлетая до краев.
Внезапно ладонь Шенги дрогнула, глаза едва приметно расширились. Потому что ароматная волна оставила на ноздреватой глине лепесток. Он распластался по стенке кружки – маленький, полупрозрачный, овальный, по краю словно срезанный наискось…
«Не может быть… Говорушка?!»
Охотнику хватило выдержки скрыть смятение. Он начал рассказывать о визите Блохи в тюрем– ную камеру. Ярвитуш сочувственно хмыкал. Со стороны – ну, просто беседа старых добрых приятелей!
Но рассказ не отвлекал Шенги от напряженных мыслей.
«Откуда у паршивого торговца краденым говорушка? Каждый венчик стоит столько, что можно построить каменный дом! Купить цветок Ярвитуш не мог, пупок бы развязался от натуги… да и Гильдия не торгует с кем попало. Вот разве что… на пирушке Джарина говорила, что у нее недавно украли суму с добычей. Не было ли там говорушки?»
Охотник поднял кружку к лицу и сделал вид, что пьет.
«Ладно, не о том думаю. Главное – почему Ярвитуш потратил такое богатство на меня? Что ему от меня нужно?»
Шенги оборвал на середине фразы рассказ о злоключениях Блохи. Откинулся к стене, поставил кружку на стол, блаженно расслабился, дал рукам обвиснуть вдоль тела. Заулыбался по-детски:
– А хорошо у тебя тут… очень, очень уютно!
Ярвитуш коршуном дернулся вперед, вонзил в гостя взор:
– Сердишься на меня за Блоху?
– Я? – изумился Шенги. – На тебя? Да ты же хороший человек!
Актер из Охотника был никудышный. Никого из бывалых собратьев по ремеслу он бы не обманул. Но кабатчик ни разу не имел дела с человеком, отведавшим говорушки, и действие редкого цветка знал лишь с чужих слов.
– Я-то хороший, – вкрадчиво сказал он. – А ты, говорят, богатый?
– А Охотники бедными и не бывают! – глуповато хохотнул Шенги.
Кабатчик глядел ему в рот, словно боясь, что хоть одно слово жертвы упадет на пол и затеряется в пыльной щели меж бочками.
– Ведь и тратишь не так чтоб много, – долбил кабатчик в ту же точку. – Захоронки, небось, есть?
«Вот из-за чего ты стараешься! – умилился про себя Шенги. – Какие же слухи ходят по Гурлиану о моих кладах, если ты для меня говорушку не пожалел?!»
– А как же! – азартно подхватил он вслух. – В Из– дагмире два потайных местечка да в Аргосмире одно. Причем такое, что тех двух стоит…
Игра увлекла Шенги. Напряжение ушло, отодвинулась опасность, которая могла нагрянуть в любой момент. До чего же забавно выглядел долговязый кабатчик – с раскрывшимся от жадности ртом, со смешно наморщенным носом!
– Какое местечко? Где? – торопил Ярвитуш собеседника.
– Такое местечко, что только держись! – хвастливо сообщил Охотник. – У меня там шкатулочка, да не пустая, а…
Внезапно замолчал, прислушался – и улыбнулся еще счастливее:
– Там стража пришла! Слышишь, Ярвитуш? Позови их, веселее беседа будет!
Кабатчик кошачьим прыжком метнулся к двери. Отодвинул узенькую дощечку, выглянул в щель – и, успокоенный, обернулся к гостю:
– Померещилось тебе! Нету никакой стражи!
«Сколько же в „Акульем плавнике“ секретов! – веселился Шенги. – В стене тайник, в двери глазок, а под ногами небось лаз в подпол…»
За те мгновения, что хозяин отвернулся, Охотник успел поменять местами кружки.
Ярвитуш вновь сел на бочонок и вернулся к увле-кательному разговору:
– Говоришь, и в Аргосмире есть захоронка? Небось золотом доверху набита?
– Золото? Ха!.. – продолжал Охотник ломать комедию. – Бывает что и поценнее… слыхал про «черные градины»?
Про «черные градины» кабатчик явно слыхал. Так качнулся в сторону собеседника – чуть с бочонка не свалился. А Шенги резко сменил тему:
– Жаль, что стражники не пришли. Они тоже хорошие люди… а приходится бегать, искать меня… Посидели бы вместе, выпили… хоть ты со мною выпей, Ярвитуш!
– Выпью, выпью, – торопливо согласился хозяин и сделал большой глоток из кружки. – Так что ты говорил про «черные градины»?
– Что на них не купишь счастья. Вот я из тюрьмы бежал – и никто мне не рад. Даже ты со мной пить не хочешь…
– Пью я, пью! – Кабатчик в два глотка выхлебал вино. – Что рассказать-то хочешь?
– Много чего, – усмехнулся Шенги. – Мы, Охотники, любим поговорить. Как начнем – не остановишь!
Ярвитуш бросил на собеседника подозрительный взгляд: усмешка показалась ему недостаточно простодушной. Однако жадность взяла верх над осторожностью:
– Ты вроде про свою захоронку начал…
– Про такое, – веско сказал Шенги, – рассказывают только самым близким друзьям. Мы ведь друзья, верно?
Охотник, почти не притворяясь уже, глядел, как обмякало, становилось по-детски доверчивым лицо кабатчика, как маслено заблестели его глаза.
– Друзья, – согласился Ярвитуш, еще не потеряв нить разговора. – Ой, друзья! Вот ты мне и расскажи про…
– И не первый день друзья! – перебил его Шенги. – В детстве лупили друг друга.
– Лупили? Я?! Такого славного парня?
«Быстро же тебя разобрало!» – злорадно подумал Шенги, а вслух сказал:
– Ты меня и сейчас обижаешь. Вот скажи: с какой стати вам с Жабьим Рылом понадобилось меня убивать?
– Это не нам! – поспешил Ярвитуш отклонить обвинение. – Нам не надо! Нам просто заплачено было!
Охотник взял пилку и начал спиливать заклепку с железного кольца на левой руке. Не прекращая работы, спросил:
– Заплачено? Кем?
Кабатчик счастливо заулыбался и положил ладони на днище бочки. Блаженная рожа сияла предчувствием того, как он будет рассказывать этому чудесному, замечательному Охотнику все, о чем тому интересно будет услышать!..
* * *
Крутой косогор порос мелкой буро-зеленой травой, чьи стебельки прочно сплелись меж собой. И по этому жесткому «войлоку» в низинку, поросшую невысокими деревцами, скатился живой ком: огромный волк и двое подростков, вцепившихся в его загривок.Нургидан вывалился из ворот в волчьем обличье, но в тот миг, когда все трое завершили свой путь кувырком по склону, на опушке сквозного леска очутились уже три человека.
Ни Дайру, ни Нитха не заметили, в какой миг волчья шерсть в их пальцах превратилась в ворот рубахи. Не до того им было, шеи бы не свернуть!
Складка сдвинулась, и вместо широких земляных «ступенек» подростков встретила крутобокая гора и живая колючая «терка» под ногами.
– Целы? – голосом заботливого командира поинтересовался Нургидан и сделал движение, чтобы подняться.
– Лежи! – взвизгнула Нитха.
Нургидан подчинился. Лежа вытянул меч из ножен, зашарил глазами: где опасность?
– Думаешь, «поющий цветок»? – огляделся Дайру. – Похоже на то…
Вдоль опушки на одинаковом расстоянии друг от друга красовались аккуратные крепкие стволики в человеческий рост. Каждый был увенчан громадным серо-белым цветком с мясистыми лепестками. Цветки были обрамлены пучком широких листьев. Вдоль стволиков бессильно свисали длинные, гибкие, как лианы, ветки.
– Да ну? – усомнился Нургидан. – А чего ж тогда они молчат? Может, ложные? Мы с таким шумом въехали – а они и не проснулись!
– Может, и ложные, – кивнул Дайру.
Будто отозвавшись на его слова, ближние деревца дрогнули, лепестки цветков зашевелились. В воздухе возникло жужжание, оно становилось громче и громче.
Ученики Охотника прижались к земле – и вовремя. Ветви, до сих пор свисавшие вдоль стволов, поднялись, потянулись в их сторону, зашарили в воздухе. Жужжащая мелодия тревожно вибрировала, словно направляя слепые ветви, подсказывая им, где искать добычу.
Не вставая, Нургидан извлек из ножен меч. Почуяв движение, ветви устремились к нему – хищные, усаженные крючковатыми шипами.
Меч метнулся снизу вверх навстречу – и отсеченная ветвь упала на землю. Нитха азартно вскрикнула, Дайру завистливо хмыкнул: гибкую, подвижную ветку непросто было срубить мечом, а уж лежа-то…
Зло оскалившись, Нургидан поднялся на левом локте и так же ловко разделался еще с двумя шипастыми ветками.
– Уходим ползком, между опушкой и склоном, – приказал он, как всегда командовал в опасной ситуации. И напарники повиновались ему.
Вслед молодым Охотникам летела заунывная, завораживающая песня хищного леса. Песня, которой деревья подманивают животных, чтобы разорвать их в клочья и удобрить кровью почву у корней.
Миновав «поющие цветы», подростки поднялись на ноги, отряхнули грязь с одежды, а Нитха с чувст-вом показала лесу язык.
– Крепко сдвинулась складка! – оценил Дайру и попытался сориентироваться: – Нам сейчас идти… нам идти… ох, чтоб мне в Бездну брякнуться! Это что же – назад, в лес?
– Прорубимся, – легкомысленно отозвался Нургидан. Он даже не пытался прикинуть, как лежат соседние складки. Зачем? Друзья рядом, они во всем разберутся.
– В лес? – удивилась Нитха. – Ты там что-то обронил?
– Ну, как же! Шум от складки катится с той стороны, совсем рядом. Громкий, с рокотом, как эхо. Значит, там море, не лезть же туда! На гору карабкаться – опять в Ворота выпасть. Значит, остается лес – вон какой подковой вокруг горы… – Дайру поймал насмешливый взгляд карих наррабанских глазищ – и скис, потерял уверенность: – Я чего-то намудрил, да?
– Ничего страшного, размудрим обратно! – дружески откликнулась Нитха. – Звук и впрямь громкий, двойной, но это не шум прибоя, это еще одна складочка голос подает, а значит, за гранью, с наветренной стороны, тянется тоненький такой коридорчик, обе его стенки нам хором поют… Вон на лужайке пара хохлатых кроликов травку щиплют, они зверушки чуткие, давно бы удрали, если бы угадали за складкой что-то совсем-совсем чужое. Ветром с той стороны бабочку принесло – а откуда над морем бабочка? Я, конечно, постою у складки, погляжу, проверю, но и так все ясно… А главное – ветер не пахнет морем!
– Не пахнет! – авторитетно подтвердил Нургидан. – Хватит бренчать, проводник! Тольку от тебя, как от хрустальной кувалды!
Дайру не обиделся, но сдачи все-таки дал:
– Ну, от тебя-то польза великая – на полянке перед двумя простофилями хвостом изволил повилять!
– Унсай – не простофиля! – вступилась девочка за будущего Главу Гильдии.
– И не двое их было, а трое! – вспомнил Нургидан. – Там еще один на дереве сидел…
Дайру и Нитха встревожились.
– Ой, нэни саи! – ахнула девочка. – Ты видел кого-то на дереве – и молчишь?
По правде сказать, Нургидан не придал большого значения своему недавнему открытию. Но волнение друзей передалось парнишке, он посерьезнел:
– Не видел, только запах учуял. А сразу не сказал, потому что сначала по склону кувырком, потом «поющие деревья»…
– Ты его узнал? – перебила Нитха.
– Не знаю… – Друзья редко видели Нургидана таким растерянным. – Знакомый запах, я его в первый раз учуял, когда у Лауруша был праздник. Помните, сколько народу собралось?
Нургидан на миг замолчал. Ну, как объяснить, что с ним происходит, когда на его по-звериному чуткий нос обрушивается лавина чужих запахов? Кажется, что стоишь посреди толпы незнакомых людей. Каждый норовит протискаться к тебе, дружески хлопнуть по плечу и назвать свое имя. И всех надо запомнить!
– А потом так же пахло, когда Охотники собрались вокруг Унсая, он им рассказывал про здоровье Лауруша, – неуверенно продолжил он. – От кого тот запах шел – сейчас не распутаешь. А только чудится мне, что это тот, рыжий, смуглый… ну, напарник Унсая…
– Фитиль?! – зло прищурился Дайру.
* * *
Ярвитуш, всласть выговорившись, уронил голову на днище бочки и заснул. Во сне он продолжал счастливо улыбаться. Его не беспокоил даже скрежет стальной пилки по железу: с заклепкой Охотнику пришлось повозиться.Избавившись от браслета, Шенги подкрепил– ся колбасой, окороком и вином, напомнив себе, что не ел со вчерашнего утра и что случай перекусить может представиться не скоро. Охотник жевал колбасу, не чувствуя вкуса еды и не ощущая боли в ободранном левом запястье – так взволновало его услышанное.
Наконец Шенги вышел из чулана, оставив хозяина дрыхнуть, и прошел через трапезную, сквозь строй враждебно-любопытных взглядов – этакий почтенный горожанин с темными секретами за душой: то ли приятель кабатчика, то ли заказчик преступления, то ли покупатель краденых драгоценностей.
Пялятся – ну и на здоровье. Напасть не посмеют, побоятся своего хозяина…
А за порогом Рыбачья слободка вновь навалилась на Охотника щелястыми боками высоких заборов, оглушила криком чаек, взбодрила запахом рыбы, водорослей, соли.
Шенги усмехнулся: по дороге сюда он ни разу не воспользовался помощью талисмана. Просто в голову не пришло. Все-таки это его родные края! Добрел кое-как на хваленом чутье всех Охотников, да и кипящая в душе злоба обострила память. Но теперь, осматриваясь, он понял, как изменились здешние места со времен его детства. И это понятно: за эти годы Рыбачью слободку не раз слизывали пожары. Но вновь и вновь берег обрастал бедняцкими халупами, как днище корабля обрастает ракушками.
Посмеиваясь над собой – вернулся на родимую сторонку! – Шенги сквозь рубаху прижал талисман к коже.
Ага, ясно. Зыбкие, едва определимые границы Рыбачьей слободки сдвинулись: ее потеснили Бродяжьи Чертоги, обиталище припортовой швали, где вольготно чувствовали себя воры, грабители, шулера и девки. Сам порт лежал севернее, там держали порядок грузчики, складские рабочие и контрабандисты. А между их злым, сплоченным, крепким мирком и старинным, сильным своим патриархальным укладом миром рыбаков приютился гнилой, вонючий мирок изгоев. Тех, кого не признавали ни «портовые», ни «рыбацкие». Страшнее была только Гиблая Балка, царство нищих. Там Шенги не был и, хвала Безликим, не собирался туда.
Четвертое приморское царство – верфи – лежало еще севернее Портовой бухты и отношения к Шенги сейчас не имело. А вот через Бродяжьи Чертоги Охотнику предстояло идти напрямик, если он хотел успеть на встречу с человеком, купившим его жизнь.
Что ж, напрямик так напрямик. Талисман выведет.
Грозные Бродяжьи Чертоги на поверку выглядели не так уж и страшно. Та же хитроумная путаница заборов, что и в Рыбачьей слободке. Всей и разницы, что здесь дома, обнесенные оградами, торчали реже, как зубы в полусгнившей челюсти. А меж ними на заросших травой пустырях стояли убогого вида хибары, явно сколоченные на скорую руку из всего, что удалось добыть. Вокруг хибар бурлила бездомная жизнь: стряпали что-то над кострами неопрятные тощие бабы с засаленными патлами, дрались и возились босоногие ребятишки, важно возлежали в лопухах мужчины, закинув руки за голову и глядя в небо. Все это было Охотнику памятно с детства и особо не взволновало.
Появление Шенги не осталось незамеченным. «Хозяйки» цепко глядели ему вслед, измызганные девицы громко интересовались, откуда здесь взялся такой раскрасавец и не хочет ли он малость отдохнуть. А ребятишки шумно совались к прохожему за милостыней. Шенги цыкал на них. Денег у беглого заключенного не было, но даже если бы и были… Бывший беспризорник знал, что если бросить этой голодной стае хоть медяк, весь дальнейший путь тебя будет преследовать галдящая, вопящая орава.
На ходу Шенги размышлял о том, что удалось выведать от размякшего кабатчика. Не так уж много, оказывается, знал Ярвитуш.
В торговле «жгучей тиной» были замешаны двое. Кабатчик знал только одного из них, а второго видел лишь издали и совершенно искренне принимал за Шенги. И счел разумным и правильным, что один из подельников решил угробить другого, спасая свою шкуру.
Ладно, с этим можно разобраться потом, а сейчас главное – не опоздать на встречу с заказчиком. Уж этого-то мерзавца Ярвитуш сдал с потрохами. И рассказал, как найти дом, куда негодяй принесет деньги за убийство.
Охотник замедлил шаг, огляделся. Еще раз тронул рукой талисман, проверяя дорогу. Опять накатила тревога, опять пробудилось чувство опасности, не раз спасавшее жизнь.
Может, стоило там, в тюрьме, взять у кого-нибудь из спящих стражников меч?
Нет. Правильно сделал, что не взял. И даже не в том дело, что незачем к побегу добавлять еще и кражу. Дело в самом мече.
Весь Аргосмир знает, что для «крысоловов» казна заказывает оружие у одного мастера. Этот средней руки ремесленник поставляет страже одинаковые мечи: дешевые кожаные ножны с простеньким тисненым узором, эфесы одинаковой формы… Весь город знает «крысоловьи ножички». Ни у одного вора не потянется рука за таким мечом: кому его продашь? И по улице не очень-то пройдешься с таким приметным оружием…
Шенги брел меж двух заборов. Узенькая улочка вильнула – и за поворотом Шенги увидел ожидавший его неприятный сюрприз.
Двое парней весьма потрепанного вида стояли, прислонившись к забору. Один – долговязый, тощий, угреватый – поигрывал обрывком ржавой цепи. Другой равнодушно покусывал былинку. Оружия видно не было, но Шенги поспорил бы на лепешку с медом, что у парня при себе либо нож, либо купеческая гирька-разновеска на веревочке. Вон рожа какая выразительная, с переломанной переносицей и шрамом наискосок по щеке…
Парни качнулись навстречу, отлепившись от забора. На молодых прыщавых рожах – спокойное удовлетворение. Дескать, наконец ты явился, а то мы ждем, ждем…
А ведь наверняка ждут! Должно быть, мелкие ребятишки махнули дворами напрямик, чтобы предупредить старших: бродит, мол, по нашим краям господин, один плащ чего стоит, а в кошельке небось золота, что в маковой коробочке зерен. Готовьте, мол, дорогому гостю встречу!
Но если это встреча, то путь назад должен быть отрезан…
Шенги оглянулся. Ну, правильно! Сзади с равнодушным видом топает рослый юнец, поигрывает дубинкой.
Те двое, что впереди, загородили дорогу. Шенги напролом не попер, остановился. На лице его было вежливое удивление: дескать, в чем дело, молодые люди, по какому случаю меня задерживают?
Будь на месте этих сопляков матерые уличные грабители, для которых важна лишь добыча, а беседа с путниками надоела хуже каторжной баланды, они бы сразу пустили в ход ножи. Ну, тогда и Шенги действовал бы расторопнее. А эти молокососы еще не чувствовали себя достаточно уверенно. Ни один не произнес ни слова: никто не хотел начинать первым. Усмехаясь про себя, Шенги понял: ожидается явление главаря.
И явление не заставило себя ждать.
Над бурым облезлым забором выросла, подобно большому яркому цветку, растрепанная башка на длинной жилистой шее. Бледная, вся в темных веснушках физиономия, обрамленная ярко-желты– ми патлами, глядела на мир цинично и брезгливо. Одно движение – и на заборе восседает… мальчишка, как показалось в первый миг Шенги… нет, юнец не младше тех, что ожидали Охотника в переулке. Только тощий и мелкий, почти карлик. И все же этот недокормыш явно верховодил в уличной компании.
Он и начал разговор – с фальшивой, наглой учтивостью, которая вызвала у его приятелей одобрительные смешки.
– Какая честь для Бродяжьих Чертогов! Каким неведомым ветром занесло в наши убогие края такого важного господина? Ну, мы просто не можем пропустить его дальше, не побеседовав. А то когда еще выпадет такой случай…
– Что ж не побеседовать? – с веселой готовностью отозвался Шенги. Краем глаза он приглядывал за здоровяком, который поигрывал дубинкой. Плечи широченные, а лицо младенческое, ясное, с простодушными глазами и наивной улыбкой. – О чем разговор пойдет?
Те двое, что впереди, переглянулись. Жертва вела себя неправильно. Не грозила, не трусила, не пыталась удрать.
А здоровяк все так же ухмылялся, похлопывая дубинкой по широченной ладони. Все происходящее явно было для него чем-то вроде балаганного представления.
Тот, что сидел на заборе, склонил лохматую голову, испытующе глядя на веселого прохожего. С чего бы прилично одетому человеку так дерзко себя вес-ти? Может быть, это крупный вор – и тогда они сваляли дурака, остановив его?
Шенги забавлялся, прикидывая, какие мысли вертятся под космами цвета соломы.
Наконец растрепанный вожак решил, что имеет дело с богачом, привыкшим полагаться на свой кошелек, или имя, или вес в обществе. Такой уверен, что с его особой ничего плохого случиться не может. И сейчас он будет очень удивлен…