Голубкова Маремьяна. Мать Печора (Трилогия)

   - Не мы рыбу ждем, а рыба нас, - говорит Миша.
   - Вот-вот! - поддержал Матвей. - Рыба ждет, так и самим не надо зевать. Надумал я прежнюю нашу наметку расширить: не в одной, а в двух лодках надо веслами греметь да неводами шевелить, можем мы на ловлю еще одно звено выставить.
   Удивились колхозники:
   - А стенки к ставным неводам кто готовить будет?
   - А кольё тесать?
   - А за камнями кто поедет?
   - Сколько нас останется, той силой и справляться будем, - говорит Матвей. - Малой силой да большое дело одолеем - чести больше будет.
   - А кого в другую лодку звеньевым-то поставить? - спрашивает Миша.
   - Не терпится? - смеется Матвей. - Хочешь знать, с кем соревноваться будешь? По-моему, с этим делом Анна Егоровна справится. Дело она видала, с тобой потягаться может...
   Помню я, на первых годах в колхозе женки знали только рядовую работу: к каждому делу за руку веди. Дадут весло в руки - веслом машет, к тетиве поставят - тянет. А скажи в то время: "Ты, Анна Егоровна, кормщиком будешь", - Анна Егоровна руками замахала бы.
   - Куда мне кормой! Веслом-то бы владеть! За столько голов отвечать!.. За одну-то бы ответить!
   Как грозного мужа, боялись женки ответственности...
   А тут Анна Егоровна на Мишу с усмешкой глянула и однословно сказала:
   - Могу!
   Выделил бригадир людей к Анне Егоровне. Оленька было запросилась в Мишино звено.
   - Ты, девушка, комсомолка, - осек ее Матвей, - знаешь, что всем в одной лодке не ехать. Любовь в эту пору на берегу оставить надо. Будешь под началом у Анны Егоровны ходить.
   Оленька смутилась, рыбаки заулыбались.
   - Ну, не пора ли, братцы, с берегов сниматься? - закончил беседу Матвей. - Что сказано, надо помнить, что поручено - думать, что намечено выполнять.
   4
   Весело взялись за работу светлозерцы.
   Звеньевые покрикивают:
   - Сетки на берег!
   - Веревки в лодки!
   - Оленька, тащи матицу**, - кричит Анна Егоровна.
   Стаскали рыбаки сетки к лодкам, разобрали их из тюков, расстелили по берегу, одна к одной, как половики в избе. Каждое звено свой неводок шьет: тетивы узлами, ячею к ячее шпагатом шьют.
   - За большими неводами не гонитесь, - учит Матвей. - Тридцать пять сеток на звено - как раз по силе будет.
   Сетка у нас десять метров, невод - на триста пятьдесят метров и невелик, да на семь человек при весенней воде - самая мера.
   Анна Егоровна у своего невода за работой смотрит. Сама она только примеривает сетки одну к другой да вяжет узлами тетиву с тетивой, чтобы перекоса не было. Ловкими руками прямой узел завернет, нижнюю тетиву с верхней сверит да примерит, а там на руки рыбакам отдаст - сетку с сеткой сшивать.
   - Смотри да учись, - говорит она Оленьке.
   А Оленька давно в оба глаза глядит да своей звеньевой помогает. Две-три тетивы связала, а там Анна Егоровна ее вместо себя оставляет.
   - Вяжи да глаз востро держи. В одном узле ошибешься - весь невод наперекос пойдет.
   А сама к веревкам: отмеривает, сколько их с берега пустить, сколько к берегу, чтобы хватило доехать, сколько про запас накинуть. Связала она из веревок береговые и речные уши, к неводу их прихватила - и делу конец. Забирают рыбаки готовый невод в лодку да посматривают на Мишино звено.
   У Миши незадача. Помогал ему Степан Петрович узлы вязать, да, видно, где-то неровно вымерил. Перекосило у них невод, а где - не знают. Вот и возятся, ищут, где Степан промахнулся.
   Непривычному человеку никогда бы не доискаться, в каком месте узел неправильно связан: узлы для него все одинаковы. А приметливый рыбак только взглянет - сразу узнает, чьи руки делали. Нашел Миша узел, от которого перекос пошел, позвал Степана и говорит:
   - Ну?
   - Вот ведь беда-то! - качает головой Степан.
   - Эх, Степан Петрович, - вздыхает Матвей, - дела-то ты и больше Мишиного видал, а понимаешь-то меньше. Выходит, что и молодой мастер старше старого подмастерья. Руки дремливые - и дело дремлет...
   Той порой звено Анны Егоровны все в порядок привело, и сама она с Оленькой уже у Мишиного невода, помогают сети в лодку бросить. А когда оба звена за весла взялись, Матвей их спрашивает.
   - Вы куда отправились-то?
   - Как это куда?! Рыбу ловить, - оба в голос отвечают звеньевые.
   - А далеко?
   - Берег-то везде рыбный...
   - А бригадира спросить надо? - поднял голову Матвей. - Вам бы только на тоню выскочить да неводом воду процеживать.
   Вернул он рыбаков из лодок.
   - Во-первых, - говорит, не поевши на тоню не ездят: отправитесь ловить без обеда, так с ловли торопиться будете. А во-других, на ловлю выезжать нужно с большим смыслом.
   Повел Матвей всех к готовому обеду, а за столом говорит:
   - Посмотрели вы: на прибыль вода идет али на убыль?
   - В прибыль, - отвечает колхозник Николай Богданов.
   - Коли вода на прибыль идет, надо на Шубницу ехать: там в это время и невод на руки идет, и рыба к берегу. А сунетесь вы на какую-нибудь подводную отмель - вас на прибылой воде самих оттуда тащить надо будет и всю рыбу размутит. Везде нужна сноровка. За временем по часам следите. Что приметите, запоминайте.
   Выслушали рыбаки и отправились. Со звеном Анны Егоровны поехала и я.
   Едут лодки по Глубокому, одна другую догоняет да перегоняет, от весел гром гремит, на воде шум шумит. Оленька гребет с прискоком, а сама поет, да так, чтобы в Мишиной лодке слышно было:
   Тише, тише, тишина!
   Едет лодка Мишина.
   Едет рядом дорогой,
   Только в лодочке другой.
   Далеко по реке летит полнозвучный Олин голос. Где-то у берега будто в ответ крякнули утки. Слышит Миша песню, любо ему, что Оленька перед всей бригадой, перед солнцем и небом, землей и водой поет о своей любви. А не хочет подать виду упрямый парень, отвел глаза в сторону: пусть губы смеются - брови хмурятся. А Оленька заводит новые частушки:
   Русы волосы до пояса,
   Кудерышки до глаз.
   Мой миленочек задористый,
   В работушке не сдаст.
   Оттолкнусь веслом еловым
   От крутого бережка,
   Не отстану я в работе
   От сердечного дружка.
   Миша теперь смотрит в нашу лодку, улыбается, будто говорит: "А это еще посмотрим, не отстанете ли".
   Мишины гребцы нажали посердитей на весла и обогнали нашу лодку. За кормой волна, как от парохода, раскачнулась.
   - Наша молодая! - перегоняя, кричит нам, по рыбацкому обычаю, какой-то пожилой колхозник.
   - Вы веслом в воду или шаньгой в кринку макаете? - кричит на гребцов Анна. - Ты, Оленька, в песнях-то обещать мастерица: "Не отстану". А сама отстаешь и догонять не умеешь.
   Приналегли наши гребцы на весла, и к берегу мы подошли вместе с Мишиной лодкой.
   Вышли рыбаки на берег. Анна Егоровна и Миша тычками уровень отметили. Минут через пятнадцать вода покрыла тычки.
   - Прибылая, - говорят звеньевые.
   Уехал Миша на свой замет. Аннино звено решило метать невод там, где стояли.
   - В добрый час! - махнула рукой Анна Егоровна.
   Оттолкнула Оленька от берега лодку. Бережник Николай Богданов взял веревку покрепче в руки, накинул на плечо лямку и стоит - ждет. Вот кончилась в лодке веревка, метнула Анна Егоровна неводные уши и махнула веслом. Это значит, что невод в воду пошел.
   Началась весенняя путина.
   5
   Трудна у кормщика работа! Всю душу ему надо вложить, чтобы правильно выметать невод.
   За двоих работают у него руки: правой он держит руль, левой - мечет верхнюю тетиву.
   За пятерых глядят у него глаза. Надо смотреть за себя и за напарника, чтобы в порядке шел в воду невод. Что глаз заметит - руки сделают. Надо глядеть, чтобы лодка шла по правильному курсу: у гребцов на спине глаз нет. Надо видеть бережников, чтобы дать им команду, когда начинать тянуть. Надо не упускать из виду невод, чтобы вовремя завернуть лодку и выехать на берег с концом веревки в руках.
   За все звено в ответе. Не успела лодка от берега отплыть, а уж кормщик начеку. Обмерит он умом водное поле, охватит глазом берег, а в голове уж и план готов: куда курс держать, до какого места выезжать. И за все время, пока идет выметка невода, кормщик только за тем и следит, чтобы все звено одной душой жило, чтобы каждый занос весла был ни долог, ни короток, а ровно таков, какой ему, кормщику, нужен.
   Вот и сейчас - ведет тоню Анна Егоровна, и все дело у нее в руках, весь план в уме. Выруливает она лодку по верному курсу: глаз у кормщика должен быть правильней компаса. Выметывает она невод на пару с Юрой, а сама не столько ушами, сколько сердцем слушает лодку.
   В склад да в лад поют на веслах молодые руки. Плещут весла да курлыкают уключины, как птицы, да шумит под носом лодки вода. Не вытерпел, прихватился к веселой трудовой песне запасной гребец-удалец, шестидесятилетний Трифон Окулович. В три весла гребут, в три души поют, в три сердца радуются светлозерцы и прислушиваются: что-то скажет про их трудовую песню Анна Егоровна, верный их кормщик, главный их запевала?
   А у нее руки работают, а душа отдыхает. Выметала Анна Егоровна половину невода, подтянула к рукам матицу. Метнула ее кормщица, будто платком махнула, и к береговой стороне, наискосок, лодку повела.
   Брови у Анны Егоровны сдвинуты, губы сжаты, глаз навострён, а в голосе железо зазвенело:
   - Подергивай! Нечего весла плавить!
   Прогремела, а сама последним броском конец невода в воду метнула.
   - Юра, в весло!
   Две пары весел, как две пары крыльев, подхватили лодку. Анна Егоровна правит на берег, а сама следит глазом, как идет из лодки веревка: подойдет буек - она выбросит.
   Кончились буйки. Лодка набежала на берег, а впереди себя привела широкую шумную волну.
   Лодка в берег - веревка в руки. Выскочила Анна Егоровна, а в руках у ней самый конец веревки. Женки помогают ей веревку тянуть, а Трифон Окулович что-то в лодке замешкался. Звеньевая к нему со строгостью:
   - Ты что там, молодость ищешь, что ли?
   - Да я еще не терял ее, - отвечает Трифон Окулович, а сам из лодки, как ошпаренный, выскочил.
   Впрягся он в лямку рядом со звеньевой и ворчит:
   - На меня так еще не крикивали. Я небось годами-то побольше тебя...
   - Больше, да не старше, - отрезала Анна Егоровна.
   До невода осталось еще полсотни метров, а бережники с речниками сошлись.
   - Смело ты взяла на первый раз, - говорит Николай Богданов, - широко размахнулась. Как у вас веревки-то хватило?
   - Пришлось встать, так надо и взять, - отвечает поговоркой Анна Егоровна.
   Оленька жалуется:
   - Он мне так и не дал тянуть. У меня руки дела просят, а он прочь гонит.
   - Тянуть - тоже время надо знать, - хмурится Николай. Вот сейчас сколько силы есть тяни, да не морщись...
   - Старший бережник дело понимает, его и слушать надо, - учит Оленьку Анна Егоровна.
   Налегла Оленька на лямку, Николай уступить не хочет.
   - Ого, девушка, - смеется Николай, - сила есть! Любого из неволи вывезешь.
   Пошло у бережников дело, а там они и невод на руки берут.
   Завило водой береговые сетки. Николай с Оленькой потихоньку разбирают их да поджидают пору, когда и к речникам невод подойдет, чтобы вместе тянуть. Довольны они оба: все, что от бережников требуется, они сделали. Не приметили они только одного: на берегу, рядом с неводом, набило водой мусору.
   Подбегает Анна Егоровна, показывает:
   - Вы что ж, не видите - грязь? С первой тони залепим невод - похвалит нас бригадир?
   И везде Анна Егоровна доглядит да досмотрит, к любому пустяку подойдет с толком да смыслом, - глядишь, а это вовсе и не пустяк.
   "Ну, - думаю, - баба! Будто она не первый день, а весь свой век в звеньевых ходит. Умел Матвей подметить, умел и выдвинуть".
   А самой Анне Егоровне говорю:
   - У вашего бригадира глаз - что алмаз; один зорок, не надо сорок.
   - Ты к чему это? - недопоняла Анна Егоровна.
   - А к тому, что хоть руки у тебя и не горячие, а все от них кипит.
   Не знаю, дошли мои слова до Анниных ушей или не дошли. Добрались речники до невода - некогда звеньевой разговоры говорить.
   - Ты, Параня, поди к бережникам, нижнюю тетиву потянешь. Трифон Окулович, ты здесь тем же делом займешься. Юра, лодку поближе подводи, невод брать будешь, - командует Анна.
   Туго идет невод к берегу, будто кто-то его не пускает.
   - Ишь, как рыба-то носами уперлась: не своротишь, - шутит Трифон Окулович.
   Мало-помалу невод полегче в руки пошел.
   - Николай, нам с тобой подальше в воду идти надо, невод оттягивать, говорит Анна и сама заходит со своей стороны.
   Ловчий берег всегда отмелый, чуть-чуть покатый. В иных местах можно забрести до середины невода, а в рыбацкие сапоги-бродни и вода не зальется. Забрели Николай с Анной с двух сторон - и к берегу помогают тащить, и друг от друга невод приудерживают.
   Сетка за сеткой на берег выходят, а рыбы не видно. Хоть бы одна на смех попала!
   Тянет Трифон нижнюю тетиву из-под ноги да вздыхает:
   - Эх, рыбка не веселит!..
   - Погоди, Окулыч, все еще впереди, - утешает его напарница Паня.
   В Аннином звене две молодые женки, и обе Прасковьи. Чтобы их не путать, одну зовут Паня, другую Параня.
   - Да чего уж тут доброго ждать! - крутит головой Трифон. - Скоро матица подойдет, а у нас...
   Не успел он закончить свою стариковскую воркотню, да как заорет:
   - Есть!
   И кряду же:
   - Другая!
   А дальше и кричать ему нечего: в неводе рыба ключом кипит. Анна и Николай оба воюют с рыбой: хлопают тетивой с поплавками о воду, ногами норовят взбурлить воду, чтобы рыба их пугалась да из невода не выходила. А сами идут все ближе к матице. Надо им оттянуть матицу, расправить ее, чтобы плыла она в воде, как надутый парус, и забирала всю рыбу.
   А на берегу в это время все ниже к воде пригибаются рыбаки, все круче перебирают тетиву руки.
   - Окулыч! - радуется Паня. - Где твои вздохи?
   Рыба мечется в рыбацкой ловушке, плещется поверх воды, тычется в сети, суется в берег - и все без толку.
   Вот одна матерая нельма изловчилась, выскочила кверху, перевалилась через тетиву и упала на отмель. Не сплошала Параня, захватила она свободной рукой сколько могла сетки с берега и метнула на рыбину. Нельма снова подпрыгнула, перевернулась в воздухе и запуталась.
   - Мне суждена, так из рук не уйдешь, - говорит Параня.
   Подошла она, спокойненько взяла нельму вместе с сеткой и вместе с сеткой метнула на берег.
   Присмирела рыба и в матице: негде ей больше разгуляться. Сжалась она, как в бочке, и чуют рыбацкие руки - набита эта бочка до отказа. Пощелкивает рыба друг о дружку, пошевеливает хвостами - только ей и простора.
   За пять метров от берега матица остановилась.
   - Грузна, матушка, - удивляется Трифон Окулович.
   Не вытерпел Юра, выскочил из лодки - и к рыбе. Вместе с Анной да Николаем выметывает он добычу из неводных крыльев да подкрылков, чтобы рыбакам можно было до большой рыбы добраться.
   - Ящики нужно тащить? - спрашивает он звеньевую.
   Анна усмехается:
   - Какие тут ящики! В лодку-то вошло бы...
   А Юра уже и лодку ведет.
   - Про такие тони раньше говорили: рыболова одна тоня кормит, хвастал, сидя на ворохе рыбы, Трифон Окулович.
   6
   Мы едем на рыбацкий стан в простой ловецкой лодке. Едут люди в будничной одежде, к своему будничному делу. А глянешь на них - все в тебе ликует, и рядовой день кажется праздничным.
   На корме Анна Егоровна задумалась, будто корабль на воду спускает. Что у нее в мыслях в беспечальную эту минуту? Я оглядываю всех других рыбаков и примечаю, что Николай Богданов, которому довелось сегодня быть бережником, хочет разгадать то же, что и я. Он гребет и, сам того не замечая, любуется Анной и не знает, что на него самого тоже стоит полюбоваться. Всегда немного хмурый, он сейчас весь просветлел, загорелся.
   Вдруг Анна Егоровна вздрогнула, будто от сна проснулась.
   - Что ты мне давеча про бригадира-то говорила? - спрашивает она меня.
   - А то, - говорю, - что глаз у старика востер, сумел он подсмотреть в тебе большую хозяйку.
   - Хозяйку?..
   Задумалась Анна Егоровна и долго молчала.
   - Я не в первый раз слышу, как меня хозяйкой зовут, - говорит она после и на меня поглядывает. - Пятнадцать лет когда-то я на кулаков спину гнула, и для меня это было самое проклятое слово - "хозяйка". Хозяйка значит и жадная она, и скупая, и к рабочему человеку без всякой жалости да милости. А меня вот хозяйкой называют.
   За последним поворотом перед самым станом Паня и Параня заспорили: выйдет бригадир навстречу или не выйдет?
   - Как не выйдет! - говорит Параня. - Ему небось уж давно на месте не сидится. Чуть лодку завидит - выскочит.
   - И не подумает, - спорит Паня. - Ему и некогда. Небось сейчас вовсю колья тешет - щепа выше дома летит.
   - Не выйдет, - рассудила их Анна Егоровна. - Мы должны бы завтра приехать. Он сейчас на реку и не заглянет.
   Ошиблась Анна Егоровна: и смотрел, и увидел, и не утерпел Матвей, вышел на берег. Издалека нам кричит:
   - Чем вас встречать? С чем поздравлять?
   - С большим промыслом! С богатой добычей! - в голос отвечают Паня и Параня.
   Лодка в берег ткнулась. Паня выскочила с якорьком, Параня - с давешней нельмой в руках.
   - Принимай, Матвей Лукьянович, на ужин!
   - Откуда такую богатырицу добыли?
   - Это Параня своей сметкой поймала.
   Рассказала Анна Егоровна про давешний случай. Матвей берет нельму и головой качает:
   - Такой ужин крепче всякого обеда будет.
   Видит Матвей, как лодка загрузла, и не спрашивает, какой улов. Только и сказал:
   - Неводом достали или лодкой зачерпнули?
   Рыбаки так и не пошли на берег: надо лодку разгружать. Анна Егоровна сама рыбу отбирает и за другими смотрит. В один ящик кладут они сигов высшесортных, в другой - сигов первосортных, и так всю рыбу по сортам. Весь улов - сиговые да нельмовые породы, только три старухи щуки промеж них замешкались да один толстопузый налим.
   И налим и щуки пошли в особый ящик.
   - Это для бригады оставим, - говорит звеньевая. - Перед чаями закусить пригодится.
   Оглядывает Анна Егоровна веселыми глазами готовые ящики в лодке и говорит:
   - Тонны полторы взяли! Хорошо, что у нас невод новый...
   - Мимо дельных рук ничего не пройдет, - говорит Матвей по дороге к складу. - И прошло бы, да руки не пропустят.
   7
   У склада идет работа. Матвей и с ним молодой парень тешут колья. Готовые составлены в чумы, у колодок груды свежей щепы, - видно, что бригадир со своим напарником здесь даром время не теряли. Другие тащат из склада стенки ставных неводов и развешивают их по вешалам. Повариха Марья осматривает сети.
   - Однако вы заработались, - говорит бригадиру Анна. - И время забыли: на часы не смотрите и солнца не замечаете.
   Взглянули на часы - без немногого двенадцать.
   - Гриша, кончай! - командует Матвей своему помощнику. - Прохор Иванович, у тебя тоже не по два дня в сутки. Пошли радио слушать. Василий Сергеевич нам радио наладил.
   - А что его самого не видно?
   - Василия-то Сергеевича? Послал его на катере под тундру камней набрать.
   Зашли мы в дом под звон кремлевских часов.
   - Вот она, матушка наша, голос подает, - говорит Матвей.
   - Видел Москву, Матвей Лукьянович? - спрашиваю.
   - Как не видел! В гражданскую с фронта домой ехал - видел. Перед этой войной два года кряду на выставку меня посылали - по неделе гостил. Да что неделя! Москву за год не высмотришь.
   - А что ж ты все-таки видел?
   - Не спрашивай, что видел, спрашивай, что понял...
   Ужинали мы под московскую музыку. Матвей меньше ест, больше говорит. А рыбаки слушают.
   - Не много у Москвы ровесников найдется, - говорит Матвей. Всем нам Москва в сердце вросла. Русские люди Москву родили, плотники-работники рубили, пахари кормили да поили, ткахи-тонкопряхи пеленали, певуны прибайки припевали.
   Матвей в репродуктор глядит да как с Москвой говорит. И все норовит, чтобы речь его была на песню похожа:
   До нас ты, стена кремлевская, возросла,
   А при нас ты, краса московская, расцвела!
   Восемь веков стояла ты, стена вековечная,
   Да загорелась над тобой звезда пятиконечная.
   Вся земля глядит-любуется,
   Как над Москвой она красуется.
   Всем людям рукодельным,
   Мастерам корабельным,
   Слесарям, и плотникам,
   И крестьянам-работникам
   Звезда пятиконечная
   Подруга вековечная!
   - Эх, товарищи! - говорит Матвей, а сам головой качает. - Хочется мне такие слова людям сказать, чтобы слова эти как песня пелись, чтобы люди от радости под песню руками плескали, чтобы душа говорила, а не получается песня. И долго думал, да неладно молвил.
   - Как неладно? - говорит Анна Егоровна. - Про Москву нам всем пропел - разве это неладно? Про Москву я десять раз на день вспомню. Самолет летит - Москва весть подает. Радио слушаю, газету в руки возьму Москва со мной разговаривает. В магазин товар пришел - Москва посылает. Что где мы строим - Москва помогает.
   - Это верно, что Матвей нам ум расшевелил, - соглашается Николай Богданов. - Вот слушаю я Москву, и чудится мне, что она всех нас видит, всем нам советы подает. Где-то там, на Памире, слышу, люди через горы воду провели. Москва им благодарность объявила. Слушаю я, и душа радуется, будто это наша "Весна" гремит, только не из Матвеевой, а из другой бригады. Или за оплошку какую Москва в газете отчитывает. Виноватый-то и дальний, а мне совестно за него перед Москвой. Так же стыдно, как будто, к примеру, наше звено без рыбы приехало.
   - Дело говоришь, - соглашается Матвей. - Мы участники и дольщики во всем, зато многое с нас и спросится. Есть одна пословица: кто в деле, тот и в ответе. Этой пословицей прежде пугали. А мы ни дела, ни ответа не пугаемся. Вон Анна Егоровна - человек она не партийный, а у нее душа коммунистки. Знает она, что за дело берется, так и ответ спросится. А не побоялась: "могу", - говорит. Да, по первому дню судя, и верно: может. Значит, дело хозяйку нашло.
   На этот раз Анна Егоровна улыбалась...
   Рано утром приехал Миша со своими рыбаками.
   - Ну, как для первого раза дела? - встречает их бригадир.
   - Да так бы и дальше ловилось, - говорит Миша.
   - Много зачерпнул?
   - Да тонна-то будет.
   - Молодцы, ребята!
   Мишу на этот раз Матвеева похвала не обрадовала: какая-то забота тревожила его. Сумрачно посмотрел он на бригадира, не враз заговорил:
   - Я еще в колхозе, Матвей Лукьянович, перед правлением вопрос ставил: надо нам молодежь в одно звено собрать. Ты что-то заупрямился тогда...
   - Ничего не упрямился. Я и сейчас скажу: на путине старый и малый все должны воедино работать, - отвечает Матвей.
   - На том и я согласен был, когда одно звено ловить выделяли, говорит Миша. - А решили нынче два невода спустить, так я на своем стою: одно звено должно комсомольским быть.
   - Ты нас, стариков, не отмахивай! - сердится Матвей. - Иной старый конь крепче молодого тянет. Никакая мы вам не помеха...
   - Да разве я говорю - помеха? Ведь это никому не в обиду. У вас, пожилых, - опыт, а у нас - задор. Вот и будем меряться, кому впереди идти.
   Молодежь из Мишиного звена о том же Матвея просит.
   - Ты нам, Матвей Лукьянович, не мешать, а помогать должен, - говорит Миша. - Раз мы задумали, значит, сделаем.
   Тут разговор сердитый пошел.
   - Уши выше головы не растут, - говорит Матвей. - Так сделаете, как я велю: в бригаде-то пока еще я старшой.
   - Знаем: и по годам и по делу ты в бригаде - голова. А и мы в бригаде не уши.
   Матвею и крыть нечем, а все же ни отказа, ни приказа не дал.
   Только успели Мишины рыбаки разобрать рыбу, захлопал катер: Василий Сергеевич приехал. Ни спать, ни отдыхать он не стал, а выбросил камни на берег, и вместе с бригадиром повез рыбу на приемный пункт, в Юшино.
   Звено Миши спать ложится, а на смену Анна Егоровна со своими рыбаками поднимается. Еще с вечера велел им Матвей его дожидаться.
   - Лодки с берега спустите да в порядок приведите, чтобы как гоголи плавали. Готовое кольё к берегу стаскайте. Сетки чините да кибасы готовьте.
   На улице - любо глядеть. С утра дул ветерок, а теперь остановился и задремал под угревным солнышком. На реке вода не колыхнется. За Глубоцким шаром желтеют янтарные рассыпчатые пески.
   Мужики стащили лодки на воду. Николай Богданов с Трифоном Окуловичем келдасы** налаживают, а все остальные - около склада: кто сети чинит, кто веревки распутывает да растягивает. Один конец на столб намотают, раскрутят до склада, натянут всей силой, привяжут другим концом за угол веревка туга, струной поет.
   - Заместо скрипки годится, - говорит Параня.
   - Вы, молодки, откуда скрипку-то знаете? - спрашиваю я.
   - Как откуда? Миша-то у нас скрипач. Еще маленьким был, раздобыл он где-то старинную зырянскую скрипку - си-гудэк.
   - Я такой еще не слыхивала.
   - А это та же скрипка, только у ней корпусок кругленький, струны волосяные и смычок волосяной. И так он мастерливо играть на ней выучился! На олимпиаде в Усть-Цильме его настоящей скрипкой наградили.
   - Смотри-ка, - говорю, - у парня-то талант.
   - У нас в Светлозерье, - хвастает Параня, - у кого талант, у кого два, а вон у Матвея - и не сосчитать. Мне одной не повезло: никакого таланта нет.
   - Кому бы плакаться, да не тебе! - отвечаю. - В руках у тебя талант. Без таланта в руках ты вчера нельму упустила бы.
   - Мне и Матвей то же сказал, - смеется Параня. - "Не простые, говорит, зрячие у тебя руки, у любого пальчика - глаза. Такие руки не проглядят дела. С такими, говорит, руками не пропадешь".
   Перешли мы на склад. Матвей велел поплави набирать.
   - А ты сама-то как думаешь? - спрашиваю я Параню.
   - Про что?
   - А про то, что Матвей говорил.
   - Ясное дело, не пропаду.
   - Да я не том... Талант свой ты в руках чуешь?
   Параня покосилась на меня веселым глазом, подмигнула и говорит:
   - А ты посмотри...
   Тут в руках у Парани будто мотор заходил. Поплавь набрать - значит продернуть веревку вдоль обоих краев сети, из ячеи в ячею. И каждый раз надо попасть концом веревки в ячею, как нитку в иголку вдеть. Попробуй-ка угодить ниткой в игольные ушки, да так, чтобы руки одна к другой с размаху шли, раз - и вдел. А рядом другие иголки твоих рук ждут, успевай хватать да на нитку надевать: Раз! Раз! Раз!