Страница:
Читальный зал, в котором работал Ник, находился на третьем этаже библиотеки конгресса. Он подошел к двери лифта и нажал на кнопку вызова. Спустившись вниз и пройдя через отделанный мрамором холл, он застегнул пальто на все пуговицы. Было еще довольно холодно. Офис Сильвии располагался на противоположной стороне улицы. «Мы могли бы вместе пообедать», — подумал Ник, но тут же вспомнил, что завтра в подкомитете конгресса, где она работала, пройдут очередные слушания, сегодня у нее слишком много дел, чтобы тратить драгоценное время на обед даже с любимым мужем. Ник усмехнулся. Из-за этой непрерывной работы он уже и не помнил, когда последний раз они занимались любовью.
Сегодня среда. Они с Сильвией выскочили утром из дома, как только пришла Хуанита. Вчера Сильвия работала допоздна и даже в постели читала прихваченные из офиса документы. Только чувство вины перед мужем, который никак не мог уснуть при свете, заставило ее выключить лампу.
В понедельник Сол проснулся в половине пятого утра. Мать с отцом по очереди убаюкивали сына, но он уснул всего лишь за пятнадцать минут до того, как зазвонил будильник, и им нужно было собираться на работу. Вечером они буквально валились с ног от усталости. Перед тем, как лечь спать, Сильвия только успела подготовить к оплате полученные за месяц счета, а Ник помыл ребенка и прочитал ему вечернюю сказку. Уже засыпая, он попытался представить себе, как бы выглядела Сильвия в черном прозрачном белье. Вот и весь секс!
В воскресенье тоже было много дел. Утром после того, как каждый из них на цыпочках сходил в ванную комнату, они, лежа в постели, крепко прижались друг к другу, но заплакал Сол, и пришлось идти к нему. Днем Сол спать отказался. Воскресным вечером Ник смотрел по телевизору какой-то фильм: его не покидали планы написать сценарий, и он уже пообещал режиссеру всерьез подумать над этой работой. Сильвия, не досмотрев фильм до конца, заснула.
В пятницу и субботу Ник лечился от простуды, а в четверг и пятницу от простуды лечилась Сильвия.
Что было в среду, неделю назад, Ник не помнил.
Во вторник он был в плохом настроении. Причиной тому были мысли о Джуде.
А вот в понедельник, девять дней назад, когда в их доме раздался телефонный звонок Джуда... В тот понедельник вечером Сол быстро заснул. Они с Сильвией пошли в спальню и стали раздеваться. Когда на Сильвии остались только ее старенький белый лифчик и видавшие виды трусики, Ник дотронулся до ее плеча. Она улыбнулась; Ник обнял ее за спину и расстегнул лифчик. Сильвия сняла его и бросила на пол. От кормления Сола ее груди вытянулись. Нику нравилось, как нежно они реагировали на прикосновения его рук. Ник и Сильвия обнялись, улегшись поперек кровати. Они целовались и гладили друг друга. И негромко, чтобы не разбудить ребенка, смеялись. Он, как всегда, оказался сверху, прижался к ней. Ее лоно было нежным, теплым, влажным...
— Ник! — послышался громкий мужской голос.
Ник не сразу понял, кто его зовет. Он был сейчас недалеко от Капитолия. Мимо него на огромной скорости проносились машины.
— Ник! — снова послышался мужской голос. Невысокий человек быстро шел к нему со стороны пересечения Авеню Независимости и Первой улицы и приветливо махал рукой. Поравнявшись с Ником, он крепко пожал его руку.
— Как у вас дела, Ник? Я — Джек Бернс.
— Боже мой! Давненько же я вас не видел, — сказал Ник. — Что вы тут делаете?
— Веду одно дельце. — Бернс кивнул в сторону мраморного здания конгресса. — Слушайте, давайте пообедаем вместе. Плачу я. Все расходы мне компенсируют.
Он еле заметно улыбнулся.
— Да нет, пожалуй, — сказал Ник. Ему хотелось побыть одному со своими сладкими грезами. Слушать же крутые истории из жизни этого бывалого вашингтонского сыщика в его планы сейчас не входило. — Мне надо идти. — Он махнул в сторону соседней улицы.
— А я и сам туда иду. Так что пойдемте вместе! — воскликнул Бернс.
— О'кей, — вздохнул Ник, не зная, как отделаться от неожиданного попутчика.
Когда они повернули за угол, Ник успел рассмотреть идущего сзади все того же седовласого мужчину в синем пальто, на которого он обратил внимание в библиотеке.
— На днях я разговаривал с Питером Мерфи, — сказал Бернс. — Он сообщил мне, что вы опять пишете для его колонки в газете какую-то статью о шпионских делах.
— Пока еще не пишу, а только обдумываю материал.
— Черт бы подрал этого Питера! — возмутился Бернс.
Ник даже вздрогнул от такого энергичного выражения неудовольствия. — Я уже тридцать лет кручусь в Вашингтоне, знаю все шпионские дела, а Питер — бьюсь об заклад! — даже не посоветовал вам обратиться ко мне.
— Нет, не посоветовал...
Они перешли улицу.
— Сукин сын! — смачно выругался Бернс. — Хотя, конечно, и винить-то его особенно не за что. Он хочет, чтобы вся информация исходила только от него.
— Да... — протянул Ник.
— Так, значит, эти ребята из Ленгли пасут кого-то? Помните, как я помог Питеру раскрутить эту историю со шпионами в Майами?
— Нет, наверное, это было еще до того, как я начал сотрудничать с Питером.
— Все равно такими делами лучше заниматься не в одиночку.
— За моей спиной сам Питер.
Бернс положил руку в перчатке на плечо Ника:
— Так вы обнаружили уже что-то... этакое?
— Не знаю. Пока не знаю. — Ник кивнул в сторону противоположной стороны улицы. — Мне туда. Надо вернуться в офис.
— Да-да, конечно. Пожалуй, как-нибудь я загляну к вам.
— Но сначала позвоните, — сухо заметил Ник. — Иногда меня не бывает в офисе.
— Ну разумеется! — Лысый сыщик улыбнулся Нику. — Помните, как мы раскручивали с вами ту давнюю историю? Вы тогда здорово поработали!
— Эта история не стоила таких больших усилий.
— Но вы и не раздули ее. И это я особенно ценю.
«Было бы что раздувать», — подумал Ник.
Частный сыщик засунул свою визитку в карман пальто Ника.
— Если вы по-прежнему занимаетесь такими делами, — сказал он, — то вам просто необходим человек, который знает все. Питеру же далеко не все известно. Так что звоните. Я могу помочь.
— Конечно-конечно, — сказал Ник и подумал: «Какого черта ты ко мне пристал?»
Ник пожал руку сыщика и, не оборачиваясь, перешел улицу. Миновав полквартала по Пенсильвания-авеню, он почувствовал, что страшно проголодался, но тут же вспомнил, что наличных у него с собой не было.
Задул сильный ветер, внезапно пошел дождь с градом. Льдинки больно покалывали лицо. Чтобы сократить путь, Ник повернул на углу Третьей улицы и под прикрытием длинной стены поспешил к расположенному недалеко банкомату. Пластиковая кабина укрыла его от непогоды.
Он вставил в прорезь машины свою кредитную карточку и набрал персональный код, а потом в ожидании наличности рассеянно посмотрел по сторонам.
На перекрестке на красный свет светофора остановился каштановый «кадиллак». Справа от водителя в «кадиллаке» сидел седой мужчина в синем пальто. Стекло его двери было в крупных дождевых каплях. Ник задумался. Этот мужчина, как выясняется, проводит время не только в библиотеке. Может быть, он и не пенсионер. Светофор переключился на зеленый. «Кадиллак» стал разворачиваться на перекрестке; его щетки смахивали с ветрового стекла капли зимнего дождя.
За рулем «кадиллака» сидел Джек Бернс.
Машина набрала скорость, унося прочь сидевшего в библиотеке за спиной Ника пожилого человека и вашингтонского сыщика, появившегося вдруг перед Ником и начавшего задавать вопросы.
Ник замер. Ему было холодно. Он чувствовал себя страшно одиноким.
Глава 12
Сегодня среда. Они с Сильвией выскочили утром из дома, как только пришла Хуанита. Вчера Сильвия работала допоздна и даже в постели читала прихваченные из офиса документы. Только чувство вины перед мужем, который никак не мог уснуть при свете, заставило ее выключить лампу.
В понедельник Сол проснулся в половине пятого утра. Мать с отцом по очереди убаюкивали сына, но он уснул всего лишь за пятнадцать минут до того, как зазвонил будильник, и им нужно было собираться на работу. Вечером они буквально валились с ног от усталости. Перед тем, как лечь спать, Сильвия только успела подготовить к оплате полученные за месяц счета, а Ник помыл ребенка и прочитал ему вечернюю сказку. Уже засыпая, он попытался представить себе, как бы выглядела Сильвия в черном прозрачном белье. Вот и весь секс!
В воскресенье тоже было много дел. Утром после того, как каждый из них на цыпочках сходил в ванную комнату, они, лежа в постели, крепко прижались друг к другу, но заплакал Сол, и пришлось идти к нему. Днем Сол спать отказался. Воскресным вечером Ник смотрел по телевизору какой-то фильм: его не покидали планы написать сценарий, и он уже пообещал режиссеру всерьез подумать над этой работой. Сильвия, не досмотрев фильм до конца, заснула.
В пятницу и субботу Ник лечился от простуды, а в четверг и пятницу от простуды лечилась Сильвия.
Что было в среду, неделю назад, Ник не помнил.
Во вторник он был в плохом настроении. Причиной тому были мысли о Джуде.
А вот в понедельник, девять дней назад, когда в их доме раздался телефонный звонок Джуда... В тот понедельник вечером Сол быстро заснул. Они с Сильвией пошли в спальню и стали раздеваться. Когда на Сильвии остались только ее старенький белый лифчик и видавшие виды трусики, Ник дотронулся до ее плеча. Она улыбнулась; Ник обнял ее за спину и расстегнул лифчик. Сильвия сняла его и бросила на пол. От кормления Сола ее груди вытянулись. Нику нравилось, как нежно они реагировали на прикосновения его рук. Ник и Сильвия обнялись, улегшись поперек кровати. Они целовались и гладили друг друга. И негромко, чтобы не разбудить ребенка, смеялись. Он, как всегда, оказался сверху, прижался к ней. Ее лоно было нежным, теплым, влажным...
— Ник! — послышался громкий мужской голос.
Ник не сразу понял, кто его зовет. Он был сейчас недалеко от Капитолия. Мимо него на огромной скорости проносились машины.
— Ник! — снова послышался мужской голос. Невысокий человек быстро шел к нему со стороны пересечения Авеню Независимости и Первой улицы и приветливо махал рукой. Поравнявшись с Ником, он крепко пожал его руку.
— Как у вас дела, Ник? Я — Джек Бернс.
— Боже мой! Давненько же я вас не видел, — сказал Ник. — Что вы тут делаете?
— Веду одно дельце. — Бернс кивнул в сторону мраморного здания конгресса. — Слушайте, давайте пообедаем вместе. Плачу я. Все расходы мне компенсируют.
Он еле заметно улыбнулся.
— Да нет, пожалуй, — сказал Ник. Ему хотелось побыть одному со своими сладкими грезами. Слушать же крутые истории из жизни этого бывалого вашингтонского сыщика в его планы сейчас не входило. — Мне надо идти. — Он махнул в сторону соседней улицы.
— А я и сам туда иду. Так что пойдемте вместе! — воскликнул Бернс.
— О'кей, — вздохнул Ник, не зная, как отделаться от неожиданного попутчика.
Когда они повернули за угол, Ник успел рассмотреть идущего сзади все того же седовласого мужчину в синем пальто, на которого он обратил внимание в библиотеке.
— На днях я разговаривал с Питером Мерфи, — сказал Бернс. — Он сообщил мне, что вы опять пишете для его колонки в газете какую-то статью о шпионских делах.
— Пока еще не пишу, а только обдумываю материал.
— Черт бы подрал этого Питера! — возмутился Бернс.
Ник даже вздрогнул от такого энергичного выражения неудовольствия. — Я уже тридцать лет кручусь в Вашингтоне, знаю все шпионские дела, а Питер — бьюсь об заклад! — даже не посоветовал вам обратиться ко мне.
— Нет, не посоветовал...
Они перешли улицу.
— Сукин сын! — смачно выругался Бернс. — Хотя, конечно, и винить-то его особенно не за что. Он хочет, чтобы вся информация исходила только от него.
— Да... — протянул Ник.
— Так, значит, эти ребята из Ленгли пасут кого-то? Помните, как я помог Питеру раскрутить эту историю со шпионами в Майами?
— Нет, наверное, это было еще до того, как я начал сотрудничать с Питером.
— Все равно такими делами лучше заниматься не в одиночку.
— За моей спиной сам Питер.
Бернс положил руку в перчатке на плечо Ника:
— Так вы обнаружили уже что-то... этакое?
— Не знаю. Пока не знаю. — Ник кивнул в сторону противоположной стороны улицы. — Мне туда. Надо вернуться в офис.
— Да-да, конечно. Пожалуй, как-нибудь я загляну к вам.
— Но сначала позвоните, — сухо заметил Ник. — Иногда меня не бывает в офисе.
— Ну разумеется! — Лысый сыщик улыбнулся Нику. — Помните, как мы раскручивали с вами ту давнюю историю? Вы тогда здорово поработали!
— Эта история не стоила таких больших усилий.
— Но вы и не раздули ее. И это я особенно ценю.
«Было бы что раздувать», — подумал Ник.
Частный сыщик засунул свою визитку в карман пальто Ника.
— Если вы по-прежнему занимаетесь такими делами, — сказал он, — то вам просто необходим человек, который знает все. Питеру же далеко не все известно. Так что звоните. Я могу помочь.
— Конечно-конечно, — сказал Ник и подумал: «Какого черта ты ко мне пристал?»
Ник пожал руку сыщика и, не оборачиваясь, перешел улицу. Миновав полквартала по Пенсильвания-авеню, он почувствовал, что страшно проголодался, но тут же вспомнил, что наличных у него с собой не было.
Задул сильный ветер, внезапно пошел дождь с градом. Льдинки больно покалывали лицо. Чтобы сократить путь, Ник повернул на углу Третьей улицы и под прикрытием длинной стены поспешил к расположенному недалеко банкомату. Пластиковая кабина укрыла его от непогоды.
Он вставил в прорезь машины свою кредитную карточку и набрал персональный код, а потом в ожидании наличности рассеянно посмотрел по сторонам.
На перекрестке на красный свет светофора остановился каштановый «кадиллак». Справа от водителя в «кадиллаке» сидел седой мужчина в синем пальто. Стекло его двери было в крупных дождевых каплях. Ник задумался. Этот мужчина, как выясняется, проводит время не только в библиотеке. Может быть, он и не пенсионер. Светофор переключился на зеленый. «Кадиллак» стал разворачиваться на перекрестке; его щетки смахивали с ветрового стекла капли зимнего дождя.
За рулем «кадиллака» сидел Джек Бернс.
Машина набрала скорость, унося прочь сидевшего в библиотеке за спиной Ника пожилого человека и вашингтонского сыщика, появившегося вдруг перед Ником и начавшего задавать вопросы.
Ник замер. Ему было холодно. Он чувствовал себя страшно одиноким.
Глава 12
Зеркало
Бэт громко закричала и проснулась. Уэс сел в кровати, не понимая, что происходит. В спальне было темно и холодно.
— Кошмар, — сказала она, дотрагиваясь до него, — мне приснился кошмар.
Он обнял ее. Она вся дрожала. Уэс укрыл ее и себя одеялом. Бэт постепенно согрелась и перестала дрожать.
— Извини, — сказала она наконец. — Я не хотела тебя напугать.
— Все хорошо... Главное — с тобой все в порядке.
Она положила голову ему на грудь:
— У меня сейчас слишком много работы... А тебе снятся кошмары?
— Конечно.
— Расскажи, какие тебе снятся кошмары.
— Ну уж нет. Кошмар приснился тебе, так что ты и должна рассказывать.
— Мне привиделось зеркало, — прошептала она. — Я проникала внутрь этого зеркала и возвращалась обратно. В одно и то же время я была зеркалом и самой собою... То проникала внутрь, то оказывалась снаружи. Но потом... Потом от моего неосторожного движения зеркало треснуло, и все мое тело рассыпалось, превратившись в блестящие острые осколки...
Уэс почувствовал, как сердце Бэт бешено заколотилось.
— Знаешь, раньше мне приходилось размешивать кислоту в стеклянных колбах. — Может быть, воспоминание об этой опасной работе и стало причиной кошмара?
— Да, это всего лишь какое-то воспоминание, — отчеканил он.
— Ладно-ладно, хватит меня успокаивать, как какую-то дурочку. Как-нибудь я расскажу тебе о своих вещих снах.
— С удовольствием послушаю.
— Сколько сейчас времени? — спросила она.
— Сколько времени? Где-то посередине между очень поздно и очень рано. — Он почувствовал, как она улыбнулась. — Поспи еще. Здесь тебе ничто не угрожает.
— Я знаю. — Она поцеловала его в левую сторону груди, где находится сердце.
Довольно скоро Бэт уснула. Уэс спать уже не мог. Он осторожно вылез из кровати, заботливо укрыл Бэт одеялом, надел пижаму и кроссовки и, аккуратно прикрыв дверь спальни, вышел в гостиную. Их одежда в беспорядке валялась на полу. Он поднял ее, перенес на кресло, включил лампу и, пока варился кофе, разложил полученные от Бернса фотографии Джуда Стюарта на журнальном столике. К ним он придвинул снимки, которые украл в гостинице «Занзибар»: на них был тот же Джуд Стюарт, слева от него — черноволосый молодой человек, а справа — красивая женщина.
— Где все эти люди сейчас? — довольно громко прошептал Уэс.
Выпив кофе, он еще раз посмотрел на фотографии.
— Я иду по острию бритвы, — сказал он смотревшим на него со снимков людям. — Как бы не сорваться!
Уэс вдруг вспомнил своего отца. «Если взобрался на коня, — любил приговаривать тот, глядя сыну прямо в глаза, — скачи вперед, назад дороги нет!»
Теперь, взобравшись на этого воображаемого коня по милости Дентона, Уэс чувствовал, что уже нарушил некоторые законы.
Записи о переговорах граждан являлись частной собственностью и охранялись соответствующими законоположениями. Получение данных о таких разговорах было первым нарушением юридических норм со стороны Уэса. За ним последовали другие. Нет, он не боялся. Ведь те, кто отдал приказ провести это расследование, были не судьями, а его командирами.
«И все же, — подумал Уэс, — ты должен был действовать как полицейский, а превратился, по сути, в рядового жулика. Но если взобрался на коня, то скачи на нем!»
В спальне скрипнули половицы. Уэс быстро спрятал фотографии и сел в кресло. Двери спальни отворились, и в гостиной появилась Бэт. На ней была рубашка Уэса цвета хаки с длинными рукавами.
— Пахнет кофе, — потягиваясь, сказала она.
— Кофе на кухне, — улыбнулся Уэс.
Ему понравилось, как без малейших усилий она нашла на чужой кухне чашку и сахарницу, ничуть не смущаясь налила себе кофе, вернулась в гостиную и, сбросив со второго кресла одежду, свернулась в нем клубочком.
— Доброе утро, — улыбнулась ему она, отпив из дымящейся чашки немного кофе. — Извини, что из-за меня ты не спал всю ночь.
— Все в порядке, — улыбнулся он.
Она поставила чашку на журнальный столик, достала из своей рубашки сигареты, прикурила одну, а потушенную спичку бросила в блюдце.
— Наверное, мне стоит все-таки обзавестись пепельницами, — сказал он.
В ее глазах появились озорные искорки.
— Сколько сейчас времени? — вдруг спросила она.
Сквозь окна гостиной сочился серый свет.
— Примерно без двадцати семь. Похоже, сейчас пойдет дождь.
— Я искала у тебя в спальне, во что бы одеться, и на полке в твоем шкафу обнаружила какую-то смешную шляпу. Ты ее носишь?
— Да нет... Это широкополая шляпа осталась у меня как память... о разведывательных рейдах... Отличная защита от солнца и дождя. Намного лучше, чем каска. Вот только от пуль она не спасает... хотя в буше, когда высовываешь голову, тебя в ней особенно и не заметно.
— В буше Вьетнама?
Он кивнул в ответ.
— Ты — моряк... Так почему же ты участвовал в той войне?
— Я сражался... за тебя.
Она задумчиво посмотрела на него, и он почувствовал: она поняла, что именно он хотел сказать.
— Что было самым тяжелым в той войне? — спросила она.
— Самым страшным?
— Нет, самым тяжелым.
— Письма.
Бэт вздрогнула.
— Я — офицер. И когда в моем подразделении кто-то из парней погибал, я должен был сообщать его родителям или жене или просто подруге. Мне частенько приходилось писать такие похоронные письма, когда мы возвращались с патрулирования. От меня несло джунглями, кожа была выжжена солнцем, все тело ломило, где-то поблизости из транзистора неслась рок-музыка, вернувшиеся целыми и невредимыми с патрулирования ребята смеялись, а я сидел и писал... Писал грустную историю о том, как храбрый девятнадцатилетний парень получил пулю в сердце... Чтобы описать это, нужны какие-то особые слова, которых мы, военные, просто не знаем. Мы умеем мужественно идти под пули, мы и сами умеем стрелять. А вот слов, которые могли бы передать трагедию человека на войне, мы не знаем.
Уэс замолчал. Молчала и Бэт.
— Что это такое? — наконец спросила она, показывая пальцем на металлические эмблемы в виде кленовых листьев на его рубашке.
— Это знаки военного отличия. Они означают, что я — майор.
— Когда же тебе надо идти на работу, господин майор?
— У меня... у меня сейчас свободный график.
— Вот уж точно. Слетал на пикник в Лос-Анджелес, и дома — никакого военного распорядка дня. Да, не таким я представляла себе настоящего моряка, — рассмеялась она.
— А тебе-то самой когда на работу?
— Вообще-то я прихожу в свой музей около десяти утра.
Она допила кофе, поставила чашку на столик и вытянула ноги. Кое-где ее бедра были покрыты смешными веснушками.
«Поцелуи ангелов», — сказала бы об этих веснушках его мать.
— А ты похож на бегуна, — сказала она, глядя на его мощные ноги.
— Я всегда должен быть в форме, это — обязательное условие военной службы.
— Не собираешься ли ты отправиться сейчас на утреннюю пробежку? — засмеялась она и наклонилась к нему. У Уэса пересохло в горле.
Через два часа они стояли в гостиной Уэса у входной двери. Он был полностью раздет. Она одной рукой прижимала к груди свою одежду, а в другой держала его рубашку.
— Вообще-то надо было эту рубашку постирать и выгладить, но боюсь, пообещаю и ничего не сделаю.
— А я не настаиваю, — сказал он. — Когда мы увидимся?
— Как можно раньше.
— А вдруг я не доживу до этого?
Она поцеловала его в грудь, открыла дверь и, не оборачиваясь, раздетая пошла к себе домой...
У Уэса зазвонил телефон.
— Ты догадался, кто это? — послышался в трубке знакомый мужской голос.
— Конечно.
Это был Франк Греко — контрразведчик из флотской Службы расследований.
— Так мы сыграем сегодня в сквош? Решайся быстрее. Традиция есть традиция.
— Когда? — спросил Уэс. Ни он, ни Греко в сквош никогда не играли.
— Я заказал корт в клубе на Капитолийском холме. Встречаемся там через сорок минут.
Уэсу едва хватило времени, чтобы побриться, принять душ и одеться. Место для парковки машины он нашел в квартале от оздоровительного клуба, где были корты для сквоша. Раньше в этом клубе Уэсу бывать не доводилось. Когда он подходил ко входу, Греко окликнул его сзади.
— Эй, морячок, ты меня опередил.
Греко сидел за рулем «хонды», которой было уже года два. На машине они поехали в малолюдный квартал. Греко прижал «хонду» к тротуару. Автомобилей на улице было совсем мало; прохожих и вовсе не было видно.
— Документы на Мэтью Хопкинса, — сказал Греко, передавая Уэсу толстый пакет.
У Греко были седые волосы, на макушке — редкие, по бокам — длинные, закрывающие уши. Коренастый мужчина пятидесяти одного года от роду, он имел черный пояс бойца дзюдо. В спортзале ВМФ он без труда поднимал солидные тяжести, которые были не под силу и морякам помоложе.
— Документы будешь изучать позже, — сказал он Уэсу. — А пока доложу, что Хопкинс был радистом, во Вьетнам попал добровольцем, участвовал там в спецоперациях. В 1970-м его перевели в Группу поддержки операций ВМФ. Там он прослужил два года, потом плавал по всем морям и океанам, пока наконец не вышел в отставку в 1979 году. Во флотском досье на него говорится, что Хопкинс слегка повредился умом на службе и Дядя Сэм вынужден платить ему пенсию по нетрудоспособности. Вопрос о серьезном лечении Хопкинса, правда, не стоял. У парня неплохой послужной список, он имел ряд поощрений по службе, но героем так и не стал. В общем, он из тех, на кого не обращают особого внимания.
— Как выяснилось теперь, внимание на него все-таки обратили.
Греко вопросительно посмотрел на Уэса:
— Да, если ты имеешь в виду Группу поддержки операций ВМФ... Это название вроде бы связано с производством бюрократических бумаг. Но на самом деле за ним скрывается... Оперативная группа № 157.
— О такой не слышал.
— Не мудрено. Ее расформировали в 1977 году. Но до этого — с начала шестидесятых — она была главной тайной нашего флота. В группе работали по контракту гражданские лица, а также отставники, которым надоело торговать подержанными автомобилями, флотские офицеры и совсем еще молодые призывники. Дипломатических паспортов у них не было, не сидели они и на кораблях, засекая продвижение русских подлодок. Оперативная группа № 157 была отдельным шпионским ведомством. И ЦРУ о ее существовании вряд ли знало. Как, впрочем, и многие флотские командиры. Опергруппа была первым военным подразделением, которому разрешили для прикрытия создавать разные фирмы и иные коммерческие структуры. И у них везде были свои люди. Под видом бизнесменов эти люди проникали даже в Китай... Твои приятели из ЦРУ обожают работать под прикрытием посольств. Парни из Опергруппы № 157 плевать хотели на посольства...
— И Хопкинс, насколько я теперь понимаю, был одним из таких парней... Но если опергруппа была настолько уж хороша, почему же ее тогда расформировали?
— В дело вмешалась политика. — Греко ухмыльнулся. — Один из тех парней — Эд Уилсон — решил заработать кучу денег. Он заключил сделку с ливийским полковником Каддафи, обязавшись поставлять этому шизанутому правителю оружие для наемных убийц. Уилсон втянул в свои частные делишки даже «зеленых беретов». Они-то думали, что эта новая операция служит всего лишь прикрытием для важных государственных дел! Сейчас Уилсон отбывает тридцатилетний срок в тюрьме.
— Ну, а Хопкинс? Что лично он делал в Опергруппе № 157?
— Я же говорил, что он был радистом. До назначения в группу мы проверяли его по нашим каналам. Вместе с Федеральным бюро расследований. Но...
— Что «но»?
— В его досье подшит приказ «провести проверку еще раз». И это должна была быть настоящая глубокая и серьезная проверка... Хопкинс, правда, вышел из нее как невинная пташка, но здесь есть над чем подумать...
— Действительно, есть над чем задуматься... Во-первых, зачем понадобилась эта дополнительная проверка?
— Об этом ты спросишь у того, кто приказал ее осуществить. — Греко протянул Уэсу лист бумаги. — Вот имя этого человека — Тэд Дэйвис. Отставник. Крепкий мужик. Прошел службу от рядового до командира. До того, как получил назначение в Опергруппу № 157, занимался самыми разными делами. По характеру человек очень приятный. Он будет ожидать тебя вот в этом баре, — Греко ткнул пальцем в лист бумаги, — в три тридцать.
— Спасибо.
— Тэд — мой приятель. Но если бы и не был им, все равно помог бы — такой уж он приятный человек.
Уэс убрал папку с документами и лист бумаги в атташе-кейс.
— Похоже, у тебя набралось уже много документов, морячок, — усмехнулся Греко.
— Пока еще ничего существенного.
— Я не спрашиваю, какую работу ты выполняешь для этих своих друзей, — посмотрев по сторонам, заметил Греко. — Хочется только надеяться, что они тебя не утопят.
— Я умею плавать.
— Судя по твоему сегодняшнему виду, ты сразу пойдешь ко дну, как топор.
Они оба рассмеялись.
— Я допоздна работал, — сказал Уэс. — И уж во всяком случае... подстрижен я по уставу, а не так, как некоторые... закрывающие седыми патлами уши.
— О, на это есть веские причины.
— Какие же?
— Когда я служил полицейским в Сент-Луисе, один наркоман откусил... откусил мне правое ухо. Вот и отращиваю волосы, хотя и понимаю, что выгляжу, как герой давно минувших дней, так и не понявший, что время хиппи безвозвратно ушло.
Греко довез Уэса до его машины. Выходя из «хонды», Уэс спросил:
— А что же ты сделал с тем наркоманом?
— Вышиб из него дерьмо... Изметелил в пух и прах! Греко уехал.
Уэс посмотрел на часы. Десять тридцать. Ветер гнал по тротуару сухие листья и клочки бумаги. На стене неподалеку от сквош-клуба висел телефон-автомат.
«Не гони лошадей, — приказал себе Уэс. — Пока в этом нет такой необходимости».
— Черт, — прошептал Уэс и пошел звонить Джеку Бернсу. Того дома не оказалось, его телефон был на автоответчике. Никакого сообщения для Бернса Уэс не оставил. Повесив трубку, он посмотрел на часы. Одиннадцать пятнадцать. Может быть, частный сыщик поехал куда-то поесть? Уэс забрал из библиотеки романы Ника Келли.
На улице был сильный ветер. По серому небу неслись черные тучи. Уэс купил в палатке напротив библиотеки два хот-дога и чашку кофе, перенес еду на мраморную скамейку у входа в библиотеку. Уличный торговец посмотрел в сторону Уэса, покачал головой и засмеялся.
Одна из взятых Уэсом книг называлась «Полет Волка». Он сразу вспомнил фильм, снятый по этой книге. Другие два романа были посвящены иным темам — не шпионским.
Когда Уэс просматривал последний роман Ника Келли, горчица из хот-дога капнула на его страницы.
— Ты испортил общественную собственность, — погрозил он ветру пальцем, а потом, раскрыв книгу на первой странице, вырвал из нее фотографию автора.
Его мать частенько говорила, что дорога в ад состоит из отдельных и очень маленьких шагов.
Уэс еще раз позвонил Джеку Бернсу из уличного телефона-автомата. Телефон Бернса по-прежнему был на автоответчике, и Уэс снова не оставил никакого сообщения.
Было уже почти двенадцать. До намеченной встречи в баре оставалось еще много времени, и Уэс отправился в Национальный музей американского искусства, расположенный на противоположной стороне улицы. Там ведь тоже были телефоны-автоматы. Целых полчаса Уэс рассматривал полотна абстракционистов и сюрреалистов. Потом еще раз позвонил Бернсу. Того по-прежнему дома не было. На этот раз Уэс оставил короткое сообщение — номер телефона-автомата, с которого он звонил. Мимо Уэса прошел полицейский в синей форме, вернулся и внимательно оглядел показавшегося ему, наверное, подозрительным мужчину, изучившего современные творения художников и теперь вот названивающего кому-то.
Телефон зазвонил. Уэс сразу снял трубку и услышал в ней голос Бернса, звучавший так, как будто бы сыщик говорил из бочки.
— Черт бы вас подрал, Уэс! Где вы сейчас?
— У телефона-автомата.
— А я в своей машине. Техника двадцатого века — великая вещь! Теперь я могу прослушать ваше сообщение, записанное автоответчиком прямо в машине, и сразу же соединиться с вами. Так что настоятельно советую приобрести мобильный телефон. Кстати сказать, разговоры с него невозможно подслушать... Могу предложить вам сделку. Ной от нее будет в восторге.
Полицейский еще раз прошел мимо Уэса.
— Я как раз звонил вам по поводу телефонов.
— Слушаю вас.
Полицейский был от Уэса уже в десяти шагах.
— У писателя, которого вы знаете, есть дом и офис.
— Вы говорите, конечно, о Нике Келли. Насколько я понял, вы хотите получить данные о его телефонных разговорах... с того самого момента и до настоящего времени?
— Мне нужно знать, кто звонил, откуда и когда.
— Я могу установить, почему звонили.
— Делайте только то, за что я вам плачу! Когда я смогу получить у вас интересующую меня информацию?
— Я нахожусь сейчас на Четырнадцатой улице. Пентагон отсюда совсем рядом, — хотите, я поприветствую их от вашего имени? Хотя нет, они больше не ваши коллеги... Так вот дома я буду минут через двадцать. Получу нужную информацию к тому моменту, как вы придете ко мне.
В музее пахло пылью. Было довольно прохладно.
— Слушайте, Бернс, у меня такое впечатление, что вы уже получили эту информацию!
— Нет еще, я подчиняюсь только вашим приказам... У нас здесь льет как из ведра.
— Сколько будет стоить информация? — поинтересовался Уэс.
— Не волнуйтесь. В бюджет уложитесь.
В трубке послышались короткие гудки.
— Кошмар, — сказала она, дотрагиваясь до него, — мне приснился кошмар.
Он обнял ее. Она вся дрожала. Уэс укрыл ее и себя одеялом. Бэт постепенно согрелась и перестала дрожать.
— Извини, — сказала она наконец. — Я не хотела тебя напугать.
— Все хорошо... Главное — с тобой все в порядке.
Она положила голову ему на грудь:
— У меня сейчас слишком много работы... А тебе снятся кошмары?
— Конечно.
— Расскажи, какие тебе снятся кошмары.
— Ну уж нет. Кошмар приснился тебе, так что ты и должна рассказывать.
— Мне привиделось зеркало, — прошептала она. — Я проникала внутрь этого зеркала и возвращалась обратно. В одно и то же время я была зеркалом и самой собою... То проникала внутрь, то оказывалась снаружи. Но потом... Потом от моего неосторожного движения зеркало треснуло, и все мое тело рассыпалось, превратившись в блестящие острые осколки...
Уэс почувствовал, как сердце Бэт бешено заколотилось.
— Знаешь, раньше мне приходилось размешивать кислоту в стеклянных колбах. — Может быть, воспоминание об этой опасной работе и стало причиной кошмара?
— Да, это всего лишь какое-то воспоминание, — отчеканил он.
— Ладно-ладно, хватит меня успокаивать, как какую-то дурочку. Как-нибудь я расскажу тебе о своих вещих снах.
— С удовольствием послушаю.
— Сколько сейчас времени? — спросила она.
— Сколько времени? Где-то посередине между очень поздно и очень рано. — Он почувствовал, как она улыбнулась. — Поспи еще. Здесь тебе ничто не угрожает.
— Я знаю. — Она поцеловала его в левую сторону груди, где находится сердце.
Довольно скоро Бэт уснула. Уэс спать уже не мог. Он осторожно вылез из кровати, заботливо укрыл Бэт одеялом, надел пижаму и кроссовки и, аккуратно прикрыв дверь спальни, вышел в гостиную. Их одежда в беспорядке валялась на полу. Он поднял ее, перенес на кресло, включил лампу и, пока варился кофе, разложил полученные от Бернса фотографии Джуда Стюарта на журнальном столике. К ним он придвинул снимки, которые украл в гостинице «Занзибар»: на них был тот же Джуд Стюарт, слева от него — черноволосый молодой человек, а справа — красивая женщина.
— Где все эти люди сейчас? — довольно громко прошептал Уэс.
Выпив кофе, он еще раз посмотрел на фотографии.
— Я иду по острию бритвы, — сказал он смотревшим на него со снимков людям. — Как бы не сорваться!
Уэс вдруг вспомнил своего отца. «Если взобрался на коня, — любил приговаривать тот, глядя сыну прямо в глаза, — скачи вперед, назад дороги нет!»
Теперь, взобравшись на этого воображаемого коня по милости Дентона, Уэс чувствовал, что уже нарушил некоторые законы.
Записи о переговорах граждан являлись частной собственностью и охранялись соответствующими законоположениями. Получение данных о таких разговорах было первым нарушением юридических норм со стороны Уэса. За ним последовали другие. Нет, он не боялся. Ведь те, кто отдал приказ провести это расследование, были не судьями, а его командирами.
«И все же, — подумал Уэс, — ты должен был действовать как полицейский, а превратился, по сути, в рядового жулика. Но если взобрался на коня, то скачи на нем!»
В спальне скрипнули половицы. Уэс быстро спрятал фотографии и сел в кресло. Двери спальни отворились, и в гостиной появилась Бэт. На ней была рубашка Уэса цвета хаки с длинными рукавами.
— Пахнет кофе, — потягиваясь, сказала она.
— Кофе на кухне, — улыбнулся Уэс.
Ему понравилось, как без малейших усилий она нашла на чужой кухне чашку и сахарницу, ничуть не смущаясь налила себе кофе, вернулась в гостиную и, сбросив со второго кресла одежду, свернулась в нем клубочком.
— Доброе утро, — улыбнулась ему она, отпив из дымящейся чашки немного кофе. — Извини, что из-за меня ты не спал всю ночь.
— Все в порядке, — улыбнулся он.
Она поставила чашку на журнальный столик, достала из своей рубашки сигареты, прикурила одну, а потушенную спичку бросила в блюдце.
— Наверное, мне стоит все-таки обзавестись пепельницами, — сказал он.
В ее глазах появились озорные искорки.
— Сколько сейчас времени? — вдруг спросила она.
Сквозь окна гостиной сочился серый свет.
— Примерно без двадцати семь. Похоже, сейчас пойдет дождь.
— Я искала у тебя в спальне, во что бы одеться, и на полке в твоем шкафу обнаружила какую-то смешную шляпу. Ты ее носишь?
— Да нет... Это широкополая шляпа осталась у меня как память... о разведывательных рейдах... Отличная защита от солнца и дождя. Намного лучше, чем каска. Вот только от пуль она не спасает... хотя в буше, когда высовываешь голову, тебя в ней особенно и не заметно.
— В буше Вьетнама?
Он кивнул в ответ.
— Ты — моряк... Так почему же ты участвовал в той войне?
— Я сражался... за тебя.
Она задумчиво посмотрела на него, и он почувствовал: она поняла, что именно он хотел сказать.
— Что было самым тяжелым в той войне? — спросила она.
— Самым страшным?
— Нет, самым тяжелым.
— Письма.
Бэт вздрогнула.
— Я — офицер. И когда в моем подразделении кто-то из парней погибал, я должен был сообщать его родителям или жене или просто подруге. Мне частенько приходилось писать такие похоронные письма, когда мы возвращались с патрулирования. От меня несло джунглями, кожа была выжжена солнцем, все тело ломило, где-то поблизости из транзистора неслась рок-музыка, вернувшиеся целыми и невредимыми с патрулирования ребята смеялись, а я сидел и писал... Писал грустную историю о том, как храбрый девятнадцатилетний парень получил пулю в сердце... Чтобы описать это, нужны какие-то особые слова, которых мы, военные, просто не знаем. Мы умеем мужественно идти под пули, мы и сами умеем стрелять. А вот слов, которые могли бы передать трагедию человека на войне, мы не знаем.
Уэс замолчал. Молчала и Бэт.
— Что это такое? — наконец спросила она, показывая пальцем на металлические эмблемы в виде кленовых листьев на его рубашке.
— Это знаки военного отличия. Они означают, что я — майор.
— Когда же тебе надо идти на работу, господин майор?
— У меня... у меня сейчас свободный график.
— Вот уж точно. Слетал на пикник в Лос-Анджелес, и дома — никакого военного распорядка дня. Да, не таким я представляла себе настоящего моряка, — рассмеялась она.
— А тебе-то самой когда на работу?
— Вообще-то я прихожу в свой музей около десяти утра.
Она допила кофе, поставила чашку на столик и вытянула ноги. Кое-где ее бедра были покрыты смешными веснушками.
«Поцелуи ангелов», — сказала бы об этих веснушках его мать.
— А ты похож на бегуна, — сказала она, глядя на его мощные ноги.
— Я всегда должен быть в форме, это — обязательное условие военной службы.
— Не собираешься ли ты отправиться сейчас на утреннюю пробежку? — засмеялась она и наклонилась к нему. У Уэса пересохло в горле.
Через два часа они стояли в гостиной Уэса у входной двери. Он был полностью раздет. Она одной рукой прижимала к груди свою одежду, а в другой держала его рубашку.
— Вообще-то надо было эту рубашку постирать и выгладить, но боюсь, пообещаю и ничего не сделаю.
— А я не настаиваю, — сказал он. — Когда мы увидимся?
— Как можно раньше.
— А вдруг я не доживу до этого?
Она поцеловала его в грудь, открыла дверь и, не оборачиваясь, раздетая пошла к себе домой...
У Уэса зазвонил телефон.
— Ты догадался, кто это? — послышался в трубке знакомый мужской голос.
— Конечно.
Это был Франк Греко — контрразведчик из флотской Службы расследований.
— Так мы сыграем сегодня в сквош? Решайся быстрее. Традиция есть традиция.
— Когда? — спросил Уэс. Ни он, ни Греко в сквош никогда не играли.
— Я заказал корт в клубе на Капитолийском холме. Встречаемся там через сорок минут.
Уэсу едва хватило времени, чтобы побриться, принять душ и одеться. Место для парковки машины он нашел в квартале от оздоровительного клуба, где были корты для сквоша. Раньше в этом клубе Уэсу бывать не доводилось. Когда он подходил ко входу, Греко окликнул его сзади.
— Эй, морячок, ты меня опередил.
Греко сидел за рулем «хонды», которой было уже года два. На машине они поехали в малолюдный квартал. Греко прижал «хонду» к тротуару. Автомобилей на улице было совсем мало; прохожих и вовсе не было видно.
— Документы на Мэтью Хопкинса, — сказал Греко, передавая Уэсу толстый пакет.
У Греко были седые волосы, на макушке — редкие, по бокам — длинные, закрывающие уши. Коренастый мужчина пятидесяти одного года от роду, он имел черный пояс бойца дзюдо. В спортзале ВМФ он без труда поднимал солидные тяжести, которые были не под силу и морякам помоложе.
— Документы будешь изучать позже, — сказал он Уэсу. — А пока доложу, что Хопкинс был радистом, во Вьетнам попал добровольцем, участвовал там в спецоперациях. В 1970-м его перевели в Группу поддержки операций ВМФ. Там он прослужил два года, потом плавал по всем морям и океанам, пока наконец не вышел в отставку в 1979 году. Во флотском досье на него говорится, что Хопкинс слегка повредился умом на службе и Дядя Сэм вынужден платить ему пенсию по нетрудоспособности. Вопрос о серьезном лечении Хопкинса, правда, не стоял. У парня неплохой послужной список, он имел ряд поощрений по службе, но героем так и не стал. В общем, он из тех, на кого не обращают особого внимания.
— Как выяснилось теперь, внимание на него все-таки обратили.
Греко вопросительно посмотрел на Уэса:
— Да, если ты имеешь в виду Группу поддержки операций ВМФ... Это название вроде бы связано с производством бюрократических бумаг. Но на самом деле за ним скрывается... Оперативная группа № 157.
— О такой не слышал.
— Не мудрено. Ее расформировали в 1977 году. Но до этого — с начала шестидесятых — она была главной тайной нашего флота. В группе работали по контракту гражданские лица, а также отставники, которым надоело торговать подержанными автомобилями, флотские офицеры и совсем еще молодые призывники. Дипломатических паспортов у них не было, не сидели они и на кораблях, засекая продвижение русских подлодок. Оперативная группа № 157 была отдельным шпионским ведомством. И ЦРУ о ее существовании вряд ли знало. Как, впрочем, и многие флотские командиры. Опергруппа была первым военным подразделением, которому разрешили для прикрытия создавать разные фирмы и иные коммерческие структуры. И у них везде были свои люди. Под видом бизнесменов эти люди проникали даже в Китай... Твои приятели из ЦРУ обожают работать под прикрытием посольств. Парни из Опергруппы № 157 плевать хотели на посольства...
— И Хопкинс, насколько я теперь понимаю, был одним из таких парней... Но если опергруппа была настолько уж хороша, почему же ее тогда расформировали?
— В дело вмешалась политика. — Греко ухмыльнулся. — Один из тех парней — Эд Уилсон — решил заработать кучу денег. Он заключил сделку с ливийским полковником Каддафи, обязавшись поставлять этому шизанутому правителю оружие для наемных убийц. Уилсон втянул в свои частные делишки даже «зеленых беретов». Они-то думали, что эта новая операция служит всего лишь прикрытием для важных государственных дел! Сейчас Уилсон отбывает тридцатилетний срок в тюрьме.
— Ну, а Хопкинс? Что лично он делал в Опергруппе № 157?
— Я же говорил, что он был радистом. До назначения в группу мы проверяли его по нашим каналам. Вместе с Федеральным бюро расследований. Но...
— Что «но»?
— В его досье подшит приказ «провести проверку еще раз». И это должна была быть настоящая глубокая и серьезная проверка... Хопкинс, правда, вышел из нее как невинная пташка, но здесь есть над чем подумать...
— Действительно, есть над чем задуматься... Во-первых, зачем понадобилась эта дополнительная проверка?
— Об этом ты спросишь у того, кто приказал ее осуществить. — Греко протянул Уэсу лист бумаги. — Вот имя этого человека — Тэд Дэйвис. Отставник. Крепкий мужик. Прошел службу от рядового до командира. До того, как получил назначение в Опергруппу № 157, занимался самыми разными делами. По характеру человек очень приятный. Он будет ожидать тебя вот в этом баре, — Греко ткнул пальцем в лист бумаги, — в три тридцать.
— Спасибо.
— Тэд — мой приятель. Но если бы и не был им, все равно помог бы — такой уж он приятный человек.
Уэс убрал папку с документами и лист бумаги в атташе-кейс.
— Похоже, у тебя набралось уже много документов, морячок, — усмехнулся Греко.
— Пока еще ничего существенного.
— Я не спрашиваю, какую работу ты выполняешь для этих своих друзей, — посмотрев по сторонам, заметил Греко. — Хочется только надеяться, что они тебя не утопят.
— Я умею плавать.
— Судя по твоему сегодняшнему виду, ты сразу пойдешь ко дну, как топор.
Они оба рассмеялись.
— Я допоздна работал, — сказал Уэс. — И уж во всяком случае... подстрижен я по уставу, а не так, как некоторые... закрывающие седыми патлами уши.
— О, на это есть веские причины.
— Какие же?
— Когда я служил полицейским в Сент-Луисе, один наркоман откусил... откусил мне правое ухо. Вот и отращиваю волосы, хотя и понимаю, что выгляжу, как герой давно минувших дней, так и не понявший, что время хиппи безвозвратно ушло.
Греко довез Уэса до его машины. Выходя из «хонды», Уэс спросил:
— А что же ты сделал с тем наркоманом?
— Вышиб из него дерьмо... Изметелил в пух и прах! Греко уехал.
Уэс посмотрел на часы. Десять тридцать. Ветер гнал по тротуару сухие листья и клочки бумаги. На стене неподалеку от сквош-клуба висел телефон-автомат.
«Не гони лошадей, — приказал себе Уэс. — Пока в этом нет такой необходимости».
* * *
В вашингтонской библиотеке имени Мартина Лютера Кинга было сразу три романа, принадлежавших перу Ника Келли. С обложки последнего романа на Уэса смотрел постаревший черноволосый парень — тот самый, который на фотографии, украденной Уэсом в Лос-Анджелесе, был запечатлен сидящим рядом с Джудом Стюартом.— Черт, — прошептал Уэс и пошел звонить Джеку Бернсу. Того дома не оказалось, его телефон был на автоответчике. Никакого сообщения для Бернса Уэс не оставил. Повесив трубку, он посмотрел на часы. Одиннадцать пятнадцать. Может быть, частный сыщик поехал куда-то поесть? Уэс забрал из библиотеки романы Ника Келли.
На улице был сильный ветер. По серому небу неслись черные тучи. Уэс купил в палатке напротив библиотеки два хот-дога и чашку кофе, перенес еду на мраморную скамейку у входа в библиотеку. Уличный торговец посмотрел в сторону Уэса, покачал головой и засмеялся.
Одна из взятых Уэсом книг называлась «Полет Волка». Он сразу вспомнил фильм, снятый по этой книге. Другие два романа были посвящены иным темам — не шпионским.
Когда Уэс просматривал последний роман Ника Келли, горчица из хот-дога капнула на его страницы.
— Ты испортил общественную собственность, — погрозил он ветру пальцем, а потом, раскрыв книгу на первой странице, вырвал из нее фотографию автора.
Его мать частенько говорила, что дорога в ад состоит из отдельных и очень маленьких шагов.
Уэс еще раз позвонил Джеку Бернсу из уличного телефона-автомата. Телефон Бернса по-прежнему был на автоответчике, и Уэс снова не оставил никакого сообщения.
Было уже почти двенадцать. До намеченной встречи в баре оставалось еще много времени, и Уэс отправился в Национальный музей американского искусства, расположенный на противоположной стороне улицы. Там ведь тоже были телефоны-автоматы. Целых полчаса Уэс рассматривал полотна абстракционистов и сюрреалистов. Потом еще раз позвонил Бернсу. Того по-прежнему дома не было. На этот раз Уэс оставил короткое сообщение — номер телефона-автомата, с которого он звонил. Мимо Уэса прошел полицейский в синей форме, вернулся и внимательно оглядел показавшегося ему, наверное, подозрительным мужчину, изучившего современные творения художников и теперь вот названивающего кому-то.
Телефон зазвонил. Уэс сразу снял трубку и услышал в ней голос Бернса, звучавший так, как будто бы сыщик говорил из бочки.
— Черт бы вас подрал, Уэс! Где вы сейчас?
— У телефона-автомата.
— А я в своей машине. Техника двадцатого века — великая вещь! Теперь я могу прослушать ваше сообщение, записанное автоответчиком прямо в машине, и сразу же соединиться с вами. Так что настоятельно советую приобрести мобильный телефон. Кстати сказать, разговоры с него невозможно подслушать... Могу предложить вам сделку. Ной от нее будет в восторге.
Полицейский еще раз прошел мимо Уэса.
— Я как раз звонил вам по поводу телефонов.
— Слушаю вас.
Полицейский был от Уэса уже в десяти шагах.
— У писателя, которого вы знаете, есть дом и офис.
— Вы говорите, конечно, о Нике Келли. Насколько я понял, вы хотите получить данные о его телефонных разговорах... с того самого момента и до настоящего времени?
— Мне нужно знать, кто звонил, откуда и когда.
— Я могу установить, почему звонили.
— Делайте только то, за что я вам плачу! Когда я смогу получить у вас интересующую меня информацию?
— Я нахожусь сейчас на Четырнадцатой улице. Пентагон отсюда совсем рядом, — хотите, я поприветствую их от вашего имени? Хотя нет, они больше не ваши коллеги... Так вот дома я буду минут через двадцать. Получу нужную информацию к тому моменту, как вы придете ко мне.
В музее пахло пылью. Было довольно прохладно.
— Слушайте, Бернс, у меня такое впечатление, что вы уже получили эту информацию!
— Нет еще, я подчиняюсь только вашим приказам... У нас здесь льет как из ведра.
— Сколько будет стоить информация? — поинтересовался Уэс.
— Не волнуйтесь. В бюджет уложитесь.
В трубке послышались короткие гудки.