Грипе Мария. Тайник теней

   Что если это Эдвин хочет спасти Оке? Через нее, Каролину?
   А ведь эта мысль не так уж невероятна, как кажется. Каролина рассказала об Эдвине Ингеборг, и та ее поддержала. Ингеборг твердо убеждена, что именно так все и обстоит в жизни: мертвые помогают живым. Поэтому им нельзя упускать Оке из виду.
   Они уже давно его не видели и часто говорили о том, что им непременно нужно сходить и навестить его – они ведь не знают, в каких условиях он живет.
   Однажды Каролина снова с ним встретилась.
   На Хорнегатан – вот он стоит, собираясь перейти на другую сторону. Прямо посреди улицы, в опасной близости к трамваю, который с грохотом проносится мимо. На дороге снежное месиво, от лошадиных копыт на прохожих летят мокрые брызги. Но Оке бесстрашно шагает вперед по слякоти. Он с трудом тащит бельевую корзину и не замечает Каролину. В этот момент она как раз выходит из магазина, в руке у нее бутылка с молоком.
   Смеркается. Воздух сырой и холодный. Оке стоит, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь перейти дорогу. Корзина с бельем слишком тяжела для него.
   – Оке, подожди! Я тебе помогу! – кричит Каролина.
   Оке испуганно оглядывается, но, увидев ее, расплывается в улыбке.
   – А, это ты?
   – Да, это я. А куда ты идешь?
   – Просто гуляю.
   Каролина замечает, что у него зуб на зуб не попадает от холода.
   – Просто гуляешь? Вот с этим?
   Каролина подхватывает корзинку, в которую как попало напихано грязное тряпье. Видимо, Оке ходил за бельем и теперь возвращается в прачечную, расположенную в доме у них во дворе. Но зачем ему тогда понадобилось переходить на другую сторону улицы?
   – Разве ты правильно идешь, Оке?
   – Нет. Но это не имеет значения.
   – Ты что же, не собираешься идти домой?
   Он мотает головой, вцепившись в корзину. Некоторое время они тянут ее каждый в свою сторону. На руках у Оке новые варежки. Но он дрожит от холода в своем тонком перешитом пиджаке, башмаки почти развалились, с каждым шагом из них высовываются пальцы, из-под которых торчат клочья газет.
   – Дай мне корзину, Оке. Я помогу тебе перейти через улицу.
   Он согласно кивает и высвобождает для Каролины часть ручки.
   – Вообще-то я сам управлюсь, – уверенно заявляет он. – Но мы можем нести ее вместе, если уж ты так хочешь.
   – Конечно. Она такая тяжелая. Лучше нести ее вдвоем.
   Они торопливо переходят улицу.
   Вдруг где-то рядом слышится какой-то писк.
   Откуда он доносится? Уж не из корзины ли?
   Так и есть, из корзины! Там, оказывается, не только белье. Под кипой тряпья что-то шевелится. Присмотревшись, Каролина видит, что это грудной ребенок.
   – Оке! Чей это ребенок?
   – Мой.
   – Твой?
   – Да. Ее зовут Тира.
   Каролина получше рассматривает малютку. С ребенком, по всей видимости, все хорошо. У него теплые ручонки и прохладный кончик носа. Вполне здоровая малышка. Может, только не очень чистенькая, но зато симпатичная. Когда Каролина засовывает руку в корзину, девочка хватает ее за указательный палец и улыбается.
   Сердце Каролины тает. Она любит маленьких детей.
   – Значит, это твоя сестра?
   – Да.
   – А где мама?
   – Она мост посуду.
   – А она знает, что ты с Тирой гуляешь на улице?
   – Нет. Но крысы нас совсем достали.
   – Крысы?
   – Да, в темноте они особенно наглеют. Сегодня ночью одна огромная крыса пробежала по голове Тиры, и та стала громко плакать.
   Каролина в ужасе смотрит на Оке.
   – Бедняжка! Идем скорее! Ко мне домой!
   Оке ничего не имеет против. Он знает, что ему предложат горячий шоколад и хлеб с маслом. Да и Тиру нужно чем-то покормить.
   – Вряд ли нам хватит этого молока, – говорит Каролина. – Нужно зайти в магазин и купить еще литр.
   – Детскую кашку нужно варить не на чистом молоке, а на молоке с водой, – с видом знатока сообщает Оке. Он смотрит на бутыль с молоком.
   – Да, двух литров, пожалуй, будет достаточно.
   Он знает, как нужно правильно готовить детскую еду, и обещает помочь. В магазине Каролина заодно покупает батон хлеба и несколько булочек. Оке смотрит на них голодным взглядом и тут же получает одну.
   Домой они идут через кладбище. Оке обежал все могилы, проверяя, в каком состоянии его снежные ангелы.
   – Плохи дела, – громко сообщает он Каролине, – от них почти ничего не осталось. Как только подморозит и выпадет снег, нужно будет снова сюда прийти и вылепить новых. У тебя есть еще свечи? – спрашивает Оке.
   – Да, есть!
   – А то попросим у Ингеборг!
   Он убегает куда-то на другой конец кладбища и время от времени перекликается с Каролиной. Ему еще предстоит осмотреть немало тающих ангелов.
   Тем временем Каролина, склонившись над корзиной, поджидает его. Она забавляется с Тирой. Малышка так трогательно лопочет, что Каролина ничего не замечает вокруг. Даже не слышит шагов, которые приближаются к ней сзади.
   Вдруг у нее за спиной кто-то останавливается и заглядывает в корзину.
   Соглядатай! Каролина вздрагивает.
   – Что вам угодно?
   Голос Каролины, которая всегда гордилась своим умением владеть собой и казаться спокойной, звучит неприветливо. Неприязненность может быть истолкована как признак страха, – она это уже давно заметила, – а тот, кто выказывает страх, может легко попасть в невыгодное положение.
   Сейчас она, конечно, ничего не боится, но эти глаза ее тревожат, они пробуждают в ней что-то странное, она и сама не знает что, но ее охватывает желание бежать.
   Впрочем, сейчас она только чувствует, что ей помешали. Когда играешь с маленьким ребенком, не хочется, чтобы тебя отвлекали. В первую очередь ради ребенка. И не испытываешь ни малейшего желания, чтобы кто-то посторонний стоял рядом и смотрел на тебя. Особенно человек, которого ты совсем не знаешь.
   Нет, Каролина даже смотреть на него не желает. Она отводит глаза.
   А Соглядатай отступает на шаг назад и, запинаясь, бормочет:
   – Простите! Я не хотел…
   Каролина не слушает. Она упрямо отворачивается и начинает выискивать взглядом Оке.
   – Оке, иди сюда! Пора домой!
   – Простите… Я только хотел…
   Запнувшись, молодой человек умолкает. Наступает тишина. Тогда Каролина собирает все мужество и, глядя в сторону, как можно более ровным голосом произносит:
   – Вы не могли бы быть настолько добры и оставить меня в покое?
   Он отступает еще на шаг.
   – И не только сейчас, а вообще! – прибавляет она более резким тоном и бросает на него быстрый взгляд. Строгий и угрожающий. Затем снова отводит глаза в сторону.
   – Разумеется. Я никоим образом не хотел… – выдавливает он из себя,
   – Мне нет дела до того, что вы хотите. Или не хотите. Но когда я гуляю по кладбищу, то хочу, чтобы меня оставили в покое. Поэтому убедительно прошу вас не лететь сюда сломя голову, едва завидев меня. Ваше появление всякий раз меня раздражает.
   Каролина говорит это, повернувшись к нему спиной. У нее нет ни малейшего желания снова заглядывать в эти странные глаза. Вместо этого она беспрестанно ищет Оке. Но вот он появляется, вдалеке, и Каролина спешит ему навстречу. Во всяком случае, хорошо, что она сумела высказать Соглядатаю все, что хотела. Ее выпад на сей раз должен возыметь действие!
   Где-то неподалеку она слышит его голос – тихий и спокойный:
   – Обещаю, что больше не стану беспокоить вас.
   – Премного благодарна.
   Она оборачивается и смотрит на него ледяным взглядом. Но он уже повернулся и уходит прочь.
   Вот и прекрасно! Больше никогда не придется иметь с ним дело.
   Тут к Каролине подбегает Оке, и они поспешно уходят с кладбища.
   После полудня время тянется долго.
   Оке насквозь промок и продрог. В таком виде его нельзя выпускать обратно на улицу. С него нужно снять всю одежду и хорошенько просушить. Но что же на него надеть? Каролина пытается уговорить мальчика примерить один из ее теплых свитеров, который пришелся бы ему ниже колеи. А на ноги предлагает пару носков.
   Но Оке наотрез отказывается. На носки он еще, так и быть, согласен, но на свитер – никогда!
   Все уговоры бесполезны – Оке упорно сопротивляется. Но тут Каролина вспоминает о сундуке с мужской одеждой, который стоит на чердаке. Эта одежда осталась у нее еще с тех пор, как она была Карлом Якобссоном в Замке Роз.
   Конечно, эти вещи сильно велики Оке. Но мальчугану к этому не привыкать: одежда, которая ему всегда доставалась, часто была либо слишком велика, либо слишком мала, так что он не возражает, лишь бы это была мужская одежда. В этом все дело. Надеть на себя девчачьи вещи – значит уронить свою честь.
   Пока они пререкаются, Тира кричит не переставая. Ее крик беспокоит соседку, живущую этажом ниже, и та тут же решает разузнать, что происходит. Речь, понятно, вряд идет о каком-то страшном беспокойстве – соседка скорее делает вид, что беспокоится. На самом деле она уже давно интересуется Каролиной и сейчас желает лишь воспользоваться случаем, чтобы удовлетворить свое любопытство. Она быстро поднимается по лестнице и стучит в дверь. А когда ее впускают, не торопится удалиться. Жадным взглядом окидывает детей и набрасывается на Каролину с тысячью вопросов и неиссякаемым потоком слов.
   Чтобы положить конец ее расспросам, Каролина вынуждена объясниться: это не ее дети. Нет, это не ее брат и сестра, и они не будут тут жить. Так что волноваться не о чем. Дети здесь только временно. Соседка может спокойно уйти. У них есть все необходимое, заверяет Каролина, но в ответ встречает подозрительный взгляд:
   – Что-то не похоже. Они наверняка нищие. Каролина стоит, держа на руках Тиру. А та знай себе кричит.
   В этот момент появляется Ингеборг. Совершенно неожиданно. Они с Каролиной не договаривались о встрече. Словно ангел, ниспосланный с небес, Ингеборг, как обычно, тут же смекает, в чем дело.
   – Нет-нет, сейчас нам некогда заниматься разговорами! – заявляет она, вежливо, но решительно подталкивая соседку к двери. Ингеборг говорит учтивым, однако не терпящим возражений голосом. Соседка тут же теряется и начинает извиняться.
   – Я просто забеспокоилась… думала, могу чем-нибудь помочь…
   – Спасибо, но мы справимся сами. Еще раз спасибо, что вы заглянули. Спасибо, спасибо, до свидания.
   Ингеборг решительно захлопывает дверь и быстро подытоживает ситуацию.
   – Пожалуй, мне нужно прямиком отправиться за покупками.
   – Да, это было бы кстати. У нас к ужину ничего нет, и неизвестно, когда Оке в последний раз ел досыта.
   Ингеборг уже снова на пороге.
   – Сейчас все устроим. Я скоро приду! Я быстро!
   Она убегает и вскоре возвращается, нагруженная покупками. Помимо еды она успела купить для Оке теплые носки и ботинки, а также ворох детской одежды для Тиры.
   Видно, что Ингеборг привыкла к подобным ситуациям и что у нее, похоже, всегда есть при себе деньги. Насколько Каролина понимает, Ингеборг не бедна. Видимо, она получила наследство от родителей и сама распоряжается деньгами. В распоряжении Каролины не так уж много средств. Каждый месяц она получает небольшую сумму, на которую нужно прожить.
   Она не хочет понапрасну выпрашивать деньги у мамы. Это деликатный вопрос. Конечно, у мамы Лидии вполне достаточно денег, чего не скажешь о маме Иде. Каролина строго следит за тем, чтобы не принимать никаких подарков из Замка Роз. Только от мамы Иды. Это для нее вопрос чести. Лучше голодать, чем жить подачками. Поэтому она хорошо понимает Оке.
   Сейчас им нужно решить, как поступить с ботинками, которые Ингеборг купила для мальчика. Он притворяется, что их не видит, не проявляет ни малейшего интереса, когда Ингеборг достает их из коробки. То же самое было и с варежками, которые купила ему Каролина, – их он тоже брать не хотел. Но Ингеборг, очевидно, умеет вести себя в подобных ситуациях: у нее такой решительный вид, что Оке возражать не стал.
   – Здесь не о чем рассуждать, Оке. Ботинки – твои. Никто, кроме тебя, не может их носить, так что, будь добр, надень!
   Оке, мягко говоря, в замешательстве, но все же перестает сопротивляться и послушно зашнуровывает ботинки. А затем начинает расхаживать по комнате с гордым видом. Ботинки ему как раз впору – не велики и не малы.
   – И никто, кроме меня, не может их носить, – довольно повторяет он.
   Тем временем Каролина приготовляет корыто с теплой водой, чтобы искупать Тиру. Они осторожно опускают малышку в воду. Та сначала орет как резаная, но затем свыкается и начинает радостно гулить. Им даже удается вымыть ей голову. Прямо посреди макушки у нее смешно топорщится хохолок темных волос.
   – Оке! Иди сюда, посмотри, какой красавицей стала Тира! – кричит Ингеборг.
   Но Оке нет никакого дела до ребенка в корыте: наверное, боится, что и его постигнет та же участь.
   Вымыв Тиру, девушки надевают на нее новую одежду и стелют в корзинке простынку и одеяльце.
   Вечереет. На улице уже темным-темно. Часы тикают, время идет.
   – Когда твоя мама обычно приходит домой? – спрашивает Ингеборг у Оке.
   Тот и понятия не имеет.
   – А ты знаешь, где твоя мама?
   – Да, она моет посуду, – говорит Оке, но тут же пугается.
   Об этом ему нельзя рассказывать! Он обещал маме, что никому не разболтает, где она работает! Слезы выступают у него на глазах. Ингеборг и Каролина принимаются его утешать.
   – Ничего страшного, Оке. Тебе нечего бояться. Мы никому не расскажем. Мы ведь все понимаем!
   Через некоторое время им удается убедить мальчика, что он не сказал ничего страшного. Наконец он и сам это понимает, и они продолжают начатый разговор.
   – Ты можешь ничего больше нам не говорить, если не хочешь. Но мы должны знать, примерно в котором часу твоя мама приходит с работы. Понимаешь, она начнет беспокоиться, когда обнаружит, что вас нет дома. Нам нужно как-то ей сообщить, где вы находитесь. Вот почему мы спрашиваем.
   Тогда Оке успокаивается. «Мама в „трактире"», – говорит он, но не знает, где находится этот трактир. Наверное, где-то очень далеко, вероятно, на другом конце города, потому что у мамы всегда ужасно болят ноги, когда она приходит домой.
   – Но сейчас ее все равно нет дома, поэтому мы можем сыграть еще несколько раз, – говорит он.
   Они уже успели поужинать и сейчас играют в настольную игру, которую Каролина вырезала из рождественского журнала. Малышку Тиру тоже покормили, и та уснула. Все в доме дышит тишиной и спокойствием.
   Заметно, что Оке не прочь и остаться. Здесь светло и тепло. Каролине даже больно подумать о том, что вскоре им снова придется выпустить детей на мороз. Им с Ингеборг, разумеется, придется проводить их до дома.
   Но эти крысы…
   Нет, не может же она оставить детей там одних! У них наверняка холодно и не топлено. Пусть уж лучше переночуют у нее. Вот только что подумает мама, когда придет домой и увидит, что детей нет?
   – Она все равно вернется только поздно ночью, – заверяет Оке. – Сейчас твой ход, Ингеборг!
   Они играют еще один кон, но им становится все больше и больше не по себе.
   – Нет, нельзя больше ждать, – говорит Ингеборг. – Отсюда ведь совсем недалеко. Может, кому-нибудь из нас сбегать туда? А дети пусть побудут здесь.
   – А вдруг она еще не пришла?
   – Тогда оставим ей записку. Кто пойдет – ты или я?..
   Каролина встает.
   – Оставайся. Схожу я!
   Она надевает пальто и выбегает на улицу. Уже десятый час.
   Каролина страшно торопится. Подморозило, на дороге скользко. Но идти совсем недалеко. На улице безлюдно. Этот квартал не из самых приятных в городе. Остается только надеяться, что никого не встретишь.
   Откуда-то издалека доносятся шум и громкие голоса. Несколько пьяных бродяг слоняются по улице. Один из них вдруг отделяется от компании и направляется к Каролине, но она быстро сворачивает на задний двор, где живет Оке. Вряд ли старик успел ее заметить.
   Двери в подъезды не заперты, вход свободен. В некоторых окнах горит свет, но в квартире, где живет Оке, темно. Каролина стучится в дверь – никто не отвечает. Она решает подождать на лестничной клетке, хочет было усесться на ступеньки, но вспоминает о крысах. Ей все время чудится звук без устали вгрызающихся в дерево зубов.
   Где-то беспрерывно кашляет женщина.
   Внезапно Каролина слышит, звуки чьих-то тяжелых шагов по булыжному двору. Она быстро выглядывает в окно. Это не мама Оке, а какой-то мужчина. Кажется, тот самый пьяница. Он направляется сюда, как раз в тот пролет, где стоит Каролина.
   Куда же спрятаться?
   Каролина не хочет встречаться с ним, но стоять здесь в темноте, на тесной лестничной площадке – не намного лучше. Если он поднимется сюда, на этот этаж, им не избежать встречи, она не сможет ни подняться, ни спуститься по лестнице.
   Каролина устремляется вниз, но не успевает выбежать на улицу. Он уже вошел в подъезд. Придется как-то протиснуться мимо него. И как она ни старается как можно сильнее прижаться к стене, старик все равно ее замечает.
   – А ты что тут делаешь? – спрашивает он.
   – Я хотела навестить Оке.
   Каролина пытается двинуться вперед, но он загораживает ей путь.
   – Так поздно?
   – Да. Вообще-то я ищу его маму.
   – Ах вот как? А я тебе не подойду?
   Каролина совсем теряется. А что если это отец Оке? Но мальчик никогда не говорил ни о каком отце, и Каролина думала, что он живет с мамой. Но в семье ведь есть еще грудной ребенок, так что почему бы не быть и отцу?
   – Ну! Отвечай! Разве я не гожусь?
   Он грубо хохочет, и в лицо Каролине ударяет запах перегара.
   – Нет. Потому что я хочу поговорить с его мамой!
   – Ах, вот оно что! Ты еще и дерзишь, девчонка! Что ты о себе вообразила? – выходит из себя старик.
   Каролина предпринимает еще одну попытку протиснуться вперед.
   – Ну-ну!
   И его тяжелая рука, словно шлагбаум, опускается перед Каролиной.
   – А ну-ка, послушаем! Чего еще желает маленькая фрекен?
   – Я не собираюсь с вами разговаривать!
   Голос Каролины звучит твердо, весь страх как рукой сняло. Этому мужлану ее не испугать, пусть не надеется!
   Пьяница чувствует сопротивление, и это, видимо, настолько его поражает, что он теряет бдительность. Каролина тут же это замечает, неожиданно для него бросается вперед и выбегает во двор. Старик устремляется следом, пытается догнать, но безуспешно. Она быстро оказывается на улице.
   Сейчас лучше всего вернуться домой и разузнать, как обстоят дела с отцом Оке. Может, он вовсе не такой опасный, как кажется. Но странно, что Оке никогда о нем не говорил!
   Впрочем, ясно одно: было бы чистым безумием привести сюда детей и оставить их наедине с этим пропойцей. Каролине необходимо встретиться с мамой мальчика. Она приходит домой поздно ночью, по словам Оке, но для него ночь уже давно наступила, так что вполне возможно, что, отработав днем, мама приходит вечером. Может, подождать ее прямо на улице? Конечно, здесь холодно и сильно дует, но несколько минут можно вытерпеть.
   Каролина понятия не имеет, с какой стороны может прийти мама Оке, и старается держаться поближе к воротам, ходит взад и вперед между фонарными столбами. Она не знает, сколько проходит времени, когда со стороны двора раздаются чьи-то шаги. Они кажутся Каролине знакомыми. Она тут же перебегает на другую сторону улицы и встает так, чтобы ее не было видно.
   Так и есть, все тот же пьяница.
   У него, очевидно, нет ключей, и он не может попасть в квартиру, иначе бы остался дома в такую погоду. Но вид у него, как у бродяги.
   На улице особенно хорошо видно, что он сильно пьян: едва держится на ногах, шатается, словно на корабле в качку.
   Выглядит он немолодым, скорее даже пожилым, но, возможно, родители Оке уже старые люди? Иногда Оке ведет себя как маленький старичок. Может, поэтому?
   Дождавшись, пока старик скроется из виду, Каролина подходит к ближайшему фонарю. Она пишет коротенькую записку маме Оке о том, где находятся ее дети. Затем быстро забегает в дом и опускает бумажку в почтовый ящик у двери.
   Часы на башне бьют десять.
   Когда Каролина приходит домой, Оке уже спит. Он лежит на диване, накрывшись одеялом, а Ингеборг сидит рядом с вязанием.
   – Ну вот, теперь у нее хотя бы есть наш адрес, – говорит Каролина. – Но дверь моего подъезда уже заперта. Так что нам придется следить за улицей. Остается только ждать.
   Малышка Тира просыпается и гулит, лежа в корзинке. Девушки берут ее на руки и кормят молочной кашкой. Потом меняют пеленки. Когда они кладут девочку обратно в корзинку, Тира смотрит на них, шевелит ручками, улыбается и радостно щебечет.
   – А тебе хотелось бы иметь такую малютку? – спрашивает Каролина.
   Ингеборг призадумывается.
   – Не знаю. А тебе?
   Каролина склоняется над корзинкой.
   – Каждый раз, когда я вижу таких малышей, мне кажется, что да. А впрочем, нет, не знаю… Вряд ли это совместимо с нашей профессией.
   – Да, ты права.
   Тира снова засыпает, и девушки наливают себе по чашке чая. То и дело по очереди выглядывают в окно на улицу.
   Мама Оке приходит, когда уже переваливает за полночь.
   Это маленькая, запуганная женщина. Она тихо шепчет, что она мама Оке, будто это какая-то тайна, и не называет своего имени. Говорит она быстро, слова проглатываются, и не смеет поднять глаза. Она все время смотрит в пол, кроме тех мгновений, когда ищет взглядом детей.
   Мама Оке, видимо, моложе, чем выглядит, вряд ли намного старше Каролины и Ингеборг. Нужда и лишения оставили свой след, лицо у нее изможденное, но в глазах, по-прежнему молодых, затаилось какое-то тайное изумление.
   С ней трудно договориться. Она упорно настаивает на том, чтобы немедленно разбудить детей и отправиться с ними домой.
   Но Оке и маленькая Тира крепко спят.
   В конце концов Ингеборг все же удается уговорить женщину выпить с ними чашечку кофе. Пока Каролина и Ингеборг накрывают на стол, она стоит, склонившись над Тирой. Каролина видит, что по щеке у нее стекает слеза; она быстро смахивает ее рукой и еще ниже склоняется над ребенком.
   – Кофе уже готов! – Ингеборг зовет женщину к столу, не замечая, что та плачет.
   Женщина покорно подходит, но продолжает стоять, замкнутая и напряженная, пока Ингеборг разливает кофе.
   – Садитесь, пожалуйста!
   Женщина неохотно усаживается на краешек стула.
   В изразцовой печке весело потрескивает огонь, в комнате тепло и светло, да и кофе хорошо согревает. Каролина и Ингеборг тоже пьют кофе, хотя совсем недавно чаевничали, едят булочки и бутерброды, хотя еще не проголодались, и вслед за ними гостья осмеливается притронуться к еде.
   Кофе действует на нее благотворно. Девушки замечают, что она согревается и напряжение ее постепенно исчезает. Она даже решается хорошенько усесться на стуле.
   И вот наконец, смущенно улыбаясь, поднимает на них глаза. Некоторое время они молча смотрят друг на друга. Затем женщина протягивает через стол руку, чтобы представиться, и секунду колеблется между Ингеборг и Каролиной. Наконец выбирает Каролину.
   – Герда, – произносит она.
   – Каролина.
   Они пожимают руки. Зачем женщина поворачивается к Ингеборг.
   – Герда Густавссон.
   Ингеборг кивает, называет свое имя и ненадолго задерживает руку Герды в своей.
   – Добро пожаловать, Герда.
   Тут лицо Герды заливается краской, она с детским испугом взирает на свои покрасневшие натруженные пальцы, которые Ингеборг держит в своих белых руках. И, поспешно отдернув руку, стыдливо шепчет:
   – Простите, руки у меня загрубели.
   Каролина быстро показывает ей свои ладони.
   – И у меня тоже!
   Но тут же смущается, заметив, что это уже давно не соответствует истине. Ее руки когда-то действительно были красными и шершавыми, но теперь они такие же белые, как у Ингеборг.
   Каролина, смутившись, прячет их под стол.
   А Герда прячет свои, усевшись на них.
   Разговор затихает. Каролине хочется спросить Герду об отце Оке, но она не решается. Ингеборг интересуется, не желает ли Герда выпить еще кофе.
   – Но я уже две чашки выпила!
   – И я тоже, но все равно хочу еще чашечку. А может, и не одну!
   Герда улыбается.
   – Ну тогда это будет уже третья чашка! – восклицает она, не спуская глаз с кофейной струйки. На ее лице появляется такое выражение, будто она только что стала свидетельницей чуда. Затем берет в руки чашку и с восторгом смотрит на нее.
   – Не правда ли, изумительно вкусный кофе?
   – Да, очень вкусный!
   Ингеборг кивает и подливает себе еще. И это она, которая вообще никогда не пьет кофе! У Каролины в чашке остался еще глоток.
   Герда незаметно придвигает к себе кусочек сахара и отправляет его в рот. Но тут же сожалеет, вспомнив, что это вряд ли свидетельствует о хороших манерах, и поспешно выплевывает его в руку. Ей неловко.
   – А я обычно пью кофе вприкуску… Но, может, здесь так не принято?
   – Конечно, принято! Мы тоже так делаем! – в один голос заверяют ее Ингеборг и Каролина и кладут себе в рот по куску сахара.
   У Герды и ее сына похожие манеры. Она точно так же, как Оке, по-детски радуется свалившемуся на нее счастью. Но не лишена она и гордости. Заметив новые ботинки Оке и одежду Тиры, Герда посерьезнела. Нет, она не может принять эти обновки. Видно, что ситуация ей крайне неприятна.
   Ингеборг и Каролина тоже испытывают неловкость. Но они уверены, что смогут уговорить Герду. Дети все же важнее, чем задетая гордость.
   В конце концов Каролина так и сказала шутя:
   – Придется тебе проглотить эту пилюлю, Герда. Ничего не поделаешь! Ты тоже можешь нам чем-нибудь помочь!
   Лицо Герды вспыхивает радостью. Да, конечно! Она очень хочет что-нибудь для них сделать! Прямо сейчас! Тут же!
   – Скажите только что!
   Она так же загорается идеей, как и ее сын, и принимается бегать по комнате, несмотря на то, что проработала целый день и едва держится на ногах. Но кофе подействовал возбуждающе. Девушкам пришлось приложить все усилия, чтобы Герда наконец поняла, что время уже далеко за полночь и сейчас они все равно не смогут придумать для нее какой-то работы.