Никто, кроме Розильды – она не теряла надежды.
   И вот Арильд получает это письмо.
   Его написал не сам отец, оно было составлено от его имени неким человеком, назвавшимся другом Максимилиама. Письмо не было отправлено обычной почтой, его привез в Швецию служащий Кабинета дипломатической переписки в Стокгольме. Когда письмо составлялось, Максимилиам еще не приехал в Лондон, но должен был прибыть вот-вот, очевидно, через Францию, куда попал окольными путями.
   Письмо было очень кратким. Однако оно не оставляло сомнений в том, что написавший его уверен: Максимилиам жив. Хотя и серьезно ранен, но никаких подробностей не было.
   Чтобы разузнать что-либо еще, Каролина и Розильда отправляются на площадь Густава Адольфа, где во Дворце Наследного принца находится Кабинет дипломатической переписки. Им даже удается поговорить с чиновником, тайно привезшим письмо, но, как оказалось, он ни о чем не имеет понятия. Даже о его содержании, хотя, когда Арильд получил его, конверт был вскрыт. Как это случилось, кто распечатал письмо, чиновник тоже не знает. Он получил задание провезти с собой в Швецию пачку писем и проследить, чтобы они были доставлены по указанным адресам. На этом его обязанности заканчиваются. Больше ему сказать нечего.
   Остается лишь набраться терпения и ждать.
   Вероятнее всего, Максимилиам поедет из Лондона пароходом до Гётеборга. До сего времени пароходам удавалось переплывать Северное море. Во избежание нападений на корпусе судна с обоих боков изображался большой шведский флаг. Но море заминировано, и пассажиры все равно рискуют.
   Действительно странно, что Максимилиам за все это время ни разу не дал о себе знать. Неужели он настолько серьезно ранен? Или его письма просто не доходят? Сейчас, когда разразилась война, затерявшееся письмо – не редкость. Но до этого?.. Возможно, Максимилиаму в течение всего этого времени было сложно отправить письмо. Ведь никто не знает, где он находился. Мог ли он вообще дать понять, что жив?
   Как говорится – время покажет. Каким бы невыносимым ни было ожидание.
   Лидия и Розильда остаются в Стокгольме еще на несколько дней, надеясь получить какие-либо еще новости из Лондона, однако время идет, но ничего не происходит, и они начинают подумывать о том, чтобы возвратиться в Замок Роз.
   Розильда не имеет ничего против того, чтобы еще пожить в Стокгольме. Но Лидия теряет терпение. Она хочет немедленно ехать домой.
   На этот раз она не просит Каролину поехать с ними. Только Лидия и Розильда. Невооруженным глазом видно, что Розильда чувствует себя неловко и пытается сгладить острые углы, но Каролина отмахивается фразой:
   – Я это уже пережила.
   И это не пустые слова. Почему-то теперь уже не так больно. По крайней мере, сейчас не больно. Она уже справилась со всем. Нужно только разумно и трезво смотреть на вещи.
   Как только Каролина узнала, что Максимилиам возвращается домой, она поняла, что произойдет. Она окончательно потеряет свою мать. Чтобы вновь воссоединить семью из Замка Роз, Лидия должна избавиться от Иды.
   Ида должна исчезнуть раз и навсегда. Она больше никогда не вернется к Каролине. Отныне и навсегда Каролина не должна больше рассчитывать на свою маму. Вот и все.
   Как ни странно, но где-то это даже к лучшему. Окончательно и бесповоротно. И ничего нельзя поделать. Каролина так долго носила в себе тоску по маме. Терзалась мыслями, что виновата во всем она, Каролина. Потому что мама явно предпочитает Арильда и Розильду и хочет быть их матерью, Лидией Стеншерна из Замка Роз, а не Идой, мамой Каролины, живущей на улице Сведенборга. Раньше Каролине казалось, что стоит ей измениться, как мама непременно вернется к ней. Но все не так-то просто. Теперь Каролина понимает, что мама уже сделала свой выбор.
   Она желает быть Лидией. А не Идой.
   Но почему бы тогда не оставить ее в покое? И надеяться, что рано или поздно она найдет свое настоящее «я»? В Замке Роз для этого, безусловно, больше возможностей. Там ее корни. Там живет Амалия, ее няня. Там ее настоящий дом.
   А вместе с Каролиной в этой квартире она ощущает себя всего-навсего беглянкой.
   Каролина говорит об этом Розильде, и та соглашается.
   – Да, ты права. Сейчас маме нужно быть Лидией, – задумчиво произносит она. – Но я не думаю, что ради этого она забудет об Иде. Она всегда будет тосковать по ней. Так же, как и по тебе. Не суди ее слишком строго, Каролина.
   – А я и не сужу вовсе…
   Каролина вздыхает и улыбается вымученной улыбкой, а потом добавляет:
   – Она ведь недаром… дочь Клары де Лето.
   Голос у нее жесткий и бесстрастный. Но Розильда нежно обнимает Каролину за шею.
   – А я внучка Клары де Лето… – шепчет она.
   – Я тоже… Пойдем, я покажу тебе кое-что! Каролина бросает на сестру короткий взгляд и увлекает ее за собой в прихожую; открывает сундук и вынимает оттуда фотографию – портрет Клары де Лето. Затем подводит Розильду к зеркалу и поднимает фотографию к их лицам. Они рассматривают себя, друг друга и портрет, их взгляды скользят по трем лицам, отразившимся в зеркале. Затем они пристально смотрят друг на друга, и Каролина спрашивает:
   – Ты не боишься тоже стать на нее похожей?
   Розильда качает головой:
   – Нет. Но я знаю, что мама боится.
   – Ты хочешь сказать, что Лидия…
   – Да, Амалия рассказывала мне. Маме с самого раннего детства все время внушали, что у нее и у бабушки родственные души. Бабушка постоянно твердила ей об этом для того, чтобы привязать к себе, конечно. И когда бабушка умерла, мама каждую ночь видела ее во сне. Как будто бабушка не хотела отпустить маму и преследовала ее даже в снах. В конце концов мама не выдержала. Именно тогда она и попыталась свести счеты с жизнью. Ей казалось, что только так она сможет избавиться от своей матери.
   – Во всяком случае, так думает Амалия.
   – Но ведь сейчас она должна была уже избавиться от влияния своей матери. Я имею в виду от влияния Клары?
   – Не знаю… А как ты думаешь? Можно ли раз и навсегда избавиться от своей матери?
   Каролина и Розильда снова изучают портрет. Каролина приближает его к своему лицу. «Интересно, видит ли Розильда, как я похожа на бабушку», – думает Каролина, но ничего не спрашивает. А Розильда тоже молчит. Она берет портрет из рук Каролины и кладет его назад в сундук.
   – Я попрошу маму забрать эти старые фотографии, когда мы уедем отсюда, – только и произносит она.
   И на минуту уходит из прихожей. Повинуясь внезапному порыву, Каролина открывает замок сундука, выхватывает портрет Клары и быстро прячет его под блузку. В эту секунду в дверях появляется Розильда, держа маленькую шкатулку, подарок Амалии. Обычно Розильда всегда держит ее на своем ночном столике. Каролина сразу узнает ее. Это та самая старая деревянная шкатулка, обтянутая черной кожей с нарисованными позолоченными завитушками и красивыми цветами. Шкатулка пахнет ладаном.
   Розильда открывает ее, и она оказывается доверху заполненной маленькими кусочками черной бумаги, на которых золотыми чернилами выведены различные цитаты из Библии. Каролина давно знает, что Розильда, просыпаясь каждое утро, перво-наперво тянет из шкатулки такую бумажку. Прочтя цитату, она тут же снова кладет ее в шкатулку. Розильда не придает этому никакого значения. Она говорит, что сразу забывает то, что прочла, а вовсе не ходит весь день в размышлениях. Но каким-то образом это все-таки на нее действует.
   Пока Розильда оставалась немой, этот маленький ритуал часто помогал ей. Каким образом, она и сама не может объяснить. Но она ни за что не отказалась бы от него, словно чувствуя за этими изречениями какую-то таинственную силу – какими бы ничего не значащими они на первый взгляд ни казались.
   – Знай, они пропитаны добрыми мыслями Амалии, – говорит Розильда и предлагает Каролине вытянуть бумажку.
   Но Каролина отмахивается.
   Нет. Она вовсе не хочет тянуть бумажку!
   – Разве ты не можешь сделать это ради меня? – спрашивает Розильда.
   – А зачем тебе это? Не понимаю.
   Каролина удивленно глядит на сестру: Розильда улыбается неуверенной улыбкой, а затем недоуменно качает головой.
   – Да я и сама не знаю, зачем. Просто мне было бы так спокойнее, ведь мы скоро расстанемся и неизвестно когда увидимся вновь.
   Но Каролина настаивает на своем. Что-то внутри нее в высшей степени сопротивляется безо всякой причины.
   – Прости, Розильда, но я не могу. Даже ради тебя. Даже если бы я хотела из всех сил…
   Розильда тут же убирает шкатулку.
   – Я понимаю. Это просто так взбрело мне в голову.
   Это было накануне отъезда. Ближе к вечеру.
   В тот же вечер происходит нечто ужасное.
   В дверь звонит зареванная Герда. Папаше снова удалось ее выследить. Он обнаружил, что она скрывается у Ингеборг. Конечно, он не осмелился ворваться и перевернуть весь дом вверх тормашками, как в прошлый раз, но он угрожал им и пришел в ярость, до смерти напугав детей.
   Куда же им теперь податься?
   Каролина охотно предлагает ей свою квартиру. Она может остаться на улице Сведенборга. Теперь, когда она вот-вот потеряет маму, жить в маминой квартире для нее уже не так неприятно, как раньше.
   Но дело в том, поможет ли это Герде? Ведь папаша, похоже, так просто не сдастся. Когда он снова найдет их – это лишь вопрос времени. И никто не знает, чем все может закончиться. Если Герда и дети будут жить одни.
   А им придется жить одним, потому что Каролине необходимо одиночество. Последнее время она так забросила работу над ролью, что едва не позабыла о ней вовсе.
   Все это действительно сложно.
   – Я уеду из города, – причитает Герда. – Другого выхода нет.
   Но куда ей ехать? У нее нигде нет ни родственников, ни знакомых. Только Ингеборг и Каролина. Больше никого. Она целиком зависит от них.
   Так что Каролине придется вновь предоставить ей свою квартиру. Ничего не поделаешь, хотя бы временно! Пока другого выхода нет.
   Как раз когда Герда собирается уходить, мама возвращается домой с прогулки. Они с Гердой бегло здороваются в прихожей. У Герды красные глаза, она смущенно проскальзывает к выходу.
   – Что с ней случилось? – спрашивает мама. – Она плакала?
   Каролина рассказывает все маме, и в той тут же просыпается сострадание. Глаза ее чернеют, в них загорается огонек гнева:
   – Как отец может так поступать со своими родными детьми?
   Тут она вспоминает, как поступала сама, и осеклась. Но все же сильная сторона ее личности берет верх. В последний раз она снова становится Идой.
   – Так ты говоришь, Герда хочет уехать из города?
   – Да, она родилась в деревне и всегда тосковала по ней. Только ей некуда ехать.
   – Тогда пусть она поедет с нами! Я все устрою! Беги, постарайся догнать ее, чтобы мы могли договориться.
   Каролина бросается вслед за Гердой и нагоняет ее возле Шлюза. Герда идет, едва передвигая ноги. Но едва она услышала, что предлагает мама, как сразу же воспряла духом.
   Мама откладывает отъезд на несколько дней и делает это с радостью. Наконец-то у нее появляется какое-то дело, кроме как заниматься собой и сидеть, погрузившись в раздумья. У нее есть важное поручение, которое она должна исполнить наилучшим образом. Она приложит все свои силы.
   В ее угодьях пустует много домов, только выбирай! И работа для Герды найдется. Например, Вере Торсон нужен кто-то на смену. И детям будет там хорошо. В Замке Роз многие любят детей, возможно, им еще придется посоревноваться за право присматривать за Оке и Тирой. Опасаться можно лишь того, что их слишком избалуют. И товарищи по играм найдутся – дети ни в чем не будут нуждаться. В округе поселилось немало семей с детьми. Раньше с молодыми было неважно, но теперь это в прошлом. Мама рассуждает и строит планы. Да-да, все непременно устроится. Герда вне себя от радости. Она срочно собирает вещи и с головой окунается в хлопоты по предстоящему переезду.
   Свой собственный дом, подумать только!
   Оке тоже в восторге. Он принимает как должное, что все поедут вместе с ними, и под словом «все» подразумевает Каролину и Ингеборг. И лишь когда они, упаковав вещи, приходят прощаться, он вдруг понимает, что все не совсем так, как он думал, что Каролина и Ингеборг остаются в городе. Тогда он огорчается, но находит утешение в том, что Каролина обещает приехать его навестить.
   – Пусть Ингеборг тоже приезжает! – серьезно говорит Оке.
   – Конечно, она приедет. Обещаю взять ее с собой, – заверяет мальчика Каролина.
   В этот момент к дому подъезжает автомобиль. Он останавливается на улице у парадного входа, и Оке бросается к окну. Он никогда еще не ездил на автомобиле, сейчас поедет в первый раз. Мама и Розильда тоже поедут впервые. Обычно они берут извозчичью пролетку на станции возле площади Адольфа Фредерика. Это ближе всего от дома, и, как правило, найти там пролетку не составляет труда, но на этот раз свободного экипажа там не оказалось. И тогда мама решила, что поездка на автомобиле может стать еще одним маленьким сюрпризом, и ей как раз удалось нанять один из них, который был свободен. Ведь в городе не так много автомобилей.
   Оке страшно возбужден, он тянет Каролину за рукав, ему не терпится поскорее оказаться на улице, так что только поспевай за ним. Все начинают спешить, кроме Розильды, которой еще нужно упаковать кое-какие вещи.
   Когда они выходят па улицу, Оке уже дрожит от нетерпения, а Герда глядит вокруг с гордым видом.
   – Ой, ехать на автомобиле – такое дорогое удовольствие!
   Мама раскрывает объятия для Каролины. У нее глаза и улыбка Иды.
   – Как замечательно! – говорит она. – Увидимся в замке. Ведь ты понимаешь, что раз обещала Оке, то должна непременно приехать.
   И они долго смотрят друг на друга, Ида и Каролина, в кои-то веки не отводя глаз.
   Какая мама красивая, когда радуется! Именно такой Каролина хочет ее запомнить. Запомнить ее ясный и открытый взгляд. Маме нравятся Герда и ее дети. Она говорит об этом, и это само собой очевидно. Вместе им будет хорошо, а это означает, что, быть может, маленькая частичка Иды останется в маминой душе.
   Каролина наскоро прощается с мамой и быстро поднимается наверх к Розильде. В горле стоит ком, Каролине хочется сглотнуть. И еще раз сглотнуть.
   Что это еще за глупости? Вроде бы все так хорошо устраивается. Волноваться не о чем. Но Каролина будет скучать по Оке. Дай бог ему самого хорошего! В памяти снова всплывает образ малыша Эдвина, и ком в горле начинает душить ее сильнее. Правильно ли она поступает? Не поехать ли вместе с ними? Ведь Оке провожал ее таким долгим взглядом…
   Но это же означает бросить театр! И возможно, навсегда!
   Минуту спустя, когда Каролина собирается прощаться с Розильдой, ей вдруг приходит идея.
   Розильда только что уложила в сумку свою маленькую шкатулку. Каролина просит вынуть ее.
   – Я решила попробовать вытянуть бумажку…
   Лицо Розильды озаряется радостью:
   – И правильно!
   – Не то чтобы я в них верю, но это неважно, я все равно попробую!
   Но Розильда буравит Каролину настойчивым взглядом:
   – Нет, это важно, и еще как! Это имеет очень большое значение!
   – Для кого? Во всяком случае, не для меня.
   Никогда ничего нельзя знать наперед.
   Розильда вынимает из сумки шкатулку, открывает замочек, и Каролина, перемешав указательным пальцем бумажки – а их там, должно быть, несколько сотен, – быстро выхватывает одну и читает про себя:
 
   И Я даю им жизнь вечную, И не погибнут вовек, И никто не похитит их из руки моей.
   (Иоанн. 10:28)
 
   Розильда нетерпеливо ждет. Каролина минуту колеблется. Она стоит с бумажкой в руке, призадумавшись.
   – Можно посмотреть? – спрашивает Розильда. Каролина протягивает ей бумажку, и сестра восхищенно восклицает:
   – Вот видишь! Неплохо, правда?
   Конечно. Хотя Каролине не очень хочется признаться самой себе, но она испытывает некоторое облегчение. Эти слова – словно ответ на ее недавние опасения. Может, не стоит так уж волноваться за Герду и детей. У Оке такая заботливая мама. Не то, что у Эдвина.
   Розильда снова укладывает шкатулку в сумку.
   – Я должна торопиться. Они ждут меня. Каролина провожает ее вниз по лестнице.
   – А ты не поедешь на вокзал, не помашешь нам на прощание?
   Розильде трудно расстаться с Каролиной, это заметно. Но нет. Каролина ехать не хочет. Прощание у отходящего поезда – одна из самых трудных вещей на свете.
   – Передай привет Арильду и скажи, что я думаю о нем.
   – Конечно, передам. Обещаю.
   Розильда садится в автомобиль, Каролина остается на улице одна и смотрит, как он заворачивает за угол. Затем бодрым шагом поднимается по лестнице в мамину квартиру – чтобы запереть ее до лучших времен.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

   Какое странное чувство охватило ее, когда она повернула ключ в замке квартиры на улице Сведенборга! Поначалу на душе пусто и горько, она чувствует себя покинутой.
   Но уже в следующий миг, когда она бежит вниз по каменным ступенькам и слышит, как отдаются эхом ее шаги, она ощущает себя свободной, как ветер.
   Наконец-то! Она снова наедине с самой собой! И никто больше не помешает ей!
   Теперь только домой. Домой, к зеркалам, тетрадкам с ролями и книгам. Ей многое нужно наверстать. Так много прочесть. Это чувство не покидало ее всю жизнь. Она никогда не посещала какую-нибудь приличную школу, как, например, Берта, а была вынуждена учиться самостоятельно, и ей всегда казалось, что времени у нее слишком мало. Она не успевала осуществить все, чего желала. Потому что постоянно думала о тех пробелах, которые были в ее образовании.
   Оказавшись дома, она перво-наперво проходится перед всеми зеркалами. И понимает, что владеть своим выражением лица и жестами – не только часть работы над ролью, но и необходимость. В личной жизни.
   Сегодня она обнаруживает в своем лице нечто новое. Так она и подозревала – все это время ей удавалось делать явно более умную и радостную мину, чем та, которая отражала бы ее истинные чувства. Теперь она может это утверждать. И это, бесспорно, вносит некоторое чувство уверенности. Кажется, сейчас она научилась управлять выражением лица.
   У зеркала из Замка Роз самая красивая рама. Белая, позолоченная, крепкая. Каролина останавливается перед этим зеркалом и собирается с духом. Это полезное зеркало, потому что оно заставляет сосредоточиться, благодаря чему ее взгляд не убегает куда-то в сторону, не цепляется за ненужные детали. Зеркало отсекает все лишнее и подчеркивает главное, это придает силы и твердости не только ее отражению, но и ее душе. Это очень важно, ведь она собирается вновь взяться за работу. Она должна посмотреть себе прямо в глаза, а порой ей это бывало сложно. Так не может больше продолжаться. Она должна быть настолько правдоподобной, насколько это возможно.
   Ведь речь идет об «Орлеанской деве». Теперь Иоанна должна быть прежде всего. Каролина еще далеко не проработала роль. Она прочла все, что смогла найти об Иоанне Лотарингской. Но это не очень помогло ей, до самого важного она так и не добралась. Самое главное следует искать в одиночестве. Внутри себя.
   Взять, например, веру Иоанны в Бога.
   Пробовала ли Каролина хоть раз разобраться в том, что имело для Иоанны такое огромное значение? Вера в Бога – можно ли вообще понять, что это такое, если сама не веришь?
   Она много раз думала, не обсудить ли этот вопрос с Ингеборг, но Ингеборг – не духовный наставник. Разве можно вдруг взять и стать верующей только потому, что хочешь лучше понять роль? Так просто это не делается. К сожалению. Когда Ингеборг играла Иоанну, ее вера в Бога была для нее большим подспорьем. В этом причина того, что Ингеборг вложила в роль больше, чем Каролина.
   Если бы у них сейчас мысли не были заняты другим, то ей стоило бы поговорить об этом с Розильдой. У Розильды не такое безоговорочное отношение к религии, как у Ингеборг. Именно поэтому она наверняка больше задумывалась об этом. Так бывает всегда, когда человек сомневается. Это Каролине известно по собственному опыту. Безоговорочная вера не побуждает мыслить. А вот вещи, которых человек не понимает, напротив… Над ними можно размышлять без конца.
   Это пока все, к чему ей удалось прийти в своих размышлениях об Иоанне. На короткие мгновения Каролине казалось, что она сильно приближается к ее образу. Но потом Иоанна снова отдалялась от нее.
   Сейчас, когда она снова начинает работать над этой ролью, в голове всплывает библейская цитата из шкатулки Розильды. Слова блеснули в памяти и исчезли. Каролине вдруг начинает казаться, будто эти слова каким-то таинственным образом приоткрывают для нее сущность Иоанны. Этим все можно объяснить! Ее искренность. Религиозную убежденность. Экстаз. Триумф. Когда она раскрывает тетрадь с ролью, реплики вдруг наполняются жизнью, а ведь раньше они, словно сухие листья, бездушно шелестели где-то внутри. Каролина и сама не понимает, что произошло, и не может не удивляться.
   Вера может свернуть горы, так сказала бы Ингеборг. Наверно, это так, но такой веры у Каролины нет. Она ведь даже не знает, хочет ли она верить в Бога. Вдруг это всего лишь новая зависимость?
   Нет – ни о какой настоящей набожности и речи быть не может. Это что-то другое, только она не знает, что именно. Возможно, внезапно снизошедшее вдохновение. Однако Каролина встречала некоторых горячо верующих людей, которые производили на нее сильное впечатление, в первую очередь Амалию, и, может быть, потребовалась всего лишь эта маленькая бумажка – с пылающими золотом буквами!
   Возможно, она тоже пришлась кстати! Неизвестно, смогла бы эта цитата воздействовать на Каролину так в другом случае. Так или иначе, почва была подготовлена.
   И все же в этом есть нечто таинственное!
   Каждый раз, когда Каролина работает над ролью, в памяти вспыхивают те слова из Библии. Они словно выжженное клеймо. Хотя она видела их лишь однажды, одно короткое мгновение, прежде чем они снова исчезли в шкатулке Розильды. Но они не отпускают ее, они тиранят ее. Они звучат у нее в ушах, пылают у нее перед глазами, постоянно возникают в мозгу, словно реплики из пьесы. Они присутствуют повсюду, от них невозможно избавиться. Они все время где-то рядом. Во всем, что она говорит, во всем, что она делает. Как это странно, как удивительно и как непонятно.
   И как хрупко. Все это должно остаться в тайне. Иначе оно может вновь исчезнуть, как сон или наваждение. А этого нельзя допустить. Ведь именно сейчас в ней ожила Иоанна, и наконец-то обрели силу слова, сошедшие с ее уст:
 
Святой отец, меня зовут Иоанна;
Я дочь простого пастуха; родилась
В местечке Дом-Реми, в приходе Тула;
Там стадо моего отца пасла
Я с детских лет…
И раз – всю ночь с усердною молитвой,
Забыв о сне, сидела я под древом –
Пречистая предстала мне; в руках
Ее был меч и знамя, но одета
Она была, как я, пастушкой и сказала:
«Узнай меня, восстань; иди от стада;
Господь тебя к иному призывает.
Возьми мое святое знамя, меч
Мой опояшь и им неустрашимо
Рази врагов народа моего…»
Но я сказала: «Мне ль, смиренной деве,
Неопытной в ужасном деле брани,
На подвиг гибельный такой дерзать?»
«Дерзай, – она рекла мне, – чистой деве
Доступно все великое земли,
Когда земной любви она не знает»[15]
 
   Раньше она бесконечно повторяла этот отрывок и никак не могла придать голосу должной выразительности, наполнить слова нужным содержанием. Они казались ей совершенно безжизненными. Она винила во всем перевод. Роль Иоанны, дескать, невероятно трудна, ее вера – нечто довольно заурядное, и умнице Каролине не стоит даже в этом разбираться.
   Все эти доводы рухнули в одночасье. Даже если она была права, и в тексте есть какие-то недостатки, особенно в том, что касается перевода, – а надо признать, что это само по себе возможно, – то в данном случае это не имеет более никакого значения, потому что каждое слово теперь наполнено содержанием и все, что слетает с ее уст, дышит странной, таинственной жизнью.
 
«Когда земной любви она не знает». 
 
   Эта строка точь-в-точь соответствует тому, о чем она думала! И как она раньше этого не заметила?! Ведь над этим действительно стоит подумать.
   Каролина и не замечает, как бежит время. Пока она наконец не чувствует, что тело затекло и ей необходимо глотнуть свежего воздуха. Она сидела в одном и том же положении несколько часов и размышляла.
   Вот и прошел долгий и удивительный день. Вечереет, Каролина отправляется на прогулку по городу.
   Мягкий воздух напоен ароматами. На улице весна.
   Каролина все идет и идет. Вверх-вниз по улицам.
   Вдруг она оказывается в районе Эстермальм. Здесь она бывает не часто, решает осмотреться и с любопытством принимается читать названия улиц.
   На улице Сибилы Каролина едва успела в последний момент остановиться, чтобы не попасть под трамвай. Вокруг так много интересного. Она, как водится, шла и не смотрела себе под ноги, из-за чего едва не случилась беда.
   Но тем не менее все обошлось, трамвай вовремя затормозил, и в одном из его окон Каролина замечает человека, испуганно наблюдающего за ней. Его лицо кажется ей знакомым, но она не может вспомнить, где видела его раньше.
   – Простите, – ошарашено произносит она, хотя человек в продолжившем свой путь трамвае вряд ли может ее слышать.
   И тут ее осеняет, кто это… Это же Соглядатай из церкви! Давненько они не встречались. В последний раз еще зимой. Весенний воздух кружит ей голову, и она бросается вдогонку за трамваем, чтобы улыбнуться незнакомцу.