Страница:
— Вы ведь не говорили Морган, что маму ищет ФБР? — Это прозвучало как вопрос, но с каким-то обвинительным уклоном.
— Нет. Я боялся, что даже простое упоминание о ФБР только еще больше напугает ее.
— Надо быть честным. Детская интуиция сильнее, чем вы думаете.
— Особенно у этого ребенка. Если она так хорошо все понимает в шесть лет, страшно подумать, что будет в шестнадцать.
— Единственный ребенок в семье нередко оказывается взрослее ровесников.
Гас налил две чашки кофе, потом встал по другую сторону стойки.
— У Морган, несомненно, есть кое-какие вполне взрослые склонности. — Он вспомнил об исчезнувшей из кабинета деревянной лошадке.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего. Вы думали над тем, что я рассказал о Бет?
— За последний час я лишь об этом и думала.
— И?
— Пищевое расстройство, кражи в магазинах… Я бы сказала, что это родственные проявления какой-то проблемы. Нехватка самоуважения, цели, индивидуальности. У женщины неприятности, и она вроде как зовет на помощь.
— Я слышал о пищевых расстройствах. Даже членовредительстве. Но воровство?
Энди глотнула кофе, потом осмотрелась.
— Она жила в мире, где выполняются все ее материальные потребности. Кража предметов первой необходимости вроде одежды была для вашей супруги последним способом вырваться из привычного окружения. Она когда-нибудь прежде делала что-то подобное?
— Крала?
— Нет. Она выказывала возмущение образом жизни, который вы вели?
— Насколько мне известно, нет.
— У вас есть хоть какая-то идея, почему она была так несчастна?
— Это более сложный вопрос.
— Позвольте мне упростить его. Несколько лет назад ваша жена обвинила вас в жестоком обращении.
— Да.
— Жестокое обращение нередко заставляет женщину делать странные вещи. Особенно если это длится много лет. Я не раз видела, как подвергшаяся жестокому обращению жена срывалась и поступала довольно странно.
— Бет никогда не подвергалась жестокому обращению. Энди смягчила тон, не желая переходить к конфронтации:
— Можно немного поговорить об этом? То же самое вы утверждали, когда мы встречались у судмедэксперта. Мне бы хотелось верить вам. Но почему она подала то заявление?
— Как я уже говорил, это сложный вопрос.
Энди подумала, не означает ли «сложность» Марту Голдстейн.
— По-моему, мне важно знать это. Вы не согласны? Гасу явно не хотелось снова вскрывать затянувшиеся раны, но вопрос, несомненно, требовал ответа.
— После рождения Морган у Бет была ужасная депрессия. По нескольку дней она не выходила из спальни, не хотела заниматься дочерью.
— Такое бывает чаще, чем вы думаете. Уитли положил себе в кофе сахар.
— Мне так и говорили, но от этого не легче. Нам были нужны двухсменные няни для ухода за ребенком, потому что Бет не следила даже за собой. Я пытался уговорить ее показаться психиатру, но жена не хотела. Так тянулось день за днем. Я приходил домой — она по-прежнему лежала в постели, как в момент моего ухода. Мы начали ссориться. Просто словесные перепалки — и только. Она плакала и кричала, что я не обращаю на нее внимания, пренебрегаю ею. Казалось, один и тот же спор длится ночь за ночью. За исключением того, что через некоторое время Бет начала оскорблять меня, ничего не изменилось. Единственная моя вина заключалась в том, что я был по горло занят на работе — не обращая, как она говорила, на нее внимания. А потом Бет вдруг назвала это жестоким обращением.
— Так вы говорите, что только в этом и заключалось жестокое обращение?
— — Именно так.
— Но из поданного в полицию заявления следует совсем другой вывод. Она утверждала, что вы оскорбили ее физически.
— Это преувеличение.
— Зачем ей выдумывать такое?
— А зачем ей красть в магазине платье двенадцатого размера?
— Так вы на это надеетесь? Что люди узнают, как ваша жена воровала, и наконец поверят, что обвинения в жестоком обращении выдуманы?
Гас сначала онемел, потом возмутился:
— Я не намерен предавать это гласности. Вам же рассказываю только потому, что надеюсь — это поможет узнать, что произошло с Бет. Я сообщил вам это по секрету.
— Простите. Понимаете, ведь вы очень известный юрист. Трудно поверить, что вам наплевать на мнение других людей…
— Не наплевать. И меня очень беспокоит, как люди реагируют на это. Мои друзья, ее друзья. Моя собственная фирма. Я почти потерял работу из-за этого. Почему-то одного обвинения оказалось достаточно, чтобы признать меня виновным. Даже после того, как Бет забрала заявление…
— Посторонним трудно понять, во что верить в таких ситуациях.
— Тогда почему они верят в худшее?
— Думаю, дело в пикантности. Влиятельный юрист, который бьет жену. Или отчаявшаяся жена, которая выдумывает такое, чтобы не дать мужу уйти к другой женщине.
— Откуда вы это взяли?
— Не могу сказать.
— Вы говорили с Мартой Голдстейн, да?
— Я действительно не могу говорить об этом.
— Это ее точка зрения. Она внушает вам такие мысли, чтобы можно было искренне говорить партнерам и клиентам, будто я нахожусь под следствием. Это уловка. Она использует вас.
— Я ничего об этом не знаю.
— Я знаю — это Марта. Она почему-то вообразила себя этой самой «другой женщиной». Из-за подобных слухов нам с Бет было только труднее все уладить и двигаться дальше. Это сложно, даже когда вы любите друг друга. А я любил Бет.
— Правда, недостаточно, чтобы измениться. Гас уставился в чашку с кофе.
— Да, мы словно удалялись друг от друга все больше и больше…
— Из-за слухов, связанных с Мартой?
— Нет. Настоящая сложность коренилась во мне. Я до конца не верил, что она придумала обвинения, чтобы привлечь мое внимание или удержать при себе. Когда Бет подала заявление, казалось, будто в глубине души она хочет, чтобы я перешел границу. Я не говорю, будто она хотела, чтобы ее избивали. Но мне кажется, что Бет желала большей определенности. Есть черное — и есть белое. Или — или. Звучит бредово, но настоящая проблема заключалась в том, что когда-то у нас все было по-настоящему хорошо. Полагаю, ей требовалось что-то плохое, чтобы наконец махнуть на все рукой. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Все сказанное вдруг живо напомнило Энди ее собственную беду, ее недавнее горе у алтаря.
— Наверное, решение дается легче, когда кто-то делает что-то ужасное. Так произошло у меня и моего бывшего жениха. Бум. Я освободилась. И никаких сомнений.
— Что случилось?
— Не важно. Это не похоже на вашу ситуацию с Бет.
— Но вы понимаете?
— Я понимаю, что вы хотели сказать. Хотя, если вы действительно любили жену, то как же позволили зайти делу так далеко?
Гас помолчал, принимая удар.
— Я тоже не знаю.
— Папа! — Морган мчалась по коридору.
Гас обернулся, беря себя в руки. Девочка чуть не врезалась в отца.
— Папа, ты не заметил, не заметил! — Она выкрикивала это на выдохе, голос дрожал.
— Что не заметил?
— Не могу поверить, что ты не заметил!
Ее глаза наполнились слезами. Гас поднял дочь и усадил на стойку.
— Что не заметил?
— Только… только что!
— Морган, успокойся. Что случилось?
— Вы тут говорили, и ты не заметил!
— Что не заметил?
Она выкрикнула во весь голос:
— Мама звонила!
Гас на мгновение застыл, потом бросился в коридор.
28
29
30
— Нет. Я боялся, что даже простое упоминание о ФБР только еще больше напугает ее.
— Надо быть честным. Детская интуиция сильнее, чем вы думаете.
— Особенно у этого ребенка. Если она так хорошо все понимает в шесть лет, страшно подумать, что будет в шестнадцать.
— Единственный ребенок в семье нередко оказывается взрослее ровесников.
Гас налил две чашки кофе, потом встал по другую сторону стойки.
— У Морган, несомненно, есть кое-какие вполне взрослые склонности. — Он вспомнил об исчезнувшей из кабинета деревянной лошадке.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего. Вы думали над тем, что я рассказал о Бет?
— За последний час я лишь об этом и думала.
— И?
— Пищевое расстройство, кражи в магазинах… Я бы сказала, что это родственные проявления какой-то проблемы. Нехватка самоуважения, цели, индивидуальности. У женщины неприятности, и она вроде как зовет на помощь.
— Я слышал о пищевых расстройствах. Даже членовредительстве. Но воровство?
Энди глотнула кофе, потом осмотрелась.
— Она жила в мире, где выполняются все ее материальные потребности. Кража предметов первой необходимости вроде одежды была для вашей супруги последним способом вырваться из привычного окружения. Она когда-нибудь прежде делала что-то подобное?
— Крала?
— Нет. Она выказывала возмущение образом жизни, который вы вели?
— Насколько мне известно, нет.
— У вас есть хоть какая-то идея, почему она была так несчастна?
— Это более сложный вопрос.
— Позвольте мне упростить его. Несколько лет назад ваша жена обвинила вас в жестоком обращении.
— Да.
— Жестокое обращение нередко заставляет женщину делать странные вещи. Особенно если это длится много лет. Я не раз видела, как подвергшаяся жестокому обращению жена срывалась и поступала довольно странно.
— Бет никогда не подвергалась жестокому обращению. Энди смягчила тон, не желая переходить к конфронтации:
— Можно немного поговорить об этом? То же самое вы утверждали, когда мы встречались у судмедэксперта. Мне бы хотелось верить вам. Но почему она подала то заявление?
— Как я уже говорил, это сложный вопрос.
Энди подумала, не означает ли «сложность» Марту Голдстейн.
— По-моему, мне важно знать это. Вы не согласны? Гасу явно не хотелось снова вскрывать затянувшиеся раны, но вопрос, несомненно, требовал ответа.
— После рождения Морган у Бет была ужасная депрессия. По нескольку дней она не выходила из спальни, не хотела заниматься дочерью.
— Такое бывает чаще, чем вы думаете. Уитли положил себе в кофе сахар.
— Мне так и говорили, но от этого не легче. Нам были нужны двухсменные няни для ухода за ребенком, потому что Бет не следила даже за собой. Я пытался уговорить ее показаться психиатру, но жена не хотела. Так тянулось день за днем. Я приходил домой — она по-прежнему лежала в постели, как в момент моего ухода. Мы начали ссориться. Просто словесные перепалки — и только. Она плакала и кричала, что я не обращаю на нее внимания, пренебрегаю ею. Казалось, один и тот же спор длится ночь за ночью. За исключением того, что через некоторое время Бет начала оскорблять меня, ничего не изменилось. Единственная моя вина заключалась в том, что я был по горло занят на работе — не обращая, как она говорила, на нее внимания. А потом Бет вдруг назвала это жестоким обращением.
— Так вы говорите, что только в этом и заключалось жестокое обращение?
— — Именно так.
— Но из поданного в полицию заявления следует совсем другой вывод. Она утверждала, что вы оскорбили ее физически.
— Это преувеличение.
— Зачем ей выдумывать такое?
— А зачем ей красть в магазине платье двенадцатого размера?
— Так вы на это надеетесь? Что люди узнают, как ваша жена воровала, и наконец поверят, что обвинения в жестоком обращении выдуманы?
Гас сначала онемел, потом возмутился:
— Я не намерен предавать это гласности. Вам же рассказываю только потому, что надеюсь — это поможет узнать, что произошло с Бет. Я сообщил вам это по секрету.
— Простите. Понимаете, ведь вы очень известный юрист. Трудно поверить, что вам наплевать на мнение других людей…
— Не наплевать. И меня очень беспокоит, как люди реагируют на это. Мои друзья, ее друзья. Моя собственная фирма. Я почти потерял работу из-за этого. Почему-то одного обвинения оказалось достаточно, чтобы признать меня виновным. Даже после того, как Бет забрала заявление…
— Посторонним трудно понять, во что верить в таких ситуациях.
— Тогда почему они верят в худшее?
— Думаю, дело в пикантности. Влиятельный юрист, который бьет жену. Или отчаявшаяся жена, которая выдумывает такое, чтобы не дать мужу уйти к другой женщине.
— Откуда вы это взяли?
— Не могу сказать.
— Вы говорили с Мартой Голдстейн, да?
— Я действительно не могу говорить об этом.
— Это ее точка зрения. Она внушает вам такие мысли, чтобы можно было искренне говорить партнерам и клиентам, будто я нахожусь под следствием. Это уловка. Она использует вас.
— Я ничего об этом не знаю.
— Я знаю — это Марта. Она почему-то вообразила себя этой самой «другой женщиной». Из-за подобных слухов нам с Бет было только труднее все уладить и двигаться дальше. Это сложно, даже когда вы любите друг друга. А я любил Бет.
— Правда, недостаточно, чтобы измениться. Гас уставился в чашку с кофе.
— Да, мы словно удалялись друг от друга все больше и больше…
— Из-за слухов, связанных с Мартой?
— Нет. Настоящая сложность коренилась во мне. Я до конца не верил, что она придумала обвинения, чтобы привлечь мое внимание или удержать при себе. Когда Бет подала заявление, казалось, будто в глубине души она хочет, чтобы я перешел границу. Я не говорю, будто она хотела, чтобы ее избивали. Но мне кажется, что Бет желала большей определенности. Есть черное — и есть белое. Или — или. Звучит бредово, но настоящая проблема заключалась в том, что когда-то у нас все было по-настоящему хорошо. Полагаю, ей требовалось что-то плохое, чтобы наконец махнуть на все рукой. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Все сказанное вдруг живо напомнило Энди ее собственную беду, ее недавнее горе у алтаря.
— Наверное, решение дается легче, когда кто-то делает что-то ужасное. Так произошло у меня и моего бывшего жениха. Бум. Я освободилась. И никаких сомнений.
— Что случилось?
— Не важно. Это не похоже на вашу ситуацию с Бет.
— Но вы понимаете?
— Я понимаю, что вы хотели сказать. Хотя, если вы действительно любили жену, то как же позволили зайти делу так далеко?
Гас помолчал, принимая удар.
— Я тоже не знаю.
— Папа! — Морган мчалась по коридору.
Гас обернулся, беря себя в руки. Девочка чуть не врезалась в отца.
— Папа, ты не заметил, не заметил! — Она выкрикивала это на выдохе, голос дрожал.
— Что не заметил?
— Не могу поверить, что ты не заметил!
Ее глаза наполнились слезами. Гас поднял дочь и усадил на стойку.
— Что не заметил?
— Только… только что!
— Морган, успокойся. Что случилось?
— Вы тут говорили, и ты не заметил!
— Что не заметил?
Она выкрикнула во весь голос:
— Мама звонила!
Гас на мгновение застыл, потом бросился в коридор.
28
В одно мгновение Гас оказался в комнате дочери. Энди и Морган бежали следом. Он подхватил телефон с розового коврика у кровати, где дочь бросила его. В ухе замурлыкал тональный набор.
— У Морган есть определитель номера? — спросила Энди. Она стояла в дверях.
— Нет.
— Тогда нажмите звездочка-шесть-девять.
Гас и сам раньше пользовался автоматическим набором последнего входящего звонка. Он нажал кнопки и стал ждать. Ответил детский голос:
— Алло.
— Кто говорит?
— Ханна.
Смущенный, Гас прикрыл динамик и спросил у дочери:
— Твоя подружка Ханна звонила сегодня утром? Морган медленно кивнула.
— Прости, пожалуйста, Ханна, — сказал Гас в трубку. — Это папа Морган Уитли. Мы ошиблись номером. — Он отключился и строго посмотрел на дочь: — По-моему, ты сказала, что звонила мама.
— Она звонила!
Гас растерянно посмотрел на Энди. Та присела на край кровати, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с девочкой.
— Ты уверена, что звонила именно мама?
— Да. Это была она. Больше некому.
— Это очень важно. Если она звонила, твой папа и я хотим поговорить с ней.
— Мама звонила. Я знаю, что это была она! Гас ласково взял дочь за руку:
— Что она сказала, родная?
— Ничего не сказала.
Взрослые скептически переглянулись.
— Так ты не слышала ее голоса? — спросил Гас.
— Нет.
— Тогда откуда ты знаешь, что это звонила именно мама?
— Цифры.
— Не понимаю. Какие цифры?
— Девять-пять-три-четыре-восемь-восемь-девять. Энди спросила:
— Это номер сотового телефона Бет?
— Нет. Лапочка, о чем это ты?
Морган подняла телефон и приложила к уху отца.
— Слушай. — Она нажала на кнопки. Прозвучала мелодия. Гас посмотрел на Энди:
— Это «У Мэри был барашек». Песенка. Морган сказала:
— Об этом я и говорю. Мама давным-давно показала мне, как это делается. А теперь она позвонила и нажала эти цифры. Только что. А потом повесила трубку.
Гас почувствовал озноб.
— Ты когда-нибудь рассказывала Ханне об этих цифрах? Она знает, как сыграть эту мелодию?
— Не-а. Это наш с мамой секрет.
Гас вопросительно посмотрел на Энди:
— Почему же я попал к Ханне, когда набрал последний входящий номер?
— Сейчас продаются специальные устройства для обмана определителя номера или набора входящего номера. Мы все время сталкиваемся с этим, когда имеем дело с телефонными хулиганами.
— Значит, звонить могли с телефона, снабженного такой электронной штуковиной?
— Это объяснило бы, почему вы попали к Ханне, когда набрали звездочка-шесть-девять. Вы подхватили предпоследний звонок вместо последнего.
— Тогда, возможно, это была Бет.
— Это была мама. Я знаю! — Морган выглядела так, будто собирается ударить отца.
Гас молчал, но почувствовал, что у Энди мелькнула та же мысль. Агент ФБР вскочила с кровати.
— Я попрошу кого-нибудь из наших техников попытаться проследить этот звонок.
Гас бросил ей трубку.
— Только давайте больше не будем пользоваться телефоном Морган. Не хочу что-нибудь испортить, — заметила Энди.
— Тогда пойдем на кухню. — Гас выскочил в коридор. — Если это звонила Бет, почему она ничего не сказала? — спросил он на бегу.
— Не знаю.
Они остановились у кухонной стойки. В глазах Гаса затаился страх.
— Вы не думаете, что это кто-то пошутил?
— Надеюсь, наши технари это выяснят.
— Но если это не шутка… зачем цифры?
— Не знаю. Может быть, ваша дочь сумеет нам тут помочь.
— Не думаю. Здесь скорее надо мыслить логически. Женщина исчезает почти неделю назад. Наконец она смогла добраться до телефона. Набрала номер. Но не говорит. Здесь всего пара возможностей. Либо она не хочет говорить, либо…
— Либо не может. Гас вздрогнул:
— Не может говорить? И что это значит?
Их взгляды встретились. Энди словно намекала ему, что в этом случае может быть огромное количество причин. И все не из приятных.
— Давайте пустим техников по следу, ладно? А уже потом устроим мозговой штурм.
Гас кивнул.
— Хорошо, — тихо сказал он, пока Энди набирала номер.
Энди говорила по телефону с техниками, когда в дверь позвонила Карла. Во всей этой неразберихе Гас почти забыл, что перед приездом агента ФБР звонил сестре. Он хотел, чтобы та приехала и посидела с Морган на случай, если визит Энди Хеннинг займет все утро или ему придется уехать. Хорошо, что позвонил… хотя, конечно, не предвидел такого.
Несмотря на то что в доме было всего четыре человека, там воцарился хаос. Энди сидела на кухне, говоря одновременно по двум телефонам — своему мобильному и домашнему Уитли. Морган металась между своей комнатой и кабинетом Гаса, где оставались две свободные линии. Она была уверена, что если пристально смотреть на телефон, это заставит его зазвонить снова. Только девочка все не могла решить, за каким наблюдать. Гас ходил за ней, давая дочери сбросить возбуждение. Подробности случившегося он пересказывал сестре на бегу.
Карла спросила:
— Ты уверен, что Морган не выдумывает? — Они стояли перед открытой дверью спальни Морган, приглядывая за девочкой.
— После того как подтвердился ее рассказ о кражах в магазинах, я не сомневаюсь в ее словах.
Морган проскочила мимо них и побежала по коридору. Обратно в кабинет Гаса. Гас и Карла пошли следом — помедленнее, чтобы Морган не подслушала.
— Тебя не пугает, что Бет молчала?
— Конечно, пугает, — сказал Гас.
— Я имею в виду, она сказала бы хоть что-то. Если бы смогла.
— К такому выводу пришли и мы с агентом Хеннинг.
— Так… и почему же она не смогла?
Они остановились перед кабинетом Гаса, рядом с кухней. Гас взглянул через комнату на говорящую по телефону Энди, потом опустил голову, не в силах смотреть на Карлу.
— У меня это прямо перед глазами стоит.
— Перед глазами?
— Я все время вижу Бет на полу, руки и ноги связаны. Подползает к телефону. Сбивает трубку с рычага. Во рту кляп, она не может говорить. Поэтому и набирает на клавишах мелодию.
— Это удивительно. — Карла явно была поражена. Гас бросил на сестру косой взгляд:
— Это ужасно.
Возбужденный крик привлек их внимание к кухне. Энди положила трубку и прошипела громкое «Йессссссс», как теннисистка, только что выигравшая подачу. Потом крикнула:
— Мы определили звонок! Гас бросился на кухню:
— Откуда?
— Из Орегона. Телефон-автомат прямо у границы штата.
— Телефон-автомат? — Вот вам и Бет, ползущая по полу.
— Ага. Они едут проверять его. — Энди натянула плащ и схватила ключи от машины. — Еду туда.
— Я с вами, — сказал Гас.
— Вам нельзя. А что, если будет еще звонок?
На мгновение Гас не знал, на что решиться, но понял, что Энди права.
— Так что, если будет еще звонок? Что мне делать?
— Мы поставили ловушку и теперь следим за всеми домашними линиями. Если по одной из них поступит хоть немного подозрительный звонок, постарайтесь удержать его как можно дольше.
Гас проводил Энди в холл и открыл парадную дверь.
— Позвоните мне сразу, как что-то узнаете.
— Хорошо. Только, Гас, пожалуйста, постарайтесь не сойти с ума от беспокойства.
Она повернулась и сбежала с крыльца. «Слишком поздно, — подумал Гас, глядя вслед уносящейся машине. — Я уже умираю от беспокойства».
Энди стремилась доехать в самую северную часть западного Орегона. В этих местах граница между штатами шла по извилистой реке Колумбия, отчего маленький кусок Орегона вдавался в юго-западный Вашингтон. Ее цель находилась возле города Рейнир в сорока милях к северу от Портленда, на орегонском берегу реки.
Большая часть дороги шла по скоростному шоссе между штатами. Энди не включила ни радио, ни кассетник. Она размышляла — в основном о Бет Уитли. Мысли разбредались. Знаки поворота на шоссе 101 напомнили о поездке с Риком из Вашингтона в Сан-Франциско. Они ехали вдоль берега — длинный и живописный путь. Энди надеялась, что все пройдет романтично, но Рик дулся из-за ее нежелания посетить его любимые нудистские пляжи на Ямайке. Оглядываясь на прошлое, можно было заметить первые предупредительные знаки: вот парень, которому нравится выставлять подружку напоказ, словно показывая миру, чем он владеет. Рик так настаивал на поездке, что усмирила его только явная угроза. Энди поклялась подсыпать ему виагры в пинаколаду. Рик сразу же отступил. Нет ничего смешнее, чем лыбящийся во весь рот турист с постоянной эрекцией на нудистском пляже.
Серый туман сгустился, когда Энди пересекала мост через реку Колумбия, — да уж, ничего похожего на солнечные ямайские пляжи… Дождь пошел, потом перестал, потом пошел снова, пока она проезжала сам город Рейнир. По мнению техников, звонок на линию Морган поступил с телефона-автомата возле шоссе. Точнее говоря, на общественной стоянке, расположенной у окраины лесного заповедника к западу от Рейнира. Энди ничего не сказала Гасу, но меньше всего она ожидала, что след приведет к телефону-автомату. При наличии трех мертвых женщин, так похожих на жену Гаса, мысль о Бет Уитли, выбивающей на телефоне «У Мэри был барашек», казалась абсурдом.
Если только она не спаслась каким-то чудом.
Капли собирались на ветровом стекле, и внезапно перед мысленным взором Энди появилась четкая картинка. Отчаявшаяся женщина на повороте выскакивает из фургона похитителя. Обдирая кожу о неровную мостовую, она закатывается на парковку. Отчаянный рывок к телефону-автомату, похититель гонится по пятам. Дрожащими пальцами женщина неистово бьет по кнопкам. Она охвачена возбуждением. И вдруг понимает, что не может ответить на голос родной дочери, вообще не может говорить. Наверное, из-за кляпа. Или веревки на шее. Похититель хватает ее, тащит обратно к фургону, но женщина успевает набрать мелодию, которую дочь узнает…
Энди усилием воли заставила погаснуть волнующую картину и въехала на стоянку.
С виду это была типичная остановка на дороге: плоская крыша, взгроможденная на выкрашенные коричневой краской бетонные блоки. Посередине возвышение с тремя телефонами-автоматами, по бокам от них — мужская и женская уборные, слева и справа соответственно. Все строение, парковка и прилегающий участок отмечены — как место преступления — желтой полицейской лентой. Судебная бригада уже работала. Два человека делали отливки следов шин возле лужи. Еще один осматривал телефон-автомат в поисках отпечатков пальцев. Четыре бригады разъехались в разных направлениях, надеясь отыскать в окрестностях обрывки одежды, следы, кровь, оружие — хоть что-нибудь, представляющее интерес.
Энди остановилась возле полицейского автомобиля на другой стороне шоссе. Вылезла из машины, на мгновение ошеломленная холодным ветром. Высокие сосны позади стоянки загораживали реку, и все же холодная сырость от нее, несомненно, ощущалась.
Энди потуже затянула плащ, перешла дорогу и направилась к укрытию. Хотела нырнуть под ленту, но тут ее остановил помощник шерифа. Она представилась и показала удостоверение. Энди ждали.
— Сюда, — сказал помощник шерифа и повел ее в обход ограниченного желтой лентой участка. Ветер дул все сильнее. У Энди потекло из носа. Она приотстала на полшага, чтобы коп не заметил.
— Кто-нибудь что-нибудь видел? — спросила она на ходу.
— Мы через местные новости попросили отозваться людей, которые были недалеко от стоянки сегодня утром. Но я бы не надеялся…
Они остановились метрах в пятидесяти за стоянкой. Позади них вздымались сосны, а у ног начинался крутой обрыв. Густые седые тучи, похожие на призрак ледника, медленно проплывали над долиной.
Помощник шерифа подал Энди бинокль и указал на долину:
— Вон там внизу. Сквозь этот разрыв.
Невооруженным глазом Энди заметила группу людей, собирающуюся у берега извилистой реки. Она навела бинокль на сбросившие на зиму листву деревья и пристально всмотрелась, хотя эту картину могла бы описать и не глядя.
Среди путаницы ветвей на дереве болталось изуродованное тело еще одной обнаженной брюнетки.
— У Морган есть определитель номера? — спросила Энди. Она стояла в дверях.
— Нет.
— Тогда нажмите звездочка-шесть-девять.
Гас и сам раньше пользовался автоматическим набором последнего входящего звонка. Он нажал кнопки и стал ждать. Ответил детский голос:
— Алло.
— Кто говорит?
— Ханна.
Смущенный, Гас прикрыл динамик и спросил у дочери:
— Твоя подружка Ханна звонила сегодня утром? Морган медленно кивнула.
— Прости, пожалуйста, Ханна, — сказал Гас в трубку. — Это папа Морган Уитли. Мы ошиблись номером. — Он отключился и строго посмотрел на дочь: — По-моему, ты сказала, что звонила мама.
— Она звонила!
Гас растерянно посмотрел на Энди. Та присела на край кровати, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с девочкой.
— Ты уверена, что звонила именно мама?
— Да. Это была она. Больше некому.
— Это очень важно. Если она звонила, твой папа и я хотим поговорить с ней.
— Мама звонила. Я знаю, что это была она! Гас ласково взял дочь за руку:
— Что она сказала, родная?
— Ничего не сказала.
Взрослые скептически переглянулись.
— Так ты не слышала ее голоса? — спросил Гас.
— Нет.
— Тогда откуда ты знаешь, что это звонила именно мама?
— Цифры.
— Не понимаю. Какие цифры?
— Девять-пять-три-четыре-восемь-восемь-девять. Энди спросила:
— Это номер сотового телефона Бет?
— Нет. Лапочка, о чем это ты?
Морган подняла телефон и приложила к уху отца.
— Слушай. — Она нажала на кнопки. Прозвучала мелодия. Гас посмотрел на Энди:
— Это «У Мэри был барашек». Песенка. Морган сказала:
— Об этом я и говорю. Мама давным-давно показала мне, как это делается. А теперь она позвонила и нажала эти цифры. Только что. А потом повесила трубку.
Гас почувствовал озноб.
— Ты когда-нибудь рассказывала Ханне об этих цифрах? Она знает, как сыграть эту мелодию?
— Не-а. Это наш с мамой секрет.
Гас вопросительно посмотрел на Энди:
— Почему же я попал к Ханне, когда набрал последний входящий номер?
— Сейчас продаются специальные устройства для обмана определителя номера или набора входящего номера. Мы все время сталкиваемся с этим, когда имеем дело с телефонными хулиганами.
— Значит, звонить могли с телефона, снабженного такой электронной штуковиной?
— Это объяснило бы, почему вы попали к Ханне, когда набрали звездочка-шесть-девять. Вы подхватили предпоследний звонок вместо последнего.
— Тогда, возможно, это была Бет.
— Это была мама. Я знаю! — Морган выглядела так, будто собирается ударить отца.
Гас молчал, но почувствовал, что у Энди мелькнула та же мысль. Агент ФБР вскочила с кровати.
— Я попрошу кого-нибудь из наших техников попытаться проследить этот звонок.
Гас бросил ей трубку.
— Только давайте больше не будем пользоваться телефоном Морган. Не хочу что-нибудь испортить, — заметила Энди.
— Тогда пойдем на кухню. — Гас выскочил в коридор. — Если это звонила Бет, почему она ничего не сказала? — спросил он на бегу.
— Не знаю.
Они остановились у кухонной стойки. В глазах Гаса затаился страх.
— Вы не думаете, что это кто-то пошутил?
— Надеюсь, наши технари это выяснят.
— Но если это не шутка… зачем цифры?
— Не знаю. Может быть, ваша дочь сумеет нам тут помочь.
— Не думаю. Здесь скорее надо мыслить логически. Женщина исчезает почти неделю назад. Наконец она смогла добраться до телефона. Набрала номер. Но не говорит. Здесь всего пара возможностей. Либо она не хочет говорить, либо…
— Либо не может. Гас вздрогнул:
— Не может говорить? И что это значит?
Их взгляды встретились. Энди словно намекала ему, что в этом случае может быть огромное количество причин. И все не из приятных.
— Давайте пустим техников по следу, ладно? А уже потом устроим мозговой штурм.
Гас кивнул.
— Хорошо, — тихо сказал он, пока Энди набирала номер.
Энди говорила по телефону с техниками, когда в дверь позвонила Карла. Во всей этой неразберихе Гас почти забыл, что перед приездом агента ФБР звонил сестре. Он хотел, чтобы та приехала и посидела с Морган на случай, если визит Энди Хеннинг займет все утро или ему придется уехать. Хорошо, что позвонил… хотя, конечно, не предвидел такого.
Несмотря на то что в доме было всего четыре человека, там воцарился хаос. Энди сидела на кухне, говоря одновременно по двум телефонам — своему мобильному и домашнему Уитли. Морган металась между своей комнатой и кабинетом Гаса, где оставались две свободные линии. Она была уверена, что если пристально смотреть на телефон, это заставит его зазвонить снова. Только девочка все не могла решить, за каким наблюдать. Гас ходил за ней, давая дочери сбросить возбуждение. Подробности случившегося он пересказывал сестре на бегу.
Карла спросила:
— Ты уверен, что Морган не выдумывает? — Они стояли перед открытой дверью спальни Морган, приглядывая за девочкой.
— После того как подтвердился ее рассказ о кражах в магазинах, я не сомневаюсь в ее словах.
Морган проскочила мимо них и побежала по коридору. Обратно в кабинет Гаса. Гас и Карла пошли следом — помедленнее, чтобы Морган не подслушала.
— Тебя не пугает, что Бет молчала?
— Конечно, пугает, — сказал Гас.
— Я имею в виду, она сказала бы хоть что-то. Если бы смогла.
— К такому выводу пришли и мы с агентом Хеннинг.
— Так… и почему же она не смогла?
Они остановились перед кабинетом Гаса, рядом с кухней. Гас взглянул через комнату на говорящую по телефону Энди, потом опустил голову, не в силах смотреть на Карлу.
— У меня это прямо перед глазами стоит.
— Перед глазами?
— Я все время вижу Бет на полу, руки и ноги связаны. Подползает к телефону. Сбивает трубку с рычага. Во рту кляп, она не может говорить. Поэтому и набирает на клавишах мелодию.
— Это удивительно. — Карла явно была поражена. Гас бросил на сестру косой взгляд:
— Это ужасно.
Возбужденный крик привлек их внимание к кухне. Энди положила трубку и прошипела громкое «Йессссссс», как теннисистка, только что выигравшая подачу. Потом крикнула:
— Мы определили звонок! Гас бросился на кухню:
— Откуда?
— Из Орегона. Телефон-автомат прямо у границы штата.
— Телефон-автомат? — Вот вам и Бет, ползущая по полу.
— Ага. Они едут проверять его. — Энди натянула плащ и схватила ключи от машины. — Еду туда.
— Я с вами, — сказал Гас.
— Вам нельзя. А что, если будет еще звонок?
На мгновение Гас не знал, на что решиться, но понял, что Энди права.
— Так что, если будет еще звонок? Что мне делать?
— Мы поставили ловушку и теперь следим за всеми домашними линиями. Если по одной из них поступит хоть немного подозрительный звонок, постарайтесь удержать его как можно дольше.
Гас проводил Энди в холл и открыл парадную дверь.
— Позвоните мне сразу, как что-то узнаете.
— Хорошо. Только, Гас, пожалуйста, постарайтесь не сойти с ума от беспокойства.
Она повернулась и сбежала с крыльца. «Слишком поздно, — подумал Гас, глядя вслед уносящейся машине. — Я уже умираю от беспокойства».
Энди стремилась доехать в самую северную часть западного Орегона. В этих местах граница между штатами шла по извилистой реке Колумбия, отчего маленький кусок Орегона вдавался в юго-западный Вашингтон. Ее цель находилась возле города Рейнир в сорока милях к северу от Портленда, на орегонском берегу реки.
Большая часть дороги шла по скоростному шоссе между штатами. Энди не включила ни радио, ни кассетник. Она размышляла — в основном о Бет Уитли. Мысли разбредались. Знаки поворота на шоссе 101 напомнили о поездке с Риком из Вашингтона в Сан-Франциско. Они ехали вдоль берега — длинный и живописный путь. Энди надеялась, что все пройдет романтично, но Рик дулся из-за ее нежелания посетить его любимые нудистские пляжи на Ямайке. Оглядываясь на прошлое, можно было заметить первые предупредительные знаки: вот парень, которому нравится выставлять подружку напоказ, словно показывая миру, чем он владеет. Рик так настаивал на поездке, что усмирила его только явная угроза. Энди поклялась подсыпать ему виагры в пинаколаду. Рик сразу же отступил. Нет ничего смешнее, чем лыбящийся во весь рот турист с постоянной эрекцией на нудистском пляже.
Серый туман сгустился, когда Энди пересекала мост через реку Колумбия, — да уж, ничего похожего на солнечные ямайские пляжи… Дождь пошел, потом перестал, потом пошел снова, пока она проезжала сам город Рейнир. По мнению техников, звонок на линию Морган поступил с телефона-автомата возле шоссе. Точнее говоря, на общественной стоянке, расположенной у окраины лесного заповедника к западу от Рейнира. Энди ничего не сказала Гасу, но меньше всего она ожидала, что след приведет к телефону-автомату. При наличии трех мертвых женщин, так похожих на жену Гаса, мысль о Бет Уитли, выбивающей на телефоне «У Мэри был барашек», казалась абсурдом.
Если только она не спаслась каким-то чудом.
Капли собирались на ветровом стекле, и внезапно перед мысленным взором Энди появилась четкая картинка. Отчаявшаяся женщина на повороте выскакивает из фургона похитителя. Обдирая кожу о неровную мостовую, она закатывается на парковку. Отчаянный рывок к телефону-автомату, похититель гонится по пятам. Дрожащими пальцами женщина неистово бьет по кнопкам. Она охвачена возбуждением. И вдруг понимает, что не может ответить на голос родной дочери, вообще не может говорить. Наверное, из-за кляпа. Или веревки на шее. Похититель хватает ее, тащит обратно к фургону, но женщина успевает набрать мелодию, которую дочь узнает…
Энди усилием воли заставила погаснуть волнующую картину и въехала на стоянку.
С виду это была типичная остановка на дороге: плоская крыша, взгроможденная на выкрашенные коричневой краской бетонные блоки. Посередине возвышение с тремя телефонами-автоматами, по бокам от них — мужская и женская уборные, слева и справа соответственно. Все строение, парковка и прилегающий участок отмечены — как место преступления — желтой полицейской лентой. Судебная бригада уже работала. Два человека делали отливки следов шин возле лужи. Еще один осматривал телефон-автомат в поисках отпечатков пальцев. Четыре бригады разъехались в разных направлениях, надеясь отыскать в окрестностях обрывки одежды, следы, кровь, оружие — хоть что-нибудь, представляющее интерес.
Энди остановилась возле полицейского автомобиля на другой стороне шоссе. Вылезла из машины, на мгновение ошеломленная холодным ветром. Высокие сосны позади стоянки загораживали реку, и все же холодная сырость от нее, несомненно, ощущалась.
Энди потуже затянула плащ, перешла дорогу и направилась к укрытию. Хотела нырнуть под ленту, но тут ее остановил помощник шерифа. Она представилась и показала удостоверение. Энди ждали.
— Сюда, — сказал помощник шерифа и повел ее в обход ограниченного желтой лентой участка. Ветер дул все сильнее. У Энди потекло из носа. Она приотстала на полшага, чтобы коп не заметил.
— Кто-нибудь что-нибудь видел? — спросила она на ходу.
— Мы через местные новости попросили отозваться людей, которые были недалеко от стоянки сегодня утром. Но я бы не надеялся…
Они остановились метрах в пятидесяти за стоянкой. Позади них вздымались сосны, а у ног начинался крутой обрыв. Густые седые тучи, похожие на призрак ледника, медленно проплывали над долиной.
Помощник шерифа подал Энди бинокль и указал на долину:
— Вон там внизу. Сквозь этот разрыв.
Невооруженным глазом Энди заметила группу людей, собирающуюся у берега извилистой реки. Она навела бинокль на сбросившие на зиму листву деревья и пристально всмотрелась, хотя эту картину могла бы описать и не глядя.
Среди путаницы ветвей на дереве болталось изуродованное тело еще одной обнаженной брюнетки.
29
Для Гаса минуты тянулись как резиновые. Энди уехала больше двух часов назад, а он так еще ничего и не услышал. Он знал, что путь до Рейнира не близкий, но надеялся узнать новости пораньше. Наконец телефон зазвонил.
Гас вскочил с кресла, но трубку не взял. Телефон зазвонил снова.
— Отвечай, — прикрикнула Карла.
Он застыл, парализованный возможностью дурных вестей, и все-таки на третьем звонке схватил трубку.
— Мы нашли тело, — сказала Энди.
— О Господи.
— Успокойтесь. Это не Бет.
Сначала Гас почувствовал облегчение, потом угрызения совести из-за этого. Да, это не Бет. Но ведь кто-то. Обеспокоенная, Карла почти нависала над братом.
— Они нашли ее? — спросила она.
Гас, прикрыв микрофон, быстро повторил услышанное, потом снова обратился к Энди:
— Кто это?
— Мы еще не знаем. Видимо, опознание потребует времени. Просто еще одна женщина.
— Попробую угадать. Она похожа на Бет.
— Не так, как другие, хотя, пожалуй, известное сходство есть.
— Вы что-нибудь знаете о ней?
— Пока ничего.
У Гаса стучало в голове.
— Думаю, есть пара вещей, которые мы никогда не узнаем.
— И это?
— Знала ли она номер Морган. И знала ли, как сыграть «У Мэри был барашек» на телефоне.
В трубке была тишина, словно Энди не знала, что сказать.
— Мне надо идти, Гас. Я буду держать вас в курсе.
— Спасибо. — Он положил трубку и посмотрел на Карлу.
Она встревоженно спросила:
— Что происходит? Бет в порядке?
— Они ни черта не знают. — Гас отвел глаза, уставившись в пустоту. Потом его взгляд стал осмысленным. — И будь я проклят, если буду только сидеть и ждать, пока они что-то выяснят.
Гас вскочил с кресла, но трубку не взял. Телефон зазвонил снова.
— Отвечай, — прикрикнула Карла.
Он застыл, парализованный возможностью дурных вестей, и все-таки на третьем звонке схватил трубку.
— Мы нашли тело, — сказала Энди.
— О Господи.
— Успокойтесь. Это не Бет.
Сначала Гас почувствовал облегчение, потом угрызения совести из-за этого. Да, это не Бет. Но ведь кто-то. Обеспокоенная, Карла почти нависала над братом.
— Они нашли ее? — спросила она.
Гас, прикрыв микрофон, быстро повторил услышанное, потом снова обратился к Энди:
— Кто это?
— Мы еще не знаем. Видимо, опознание потребует времени. Просто еще одна женщина.
— Попробую угадать. Она похожа на Бет.
— Не так, как другие, хотя, пожалуй, известное сходство есть.
— Вы что-нибудь знаете о ней?
— Пока ничего.
У Гаса стучало в голове.
— Думаю, есть пара вещей, которые мы никогда не узнаем.
— И это?
— Знала ли она номер Морган. И знала ли, как сыграть «У Мэри был барашек» на телефоне.
В трубке была тишина, словно Энди не знала, что сказать.
— Мне надо идти, Гас. Я буду держать вас в курсе.
— Спасибо. — Он положил трубку и посмотрел на Карлу.
Она встревоженно спросила:
— Что происходит? Бет в порядке?
— Они ни черта не знают. — Гас отвел глаза, уставившись в пустоту. Потом его взгляд стал осмысленным. — И будь я проклят, если буду только сидеть и ждать, пока они что-то выяснят.
30
Ближе к вечеру Энди поехала в аэропорт Хилтон, чтобы встретиться с Викторией Сантос и Айзеком Андервудом. Встреча проходила вне графика, но Виктория отвлеклась от дела в Сакраменто ради необходимого мозгового штурма. Айзек привез с собой Алекса Гоулда, вышедшего в отставку специального агента, работавшего в сиэтлском отделении координатором по составлению портретов. Гоулд учился в Академии ФБР и в свое время занимался весьма серьезными делами. Если бы не характер, его вполне могли бы отобрать для работы профилером в Квонтико. Однако отдел был слишком маленьким и элитным, чтобы вынести еще одного несносного всезнайку, пусть и талантливого.
Необычный ход — привлечь к работе отставного агента. Энди из-за этого немного нервничала. А вдруг Айзек решил, что она не справляется? К его чести, Андервуд решил специально отвести Энди в сторонку перед началом встречи и успокоить:
— Просто хочу получить еще одну точку зрения. Не сходи из-за этого с ума.
Впрочем, нервничала Энди не просто из-за Гоулда. Странно, что Айзек будет лично участвовать в таком совещании — не тот уровень для помощника ответственного специального агента. Возможно, он пытался показать Виктории, насколько это дело важно для управления. Возможно, сам хотел оценить свою бывшую протеже. В любом случае Энди чувствовала себя как под микроскопом.
Ради удобства Виктории они встретились в номере отеля прямо в аэропорту. Время от времени за окном седьмого этажа в небе мелькали реактивные самолеты, но даже космический челнок не нарушил бы сосредоточенности агентов. Виктория сидела в кресле у телевизора. Айзек напротив, предпочтя письменный стол стоящему за ним стулу. Энди устроилась на диване с Гоулдом. Они сидели на разных концах, но Гоулд был таким крупным, что они все равно были ближе, чем хотелось бы Энди. Для человека, поступившего в ФБР в эпоху Гувера, на пенсии он, несомненно, распустил себя.
Энди сообщила о последней жертве в Рейнире. Ее выслушали, выуживая из миски на кофейном столике крекеры в форме рыбок, большая часть которых пошла Гоулду. Когда Энди закончила, слово взял Айзек:
— Главный вопрос заключается в том, зачем убийце приводить нас на место этим странным звонком шестилетнему ребенку?
— Давайте взглянем на вопрос шире, — сказала Виктория. — У нас есть два контакта. Самый последний — с Морган Уитли. Но ведь был и первый, с Центром жертв пыток. — Она посмотрела на Энди: — Как идет работа в Миннеаполисе?
— Сделано довольно много.
— Прошу прощения, — вмешался Гоулд, смахивая крекерные крошки с пухлого колена на Энди, словно в совок для мусора. — Я сегодня утром прочитал все досье и не увидел ничего, говорящего о том, будто «сделано довольно много».
— Может быть, вы не заметили. — Энди смахнула крошки обратно.
— А скорее, просто сделано слишком мало.
Энди выразительно посмотрела на Айзека, как бы говоря: «Ты пригласил этого придурка?»
— Мистер Гоулд, уверяю вас, я очень серьезно работаю над этим делом.
— Уверен, вы сделали все, что могли.
— И что бы это значило? Тут вмешался Айзек:
— Энди, что происходит в Миннесоте? Она сменила тему:
— Миннеаполисское отделение поручило дело двум агентам. Они проверили архив, побеседовали с сотрудниками. На всякий случай они переговорили также с бывшими сотрудниками и даже кое с кем из бывших пациентов. Они особенно сосредоточились на людях, которые были уволены или наказаны, на тех, кто выказывал озлобление по отношению к центру, на личностях или организациях, выступающих против идущей в учреждении работы. Еще они собрали дополнительный материал о некоторых жертвах, чтобы установить — не может ли. кто-то из их мучителей в настоящее время находиться в Соединенных Штатах?
— Есть зацепки?
— Ничего многообещающего.
— Надо проверить всех, кто когда-либо работал в центре. Не только уволенных. Всех, — сказал Айзек.
Необычный ход — привлечь к работе отставного агента. Энди из-за этого немного нервничала. А вдруг Айзек решил, что она не справляется? К его чести, Андервуд решил специально отвести Энди в сторонку перед началом встречи и успокоить:
— Просто хочу получить еще одну точку зрения. Не сходи из-за этого с ума.
Впрочем, нервничала Энди не просто из-за Гоулда. Странно, что Айзек будет лично участвовать в таком совещании — не тот уровень для помощника ответственного специального агента. Возможно, он пытался показать Виктории, насколько это дело важно для управления. Возможно, сам хотел оценить свою бывшую протеже. В любом случае Энди чувствовала себя как под микроскопом.
Ради удобства Виктории они встретились в номере отеля прямо в аэропорту. Время от времени за окном седьмого этажа в небе мелькали реактивные самолеты, но даже космический челнок не нарушил бы сосредоточенности агентов. Виктория сидела в кресле у телевизора. Айзек напротив, предпочтя письменный стол стоящему за ним стулу. Энди устроилась на диване с Гоулдом. Они сидели на разных концах, но Гоулд был таким крупным, что они все равно были ближе, чем хотелось бы Энди. Для человека, поступившего в ФБР в эпоху Гувера, на пенсии он, несомненно, распустил себя.
Энди сообщила о последней жертве в Рейнире. Ее выслушали, выуживая из миски на кофейном столике крекеры в форме рыбок, большая часть которых пошла Гоулду. Когда Энди закончила, слово взял Айзек:
— Главный вопрос заключается в том, зачем убийце приводить нас на место этим странным звонком шестилетнему ребенку?
— Давайте взглянем на вопрос шире, — сказала Виктория. — У нас есть два контакта. Самый последний — с Морган Уитли. Но ведь был и первый, с Центром жертв пыток. — Она посмотрела на Энди: — Как идет работа в Миннеаполисе?
— Сделано довольно много.
— Прошу прощения, — вмешался Гоулд, смахивая крекерные крошки с пухлого колена на Энди, словно в совок для мусора. — Я сегодня утром прочитал все досье и не увидел ничего, говорящего о том, будто «сделано довольно много».
— Может быть, вы не заметили. — Энди смахнула крошки обратно.
— А скорее, просто сделано слишком мало.
Энди выразительно посмотрела на Айзека, как бы говоря: «Ты пригласил этого придурка?»
— Мистер Гоулд, уверяю вас, я очень серьезно работаю над этим делом.
— Уверен, вы сделали все, что могли.
— И что бы это значило? Тут вмешался Айзек:
— Энди, что происходит в Миннесоте? Она сменила тему:
— Миннеаполисское отделение поручило дело двум агентам. Они проверили архив, побеседовали с сотрудниками. На всякий случай они переговорили также с бывшими сотрудниками и даже кое с кем из бывших пациентов. Они особенно сосредоточились на людях, которые были уволены или наказаны, на тех, кто выказывал озлобление по отношению к центру, на личностях или организациях, выступающих против идущей в учреждении работы. Еще они собрали дополнительный материал о некоторых жертвах, чтобы установить — не может ли. кто-то из их мучителей в настоящее время находиться в Соединенных Штатах?
— Есть зацепки?
— Ничего многообещающего.
— Надо проверить всех, кто когда-либо работал в центре. Не только уволенных. Всех, — сказал Айзек.