Страница:
Солнце еще не взошло, а Гас снова копался в гардеробной среди вещей Бет. С тех пор как Уитли обнаружил плоды ее краж, он размышлял, какие еще ключи к местонахождению жены могут скрываться здесь. За прошедшие две недели он изучил драгоценности, фотографии, сувениры и тысячи других мелочей, попавших в выдвижные ящики и коробки, стоявшие вдоль стен гардеробной. Внимательно осматривая все по третьему или четвертому разу, он понял, что эти действия превращаются не в поиск «ключей», а в способ восстановления связи с Бет. Вполне нормально для очередной бессонной ночи.
Но сегодня все происходило по-другому. Что-то во вчерашнем письме Марты Голдстейн задело какую-то струну в памяти. Дело скорее было в самой бумаге, чем в тексте записки. Марта пользовалась весьма редким сортом почтовой бумаги, с необычной текстурой. Где-то Гас уже видел такие разводы. Пролежав несколько часов без сна, он вспомнил, где именно.
В одном из выдвижных ящиков Бет хранила всякий хлам, связанный с его юридической фирмой. Несколько ночей назад Гас быстро просмотрел содержимое, решив, что здесь не может быть ничего важного. Однако когда он на этот раз рылся в ящике, его мнение изменилось. За какими-то программками давних банкетов в фирме оказался засунут знакомого вида конверт. Судя по штемпелю, ему было больше года. Обратного адреса нет ни на конверте, ни на вложенной в него бумаге. Только записка без подписи на бумаге с характерными разводами. Анонимка предназначалась Бет и написана была тем же почерком, что и вчерашнее письмо Марты Голдстейн.
«Не имеет значения, кто я, — гласило письмо. — Важно лишь то, что ваш муж отдался мне, и пора вам узнать правду».
Гас замер, оглушенный. Марта аккуратно подобрала слова: «отдался мне». Это согласовывалось с ее идеей насчет «половинок». Однако смысл письма, адресованного Бет, заключался лишь в том, что Гас занимался сексом с другой женщиной. Во всем чувствовался классический стиль Марты. Письмо не подписано, и значит, Бет должна была поговорить с Гасом, если бы захотела узнать, кто его написал. Написано же оно было собственноручно, поэтому Гас сразу бы узнал руку Марты. Если бы ему пришлось сказать жене, что «анонимный» автор — Марта, это только придало бы письму правдоподобности.
Каким-то образом Бет сама догадалась, что это Марта, поскольку засунула письмо в ящик для связанного с фирмой хлама. Жена ни слова не сказала Гасу. Но запомнила, и это вполне объясняло ее паранойю насчет Марты.
Гаса отвлек непонятный шум. В предрассветной темноте ветер свистел в ветвях за окном спальни. В коридоре тикали часы. В остальном в доме было тихо.
Гас сразу же вспомнил о словах Декса, что вчера вечером кто-то следил за ним.
Он тихо отступил из гардеробной и посмотрел на щиток сигнализации на стене. Все включено, никаких признаков вторжения. Гас вышел из спальни в коридор. Тишина. Он медленно прошел к парадной двери и посмотрел сквозь витражное стекло. Машина по-прежнему стояла на подъездной дорожке. Никто не бежал по газону. Гас направился на кухню. На улице буйствовал ветер, но стук веток о стены и окна не был похож на встревоживший его шум. Гас включил свет на кухне — и вздрогнул.
Резиновое мусорное ведро было вытащено из-под раковины и оставлено возле посудомоечной машины — не на обычном месте. Оно стояло прямо и было набито до отказа, почти переполнено. Из-под крышки торчало что-то, напоминавшее закрученный хвост. Гас подошел и заглянул внутрь.
Это был Гарфилд. Одна из больших мягких игрушек Морган оказалась на помойке.
Гас вытащил его. Там были еще Тигра вместе с пушистым львенком из коллекции к «Королю-Льву», две мягкие кошки и керамический кот Сильвестр. Они не были порваны, испачканы или сильно потерты. Их просто взяли и выкинули.
Гас поспешил в комнату Морган. Дверь была открыта, свет включен.
— Морган? — настойчиво позвал отец.
Ее голова вынырнула из-под одеяла.
— Я не могу уснуть.
— Что случилось?
— Ничего.
— Это имеет какое-то отношение к тому, что я нашел в помойном ведре?
— Ты же не вытащил их, правда?
— Вытащил.
— Папа, нет! Положи их обратно.
— Почему ты их выбросила?
— Потому.
Гас вспомнил их разговор в машине насчет кошки.
— Морган, у мамы аллергия на настоящих кошек. Не на мягкие игрушки.
— Знаю. Но если я сохраню этих искусственных кошек, то могу забыть.
У Гаса увлажнились глаза. Он подошел к дочери и присел на край кровати.
— Родная моя, ты никогда не забудешь маму.
— Я не хочу ничего забывать о ней. Даже мелочи. Никогда. Например, что у нее была аллергия на кошек.
— Не беспокойся об этом, ладно? Я сделаю все возможное, чтобы мама вернулась домой. И тогда тебе никогда, никогда не придется беспокоиться о том, что ты что-то забудешь.
Мгновение она молчала, потом бросила на отца лукавый взгляд:
— А ты что-то забыл о маме?
Гас не был уверен, как отвечать. И решил сказать правду:
— Забавно, но с тех пор как мама исчезла, я на самом деле помню о ней больше. И это, по-моему, хорошо. А забытое можно восстановить.
— Если по-настоящему напрячь мозги?
— Да нет, даже не мозги, родная.
— А какой орган?
Он крепко обнял дочь:
— Тот, которым я очень долго не пользовался.
После завтрака Фелисия повезла Энди в город на старом «универсале». На заднем сиденье расположились женщина, находившаяся на одном уровне с Фелисией, и девятнадцатилетняя девушка, проходившая второй месяц обучения. Том и его молодой рекрут поехали отдельно на внедорожнике. Было утро понедельника, когда сектанты закупали бакалею и прочее, что не могло быть произведено на ферме. Это считалось тяжелой работой, предназначенной для новобранцев — разумеется, под строгим контролем наставников.
Они остановились возле большого оптового магазина, торгующего по сниженным ценам всем: от радиальных шин до рулетов с корицей. Энди бывала в подобном месте в Сиэтле: голые цементные полы и шестифутовые — до потолка — штабеля бумажных полотенец. Она чувствовала себя лилипутом.
Сектанты разбились на пары — новобранец с наставником. У каждой пары был список вещей, которые следовало отыскать в различных углах магазина. Покупать надо было только то, что в списке. Соль, муку и нерафинированный сахар. Мыло. Туалетную бумагу. Спички и батарейки. Простые лекарства вроде аспирина и спиртовой растирки. То, что Блечман считал необходимым.
Энди толкала тележку для покупок, а Фелисия брала товары с полок. Говорили они очень мало. Энди все время думала о понятии «отголоски». Ее «парная теория» на некоторое время оказалась отброшенной, но «отголоски» к ней подходили. Двое мужчин и три женщины были убиты вполне в духе этой теории.
Энди не находила себе места, открытие требовало мозгового штурма. Айзек дал ей время до среды, но Энди не знала, когда сможет снова выбраться с фермы. Следовало воспользоваться случаем.
— Фелисия? Мне надо сходить в уборную, ладно?
— Ладно. Я буду здесь.
Туалеты находились на задах магазина, возле мясного отдела. Надо было лишь преодолеть вращающиеся двери и пройти по длинному коридору. Энди надеялась, что рядом будет телефон-автомат. Был. Она быстро набрала личный номер Айзека.
— Айзек, это Энди.
— Ты в порядке?
— В полном. У меня мало времени. — Фелисия могла появиться в дверях в любой момент. За две минуты Энди подвела итог выходных, сосредоточившись в основном на «отголосках».
Айзек сказал:
— Разумеется, даже такая философия порождает убийства, это не означает, что Блечман и есть наш преступник.
— А почему?
— Это может быть кто-то из его сумасшедших последователей. Это даже мог быть какой-нибудь псих, где-то прочитавший или услышавший об этом учении и просто следующий идее отголосков. В конце концов, семинары Блечмана открыты для публики. Кто знает, какие безумные идеи люди вбивают себе в головы?
— Это я и хочу выяснить. — Энди послышались шаги, и она нервно оглянулась на коридор.
— Слушай, ты хорошо поработала. Но ради твоей же безопасности, по-моему, нам пора вытащить тебя и просто зайти на ферму.
— Однако я еще не увидела никаких признаков Бет Уитли. Не могу даже сказать, здесь ли она.
— И может быть, ее здесь и нет…
— Зато если она здесь, то может погибнуть в тот миг, когда ФБР начнет стучаться в дверь.
— Мы могли бы продумать и более агрессивный захват. Захватить их врасплох.
— Ужасная идея, и ты сам это знаешь. Помнишь Уэйко?
— Ты побывала там. По-твоему, есть у них потенциал для массового самоубийства?
— Не знаю. И все же вспомни, что ты только что сказал. Что, если убийца — это человек, когда-то побывавший в секте и ушедший отсюда? ФБР понадобится сотрудничество сектантов для опознания людей, приходивших на их встречи. Вторжение в их владения вряд ли внушит им любовь к ФБР и расположит к сотрудничеству.
Айзек молчал. Энди вновь посмотрела на двери в конце коридора. Через окошко в форме ромба она видела, что Фелисия идет по проходу. Они говорили слишком долго.
— Просто дай мне еще сорок восемь часов. И дай их сейчас, пока меня не застали у телефона.
Он думал. Фелисия приближалась к дверям. Сердце Энди колотилось.
— Айзек, пожалуйста.
— Ладно, будь по-твоему.
— Спасибо. Мне пора. — Она повесила трубку и пошла по коридору. И тут двери распахнулись.
— Ну наконец-то, — сказала Фелисия.
Но сегодня все происходило по-другому. Что-то во вчерашнем письме Марты Голдстейн задело какую-то струну в памяти. Дело скорее было в самой бумаге, чем в тексте записки. Марта пользовалась весьма редким сортом почтовой бумаги, с необычной текстурой. Где-то Гас уже видел такие разводы. Пролежав несколько часов без сна, он вспомнил, где именно.
В одном из выдвижных ящиков Бет хранила всякий хлам, связанный с его юридической фирмой. Несколько ночей назад Гас быстро просмотрел содержимое, решив, что здесь не может быть ничего важного. Однако когда он на этот раз рылся в ящике, его мнение изменилось. За какими-то программками давних банкетов в фирме оказался засунут знакомого вида конверт. Судя по штемпелю, ему было больше года. Обратного адреса нет ни на конверте, ни на вложенной в него бумаге. Только записка без подписи на бумаге с характерными разводами. Анонимка предназначалась Бет и написана была тем же почерком, что и вчерашнее письмо Марты Голдстейн.
«Не имеет значения, кто я, — гласило письмо. — Важно лишь то, что ваш муж отдался мне, и пора вам узнать правду».
Гас замер, оглушенный. Марта аккуратно подобрала слова: «отдался мне». Это согласовывалось с ее идеей насчет «половинок». Однако смысл письма, адресованного Бет, заключался лишь в том, что Гас занимался сексом с другой женщиной. Во всем чувствовался классический стиль Марты. Письмо не подписано, и значит, Бет должна была поговорить с Гасом, если бы захотела узнать, кто его написал. Написано же оно было собственноручно, поэтому Гас сразу бы узнал руку Марты. Если бы ему пришлось сказать жене, что «анонимный» автор — Марта, это только придало бы письму правдоподобности.
Каким-то образом Бет сама догадалась, что это Марта, поскольку засунула письмо в ящик для связанного с фирмой хлама. Жена ни слова не сказала Гасу. Но запомнила, и это вполне объясняло ее паранойю насчет Марты.
Гаса отвлек непонятный шум. В предрассветной темноте ветер свистел в ветвях за окном спальни. В коридоре тикали часы. В остальном в доме было тихо.
Гас сразу же вспомнил о словах Декса, что вчера вечером кто-то следил за ним.
Он тихо отступил из гардеробной и посмотрел на щиток сигнализации на стене. Все включено, никаких признаков вторжения. Гас вышел из спальни в коридор. Тишина. Он медленно прошел к парадной двери и посмотрел сквозь витражное стекло. Машина по-прежнему стояла на подъездной дорожке. Никто не бежал по газону. Гас направился на кухню. На улице буйствовал ветер, но стук веток о стены и окна не был похож на встревоживший его шум. Гас включил свет на кухне — и вздрогнул.
Резиновое мусорное ведро было вытащено из-под раковины и оставлено возле посудомоечной машины — не на обычном месте. Оно стояло прямо и было набито до отказа, почти переполнено. Из-под крышки торчало что-то, напоминавшее закрученный хвост. Гас подошел и заглянул внутрь.
Это был Гарфилд. Одна из больших мягких игрушек Морган оказалась на помойке.
Гас вытащил его. Там были еще Тигра вместе с пушистым львенком из коллекции к «Королю-Льву», две мягкие кошки и керамический кот Сильвестр. Они не были порваны, испачканы или сильно потерты. Их просто взяли и выкинули.
Гас поспешил в комнату Морган. Дверь была открыта, свет включен.
— Морган? — настойчиво позвал отец.
Ее голова вынырнула из-под одеяла.
— Я не могу уснуть.
— Что случилось?
— Ничего.
— Это имеет какое-то отношение к тому, что я нашел в помойном ведре?
— Ты же не вытащил их, правда?
— Вытащил.
— Папа, нет! Положи их обратно.
— Почему ты их выбросила?
— Потому.
Гас вспомнил их разговор в машине насчет кошки.
— Морган, у мамы аллергия на настоящих кошек. Не на мягкие игрушки.
— Знаю. Но если я сохраню этих искусственных кошек, то могу забыть.
У Гаса увлажнились глаза. Он подошел к дочери и присел на край кровати.
— Родная моя, ты никогда не забудешь маму.
— Я не хочу ничего забывать о ней. Даже мелочи. Никогда. Например, что у нее была аллергия на кошек.
— Не беспокойся об этом, ладно? Я сделаю все возможное, чтобы мама вернулась домой. И тогда тебе никогда, никогда не придется беспокоиться о том, что ты что-то забудешь.
Мгновение она молчала, потом бросила на отца лукавый взгляд:
— А ты что-то забыл о маме?
Гас не был уверен, как отвечать. И решил сказать правду:
— Забавно, но с тех пор как мама исчезла, я на самом деле помню о ней больше. И это, по-моему, хорошо. А забытое можно восстановить.
— Если по-настоящему напрячь мозги?
— Да нет, даже не мозги, родная.
— А какой орган?
Он крепко обнял дочь:
— Тот, которым я очень долго не пользовался.
После завтрака Фелисия повезла Энди в город на старом «универсале». На заднем сиденье расположились женщина, находившаяся на одном уровне с Фелисией, и девятнадцатилетняя девушка, проходившая второй месяц обучения. Том и его молодой рекрут поехали отдельно на внедорожнике. Было утро понедельника, когда сектанты закупали бакалею и прочее, что не могло быть произведено на ферме. Это считалось тяжелой работой, предназначенной для новобранцев — разумеется, под строгим контролем наставников.
Они остановились возле большого оптового магазина, торгующего по сниженным ценам всем: от радиальных шин до рулетов с корицей. Энди бывала в подобном месте в Сиэтле: голые цементные полы и шестифутовые — до потолка — штабеля бумажных полотенец. Она чувствовала себя лилипутом.
Сектанты разбились на пары — новобранец с наставником. У каждой пары был список вещей, которые следовало отыскать в различных углах магазина. Покупать надо было только то, что в списке. Соль, муку и нерафинированный сахар. Мыло. Туалетную бумагу. Спички и батарейки. Простые лекарства вроде аспирина и спиртовой растирки. То, что Блечман считал необходимым.
Энди толкала тележку для покупок, а Фелисия брала товары с полок. Говорили они очень мало. Энди все время думала о понятии «отголоски». Ее «парная теория» на некоторое время оказалась отброшенной, но «отголоски» к ней подходили. Двое мужчин и три женщины были убиты вполне в духе этой теории.
Энди не находила себе места, открытие требовало мозгового штурма. Айзек дал ей время до среды, но Энди не знала, когда сможет снова выбраться с фермы. Следовало воспользоваться случаем.
— Фелисия? Мне надо сходить в уборную, ладно?
— Ладно. Я буду здесь.
Туалеты находились на задах магазина, возле мясного отдела. Надо было лишь преодолеть вращающиеся двери и пройти по длинному коридору. Энди надеялась, что рядом будет телефон-автомат. Был. Она быстро набрала личный номер Айзека.
— Айзек, это Энди.
— Ты в порядке?
— В полном. У меня мало времени. — Фелисия могла появиться в дверях в любой момент. За две минуты Энди подвела итог выходных, сосредоточившись в основном на «отголосках».
Айзек сказал:
— Разумеется, даже такая философия порождает убийства, это не означает, что Блечман и есть наш преступник.
— А почему?
— Это может быть кто-то из его сумасшедших последователей. Это даже мог быть какой-нибудь псих, где-то прочитавший или услышавший об этом учении и просто следующий идее отголосков. В конце концов, семинары Блечмана открыты для публики. Кто знает, какие безумные идеи люди вбивают себе в головы?
— Это я и хочу выяснить. — Энди послышались шаги, и она нервно оглянулась на коридор.
— Слушай, ты хорошо поработала. Но ради твоей же безопасности, по-моему, нам пора вытащить тебя и просто зайти на ферму.
— Однако я еще не увидела никаких признаков Бет Уитли. Не могу даже сказать, здесь ли она.
— И может быть, ее здесь и нет…
— Зато если она здесь, то может погибнуть в тот миг, когда ФБР начнет стучаться в дверь.
— Мы могли бы продумать и более агрессивный захват. Захватить их врасплох.
— Ужасная идея, и ты сам это знаешь. Помнишь Уэйко?
— Ты побывала там. По-твоему, есть у них потенциал для массового самоубийства?
— Не знаю. И все же вспомни, что ты только что сказал. Что, если убийца — это человек, когда-то побывавший в секте и ушедший отсюда? ФБР понадобится сотрудничество сектантов для опознания людей, приходивших на их встречи. Вторжение в их владения вряд ли внушит им любовь к ФБР и расположит к сотрудничеству.
Айзек молчал. Энди вновь посмотрела на двери в конце коридора. Через окошко в форме ромба она видела, что Фелисия идет по проходу. Они говорили слишком долго.
— Просто дай мне еще сорок восемь часов. И дай их сейчас, пока меня не застали у телефона.
Он думал. Фелисия приближалась к дверям. Сердце Энди колотилось.
— Айзек, пожалуйста.
— Ладно, будь по-твоему.
— Спасибо. Мне пора. — Она повесила трубку и пошла по коридору. И тут двери распахнулись.
— Ну наконец-то, — сказала Фелисия.
59
Бет лежала одна в темноте. Ощущение полной беспомощности, но она научилась не стучать в стены и не звать на помощь. За такое поведение ей просто скуют руки и заткнут рот. Однажды ночью она не сдавалась так долго, что он в итоге запретил ей включать свет. Два дня в полной темноте, включая перерывы на еду и туалет. Она считала, что прошло два дня, основываясь на количестве кормежек. В отсутствие часов и окон сказать наверняка было невозможно.
За примерное поведение, похоже, полагалась награда. Свет включался только во время еды и походов в уборную. Теперь она, кажется, получила льготный период до и после. Один раз ей даже позволили выйти поработать в курятнике, пусть и с электронным поясом на талии. Он бил подобно электрошоковому пистолету, если она подходила слишком близко к электрифицированным границам. Хорошо было выйти на улицу, хотя на ферме в тот день оказалось странно безлюдно. Возможно, все уехали на пикник. Бет знала о пикниках. Именно там она в свое время и попалась.
Оглядываясь назад, легко понять изначальную привлекательность философии Блечмана. Бет устала тратить энергию, пытаясь вернуть прежнее очарование браку. Это действительно походило на отголоски эха — сначала сильные, но со временем тускнеющие. Казалось, каждая годовщина — просто еще один фальшивый звук вдали, с каждым разом все слабее и дальше от источника, пока тот не станет совершенно неслышным — и тогда не будет уже ничего. Идея направить энергию в новое русло и изменить уровень излучения выглядела откровением. Она оживала во время дневных посещений фермы, когда Гас уезжал из города. Явным плюсом было то, что Бет помогли определить и высказать вслух свои страхи. Однако в конечном счете между ней и ее наставниками возникло резкое несогласие по главному вопросу. Они считали это огромной проблемой, Бет же не считала это проблемой вообще.
Она все еще любила Гаса.
Бет никогда не смогла бы справиться с этой проблемой так, как этого хотели они. Результатом стало одиночное заключение. Никто ей ничего особо не объяснял, но, как Бет предполагала, ее стремились изолировать от мирских влияний, пока она не направит энергию в нужное русло. Однако все это время в одиночестве только больше отделило ее от их образа мыслей. Не имея возможности с кем-либо поговорить, Бет вызывала в воображении приятные картины из прошлого. Чаще всего это была Морган. Довольно часто — Гас и то, как у них все когда-то было. Сумей наставники прочитать ее мысли, они пришли бы в ярость.
Сегодня размышления Бет были далеко не так приятны. Почти против ее воли некие звуки снова и снова звучали в мозгу. Мысли вращались вокруг ночного ритуала, внушавшего ей все больший страх. Бет отгородилась от того, что ее пугало: женщина на пленке, звуки наслаждения. Вместо этого сосредоточилась на том, что ставило в тупик. В особенности то, как мужчина уходил.
Она слышала, как он поднимается из кресла и выключает телевизор. Слышала, как он идет по комнате и открывает дверь. Дверь захлопывается и запирается снаружи. Эти звуки она слышала каждую ночь. Однако прошлой ночью чего-то не хватало. Произошло какое-то нарушение обычного порядка. Не прозвучал знакомый щелчок, с каким видеомагнитофон выталкивает кассету. Бет сосредоточилась сильнее — на этот раз на приходе мужчины. Если вдуматься, она не слышала, и как он вставлял кассету. И этого не было не только прошлой ночью. По крайней мере уже несколько ночей. Это объясняет и механическое подвывание после его прихода — звук перемотки ленты.
Для чего-то он оставлял кассету в магнитофоне.
Возможно, это просто оплошность с его стороны… Хотя вряд ли. На ферме очень редко что-то происходило просто так, без определенной цели. Если он оставил кассету в магнитофоне, значит, существовала какая-то причина. Бет могла представить только одну.
Он хотел, чтобы она посмотрела кассету.
Без него в комнате это не казалось таким уж страшным. Бет столько раз слышала эту запись, что просмотр не мог сильно напугать ее. Она медленно соскользнула с постели и ступила на пол. В комнате было темно, но Бет помнила дорогу. Она шла мелкими шагами, почти скользя по комнате. Вытянула перед собой руки и водила ими, пока не наткнулась на что-то. Экран телевизора. Она щупала, пока не нашла выключатель. Засветился пустой экран. Бет быстро выключила звук, чтобы ее не услышали в коридоре. Телевизор не был подключен к кабелю или антенне. Естественно. Это был неплохой источник света, но до сих пор Бет боялась пользоваться, опасаясь нарушить правила. Любопытство, однако, придало ей смелости. Не так уж хотелось увидеть запись. Зато хотелось понять, почему он хочет, чтобы она эту запись увидела.
Бет нажала кнопку перемотки и подождала, пока пленка открутится к началу. Это заняло всего минуту. Потом нажала «Play» и отступила. Бет пристально смотрела на экран, когда появилась картинка. В кресле, лицом к камере, сидела женщина. Она явно нервничала, но не ее поведение поразило Бет.
«Меня зовут Алисия Сантьяго», — сказала женщина.
Бет трясущимися руками выключила запись. Десяти секунд видео было достаточно. Женщина исчезла, но экран телевизора светился темно-синим фоном. Бет не видела себя со времени приезда. Поднесла руку к лицу и ощупала контуры щек, изгиб губ. Коснулась волос. Короткие темные волосы. Теперь понятно, почему их обрезали. Сходство было ужасающим.
Бет выглядела почти так же, как женщина на видео.
Она выключила телевизор и вернулась в темноту.
За примерное поведение, похоже, полагалась награда. Свет включался только во время еды и походов в уборную. Теперь она, кажется, получила льготный период до и после. Один раз ей даже позволили выйти поработать в курятнике, пусть и с электронным поясом на талии. Он бил подобно электрошоковому пистолету, если она подходила слишком близко к электрифицированным границам. Хорошо было выйти на улицу, хотя на ферме в тот день оказалось странно безлюдно. Возможно, все уехали на пикник. Бет знала о пикниках. Именно там она в свое время и попалась.
Оглядываясь назад, легко понять изначальную привлекательность философии Блечмана. Бет устала тратить энергию, пытаясь вернуть прежнее очарование браку. Это действительно походило на отголоски эха — сначала сильные, но со временем тускнеющие. Казалось, каждая годовщина — просто еще один фальшивый звук вдали, с каждым разом все слабее и дальше от источника, пока тот не станет совершенно неслышным — и тогда не будет уже ничего. Идея направить энергию в новое русло и изменить уровень излучения выглядела откровением. Она оживала во время дневных посещений фермы, когда Гас уезжал из города. Явным плюсом было то, что Бет помогли определить и высказать вслух свои страхи. Однако в конечном счете между ней и ее наставниками возникло резкое несогласие по главному вопросу. Они считали это огромной проблемой, Бет же не считала это проблемой вообще.
Она все еще любила Гаса.
Бет никогда не смогла бы справиться с этой проблемой так, как этого хотели они. Результатом стало одиночное заключение. Никто ей ничего особо не объяснял, но, как Бет предполагала, ее стремились изолировать от мирских влияний, пока она не направит энергию в нужное русло. Однако все это время в одиночестве только больше отделило ее от их образа мыслей. Не имея возможности с кем-либо поговорить, Бет вызывала в воображении приятные картины из прошлого. Чаще всего это была Морган. Довольно часто — Гас и то, как у них все когда-то было. Сумей наставники прочитать ее мысли, они пришли бы в ярость.
Сегодня размышления Бет были далеко не так приятны. Почти против ее воли некие звуки снова и снова звучали в мозгу. Мысли вращались вокруг ночного ритуала, внушавшего ей все больший страх. Бет отгородилась от того, что ее пугало: женщина на пленке, звуки наслаждения. Вместо этого сосредоточилась на том, что ставило в тупик. В особенности то, как мужчина уходил.
Она слышала, как он поднимается из кресла и выключает телевизор. Слышала, как он идет по комнате и открывает дверь. Дверь захлопывается и запирается снаружи. Эти звуки она слышала каждую ночь. Однако прошлой ночью чего-то не хватало. Произошло какое-то нарушение обычного порядка. Не прозвучал знакомый щелчок, с каким видеомагнитофон выталкивает кассету. Бет сосредоточилась сильнее — на этот раз на приходе мужчины. Если вдуматься, она не слышала, и как он вставлял кассету. И этого не было не только прошлой ночью. По крайней мере уже несколько ночей. Это объясняет и механическое подвывание после его прихода — звук перемотки ленты.
Для чего-то он оставлял кассету в магнитофоне.
Возможно, это просто оплошность с его стороны… Хотя вряд ли. На ферме очень редко что-то происходило просто так, без определенной цели. Если он оставил кассету в магнитофоне, значит, существовала какая-то причина. Бет могла представить только одну.
Он хотел, чтобы она посмотрела кассету.
Без него в комнате это не казалось таким уж страшным. Бет столько раз слышала эту запись, что просмотр не мог сильно напугать ее. Она медленно соскользнула с постели и ступила на пол. В комнате было темно, но Бет помнила дорогу. Она шла мелкими шагами, почти скользя по комнате. Вытянула перед собой руки и водила ими, пока не наткнулась на что-то. Экран телевизора. Она щупала, пока не нашла выключатель. Засветился пустой экран. Бет быстро выключила звук, чтобы ее не услышали в коридоре. Телевизор не был подключен к кабелю или антенне. Естественно. Это был неплохой источник света, но до сих пор Бет боялась пользоваться, опасаясь нарушить правила. Любопытство, однако, придало ей смелости. Не так уж хотелось увидеть запись. Зато хотелось понять, почему он хочет, чтобы она эту запись увидела.
Бет нажала кнопку перемотки и подождала, пока пленка открутится к началу. Это заняло всего минуту. Потом нажала «Play» и отступила. Бет пристально смотрела на экран, когда появилась картинка. В кресле, лицом к камере, сидела женщина. Она явно нервничала, но не ее поведение поразило Бет.
«Меня зовут Алисия Сантьяго», — сказала женщина.
Бет трясущимися руками выключила запись. Десяти секунд видео было достаточно. Женщина исчезла, но экран телевизора светился темно-синим фоном. Бет не видела себя со времени приезда. Поднесла руку к лицу и ощупала контуры щек, изгиб губ. Коснулась волос. Короткие темные волосы. Теперь понятно, почему их обрезали. Сходство было ужасающим.
Бет выглядела почти так же, как женщина на видео.
Она выключила телевизор и вернулась в темноту.
60
Понедельник заканчивался, а Мередит все не звонила. Гас приготовил деньги за рукопись Блечмана — двадцать пять тысяч долларов. Он не мог поверить, что она запросто откажется от такой суммы наличными. Мередит просила не звонить, но он начинал беспокоиться. Набрал ее номер из домашнего кабинета.
Нет ответа. Это могло означать все, что угодно, — и все варианты Гасу не нравились.
Он снова взял телефон и нажал клавишу скоростного набора.
— Карла, это Гас. Можешь приехать и посидеть с Морган? Мне надо кое-куда съездить.
Энди сидела одна в домике, когда в дверь постучали. Фелисия ушла на какую-то встречу. Вошел Том, и он был явно сердит.
— Нам надо поговорить, Уиллоу. В его тоне Энди услышала угрозу.
— Хорошо, — сказала она, но не пригласила Тома войти.
— В доме.
— Что-то случилось?
— Ты знаешь, что случилось. — Он быстро взял Энди за руку, ввел в дом и практически толкнул ее на кровать.
— Что ты делаешь? — спросила она.
Том расхаживал по комнате, возбуждаясь все больше.
— У Фелисии из-за тебя большие неприятности, ты знаешь? Стив прямо сейчас устраивает ей головомойку.
— О чем ты?
— Не отрицай, — рявкнул он.
— Я… что отрицаю?
— Что ты звонила по телефону из магазина. За тобой наблюдали.
Наблюдение — это еще ничего. Энди боялась подслушивания.
— Значит… они слышали?
— Нам не надо слушать. Мы знаем, что ты звонила не для того, чтобы узнать время или погоду. Кому ты звонила? Снова матери?
Энди старалась не показать облегчения. Опустила голову.
— Да, — еле слышно прошептала она, словно пристыженная. — Я обещала маме, что позвоню ей при первой же возможности.
— Я знал.
— Я просто не хочу, чтобы она волновалась. — Энди всем видом выражала раскаяние. Это сработало.
Том перестал ходить. Из его голоса исчезла резкость.
— Ну тебя к черту, Уиллоу. Тебе надо перестать беспокоиться о людях и вещах, оставленных в прошлом.
— Я здесь всего несколько дней. Нельзя ожидать чудес.
— Полный разрыв — это единственный путь. Если пытаться отучать себя понемногу, ничего не выйдет.
— И ты так и сделал?
— Мы все так сделали.
— И ты скучаешь?
— Угу. По пикапу.
— Тебе пришлось отказаться от грузовика?
— Пожертвовал им при вступлении в нашу группу. Мы все чем-то пожертвовали ради финансирования благого дела. Одна женщина отдала свой дом.
— Жаль, что мне нечего пожертвовать.
— Это не важно. Сейчас важно только, чтобы ты следовала правилам. Звонить матери… ну, это гораздо хуже, чем время от времени украдкой выкурить сигарету. — Он кривовато улыбнулся, чтобы успокоить ее.
Энди улыбнулась в ответ, потом посерьезнела.
— Можно задать тебе вопрос?
— Конечно.
— Я тут кое о чем размышляла. И наш утренний разговор еще больше разбередил любопытство.
— И что тебя интересует?
— Просто кажется, что я слышу массу разговоров о жертвоприношении и отказе от земных желаний. Цель в том, чтобы достичь следующего уровня, правильно?
— Правильно.
— Ну, скажем, я все делаю правильно. Перестаю звонить матери, освобождаюсь от эгоистических склонностей, которые делают меня такой человечной, делаю все, что обязана делать. А что будет потом? Как я попаду с одного уровня на другой?
Том отвел глаза, заколебавшись.
— На самом деле это опережает твою программу.
— Но может быть, если б я это знала, это помогло бы мне стать более дисциплинированной. То, что ты сказал сегодня утром об отголосках, опережало расписание, зато помогло мне.
— Я действительно не могу обсуждать с тобой эту трансформацию.
— И все же должно быть что-то, что можно сообщить. А то это похоже на религиозный догмат, утверждающий, что надо умереть, прежде чем попасть на небеса…
— Нет. Совсем не похоже.
— Значит, трансформация происходит с живым человеком?
— Да. — Он помолчал, но потом, кажется, решился объяснить: — Правда, мы не похожи на всяких уфологов, которые считают, что надо быть в полном сознании.
— Не понимаю.
— Ну, слышала о всяких обществах, которые верят, что прилетит НЛО и унесет тех, кто готов, на следующий уровень. Они считают, что для совершения этого перемещения надо находиться в полном сознании.
— Блечман все время говорил, что он не уфолог. Так кто же он?
— Не могу объяснить тебе всего, но доверься. В этом заложен большой смысл.
— Это не имеет никакого смысла. Если он не считает, что надо умереть, и одновременно заявляет, что не надо быть в твердом сознании, тогда что же он говорит? Что надо быть в коме?
Том вдруг стал ужасно серьезным, словно слова Энди обидели его.
— Он говорит, что между жизнью и смертью есть… ну, окно. Просвет. Слышала о людях, которые были при смерти и утверждают, что в этот миг перед глазами проходит вся жизнь?
— Конечно.
— Эти воспоминания и есть отголоски, о которых говорит Стивен. Перед тобой проносится вся жизнь, и в один светлый миг вдруг понимаешь, откуда пришел и куда идешь. А еще слышала о людях, которые говорят, будто переходили на другую сторону и видели белый свет? Или были окружены светом?
— Да.
— Эти люди идут в никуда, Уиллоу. Если они не видят отголосков, у них нет понимания. Они не достигают следующего уровня.
Для Энди все начинало обретать смысл. Особенно повешения.
— А окно всегда одно и то же, независимо от того, как человек умирает? Или выгоднее немного задержаться между жизнью и смертью?
— Об этом я не могу говорить. Она кивнула, отступая:
— Понимаю. Это очень помогло. Спасибо тебе.
— Пожалуйста. Мне надо вернуться в дом, проверить, как там Фелисия.
Он уже повернулся к двери, но Энди снова обезоруживающе улыбнулась ему:
— Эй, Том?
— А?
— Просто любопытно. Какой пикап у тебя был?
— «Форд». Очень не хотелось терять его, но… черт, не важно.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказал он, закрывая за собой дверь. Энди осталась сидеть на кровати. Она думала. Может быть, для Тома грузовик и не был важен, но для нее — очень. Физическое сходство тоже имелось: карие глаза и седеющие волосы. Она вспомнила личные данные, сравнив с мелочами, собранными в ходе разговоров с ним и другими. Разведенный. Чуть за пятьдесят. И даже водил ту же самую машину, «форд»-пикап.
Том был копией двух мужчин, ставших жертвами серийного убийцы.
Нет ответа. Это могло означать все, что угодно, — и все варианты Гасу не нравились.
Он снова взял телефон и нажал клавишу скоростного набора.
— Карла, это Гас. Можешь приехать и посидеть с Морган? Мне надо кое-куда съездить.
Энди сидела одна в домике, когда в дверь постучали. Фелисия ушла на какую-то встречу. Вошел Том, и он был явно сердит.
— Нам надо поговорить, Уиллоу. В его тоне Энди услышала угрозу.
— Хорошо, — сказала она, но не пригласила Тома войти.
— В доме.
— Что-то случилось?
— Ты знаешь, что случилось. — Он быстро взял Энди за руку, ввел в дом и практически толкнул ее на кровать.
— Что ты делаешь? — спросила она.
Том расхаживал по комнате, возбуждаясь все больше.
— У Фелисии из-за тебя большие неприятности, ты знаешь? Стив прямо сейчас устраивает ей головомойку.
— О чем ты?
— Не отрицай, — рявкнул он.
— Я… что отрицаю?
— Что ты звонила по телефону из магазина. За тобой наблюдали.
Наблюдение — это еще ничего. Энди боялась подслушивания.
— Значит… они слышали?
— Нам не надо слушать. Мы знаем, что ты звонила не для того, чтобы узнать время или погоду. Кому ты звонила? Снова матери?
Энди старалась не показать облегчения. Опустила голову.
— Да, — еле слышно прошептала она, словно пристыженная. — Я обещала маме, что позвоню ей при первой же возможности.
— Я знал.
— Я просто не хочу, чтобы она волновалась. — Энди всем видом выражала раскаяние. Это сработало.
Том перестал ходить. Из его голоса исчезла резкость.
— Ну тебя к черту, Уиллоу. Тебе надо перестать беспокоиться о людях и вещах, оставленных в прошлом.
— Я здесь всего несколько дней. Нельзя ожидать чудес.
— Полный разрыв — это единственный путь. Если пытаться отучать себя понемногу, ничего не выйдет.
— И ты так и сделал?
— Мы все так сделали.
— И ты скучаешь?
— Угу. По пикапу.
— Тебе пришлось отказаться от грузовика?
— Пожертвовал им при вступлении в нашу группу. Мы все чем-то пожертвовали ради финансирования благого дела. Одна женщина отдала свой дом.
— Жаль, что мне нечего пожертвовать.
— Это не важно. Сейчас важно только, чтобы ты следовала правилам. Звонить матери… ну, это гораздо хуже, чем время от времени украдкой выкурить сигарету. — Он кривовато улыбнулся, чтобы успокоить ее.
Энди улыбнулась в ответ, потом посерьезнела.
— Можно задать тебе вопрос?
— Конечно.
— Я тут кое о чем размышляла. И наш утренний разговор еще больше разбередил любопытство.
— И что тебя интересует?
— Просто кажется, что я слышу массу разговоров о жертвоприношении и отказе от земных желаний. Цель в том, чтобы достичь следующего уровня, правильно?
— Правильно.
— Ну, скажем, я все делаю правильно. Перестаю звонить матери, освобождаюсь от эгоистических склонностей, которые делают меня такой человечной, делаю все, что обязана делать. А что будет потом? Как я попаду с одного уровня на другой?
Том отвел глаза, заколебавшись.
— На самом деле это опережает твою программу.
— Но может быть, если б я это знала, это помогло бы мне стать более дисциплинированной. То, что ты сказал сегодня утром об отголосках, опережало расписание, зато помогло мне.
— Я действительно не могу обсуждать с тобой эту трансформацию.
— И все же должно быть что-то, что можно сообщить. А то это похоже на религиозный догмат, утверждающий, что надо умереть, прежде чем попасть на небеса…
— Нет. Совсем не похоже.
— Значит, трансформация происходит с живым человеком?
— Да. — Он помолчал, но потом, кажется, решился объяснить: — Правда, мы не похожи на всяких уфологов, которые считают, что надо быть в полном сознании.
— Не понимаю.
— Ну, слышала о всяких обществах, которые верят, что прилетит НЛО и унесет тех, кто готов, на следующий уровень. Они считают, что для совершения этого перемещения надо находиться в полном сознании.
— Блечман все время говорил, что он не уфолог. Так кто же он?
— Не могу объяснить тебе всего, но доверься. В этом заложен большой смысл.
— Это не имеет никакого смысла. Если он не считает, что надо умереть, и одновременно заявляет, что не надо быть в твердом сознании, тогда что же он говорит? Что надо быть в коме?
Том вдруг стал ужасно серьезным, словно слова Энди обидели его.
— Он говорит, что между жизнью и смертью есть… ну, окно. Просвет. Слышала о людях, которые были при смерти и утверждают, что в этот миг перед глазами проходит вся жизнь?
— Конечно.
— Эти воспоминания и есть отголоски, о которых говорит Стивен. Перед тобой проносится вся жизнь, и в один светлый миг вдруг понимаешь, откуда пришел и куда идешь. А еще слышала о людях, которые говорят, будто переходили на другую сторону и видели белый свет? Или были окружены светом?
— Да.
— Эти люди идут в никуда, Уиллоу. Если они не видят отголосков, у них нет понимания. Они не достигают следующего уровня.
Для Энди все начинало обретать смысл. Особенно повешения.
— А окно всегда одно и то же, независимо от того, как человек умирает? Или выгоднее немного задержаться между жизнью и смертью?
— Об этом я не могу говорить. Она кивнула, отступая:
— Понимаю. Это очень помогло. Спасибо тебе.
— Пожалуйста. Мне надо вернуться в дом, проверить, как там Фелисия.
Он уже повернулся к двери, но Энди снова обезоруживающе улыбнулась ему:
— Эй, Том?
— А?
— Просто любопытно. Какой пикап у тебя был?
— «Форд». Очень не хотелось терять его, но… черт, не важно.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказал он, закрывая за собой дверь. Энди осталась сидеть на кровати. Она думала. Может быть, для Тома грузовик и не был важен, но для нее — очень. Физическое сходство тоже имелось: карие глаза и седеющие волосы. Она вспомнила личные данные, сравнив с мелочами, собранными в ходе разговоров с ним и другими. Разведенный. Чуть за пятьдесят. И даже водил ту же самую машину, «форд»-пикап.
Том был копией двух мужчин, ставших жертвами серийного убийцы.
61
Гас доехал до дома Мередит Бордж меньше чем за час. Деке подъехал отдельно и припарковался немного дальше по дороге, чтобы в темноте не было видно. Если Мередит дома, важно, чтобы показалось, будто Гас приехал один. Если же что-то неладно, он меньше всего хотел оказаться в одиночестве.
Ее машина стояла на подъездной дорожке, но свет на крыльце не горел. Внутри, насколько мог судить Гас, света тоже не было. Дом стоял совершенно темным.
Уитли поднялся по ступеням, позвонил и стал ждать. Никто не ответил. В сущности, Гас даже не услышал звонка. Он постучал, но никто так и не вышел. Гас прижался лбом к овальному окошку в парадной двери и вгляделся в темноту. Можно было рассмотреть лишь холл, и то с трудом. Гас отступил от двери — ему послышался звук приближающегося автомобиля. Гравийная дорога была пуста. Хлопнула дверь, и он понял, что все это доносится от соседского дома дальше по дороге. В этой сельской местности, где всего один или два дома на длинной и извилистой немощеной дороге, звуки хорошо распространяются.
Гас дал сигнал Дексу, наблюдавшему издали через бинокль ночного видения. Потом спустился с крыльца и начал обходить дом. На задах — дальше от уличного освещения — было еще темнее, чем спереди. В мусорных баках что-то загремело, и его сердце подпрыгнуло к горлу. Голодный енот умчался прочь. В наступившей тишине Гас смог собраться с мыслями. Все снова тихо. Достаточно тихо, чтобы его стук услышали. Если она дома. Если она еще может слышать.
Гас обошел рассыпанный мусор и проверил заднюю дверь. Хотел постучать, но удержался. Один из стеклянных прямоугольничков был разбит — справа и выше дверного замка. Похоже, кто-то вломился в дом.
Инстинкт велел бежать, но ноги словно приросли к земле.
— Мередит? — позвал Гас. Голос показался глухим даже ему самому. Нет ответа. Он попробовал снова — погромче: — Мередит Бордж?
Из-за гаража быстро вышел Деке, обошедший дом с другой стороны.
— Электричество отключено! Звоните девять-один-один! — крикнул он.
Дверь распахнулась, когда Гас потянулся за сотовым телефоном. Словно взрыв без взрывчатки — так лошади вырываются из ворот. От толчка Гас слетел с лестницы и, не успев ничего сообразить, уже боролся на газоне с мужчиной в гладком черном трико.
— Стой! — закричал Деке, выхватывая пистолет.
Выстрел разорвал ночь. Детектив упал. И, падая, несколько раз выстрелил. Нападающий, отстреливаясь, промчался по двору и перепрыгнул через забор.
Гас бросился к Дексу, который корчился от боли в раненом плече.
— Я в него попал? — спросил Деке.
— Сомневаюсь.
— Черт! Кто это, черт побери, был?
— Явно не Мередит. С вами все нормально?
— Со мной — да, — ответил Деке со стоном. — Но вот плечо… Звоните-ка девять-один-один.
Телефон во время драки упал совсем неподалеку. Гас схватил его и набрал номер.
— Оператор, стрельба у дома Мередит Бордж на Рурэл-роуд, шестьдесят семь.
— Можете назвать более точный адрес?
— Точнее не знаю.
— Скажите, раненые есть?
— Да, мужчина.
— Он жив?
— Да. Ранен в плечо.
— Еще кто-нибудь?
Гас посмотрел на дом, подумав о Мередит.
— Вполне возможно.
— Сколько именно человек ранено, сэр?
— Не знаю. Один наверняка. Ради Бога, вы едете или нет?
— Я немедленно высылаю полицию и врачей.
— Спасибо. Поторопитесь. — Он дал отбой, потом набрал домашний телефон.
Трубку взяла сестра.
— Карла, у вас все в порядке?
— Ага, все замечательно.
— Произошло нечто ужасное.
— Что?
— Просто… не имеет значения. Я хочу, чтобы ты немедленно взяла Морган. Садитесь в машину и как можно быстрее поезжайте в полицейский участок.
— Гас, что происходит?
— Просто делай, как я сказал!
— Ладно-ладно.
— Встретимся там, как только приедут врачи.
— Врачи! Гас…
— Действуй, Карла!
— Хорошо. Сию секунду уезжаю.
«Надеюсь, это достаточно скоро», — подумал Уитли, но не посмел сказать вслух.
Деке бессильно раскинулся на дорожке, на плече расплылось кровавое пятно. Гас подошел и накинул на сыщика свою куртку, чтобы согреть и предотвратить шок.
Ее машина стояла на подъездной дорожке, но свет на крыльце не горел. Внутри, насколько мог судить Гас, света тоже не было. Дом стоял совершенно темным.
Уитли поднялся по ступеням, позвонил и стал ждать. Никто не ответил. В сущности, Гас даже не услышал звонка. Он постучал, но никто так и не вышел. Гас прижался лбом к овальному окошку в парадной двери и вгляделся в темноту. Можно было рассмотреть лишь холл, и то с трудом. Гас отступил от двери — ему послышался звук приближающегося автомобиля. Гравийная дорога была пуста. Хлопнула дверь, и он понял, что все это доносится от соседского дома дальше по дороге. В этой сельской местности, где всего один или два дома на длинной и извилистой немощеной дороге, звуки хорошо распространяются.
Гас дал сигнал Дексу, наблюдавшему издали через бинокль ночного видения. Потом спустился с крыльца и начал обходить дом. На задах — дальше от уличного освещения — было еще темнее, чем спереди. В мусорных баках что-то загремело, и его сердце подпрыгнуло к горлу. Голодный енот умчался прочь. В наступившей тишине Гас смог собраться с мыслями. Все снова тихо. Достаточно тихо, чтобы его стук услышали. Если она дома. Если она еще может слышать.
Гас обошел рассыпанный мусор и проверил заднюю дверь. Хотел постучать, но удержался. Один из стеклянных прямоугольничков был разбит — справа и выше дверного замка. Похоже, кто-то вломился в дом.
Инстинкт велел бежать, но ноги словно приросли к земле.
— Мередит? — позвал Гас. Голос показался глухим даже ему самому. Нет ответа. Он попробовал снова — погромче: — Мередит Бордж?
Из-за гаража быстро вышел Деке, обошедший дом с другой стороны.
— Электричество отключено! Звоните девять-один-один! — крикнул он.
Дверь распахнулась, когда Гас потянулся за сотовым телефоном. Словно взрыв без взрывчатки — так лошади вырываются из ворот. От толчка Гас слетел с лестницы и, не успев ничего сообразить, уже боролся на газоне с мужчиной в гладком черном трико.
— Стой! — закричал Деке, выхватывая пистолет.
Выстрел разорвал ночь. Детектив упал. И, падая, несколько раз выстрелил. Нападающий, отстреливаясь, промчался по двору и перепрыгнул через забор.
Гас бросился к Дексу, который корчился от боли в раненом плече.
— Я в него попал? — спросил Деке.
— Сомневаюсь.
— Черт! Кто это, черт побери, был?
— Явно не Мередит. С вами все нормально?
— Со мной — да, — ответил Деке со стоном. — Но вот плечо… Звоните-ка девять-один-один.
Телефон во время драки упал совсем неподалеку. Гас схватил его и набрал номер.
— Оператор, стрельба у дома Мередит Бордж на Рурэл-роуд, шестьдесят семь.
— Можете назвать более точный адрес?
— Точнее не знаю.
— Скажите, раненые есть?
— Да, мужчина.
— Он жив?
— Да. Ранен в плечо.
— Еще кто-нибудь?
Гас посмотрел на дом, подумав о Мередит.
— Вполне возможно.
— Сколько именно человек ранено, сэр?
— Не знаю. Один наверняка. Ради Бога, вы едете или нет?
— Я немедленно высылаю полицию и врачей.
— Спасибо. Поторопитесь. — Он дал отбой, потом набрал домашний телефон.
Трубку взяла сестра.
— Карла, у вас все в порядке?
— Ага, все замечательно.
— Произошло нечто ужасное.
— Что?
— Просто… не имеет значения. Я хочу, чтобы ты немедленно взяла Морган. Садитесь в машину и как можно быстрее поезжайте в полицейский участок.
— Гас, что происходит?
— Просто делай, как я сказал!
— Ладно-ладно.
— Встретимся там, как только приедут врачи.
— Врачи! Гас…
— Действуй, Карла!
— Хорошо. Сию секунду уезжаю.
«Надеюсь, это достаточно скоро», — подумал Уитли, но не посмел сказать вслух.
Деке бессильно раскинулся на дорожке, на плече расплылось кровавое пятно. Гас подошел и накинул на сыщика свою куртку, чтобы согреть и предотвратить шок.