Энди сразу насторожилась:
   — Слушаю.
   — Не знаю, насколько это пригодится в вашем расследовании, но для меня важно предать кое-что гласности.
   — Что именно?
   На линии затрещало — видимо, собеседница вздохнула.
   — Давайте не будем об этом по телефону. Если я должна кому-то довериться, то предпочитаю сделать это при личной встрече.
   — Прекрасно. Можем поговорить у меня в кабинете. Или где-нибудь встретиться.
   — Как насчет Берегового парка? Скажем, около половины первого?
   — Договорились. — Энди сделала пометку в промокшем от кофе ежедневнике. — Знаете, судя по вашему тону, вы звоните анонимно, поэтому я не стала спрашивать имени. Но раз уж мы встречаемся лицом к лицу, вы не хотите назваться?
   — Только если вы никому не расскажете о нашем разговоре.
   — Почему это вас так беспокоит?
   — Поймете, когда мы встретимся.
   — Хорошо. Я сделаю все, чтобы учесть ваши пожелания.
   — Что это означает?
   — Это означает, что, если дело пойдет нормально, я не открою ваше имя, пока мне этого не прикажет суд.
   — Хорошо.
   — Так как вас зовут? Молчание. Потом:
   — Скажу, когда встретимся. Зачем вам знать заранее? Вряд ли будет хорошо, если вы придете на встречу с предвзятым мнением.
   «Очень странно».
   — Договорились. Как мне узнать вас?
   — Просто ждите у входа на причал 57. Я знаю, как вы выглядите.
   Это было сказано таким тоном, что Энди стало не по себе.
   — Договорились. Увидимся в полпервого.
   — Пока.
   Энди нажала пальцем на рычаг и тут же набрала номер Айзека Андервуда. Автоответчик.
   — Айзек, это Хеннинг. Появился источник по делу Уитли, который желает встретиться в обеденный перерыв. Один на один. Мне нужно, чтобы кто-нибудь понаблюдал за нами.
   Уголком глаза она заметила фотографию вскрытия жертвы-женщины на стопке папок. И добавила:
   — Просто на всякий случай.
   За одно утро Гас расклеил тысячу объявлений. Прикреплял их к стенам и рекламным щитам на автобусных остановках и автозаправках, в гастрономах — везде, где их могли видеть. Инерция и пустота в голове заставляли его двигаться. Когда Гас закончил, им овладела одна мысль: «А что, если Бет просто ушла?» Это не казалось невероятным. Особенно после вчерашних-то новостей. Хотя было бы логично, если бы Бет позвонила и по крайней мере успокоила Морган: мол, мама в безопасности, не надо беспокоиться. А это означало, что верно обратное: причина для беспокойства есть.
   Именно это беспокойство и погнало его в оружейный магазин. Вообще-то Гас умел обращаться с огнестрельным оружием. Один из его клиентов был рьяным стрелком по тарелочкам, и Гас обнаружил в себе природный дар на первом же из совместных пикников. Несколько лет назад у него был пистолет для самозащиты, но Морган проявила себя чересчур любопытной крошкой. Теперь, похоже, пришло время найти замену старому девятимиллиметровому «смит-и-вессону». Будем надеяться, что Бет вернется домой до истечения отсрочки при покупке оружия. Если же нет… если она стала жертвой преступления, Гас и его дочь не станут следующими. По крайней мере без боя.
   Морган тоже весьма беспокоила Гаса. Утром попозже он позвонил Карле, чтобы понять, говорили ли они о нем по дороге в школу. Несмотря на уверения сестры, Гас подозревал, что если колодец и был уже отравлен, то сейчас токсины в нем просто кипят.
   Кампания по развешиванию объявлений началась в деловом центре и увела его на север, поэтому перерыв на обед Гас сделал недалеко от Вашингтонского университета. Эклектичная смесь книжных магазинов, газетных киосков, пабов, магазинов и недорогих закусочных тянулась вдоль северо-восточной Университетской дороги — проспекта, как говорили местные. Гас остановился у «Колбасы Шульци». «ЛУЧШЕЙ ИЗ КОЛБАС» — как утверждала вывеска.
   Он ел поджаренные сардельки в тишине, не обращая внимания на шумных студентов за соседними столиками, почти не замечая бродягу, доедающего последние кусочки хот-дога, оставленного каким-то жирным клиентом. Гаса одолевало беспокойство, лишая способности мыслить здраво. Он подтрунивал над собой из-за пистолета. Если агент Хеннинг права и Бет стала жертвой серийного убийцы, то Гас не соперник психопату, убивающему просто ради удовольствия. Конечно, нет причин думать, что преступник будет преследовать его или Морган, но никаких гарантий нет. Впрочем, если Гас серьезно задумался о защите, то пора и действовать серьезно…
   Он вытащил из портфеля записную книжку и прокрутил список клиентов. Гас мог бы позвонить дюжине управляющих корпорациями, которые знали все, что стоило знать о личной безопасности. Он остановился на Маркусе Мюллере, корпоративном тузе, который никуда не ходил без телохранителя с тех пор, как сиэтлскому же миллиардеру Биллу Гейтсу в Бельгии швырнули в лицо кремовый торт. По словам секретаря, Маркус обедал с женой в яхт-клубе. Сезон должен был начаться только в первое воскресенье мая, но великолепные стейки из лососины там подавали круглый год.
   Будь на месте Маркуса кто-то другой, Гас, возможно, и не стал бы мешать свиданию супругов. Но это вполне мог быть и деловой обед. Миссис Мюллер считалась главой семьи. Компанию, которой теперь управлял — и хорошо управлял — ее муж, основал ее отец. Вот почему Гас не сильно волновался из-за назначения Марты Голдстейн временным управляющим партнером. Пока у него есть Мюллер, на компанию которого приходилось почти двадцать процентов выручки фирмы, Гас мог побороться за власть. Просто надо было заново заключить союз с теми партнерами, которым он обеспечивал работу.
   Гас нашел Маркуса по мобильному. И оказалось, что Уитли правильно выбрал время. Лесли вышла в туалет, и Маркус был в его полном распоряжении.
   — Маркус, мне нужна помощь.
   — О?
   Такое осторожное «о» несколько неожиданно от человека, обещавшего никогда не забывать юриста, который спас его корпоративную задницу от обвинения в уголовно-наказуемом нарушении антитрестовского законодательства. Гас сказал:
   — Это вопрос безопасности. Я немного беспокоюсь о дочери.
   — Что случилось?
   — Просто… — Гас замялся. Не очень-то хорошо посвящать основного клиента в сложности личной жизни. — Полагаю, ты слышал о Бет?
   — Да. Я… э-э… видел новости.
   «Интересно какие, — подумал Гас. — С обвинениями в жестоком обращении пли без?» Но не стал уточнять.
   — Учитывая, что происходит, мне кажется, было бы разумно, чтобы кто-то присматривал за Морган. Я имею в виду телохранителя.
   — Понимаю. И тоже очень тревожусь о Бет.
   — Мы все тревожимся. Если что-то случится с Морган… не хочу даже думать об этом.
   — Если так боишься, то почему не отошлешь ее из города к родственникам?
   — Мне это кажется не лучшим вариантом. Ей лучше быть рядом со школьными друзьями. Мне бы хотелось, чтобы все выглядело как можно более нормально.
   — Если к ней приставить телохранителя, то едва ли это будет выглядеть нормально.
   — Не обязательно говорить ей, что это телохранитель. Можно назвать его шофером или, скажем, воспитателем.
   Маркус хмыкнул:
   — Большинство ребят, которых я могу рекомендовать, фигурой скорее напоминают гибралтарскую скалу, чем Фрэн Дрешер из сериала «Няня».
   — Мне не нужен громила. Я скорее думал о частном сыщике.
   — Ты, конечно, богатый человек, но я терпеть не могу, когда люди тратят больше, чем необходимо. Хороший сыщик обойдется дороже телохранителя и, возможно, не сумеет обеспечить Морган защиту.
   — Мне нужна не только защита.
   — А что еще?
   — Хочу сам проявить инициативу. Мне нужен человек, который помог бы найти Бет.
   — Подожди секунду, Гас.
   Гас достаточно часто обедал с Мюллерами, чтобы угадать, что происходит. Лесли возвращалась к столу — событие столь же благостное, сколь и выход в сад Королевы из Страны Чудес: «Голову долой!», если не бросишь все и не падешь ниц.
   — Кто это звонит? — услышал Гас голос Лесли.
   — Гас.
   — Гас Уитли? — многозначительно уточнила она. Послышалось шиканье, напоминающее помехи на линии. Маркус, несомненно, тонко чувствовал настрой жены.
   — Ему нужна помощь.
   — Никаких любезностей человеку, избивавшему жену. Скажи, что мы так решили.
   — Я не могу сказать ему такое. Он в ужасном состоянии.
   — Скажи.
   — Гас, можно, я перезвоню тебе позже? — Маркус явно был в замешательстве.
   — Я слышал Лесли. Ты это собирался сказать?
   — Ничего личного, Гас. Только бизнес.
   — И какой такой бизнес?
   — Я правда не хочу говорить об этом по телефону.
   — Ты что, — усмехнулся Гас, — увольняешь меня? Маркус понизил голос, его тон стал смертельно серьезным:
   — Думаю, на некоторое время нам лучше порвать отношения.
   Гас стиснул трубку.
   — Из-за идиота-репортера? Да брось ты.
   — Дело не только в этом.
   — Тогда ты, наверное, знаешь что-то, чего не знаю я.
   — Да уж, наверное.
   — О чем ты?
   Маркус ощутимо замялся. Несомненно, Лесли уставилась на него взглядом горгоны.
   — Гас, я правда не могу обсуждать это.
   — Это как-то связано с изменениями в руководстве моей конторы?
   — Давай не будем лезть в политику юридической фирмы.
   — Это просто временное назначение. Пока не закончится эта история. Это не навсегда.
   — Да. Именно так тебе и следует рассматривать наше расставание. Временно.
   Гас похолодел. Судя по сухому тону клиента, ни одно из изменений не было временным.
   — Гас, я искренне желаю тебе удачи.
   — Угу. И на том спасибо.
   Гас выключил мобильник. Подмывало позвонить Марте Голдстейн и наорать на нее, спросить, что творится. В этот миг он поймал себя на том, что теребит обручальное кольцо, и гнев сразу же улегся. Дурная привычка. Нервничая, Уитли снимал и надевал платиновый ободок. Сейчас кольцо было снято. Гас посмотрел на сделанную внутри надпись, хотя знал ее наизусть.
   Она вызвала у него улыбку. Чувство юмора Бет всегда вызывало у него улыбку. Раньше. Теперь, однако, улыбка вышла грустной. Грустнее обычного.
   «НАДЕНЬ МЕНЯ ОБРАТНО».
   Гас надел кольцо, схватил полный объявлений портфель и пошел к машине.

17

   Береговой парк находился на восточном краю делового района, охватывая Эллиот-Бей. Это был сиэтлский вариант успокоительного променада — с подвесными дорожками, откуда открывался великолепный вид на Пьюджет-Саунд. Летом, в солнечные выходные, отсюда лучше всего было наблюдать за водным шоу, устраивавшимся городскими пожарными судами, когда гейзеры морской воды выстреливали в небо по двадцать тысяч галлонов в минуту. Заросшие травой участки привлекали любителей пикников и фанатиков «летающих тарелочек». Однако в облачный зимний день здесь царили серые тени, дорожки терялись в окутывающем землю и море тумане.
   Энди пришла на несколько минут раньше и теперь беспокойно расхаживала в холодной мгле. Сырость собиралась на непромокаемом плаще — становилось мокро, но не настолько, чтобы открывать зонт. У края причала кучка закаленных туристов пытала счастья с дешевыми подзорными трубами. Время от времени туман рассеивался, открывая на доли секунды пересекающий пролив буксир или нагруженную древесиной баржу. В общем, Энди увидела вокруг всего несколько пешеходов. Поди угадай, кто из них звонившая женщина и есть ли она здесь вообще. Да, вход на причал 57 упоминался, но Энди не была уверена, где именно назначена встреча. Она остановилась у доски, установленной в честь начала «золотой лихорадки» на Аляске в 1897 году. Оставалось надеяться, что с этого места и для нее начнутся раскопки «золотой жилы»…
   — Агент Хеннинг? — раздался за спиной женский голос. Энди обернулась.
   Все равно что смотреть в мутное зеркало. Привлекательная молодая женщина в промокшем плаще. Возможно, немного старше Энди.
   Незнакомка шагнула вперед и протянула руку:
   — Я — Марта Голдстейн.
   — Приятно познакомиться. — В тоне Энди не было одобрения.
   — Я партнер в «Престон и Кулидж» — юридической фирме, где работает Гас Уитли.
   — Понятно. Видимо, потому-то вы и не хотели называть свое имя?
   — Именно.
   — Можно было бы сказать мне его по телефону. Вы говорили так уклончиво, что вызвали у меня подозрения.
   — Простите. Когда вы спросили, как меня зовут, я немного встревожилась. Поверьте, я все еще сомневаюсь. Даже когда стою здесь.
   — Не надо. Если, конечно, собираетесь сказать мне правду.
   — О, все, что я хочу сказать, — истинная правда.
   — Так скажите. Вы считаете, будто знаете что-то об исчезновении Бет Уитли?
   Марта отвела взгляд, словно борясь с собой.
   — Позвольте мне сказать вот что. Я не очень хорошо знаю Бет, но с Гасом мы знакомы очень давно. Больше шести лет.
   — Насколько хорошо вы его знаете?
   — Достаточно хорошо, чтобы понимать, что он не серийный убийца вроде описанного в газете за вторник.
   — Так, значит, это не статья подтолкнула вас позвонить мне.
   — Нет. — Их взгляды встретились. — Это обвинение Гаса в жестоком обращении с женой.
   — Вот как?
   — Я смотрела новости, где намекали, что между жестоким обращением и исчезновением Бет может быть связь.
   — Думаете, связь есть?
   — Я знаю только, что Гас как-то странно вел себя в день, когда Бет исчезла.
   — То есть?
   — Мы с ним были в конторе. Ему пришлось отказаться от обеда со мной из-за того, что Бет не забрала откуда-то их дочь. Он жутко разъярился и сказал: «Твоей супруге не помешал бы хороший шлепок по заднице».
   — Довольно странный оборот речи.
   — Да. Вот почему я четко запомнила, как он это сказал.
   — Вы полагаете, что он по-прежнему избивает ее?
   — Я просто хочу быть честной и хочу помочь. Если полиция подозревает, что жестокое обращение могло как-то повлиять на исчезновение Бет, я хочу, чтобы мое имя не упоминалось.
   — Не понимаю. Почему бы ему и не упоминаться? Марта нервно вздохнула:
   — У нас с Гасом… как бы это выразиться?.. История. — О?
   — Если говорить совершенно откровенно, он несколько лет преследовал меня. Я стремилась, чтобы наши отношения оставались чисто профессиональными, но он всегда хотел большего. Иногда это бывало настолько явно, что пошли слухи. Просто слухи. Ничего физического между нами не происходило. Гас мне нравится, однако я давала понять, что, пока он женат, ничего быть не может. Теперь, когда его жена так подозрительно исчезла, я не хочу, чтобы из-за его безнадежной любви в это дело впутали и меня.
   — Безнадежной любви? — В голосе Энди отчетливо прозвучало сомнение.
   — Да. — Марта явно обиделась. — Гас Уитли был влюблен в меня.
   — Ясно. И почему это должно связать вас с исчезновением его жены?
   — Я не говорила, что должно. Я просто боюсь, что кто-нибудь начнет выдвигать странные идеи.
   — Кто?
   — Я не глупа. И знаю, как расследуются убийства. Полиция составляет список подозреваемых и разбирает их одного за другим — процесс отсева. Как женщина, бывшая, по слухам, любовницей Гаса, я просто обязана оказаться в чьем-нибудь списке. И я подумала, что лучше мне высказаться первой. Хотя и понимаю, что это палка о двух концах…
   — Что вы имеете в виду?
   — Ну, я бы сняла с себя подозрения, но, возможно, бросила бы тень на Гаса. Мне нелегко это сделать. Я очень люблю Гаса.
   — Что за подозрения?
   Марта в который раз вздохнула — эдакая свидетельница поневоле.
   — Гас уже давно чувствовал себя в браке как в капкане. Несколько лет назад он пытался оставить Бет. Ради меня. Вот тогда-то она и обвинила его в жестоком обращении. Он был вынужден вернуться к Бет. Она не собиралась отпускать его. Во всяком случае, не погубив его доброе имя и репутацию.
   — Откуда вы это знаете?
   — Знаю.
   — Он рассказал вам?
   — Это было очевидно.
   — Итак, что же у нас получается? Бет отказалась отпустить его, и ему в конце концов пришлось избавиться от нее?
   — Это вам решать. Я бы такого никогда не сказала. Энди пристально посмотрела на нее. Марта не отвела взгляд, ее лицо было совершенно серьезным. Туман превратился в дождь, становившийся все сильнее. Энди раскрыла зонт.
   — Хотите, спрячемся и поговорим еще? Марта посмотрела на часы:
   — Мне надо вернуться на работу. Я рассказала вам практически все, что могла.
   — М-да, я, пожалуй, услышала вполне достаточно. Хотя… возьмите, пожалуйста, мою карточку. Если еще что-либо придет на ум, звоните в любое время.
   Марта сунула карточку в карман плаща.
   — Значит, вы собираетесь заняться этим?
   Это было не просто любопытство. Энди предпочла ответить банальностью:
   — Мы внимательно рассматриваем все правдоподобные версии.
   Они пожали друг другу руки. Марта шагнула прочь, потом остановилась.
   — Надеюсь, вы понимаете, почему я пришла сюда. Я лишь хочу предоставить факты. И не пытаюсь навредить Гасу.
   — Понимаю.
   — Гас — мой друг.
   Энди посмотрела ей в глаза, но промолчала.
   — Хороший друг. — Марта неловко улыбнулась, ожидая ответа.
   Энди молчала. Ее собеседница повернулась и ушла, стуча каблуками по мокрому тротуару.
   «Да уж, друг», — подумала Энди, глядя, как Марта исчезает в тумане.

18

   Гас расклеивал объявления до вечера. Он постарался охватить рестораны, которые Бет посещала, клуб, где она занималась гимнастикой, гастроном, любимые магазины. Все эти подробности Гас получил от Карлы. Она позвонила ему на сотовый, чтобы объяснить, что заберет Морган из школы. Так хотела Морган.
   Гас не спорил. Он знал, что ему надо поговорить с дочерью, и, пожалуй, найдя себе занятие на весь день, просто пытался отсрочить неприятный разговор. Он сам еще не решил, что сказать. Разумеется, он будет отрицать, что когда-либо бил ее мать. Но этого мало. Придется отвечать на вопросы, которые она, естественно, задаст. Возвращается ли мама? Когда? Где она пробыла всю неделю? Все ли с ней в порядке?
   Гас очень не любил разговоры, в которых не знал заранее ответов на все вопросы. Однако понимал, что ему придется пройти через это, если он останется отцом-одиночкой, будь то на короткий или на долгий срок.
   Больше всего Гас боялся сказать что-нибудь, отчего ситуация станет только хуже. Решить эту проблему мог бы помочь профессионал. Он тут же отыскал уважаемого детского психиатра, который согласился найти для него минутку в конце дня. Гас проехал уже полдороги до Бельвью, когда понял, что в час пик никак не сумеет добраться туда к половине седьмого. Пустая трата времени. Позвонил, отменил визит, развернул машину и поехал домой.
   К тому времени пробило восемь. Карла встретила брата в дверях. Она забрала Морган из «Бертши», провела с ней весь день, накормила обедом и, к его удивлению, уже уложила племянницу спать.
   — Бедняжечка страшно устала, — сказала Карла. — Не думаю, что она хорошо спит.
   — Спасибо, что приглядываешь за ней, — сказал Гас, швыряя кожаный пиджак на кухонный стол. — На меня столько навалилось, что пригодится любая помощь.
   — Я охотно помогу. Морган мне как дочь.
   Едва ли это было преувеличением. Росшая без бабушек и дедушек, Морган очень любила тетю Карлу. И должна же была в душе этой старой девы сохраниться хоть частичка мягкости, не выбитая когда-то до конца жестоким приятелем. Честно говоря, то, как он обходился с Карлой, было намного хуже всего, что когда-либо происходило между Гасом и Бет. Зная, что сестра вынесла от этой деспотичной скотины, Гас лучше понимал и охотнее прощал Карлу, старавшуюся убедить его собственную жену, что мужчинам доверять нельзя. И только исчезновение Бет заставило его наконец понять, как мало он сам сделал, чтобы убедить Карлу, что ему доверять можно.
   — Послушай, я только хочу сказать… Я знаю, что ты всю неделю не был на работе. Что ты ищешь Бет. Делаешь все, что можешь. — Сестра стояла, опустив голову и засунув руки в карманы джинсов, и с трудом подбирала слова. — В общем, я мерзко повела себя, когда Бет только пропала. Прости, пожалуйста.
   — Забудь.
   — Нет, правда. Ты удивил меня.
   Довольно сомнительный комплимент. Но надо брать, что дают.
   — Карла, по-моему, это самые приятные слова, какие я когда-либо слышал от тебя.
   — Пожалуй, единственные приятные.
   Возможно, все это звучало забавно, но ни он, ни она не засмеялись. Они просто наслаждались мгновением — простым удовольствием от того, что у брата и сестры идет самый нормальный разговор.
   — Если ты голоден, то в духовке есть грудинка. Морган съела совсем немного.
   — Спасибо. — Гас бросил взгляд в коридор, потом снова посмотрел на Карлу. — Я надеялся поговорить с ней вечером. Не хотел, чтобы молчание затягивалось надолго…
   — Она спит. Подожди до утра.
   — Угу. Возможно, неплохая идея. Карла взяла куртку.
   — Ну что же, спокойной ночи. Звони, если что понадобится.
   — Договорились. — Гас проводил ее до двери, открыл. Она остановилась на пороге.
   — Когда будешь говорить с Морган, сделай мне одолжение.
   — Что?
   — Будь новым Гасом.
   Он слабо кивнул. Карла уехала. Гас смотрел ей вслед, отведя взгляд, только когда оранжевые задние фонари машины совершенно пропали из виду.
   Он ехал гораздо медленнее дозволенной скорости. Аккуратно включал поворотники. Был вежлив с другими водителями, избегая малейшей возможности столкновения. Нельзя рисковать таким драгоценным грузом. Мертвым, но драгоценным.
   Вонь не проблема. Фургон наполнен цветами, буквально дюжинами прекрасных, благоухающих букетов. Куплены россыпью, оптом, в основном уже подвядшие, поэтому и обошлись довольно дешево. Если машину вдруг остановят — нарушение, неработающая задняя фара, — за рулем будет просто курьер из цветочного магазина. Лишь обученная собака могла бы разнюхать под грудой цветов запах смерти.
   Он хотел избавиться от тела прошлой ночью, но не получилось. Уже доехал до намеченного места выгрузки отходов, когда у него возникло острое подозрение, что общественный парк окружен полицией. Ничего явного, просто ощущение, будто патрульных машин в районе больше, чем обычно. Он всегда доверял инстинкту. И на всякий случай решил на денек придержать тело и сбросить его подальше от Сиэтла.
   Ехать больше часа, только это не страшно. Он часто совершал долгие поездки. Кстати, любопытно. Он как-то прочитал книгу бывшего профилера ФБР, который утверждал, что географически мигрирующие серийные убийцы часто совершают далекие поездки. И после этого у него и правда появилось такое пристрастие. Сила внушения. А может, он действительно соответствует портрету.
   Невозможно.
   Чем дальше — миля за милей — фургон уезжал на запад, тем пустыннее становилась дорога. Где-то над толстым одеялом туч сияла полная луна, но туманная ночь была черной, особенно в такой глуши. Если не знать дорогу, можно легко заблудиться. Старый, полуразвалившийся амбар у подножия холма отмечал нужный поворот. Он свернул с шоссе на гравийную дорогу. Талисман, висящий на зеркальце заднего вида, резко качнулся на повороте, едва не ударив по лицу.
   Это было золотое кольцо на длинной цепочке.
   Жидкая грязь из лужи плеснула на ветровое стекло. Он включил дворники. Фургон еле полз. Он выключил фары: прямо перед ним был вход в парк. Фургон въехал в последнюю рытвину и покачнулся. На него посыпались цветы. Цепочка с золотым кольцом соскользнула с зеркальца заднего вида. Мужчина попытался подхватить кольцо, но промахнулся. Оно упало на пол, покатилось. Он в панике ударил по тормозам. Опустился на колени, пытаясь ощупью отыскать кольцо за сиденьем.
   — Вот черт… дерьмо!
   Поиски в темноте были бессмысленны, но он не смел включать свет так близко от места выгрузки. Начал вслепую шарить под пассажирским сиденьем. Яростно отшвырнул ручку и монетку. Потом замер. И улыбнулся. Нашел. Вздохнул с облегчением, крепко стиснув кольцо в руке. Снова глубоко вздохнул, словно черпая из него силу. Это не просто драгоценная безделушка. Гравировка внутри говорила все: В ЗНАК ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ — Ц.Ж.П.
   Это было кольцо отца — напоминание о многолетней работе в Центре жертв пыток.
   Он сунул кольцо в карман и застегнул на молнию, теперь готовый к выполнению поставленной задачи.

19

   Его разбудил пронзительный крик.
   Гас подскочил в постели. В спальне было тихо и темно. Еще одна дождливая ночь перешла в серое утро четверга. Он почти постоянно ворочался, размышляя, делает ли полиция все возможное, чтобы найти Бет, и будет ли Морган когда-либо снова доверять ему, пока к рассвету наконец не провалился в глубокий сон. И вскинулся от внезапного крика, ничего не понимая. Сердце колотилось. Гас не помнил, что ему снилось или снилось ли вообще что-то, и решил, что крик ему почудился.
   Пока не услышал его снова. Громче. Гас соскочил с кровати. Это не сон. Крик доносился из комнаты Морган.
   — Морган! — Он кинулся по коридору к ее комнате. Дверь была приоткрыта. Гас ворвался, грохнув дверной створкой о стену.
   И замер. Морган стояла в кровати на коленях, сгорбившись над подушкой. Темно-красные капельки усеивали розовую наволочку. Когда девочка подняла голову, в ее глазах стоял ужас. Рот был в крови.
   — О Господи! — Гас бросился к кровати и обнял дочь.
   — Мой жуб, — пробормотала она.
   Гас присмотрелся. Один из передних зубов висел на одних корнях. Очевидно, она расшатала его во сне. Даже смотреть на это было больно, однако Гас почувствовал облегчение. Мчась по коридору, он боялся гораздо худшего, чем потеря молочного зуба.
   — Больно!
   — Знаю, родная. — Он осторожно прикоснулся к зубу, пробуя торчащий корень.