Страница:
— Двадцать минут седьмого, — сказала сестра со стоном. — Чего тебе надо?
— Я немного беспокоюсь о Бет. Карла словно проснулась.
— Что ты с ней сделал?
Этот обвинительный тон рассердил Гаса. Один Господь знает, что Бет наговорила Карле.
— Я ничего с ней не сделал. И не могла бы ты спокойно ответить на простой вопрос? Когда ты в последний раз видела Бет?
— Мы вчера днем вместе перекусили. А что?
— Она не говорила, что ей надо куда-либо… уехать?
— Ты имеешь в виду нечто вроде отпуска?
— Все, что угодно. В город, из города. Не имеет значения.
— Она упоминала только, что в два ей надо отвезти Морган в детский центр. А почему ты спрашиваешь?
Гас вздохнул.
— Бет отвезла Морган, но так и не забрала ее. Мне пришлось ехать за дочкой самому. Бет вчера так и не пришла домой. И я не знаю, где она.
— У меня ее нет, если ты это подразумеваешь.
— Ничего я не подразумеваю. Я просто пытаюсь найти свою жену. Можешь представить, где она находится?
— Нет. Но могу предположить.
— Давай.
— Тебе не приходило в голову, что, возможно, Бет наконец-то прозрела и набралась храбрости оставить тебя?
Карла была так довольна собой, что Гасу захотелось послать ее к черту. Но он знал, что эту теорию нельзя сбрасывать со счетов.
— Если бы это и было так, то тебе не кажется, что она могла бы найти способ получше, чем бросить шестилетнюю дочь одну в детском центре, когда ее некому даже отвезти домой? Разве разумная в общем-то женщина так поступит?
— Если она сильно не в себе, то, вероятно, да. Бет была очень несчастна. Ты себе не представляешь, насколько несчастна.
— Это ничего не объясняет. Я проверил шкаф и комод. Вся одежда на месте. Вся обувь. Альбомы с фотографиями и безделушки. Вроде бы ничего не пропало. Непохоже, что она собиралась уйти. Даже машина по-прежнему в гараже.
— Ей не обязательно уезжать от тебя на машине.
— Я висел на телефоне с четырех часов дня. Проверил все таксопарки в городе. Никто вчера не забирал Бет из дому. Я обзвонил все отели отсюда до перевала Уайта на юге Аляски. Бет Уитли нет нигде. Позвонил даже в дорожный патруль — узнать, не было ли каких аварий.
— А в аэропорту узнавал?
— Авиакомпании не дают информации о пассажирах.
— Ну вот. Возможно, птичка просто упорхнула.
— Не думаю.
— Почему же?
— Да ну же, Карла. Я знаю, что происходит. Подозреваю уже несколько месяцев.
— Что подозреваешь?
— Она ведь с кем-то встречается, верно?
— С другим мужчиной? Невозможно. Ты у нее на всю жизнь вызвал отвращение к вашей породе.
— Карла, будь откровенна. Если она провела ночь с другим мужиком, это касается только меня и ее. Но если дело не в этом, то произошло что-то ужасное, и мне надо звонить в полицию, чтобы они начали разыскивать Бет. Поэтому скажи мне — и лучше скажи правду. В последнее время у нас с Бет не все было в порядке. Но мы сейчас говорим о матери Морган. Твоей племянницы.
— Я честно не знаю, что тебе сказать.
— Перестань покрывать ее! — Фраза прозвучала громче, чем хотелось. Гас глубоко вздохнул и все же продолжил говорить резко: — Дело серьезное. Разве женщина уходит от мужа без чемодана? Без сумочки, бумажника, водительской лицензии? Даже не сняв хотя бы пятидесяти долларов с банковского счета? Не заставляй меня впутывать правоохранительные органы, если знаешь, что все сводится к побегу с любовником. Но если у нее могут быть неприятности, то пора звонить копам. Так как же, Карла?
В разговоре возникла пауза, словно сестра пыталась отбросить в сторону раздражение, накопившееся против брата за всю жизнь. Наконец Карла ответила — и голос ее дрожал:
— Думаю, тебе лучше позвонить в полицию.
От этой реплики Гаса пробрала дрожь. Он не поблагодарил Карлу. Не простился. Просто нажал «отбой» и набрал номер полиции.
4
5
— Я немного беспокоюсь о Бет. Карла словно проснулась.
— Что ты с ней сделал?
Этот обвинительный тон рассердил Гаса. Один Господь знает, что Бет наговорила Карле.
— Я ничего с ней не сделал. И не могла бы ты спокойно ответить на простой вопрос? Когда ты в последний раз видела Бет?
— Мы вчера днем вместе перекусили. А что?
— Она не говорила, что ей надо куда-либо… уехать?
— Ты имеешь в виду нечто вроде отпуска?
— Все, что угодно. В город, из города. Не имеет значения.
— Она упоминала только, что в два ей надо отвезти Морган в детский центр. А почему ты спрашиваешь?
Гас вздохнул.
— Бет отвезла Морган, но так и не забрала ее. Мне пришлось ехать за дочкой самому. Бет вчера так и не пришла домой. И я не знаю, где она.
— У меня ее нет, если ты это подразумеваешь.
— Ничего я не подразумеваю. Я просто пытаюсь найти свою жену. Можешь представить, где она находится?
— Нет. Но могу предположить.
— Давай.
— Тебе не приходило в голову, что, возможно, Бет наконец-то прозрела и набралась храбрости оставить тебя?
Карла была так довольна собой, что Гасу захотелось послать ее к черту. Но он знал, что эту теорию нельзя сбрасывать со счетов.
— Если бы это и было так, то тебе не кажется, что она могла бы найти способ получше, чем бросить шестилетнюю дочь одну в детском центре, когда ее некому даже отвезти домой? Разве разумная в общем-то женщина так поступит?
— Если она сильно не в себе, то, вероятно, да. Бет была очень несчастна. Ты себе не представляешь, насколько несчастна.
— Это ничего не объясняет. Я проверил шкаф и комод. Вся одежда на месте. Вся обувь. Альбомы с фотографиями и безделушки. Вроде бы ничего не пропало. Непохоже, что она собиралась уйти. Даже машина по-прежнему в гараже.
— Ей не обязательно уезжать от тебя на машине.
— Я висел на телефоне с четырех часов дня. Проверил все таксопарки в городе. Никто вчера не забирал Бет из дому. Я обзвонил все отели отсюда до перевала Уайта на юге Аляски. Бет Уитли нет нигде. Позвонил даже в дорожный патруль — узнать, не было ли каких аварий.
— А в аэропорту узнавал?
— Авиакомпании не дают информации о пассажирах.
— Ну вот. Возможно, птичка просто упорхнула.
— Не думаю.
— Почему же?
— Да ну же, Карла. Я знаю, что происходит. Подозреваю уже несколько месяцев.
— Что подозреваешь?
— Она ведь с кем-то встречается, верно?
— С другим мужчиной? Невозможно. Ты у нее на всю жизнь вызвал отвращение к вашей породе.
— Карла, будь откровенна. Если она провела ночь с другим мужиком, это касается только меня и ее. Но если дело не в этом, то произошло что-то ужасное, и мне надо звонить в полицию, чтобы они начали разыскивать Бет. Поэтому скажи мне — и лучше скажи правду. В последнее время у нас с Бет не все было в порядке. Но мы сейчас говорим о матери Морган. Твоей племянницы.
— Я честно не знаю, что тебе сказать.
— Перестань покрывать ее! — Фраза прозвучала громче, чем хотелось. Гас глубоко вздохнул и все же продолжил говорить резко: — Дело серьезное. Разве женщина уходит от мужа без чемодана? Без сумочки, бумажника, водительской лицензии? Даже не сняв хотя бы пятидесяти долларов с банковского счета? Не заставляй меня впутывать правоохранительные органы, если знаешь, что все сводится к побегу с любовником. Но если у нее могут быть неприятности, то пора звонить копам. Так как же, Карла?
В разговоре возникла пауза, словно сестра пыталась отбросить в сторону раздражение, накопившееся против брата за всю жизнь. Наконец Карла ответила — и голос ее дрожал:
— Думаю, тебе лучше позвонить в полицию.
От этой реплики Гаса пробрала дрожь. Он не поблагодарил Карлу. Не простился. Просто нажал «отбой» и набрал номер полиции.
4
Занятия в Сиэтлской академии науки, математики и искусств закончились в половине четвертого. Пятьсот учеников средней школы прорывались в двери, как беглые заключенные на свободу. Одни, пока за ними не приехали родители, спешили на спортивную площадку. Другие неслись прямо к длинной веренице желтых автобусов. Шумные группы ребят, живших совсем близко, отправились по домам в сопровождении добровольных патрульных. Бенни Мартинес и двое его закадычных друзей шли одни.
Бенни — высокий для шестиклассника, самоуверенный до нахальства — был настоящим лидером. Впрочем, сказать, куда столь многообещающего юношу выведет кривая — в ряды добропорядочных граждан или в банду, — не смог бы никто.
Он медленно шагал по тротуару, поглядывая на набитые автобусы. Бенни носил бросающуюся в глаза сине-серую куртку «Сиэтл сихокс» и синие джинсы на пару размеров больше нужного. Оказавшись за территорией школы, он прикрепил к джинсам собачью цепь — просто для понта. Хотя родители не позволяли Бенни ходить бритоголовым, как скинхед, волосы он обстриг почти под ноль.
— Давай же, Бенни. — Голос приятеля дрожал от возбуждения. Он явно торопился.
— Остынь. — Бенни стиснул в руках рюкзак с украденным футбольным мячом. Опыт научил его не бежать, когда несешь краденую вещь. Около двадцати процентов одноклассников в течение учебного года подвергались временному исключению. А вот Бенни еще надо было на чем-то поймать. Дураки они все. Главное — спокойствие.
Мальчики перешли улицу, и Бенни улыбнулся женщине-полицейскому на углу. А у его приятелей был такой вид, будто они сейчас наделают в штаны.
— Только попробуйте дернуть, — пробормотал Бенни. — Прибью обоих.
Друзья замедлили шаг. Прошлые зуботычины научили их точно выполнять приказы.
Бенни, казалось, скользил по улице, ни капельки не тревожась. Друзья, как обычно, плелись на полшага позади. Так они миновали несколько кварталов, пока Бенни не скомандовал стоять. Они были у входа в Вашингтонский дендрарий — двухсотакровыи лесной массив к северо-востоку от делового центра. Легкий бриз с Юнион-Бей шевелил верхушки елей. Солнце за лоскутным одеялом облаков походило на смазанный янтарный шар. Бенни расстегнул рюкзак и вынул кожаный мяч. Только теперь он позволил себе улыбнуться.
— Пошли.
Дружки рванули в парк. Бенни махнул рукой, приказывая не останавливаться. И изо всех сил бросил мяч. Подхваченный ветром, тот чуть-чуть не долетел до друзей Бенни. Пацаны принялись бороться и кататься по траве, стараясь завладеть подпрыгивающим мячиком. Бенни побежал вдогонку. Один из друзей швырнул мяч обратно. Так, передавая пас друг другу, трое мальчишек бежали по асфальтированной велосипедной дорожке. Петляющая дорожка увела их на холм, в глубину пышной зеленой лужайки. Впереди появился прекрасный японский чайный сад. Но занятые мячом мальчики не смотрели по сторонам. После долгой пробежки все запыхались, однако никто не хотел первым останавливать игру. Бенни высоко подбросил мяч. Приятель подставил руку, но промахнулся. Мяч улетел в заросли.
— Идиот! — крикнул Бенни.
— Я? Это ты бросил его!
Они остановились у края велосипедной дорожки. Склон холма обрывался под сорокаградусным углом. Сосны здесь достигали почти тридцати футов в высоту, дугласовы пихты поднимались еще выше, однако лощина была столь глубокой, что вершины некоторых деревьев маячили на уровне глаз мальчиков. Где-то внизу плескался на камнях ручей, но за густой зеленью разглядеть что-либо было невозможно.
Бенни пристально посмотрел на приятеля:
— Лезь за ним.
— Да ты что?
Бенни толкнул его. Парнишка прокатился футов тридцать по склону, прежде чем сумел ухватиться за дерево. Потревоженные им камушки продолжали сыпаться вниз. Мальчик испуганно посмотрел вверх, уже готовый расплакаться. Бенни был неумолим.
— Достань мяч, — сказал он. Тут вмешался второй парень:
— Да забудь ты о нем. Он все равно ворованный.
— Боишься? — спросил Бенни.
— Нет. А ты?
Глаза Бенни сузились.
— Если доберешься туда раньше меня, можешь оставить мяч себе.
Приятель улыбнулся. Быстро, но осторожно они заскользили вниз по склону на пятых точках. Вершина заросла травой, что упрощало спуск. А на мокрой земле у подножия спуск стал быстрее. И еще быстрее. Сначала мальчики пытались удержаться сидя, потом просто покатились кубарем. Низко нависающие ветви секли их по лицам. Повсюду летела грязь, забиваясь в ботинки и под рубашки. Чем дальше, тем темнее становилось. Плеск ручья становился все громче, и наконец ребята плюхнулись на землю у подножия холма.
Бенни застонал. Его приятель застонал громче. Мальчики лежали совсем рядом, но света было так мало, что они с трудом могли разглядеть друг друга.
— Бенни?
Он потряс головой, пытаясь сориентироваться. — У-у?
— Что это за чертовщина?
— Где?
Друг ткнул пальцем:
— Вон. Там, у тебя за спиной.
Бенни обернулся. Глаза понемногу привыкали к темноте. Что-то висело на дереве, футах в двадцати над головой. Бенни пригляделся. Крутится. Извивается. Глаза подростка расширились. Все правильно.
Тело на веревке.
Мальчики посмотрели друг на друга, а потом, дружно заорав, помчались по берегу ручья.
Специальному агенту ФБР трудно сказать, как должен выглядеть «типичный» понедельник. К тому же понедельник после такой свадьбы, как у Энди, определенно не мог быть типичным.
Энди прослужила в ФБР три года, и все три — в сиэтлском отделении. Работу в Бюро нельзя было назвать исполнением голубой мечты ее жизни. Служба в ФБР напоминала тихую гавань этой самоуверенной любительнице острых ощущений, которая вполне могла бы оказаться по другую сторону закона, если бы мистер и миссис Хеннинг не удочерили ее в девятилетнем возрасте и не направили кипучую энергию девочки в правильном направлении. Энди занималась могулом и участвовала в юношеских Олимпийских играх, пока не сломала колено, а к шестнадцати годам стала дипломированной аквалангисткой. Потом отправилась в Калифорнийский университет в Санта-Барбаре, рассчитывая провести всю жизнь на пляже. И вдруг, к всеобщему удивлению, она выбрала довольно серьезный предмет — психологию. Оценки ее были достаточно хороши, чтобы попасть на юридический факультет, и, снова всех удивив, Энди поступила. Однако откровение снизошло на нее лишь на последнем курсе. На встрече со специалистами, вербовавшими на службу в ФБР выпускников, Энди буквально околдовала женщина, только что закончившая расследование устроенного террористами взрыва. Итак, решено. Она идет на работу в Бюро.
Это решение сильно взволновало ее отца, который сам был копом и еще в детстве познакомил Энди с оружием. За время учебы в академии она стала двадцатой женщиной за всю историю Бюро, вошедшей в «Клуб максимума» — на девяносто восемь процентов мужское сообщество агентов, выбивших максимум очков на одном из труднейших огнестрельных курсов в правоохранительных органах. Несмотря на отличия, первые шесть месяцев Энди занималась рутинными проверками будущих федеральных служащих. Это был карьерный тупик, предназначенный для малоспособных агентов или для людей, выглядевших моложе своих лет и никем пока не воспринимающихся всерьез. К счастью, один из старших специальных агентов заметил талант Энди. «Не имеющая себе равных напористость и здоровый авантюризм, — написал он в характеристике, — в сочетании с серьезным интеллектом и исключительными техническими навыками». С его подачи Энди назначили в группу по расследованию ограблений банков, где она за следующие восемнадцать месяцев сделала себе имя. В двадцать семь лет Энди выглядела все так же молодо. Однако разговоров о том, что ее не воспринимают всерьез, больше не возникало.
По крайней мере до свадьбы.
Весь день Энди старалась улыбаться, пусть это и было нелегко. Никто не упоминал о свадьбе, хотя стайка секретарш у фонтанчика-поилки захихикала, когда она шла мимо.
Разумеется, все всё знали. Кое-кто там даже присутствовал. Одна секретарша вообще щеголяла подбитым глазом.
— Asta mafiana, [2] — сказала Энди, направляясь к лифту. Служащий махнул рукой и быстро пропустил ее через напичканную электроникой дверь.
Было еще рано, около половины пятого. Благодаря отмененному медовому месяцу ее ежедневник был совершенно пуст, и требовалось что-то придумать, чтобы заполнить день. Идти домой не хотелось. Еще одна ночь в одиночестве. В это время года ночи ужасно длинные — даже без душевной боли. Энди прошла несколько кварталов на юг, в сторону исторической Пионер-сквер, к старому деловому району в центре, где очаровательные булыжные улочки и кирпичные дома девятнадцатого века служили приютом для модных галерей, магазинов и ресторанов. Энди остановилась в «Джей-и-Эм кафе», популярном баре, гордившемся самой впечатляющей деревянной стойкой по эту сторону от Сан-Франциско. Здесь лучше всего делали ее любимые начос — идеальное греховное завершение той кроличьей диеты, ее Энди держала ради бикини, которые теперь не придется носить на Гавайях во время медового месяца.
В баре, как обычно, царили шум и толчея, но Энди было одиноко. Шедшие непрерывным потоком клиенты толкали ее в спину, протискиваясь к туалетам. Расправившись с половиной липких кукурузных чипсов, Энди почувствовала, как кто-то остановился у нее за спиной. Оглянулась через плечо.
Красивый чернокожий мужчина пристально смотрел на пустой табурет рядом с ней.
— Простите, пожалуйста, — сказал он, по-прежнему глядя на табурет, — эта женщина занята?
Энди подняла бровь:
— Впервые сталкиваюсь с настолько неудачным способом клеиться.
— Спасибо. — Он пододвинул табурет и протянул руку: — Меня зовут Бонд. Б. Дж. Бонд.
Она пожала протянутую руку.
— И что означает «Б. Дж.»?
— Бонд Джеймс.
— И значит, ваше полное имя…
— Бонд Джеймс Бонд.
Они не выдержали и одновременно рассмеялись, отказавшись от игры.
— Айзек, — весело сказала Энди, — как хорошо знать, что можно рассчитывать на твое несуразное чувство юмора для поднятия настроения.
Мужчина широко ухмыльнулся, потом окликнул официанта и заказал чашку кофе по-американски. Айзек Андервуд был помощником специального агента, руководившего сиэтлским отделением ФБР, вторым человеком из ста шестнадцати агентов отделения. До повышения он восемнадцать месяцев был непосредственным начальником Энди.
Айзек уселся на табурет и потянулся к полной тарелке начос.
— Довольно упаднический обед, — проговорил он с набитым ртом.
— Как говорится, мы не для того прокладывали путь к вершине пищевой цепи, чтобы есть всякую соевую дрянь.
— Согласен.
Официант принес кофе. Айзек потянулся за сахаром.
— Итак, подруга, ты в порядке?
— Угу. — Энди кивнула для выразительности. — В порядке. Айзек стал серьезным.
— Слушай, если что-то нужно… Отгул… даже перевод… Она подняла руку, останавливая Андервуда:
— Я в порядке. Правда. Айзек потягивал кофе.
— Не знаю, будет ли тебе легче, но я всегда считал этого парня самодовольным придурком.
— И только теперь мне говоришь…
— А ты не замечала?
— Он не всегда был таким. На юридическом факультете мы были неразлучны. Даже собирались вместе открыть дело. Когда я забросила идею об адвокатской практике и поступила в ФБР, он, по-моему, считал, что в Бюро меня съедят заживо и я скоро уволюсь. Он явно не думал, что это продлится три года.
— Очень многие не хотят заводить семью с копом. Большинство просто разрывают помолвку.
Энди опустила глаза.
— Если подумать, то он, пожалуй, пытался. Всю прошлую неделю мы жутко ссорились. Ведь с самого дня обручения мы говорили о создании семьи. И вдруг он заявляет, что никаких детей не будет, поскольку, согласно моей должностной инструкции, я должна в случае необходимости лезть под пули.
— Похоже, это тебе следовало бы разорвать помолвку.
— Знаю. Меня уговорила мама. Она убедила, что мы справимся, что Рик просто блефует. А он, наверное, не блефовал. Хотелось бы только, чтобы Рик выбрал не такой гнусный способ удержать нас от совершения ужасной ошибки. И еще мне хотелось бы не превращать все это в цирк…
— Прости, Энди.
— Спасибо. Мне просто надо как можно скорее вернуться к нормальной жизни.
— Рад, что ты так смотришь на вещи. Потому что у меня есть задание.
— Айзек, как мило. Ты организовал ограбление банка, чтобы отвлечь меня отличных проблем?
— Не совсем. — Он улыбнулся, потом снова стал серьезным. — Завтра утром из Квонтико приезжает Виктория Сантос.
Энди не была лично знакома с Сантос, но, конечно, слышала о ней. В академии Сантос читала их курсу криминальную психологию. И вообще она была легендой среди криминальных психологов в элитном отделе поддержки расследований ФБР.
— Для чего? — спросила Энди.
Айзек оглянулся на толкавшихся вокруг посетителей кафе:
— Давай поговорим об этом на улице, ладно?
Они расплатились, перелили кофе в бумажные стаканчики и вышли. Был час пик, по мокрой мостовой шуршали шины. Сырой холод пробирался под пальто. Солнце зашло всего несколько минут назад, но температура стремительно падала. Агенты шагали по широкому, обсаженному деревьями тротуару. Энди прихлебывала горячий кофе. Айзек говорил.
— Местная полиция обратилась к ФБР за помощью. У них есть несколько убийств, которые могут быть связаны между собой. Не исключено, что работает серийный убийца.
— И сколько жертв?
— Точно известно насчет двоих. Сегодня нашли третью.
— А почему они считают, что это как-то связано?
— Два первых убийства произошли в разных частях города с разницей в неделю. И все они практически идентичны.
— Ты имеешь в виду схожесть почерка убийцы или некие особенности жертв?
— И то, и другое. С точки науки виктимологии жертвы почти одинаковы. Оба — белые мужчины. Обоим пятьдесят один год. Одинаковый цвет волос и глаз. Оба разведены. Даже марка машины одна и та же. «Форд»-пикап.
— Как они умерли?
— В основном от удушения. Но есть и признаки пыток. Многочисленные колотые раны, травмы. Даже ожоги.
— Значит, мы имеем серийного убийцу, который ненавидит белых мужчин средних лет?
— Не только. Третья жертва — белая женщина тридцати с чем-то. Какие-то дети нашли тело сегодня днем.
— А почему полиция считает, что это убийство связано с теми?
— Во-первых, ее удавили. И, как и у тех жертв, на теле видны следы пыток. Впрочем, копы-то не уверены, что здесь есть связь. Поэтому они позвонили в ФБР. И вряд ли даже гении в Квонтико считают, будто здесь орудует серийный убийца. Полагаю, из-за этого они и послали Сантос из ОПР, а не криминального психолога из ОРПСУ.
Энди кивнула, хотя не слишком хорошо представляла разделение труда между отделом поддержки расследований, который первым занялся составлением психологических портретов преступников, и более молодым отделом по розыску педофилов и серийных убийц.
Они остановились на углу возле машины Энди.
— Что я должна делать? — спросила девушка.
— Будешь местным координатором, работая в паре с Сантос. Поможешь ей получать все, что нужно, пока она здесь.
Энди удивилась.
— Знаешь, мне бы очень хотелось поработать с Викторией Сантос. Да только в нашей конторе есть по крайней мере еще пятнадцать агентов, которые отдали бы все ради этого задания.
— Но ты — единственная со степенью по психологии. Сейчас это практически необходимое условие для любого агента, который надеется зацепиться за ОПР. К чему давать задание человеку, у которого нет шансов попасть в отдел?
— Айзек, я действительно очень ценю это. Однако позволь мне говорить откровенно. Я не хочу этого задания, если твое решение спровоцировано тем, что произошло со мной в субботу.
— Никакой благотворительности. Просто хороший расчет. Ты компетентна. Ты всегда мечтала о таком деле. И ты свободна. Откровенно говоря, теперь, когда ты плюнула на медовый месяц, ты единственный агент в Сиэтле, кто совершенно свободен в ближайшие две недели.
— Полагаю, Рик оказал мне услугу.
— Может быть, он оказал услугу нам обоим.
На долю секунды Энди показалось, что Андервуд говорит не о профессиональных делах, а о чем-то личном. Но не успела она разобраться в мыслях, как Айзек распахнул портфель и подал ей папку.
— Вот копии материалов, которые мы послали Сантос. Отчеты полиции, протоколы вскрытия, фотографии с места преступлений — все, что она хотела получить по двум первым убийствам. Изучи вечером.
Светофор переключился, разрешая переход. Айзек шагнул на мостовую. Энди сунула папку под мышку и осталась на углу у машины.
— И еще, — сказал Андервуд, — будь у меня в кабинете ровно в восемь утра. А также готовься работать как вол.
Начался холодный дождь. Энди раскрыла зонт.
— Подвезти тебя до машины?
— Не-а. До нее только полквартала. — Андервуд повернулся.
— Айзек, — сказала ему вслед Энди, — спасибо.
Дождь становился все сильнее. Айзек весело махнул рукой и побежал через улицу. Энди следила за ним с обочины. Посреди дороги он поскользнулся на мокрой мостовой, но удержал равновесие, почти не сбившись с шага, и победно вскинул кулак.
«Б. Дж. Бонд», — подумала Энди, улыбнулась и села в машину.
Бенни — высокий для шестиклассника, самоуверенный до нахальства — был настоящим лидером. Впрочем, сказать, куда столь многообещающего юношу выведет кривая — в ряды добропорядочных граждан или в банду, — не смог бы никто.
Он медленно шагал по тротуару, поглядывая на набитые автобусы. Бенни носил бросающуюся в глаза сине-серую куртку «Сиэтл сихокс» и синие джинсы на пару размеров больше нужного. Оказавшись за территорией школы, он прикрепил к джинсам собачью цепь — просто для понта. Хотя родители не позволяли Бенни ходить бритоголовым, как скинхед, волосы он обстриг почти под ноль.
— Давай же, Бенни. — Голос приятеля дрожал от возбуждения. Он явно торопился.
— Остынь. — Бенни стиснул в руках рюкзак с украденным футбольным мячом. Опыт научил его не бежать, когда несешь краденую вещь. Около двадцати процентов одноклассников в течение учебного года подвергались временному исключению. А вот Бенни еще надо было на чем-то поймать. Дураки они все. Главное — спокойствие.
Мальчики перешли улицу, и Бенни улыбнулся женщине-полицейскому на углу. А у его приятелей был такой вид, будто они сейчас наделают в штаны.
— Только попробуйте дернуть, — пробормотал Бенни. — Прибью обоих.
Друзья замедлили шаг. Прошлые зуботычины научили их точно выполнять приказы.
Бенни, казалось, скользил по улице, ни капельки не тревожась. Друзья, как обычно, плелись на полшага позади. Так они миновали несколько кварталов, пока Бенни не скомандовал стоять. Они были у входа в Вашингтонский дендрарий — двухсотакровыи лесной массив к северо-востоку от делового центра. Легкий бриз с Юнион-Бей шевелил верхушки елей. Солнце за лоскутным одеялом облаков походило на смазанный янтарный шар. Бенни расстегнул рюкзак и вынул кожаный мяч. Только теперь он позволил себе улыбнуться.
— Пошли.
Дружки рванули в парк. Бенни махнул рукой, приказывая не останавливаться. И изо всех сил бросил мяч. Подхваченный ветром, тот чуть-чуть не долетел до друзей Бенни. Пацаны принялись бороться и кататься по траве, стараясь завладеть подпрыгивающим мячиком. Бенни побежал вдогонку. Один из друзей швырнул мяч обратно. Так, передавая пас друг другу, трое мальчишек бежали по асфальтированной велосипедной дорожке. Петляющая дорожка увела их на холм, в глубину пышной зеленой лужайки. Впереди появился прекрасный японский чайный сад. Но занятые мячом мальчики не смотрели по сторонам. После долгой пробежки все запыхались, однако никто не хотел первым останавливать игру. Бенни высоко подбросил мяч. Приятель подставил руку, но промахнулся. Мяч улетел в заросли.
— Идиот! — крикнул Бенни.
— Я? Это ты бросил его!
Они остановились у края велосипедной дорожки. Склон холма обрывался под сорокаградусным углом. Сосны здесь достигали почти тридцати футов в высоту, дугласовы пихты поднимались еще выше, однако лощина была столь глубокой, что вершины некоторых деревьев маячили на уровне глаз мальчиков. Где-то внизу плескался на камнях ручей, но за густой зеленью разглядеть что-либо было невозможно.
Бенни пристально посмотрел на приятеля:
— Лезь за ним.
— Да ты что?
Бенни толкнул его. Парнишка прокатился футов тридцать по склону, прежде чем сумел ухватиться за дерево. Потревоженные им камушки продолжали сыпаться вниз. Мальчик испуганно посмотрел вверх, уже готовый расплакаться. Бенни был неумолим.
— Достань мяч, — сказал он. Тут вмешался второй парень:
— Да забудь ты о нем. Он все равно ворованный.
— Боишься? — спросил Бенни.
— Нет. А ты?
Глаза Бенни сузились.
— Если доберешься туда раньше меня, можешь оставить мяч себе.
Приятель улыбнулся. Быстро, но осторожно они заскользили вниз по склону на пятых точках. Вершина заросла травой, что упрощало спуск. А на мокрой земле у подножия спуск стал быстрее. И еще быстрее. Сначала мальчики пытались удержаться сидя, потом просто покатились кубарем. Низко нависающие ветви секли их по лицам. Повсюду летела грязь, забиваясь в ботинки и под рубашки. Чем дальше, тем темнее становилось. Плеск ручья становился все громче, и наконец ребята плюхнулись на землю у подножия холма.
Бенни застонал. Его приятель застонал громче. Мальчики лежали совсем рядом, но света было так мало, что они с трудом могли разглядеть друг друга.
— Бенни?
Он потряс головой, пытаясь сориентироваться. — У-у?
— Что это за чертовщина?
— Где?
Друг ткнул пальцем:
— Вон. Там, у тебя за спиной.
Бенни обернулся. Глаза понемногу привыкали к темноте. Что-то висело на дереве, футах в двадцати над головой. Бенни пригляделся. Крутится. Извивается. Глаза подростка расширились. Все правильно.
Тело на веревке.
Мальчики посмотрели друг на друга, а потом, дружно заорав, помчались по берегу ручья.
Специальному агенту ФБР трудно сказать, как должен выглядеть «типичный» понедельник. К тому же понедельник после такой свадьбы, как у Энди, определенно не мог быть типичным.
Энди прослужила в ФБР три года, и все три — в сиэтлском отделении. Работу в Бюро нельзя было назвать исполнением голубой мечты ее жизни. Служба в ФБР напоминала тихую гавань этой самоуверенной любительнице острых ощущений, которая вполне могла бы оказаться по другую сторону закона, если бы мистер и миссис Хеннинг не удочерили ее в девятилетнем возрасте и не направили кипучую энергию девочки в правильном направлении. Энди занималась могулом и участвовала в юношеских Олимпийских играх, пока не сломала колено, а к шестнадцати годам стала дипломированной аквалангисткой. Потом отправилась в Калифорнийский университет в Санта-Барбаре, рассчитывая провести всю жизнь на пляже. И вдруг, к всеобщему удивлению, она выбрала довольно серьезный предмет — психологию. Оценки ее были достаточно хороши, чтобы попасть на юридический факультет, и, снова всех удивив, Энди поступила. Однако откровение снизошло на нее лишь на последнем курсе. На встрече со специалистами, вербовавшими на службу в ФБР выпускников, Энди буквально околдовала женщина, только что закончившая расследование устроенного террористами взрыва. Итак, решено. Она идет на работу в Бюро.
Это решение сильно взволновало ее отца, который сам был копом и еще в детстве познакомил Энди с оружием. За время учебы в академии она стала двадцатой женщиной за всю историю Бюро, вошедшей в «Клуб максимума» — на девяносто восемь процентов мужское сообщество агентов, выбивших максимум очков на одном из труднейших огнестрельных курсов в правоохранительных органах. Несмотря на отличия, первые шесть месяцев Энди занималась рутинными проверками будущих федеральных служащих. Это был карьерный тупик, предназначенный для малоспособных агентов или для людей, выглядевших моложе своих лет и никем пока не воспринимающихся всерьез. К счастью, один из старших специальных агентов заметил талант Энди. «Не имеющая себе равных напористость и здоровый авантюризм, — написал он в характеристике, — в сочетании с серьезным интеллектом и исключительными техническими навыками». С его подачи Энди назначили в группу по расследованию ограблений банков, где она за следующие восемнадцать месяцев сделала себе имя. В двадцать семь лет Энди выглядела все так же молодо. Однако разговоров о том, что ее не воспринимают всерьез, больше не возникало.
По крайней мере до свадьбы.
Весь день Энди старалась улыбаться, пусть это и было нелегко. Никто не упоминал о свадьбе, хотя стайка секретарш у фонтанчика-поилки захихикала, когда она шла мимо.
Разумеется, все всё знали. Кое-кто там даже присутствовал. Одна секретарша вообще щеголяла подбитым глазом.
— Asta mafiana, [2] — сказала Энди, направляясь к лифту. Служащий махнул рукой и быстро пропустил ее через напичканную электроникой дверь.
Было еще рано, около половины пятого. Благодаря отмененному медовому месяцу ее ежедневник был совершенно пуст, и требовалось что-то придумать, чтобы заполнить день. Идти домой не хотелось. Еще одна ночь в одиночестве. В это время года ночи ужасно длинные — даже без душевной боли. Энди прошла несколько кварталов на юг, в сторону исторической Пионер-сквер, к старому деловому району в центре, где очаровательные булыжные улочки и кирпичные дома девятнадцатого века служили приютом для модных галерей, магазинов и ресторанов. Энди остановилась в «Джей-и-Эм кафе», популярном баре, гордившемся самой впечатляющей деревянной стойкой по эту сторону от Сан-Франциско. Здесь лучше всего делали ее любимые начос — идеальное греховное завершение той кроличьей диеты, ее Энди держала ради бикини, которые теперь не придется носить на Гавайях во время медового месяца.
В баре, как обычно, царили шум и толчея, но Энди было одиноко. Шедшие непрерывным потоком клиенты толкали ее в спину, протискиваясь к туалетам. Расправившись с половиной липких кукурузных чипсов, Энди почувствовала, как кто-то остановился у нее за спиной. Оглянулась через плечо.
Красивый чернокожий мужчина пристально смотрел на пустой табурет рядом с ней.
— Простите, пожалуйста, — сказал он, по-прежнему глядя на табурет, — эта женщина занята?
Энди подняла бровь:
— Впервые сталкиваюсь с настолько неудачным способом клеиться.
— Спасибо. — Он пододвинул табурет и протянул руку: — Меня зовут Бонд. Б. Дж. Бонд.
Она пожала протянутую руку.
— И что означает «Б. Дж.»?
— Бонд Джеймс.
— И значит, ваше полное имя…
— Бонд Джеймс Бонд.
Они не выдержали и одновременно рассмеялись, отказавшись от игры.
— Айзек, — весело сказала Энди, — как хорошо знать, что можно рассчитывать на твое несуразное чувство юмора для поднятия настроения.
Мужчина широко ухмыльнулся, потом окликнул официанта и заказал чашку кофе по-американски. Айзек Андервуд был помощником специального агента, руководившего сиэтлским отделением ФБР, вторым человеком из ста шестнадцати агентов отделения. До повышения он восемнадцать месяцев был непосредственным начальником Энди.
Айзек уселся на табурет и потянулся к полной тарелке начос.
— Довольно упаднический обед, — проговорил он с набитым ртом.
— Как говорится, мы не для того прокладывали путь к вершине пищевой цепи, чтобы есть всякую соевую дрянь.
— Согласен.
Официант принес кофе. Айзек потянулся за сахаром.
— Итак, подруга, ты в порядке?
— Угу. — Энди кивнула для выразительности. — В порядке. Айзек стал серьезным.
— Слушай, если что-то нужно… Отгул… даже перевод… Она подняла руку, останавливая Андервуда:
— Я в порядке. Правда. Айзек потягивал кофе.
— Не знаю, будет ли тебе легче, но я всегда считал этого парня самодовольным придурком.
— И только теперь мне говоришь…
— А ты не замечала?
— Он не всегда был таким. На юридическом факультете мы были неразлучны. Даже собирались вместе открыть дело. Когда я забросила идею об адвокатской практике и поступила в ФБР, он, по-моему, считал, что в Бюро меня съедят заживо и я скоро уволюсь. Он явно не думал, что это продлится три года.
— Очень многие не хотят заводить семью с копом. Большинство просто разрывают помолвку.
Энди опустила глаза.
— Если подумать, то он, пожалуй, пытался. Всю прошлую неделю мы жутко ссорились. Ведь с самого дня обручения мы говорили о создании семьи. И вдруг он заявляет, что никаких детей не будет, поскольку, согласно моей должностной инструкции, я должна в случае необходимости лезть под пули.
— Похоже, это тебе следовало бы разорвать помолвку.
— Знаю. Меня уговорила мама. Она убедила, что мы справимся, что Рик просто блефует. А он, наверное, не блефовал. Хотелось бы только, чтобы Рик выбрал не такой гнусный способ удержать нас от совершения ужасной ошибки. И еще мне хотелось бы не превращать все это в цирк…
— Прости, Энди.
— Спасибо. Мне просто надо как можно скорее вернуться к нормальной жизни.
— Рад, что ты так смотришь на вещи. Потому что у меня есть задание.
— Айзек, как мило. Ты организовал ограбление банка, чтобы отвлечь меня отличных проблем?
— Не совсем. — Он улыбнулся, потом снова стал серьезным. — Завтра утром из Квонтико приезжает Виктория Сантос.
Энди не была лично знакома с Сантос, но, конечно, слышала о ней. В академии Сантос читала их курсу криминальную психологию. И вообще она была легендой среди криминальных психологов в элитном отделе поддержки расследований ФБР.
— Для чего? — спросила Энди.
Айзек оглянулся на толкавшихся вокруг посетителей кафе:
— Давай поговорим об этом на улице, ладно?
Они расплатились, перелили кофе в бумажные стаканчики и вышли. Был час пик, по мокрой мостовой шуршали шины. Сырой холод пробирался под пальто. Солнце зашло всего несколько минут назад, но температура стремительно падала. Агенты шагали по широкому, обсаженному деревьями тротуару. Энди прихлебывала горячий кофе. Айзек говорил.
— Местная полиция обратилась к ФБР за помощью. У них есть несколько убийств, которые могут быть связаны между собой. Не исключено, что работает серийный убийца.
— И сколько жертв?
— Точно известно насчет двоих. Сегодня нашли третью.
— А почему они считают, что это как-то связано?
— Два первых убийства произошли в разных частях города с разницей в неделю. И все они практически идентичны.
— Ты имеешь в виду схожесть почерка убийцы или некие особенности жертв?
— И то, и другое. С точки науки виктимологии жертвы почти одинаковы. Оба — белые мужчины. Обоим пятьдесят один год. Одинаковый цвет волос и глаз. Оба разведены. Даже марка машины одна и та же. «Форд»-пикап.
— Как они умерли?
— В основном от удушения. Но есть и признаки пыток. Многочисленные колотые раны, травмы. Даже ожоги.
— Значит, мы имеем серийного убийцу, который ненавидит белых мужчин средних лет?
— Не только. Третья жертва — белая женщина тридцати с чем-то. Какие-то дети нашли тело сегодня днем.
— А почему полиция считает, что это убийство связано с теми?
— Во-первых, ее удавили. И, как и у тех жертв, на теле видны следы пыток. Впрочем, копы-то не уверены, что здесь есть связь. Поэтому они позвонили в ФБР. И вряд ли даже гении в Квонтико считают, будто здесь орудует серийный убийца. Полагаю, из-за этого они и послали Сантос из ОПР, а не криминального психолога из ОРПСУ.
Энди кивнула, хотя не слишком хорошо представляла разделение труда между отделом поддержки расследований, который первым занялся составлением психологических портретов преступников, и более молодым отделом по розыску педофилов и серийных убийц.
Они остановились на углу возле машины Энди.
— Что я должна делать? — спросила девушка.
— Будешь местным координатором, работая в паре с Сантос. Поможешь ей получать все, что нужно, пока она здесь.
Энди удивилась.
— Знаешь, мне бы очень хотелось поработать с Викторией Сантос. Да только в нашей конторе есть по крайней мере еще пятнадцать агентов, которые отдали бы все ради этого задания.
— Но ты — единственная со степенью по психологии. Сейчас это практически необходимое условие для любого агента, который надеется зацепиться за ОПР. К чему давать задание человеку, у которого нет шансов попасть в отдел?
— Айзек, я действительно очень ценю это. Однако позволь мне говорить откровенно. Я не хочу этого задания, если твое решение спровоцировано тем, что произошло со мной в субботу.
— Никакой благотворительности. Просто хороший расчет. Ты компетентна. Ты всегда мечтала о таком деле. И ты свободна. Откровенно говоря, теперь, когда ты плюнула на медовый месяц, ты единственный агент в Сиэтле, кто совершенно свободен в ближайшие две недели.
— Полагаю, Рик оказал мне услугу.
— Может быть, он оказал услугу нам обоим.
На долю секунды Энди показалось, что Андервуд говорит не о профессиональных делах, а о чем-то личном. Но не успела она разобраться в мыслях, как Айзек распахнул портфель и подал ей папку.
— Вот копии материалов, которые мы послали Сантос. Отчеты полиции, протоколы вскрытия, фотографии с места преступлений — все, что она хотела получить по двум первым убийствам. Изучи вечером.
Светофор переключился, разрешая переход. Айзек шагнул на мостовую. Энди сунула папку под мышку и осталась на углу у машины.
— И еще, — сказал Андервуд, — будь у меня в кабинете ровно в восемь утра. А также готовься работать как вол.
Начался холодный дождь. Энди раскрыла зонт.
— Подвезти тебя до машины?
— Не-а. До нее только полквартала. — Андервуд повернулся.
— Айзек, — сказала ему вслед Энди, — спасибо.
Дождь становился все сильнее. Айзек весело махнул рукой и побежал через улицу. Энди следила за ним с обочины. Посреди дороги он поскользнулся на мокрой мостовой, но удержал равновесие, почти не сбившись с шага, и победно вскинул кулак.
«Б. Дж. Бонд», — подумала Энди, улыбнулась и села в машину.
5
Надежда Гаса на полицию явно не оправдывалась. Полиция полагала, что тридцатипятилетняя женщина, у которой нелады с мужем, к тому же пропавшая меньше суток назад, просто сбежала из дома, а не стала жертвой преступления. Они позволили ему заполнить заявление о пропавших лицах. В общем, Гас был практически предоставлен самому себе.
Он отменил назначенные на понедельник встречи и все утро и большую часть дня пытался выяснить, как Бет провела выходные. Позвонил в компании, торгующие по кредитным карточкам, чтобы узнать, где она расплачивалась, потом посетил эти магазины и рестораны. К его тайному стыду, самая последняя из имевшихся у него фотографий Бет была почти годичной давности — вот до чего они дошли. Но даже так одна из помощниц менеджера в универмаге «Нордстром» узнала ее. Девушка не видела Бет несколько недель. Больше ее никто не вспомнил.
Около трех ему позвонил один из тех ужасно деликатных клиентов, кто просто не принимает объяснения «семейные проблемы» в качестве ответа. Две минуты превратились в десять, десять — в тридцать пять. В конце концов, чтобы отвязаться от него, Гасу пришлось притвориться, что в сотовом телефоне сдохла батарейка. Он засел у телефона. Бет держала адресную книгу в компьютере. Гас прокручивал список в алфавитном порядке и звонил по каждому номеру, спрашивая, видел ли кто ее. Через некоторое время процесс стал механическим, и он потерял счет времени. Он обзванивал номера на «П», когда в дверь позвонили.
Гас открыл. На пороге стояла Карла с накрытым салфеткой блюдом.
— Я принесла Морган обед.
И направилась на кухню, не дожидаясь приглашения войти. Гас пошел следом.
— Ничего, если я тоже поем? Поддразнивание не сломало лед. Он сказал:
— На самом деле Морган пообедала дома у подруги. Я весь день просидел на телефоне. И не хотел, чтобы она была рядом.
— Бизнес никогда не останавливается, да?
— Это не бизнес. Я пытался найти Бет.
— О! — Сестра явно удивилась. Ее воинственность чуть уменьшилась. — На самом деле я тоже.
— Удачно?
Она поставила сотейник на столик и сняла перчатки.
— Нет. Но это ничего не значит. Прошло еще мало времени.
Гас отвел взгляд.
— Можно задать тебе довольно личный вопрос?
— Смотря какой.
— Забудь на минуту, что ты — моя сестра. Будь просто лучшей подругой Бет.
— Ладно.
— В последнее время я, по-моему, не слишком часто видел вас вместе. Иногда лучшие подруги могут быть как сестры. Иногда это просто слова. Вы с Бет были близки?
Карла поморщилась, словно затрудняясь с ответом.
— Были когда-то.
— Но не последнее время?
— Раньше мы были ближе. Я уже говорила тебе утром: последние несколько месяцев Бет была по-настоящему несчастна. И не слишком общительна.
Гас кивнул:
— Знаю. Я прошелся по ее адресной книге, обзвонил всех подруг. И ни одна из них не видела ее последние пару месяцев, даже по телефону не говорила.
— Может, она чувствовала себя неловко. Женщины, с которыми плохо обращаются, часто во всем винят себя.
Гас рассердился:
— Я никогда пальцем Бет не тронул. Не знаю, почему она так сказала. Очевидно, чтобы сделать мне больно.
— Гас Уитли — жертва? Вряд ли. Насколько я понимаю, Бет скорее уж сделала бы больно себе, чем тебе.
Их глаза встретились. Каждый мог точно сказать, что думает другой.
— Ты же не считаешь… — проговорил Гас.
— Господи, надеюсь, что нет.
Зазвонил телефон. Гас схватил трубку на втором звонке:
— Алло. Да, я.
Он заходил по комнате, напряженно слушая. Глаза расширились от беспокойства. Он явно был на грани паники.
— Буду через двадцать минут, — сказал он наконец и положил трубку.
Казалось, Карла сейчас задохнется.
— Что? — настойчиво спросила она.
— Полиция нашла тело в Вашингтонском дендрарии. Женщина тридцати с чем-то.
Она прижала руку к губам:
— Это…
— Не знаю. Они хотят, чтобы я приехал на опознание. — Гас с трудом сглотнул, голос не слушался. — Они считают, что это может быть Бет.
Как и большинство агентов ФБР, Энди не часто заходила к патологоанатомам. Если не обнаруживалось связи дела с правительством или конгрессом, если преступление вообще не относилось к федеральным, с мертвыми телами возились местные копы, в крайнем случае полицейские штата. Хотя полисмены Сиэтла часто обращались в ФБР за экспертной помощью. Например, в криминальную лабораторию. Или за составлением психологического портрета. Однако Энди хорошо помнила, что расследованием руководят местные — даже после того, как ФБР откликается на просьбу о помощи.
Он отменил назначенные на понедельник встречи и все утро и большую часть дня пытался выяснить, как Бет провела выходные. Позвонил в компании, торгующие по кредитным карточкам, чтобы узнать, где она расплачивалась, потом посетил эти магазины и рестораны. К его тайному стыду, самая последняя из имевшихся у него фотографий Бет была почти годичной давности — вот до чего они дошли. Но даже так одна из помощниц менеджера в универмаге «Нордстром» узнала ее. Девушка не видела Бет несколько недель. Больше ее никто не вспомнил.
Около трех ему позвонил один из тех ужасно деликатных клиентов, кто просто не принимает объяснения «семейные проблемы» в качестве ответа. Две минуты превратились в десять, десять — в тридцать пять. В конце концов, чтобы отвязаться от него, Гасу пришлось притвориться, что в сотовом телефоне сдохла батарейка. Он засел у телефона. Бет держала адресную книгу в компьютере. Гас прокручивал список в алфавитном порядке и звонил по каждому номеру, спрашивая, видел ли кто ее. Через некоторое время процесс стал механическим, и он потерял счет времени. Он обзванивал номера на «П», когда в дверь позвонили.
Гас открыл. На пороге стояла Карла с накрытым салфеткой блюдом.
— Я принесла Морган обед.
И направилась на кухню, не дожидаясь приглашения войти. Гас пошел следом.
— Ничего, если я тоже поем? Поддразнивание не сломало лед. Он сказал:
— На самом деле Морган пообедала дома у подруги. Я весь день просидел на телефоне. И не хотел, чтобы она была рядом.
— Бизнес никогда не останавливается, да?
— Это не бизнес. Я пытался найти Бет.
— О! — Сестра явно удивилась. Ее воинственность чуть уменьшилась. — На самом деле я тоже.
— Удачно?
Она поставила сотейник на столик и сняла перчатки.
— Нет. Но это ничего не значит. Прошло еще мало времени.
Гас отвел взгляд.
— Можно задать тебе довольно личный вопрос?
— Смотря какой.
— Забудь на минуту, что ты — моя сестра. Будь просто лучшей подругой Бет.
— Ладно.
— В последнее время я, по-моему, не слишком часто видел вас вместе. Иногда лучшие подруги могут быть как сестры. Иногда это просто слова. Вы с Бет были близки?
Карла поморщилась, словно затрудняясь с ответом.
— Были когда-то.
— Но не последнее время?
— Раньше мы были ближе. Я уже говорила тебе утром: последние несколько месяцев Бет была по-настоящему несчастна. И не слишком общительна.
Гас кивнул:
— Знаю. Я прошелся по ее адресной книге, обзвонил всех подруг. И ни одна из них не видела ее последние пару месяцев, даже по телефону не говорила.
— Может, она чувствовала себя неловко. Женщины, с которыми плохо обращаются, часто во всем винят себя.
Гас рассердился:
— Я никогда пальцем Бет не тронул. Не знаю, почему она так сказала. Очевидно, чтобы сделать мне больно.
— Гас Уитли — жертва? Вряд ли. Насколько я понимаю, Бет скорее уж сделала бы больно себе, чем тебе.
Их глаза встретились. Каждый мог точно сказать, что думает другой.
— Ты же не считаешь… — проговорил Гас.
— Господи, надеюсь, что нет.
Зазвонил телефон. Гас схватил трубку на втором звонке:
— Алло. Да, я.
Он заходил по комнате, напряженно слушая. Глаза расширились от беспокойства. Он явно был на грани паники.
— Буду через двадцать минут, — сказал он наконец и положил трубку.
Казалось, Карла сейчас задохнется.
— Что? — настойчиво спросила она.
— Полиция нашла тело в Вашингтонском дендрарии. Женщина тридцати с чем-то.
Она прижала руку к губам:
— Это…
— Не знаю. Они хотят, чтобы я приехал на опознание. — Гас с трудом сглотнул, голос не слушался. — Они считают, что это может быть Бет.
Как и большинство агентов ФБР, Энди не часто заходила к патологоанатомам. Если не обнаруживалось связи дела с правительством или конгрессом, если преступление вообще не относилось к федеральным, с мертвыми телами возились местные копы, в крайнем случае полицейские штата. Хотя полисмены Сиэтла часто обращались в ФБР за экспертной помощью. Например, в криминальную лабораторию. Или за составлением психологического портрета. Однако Энди хорошо помнила, что расследованием руководят местные — даже после того, как ФБР откликается на просьбу о помощи.