— Что-то ты притихла, — заметил Норт, с удобством расположившийся в углу кареты. Его длинная фигура уже приняла излюбленное полулежачее положение. Он снял шляпу и, швырнув ее на противоположное сиденье, пригладил волосы. — О чем задумалась?
   Элизабет повела рукой, указывая на интерьер кареты.
   — Об этом, — отозвалась она. — Я думала, что доходы моего отца вполне соизмеримы с твоими, однако ему никогда бы не пришло в голову тратить такие деньги на свой экипаж. У лорда и леди Баттенберн есть несколько прекрасных карет, но ни одна из них не сравнится с этой по красоте и удобству.
   — Ты боишься, что я растрачу твое денежное содержание?
   — Элизабет тут же ощетинилась:
   — Уверяю тебя, меня меньше всего волнует., .
   — Элизабет, — спокойно осадил ее Норт, — я пошутил.
   — Она бросила на него неуверенный взгляд и увидела, что уголки его рта слегка приподнялись. Даже полуприкрытые веки не могли скрыть веселых искорок, мерцавших в его глазах. Внутренности Элизабет совершили странный кувырок. Поспешно отведя взгляд, она попыталась сочинить остроумный ответ, но, не придумав ничего лучше, сказала:
   — О!
   Норт приглушенно хмыкнул.
   — Я люблю путешествовать только верхом. Но поскольку это не всегда удобно, я позаботился о том, чтобы оборудовать карету наилучшим образом. Сиденья здесь шире, чем в других каретах, а внизу установлены мощные рессоры, предохраняющие от качки на ухабистой дороге. Впрочем, я владею этой каретой около года, но пользовался ею не более полудюжины раз. Гораздо чаще я ее одалживаю. — Он с непринужденным видом сложил руки на груди. — Ну что, удалось мне убедить тебя, что я не мот?
   — Ты опять меня дразнишь?
   — Конечно.
   Элизабет вдруг обнаружила, что ничего не имеет против. Откинувшись на мягких кожаных подушках, она расправила на коленях платье, однако не решилась закрыть глаза, опасаясь, что заснет.
   — Где ты предполагаешь остановиться на ночь?
   — В Уэйбурне. Там есть гостиница, которую мне порекомендовали.
   — Я знаю эту гостиницу. Я останавливалась в ней по пути… — Она осеклась, пораженная мыслью, которая ни разу не пришла ей в голову за все дни, предшествовавшие свадьбе. — А куда мы направляемся?
   — Похоже, сюрприза теперь не получится. Твой отец пригласил нас в Роузмонт.
   Элизабет резко выпрямилась. Ее сонливость как ветром сдуло.
   — Ты шутишь!
   Он поднял брови, удивленно глядя на нее.
   — Отнюдь.
   — Но…
   — Ты огорчена?
   — Да… нет… я… — Она и сама не знала, какие чувства испытывает. Смятение? Страх? Удивление? Наверное, все вместе. — Это так неожиданно, — вымолвила она наконец. — Отец не часто выражает желание меня видеть.
   — Я не уверен, что он желает видеть тебя, — уточнил Норт. — Скорее он хочет знать, что представляю собой я.
   Элизабет задумчиво кивнула. Разумеется, он прав.
   — Едва ли он будет так же любезен, как твоя мать, и уж точно не станет давать тебе советов.
   — Никто не может сравниться с моей матерью в любезности, если она того пожелает. Что же касается второго, то меня не волнуют суждения твоего отца по какому бы то ни было вопросу, включая его мнение обо мне. Так что, надеюсь, мы отлично поладим.
   Элизабет оставалось лишь согласиться, Норт точно определил, как обеспечить хотя бы видимость мира с ее отцом. Главное, не принимать ничего близко к сердцу. Следуя этой тактике, Нортхэм сможет заслужить пусть неприязненное, но все же уважение. Это больше, чем добилась она за последние десять лет.
   Глубоко вздохнув, Элизабет прижала пальцы к вискам и слегка их потерла.
   — А если я скажу, что не хочу туда ехать, мы можем отказаться?
   — А ты не хочешь?
   — Жаль, что ты не обсудил этого со мной. Я почему-то решила, что мы едем в Хэмптон-Кросс.
   — Лорд и леди Баттенберн намекнули, что в данном вопросе лучше поставить тебя перед свершившимся фактом.
   — И тебя это не удивило?
   Разумеется, удивило, однако Нортхэм и сам хотел посетить Роузмонт и потому не стал задавать вопросов, которые могли бы вынудить его отказаться от приглашения.
   — Думаю, они хотели сделать тебе сюрприз. Как я понял из их слов, ты была весьма огорчена, что твой отец не смог присутствовать на нашем бракосочетании. Поэтому, когда прибыло приглашение, они решили поговорить со мной. Баттенберн был настолько любезен, что заказал нам комнаты в гостинице, в Уэйбурне, и послал вперед нарочного, чтобы предупредить твоего отца о нашем приезде.
   — Какая удивительная… забота. — Элизабет отвернулась к окну. Свет внутри кареты превращал окна в черные зеркала, отражавшие ее бледное лицо. — Ну что ж, наверное, они действовали из самых лучших побуждений. — Каким-то образом ей удалось не поперхнуться на этих словах.
   — Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Нортхэм. — Ты не хочешь ехать?
   — А это что-нибудь меняет?
   Как ни велико было желание Нортхэма встретиться с графом, он знал, что совесть не позволит ему навязать Элизабет эту поездку.
   — Да, — сказал он. — Меняет.
   Она перевела взгляд на его отражение в стекле.
   — Я верю тебе, — неожиданно для себя выговорила она.
   — И правильно.
   Элизабет чуть заметно кивнула, озадаченная собственным признанием. Оно делало ее уязвимой, и ей оставалось только надеяться, что она о нем не пожалеет. Повинуясь безотчетному порыву, противоречащему всякой логике, она твердо произнесла:
   — Я хочу домой.
   Слово «домой» в применении к Роузмонту и тоскливые нотки, прозвучавшие в ее голосе, поразили Нортхэма. Но он воздержался от замечаний, опасаясь, как бы Элизабет не передумала.
   — Значит, так тому и быть, — тихо произнес он и протянул к ней руку. Она уловила движение в стекле и повернулась к нему. — Иди ко мне. — Он подвинулся, освобождая место рядом с собой. — Ничего не случится, если ты положишь голову сюда. — Он показал на свое плечо. — Так будет гораздо удобнее.
   Она осторожно сняла шляпку и положила ее на сиденье рядом с блестящим цилиндром Норта. Белое страусовое перо мерно покачивалось в такт движению кареты. Норт откинул руку, приглашая ее расположиться на его плече. Нерешительность Элизабет очень его растрогала. Она вся состояла из противоречий, и порой Норт сомневался, понимает ли она себя сама.
   — Очень мило, что полковник приехал, — произнесла Элизабет. — Признаюсь, я хотела, чтобы он присутствовал на свадьбе, но считала, что путешествие окажется для него слишком утомительным. Спасибо, что ты ему написал.
   — К сожалению, я не могу принять твою благодарность. Я не стал писать Блэквуду по той же причине, что и ты.
   Элизабет нахмурилась.
   — В таком случае кто…
   Нортхэм ненадолго задумался, перебирая в уме список подозреваемых.
   Скорей всего Саут.
   — Лорд Саутертон? С чего бы ему вздумалось?..
   — Об этом тебе придется спросить у него. Вполне возможно, что он послал приглашение с разрешения барона.
   — Но почему?..
   — Ты наверняка заметила, что Саутертон хорошо знаком с Блэквудом.
   — Да, но…
   — Как и эта парочка, Ист с Уэстом.
   Выпрямившись, Элизабет повернулась к Норту и ткнула указательным пальцем ему в грудь.
   — Ты когда-нибудь позволишь мне закончить фразу?
   — Норт уставился на ее палец, потом перевел взгляд на нее.
   — Извини.
   — Звучит не слишком искренне. И нечего улыбаться.
   — Норт скорчил удрученную гримасу.
   — А теперь у меня достаточно покаянный вид?
   — Элизабет вздохнула:
   — Сойдет, хотя мне не слишком нравится твой хитрый взгляд.
   — Неужели? — Он наклонился и быстро поцеловал ее. — А теперь?
   Элизабет пришлось пересмотреть свою предыдущую оценку. Дьявольские искорки в его кобальтовых глазах не имели ничего общего с раскаянием. Она убрала палец с его груди.
   — Возможно, я ошиблась.
   — Я так и думал. Согласись, есть определенное различие между хитростью и грехом.
   — Пожалуй. — Элизабет немного поразмышляла над его словами. — Я… э-э… мне…
   Норт терпеливо ждал, пока она закончит фразу, а когда ей это не удалось, улыбнулся той самой улыбкой, от которой у женщин перехватывало дыхание. Элизабет зачарованно уставилась на него. Чрезвычайно довольный собой, он наклонился, чтобы снова ее поцеловать, но вместо этого ткнулся в ее лоб, потому что именно в этот момент колесо кареты попало в особенно глубокую рытвину, с которой не справились даже его замечательные рессоры.
   Охнув, он коснулся пальцами губ, чтобы убедиться, что не разбил их в кровь и не сломал зуб. Элизабет прижала ладонь ко лбу.
   — Ты не пострадала? — спросил юн.
   Она опустила руку, чтобы он мог посмотреть сам.
   — Ну как?
   Кроме небольшой красной отметины, бледневшей на глазах, на ее гладком лбу не осталось никаких следов.
   — Ничего страшного. А у меня? — Он сверкнул мальчишеской улыбкой.
   Элизабет сделала вид, что это ослепительное зрелище не произвело на нее никакого впечатления.
   — Все зубы на месте. — Она снова откинулась на его плечо. — Должно быть, эта твоя улыбочка и греховный блеск в глазах имеют успех у дам. — Его грудь, в которую она упиралась плечом, затряслась от сдавленного смеха.
   — Разве что у пары-другой.
   — Хм…
   — Как я понимаю, продолжения не будет?
   — И слава Богу. Я могла сломать тебе нос. — Элизабет попыталась подавить улыбку и кончила тем, что широко зевнула.
   Нортхэм нежно сжал ее изящные плечи.
   — Отдохни, дорогая. Ты это заслужила.
   Еще несколько минут она отказывалась закрывать глаза, борясь со сном, но в конце концов не устояла. От путешествия в Уэйбурн у нее не осталось никаких воспоминаний: ни о том, как они проезжали мимо деревень и пастбищ, ни о том, как Нортхэм укрыл ее плащом и положил ее голову себе на колени.
   Когда они добрались до гостиницы, Элизабет проснулась ровно настолько, чтобы с помощью мужа выбраться из кареты. Он поднял ее на руки, донес до гостиницы и поднялся по лестнице. Брилл, его камердинер, поспешил вперед, чтобы открыть дверь в их комнату, но не смог скрыть облегчения, когда граф отпустил его, после того как убедился, что его вполне устраивают предназначенные для них апартаменты. Бедняга не мыслил себя исполняющим обязанности горничной дамы, а вот вообразить хозяина в этой роли было гораздо проще.
   Впрочем, Нортхэм проделал это весьма умело, избавив Элизабет от жакета и платья без малейшего протеста с ее стороны. Лежа на разобранной постели, она позволила ему снять с нее туфли и чулки. А потом она даже удовлетворенно вздохнула, когда он расстегнул ее корсет.
   Нортхэм быстро разделся сам, умылся и задул свечи, прежде чем скользнуть в постель к жене. Она легла на бок лицом к нему. Он повернул ее на другой бок и уютно пристроился сзади. Прикосновение ее округлых ягодиц к его чреслам подействовало на него возбуждающе. Норт сонно улыбнулся.
   — Да, не так я представлял себе свадебную ночь, — шепнул он в ее волосы. Новобрачная отозвалась на его унылый тон еще одним довольным вздохом.
   Элизабет стояла у окна спальни, глядя на затянутый белой пеленой двор. Туман был настолько плотным, что конюшня, находившаяся всего лишь в сорока ярдах от гостиницы, была едва различима. Из дверей, расположенных прямо под окном, вышел какой-то человек и тут же исчез, поглощенный белой пеленой. Пошел дождь, и первые капли забарабанили в стекло, оставляя на нем мокрые дорожки.
   Раздался стук в дверь, и она поспешила откликнуться, пока Норт не проснулся.
   — Ваш завтрак, миледи, — объявила служанка и присела, балансируя тяжелым подносом. — Камердинер его светлости велел мне принести его наверх.
   — Спасибо. — Элизабет приоткрыла дверь пошире, чтобы взять поднос, но не впустить девушку, проявлявшую, на ее взгляд, слишком большой интерес к распростертой на постели фигуре. — Можешь идти.
   Ловко закрыв дверь ногой, она подошла к кровати и поставила на нее поднос. Становилось прохладно, и Элизабет развела огонь, воспользовавшись заранее приготовленной растопкой. Вскоре в камине уже потрескивало небольшое пламя. Довольная результатами своих трудов, она выпрямилась и задержалась у камина, наслаждаясь теплом.
   Проснувшийся Нортхэм восхищенно разглядывал ее. В свете пламени тонкая сорочка Элизабет просвечивала, обрисовывая контуры стройных ног, округлости бедер, тонкую талию и изящную линию спины.
   Она повернулась и перехватила его взгляд. Норт даже не пытался изобразить раскаяние. Он протянул руку, и она тотчас подошла к нему. Спешка сделала ее хромоту более заметной. Вложив пальцы в его ладонь, она присела на краешек постели.
   — Ты проснулся. — Элизабет слегка покраснела, сознавая нелепость этого замечания. — Принесли завтрак. — Похоже, она не способна удержаться от того, чтобы не говорить очевидные вещи. — Прикажете обслужить вас, милорд?
   — Угу. — Он выпустил ее руку и обхватил ладонью ее затылок. — И что ты предлагаешь?
   Ее рот был свеж и сладок. Норт неспешно покусывал ее губы, прежде чем атаковать их со всей страстью. Элизабет издала тихий возглас, когда он притянул ее на постель. Блюда на подносе, стоявшем в ногах кровати, откликнулись тревожным звоном, но ни Норт, ни Элизабет не обратили на это внимания. Когда они наконец оторвались друг от друга, оба с трудом смогли отдышаться.
   Она никогда не думала, что может получать такое наслаждение. И не потому, что Норт разрушил ее защитные барьеры. По правде говоря, перед ним она всегда была беззащитна. Существует ли что-то такое, чего она не смогла бы ему позволить? Едва ли.
   Повернув голову к камину, Элизабет увидела свое платье, аккуратно переброшенное через спинку единственного стула, как раз там, где она и ожидала его увидеть. Улыбнувшись, она зарылась пальцами в шелковистые волосы у него на затылке.
   — Ты раздел меня прошлой ночью, — прошептала она. Нортхэм кивнул и что-то неразборчиво пробормотал, прижавшись губами к ее ключице. — Ты собираешься заканчивать то, что начал?
   От его хриплого рычания по коже ее побежали мурашки. Элизабет порадовалась серой пелене тумана за окном. Незачем ему видеть, как она пылает. Достаточно того, что он ощущает ее жар.
   Нога Норта задела поднос с завтраком. Крышка на блюде с поджаренной ветчиной соскользнула, и восхитительный аромат заставил желудок Норта отозваться громким урчанием.
   Рассмеявшись, Элизабет просунула руку между их телами.
   — Какой голод ты хотел бы утолить в первую очередь? О Боже, ему придется выбирать между едой и любовью. Норт поспешно сел, схватил поднос, пока тот не соскользнул с кровати, и поставил его на пол. Затем, вдохнув острый аромат ветчины, решительно закрыл крышку и снова улегся.
   — Как я понимаю, ты сделал свой выбор? — уточнила Элизабет, выгнув брови.
   — Я бы не сказал, что он у меня был.
   — Мне не нравится, что моей соперницей оказалась жареная хрюшка.
   — Ты что, хочешь есть?
   — Элизабет села на кровати.
   — А как ты думаешь?
   Норт не позволил ей уйти дальше чем на край постели. Схватив Элизабет за плечи, он опрокинул ее на спину, придавил ее ноги своим мощным бедром, а руки завел за голову, удерживая за запястья.
   — Позже! — прорычал он, уткнувшись носом в ее шею. — Если я могу, подождать, значит, и ты тоже можешь.
   — Тогда поторопись.
   Он прикусил зубами ее кожу.
   — Ты этого не хочешь.
   Элизабет обнаружила, что он опять прав. Норт овладел ею медленно, продлевая каждое ощущение, заставляя ее балансировать на узкой грани между наслаждением и болью.
   Он быстро избавил ее от сорочки, сдернув ее через голову и бросив на пол. Спустя мгновение туда же последовала его ночная рубашка. Когда Элизабет попыталась прикрыться, он вырвал простыню у нее из рук. Он ласкал ее руками и, когда она была готова разрыдаться от напряжения, воспользовался губами.
   Временами его прикосновения становились дерзкими, даже грубоватыми, но на Элизабет они произвели гораздо более возбуждающее действие, чем обычные ласки. Она нетерпеливо выгибалась под ним, вытягиваясь и упираясь пятками в матрас.
   — Пожалуйста, — попросила она.
   Норту понадобилась вся его сила воли, чтобы не откликнуться на ее зов. Он хотел этого не меньше, чем она, но момент еще не наступил.
   — Что-что? — спросил он с дразнящими нотками в голосе.
   — Пожалуйста.
   — Не понял?
   Элизабет всхлипнула, выгибаясь под ним. Чего он хочет? Чтобы она призналась ему в любви? Она никогда этого не скажет. Никогда!
   — Посмотри на меня, Элизабет.
   Она повернула голову и подняла на него затуманенный взгляд.
   Норт поцеловал ее, медленно и нежно, и она раздвинула губы, чтобы впустить его язык. Затем, устроившись между ее бедрами, он хрипло выдохнул:
   — Произнеси мое имя.
   Элизабет не сразу уловила смысл его слов, а когда поняла, чего он хочет, чуть не выкрикнула его имя, так велико было облегчение.
   — Норт! — Сомкнув пальцы на его затылке, она притянула его ближе. — Норт, — уже мягче повторила она, касаясь его губ. — Брендан. — Это была последняя уступка, когда он вонзился в нее.
   Она достигла освобождения, как только он начал двигаться, а когда он закончил, достигла его во второй раз, шумно и восторженно, не ограничивая свою страсть никакими условностями, предоставив Норту заглушать ее крики, чего он, откровенно говоря, не имел ни малейшего желания делать.
   Они долго лежали, не в силах пошевелиться. Их переплетенные тела блестели от пота. Когда Норт наконец захотел отодвинуться, Элизабет остановила его, покачав головой.
   — Еще немного, — шепнула она.
   Для Норта это было в новинку — оставаться соединенными после занятий любовью. Иногда он сам спешил выбраться из постели, иногда этого желала его партнерша. Расставаясь с очередной пассией, Нортхэм готов был побиться об заклад, что ей не терпится ринуться в ванную и смыть с себя пот и все следы любовных утех. Но с Элизабет он не испытывал потребности поскорее уйти. И похоже, с ней происходило то же самое.
   — Перестань! — прорычал он, когда она снова обвилась вокруг него.
   — Я ничего не делаю. — В ответ на его скептический взгляд она лениво улыбнулась. — Во всяком случае, не нарочно. Это иногда случается. Вот как сейчас. Я не могу ничего поделать. Просто мое тело не хочет тебя отпускать.
   Норт нежно ее поцеловал.
   Желудок Элизабет выбрал именно этот момент, чтобы недовольно заурчать.
   — Однако, миледи, у вас действительно разыгрался аппетит, — хмыкнул Норт.
   Она вздохнула:
   — Пожалуй. — Теперь она не стала возражать, когда он отстранился от нее и сел. Пока Норт поднимал с пола поднос и пристраивал его на кровати, Элизабет натянула на себя сорочку. Просунув голову в вырез, она обнаружила, что он наблюдает за ней с разочарованным видом. — Я не привыкла завтракать голой, — непреклонно заявила она, однако ее черты смягчились, когда он изобразил на лице жалобную гримасу. — А тем более сегодня.
   Он ухмыльнулся:
   — Ну что ж, придется потерпеть до завтра.
   — Клоун.
   — Возможно. Дай мне мою рубашку.
   Смеясь, Элизабет скомкала его ночное одеяние и запустила им в голову Норта. Он быстро натянул его, и они с жадностью набросились на еду.
   — Я подумала, — задумчиво проговорила Элизабет, взяв с тарелки очередной ломтик поджаристой, хотя и успевшей остыть ветчины, — что, пожалуй, не стоит говорить моему отцу о присутствии полковника на нашей свадьбе.
   — Да?
   Неопределенный ответ Нортхэма заставил Элизабет пояснить:
   — Дело в том, что они недолюбливают друг друга. Отец будет недоволен, и это может осложнить наш визит.
   — Тогда я не стану упоминать об этом.
   — Спасибо. — Встретив пристальный взгляд Норта, Элизабет поняла, что ей не удалось скрыть от него свое облегчение. — В чем дело? — спросила она.
   — Ты ведь вообще не хотела, чтобы полковник был на нашей свадьбе, верно?
   Элизабет удивила не столько его проницательность, сколько то, что он решился задать ей этот вопрос. — Да, не хотела, — сказала она после секундной заминки, положив на тарелку недоеденный кусочек. — Но не по той причине, о которой ты подумал.
   — А что я подумал?
   — Что я не испытываю к нему той же привязанности, какую он питает ко мне. Это совсем не так. Я очень люблю полковника. Просто…
   — Просто? — Не дождавшись продолжения, Норт заговорил сам: — Только не уверяй меня, будто ты, зная, что ему трудно путешествовать, решила его пожалеть. Сначала я и правда так подумал, но теперь очень рад, что Саут проявил мудрость и отправил полковнику приглашение, предоставив ему возможность самому решать, как ему поступить.
   — Ты уверен, что это Саут его пригласил?
   — Конечно. — Он помедлил и неуверенно произнес: — Кому же еще это могло понадобиться?
   Несколько мгновений Элизабет молча смотрела на него, потом опустила голову. Напрасно она подняла этот вопрос. Теперь он от нее не отстанет, как гончая, почуявшая запах лисы.
   — Он отлично держится. Это кресло на колесах гораздо удобнее того, каким он пользовался раньше.
   Нортхэму не слишком понравилось, что она сменила тему, но он не стал указывать ей на это.
   — Мне кажется, полковник предпочитает костыли. Кресло для него как символ поражения.
   — Да, верно. Я как-то не подумала. Похоже, за эти годы ты узнал его лучше, чем я, — задумчиво проговорила она. В ее голосе он услышал печаль.
   — Ну, теперь, когда мы поженились, это легко исправить. У меня есть причины регулярно посещать Блэквуда. Надеюсь, ты составишь мне компанию?
   — Неплохо бы, — кивнула Элизабет Почувствовав, что ее словам не хватает энтузиазма, она попыталась снова: — Очень мило с твоей стороны предложить мне это. — Проигнорировав его пристальный изучающий взгляд, она поспешно продолжила: — Я заметила, что ты вчера провел много времени в его обществе.
   — Странно, — удивился он. — Я как раз собирался сказать, что сделал прямо противоположное наблюдение относительно тебя и Блэквуда. Мне показалось, будто ты его избегаешь.
   — Тебе показалось.
   — Наверное, правильнее было бы сказать, что ты старалась не оставаться с ним наедине.
   — Формулировка не имеет значения. В любом случае ты ошибаешься.
   Норт был уверен, что не ошибается, но спорить не стал.
   — По-моему, он огорчился, что ему не удалось самому выдать тебя замуж.
   Элизабет резко отложила вилку и холодно изрекла:
   — Представляю, какое трогательное зрелище мы бы с ним представляли: он в кресле и я с моей хромотой.
   Норт отшатнулся как от удара. Несколько секунд он, замерев, сверлил ее взглядом. Лицо его побледнело, а в глазах появился ледяной блеск. Отставив свою тарелку, он передвинулся к краю постели и встал на пол.
   — Надеюсь, ты меня извинишь?
   Пальцы Элизабет судорожно вцепились в простыню, а во рту стало так сухо, что она не могла произнести ни звука, хотя чувствовала, что Норт ждет ответа. Она беспомощно наблюдала, как он поднял брюки и, надев их, заправил за пояс подол ночной рубашки. Затем быстро натянул носки, обулся и причесался, воспользовавшись своей пятерней. Он не стал тратить время на то, чтобы надеть сюртук, а просто перебросил его через плечо. Дверь тихо закрылась за ним, но Элизабет показалось, что он захлопнул ее изо всех сил.
   Поездка в Роузмонт протекала преимущественно в молчании. Они сидели рядом, но не касались друг друга. Элизабет подозревала, что Норт выбрал такое положение как наименьшее из двух зол. Должно быть, не хотел сидеть напротив и лицезреть ее каждый раз, когда его взгляд отрывался от окна. Жаль, что он отправил свою кобылу в Хэмптон-Кросс со своим конюхом. Ехал бы сейчас верхом в гордом одиночестве, предоставив ей зализывать свои раны в уединении кареты.
   Элизабет с хмурым видом без конца разглаживала на коленях бледно-розовое муслиновое платье, и Норт наконец не выдержал и раздраженно пробурчал:
   — Перестань, ради Бога! Сядь на свои руки, если не можешь не суетиться. С тех пор как мы выехали из гостиницы, ты уже в четвертый раз утюжишь свою юбку. Там уже не осталось ни одной морщинки, заслуживающей внимания.
   Пальцы Элизабет замерли, и она поспешно отвернулась к окну. Окрестности расплывались у нее перед глазами, и скорость кареты была не единственной тому причиной. Она поклялась себе, что не позволит пролиться ни одной слезинке.
   Спустя некоторое время Нортхэм вздохнул:
   — Ты была очень жестока, Элизабет. И не только по отношению к полковнику, но и к себе. — Краем глаза он увидел, как она кивнула. — Видишь ли, я очень привязан к нему. Я любил своего отца, но полковник мне ближе. Я восхищаюсь им, уважаю его, и когда ты…
   — Я понимаю, — еле слышно отозвалась она. — Я… я тоже его люблю.
   Норт помолчал, надеясь, что она скажет что-нибудь еще. Но не дождавшись ответа, он вытащил из кармана носовой платок и вложил его ей в руку. Элизабет молча приняла его и сжала в комок, продолжая смотреть в окно. Она держала платок так долго, что Норт решил, что ошибся и она вовсе не собирается плакать.
   — Ты так ничего и не скажешь?
   Элизабет покачала головой. Этого движения оказалось достаточно, чтобы слезы выкатились из ее глаз и заструились по щекам. Она подняла смятый платок и нетерпеливо смахнула их.
   «Бедная моя девочка, -печально подумал Нортхэм. — Как же я смогу тебя понять?»
   Роузмонт оказался величественным зданием, хотя и уступал по размерам Баттенберну. Предки Пенроузов ценили элегантность и стиль, и дом отличался изысканной простотой, свойственной многим загородным дворцам английской знати. Норта поразило сходство этого дома с Хэмптон-Кроссом.