Гудмэн Джо. Буду твоим единственным

   — А как насчет остальных? — с любопытством спросила баронесса, удобнее устраиваясь на диванчике. По сравнению с полусонной Элизабет она казалась удивительно бодрой, как будто и не провела целый день, выполняя обязанности хозяйки грандиозного приема. — По-моему, лорд Саутертон просто красавчик. — Она кокетливо захлопала ресницами и принялась обмахиваться веером с таким видом, словно ее бросило в жар. — Ты так не считаешь?
   — Я провела в его компании слишком мало времени, что бы составить хоть какое-то мнение.
   — При чем здесь время? — удивилась баронесса. — Достаточно было только один раз взглянуть на него. — Она улыбнулась и жеманно добавила: — Если, конечно, твои мысли не были заняты графом в большей степени, чем ты пытаешься меня убедить.
   — Ты меня сватаешь или имеешь собственные виды на виконта?
   — Ба! Ни то и ни другое. Как тебе не стыдно даже предполагать такое! Что касается первого, то ты сопротивляешься всяким усилиям в этом направлении. А что до последнего, то каждый знает, как я предана моему дорогому мужу.
   Элизабет подумала, что она-то не «каждый», но придержала язык из опасения в очередной раз задеть чувства баронессы.
   — А маркиз Истлин? Он тебе тоже понравился?
   — Господи, конечно! У тебя есть какие-нибудь возражения?
   — Да нет, — сухо ответила Элизабет. — Ты знала, что все они окончили Хэмбрик-Холл?
   — Ты хочешь сказать, что Саутертон и Истлин тоже там учились? И мистер Марчмен? Вот, значит, где они подружились… Я слышала, что они знакомы, но не более того. Впрочем, все представители высшего света так или иначе связаны между собой. Да и куда нам деться друг от друга? Разве что сбежать в колонии? — Она картинно содрогнулась.
   — Едва ли они по-прежнему именуют себя колониями.
   — Баронесса пренебрежительно отмахнулась.
   — Кстати, что тебе известно о невесте Истлина?
   — Я даже не знала, что он обручен.
   — Пока еще нет. Но, по слухам, это дело решенное.
   — Это означало, что если помолвка и существует, то только в головах и на языках сплетниц.
   — Интересно, а сам-то он знает, что у него есть невеста?
   Помещичий дом в Баттенберне представлял собой внушительное каменное строение, главная башня которого была воздвигнута еще во времена Генриха VIII. Высокие башни и зубчатые парапеты стен придавали замку сходство с неприступной крепостью, но внутри было на удивление уютно и обстановка располагала к комфорту и неге. И хотя лабиринт коридоров и лестниц мог озадачить самого Тезея, преследующего Минотавра, гостей Баттенберна очаровывала и интриговала история дома, когда-то служившего приютом для опальных придворных. Не единожды королевская полиция, посланная в Баттенберн, дабы арестовать впавшего в немилость вельможу, обнаруживала, что тот бесследно исчез. Хитросплетение потайных ходов давало убежище графам, маркизам, баронам и даже герцогам на протяжении двух с половиной столетий.
   Нортхэм и Истлин дружно обернулись, когда дверь в спальню графа приоткрылась. В образовавшейся щели мигнул огонек свечи, и в комнату шагнула темная фигура. Виконт Саутертон — а это был он — неуверенно огляделся и облегченно вздохнул, когда его взгляд остановился на обитателях комнаты.
   — Слава тебе, Господи, — с чувством произнес он, притворив за собой дверь, и поставил подсвечник на тумбочку у двери. — Я уже отчаялся вас найти. А поскольку еще неизвестно, сумею ли я найти дорогу назад, то, возможно, мне придется здесь заночевать. Чья это комната? Твоя, Ист?
   — Моя, — отозвался Нортхэм, сделав приглашающий жест, и указал виконту на кресло-качалку, стоявшее возле кровати. — Ист сам только что меня разыскал.
   — Но я предусмотрительно разбросал крошки, чтобы найти дорогу обратно, — хмыкнул маркиз, с удобством расположившийся на мягком сиденье у окна.
   — Ага, а я накапал воска, — пошутил Саутертон, с ленивой грацией опустившись в кресло, так что его длинная фигура скорее полулежала, чем сидела. Отбросив со лба волосы, он поочередно посмотрел на приятелей. — Уэст уехал?
   — Уж несколько часов как отбыл, — сообщил Нортхэм. — По поручению полковника.
   Саутертон кивнул, нисколько не удивившись.
   — Я догадывался, что он неспроста тут объявился. Подобные развлечения не в его вкусе. Ты что, привез ему послание от Блэквуда?
   — Да.
   Ни виконт, ни маркиз не спросили, в чем заключалось поручение полковника. Даже если Нортхэм и был в курсе дела, он не сказал бы им больше, чем диктовала необходимость. Таков был принцип полковника Блэквуда. Не сговариваясь, приятели оставили тему, связанную с внезапным отъездом Марчмена.
   Маркиз поднял стакан с виски, который пристроил на узком подоконнике, и поднес его к губам.
   — Как успехи с новой знакомой, Норт? Между прочим, мы заключили на тебя пари.
   Нортхэм недовольно скривился, но его приятелей это ничуть не обескуражило.
   — Только слепой мог не заметить ваши манипуляции с деньгами. И каковы ставки?
   — По соверену с носа, — охотно сообщил Саутертон. — Ист держит банк.
   — Вот как? — сухо проговорил Нортхэм. — И вы решились доверить ему такую сумму?
   Виконт смерил Истлина подозрительным взглядом, но тот только отмахнулся, не снизойдя до ответа.
   — Так получилось. — Саутертон снова повернулся к Нортхэму. — Значит, ты утащил ее на берег, чтобы она не видела, как мы заключаем пари?
   — Почему же еще? — Граф огляделся в поисках своего виски и обнаружил его на каминной полке. Поднявшись с кресла, он взял стакан и небрежно прислонился к камину. — И надолго вы сюда пожаловали?
   Саутертон, задумчиво созерцавший графин и пустой стакан на серебряном подносе, стоявшем в изножье кровати, удивленно поднял брови.
   — А в чем дело? — спросил он. — Я приехал на две недели. Ты хочешь, чтобы я уехал раньше?
   Нортхэм отрицательно покачал головой в ответ на его вопросительный взгляд.
   — Мне придется уехать в пятницу, — вступил в разговор Истлин. — Завтра же скажу об этом хозяевам. Оказывается, я попал в переделку, из которой нужно срочно выпутываться.
   Уголки рта Нортхэма приподнялись.
   — Это как-то связано с твоей невестой?
   Маркиз бросил на него кислый взгляд и, вздохнув, прижал ко лбу прохладный хрустальный стакан. Этот жест, красноречиво свидетельствовавший о степени его расстройства, оказал на его друзей неожиданное действие. Они расхохотались.
   — Не вижу ничего смешного, — проворчал Истлин. — У меня нет невесты. И никогда не было. Я не имею ни малейшего желания связывать себя узами брака. — Он произнес это как клятву, с теми же торжественными интонациями, с какими они декламировали латинские стихи в Хэмбрик-Холле. — Хотел бы я знать, кто распустил эти слухи.
   Нортхэм и Саутертон хором откликнулись:
   — Марчмен.
   — Ха! Никогда не поверю. — Маркиз опустил стакан. — Уэст, может, и не прочь досадить мне лично, но он не настолько жесток, чтобы втягивать в наши разборки посторонних. А в данном случае пострадает третье лицо. — Он посмотрел на друзей и убедился, что они перестали веселиться. — Боюсь, леди София услышит о нашей помолвке раньше, чем я успею заверить ее, что все это нелепые выдумки, и будет ждать от меня предложения. Хуже того, возможно, она уже нашла священника для брачной церемонии. Дьявольская ситуация! С одной стороны, я не хотел бы угодить в ловушку, а с другой — ни одна девушка, даже такая нудная, как леди София, не заслуживает подобного обращения.
   Саутертон кивнул:
   — Пожалуй, ты прав.
   Нортхэм добавил:
   — Вообще-то Уэст просил предупредить тебя, что ходят такие слухи. Но, кажется, нас опередили.
   — Леди Кэролайн отвела меня в сторонку якобы для того, чтобы расспросить о моей помолвке. Я сказал «якобы», по-скольку ее больше интересовало, где находится моя спальня.
   — Ну и как? Ты отклонил или принял ее авансы? — ухмыльнулся Саут.
   — Отклонил. — Истлин пожал плечами — Пришлось. Я сам не знал, как туда добраться. Кажется, меня разместили в восточном крыле на северной стороне Или наоборот Я так и не понял, просто стараюсь держаться по левую сторону от внутреннего дворика, в надежде увидеть что-нибудь знакомое. — Он глотнул виски. — В любом случае мне придется хранить целомудрие, пока все эти болтуны не поймут, что никакой помолвки не было. Это самое меньшее, что заслуживает леди София.
   — А как отнеслась к этому миссис Сойер? — полюбопытствовал Нортхэм, имея в виду любовницу маркиза. — Она-то не возражает?
   Истлин снова прижал стакан ко лбу, ощутив очередной приступ головной боли.
   — Мои отношения с этой дамой уже двадцать дней как закончились. — Он поднес стакан к губам и проглотил остатки виски. — Кстати, мне только что пришло в голову, что все эти слухи могут исходить именно от нее.
   Очевидно, та же мысль посетила и остальных. Они воздержались от комментариев, но Истлин знал, что может рассчитывать на их поддержку. Миссис Сойер никогда не пользовалась симпатией у его друзей.
   Маркиз кивнул, давая понять, что правильно истолковал их молчание. Поднявшись со своего удобного места у окна, он подошел к буфету и вновь наполнил свой стакан. Затем поднял графин и вопросительно посмотрел по очереди на своих приятелей. Саутертон принял его безмолвное предложение, а Нортхэм отклонил.
   — Между прочим, — заметил Истлин, протянув стакан виконту, — Норту удалось уклониться от обсуждения леди Элизабет.
   — Еще бы! Он не знает себе равных по уверткам, — хмыкнул Саутертон. — Думаю, его матушка со мной согласится.
   — Вообще-то это изречение принадлежит моей матери, — заявил Нортхэм с невозмутимым видом.
   Саута это весьма порадовало.
   — Неужели? В таком случае я с ней согласен.
   Нортхэм вздохнул, когда Истлин засмеялся, поощряя глупые шутки виконта.
   — Леди Элизабет куда более темпераментна, чем кажется на первый взгляд, и куда менее жизнерадостна, чем хотела бы казаться.
   Истлин снова устроился у окна.
   — И что это должно означать?
   — Только то, что я сказал, — ответил Нортхэм. — И вообще мне не хотелось бы ее обсуждать.
   Истлин и Саутертон многозначительно переглянулись. Нортхэм вытянул указательный палец и ткнул им в каждого из них поочередно.
   — Прошу принять это к сведению!
   Приятели дружно кивнули, расплывшись в хитрых ухмылках.
   Закатив глаза, граф позволил себе еще одно, последнее замечание:
   — Она ясно дала понять, что не нуждается во мне, даже если бы меня преподнесли ей на блюдечке.
   Барон Баттенберн проскользнул в дверь, ведущую в комнату жены. Он все еще был в элегантном вечернем костюме — во фраке со скругленными фалдами, сером жилете в полоску, белой сорочке с высоким воротничком, острые уголки которого врезались в подбородок, и черных брюках со штрипками. Только слегка помявшийся галстук свидетельствовал о долгих часах, проведенных за карточным столом. Крахмальные складки уже не радовали глаз той пышностью, какой отличались перед обедом, и хранили зримые отпечатки пальцев, теребивших их во время игры.
   Приветливая улыбка Луизы несколько померкла, когда она оценила состояние его галстука.
   — Сколько ты проиграл, Баттенберн?
   Несмотря на это далеко не благосклонное приветствие, Харрисон Эдмунде, достопочтенный лорд Баттенберн, проследовал через всю комнату и запечатлел почтительный поцелуй на круглой щеке своей супруги. И только отступив назад, он заметил Элизабет Пенроуз, свернувшуюся клубочком в глубоком кресле с подголовником.
   — Нервишки шалят? — сочувственно спросил он.
   — Нет, милорд, — отозвалась Элизабет, не покривив душой. Если ее что-то и беспокоило, так это ноющая боль в бедре и пояснице. Подумать только, в кого она превратилась! В настоящую развалину. Она отвела глаза, опасаясь, что потеряет самообладание и проявит унизительную слабость в присутствии барона.
   — Оставь ее, Харрисон, — вмешалась Луиза. — Либби переутомилась. Это был длинный день. Для всех нас.
   Барон покаянно улыбнулся, но жена не ответила на его улыбку. Ее полные губы сложились в несвойственную им прямую линию.
   — Пятьсот фунтов, — признался он. — И почти все Саутертону. Я надеялся, что смогу отыграться, когда он встал из-за стола, но не тут-то было.
   Элизабет заметила выражение облегчения, мелькнувшее на лице баронессы. Похоже, проигрыш не превышал той суммы, которая могла бы нанести значительный урон благосостоянию семьи.
   — Выходит, Саутертон опытный картежник, — сказала Луиза, оживившись. — И что, он получает удовольствие от игры?
   Баттенберн одернул рукава фрака.
   — Я бы не назвал его опытным. Он скорее везучий. По-моему, он просто убивал время за картами, хотя, подозреваю, что у него был для этого тайный мотив.
   — Мотив? Ради Бога, какой?
   — Желание отделаться от леди Пауэлл. Она весь вечер просто из кожи вон лезла, чтобы привлечь его внимание. Не удивлюсь, если она сидит сейчас у себя в комнате и строит планы, как бы заполучить его в свое полное распоряжение.
   Брови Луизы поползли вверх:
   — Ах вот как! Что ж, леди Пауэлл довольно привлекательная дама и остроумная собеседница. К тому же она вдова и не собирается в ближайшее время вновь терять свою свободу. Не понимаю, что не устраивает Саутертона?
   — Вероятно, то, что она буквально вешается на него, — сухо проговорила Элизабет. — Я опасалась, что она повалит его на пол, когда он вошел в бальный зал.
   Луиза посмотрела на мужа, ожидая подтверждения. Она опоздала к началу мероприятия из-за сломавшейся застежки бриллиантового ожерелья. Потребовалось целых десять минут, чтобы горничная привела ее в порядок, и теперь баронесса переживала из-за того, что вполне могла пропустить что-то интересное.
   — В таком случае я буду с нетерпением ждать утра, — решила она. — Интересно, кто из них одержит верх? Боюсь только, как бы леди Пауэлл не получила увечье завтра на охоте. Она с трудом держится в седле и, не дай Бог, свалится с лошади. Пожалуй, мне следует поговорить с ней — конфиденциально, конечно. В таких делах требуется особая тонкость.
   — Не уверен, что она обрадуется твоему вмешательству, — возразил Харрисон. — Хотя в таких делах ты разбираешься лучше меня, думаю, стоит подождать и посмотреть, как будут развиваться события, прежде чем соваться с советами. А пока нам всем следует молиться, чтобы завтрашняя охота закончилась без происшествий.
   Баронесса не смогла скрыть своего разочарования.
   — Ты же знаешь, как я люблю играть роль сводницы. Нет ничего приятней, чем сознавать, что ты поспособствовал чьему-то счастью. Как еще может раскрыться истинная сущность человека, как не через любовь?
   — Или похоть, — буркнул Харрисон себе под нос.
   Элизабет опустила взгляд и крепко сцепила пальцы.
   — Как тебе не совестно говорить такие вещи! — одернула его Луиза. — Смотри, Либби просто сгорает от стыда.
   Барон перевел взгляд ясных голубых глаз на Элизабет, сидевшую в кресле с опущенной головой.
   — Примите мои искренние извинения, леди Элизабет, если я шокировал вас своей прямотой. Но я всегда считал, что нужно называть вещи своими именами. Баронесса вздохнула.
   — Разве так извиняются? — проворчала она. — Я пыталась уговорить дорогую Элизабет вплотную заняться Нортхэмом. Но боюсь, ты свел на нет все мои усилия.
   Элизабет вскочила со своего кресла так резко, что боль пронзила ее тело, и она едва устояла на ногах.
   — Прошу извинить меня, но я хотела бы уйти к себе. Мне надо отдохнуть.
   Барон тут же поднялся.
   — Конечно. Проводить тебя до твоей комнаты?
   Она покачала головой и слабо улыбнулась:
   — Спасибо, не стоит беспокоиться. Не забывайте, я знаю дорогу. — Поначалу дом казался ей таким же лабиринтом, как и многим из гостей, но она часто гостила в Баттенберне, иногда даже в отсутствие барона и баронессы, и теперь, прекрасно освоившись в хитросплетении коридоров, могла найти дорогу даже в темноте. Это было своего рода достижение, и когда она продемонстрировала его хозяевам, те в один голос заявили, что она прошла обряд посвящения.
   — Пусть идет, — кивнула Луиза мужу. — Это был тяжелый день для бедняжки, не говоря уже о неожиданном внимании со стороны Нортхэма. По-моему, оно пришлось ей совсем не по вкусу. Кстати, он заявил, что у нее нет таланта к рисованию.
   — Да что ты говоришь? — удивился барон.
   Элизабет выскользнула из комнаты, не дожидаясь, пока баронесса начнет излагать мужу все подробности.
   Когда Нортхэм вышел из своей комнаты, в доме царила тишина. Слуги еще не поднялись со своих постелей, чтобы начать приготовления к очередному дню празднеств. Судя по тому немногому, что он успел увидеть, барон и баронесса были требовательными и внимательными хозяевами. Не было ни одного гостя, не получившего должного внимания, ни одного каприза, оставшегося неудовлетворенным. Нортхэм слышал, как леди Армитидж посетовала, что ей не нравится цветочное оформление ее комнаты. Вскоре после этого он увидел горничную, прошмыгнувшую на заднюю лестницу с охапкой роз, а позже, когда леди Армитидж заметила, что теперь се комната похожа на цветущий сад, понял, что цветы предназначались ей.
   Впрочем, барон с баронессой мало походили на людей, которые стали бы вникать в подобные мелочи. Скорее всего этим занималась Элизабет, что заставляло задуматься об отношениях, связывавших дочь графа Роузмонта с четой Баттенбернов. Эта ситуация настолько озадачивала полковника Блэквуда, что в конце концов он не выдержал и поручил Нортхэму в ней разобраться. Пожалуй, это было самое деликатное из всех поручений полковника и, как оказалось, не лишенное даже некоторой приятности. Без этой строптивой девицы, пожалуй, было бы скучновато.
   Добравшись до главной лестницы, Нортхэм с опаской обошел кадки с папоротниками, стоявшие возле перил по обе стороны от лестницы. Он содрогнулся, представив себе, какой грохот вызвало бы их падение на паркетный пол внизу, Подняв свечу, он нащупал ногой первую ступеньку и двинулся вниз по ковровой дорожке. Днем, когда он проявил интерес к библиотеке барона, ему показали, где она находится, и теперь он без труда нашел дорогу. Повернув ручку, он открыл дверь и заморгал, ослепленный светом лампы. Прошло несколько секунд, прежде чем граф разглядел фигуру, сидевшую в кресле барона за пределами светового круга.
   — Леди Элизабет, — чопорно произнес он. Убаюканный царившей в доме тишиной, он не ожидал, что в библиотеке кто-то есть, и теперь слегка растерялся. — Простите, я не знал, что здесь занято.
   Брови Элизабет приподнялись. У нее возникло ощущение, что перед ней не столько извиняются, сколько упрекают в том, что она оказалась там, где ей быть не следует. Отложив перо, она плотнее запахнула на груди зеленую шаль, хотя ее ночная рубашка была не более откровенной, чем платье, которое она надевала на музыкальный вечер. К чести Нортхэма, его глаза не отрывались от ее лица.
   — Вам что-нибудь нужно? — осведомилась она любезным тоном.
   Нортхэм стоял в дверях, не делая попыток войти в комнату.
   — Да вот… хотел что-нибудь почитать на сон грядущий.
   — В таком случае очень удачно, что вы забрели в библиотеку.
   — Удача здесь ни при чем, — заверил он ее. — Я сюда и направлялся.
   Элизабет промолчала, не скрывая своего скептицизма. Взгляд Нортхэма упал на перо и лист бумаги, лежавшие перед ней.
   — Письмо полковнику? — Она кивнула. — Вам не кажется, что уже довольно поздно, чтобы сочинять послания?
   — Мне следовало сделать это несколько месяцев назад, как вы совершенно справедливо заметили сегодня днем.
   Он не стал поправлять ее, уверенный, что она сознательно исказила смысл его вопроса.
   — Я вам не помешаю, если поищу себе книгу?
   Элизабет сделала широкий жест рукой, видимо, означавший, что он может делать все, что угодно. Однако не вернулась к письму, предпочитая наблюдать за ним.
   — Вы хотели бы что-нибудь определенное?
   — «Законы народонаселения» Мальтуса, — ответил Нортхэм. — Мне показалось, что я видел здесь эту книгу.
   — Вы уверены? Если вам требуется средство от бессонницы, я бы порекомендовала горячее молоко. — Он громко рассмеялся, напомнив Элизабет, каким приятным может быть мужской смех. Она даже пожалела, что недостаточно остроумна, чтобы заставить его смеяться чаще. — Вон там, справа от вас. На верхней полке.
   Указательный палец Нортхэма скользнул по корешкам с золотым тиснением. Внезапно он остановился и поднял свечу выше. В желтоватом пламени цвет кожаных переплетов казался более насыщенным и глубоким.
   — О, — заинтересованно протянул он, — это еще что такое? — Он снял с полки книгу и усмехнулся, разглядывая обложку. — «Замок Рэкрент», — прочитал он вслух. — Готический роман. — Он посмотрел на корешок, где было указано имя автора. — Мария Эджуорт. Наверняка псевдоним. Едва ли кто-нибудь в здравом уме признается в авторстве готического романа.
   — Вы несправедливы. Это очень увлекательная книга.
   Нортхэм, улыбнувшись, скептически выгнул бровь. Прядь светлых волос упала ему на лоб, сияя в пламени свечи.
   — Неужели? — произнес он насмешливо — Она ваша?
   — Нет, баронессы, — отозвалась Элизабет равнодушным тоном. — Но я ее прочитала. И потому могу судить о ее содержании. Вы же беретесь судить о том, чего не знаете.
   — Хорошо сказано, миледи. — Он сунул томик под мышку и продолжил поиски. — А, вот она.
   Поставив свечу на стол, Нортхэм снял с полки сборник творений Мальтуса и пролистал его, чтобы убедиться, что это то, что он искал. Затем сунул книгу туда, где уже находился готический роман.
   Элизабет позабавило, что он решил прихватить с собой «Замок Рэкрент» лишь по той причине, что ей удалось задеть его, упрекнув в косности мышления. Светская молодежь увлекалась либеральными идеями, и граф Нортхэм, хотя, по словам баронессы, ему уже исполнилось тридцать два года, наверняка относил себя к этой категории.
   Улыбнувшись, она откинулась в кресле, обнаружив, что теперь, когда граф закончил свои дела, ей стало легче дышать. Она даже не отдавала себе отчета, насколько неловко чувствует себя в его присутствии, пока он не собрался уходить.
   Однако Нортхэм, вместо того чтобы направиться к двери, подошел к столу орехового дерева, за которым она сидела.
   — Могу я попросить вас передать мои наилучшие пожелания полковнику?
   — Конечно, — пожала плечами Элизабет, даже не сделав попытки взять в руки перо.
   — Может, мне подождать, пока вы закончите письмо, и проводить вас в вашу комнату?
   Это было последнее, чего она хотела.
   — Не стоит В этом доме я ориентируюсь гораздо лучше, чем вы.
   — В таком случае, может, вы проводите меня?
   Элизабет покачала головой:
   — Боюсь, нас могут неправильно понять, милорд. Вы одеты надлежащим образом, — граф все еще был облачен в вечерний костюм, — а вот обо мне этого никак не скажешь.
   Она замолчала, не желая привлекать внимания к своему ночному туалету, и инстинктивно стянула на груди концы шали.
   — Пожалуй, — согласился Нортхэм, однако почему-то не спешил уходить. Ему нравилось смотреть на Элизабет, на безупречную линию ее лба, изящный изгиб щеки и четкий рисунок рта. Но больше всего ему нравились ее глаза. Миндалевидные и почти такого же цвета, как золотисто-каштановые волосы, они приковывали его взгляд — если, конечно, не позволять ему опускаться ниже скромного выреза ее ночной рубашки и не задумываться о том, что скрывается под ней. — Кстати, вы не составите мне компанию завтра на охоте?
   Элизабет, не ожидавшая ничего подобного, растерянно заморгала. Наконец она вежливо произнесла:
   — Я польщена оказанной мне честью, но…
   — Ради Бога, леди Элизабет, это приглашение на прогулку, а не предложение руки и сердца.
   Если бы Элизабет стояла, то, наверное, отступила бы на шаг. Но поскольку она сидела, насмешливый тон Нортхэма буквально пригвоздил ее к креслу. Это был один из тех случаев, когда Элизабет вспоминала, что она истинная дочь графа Роузмонта.
   — Мне следовало бы принять ваше предложение, — начала она, — хотя бы для того, чтобы заставить вас пожалеть о нем. Но я откажусь — и не потому, что вы недостойны моего общества, а потому, что я недостойна вашего внимания. Видите ли, у меня не больше талантов к верховой езде, чем к рисованию. И потому, милорд, я вынуждена отклонить ваше любезное приглашение.
   — Какая прекрасная отповедь! — восхитился Нортхэм, словно не он был тем самым человеком, кому адресовалась тирада Элизабет.
   Он положил книги на стол и прислонился к нему бедром, скрестив на груди руки.
   — Уверяю вас, я ни в коем случае не стану сожалеть о своем приглашении, ибо нахожу ваше общество удивительно бодрящим и гораздо более занимательным, чем общество любой другой представительницы слабого пола из числа моих знакомых. — Он не дал ей вставить и слова, хотя видел, что она постепенно накаляется. — А что касается того, достойны вы или недостойны, то мне понятно ваше нежелание снизойти до моей скромной персоны. Хотя причина отказа, которую вы привели, не выдерживает никакой критики. Во-первых, ничуть не обиделись, когда я нелестно отозвался о ваших способностях к рисованию. Иначе вы не стали бы смеяться. А во-вторых, я случайно увидел, как вы возвращались верхом в замок, и, должен признаться, получил большое удовольствие. Кроме того, леди Баттенберн утверждает, что вы прекрасная наездница.
   — Вы говорили с ней обо мне? — недоверчиво спросила Элизабет.
   Нортхэм ничуть не смутился.
   — Просто баронесса, обнаружив мой интерес к вам, сочла нужным кое-что пояснить.