Страница:
— Ты что, даже не выглянул наружу, чтобы посмотреть на него? — удивился Истлин.
— Конечно, выглянул. Но я ожидал увидеть его внизу и потерял несколько драгоценных секунд, глядя не в том на правлении. Когда я сообразил что могут быть и другие варианты, было слишком поздно. В итоге мне удалось увидеть только ногу, свисавшую с козырька крыши, но и та быстро скрылась. Видимо, он перебрался на крыши соседних домов, прежде чем спуститься на улицу.
— Хорошо хоть у вас хватило ума не преследовать его, — заметила Элизабет. Придвинувшись к Норту, сидевшему рядом с ней на диване, она взяла его под руку, словно надеялась удержать, зная, что он не был бы так осторожен, оказавшись на месте Саутертона. — Вас могли убить.
— Не думаю, что его остановил страх перед смертью, — вставил Марчмен. — Скорее он боялся испортить свой новый костюм.
— Разумеется, — отозвался Саут, ничуть не задетый, и стряхнул воображаемую пылинку с рукава смокинга. — К тому же я понимал, что нужно срочно уносить ноги, и дверь куда больше подходила для моих целей, чем окно. Так что я по спешно ретировался, оставив все как было. К счастью, в коридоре никого не оказалось, и я вернулся в бальный зал по главной лестнице. Меня даже никто не хватился. Вот что я скажу тебе, Норт: нет ничего проще, чем быть вором.
Он прочистил горло, увидев, что все уставились на него с разинутыми ртами.
— Не считая, конечно, довольно рискованного способа бегства. Я имею в виду тот факт, что проникнуть в дом не представляет особой проблемы. Герцогиня не ограничивает свободу передвижения гостей. Элизабет сама могла в этом убедиться, когда ей понадобилось починить платье.
Все взгляды обратились на Элизабет.
— Лорд Эверхарт наступил на подол моей юбки и оторвал вышитую тесьму.
— Вот невежа, — заметил Истлин. — Жаль, меня там не было. Я бы вызвал его на дуэль.
Элизабет смерила его строгим взглядом.
— Прошу вас, Саут, продолжайте. Вы остановились на том, что все это было невероятно просто для вора.
— Ну, может, я слегка преувеличил, — снизошел до признания Саутертон. — Тем не менее это было достаточно просто для меня, а ведь у меня нет воровского опыта.
— Надеюсь, ты ничего не взял? — осведомился Норт.
— Нет, но не потому, что там нечего было брать. Сначала я подумал, что герцогиня крайне беспечно обращается со своими побрякушками, затем решил, что это своего рода ловушка. Но когда я обнаружил, что не один в комнате, то понял, что спугнул вора. Видимо, он нашел драгоценности и рылся в них.
Норт, почувствовав, как напряглась рука Элизабет, предположил, что его ждет взбучка если не за выходку Саута, то за то, что ее не поставили в известность о планах виконта.
— Он успел что-нибудь украсть?
— Ну, сначала я этого не знал. Естественно, не имея сколько-нибудь правдоподобного объяснения своему присутствию в ее спальне, я не мог прямиком направиться к герцогине и задать ей этот вопрос. Пришлось ждать. Ближе к полуночи бедная леди Норт начала жалобно вздыхать и Проситься домой, и я чуть не сломал голову, придумывая Неуклюжие оправдания, почему мы должны задержаться. На конец я заметил признаки явного возбуждения среди гостей, окружавших герцогиню, а спустя несколько минут слух о краже достиг моих ушей. Я тотчас проводил твою жену, Норт, к выходу и подошел к герцогине. Как я понял, пропало ожерелье из сапфиров и бриллиантов. Возможно, она ошиблась и пропало что-то другое, но одно несомненно — вор прихватил из комнаты ее светлости что-то достаточно ценное. — Саутертон поднял свой стакан с бренди и отсалютовал приятелям. — Итак, дело сделано, — заявил он, чрезвычайно довольный собой. — Норт больше не находится под подозрением, мы получили некоторое представление о внешности вора, и мне удалось проделать все это, не будучи пойманным. — Он обвел друзей проницательным взглядом. — А теперь признавайтесь, кто из вас ставил против меня?
Не говоря ни слова, все трое подались вперед и опустили монеты в стакан Саута.
Элизабет расчесывала волосы, когда Норт вошел в спальню.
— Ты отпустила горничную? — спросил он.
Она кивнула и посмотрела на него.
Норт казался усталым и слегка растрепанным. Ни то ни другое, однако, не умаляло его редкостной привлекательности. Крохотные морщинки в уголках глаз и рта только придавали его чертам большую выразительность.
— Представляю, каково тебе пришлось нынче вечером, — заметила Элизабет. — Я чувствовала, что ты отпускаешь меня с тяжелым сердцем, но заблуждалась насчет причин. Жаль, что ты не рассказал мне о намерениях Саута.
Норт забрал у нее щетку и принялся расчесывать ей волосы.
— И что бы ты сделала? — с любопытством спросил он, любуясь золотисто-каштановыми прядями.
— Признаться, я погорячилась, сказав, что могла бы посторожить в коридоре, чтобы предупредить Саута об опасности. Честно говоря, я едва ли вообще стала бы принимать в этом участие.
Отвернувшись от него, она сосредоточила все свое внимание на баночках и флаконах, стоящих на туалетном столике. Расставив их в идеальном порядке, она глубоко вздохнула, словно собираясь нырнуть в воду.
— Конечно, это была моя идея — разделить наши светские обязанности. Рано или поздно вор совершил бы кражу там, где тебя s тот момент не было. Не думаю, что Сауту следовало в это вмешиваться.
— Я тоже возражал против его затеи. Собственно, мы все были против. Но Саута невозможно переубедить.
— Все это могло плохо кончиться. — На секунду щетка замерла в руках Норт а, и он устремил пристальный взгляд на отражение Элизабет в зеркале. Она прижала ладони к деревянной поверхности столика, пытаясь унять дрожь в пальцах. Но она не смогла скрыть волнения, прозвучавшего в ее голосе: — С твоей стороны было несправедливо ничего не сказать мне. Ты не оставил мне выбора.
Норт, в последний раз проведя щеткой по ее волосам, положил ее на столик.
— Как и ты мне, — тихо произнес он и добавил после небольшой паузы: — «Ты не должен мне доверять».
Элизабет склонила голову и уставилась на свои руки, чтобы не встречаться с его взглядом.
— Вижу, ты не забыла, — сказал он.
Она покачала головой.
— Я всего лишь принял твои слова всерьез, Элизабет. — Он ласково погладил ее шею.
— Давай поедем в Хэмптон-Кросс, — прошептала она еле слышно. — Я хочу уехать из Лондона.
Глава 12
— Конечно, выглянул. Но я ожидал увидеть его внизу и потерял несколько драгоценных секунд, глядя не в том на правлении. Когда я сообразил что могут быть и другие варианты, было слишком поздно. В итоге мне удалось увидеть только ногу, свисавшую с козырька крыши, но и та быстро скрылась. Видимо, он перебрался на крыши соседних домов, прежде чем спуститься на улицу.
— Хорошо хоть у вас хватило ума не преследовать его, — заметила Элизабет. Придвинувшись к Норту, сидевшему рядом с ней на диване, она взяла его под руку, словно надеялась удержать, зная, что он не был бы так осторожен, оказавшись на месте Саутертона. — Вас могли убить.
— Не думаю, что его остановил страх перед смертью, — вставил Марчмен. — Скорее он боялся испортить свой новый костюм.
— Разумеется, — отозвался Саут, ничуть не задетый, и стряхнул воображаемую пылинку с рукава смокинга. — К тому же я понимал, что нужно срочно уносить ноги, и дверь куда больше подходила для моих целей, чем окно. Так что я по спешно ретировался, оставив все как было. К счастью, в коридоре никого не оказалось, и я вернулся в бальный зал по главной лестнице. Меня даже никто не хватился. Вот что я скажу тебе, Норт: нет ничего проще, чем быть вором.
Он прочистил горло, увидев, что все уставились на него с разинутыми ртами.
— Не считая, конечно, довольно рискованного способа бегства. Я имею в виду тот факт, что проникнуть в дом не представляет особой проблемы. Герцогиня не ограничивает свободу передвижения гостей. Элизабет сама могла в этом убедиться, когда ей понадобилось починить платье.
Все взгляды обратились на Элизабет.
— Лорд Эверхарт наступил на подол моей юбки и оторвал вышитую тесьму.
— Вот невежа, — заметил Истлин. — Жаль, меня там не было. Я бы вызвал его на дуэль.
Элизабет смерила его строгим взглядом.
— Прошу вас, Саут, продолжайте. Вы остановились на том, что все это было невероятно просто для вора.
— Ну, может, я слегка преувеличил, — снизошел до признания Саутертон. — Тем не менее это было достаточно просто для меня, а ведь у меня нет воровского опыта.
— Надеюсь, ты ничего не взял? — осведомился Норт.
— Нет, но не потому, что там нечего было брать. Сначала я подумал, что герцогиня крайне беспечно обращается со своими побрякушками, затем решил, что это своего рода ловушка. Но когда я обнаружил, что не один в комнате, то понял, что спугнул вора. Видимо, он нашел драгоценности и рылся в них.
Норт, почувствовав, как напряглась рука Элизабет, предположил, что его ждет взбучка если не за выходку Саута, то за то, что ее не поставили в известность о планах виконта.
— Он успел что-нибудь украсть?
— Ну, сначала я этого не знал. Естественно, не имея сколько-нибудь правдоподобного объяснения своему присутствию в ее спальне, я не мог прямиком направиться к герцогине и задать ей этот вопрос. Пришлось ждать. Ближе к полуночи бедная леди Норт начала жалобно вздыхать и Проситься домой, и я чуть не сломал голову, придумывая Неуклюжие оправдания, почему мы должны задержаться. На конец я заметил признаки явного возбуждения среди гостей, окружавших герцогиню, а спустя несколько минут слух о краже достиг моих ушей. Я тотчас проводил твою жену, Норт, к выходу и подошел к герцогине. Как я понял, пропало ожерелье из сапфиров и бриллиантов. Возможно, она ошиблась и пропало что-то другое, но одно несомненно — вор прихватил из комнаты ее светлости что-то достаточно ценное. — Саутертон поднял свой стакан с бренди и отсалютовал приятелям. — Итак, дело сделано, — заявил он, чрезвычайно довольный собой. — Норт больше не находится под подозрением, мы получили некоторое представление о внешности вора, и мне удалось проделать все это, не будучи пойманным. — Он обвел друзей проницательным взглядом. — А теперь признавайтесь, кто из вас ставил против меня?
Не говоря ни слова, все трое подались вперед и опустили монеты в стакан Саута.
Элизабет расчесывала волосы, когда Норт вошел в спальню.
— Ты отпустила горничную? — спросил он.
Она кивнула и посмотрела на него.
Норт казался усталым и слегка растрепанным. Ни то ни другое, однако, не умаляло его редкостной привлекательности. Крохотные морщинки в уголках глаз и рта только придавали его чертам большую выразительность.
— Представляю, каково тебе пришлось нынче вечером, — заметила Элизабет. — Я чувствовала, что ты отпускаешь меня с тяжелым сердцем, но заблуждалась насчет причин. Жаль, что ты не рассказал мне о намерениях Саута.
Норт забрал у нее щетку и принялся расчесывать ей волосы.
— И что бы ты сделала? — с любопытством спросил он, любуясь золотисто-каштановыми прядями.
— Признаться, я погорячилась, сказав, что могла бы посторожить в коридоре, чтобы предупредить Саута об опасности. Честно говоря, я едва ли вообще стала бы принимать в этом участие.
Отвернувшись от него, она сосредоточила все свое внимание на баночках и флаконах, стоящих на туалетном столике. Расставив их в идеальном порядке, она глубоко вздохнула, словно собираясь нырнуть в воду.
— Конечно, это была моя идея — разделить наши светские обязанности. Рано или поздно вор совершил бы кражу там, где тебя s тот момент не было. Не думаю, что Сауту следовало в это вмешиваться.
— Я тоже возражал против его затеи. Собственно, мы все были против. Но Саута невозможно переубедить.
— Все это могло плохо кончиться. — На секунду щетка замерла в руках Норт а, и он устремил пристальный взгляд на отражение Элизабет в зеркале. Она прижала ладони к деревянной поверхности столика, пытаясь унять дрожь в пальцах. Но она не смогла скрыть волнения, прозвучавшего в ее голосе: — С твоей стороны было несправедливо ничего не сказать мне. Ты не оставил мне выбора.
Норт, в последний раз проведя щеткой по ее волосам, положил ее на столик.
— Как и ты мне, — тихо произнес он и добавил после небольшой паузы: — «Ты не должен мне доверять».
Элизабет склонила голову и уставилась на свои руки, чтобы не встречаться с его взглядом.
— Вижу, ты не забыла, — сказал он.
Она покачала головой.
— Я всего лишь принял твои слова всерьез, Элизабет. — Он ласково погладил ее шею.
— Давай поедем в Хэмптон-Кросс, — прошептала она еле слышно. — Я хочу уехать из Лондона.
Глава 12
Норт перевел взгляд с отражения Элизабет на ее поникшую голову и убрал руки с ее плеч.
— Я ничего так не хочу, как отправиться в Хэмптон-Кросс. — Он почти физически ощутил ее облегчение при этих словах. — Но, к сожалению, не могу.
Элизабет резко вскинула голову.
— Но почему?! Ведь ты сам говорил, что нам следует… — Она недоуменно взглянула на него, когда он с непреклонным видом покачал головой. — Пожалуйста.
Это слово резануло Норта по сердцу. Ему было нестерпимо жаль, что он не может выполнить ее неожиданную просьбу.
— Есть дела, которые держат меня здесь.
— Поручение полковника. — То, что он не стал возражать, уже являлось достаточным подтверждением. — Должно быть, этот вор очень его интересует. — Норт снова промолчал, позволив Элизабет думать, что ей угодно. Она натянуто засмеялась. — А я-то считала, что это всего лишь игра, которой увлекся твой Компас-клуб… Я не понимала, что за этим стоит нечто большее… — Она замолчала, уронив руки на колени. — Но это ведь не игра, правда? — вдруг вновь заговорила она. — Не очередная шалость, затеянная четырьмя озорниками из Хэмбрик-Холла против Рыцарей? Боже, да вы что, и вправду решили поймать Джентльмена?
— Элизабет…
Его спокойный тон показался ей снисходительным, и она сжала кулаки.
— Утром я напишу письмо Блэквуду. Нет, я напишу ему сейчас.
Она решительно встала, и Норту пришлось отступить на шаг, но он удержал ее за локоть, когда она попыталась пройти мимо него.
Элизабет бросила выразительный взгляд на его пальцы, сжимавшие ее руку.
— Ты действительно хочешь остановить меня?
— Нет — если только ты не намерена тратить свое время на напрасные усилия. Я всего лишь хочу удостовериться, что ты понимаешь, как обстоят дела. Ты ничего не сможешь изменить.
— Посмотрим, — ответила она и, вырвав руку, вышла из комнаты.
Ответ полковника Блэквуда пришел спустя три дня с полуденной почтой. Он содержал подробные сведения о лошадях полковника и его планах по переоборудованию кабинета. Он также писал, что у них установилась прохладная погода, способствовавшая улучшению его здоровья, и рекомендовал Элизабет книги, которые, по его мнению, ей следовало прочитать. Далее в шутливом тоне он рассказывал о своих попытках заняться живописью. Завершалось послание пожеланиями здоровья ей и Норту и просьбой писать почаще.
В письме не было ни слова о Джентльмене и беспокойстве, которым поделилась с ним Элизабет, сообщив об участии ее мужа в этом деле.
Норт, к ее облегчению, не стал задавать никаких вопросов. Он знал что она получила письмо, и ее молчание лучше всяких слов говорило, что он был прав.
Войдя в дом, Элизабет избавилась от шляпки и накидки и стряхнула капли дождя с муфты из лисьего меха, прежде чем передать ее экономке.
— Мой муж дома? — осведомилась она.
Даже на ее взгляд, вопрос прозвучал чересчур требовательно. Но лишь она одна знала, в чем причина ее плохого настроения. Луиза была особенно придирчива этим утром. Даже Баттенберн не мог урезонить свою жену. Баронесса не желала считаться ни с чьим мнением, кроме собственного.
— Где мой муж? — снова спросила она. Голос ее на сей раз звучал не столь властно.
— В библиотеке, миледи. Просматривает письма, которые доставили полчаса назад. Он просил его не беспокоить.
— Ну ко мне это не относится, — заявила Элизабет, хотя не представляла, насколько это соответствует истине.
В последние дни Норт держался от нее на некотором расстоянии. Хорошие манеры не позволяли ему выходить за рамки вежливости, тем не менее Элизабет ощущала в его отношении к ней какую-то отчужденность. Ни разу с того дня, когда она отправилась писать письмо Блэквуду, он не выразил желания заняться с ней любовью. Элизабет чувствовала, что он отдаляется от нее — как она и предвидела! Но готовиться к чему-то и пережить это — совсем не одно и то же.
— Я буду в библиотеке, — заявила она экономке. — Принесите, пожалуйста, чай.
Элизабет тихо вошла в комнату. Норт сидел ссутулившись в своем любимом кресле. Он поднял глаза и коротко кивнул, но не сделал попытки встать. Писем, как отметила Элизабет, на столе не было. Вместо них на полированной столешнице красовался графин с бренди.
— Пьянствуете, милорд? — улыбнулась она.
— Слабая улыбка изогнула его губы.
— Угу. Ты имеешь что-нибудь против?
— Нет, ничего. Хотя, признаться, я к этому не привыкла. Я попросила миссис Уоллес принести сюда чай. Ты не возражаешь?
— Мне все равно, что ты будешь пить.
Судя по всему, настроение Норта мало чем отличалось от того, с чем ей пришлось столкнуться у Луизы.
Элизабет не была уверена, что у нее хватит выдержки и на него тоже.
— Могу я узнать, по какой причине ты пьешь в такое время дня? Миссис Уоллес что-то говорила о почте.
Норт кивнул.
— Марчмен прислал сообщение, что скончался его отец. Собственно, в этом нет ничего неожиданного, но такие вещи всегда выбивают из колеи. Старый хрыч оставил завещание, где признает Марчмена своим сыном, чего никогда не делал при жизни. Теперь Марчмен стал полноправным наследником. Иначе все досталось бы его младшему сводному брату.
Элизабет медленно опустилась в кресло.
— Выходит, мистер Марчмен… — Она задумалась. — Надо же, все вышло, как ты и предсказывал. В конечном итоге он все же получил свой титул.
Норт поднял бокал и посмотрел на нее слегка осоловелым взглядом.
— Вышел, так сказать, на нужное направление, если ты простишь мне этот каламбур.
Элизабет пропустила его реплику мимо ушей.
— Значит, теперь он герцог Вестфальский. Бедный Уэст. Не думаю, что он этого хотел.
— Никогда. — Норт допил виски и поставил стакан на поднос. — Уэст хотел от своего отца только одного. И это был вовсе не титул. — Он уперся руками в ручки кресла и с трудом поднялся на ноги. — Не хочешь выпить? Ах да, ты же просила подать чай. — Он подошел к камину, взял кочергу и поворошил поленья. — Нам придется почтить похороны своим присутствием.
— Конечно. — Элизабет удивилась, что он вообще заговорил об этом. На нее начал накатывать страх, и она прижала ладони к животу.
— Ну а потом… — Норт аккуратно прислонил кочергу к мраморной облицовке камина и повернулся к жене. Взгляд его несколько прояснился. — Если ты захочешь поехать в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, я все устрою.
— Я не… — В горле у нее образовался комок, мешавший говорить.
— Не думаю, что это вызовет пересуды, особенно если ты решилась навестить свою семью.
Элизабет с трудом сглотнула.
— Это из-за того, что я написала письмо полковнику? Миссис Уоллес сказала, что ты получил два письма. Одно из них от Блэквуда? — Она не выносила бренди, но сейчас не отказалась бы от глотка.
— Нет, не от полковника.
Норт сунул руку в карман и вытащил коричневый графинчик. Глядя на Элизабет, он лениво поиграл с пробкой, вытаскивая ее и снова вставляя. В комнате повисла тишина, нарушаемая только треском пламени. Заткнув пробку в последний раз, Норт осторожно, словно имел дело с тончайшим фарфором, поставил графинчик на каминную полку. Как он и ожидал, Элизабет не отрывала от него ошеломленного взгляда.
— Похоже, ты узнала его, — проговорил он без всякого выражения.
— Да.
— Впервые я увидел его в тот вечер, когда ты вернулась с приема, который давала герцогиня. Помнишь? Ты сидела за туалетным столиком, а я расчесывал твои волосы.
С тех пор прошло не больше недели, но казалось, что минула вечность. Элизабет чуть заметно кивнула. Ее мутило от страха, и она опасалась, что ее стошнит.
— Ты выстроила свои флакончики и баночки, словно оловянных солдатиков, по обе стороны от зеркала. Но этот графинчик слишком отличался от остальных Ты засунула его подальше, и я подумал: наверное, это потому, что он не такой красивый, как другие. Мне даже в голову не пришло поинтересоваться, что в нем. — Элизабет опустила голову. — Один Бог знает, как мне жаль, что я подумал об этом позже.
Стук в дверь нарушил повисшее в комнате тягостное молчание. Норт подошел к двери, поскольку Элизабет была не в силах пошевелиться. Он взял поднос у миссис Уоллес и отпустил ее, отказавшись от ее услуг.
Вручив чашку с чаем Элизабет, он вернулся в свое кресло.
— Письмо, которое я получил, было от аптекаря, — продолжил он. — Чистая формальность, по правде говоря. Я понял, что в этом сосуде, как только нашел его в платяном шкафу. Ты ведь там его обычно держишь?
Ее губы шевельнулись, артикулируя беззвучное «да».
— Я взял самую малость, чтобы отправить аптекарю. Не хотел лишать тебя этого снадобья. И вытащил его только сейчас, когда пришло письмо от мистера Гудолла. — Он в упор взглянул на жену. Лицо его было бледным, тон натянутым. — Ты не хочешь именно моего ребенка, Элизабет, или ребенка любого мужчины?
Элизабет вскинула голову. Странно, но ее глаза оставались сухими. Однако боль, притаившаяся за ними, была почти невыносимой.
— Я скажу это только один раз, милорд. Никакого другого мужчины нет и не будет.
Норт знал, что это правда, знал уже тогда, когда задавал свой вопрос. Но от этого ему не стало легче. Горечь, обида, разочарование, досада — все слилось в яростной вспышке, и он прошипел, глядя ей прямо в глаза:
— Значит, дело не в том, что ты боялась наградить меня ублюдком?
Элизабет просто смотрела на него, не говоря ни слова в свою защиту.
Рука Норта взметнулась, смахнув со стола бренди и стакан.
— Оставь! — рявкнул Норт, увидев, что жена его сделала попытку встать. Он помолчал и устало повторил: — Оставь.
От запаха впитавшегося в ковер бренди Элизабет стало дурно, и такое простое действие, как поднести чашку к губам, казалось ей сейчас непосильным.
— Значит, ты не хочешь иметь ребенка, — заключил Норт бесцветным тоном.
— Не хочу.
Удар был такой силы, что Норт даже удивился, что устоял на ногах.
— У меня как-то была любовница, которая пользовалась этим снадобьем. Она пропитывала им губку и вставляла ее внутрь себя. Ты делаешь то же самое?
— Да.
— Ну, конечно. Глупый вопрос. — Он скривил губы в насмешке над самим собой. — Даже не знаю, что тебе сказать. Наверное, я слишком пьян, чтобы справиться с этим.
— Мне стоит уехать.
Он кивнул:
— Пожалуй, так будет лучше.
Элизабет поставила чашку с блюдцем на поднос и встала. Она сделала неуверенный шаг в сторону Норта, но он поспешно отвернулся. Однако не это действие, а выражение его глаз заставило ее застыть на месте. Она прижала ко рту побелевшие пальцы, чтобы заглушить рыдание, и выскочила из комнаты.
Элизабет страшилась визита в дом Уэста, где должна была состояться панихида по его отцу. Ей казалось, что это событие приближает ее к тому моменту, когда Нортхэм укажет ей за дверь. Хотя он больше не упоминал о ее отъезде в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, Элизабет знала, что он не передумал. После стычки в библиотеке он почти не разговаривал с Ней и провел вторую половину дня и вечер в клубе, в компании Саутертона и Истлина. Там же, надо полагать, они встретились с новоиспеченным герцогом Вестфальским.
Норт пришел домой все в том же настроении — молчаливый и задумчивый. Элизабет вдруг обнаружила, что предпочитая бы, чтобы он вернулся, напившись в стельку и пропитавшись запахами продажной любви. Но он молча поставил коричневый флакон на ее туалетный столик и так же молча скрылся в гардеробной. Когда он, переодевшись на ночь, вышел оттуда и лег в постель, Элизабет притворилась спящей. Он сделал вид, что поверил ей.
На следующее утро под глазами Элизабет появились круги, а цвет лица Норта приобрел сероватый оттенок. Оба были одеты в черное, что полностью соответствовало как печальному событию, ожидавшему их, так и их собственному настроению. На Элизабет было платье из плотного бомбазина, а на Норте двубортный шерстяной сюртук. Похолодало, и им Пришлось надеть теплую одежду. Пальто Норта и подбитая мехом накидка Элизабет защищали их от ледяного дождя, но не могли прогнать холод из их сердец.
Полковник Блэквуд не присутствовал на церемонии прощания со старым герцогом, но появился в доме Уэста, когда Друзья собрались там после погребения. Элизабет следовало бы догадаться, что она увидит полковника в тот же день. Тот факт, что такая очевидная мысль даже не пришла ей в голову, лишний раз свидетельствовал о плачевном состоянии ее рассудка.
Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы поговорить с ним наедине. Выкатив его кресло в коридор, она направилась в кабинет Уэста.
— Это похищение? — хмыкнул Блэквуд.
Нет — особенно если учесть, что она попросила полковника уделить ей пару минут в присутствии Норта и увезла его у всех на глазах.
— Ну, если вам угодно это так называть.
— Ах, Элизабет, узнаю твой острый язычок. — Он подъехал к камину. — Подай мне, пожалуйста, плед. Здесь прохладно.
Элизабет взяла шерстяной плед, переброшенный через подлокотник массивного кресла, и накрыла им колени полковника. Затем, быстро отступив в сторону, повернулась лицом к огню и протянула к нему руки.
— Тебе больно смотреть на мои бедные конечности? — спросил он.
— Да.
— Похоже, больнее, чем мне. Я уже привык. Не нужно жалеть меня, Элизабет. Что есть, то есть, и ничего тут не поделаешь. — Он помолчал, изучая ее профиль, позолоченный отблесками неяркого пламени. — Ладно. Не стой там с таким видом. Раз уж ты выпросила две минуты моего времени, то изволь хотя бы смотреть на меня.
Элизабет знала, что если она хочет поговорить с Блэкву-дом, то лучше не испытывать его терпения. Смирившись, она повернулась к нему лицом.
Болезнь и годы наложили отпечаток на внешность полковника. Первое, что бросилось в глаза, — это перемены, внесенные временем: некогда густые черные волосы поредели и подернулись серебром, в уголках глаз пролегли глубокие морщины, линия рта изогнулась книзу, придавая ему хмурый вид, даже если он был спокоен, на ястребином носу поблескивали очки в золотой оправе. Но никакие невзгоды не смогли изменить цвет его ясных темно-карих глаз и их пытливого взора. Неизменным оставалось и его отношение к одежде. Полковник, хотя и был бы искренне удивлен, услышь он о себе подобный отзыв, был так же привередлив в одежде, как Баттен-берн, и едва ли стал бы терпеть добродушное подшучивание на эту тему, как это делал Саутертон.
Более пугающие изменения являлись следствием болезни. Самыми очевидными были исхудавшие, безжизненные ноги, которые приковали Блэквуда к инвалидному креслу, что было для него тем ужаснее, что он был энергичной и деятельной натурой. Его плечи и грудь уже не казались мощными Вынужденных упражнений, которые требовались для передвижения в кресле, не хватало, чтобы поддерживать их в форме. Лицо полковника приобрело желтоватый оттенок, давно лишившись здоровых красок, полученных за долгие годы, проведенные на свежем воздухе. Руки его дрожали, движения замедлились и выглядели неуверенными.
Он был всего лишь на четыре года старше матери Элизабет и олицетворял собой последнюю связь с той, кого она горячо любила. Между ним и Кэтрин Блэквуд Пенроуз существовало неуловимое сходство, проявлявшееся в том, как он склонял голову набок, в проницательности взгляда и нежной улыбке.
— А знаешь, ты очень похожа на свою мать, — заметил он.
Элизабет вздрогнула, услышав собственную мысль, вы сказанную вслух.
— То же самое я подумала о вас.
— Обо мне? — пренебрежительно фыркнул Блэквуд. — У меня никогда не было ничего общего с Кэтрин.
— Вы фыркаете так же, как она.
— Твоя мать никогда в жизни не издала бы подобного звука.
Элизабет демонстративно фыркнула. Полковник улыбнулся — это явно произвело на него впечатление.
— Скажи мне вот что. Твой отец и Изабел.. как они поживают?
— У них все хорошо.
— А юный Селден?
— Тоже хорошо.
Элизабет рассказала полковнику о поездке в Роузмонт. Она уже писала ему об этом, да и Норт, насколько ей было известно, тоже, но интерес Блэквуда казался искренним, и Элизабет, отвечая на его вопросы, немного расслабилась. Она наконец села, сначала пристроившись на краешке кресла, но постепенно съехала назад, прижавшись спиной к мягкой кожаной обивке.
— Как насчет стаканчика мадеры? — спросил он, когда Элизабет закончила свой рассказ. — Я знаю, где Уэст его держит.
— Нет, спасибо. Налить вам?
— Нет.
Как вскоре выяснилось, полковник отказывался от ее помощи, а не от выпивки. Он подкатил кресло к буфету, налил себе вина и только тогда понял, что не сможет вернуться к камину, не пролив ни капли. Элизабет поднялась с кресла и без лишних слов доставила полковника на прежнее место.
— Вы же не хотите залить вином свой прекрасный галстук? — укорила она его. — Саут замучил бы вас насмешками.
Полковник улыбнулся:
— Могу себе представить. — Он сделал глоток. — Итак, чем я обязан этой беседе с глазу на глаз?
— А вы не догадываетесь, сэр?
— Наверное, ты хотела бы обсудить некоторые пробелы в нашей переписке.
— Вы не ответили ни на один мой вопрос.
— Я и сейчас не стану отвечать на них.
Элизабет, не ожидавшая столь решительного отказа, вспыхнула.
— Я… не понимаю.
— Разве?
Элизабет крепче вцепилась в изогнутые ручки кресла.
— Я действительно ничего не понимаю. Почему вы не сказали мне, что руководите действиями Нортхэма по поимке вора?
Полковник хранил молчание.
— Они действуют по вашему приказу? — не отставала Элизабет. — Эта четверка из Компас-клуба? Да?
— Элизабет, — спокойно произнес полковник, — этот раз говор ни к чему не приведет.
— Но вы ведь не отрицаете!
— Я вообще ничего не говорю.
Элизабет встала. Повинуясь безотчетному порыву, она подошла к креслу полковника и опустилась перед ним на колени. Он попытался протестовать, но она остановила его, накрыв ладонями его руку.
— Посмотрите на меня, — проговорила она требовательным и вместе с тем умоляющим тоном. — Скажите ему, пусть он остановится. Заставьте его остановиться. Я знаю, это в ваших силах.
Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга.
— Даже если это так, Элизабет, зачем мне это делать?
— Потому что я никогда ни о чем вас не просила.
Он удивленно взглянул на нее.
— Я могу назвать множество людей, никогда не обращавшихся ко мне с просьбами. Выходит, теперь я должен делать все, что они пожелают?
— Но я небезразлична вам.
— Конечно, я люблю тебя.
Элизабет почувствовала, что ее глаза защипало от слез. Она крепче сжала его руку.
— Тогда, может, вы выполните мою просьбу, чтобы сделать мне приятное?
— Нет.
— А чтобы сделать меня счастливой?
Он ласково улыбнулся:
— Я ничего так не хочу, как отправиться в Хэмптон-Кросс. — Он почти физически ощутил ее облегчение при этих словах. — Но, к сожалению, не могу.
Элизабет резко вскинула голову.
— Но почему?! Ведь ты сам говорил, что нам следует… — Она недоуменно взглянула на него, когда он с непреклонным видом покачал головой. — Пожалуйста.
Это слово резануло Норта по сердцу. Ему было нестерпимо жаль, что он не может выполнить ее неожиданную просьбу.
— Есть дела, которые держат меня здесь.
— Поручение полковника. — То, что он не стал возражать, уже являлось достаточным подтверждением. — Должно быть, этот вор очень его интересует. — Норт снова промолчал, позволив Элизабет думать, что ей угодно. Она натянуто засмеялась. — А я-то считала, что это всего лишь игра, которой увлекся твой Компас-клуб… Я не понимала, что за этим стоит нечто большее… — Она замолчала, уронив руки на колени. — Но это ведь не игра, правда? — вдруг вновь заговорила она. — Не очередная шалость, затеянная четырьмя озорниками из Хэмбрик-Холла против Рыцарей? Боже, да вы что, и вправду решили поймать Джентльмена?
— Элизабет…
Его спокойный тон показался ей снисходительным, и она сжала кулаки.
— Утром я напишу письмо Блэквуду. Нет, я напишу ему сейчас.
Она решительно встала, и Норту пришлось отступить на шаг, но он удержал ее за локоть, когда она попыталась пройти мимо него.
Элизабет бросила выразительный взгляд на его пальцы, сжимавшие ее руку.
— Ты действительно хочешь остановить меня?
— Нет — если только ты не намерена тратить свое время на напрасные усилия. Я всего лишь хочу удостовериться, что ты понимаешь, как обстоят дела. Ты ничего не сможешь изменить.
— Посмотрим, — ответила она и, вырвав руку, вышла из комнаты.
Ответ полковника Блэквуда пришел спустя три дня с полуденной почтой. Он содержал подробные сведения о лошадях полковника и его планах по переоборудованию кабинета. Он также писал, что у них установилась прохладная погода, способствовавшая улучшению его здоровья, и рекомендовал Элизабет книги, которые, по его мнению, ей следовало прочитать. Далее в шутливом тоне он рассказывал о своих попытках заняться живописью. Завершалось послание пожеланиями здоровья ей и Норту и просьбой писать почаще.
В письме не было ни слова о Джентльмене и беспокойстве, которым поделилась с ним Элизабет, сообщив об участии ее мужа в этом деле.
Норт, к ее облегчению, не стал задавать никаких вопросов. Он знал что она получила письмо, и ее молчание лучше всяких слов говорило, что он был прав.
Войдя в дом, Элизабет избавилась от шляпки и накидки и стряхнула капли дождя с муфты из лисьего меха, прежде чем передать ее экономке.
— Мой муж дома? — осведомилась она.
Даже на ее взгляд, вопрос прозвучал чересчур требовательно. Но лишь она одна знала, в чем причина ее плохого настроения. Луиза была особенно придирчива этим утром. Даже Баттенберн не мог урезонить свою жену. Баронесса не желала считаться ни с чьим мнением, кроме собственного.
— Где мой муж? — снова спросила она. Голос ее на сей раз звучал не столь властно.
— В библиотеке, миледи. Просматривает письма, которые доставили полчаса назад. Он просил его не беспокоить.
— Ну ко мне это не относится, — заявила Элизабет, хотя не представляла, насколько это соответствует истине.
В последние дни Норт держался от нее на некотором расстоянии. Хорошие манеры не позволяли ему выходить за рамки вежливости, тем не менее Элизабет ощущала в его отношении к ней какую-то отчужденность. Ни разу с того дня, когда она отправилась писать письмо Блэквуду, он не выразил желания заняться с ней любовью. Элизабет чувствовала, что он отдаляется от нее — как она и предвидела! Но готовиться к чему-то и пережить это — совсем не одно и то же.
— Я буду в библиотеке, — заявила она экономке. — Принесите, пожалуйста, чай.
Элизабет тихо вошла в комнату. Норт сидел ссутулившись в своем любимом кресле. Он поднял глаза и коротко кивнул, но не сделал попытки встать. Писем, как отметила Элизабет, на столе не было. Вместо них на полированной столешнице красовался графин с бренди.
— Пьянствуете, милорд? — улыбнулась она.
— Слабая улыбка изогнула его губы.
— Угу. Ты имеешь что-нибудь против?
— Нет, ничего. Хотя, признаться, я к этому не привыкла. Я попросила миссис Уоллес принести сюда чай. Ты не возражаешь?
— Мне все равно, что ты будешь пить.
Судя по всему, настроение Норта мало чем отличалось от того, с чем ей пришлось столкнуться у Луизы.
Элизабет не была уверена, что у нее хватит выдержки и на него тоже.
— Могу я узнать, по какой причине ты пьешь в такое время дня? Миссис Уоллес что-то говорила о почте.
Норт кивнул.
— Марчмен прислал сообщение, что скончался его отец. Собственно, в этом нет ничего неожиданного, но такие вещи всегда выбивают из колеи. Старый хрыч оставил завещание, где признает Марчмена своим сыном, чего никогда не делал при жизни. Теперь Марчмен стал полноправным наследником. Иначе все досталось бы его младшему сводному брату.
Элизабет медленно опустилась в кресло.
— Выходит, мистер Марчмен… — Она задумалась. — Надо же, все вышло, как ты и предсказывал. В конечном итоге он все же получил свой титул.
Норт поднял бокал и посмотрел на нее слегка осоловелым взглядом.
— Вышел, так сказать, на нужное направление, если ты простишь мне этот каламбур.
Элизабет пропустила его реплику мимо ушей.
— Значит, теперь он герцог Вестфальский. Бедный Уэст. Не думаю, что он этого хотел.
— Никогда. — Норт допил виски и поставил стакан на поднос. — Уэст хотел от своего отца только одного. И это был вовсе не титул. — Он уперся руками в ручки кресла и с трудом поднялся на ноги. — Не хочешь выпить? Ах да, ты же просила подать чай. — Он подошел к камину, взял кочергу и поворошил поленья. — Нам придется почтить похороны своим присутствием.
— Конечно. — Элизабет удивилась, что он вообще заговорил об этом. На нее начал накатывать страх, и она прижала ладони к животу.
— Ну а потом… — Норт аккуратно прислонил кочергу к мраморной облицовке камина и повернулся к жене. Взгляд его несколько прояснился. — Если ты захочешь поехать в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, я все устрою.
— Я не… — В горле у нее образовался комок, мешавший говорить.
— Не думаю, что это вызовет пересуды, особенно если ты решилась навестить свою семью.
Элизабет с трудом сглотнула.
— Это из-за того, что я написала письмо полковнику? Миссис Уоллес сказала, что ты получил два письма. Одно из них от Блэквуда? — Она не выносила бренди, но сейчас не отказалась бы от глотка.
— Нет, не от полковника.
Норт сунул руку в карман и вытащил коричневый графинчик. Глядя на Элизабет, он лениво поиграл с пробкой, вытаскивая ее и снова вставляя. В комнате повисла тишина, нарушаемая только треском пламени. Заткнув пробку в последний раз, Норт осторожно, словно имел дело с тончайшим фарфором, поставил графинчик на каминную полку. Как он и ожидал, Элизабет не отрывала от него ошеломленного взгляда.
— Похоже, ты узнала его, — проговорил он без всякого выражения.
— Да.
— Впервые я увидел его в тот вечер, когда ты вернулась с приема, который давала герцогиня. Помнишь? Ты сидела за туалетным столиком, а я расчесывал твои волосы.
С тех пор прошло не больше недели, но казалось, что минула вечность. Элизабет чуть заметно кивнула. Ее мутило от страха, и она опасалась, что ее стошнит.
— Ты выстроила свои флакончики и баночки, словно оловянных солдатиков, по обе стороны от зеркала. Но этот графинчик слишком отличался от остальных Ты засунула его подальше, и я подумал: наверное, это потому, что он не такой красивый, как другие. Мне даже в голову не пришло поинтересоваться, что в нем. — Элизабет опустила голову. — Один Бог знает, как мне жаль, что я подумал об этом позже.
Стук в дверь нарушил повисшее в комнате тягостное молчание. Норт подошел к двери, поскольку Элизабет была не в силах пошевелиться. Он взял поднос у миссис Уоллес и отпустил ее, отказавшись от ее услуг.
Вручив чашку с чаем Элизабет, он вернулся в свое кресло.
— Письмо, которое я получил, было от аптекаря, — продолжил он. — Чистая формальность, по правде говоря. Я понял, что в этом сосуде, как только нашел его в платяном шкафу. Ты ведь там его обычно держишь?
Ее губы шевельнулись, артикулируя беззвучное «да».
— Я взял самую малость, чтобы отправить аптекарю. Не хотел лишать тебя этого снадобья. И вытащил его только сейчас, когда пришло письмо от мистера Гудолла. — Он в упор взглянул на жену. Лицо его было бледным, тон натянутым. — Ты не хочешь именно моего ребенка, Элизабет, или ребенка любого мужчины?
Элизабет вскинула голову. Странно, но ее глаза оставались сухими. Однако боль, притаившаяся за ними, была почти невыносимой.
— Я скажу это только один раз, милорд. Никакого другого мужчины нет и не будет.
Норт знал, что это правда, знал уже тогда, когда задавал свой вопрос. Но от этого ему не стало легче. Горечь, обида, разочарование, досада — все слилось в яростной вспышке, и он прошипел, глядя ей прямо в глаза:
— Значит, дело не в том, что ты боялась наградить меня ублюдком?
Элизабет просто смотрела на него, не говоря ни слова в свою защиту.
Рука Норта взметнулась, смахнув со стола бренди и стакан.
— Оставь! — рявкнул Норт, увидев, что жена его сделала попытку встать. Он помолчал и устало повторил: — Оставь.
От запаха впитавшегося в ковер бренди Элизабет стало дурно, и такое простое действие, как поднести чашку к губам, казалось ей сейчас непосильным.
— Значит, ты не хочешь иметь ребенка, — заключил Норт бесцветным тоном.
— Не хочу.
Удар был такой силы, что Норт даже удивился, что устоял на ногах.
— У меня как-то была любовница, которая пользовалась этим снадобьем. Она пропитывала им губку и вставляла ее внутрь себя. Ты делаешь то же самое?
— Да.
— Ну, конечно. Глупый вопрос. — Он скривил губы в насмешке над самим собой. — Даже не знаю, что тебе сказать. Наверное, я слишком пьян, чтобы справиться с этим.
— Мне стоит уехать.
Он кивнул:
— Пожалуй, так будет лучше.
Элизабет поставила чашку с блюдцем на поднос и встала. Она сделала неуверенный шаг в сторону Норта, но он поспешно отвернулся. Однако не это действие, а выражение его глаз заставило ее застыть на месте. Она прижала ко рту побелевшие пальцы, чтобы заглушить рыдание, и выскочила из комнаты.
Элизабет страшилась визита в дом Уэста, где должна была состояться панихида по его отцу. Ей казалось, что это событие приближает ее к тому моменту, когда Нортхэм укажет ей за дверь. Хотя он больше не упоминал о ее отъезде в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, Элизабет знала, что он не передумал. После стычки в библиотеке он почти не разговаривал с Ней и провел вторую половину дня и вечер в клубе, в компании Саутертона и Истлина. Там же, надо полагать, они встретились с новоиспеченным герцогом Вестфальским.
Норт пришел домой все в том же настроении — молчаливый и задумчивый. Элизабет вдруг обнаружила, что предпочитая бы, чтобы он вернулся, напившись в стельку и пропитавшись запахами продажной любви. Но он молча поставил коричневый флакон на ее туалетный столик и так же молча скрылся в гардеробной. Когда он, переодевшись на ночь, вышел оттуда и лег в постель, Элизабет притворилась спящей. Он сделал вид, что поверил ей.
На следующее утро под глазами Элизабет появились круги, а цвет лица Норта приобрел сероватый оттенок. Оба были одеты в черное, что полностью соответствовало как печальному событию, ожидавшему их, так и их собственному настроению. На Элизабет было платье из плотного бомбазина, а на Норте двубортный шерстяной сюртук. Похолодало, и им Пришлось надеть теплую одежду. Пальто Норта и подбитая мехом накидка Элизабет защищали их от ледяного дождя, но не могли прогнать холод из их сердец.
Полковник Блэквуд не присутствовал на церемонии прощания со старым герцогом, но появился в доме Уэста, когда Друзья собрались там после погребения. Элизабет следовало бы догадаться, что она увидит полковника в тот же день. Тот факт, что такая очевидная мысль даже не пришла ей в голову, лишний раз свидетельствовал о плачевном состоянии ее рассудка.
Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы поговорить с ним наедине. Выкатив его кресло в коридор, она направилась в кабинет Уэста.
— Это похищение? — хмыкнул Блэквуд.
Нет — особенно если учесть, что она попросила полковника уделить ей пару минут в присутствии Норта и увезла его у всех на глазах.
— Ну, если вам угодно это так называть.
— Ах, Элизабет, узнаю твой острый язычок. — Он подъехал к камину. — Подай мне, пожалуйста, плед. Здесь прохладно.
Элизабет взяла шерстяной плед, переброшенный через подлокотник массивного кресла, и накрыла им колени полковника. Затем, быстро отступив в сторону, повернулась лицом к огню и протянула к нему руки.
— Тебе больно смотреть на мои бедные конечности? — спросил он.
— Да.
— Похоже, больнее, чем мне. Я уже привык. Не нужно жалеть меня, Элизабет. Что есть, то есть, и ничего тут не поделаешь. — Он помолчал, изучая ее профиль, позолоченный отблесками неяркого пламени. — Ладно. Не стой там с таким видом. Раз уж ты выпросила две минуты моего времени, то изволь хотя бы смотреть на меня.
Элизабет знала, что если она хочет поговорить с Блэкву-дом, то лучше не испытывать его терпения. Смирившись, она повернулась к нему лицом.
Болезнь и годы наложили отпечаток на внешность полковника. Первое, что бросилось в глаза, — это перемены, внесенные временем: некогда густые черные волосы поредели и подернулись серебром, в уголках глаз пролегли глубокие морщины, линия рта изогнулась книзу, придавая ему хмурый вид, даже если он был спокоен, на ястребином носу поблескивали очки в золотой оправе. Но никакие невзгоды не смогли изменить цвет его ясных темно-карих глаз и их пытливого взора. Неизменным оставалось и его отношение к одежде. Полковник, хотя и был бы искренне удивлен, услышь он о себе подобный отзыв, был так же привередлив в одежде, как Баттен-берн, и едва ли стал бы терпеть добродушное подшучивание на эту тему, как это делал Саутертон.
Более пугающие изменения являлись следствием болезни. Самыми очевидными были исхудавшие, безжизненные ноги, которые приковали Блэквуда к инвалидному креслу, что было для него тем ужаснее, что он был энергичной и деятельной натурой. Его плечи и грудь уже не казались мощными Вынужденных упражнений, которые требовались для передвижения в кресле, не хватало, чтобы поддерживать их в форме. Лицо полковника приобрело желтоватый оттенок, давно лишившись здоровых красок, полученных за долгие годы, проведенные на свежем воздухе. Руки его дрожали, движения замедлились и выглядели неуверенными.
Он был всего лишь на четыре года старше матери Элизабет и олицетворял собой последнюю связь с той, кого она горячо любила. Между ним и Кэтрин Блэквуд Пенроуз существовало неуловимое сходство, проявлявшееся в том, как он склонял голову набок, в проницательности взгляда и нежной улыбке.
— А знаешь, ты очень похожа на свою мать, — заметил он.
Элизабет вздрогнула, услышав собственную мысль, вы сказанную вслух.
— То же самое я подумала о вас.
— Обо мне? — пренебрежительно фыркнул Блэквуд. — У меня никогда не было ничего общего с Кэтрин.
— Вы фыркаете так же, как она.
— Твоя мать никогда в жизни не издала бы подобного звука.
Элизабет демонстративно фыркнула. Полковник улыбнулся — это явно произвело на него впечатление.
— Скажи мне вот что. Твой отец и Изабел.. как они поживают?
— У них все хорошо.
— А юный Селден?
— Тоже хорошо.
Элизабет рассказала полковнику о поездке в Роузмонт. Она уже писала ему об этом, да и Норт, насколько ей было известно, тоже, но интерес Блэквуда казался искренним, и Элизабет, отвечая на его вопросы, немного расслабилась. Она наконец села, сначала пристроившись на краешке кресла, но постепенно съехала назад, прижавшись спиной к мягкой кожаной обивке.
— Как насчет стаканчика мадеры? — спросил он, когда Элизабет закончила свой рассказ. — Я знаю, где Уэст его держит.
— Нет, спасибо. Налить вам?
— Нет.
Как вскоре выяснилось, полковник отказывался от ее помощи, а не от выпивки. Он подкатил кресло к буфету, налил себе вина и только тогда понял, что не сможет вернуться к камину, не пролив ни капли. Элизабет поднялась с кресла и без лишних слов доставила полковника на прежнее место.
— Вы же не хотите залить вином свой прекрасный галстук? — укорила она его. — Саут замучил бы вас насмешками.
Полковник улыбнулся:
— Могу себе представить. — Он сделал глоток. — Итак, чем я обязан этой беседе с глазу на глаз?
— А вы не догадываетесь, сэр?
— Наверное, ты хотела бы обсудить некоторые пробелы в нашей переписке.
— Вы не ответили ни на один мой вопрос.
— Я и сейчас не стану отвечать на них.
Элизабет, не ожидавшая столь решительного отказа, вспыхнула.
— Я… не понимаю.
— Разве?
Элизабет крепче вцепилась в изогнутые ручки кресла.
— Я действительно ничего не понимаю. Почему вы не сказали мне, что руководите действиями Нортхэма по поимке вора?
Полковник хранил молчание.
— Они действуют по вашему приказу? — не отставала Элизабет. — Эта четверка из Компас-клуба? Да?
— Элизабет, — спокойно произнес полковник, — этот раз говор ни к чему не приведет.
— Но вы ведь не отрицаете!
— Я вообще ничего не говорю.
Элизабет встала. Повинуясь безотчетному порыву, она подошла к креслу полковника и опустилась перед ним на колени. Он попытался протестовать, но она остановила его, накрыв ладонями его руку.
— Посмотрите на меня, — проговорила она требовательным и вместе с тем умоляющим тоном. — Скажите ему, пусть он остановится. Заставьте его остановиться. Я знаю, это в ваших силах.
Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга.
— Даже если это так, Элизабет, зачем мне это делать?
— Потому что я никогда ни о чем вас не просила.
Он удивленно взглянул на нее.
— Я могу назвать множество людей, никогда не обращавшихся ко мне с просьбами. Выходит, теперь я должен делать все, что они пожелают?
— Но я небезразлична вам.
— Конечно, я люблю тебя.
Элизабет почувствовала, что ее глаза защипало от слез. Она крепче сжала его руку.
— Тогда, может, вы выполните мою просьбу, чтобы сделать мне приятное?
— Нет.
— А чтобы сделать меня счастливой?
Он ласково улыбнулся: