Всех слуг на это время отпустили, и они веселились в деревне, проводя время за выпивкой и танцами.
   Получив замок в свое полное распоряжение, гости Баттенбернов могли обследовать кухню, прачечную, кладовые и даже комнатки на чердаке, куда можно было добраться по узкой лестнице. Перспектива совершить путешествие по хозяйственным помещениям огромного дома была встречена с воодушевлением, смешанным с ужасом. Многие из гостей никогда не видели собственных кухонь. Тем не менее, находя подсказки в корзинах с яблоками, бельевых кладовках и под соломенными матрасами, все сошлись на том, что это замечательная идея.
   Далеко не каждый мог отыскать узкие коридоры, тянувшиеся вдоль галереи и между гостиными, лестницы, скрытые в тесном пространстве около дымоходов, и стенные панели, за которыми открывались проходы в другие помещения. Кое-где можно было услышать голоса, раздававшиеся по ту сторону стены, без каких-либо видимых признаков, как туда можно попасть.
   — Знаете, леди Элизабет, — вдруг заговорил Саутертон, когда они присели на ступеньки задней лестницы, размышляя над следующей подсказкой. — Норт не так уж плох.
   — Я его плохим и не считала, — осторожно заметила Элизабет после короткой заминки.
   — Честно говоря, я его высоко ценю. Мы были закадычными друзьями в Хэмбрике.
   — Он упоминал об этом… я имею в виду Хэмбрик-Холл.
   — Что касается остального, похоже, это взаимно.
   — Еще бы! Мы были чертовски сплоченной компанией и не терпели чужаков. Назвали себя Компас-клуб и провозгласили Рыцарей своими заклятыми врагами.
   Элизабет слышала о Рыцарях. Они давно стали легендой. Но первое название было незнакомым.
   — Компас? — Она нахмурилась, затем сообразила. — Ах да. Норт, Саут, Ист, Уэст. Хотя насчет мистера Марчмена не совсем понятно.
   Саут пожал плечами:
   — Он просто еще не дорос.
   — Лорд Нортхэм говорил то же самое. — Она бросила взгляд на виконта. Свеча, которую он держал в руке, освещала его красивое лицо, смягчая резкие черты. — Он просил вас что-то сказать мне?
   Удивление Саута было неподдельным. Он даже выругался. Впрочем, тут же спохватившись, он извинился и заявил:
   — Вы не знаете Норта, если думаете, что он способен на такое.
   — Это верно, — признала Элизабет. — Я не знаю его. Мы всего лишь несколько раз разговаривали с момента его прибытия. Так, ни о чем особенном.
   Не считая бурной сцены в ее спальне, о которой он, похоже, никому не рассказывал.
   — Так что у меня не было возможности прийти к какому-то мнению. Но он, наверное, составил обо мне суждение?
   Саутертон приподнял брови.
   — Не знаю. Норт очень скрытный. И никогда не распространяется о женщинах — в отличие от Иста.
   Строго говоря, Истлин тоже этого не делал, но Саут считал необходимым представить Нортхэма в наилучшем свете. К тому же таково было поручение полковника, которое не слишком нравилось виконту. Он пытался убедить Блэквуда, что заставит его изображать купидона — это не самая лучшая идея, но полковник не желал его слушать.
   Саут даже застонал вслух, подумав о том, до чего он докатился. Бросив пристыженный взгляд на сидевшую рядом Элизабет, он запустил пальцы в свои темные волосы и углубился в изучение клочка бумаги, который держал в руке. Они не пожалели времени, чтобы скопировать последнюю — как они надеялись — подсказку, оставив оригинал на месте. Это был длинный и довольно сложный для запоминания отрывок.
   — Есть какие-нибудь мысли? — спросил он. — Куда нам теперь: вверх или вниз?
   Элизабет не услышала его. Нортхэм ничего не рассказал своим друзьям. Ничего! Ей хотелось плакать от благодарности. Но она ограничилась тем, что взяла листок у виконта, с удивлением заметив, что ее пальцы почти не дрожат. После страха, терзавшего ее столько дней, облегчение было так велико, что по телу прокатился легкий озноб.
   — По-моему, нам следует идти вниз, — неуверенно проговорила она.
   — Вы не уверены.
   — Нет. — Она смущенно рассмеялась. — То есть да. Я хочу сказать, что не уверена.
   — В таком случае давайте еще немного подумаем. Должно же что-нибудь прийти в голову. До сих пор нам это отлично удавалось.
   Элизабет кивнула, впервые почувствовав себя непринужденно в обществе лорда Саутертона. Когда Луиза сообщила, кто будет ее партнером, Элизабет хотела отказаться от участия в игре. И не потому, что не умела разгадывать загадки, как она сказала виконту, а потому, что не хотела отбиваться от его приставаний в укромных уголках замка. Едва ли ее краткая дружба с его сестрой, не пережившая одного сезона, удержала бы Саутертона в рамках приличий, если бы Нортхэм поделился с приятелями тем, что произошло между ними.
   Он не обязан был держать это в тайне. По правде говоря, уверенность, с какой Элизабет назвала себя шлюхой, должна была натолкнуть его на мысль, что она просто озвучила мнение остальных. Так оно и было, только число этих «остальных» было весьма ограничено, и каждый из них имел свои причины для молчания.
   Саутертон вопреки ее опасениям оказался внимательным и приятным партнером. Он не только не позволил себе никаких вольностей, но и защищал своего друга, извинялся за невольную брань и проявлял надлежащий энтузиазм в игре, исход которой его вряд ли интересовал.
   Элизабет увидела своего спутника в новом свете.
   — По-моему, вы очень добры.
   Саут искоса взглянул на нее.
   — Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать об этом каждому встречному? Это погубит мою репутацию.
   Она торжественно перекрестилась.
   — Отлично. — Он протянул Элизабет руку и помог встать. — Впрочем, я бы не возражал, если бы все узнали, какой я умный.
   — Для этого вам нужно найти сокровище.
   — Сюда, миледи. Уверен, мы почти у цели.
   Галерея представляла собой величественное помещение, спроектированное Иниго Джонсом во времена Якова I. Это произошло в 1615 году, за пять лет до того, как он был назначен главным архитектором Англии. Почти такая же в высоту, как в длину, галерея служила хранилищем произведений искусства, собранных несколькими поколениями Баттенбернов, а также семейных портретов, начиная с портрета первого барона, написанного в 1535 году.
   Остановившись на пороге, Саутертон процитировал подсказку:
   — «Создатель церкви и часовни приветствует вас в своей обители». Как по-вашему, могла леди Баттенберн иметь в виду это место?
   Они уже побывали в часовне, но не нашли ничего такого, что привело бы их к сокровищу или к следующей подсказке. Церковь находилась в деревне, а следовательно, вне очерченной бароном области поисков.
   — Не знаю, — пожала плечами Элизабет, — что здесь может быть связано с церковью и часовней. — Она помолчала, изучая портреты на дальней стене. Ни один из баронов не производил впечатления богобоязненного человека. — Признаться, я всегда считала галерею самым неуютным и самым безбожным местом в доме.
   — Пожалуй, — согласился Саутертон, критически поглядывая на портреты. — Но не думаю, что ссылка на создателя в этой подсказке подразумевает Всевышнего. Кстати, вы, кажется, говорили, что галерея спроектирована Иниго Джонсом?
   — Ну да, — задумчиво протянула Элизабет. — Но при чем здесь…
   Саутертон перебил ее, развивая свою мысль:
   — Иниго Джонс построил церковь в Вестминстере и часовню в Сент-Джеймсском дворце. Можно сказать, что он был их создателем.
   Это было настолько очевидно, что Элизабет почувствовала потребность оправдаться:
   — Я предупреждала вас, что не сильна в оттадках.
   К ее удивлению, это замечание пробудило в Саутертоне инстинкт защитника. Он обнял ее за плечи и по-братски притянул к себе.
   — Вы молодчина, леди Элизабет. — Он заглянул в листок бумаги, который она держала в руке. — Ну, что там дальше?
   — Интригующее зрелище, как вы полагаете, Нортхэм?
   Элизабет сделала попытку повернуться в ту сторону, откуда раздался женский голос, но Саутертон усилил хватку на ее плечах, превратив дружеские объятия в настоящий захват.
   Нортхэм взирал на приятеля, стоявшего в обнимку с Элизабет, с не меньшим отвращением, чем на галерею мошенников, висевших на стене.
   — Полагаю, это просто любители искусства, — произнес он ровным тоном. — Идемте, здесь есть на что посмотреть. — Он сопроводил леди Пауэлл в галерею и закрыл за ними монументальную дверь. — К тому же если они здесь, значит, мы на верном пути.
   Саутертон проговорил весьма прохладным тоном:
   — Только не забудьте, что мы были первыми. — Он отпустил Элизабет и сложил руки на груди, изобразив глубочайший интерес к предкам барона Баттенберна. — Прочитайте, пожалуйста, вторую часть подсказки.
   Элизабет вдруг осознала, что ее руки дрожат. Она сделала глубокий вздох, пытаясь успокоиться и надеясь, что Нортхэм, как и его приятель, занят изучением портретов и не заметит ее слабости.
   — Здесь написано: «С небесной выси будучи низвергнут».
   — Саутертон поморщился:
   — Похоже, баронессе не дают покоя лавры Байрона.
   — Нортхэм прочистил горло, маскируя сдавленный смешок.
   — И что это значит? — пожелала узнать леди Пауэлл. — Мы должны быть низвергнуты?
   Виконт ответил, даже не взглянув на нее:
   — Не советую, если вы дорожите своим курносым носиком.
   — О, как это скверно с вашей стороны говорить подобные глупости! — возмутилась леди Пауэлл. Назвать ее слегка вздернутый нос курносым было, с ее точки зрения, бессовестным преувеличением. — Если это образчик вашего остроумия, то он оставляет желать лучшего. — Она круто развернулась и направилась к стульям, расставленным по периметру галереи, задрав свой изящный носик чуть выше обычного.
   Мужчины обменялись ироническими взглядами поверх головы Элизабет.
   — А у вас какая подсказка? — поинтересовался Саутертон, обращаясь к Норту.
   Тот покачал головой:
   — Я не догадался записать ее. Думал, что запомню. — Он перевел взгляд на леди Пауэлл, которая уселась на стул и с хмурым выражением, портившим ее хорошенькое личико, принялась расправлять складки на юбке — Но меня… э-э… отвлекли.
   Саутертон сочувственно кивнул.
   — Пожалуй, нам следует объединить усилия, — предложил он. — Что скажете, Элизабет? Нортхэм гораздо умнее меня.
   Элизабет, не отрывая взгляда от листка бумаги, который держала в руке, вежливо отозвалась:
   — В таком случае его помощь будет весьма кстати.
   Явное отсутствие энтузиазма в ее голосе не обескуражило Саутертона.
   — Отлично. — Он хлопнул Нортхэма по спине, чтобы освежить его мозги. — Давай, Норт, думай! Что, по-твоему, это может означать?
   Нортхэм прочитал вслух:
   — «С небесной выси будучи низвергнут». Думаю, нам следует присмотреться к этим картинам. «Низвергнут» может означать все, что угодно.
   — Например, низвержение архангела с небес, — подсказал Саутертон и двинулся вдоль галереи в поисках картины с подходящим сюжетом.
   Норт последовал за ним.
   — Или низвержение небесного огня, разрушившего Содом и Гоморру.
   Элизабет обнаружила, что осталась не у дел, поскольку два члена Компас-клуба активно включились в работу. Она направилась к леди Пауэлл в надежде пригладить ее взъерошенные перышки, но в этот момент Саутертон ее окликнул:
   — Несите сюда подсказку, Элизабет. Мне пришло в голову, что время от времени заглядывать в текст бывает даже полезно.
   — Извините, — произнесла Элизабет смущенно. — Я только отдам им этот листок.
   Но раздраженная вдовушка нисколько не смягчилась.
   — Не беспокойтесь, — небрежно отмахнулась она. — Я решила наблюдать за работой столь блестящих умов издалека.
   При слове «блестящих» леди Пауэлл скривилась, словно проглотила что-то кислое, однако Элизабет, предпочитавшая более тонкую иронию, сделала вид, что приняла этот выпад за чистую монету.
   Нортхэм терпеливо дожидался ее, стоя рядом с Саутом.
   — Вы позволите? — спросил он, кивая на подсказку.
   Элизабет протянула ему листок, но граф взял ее руку и поднял так, что строчки оказались на уровне его глаз. Он был без перчаток, и Элизабет ощутила подсохшую корочку на кончиках его пальцев. Она подняла на него глаза, когда вспомнила, где он мог так ободрать кожу. Нортхэм не смотрел на нее, поглощенный изучением клочка бумаги у нее в руке.
   Саутертон с удовлетворением наблюдал за ними. Рано было поздравлять себя с успехом, но все указывало на то, что события развиваются в нужном направлении.
   Теперь он продолжил обход галереи в одиночку, с беззаботным, как он надеялся, видом, предоставив Норту и Элизабет разыскивать остальные подсказки. Поравнявшись с леди Пауэлл, он остановился.
   — Боюсь, я слишком сильно напрягал свои мозги нынче вечером. Пора бы и передохнуть. Вы позволите? — Он кивнул на стул рядом с ней.
   К чести дамы, она не стала настаивать на более лестной причине для того, чтобы желать ее общества.
   — Конечно, — улыбнулась она и убрала свои пышные юбки с соседнего стула.
   Саутертон сел, разгладив фалды фрака. Большая часть его сознания по-прежнему была занята Нортом и Элизабет, но, как выяснилось, того, что осталось, вполне хватило, чтобы завести беседу с леди Пауэлл.
   Ни Норт, ни Элизабет не заметили дезертирства виконта.
   — «С небесной выси будучи низвергнут», — задумчиво повторил Норт, отпустив руку Элизабет. Затем он с новым интересом принялся изучать картины.
   — Может, это как-то связано с изгнанием Адама и Евы из рая? — предположила она.
   — Но здесь нет ничего похожего. Натюрморты, пейзажи, сцены из средневековой жизни. — Были также религиозные сюжеты, преимущественно из Нового Завета. Но ни один из них не соответствовал подсказке. — Красиво, но не пробуждает никаких идей.
   — А нет здесь изображения райских кущ или хотя бы сада?
   Норт на секунду задумался.
   — Вон там. — Он показал на большую картину в нескольких шагах от них, изображавшую весенний сад. Подойдя ближе, он вгляделся в пейзаж в поисках подсказки, затем приподнялся на цыпочки и провел пальцами по золоченой раме. — Ничего.
   Элизабет нахмурилась, когда Нортхэм посмотрел на часы.
   — Осталось мало времени? Думаю, леди Баттенберн и не рассчитывала, что кто-нибудь найдет это мифическое сокровище.
   Эта мысль уже приходила в голову Нортхэму, но он не собирался отступать.
   — В нашем распоряжении еще двадцать минут. Этого вполне достаточно. — Он отошел от стены и остановился посередине, откуда можно было охватить взглядом все помещение.
   Элизабет без лишних слов присоединилась к нему. — Скажите, что вы видите? — обратился он к ней.
   — Талант, превосходящий все, что моя бедная рука способна нанести на бумагу.
   Нортхэм улыбнулся, вспомнив свой отзыв о ее акварелях. Очевидно, он не совсем прощен.
   — Все еще сердитесь?
   — Хм, — уклонилась от ответа Элизабет и переключилась на более серьезную тему: — Это картина Рубенса. Та — Брейгеля. А те, что над ними, принадлежат датским мастерам. Коллекция Баттенбернов славится разнообразием стилей. Тициан. Дюрер. Здесь представлены работы художников со всего континента, собранные более чем за два столетия.
   — Звучит впечатляюще.
   — Да уж. — Она продолжила перечень художников: — Рафаэль. Сэр Чарлз Иден. Вермер.
   Норт порывисто схватил ее за руку.
   — Покажите мне Идена.
   — Что? — От его прикосновения Элизабет словно пронзил удар молнии, и она, забыв обо всем, уставилась на свою руку.
   — Где здесь картина Идена? — настойчиво повторил он.
   Внезапно Элизабет озарило:
   — Иден! Ну конечно! Это же означает «Эдем», «рай». — Она потащила его к написанному маслом пейзажу, изображавшему скалы, окруженные бурным морем. — Вот он, наверху. Вам понадобится стул, чтобы дотянуться до него.
   Норт покачал головой.
   — Прочитайте следующую подсказку.
   — «Взгляни туда, где время бег остановило». Ничего не понимаю.
   — По-моему, баронесса просто упражнялась в стихосложении. Есть там еще строка?
   — Да. «За мира равнодушною картиной сокрыта тайна, что тебя манила». Какая-то бессмыслица, но, похоже, мы добрались до конца, каким бы он ни был.
   Нортхэм потер ладонью подбородок, пытаясь найти связь между подсказками и картинами.
   — Мне лучше думается, когда я нахожусь в полулежачем положении, — заметил он, так ничего и не придумав.
   — Может, принести вам кресло?
   Он отмахнулся от ее предложения с таким видом, словно оно было сделано всерьез.
   — Не беспокойтесь. Никуда оно не денется.
   Элизабет была не совсем уверена, что он имеет в виду.
   Это могло быть как кресло, так и сокровище. Однако она не стала уточнять, чтобы не мешать его мыслительному процессу.
   Взгляд Нортхэма переместился на картину, висевшую под морским пейзажем. Это был натюрморт, изображавший, как это часто бывает, самые обычные предметы. Исцарапанная поверхность дубового стола служила фоном для развернутой карты, прижатой по краям пузырьком с чернилами, циркулем, секстантом и песочными часами, лежащими на боку. Мастерство художника придавало этим в общем-то заурядным предметам удивительную выразительность. Солнечные лучи, лившиеся из невидимого окна, золотили плавные контуры секстанта, а там, где свет закрывала чернильница, на карту ложилась глубокая тень. Каждая песчинка в песочных часах была тщательно выписана.
   — Что вы думаете об этом? — спросил Нортхэм, указав на заинтересовавшую его картину.
   — Вермер. Это видно по характерному использованию света.
   Нортхэм не стал просить, чтобы она снова прочитала подсказки. Он успел выучить их наизусть.
   — Пожалуй, я был несправедлив к баронессе. Она не настолько увлеклась поэзией, как я думал. Здесь и в самом деле имеется определенный смысл.
   — Боюсь, я прискорбно тупа, — вздохнула Элизабет.
   — Ничего подобного. — Нортхэм не пытался быть галантным, он просто придерживался фактов. — Я бы никогда не подумал об Идене, если бы вы не упомянули о нем — Он указал на морской пейзаж. — «Небесная высь» явно подразумевает Эдем и относится к этому полотну. А «низвергнут» отсылает нас к тому, что висит ниже. — Он ткнул указательным пальцем в натюрморт Вермера. — Видите? «Время бег остановило». Это перевернутые…
   — Песочные часы! — торжествующе закончила Элизабет и рассмеялась. — По-моему, милорд, вы близки к финишу!
   Нортхэм усмехнулся:
   — Думаю, нам следует присмотреться к этой картине. — Он пробежался пальцами вдоль широкой резной рамы. — Ничего. Как вы думаете, ее можно снять?
   Элизабет с готовностью потянулась к картине.
   — У нас просто нет другого выхода. Вам помочь?
   Кивнув, Нортхэм взялся за нижний край рамы.
   — Возьмитесь за другой угол. Нужно только чуточку отклонить ее от стены. Вот так… — Он просунул руку за картину и пошарил по стене. — Ага, вот оно. — Нащупав выпуклость, напоминавшую кнопку, он нажал. Раздался щелчок. — Можете заглянуть туда? Тайник на вашей стороне.
   Элизабет, изогнувшись, заглянула за картину.
   — Попробую дотянуться. — Придерживая одной рукой раму, она скользнут другой в отверстие. — Что-то оно слишком маленькое.
   — Вы как будто разочарованы.
   Пальцы Элизабет сомкнулись на сокровище. Оно идеально вписалось в ее ладонь.
   — Вы хотите сказать, что даже и не мечтали о роскошных драгоценностях или мешке с соверенами?
   Подошел Саутертон под руку с леди Пауэлл, которая наконец-то проявила интерес к охоте за сокровищем, видимо, рассчитывая на свою долю.
   — Ну что там? — осведомился виконт. — Золотые слитки?
   — Нортхэм обернулся.
   — Думаю, вам стоит умерить свои аппетиты.
   Саут ухмыльнулся. Хотя граф обращался к нему, его взгляд был устремлен на леди Пауэлл, в глазах которой светился алчный блеск.
   Норт закрыл тайник и вернул Вермера на место.
   — Ну, леди Элизабет, — азартно заговорил он, — покажи те, ради чего мы так старались.
   Элизабет повернулась лицом к своим спутникам и подняла руку. Ее пальцы медленно, как лепестки цветка, разжались, открыв сокровище.
   И все четверо одновременно увидели его.
   На ладони Элизабет лежала табакерка лорда Саутертона.
   Леди Пауэлл заговорила первой:
   — О Боже, можно мне посмотреть? Прелестная вещица, не правда ли? — Не дожидаясь ответа, она схватила табакерку и поднесла к свету, струившемуся от канделябра. На черной эмалевой крышке сверкала россыпь мелких бриллиантов. Сделанное из чистого золота донышко не было плоским, а покоилось на четырех ножках в форме кошачьих лапок. — Просто восхитительно! Я никогда не видела ничего подобного.
   — А я видел, — буркнул Саутертон, выхватив табакерку из пальцев леди Пауэлл, прежде чем она успела их сомкнуть. — Это моя.
   Глаза Элизабет метнулись к его лицу.
   — Ваша? Та, что была украдена?
   — Так это она? — изумилась леди Пауэлл, состроив недовольную мину, словно считала себя причастной ко всему, что касалось виконта. — Вы не говорили, что это такая изящная вещь.
   Саутертон не счел нужным ответить.
   — Там больше ничего не было? — спросил он.
   — Элизабет покачала головой:
   — Во всяком случае, я больше ничего не нащупала.
   — Нортхэм вернулся к Вермеру.
   — Возьмись за другой угол, Саут. Давай еще разок посмотрим.
   Сунув табакерку в карман, Саутертон поспешил на помощь другу, однако повторное обследование тайника ничего не дало.
   — Черт знает что, — проворчал виконт, запустив пальцы в волосы. — У Баттенберна весьма своеобразное чувство юмора.
   Элизабет удивленно моргнула.
   — Не может быть, чтобы вы считали это делом рук барона.
   — Тогда леди Баттенберн.
   — Оба предположения просто нелепы.
   — Пожав плечами, Саут взглянул на Нортхэма:
   — А ты что думаешь?
   — Я бы сказал, что предостережение барона насчет Джентльмена оказалось провидческим. Он добрался до сокровища раньше нас.
   — Это невозможно, — возразила Элизабет. — У него не было подсказок.
   — Признаться, я в них ничего не поняла, — вмешалась в разговор леди Пауэлл. — Неужели вы всерьез полагаете, что Джентльмен украл сокровище и заменил его табакеркой, которую украл раньше?
   Три головы повернулись к ней и в один голос нетерпеливо ответили:
   — Разумеется.
   Леди Пауэлл попятилась.
   Элизабет стало жаль ошарашенную женщину.
   — Конечно, в это трудно поверить, — мягко проговорила она.
   Нортхэм прислонился плечом к стене между Тицианом и Брейгелем.
   — Если это работа Джентльмена, то непонятно, чего он добивается.
   Саутертон задумчиво изучал узорные плитки пола. Когда часы в большом зале начали отбивать время, он поднял голову.
   — Ладно, скоро мы узнаем, чья это работа: Джентльмена или какого-нибудь шутника из числа гостей. На мой взгляд, это весьма необычный способ вернуть кому-то потерянную вещь.
   — Украденную, — поправил его Норт.
   — Пожалуй. Ведь ничто не предвещало, что я найду табакерку, не так ли?
   — А вы и не нашли, — произнесла леди Пауэлл сладким тоном. — Это сделала наша дорогая Элизабет.
   Теперь уже Элизабет оказалась под прицелом трех пар глаз. Но в отличие от леди Пауэлл она не спасовала, а только выше вздернула подбородок.
   — Только потому, что лорд Нортхэм не мог дотянуться до тайника со своей стороны. А что касается подсказок, то я безнадежно в них запуталась. — Она перевела взгляд с одного мужчины на другого. — Вы оба это знаете.
   — Увы, — вздохнул Саутертон, — это правда.
   Нортхэм позволил себе усомниться, однако он стал партнером Элизабет только в конце игры. И потому, решив оставить свое мнение при себе, указал подбородком в сторону двери:
   — Если я не ошибаюсь, сейчас сюда ворвется толпа гостей, а впереди всех — лорд и леди Баттенберн.
   Массивные двери распахнулись, и в галерею действительно ввалилась толпа гостей во главе с бароном и баронессой. Леди Баттенберн радостно захлопала в ладоши.
   — Я так и знала! — воскликнула она. — Когда вы не явились в гостиную в полночь, я сразу поняла, что мы найдем вас здесь. Ну что, нашли сокровище? О, пожалуйста, ответьте, пока часы не пробили двенадцатый удар. Его светлость очень строго придерживается правил. Можно подумать, что мы спрятали сокровища короны, а не карманные часы с брелоком.
   Леди Баттенберн нервно расхаживала по своей спальне от двери до окна и обратно. Барон, наблюдавший за женой, вздохнул:
   — Сядь, дорогая. Ты совсем себя измотаешь.
   — Не измотаю, — упрямо отозвалась она.
   — Ну, тогда протрешь ковер.
   Этот довод тоже не остановил баронессу. Ее длинные, до локтей, перчатки висели на спинке кресла, украшенный пером тюрбан валялся в ногах постели. Она все еще была в вечернем платье.
   — Может, ты хотя бы позволишь Фитц помочь тебе приготовиться ко сну?
   — Я не смогу сейчас заснуть.
   Харрисон повернулся к камину, где стояла Элизабет. Пожав плечами, он развел руками, и этот жест означал, что он исчерпал все свои возможности.
   Элизабет набрала в грудь воздуха.
   — Луиза, может, тебе…
   Звук ее голоса сделал то, что не удалось Харрисону. Баронесса резко остановилась.
   — Не желаю даже слушать тебя, Либби! Ты скверная, скверная девчонка! И отвечаешь за все, что произошло нынче вечером. Не представляю, о чем ты думала, когда взяла табакерку!
   Элизабет молчала.
   Она видела, что баронесса не ждет ответа. Ей необходимо было высказаться. Она слишком долго сдерживалась в галерее: сначала — чтобы прийти в себя от шока, когда Саутертон продемонстрировал ей табакерку, а потом — чтобы выразить сожаление, что игра закончилась таким странным образом. Зато сейчас лицо леди Баттенберн раскраснелось от гнева, и казалось, она вот-вот расплачется.