Страница:
Элизабет нервно комкала платок. Глаза ее высохли, голос звучал ровно, и рваные края открытой раны, зиявшей в ее душе, казались сейчас не такими красными и воспаленными, как несколько минут назад.
— Точно так же я была уверена, что понимаю себя. Я уже говорила тебе, что любила его. Иначе я никогда бы не отдалась ему, по крайней мере тогда. Было бы несправедливо утверждать, что он меня соблазнил. Я сама хотела быть с ним.
Насколько я помню, я даже настаивала на этом.
Слабая улыбка тронула губы Норта.
— Как ты понимаешь, наша… связь была тайной. Мой отец несколько раз встречался с ним и пришел к выводу, что у него полностью отсутствует характер. Поскольку отец придерживался такого мнения о большинстве людей, особенно о тех, кто проявлял ко мне интерес, я не придала его словам особенного значения. Предвидя реакцию отца, мы вели себя на публике крайне осторожно. У меня было достаточно поклонников, что бы заполнить карточку для танцев. И хотя отец не одобрял ни одного из них, они отлично служили своей цели — отвлекать его внимание.
Элизабет опустила голову. Ей было тяжело смотреть на Норта, хотя он не осуждал и не торопил ее, позволив излагать свою историю, как она сочтет нужным.
— Мы встречались по ночам. Ускользнуть из дома не составляло труда. Еще бы, ведь я была вне подозрений. Что бы отец ни думал о моем непокорном характере, никто не мог даже предположить, что я способна на столь неприличное поведение. Я уходила, когда все засыпали, и возвращалась раньше, чем кто-либо просыпался.
Что-то дало толчок мыслям Норта. Какая-то неуловимая подсказка… Случайно оброненное слово… Он нахмурился, пытаясь извлечь его на поверхность, но не мог ухватить ничего, кроме смутной тревоги.
Захваченная воспоминаниями, Элизабет не заметила задумчивого выражения, промелькнувшего на лице мужа.
— Когда сезон закончился, я вернулась в Роузмонт. С точки зрения света, мой дебют считался неудачным, однако я думала об этом иначе. Естественно, в поместье мы виделись реже, но я была довольна уже тем, что нам вообще удавалось встречаться. — Ее голос стал мягче. — Мы говорили о свадьбе. Я надеялась, что мы убежим. В Гретна-Грин.
Норт ощутил эгоистическое облегчение, что мечтам Элизабет не суждено было сбыться.
— С его стороны это было бесчестно, Элизабет. — Он не мог промолчать, хотя и понимал, что рискует задеть ее чувства. — Он не имел права подогревать в тебе подобные надежды.
Она подняла на него печальный взгляд, признавая справедливость его слов.
— По правде говоря, я считала нас мужем и женой. Мы были вместе уже целых шесть месяцев, когда я узнала, до какой степени заблуждалась. Я нашла у него в сюртуке письмо от его жены. Он не стал каяться. Отнюдь. Наоборот, он рассердился, что я шарила По его карманам. — Криво улыбнувшись, она подняла руку со скомканным носовым платком. — Я всего лишь искала платок.
Норт кивнул, по опыту зная, что собственного платка у нее никогда наготове нет.
— Возможно, мне не следовало читать это письмо. — Она пожала плечами. — Но я прочитала. Через некоторое время он попытался убедить меня, что его брак ничего не значит. То, что на пару секунд я поверила ему, говорит о моем состоянии в тот момент.
— Скорее это говорит о том, как сильно ты его любила.
Элизабет покорно кивнула.
— Я заявила, что не хочу его больше видеть, и он этому обрадовался. Думаю, это возмутило меня даже больше, чем сам факт его женитьбы и вся эта ложь. Не думай, что я горжусь собой. Я упомянула об этом лишь для того, чтобы ты знал, что я собой представляю. Упрямая, наивная и безрассудная. — Уголки ее рта приподнялись в грустной улыбке. — Одним словом, дура и ослица.
— Мой дед не согласился бы с тобой, — хмыкнул Норт. И более серьезно добавил: — И я тоже.
Элизабет накрыла ладонью его руку, лежавшую у нее на колене.
— Прошло почти два месяца, прежде чем я поняла, что жду ребенка. Собственно, я даже не понимала этого, пока Изабел не задала мне прямой вопрос. Мое положение яви лось для меня откровением в большей степени, чем для нее. — Она помедлила, вспомнив, как стремительно стали после этого развиваться события, и постаралась упорядочить их в памяти. И лишь потом продолжила: — У меня не было выбора. Либо делать то, что велел отец, либо уехать из Роузмонта. Последнее означало, что, я останусь без всякой поддержки. Отец высказался вполне определенно: я не получу от него ни копейки, никогда больше не увижу его и Изабел и не смогу вернуться в Роузмонт. У меня не было причин сомневаться в серьезности его намерений. Конечно, можно было обратиться за помощью к полковнику, но я была слишком горда. Да, впрочем, он и не смог бы избавить меня от «участи парии. Как только о моей беременности стало бы известно, меня перестали бы принимать в обществе. Надеюсь, ты веришь, Норт, что для меня это не имело значения. Но я не могла допустить, чтобы мой сын родился бастардом.
Норт вдруг вспомнил гнев Элизабет, когда он рассказал ей о происхождении Уэста. Она категорически заявила, что незаконное происхождение накладывает свой отпечаток на человека. «Не при рождении, — говорила она. — Но потом он меняется. Это может произойти из-за того, что мать стыдится своего ребенка, или из-за равнодушия отца. Или потому, что никто не спешит откликнуться на его плач или утешить, когда он ушибся, или обижен. Как бы то ни было, но постепенно ребенок начинает понимать, что он не такой, как другие». Он слышал искреннее чувство в ее голосе, но не понимал его источника.
— Ты могла бы выйти замуж, — заметил он. — Так часто делается. Чаще, чем ты думаешь.
— Возможно. Но я не смогла. Выйти замуж за человека, которого я не люблю, и попросить его принять моего ребенка… или хуже туго, сделать вид, будто это его ребенок… — Она замолчала. Она была не настолько сильна духом, чтобы не рассмотреть подобную возможность, и он должен был это знать. — Я не хочу обманывать тебя, Норт. Такая мысль приходила мне в голову. Просто отец предложил решение, которое устраивало всех.
Норт кивнул и нежно сжал ее пальцы. Элизабет глубоко вздохнула:
— Отец устроил так, что мы втроем отправились на континент. Перед отъездом он распространил слухи, будто Изабел необходимо показаться врачам. Тем самым ему удалось создать впечатление, что для поездки имеется особая причина. Причина, разумеется, была, хотя и совсем не та, которую он пытался навязать своим собеседникам.
В Европе мы почти не задержались, а сразу отправились в Италию. Адам родился в Венеции. Повитуха передала его Изабел, и они ушли, прежде чем я успела избавиться от последа. Мне даже не позволили взять его на руки. Таково было требование отца. Возможно, он был прав. Я не уверена, что смогла бы расстаться с ребенком, после того как прижала бы его к груди. В тот же вечер они уехали в Рим. Я не кормила своего сына сама. Не слышала, как он плачет. Мое молоко быстро перегорело, поскольку с самого начала у Адама была кормилица.
Элизабет взглянула поверх головы Норта на плотную завесу снега, валившего за окном.
— Шло время, и все стало казаться каким-то нереальным. Все следы беременности исчезли, и моя фигура снова стала как у молодой девушки. — Она взглянула на него. — Единственное свидетельство, которое осталось, ты видел. Сколько бы я ни втирала крем в свой растянутый живот, я не могу избавиться от этих отметин. Конечно, с годами они несколько поблекли, но ничто не заставит их исчезнуть. Я совсем не хотела, чтобы ты вот так узнал, что я родила ребенка.
— А ты хотела, чтобы я узнал об этом? — спросил он.
Элизабет не могла солгать.
— Нет.
Норт глубоко вздохнул. Что ж, другого ответа он и не ждал. Сердце Элизабет сжалось от сочувствия к нему. Он заслуживает гораздо большего, чем она может ему дать.
— Но не по той причине, о которой ты думаешь, — пояснила она.
— Вот как? Тогда почему?
— Не потому, что я не доверяю тебе. — Его бровь скептически выгнулась. — Дело в том, что я не доверяю никому. Не могу.
Норт вздохнул:
— Продолжай.
— Отец рассчитывал на мое молчание. Изабел тоже. Это был единственный способ добиться того, ради чего, собственно, и затевался весь этот обман. По замыслу отца, предполагалось выдать Адама за его наследника, виконта Селдена. Признаться, мне несложно было уверовать в это самой. Прошло почти два месяца, прежде чем отец вызвал меня в Рим. К этому времени Адам во всех отношениях стал сыном Изабел. Так, во всяком случае, я себе внушала. Я отмахивалась от боли, терзавшей мое сердце, когда он плакал, а она его утешала. Я старалась не замечать слез, набегавших на глаза, когда мой отец, редко удостаивавший меня хотя бы словом, баловал моего сына. Ты не представляешь, Норт, какой эгоисткой я была! Они дали моему сыну все, а я разрывалась между признательностью и обидами. И не знала, как примирить в себе эти чувства.
Взгляд янтарных глаз Элизабет смягчился.
— Когда мы вернулись в Роузмонт, я поняла, что просто не в силах жить и дальше под одной крышей с ними. Я предпочла вернуться в Лондон… — Она заколебалась, чувствуя, что мужество покидает ее. Норт не торопил ее, но Элизабет понимала, что он не сойдет с этого места, пока не узнает все до конца. — Думаю, отец с Изабел испытали облегчение. Тогда-то я и познакомилась с лордом и леди Баттенберн.
Он кивнул, словно предполагал такое развитие событий и понимал его значение.
— Мы с Луизой подружились. Она была очень добра, мне нравилось ее общество. Да и Харрисон, похоже, не возражал против моего затянувшегося пребывания в их доме.
Теперь я даже не помню, как это случилось. Скорее всего я просто ослабила бдительность. А впрочем, я вообще не думала о бдительности, когда дело касалось Луизы. Она никогда не приставала ко мне с расспросами и, казалось, не подозревала, что у меня могут быть какие-то секреты. И вот в один прекрасный день я выложила ей все.
Норт ничего на это не ответил. Он тяжело поднялся на ноги и остановился перед Элизабет. Она молчала, опустив голову и уставившись на свои руки.
— И с тех пор она шантажирует тебя?
Элизабет вскинула голову, и это открыло ему правду раньше, чем она заговорила:
— Откуда ты знаешь?
— Догадался, — сказал он. — И ты ее только что подтвердила. — Смутные предположения, притаившиеся в уголке его сознания, внезапно обрели четкость. — А твой отец? Он в курсе?
Она кивнула, сгорбившись на скамье.
— Луиза шантажирует и его тоже?
— Да, — прозвучал едва слышный ответ.
— Как я понимаю, Луиза не одинока в этом предприятии?
— Баттенберн знает все. В некоторых случаях он сдерживает ее. В других — провоцирует.
Норт закрыл глаза и потер переносицу.
— Иисусе, — потрясенно произнес он. — Ну и положение! — Он взглянул на Элизабет. — Они пригрозили тебе разоблачением?
— Да. Если бы обман открылся, отец и Изабел оказались бы в крайне унизительном положении. Но не это главное. Больше всего их пугало, что Селден узнает, что он не их сын.
— Они могли бы усыновить его.
— Конечно. И они бы это сделали. Мы обсуждали подобную возможность. Но в таком случае Адам узнал бы о своем происхождении. Не исключено, что когда-нибудь мы расскажем ему правду, но не теперь. Так что пока никто из нас не желает разоблачения.
— Выходит, вы больше не хранители своей тайны, а ее пленники?
— Вот именно.
Норт ненадолго задумался.
— Именно поэтому твой отец так сердит на тебя?
Элизабет кивнула.
— С его точки зрения, тот факт, что я рассказала кому-то об Адаме, — более тяжкое прегрешение, чем то, что я произвела его на свет. — Увидев, что Норт готов возразить, она поспешно продолжила: — Он любит Селдена. Ты сам это видел, когда мы были в Роузмонте. Если он и презирает меня, то лишь за то, что мне оказалось не по силам нести на своих плечах бремя вины и горя, и я переложила его на чужие плечи. Вот чего он не может мне простить.
Норт прислонился спиной к прохладному стеклу.
— В таком случае он должен разделить с тобой ответственность.
— Но он не сделал ничего дурного. Он…
— Он забрал у тебя ребенка, Элизабет! Ему нужен был наследник, и он взял твоего сына. Ты никогда не задумывалась, как бы все сложилось, если бы ты родила девочку?
— Изабел настояла бы на том, чтобы он сдержал слово, — тихо проговорила она.
Норт допускал, что скорее всего так бы и случилось.
— Конечно, — произнес он после долгой паузы, — сейчас это уже не имеет значения. Селден оказался замечательным сыном, а Роузмонт — примерным отцом.
Элизабет нервно теребила узел свой шали.
— И так должно оставаться. Теперь ты понял, почему я ничего тебе не сказала? Почему хотела сохранить это в тайне?
— Я понял, что люди, которым ты доверилась, предали тебя, — сердито заявил Норт. — Отец Адама. Луиза и Харрисон. В каком-то смысле даже твой отец и Изабел. — Он услышал, как она резко втянула в себя воздух. — Тебе неприятно так думать о своих близких, верно? Или, точнее, ты предпочитаешь так думать про себя, но не желаешь, чтобы я говорил это вслух. Но разве все они не убедили тебя, что жизнь твоего сына станет невыносимой, если он будет считаться незаконнорожденным?
— Я… они…
— А как насчет тебя? Разве они не говорили, что общество тебя отвергнет, что ты никогда не выйдешь замуж и лишишься всякой надежды на счастье, если…
Элизабет вскочила на ноги.
— Прекрати! Я сама так решила! Я сама! Я… — Ее голос сорвался. Сдерживая рыдание, она снова повторила эти слова, на сей раз еле слышно: — Я сама. — Ее плечи согнулись под тяжестью непомерного горя, и судорожный вздох сотряс ее хрупкую фигурку. — И мне приходится с этим жить.
Норт притянул Элизабет к своей груди, так крепко сжав ее плечи, что у нее перехватило дыхание. Дрожь, сотрясавшая ее тело, передалась ему.
— Тебе не придется жить с этим одной, — прошептал он ей на ухо. — Не нужно бояться, что я предам тебя или буду упрекать. Я люблю тебя, Элизабет. И женился на тебе, потому что полюбил. И я хочу, чтобы ты это знала.
— Ты… ты велел мне уехать, — пролепетала она всхлипывая. — Ты с-сказал, что я должна оставить тебя.
— Потому что я был обижен, а вовсе не потому, что разлюбил. Мне нужно было время, чтобы решить, смогу ли я жить с тобой, зная, что ты не разделяешь моих чувств, что ты снова и снова будешь ранить меня своим нежеланием поверить в мою любовь и не позволишь себе меня по любить. — Он взял ее за плечи и отстранил от себя, пристально вглядываясь в ее лицо. — Я не смогу, Элизабет. Эти последние недели… когда ты исчезла… были невыносимы. Любить тебя безответно… это пытка, растянутая на всю жизнь. Теперь я это знаю. И я готов отступиться от тебя, если ты не можешь предложить мне даже надежды, что это когда-нибудь изменится. — Руки его задрожали. Это так поразило Норта, что он снова притянул ее к себе и обнял так крепко, словно хотел удержать навечно. — Скажи, Элизабет, — спросил он, прижавшись щекой к ее волосам, — у меня есть надежда?
— У тебя есть моя любовь. — Она сжала его лицо в ладонях. — Слышишь, Норт? Любовь. Я была уверена в этом, когда покидала Лондон, и еще более уверена в этом сейчас. Я люблю тебя. Помоги нам Боже, но я надеюсь, что этого достаточно.
Норт поцеловал ее, стараясь убедить себя в том, что этого и вправду будет достаточно.
Глава 14
— Точно так же я была уверена, что понимаю себя. Я уже говорила тебе, что любила его. Иначе я никогда бы не отдалась ему, по крайней мере тогда. Было бы несправедливо утверждать, что он меня соблазнил. Я сама хотела быть с ним.
Насколько я помню, я даже настаивала на этом.
Слабая улыбка тронула губы Норта.
— Как ты понимаешь, наша… связь была тайной. Мой отец несколько раз встречался с ним и пришел к выводу, что у него полностью отсутствует характер. Поскольку отец придерживался такого мнения о большинстве людей, особенно о тех, кто проявлял ко мне интерес, я не придала его словам особенного значения. Предвидя реакцию отца, мы вели себя на публике крайне осторожно. У меня было достаточно поклонников, что бы заполнить карточку для танцев. И хотя отец не одобрял ни одного из них, они отлично служили своей цели — отвлекать его внимание.
Элизабет опустила голову. Ей было тяжело смотреть на Норта, хотя он не осуждал и не торопил ее, позволив излагать свою историю, как она сочтет нужным.
— Мы встречались по ночам. Ускользнуть из дома не составляло труда. Еще бы, ведь я была вне подозрений. Что бы отец ни думал о моем непокорном характере, никто не мог даже предположить, что я способна на столь неприличное поведение. Я уходила, когда все засыпали, и возвращалась раньше, чем кто-либо просыпался.
Что-то дало толчок мыслям Норта. Какая-то неуловимая подсказка… Случайно оброненное слово… Он нахмурился, пытаясь извлечь его на поверхность, но не мог ухватить ничего, кроме смутной тревоги.
Захваченная воспоминаниями, Элизабет не заметила задумчивого выражения, промелькнувшего на лице мужа.
— Когда сезон закончился, я вернулась в Роузмонт. С точки зрения света, мой дебют считался неудачным, однако я думала об этом иначе. Естественно, в поместье мы виделись реже, но я была довольна уже тем, что нам вообще удавалось встречаться. — Ее голос стал мягче. — Мы говорили о свадьбе. Я надеялась, что мы убежим. В Гретна-Грин.
Норт ощутил эгоистическое облегчение, что мечтам Элизабет не суждено было сбыться.
— С его стороны это было бесчестно, Элизабет. — Он не мог промолчать, хотя и понимал, что рискует задеть ее чувства. — Он не имел права подогревать в тебе подобные надежды.
Она подняла на него печальный взгляд, признавая справедливость его слов.
— По правде говоря, я считала нас мужем и женой. Мы были вместе уже целых шесть месяцев, когда я узнала, до какой степени заблуждалась. Я нашла у него в сюртуке письмо от его жены. Он не стал каяться. Отнюдь. Наоборот, он рассердился, что я шарила По его карманам. — Криво улыбнувшись, она подняла руку со скомканным носовым платком. — Я всего лишь искала платок.
Норт кивнул, по опыту зная, что собственного платка у нее никогда наготове нет.
— Возможно, мне не следовало читать это письмо. — Она пожала плечами. — Но я прочитала. Через некоторое время он попытался убедить меня, что его брак ничего не значит. То, что на пару секунд я поверила ему, говорит о моем состоянии в тот момент.
— Скорее это говорит о том, как сильно ты его любила.
Элизабет покорно кивнула.
— Я заявила, что не хочу его больше видеть, и он этому обрадовался. Думаю, это возмутило меня даже больше, чем сам факт его женитьбы и вся эта ложь. Не думай, что я горжусь собой. Я упомянула об этом лишь для того, чтобы ты знал, что я собой представляю. Упрямая, наивная и безрассудная. — Уголки ее рта приподнялись в грустной улыбке. — Одним словом, дура и ослица.
— Мой дед не согласился бы с тобой, — хмыкнул Норт. И более серьезно добавил: — И я тоже.
Элизабет накрыла ладонью его руку, лежавшую у нее на колене.
— Прошло почти два месяца, прежде чем я поняла, что жду ребенка. Собственно, я даже не понимала этого, пока Изабел не задала мне прямой вопрос. Мое положение яви лось для меня откровением в большей степени, чем для нее. — Она помедлила, вспомнив, как стремительно стали после этого развиваться события, и постаралась упорядочить их в памяти. И лишь потом продолжила: — У меня не было выбора. Либо делать то, что велел отец, либо уехать из Роузмонта. Последнее означало, что, я останусь без всякой поддержки. Отец высказался вполне определенно: я не получу от него ни копейки, никогда больше не увижу его и Изабел и не смогу вернуться в Роузмонт. У меня не было причин сомневаться в серьезности его намерений. Конечно, можно было обратиться за помощью к полковнику, но я была слишком горда. Да, впрочем, он и не смог бы избавить меня от «участи парии. Как только о моей беременности стало бы известно, меня перестали бы принимать в обществе. Надеюсь, ты веришь, Норт, что для меня это не имело значения. Но я не могла допустить, чтобы мой сын родился бастардом.
Норт вдруг вспомнил гнев Элизабет, когда он рассказал ей о происхождении Уэста. Она категорически заявила, что незаконное происхождение накладывает свой отпечаток на человека. «Не при рождении, — говорила она. — Но потом он меняется. Это может произойти из-за того, что мать стыдится своего ребенка, или из-за равнодушия отца. Или потому, что никто не спешит откликнуться на его плач или утешить, когда он ушибся, или обижен. Как бы то ни было, но постепенно ребенок начинает понимать, что он не такой, как другие». Он слышал искреннее чувство в ее голосе, но не понимал его источника.
— Ты могла бы выйти замуж, — заметил он. — Так часто делается. Чаще, чем ты думаешь.
— Возможно. Но я не смогла. Выйти замуж за человека, которого я не люблю, и попросить его принять моего ребенка… или хуже туго, сделать вид, будто это его ребенок… — Она замолчала. Она была не настолько сильна духом, чтобы не рассмотреть подобную возможность, и он должен был это знать. — Я не хочу обманывать тебя, Норт. Такая мысль приходила мне в голову. Просто отец предложил решение, которое устраивало всех.
Норт кивнул и нежно сжал ее пальцы. Элизабет глубоко вздохнула:
— Отец устроил так, что мы втроем отправились на континент. Перед отъездом он распространил слухи, будто Изабел необходимо показаться врачам. Тем самым ему удалось создать впечатление, что для поездки имеется особая причина. Причина, разумеется, была, хотя и совсем не та, которую он пытался навязать своим собеседникам.
В Европе мы почти не задержались, а сразу отправились в Италию. Адам родился в Венеции. Повитуха передала его Изабел, и они ушли, прежде чем я успела избавиться от последа. Мне даже не позволили взять его на руки. Таково было требование отца. Возможно, он был прав. Я не уверена, что смогла бы расстаться с ребенком, после того как прижала бы его к груди. В тот же вечер они уехали в Рим. Я не кормила своего сына сама. Не слышала, как он плачет. Мое молоко быстро перегорело, поскольку с самого начала у Адама была кормилица.
Элизабет взглянула поверх головы Норта на плотную завесу снега, валившего за окном.
— Шло время, и все стало казаться каким-то нереальным. Все следы беременности исчезли, и моя фигура снова стала как у молодой девушки. — Она взглянула на него. — Единственное свидетельство, которое осталось, ты видел. Сколько бы я ни втирала крем в свой растянутый живот, я не могу избавиться от этих отметин. Конечно, с годами они несколько поблекли, но ничто не заставит их исчезнуть. Я совсем не хотела, чтобы ты вот так узнал, что я родила ребенка.
— А ты хотела, чтобы я узнал об этом? — спросил он.
Элизабет не могла солгать.
— Нет.
Норт глубоко вздохнул. Что ж, другого ответа он и не ждал. Сердце Элизабет сжалось от сочувствия к нему. Он заслуживает гораздо большего, чем она может ему дать.
— Но не по той причине, о которой ты думаешь, — пояснила она.
— Вот как? Тогда почему?
— Не потому, что я не доверяю тебе. — Его бровь скептически выгнулась. — Дело в том, что я не доверяю никому. Не могу.
Норт вздохнул:
— Продолжай.
— Отец рассчитывал на мое молчание. Изабел тоже. Это был единственный способ добиться того, ради чего, собственно, и затевался весь этот обман. По замыслу отца, предполагалось выдать Адама за его наследника, виконта Селдена. Признаться, мне несложно было уверовать в это самой. Прошло почти два месяца, прежде чем отец вызвал меня в Рим. К этому времени Адам во всех отношениях стал сыном Изабел. Так, во всяком случае, я себе внушала. Я отмахивалась от боли, терзавшей мое сердце, когда он плакал, а она его утешала. Я старалась не замечать слез, набегавших на глаза, когда мой отец, редко удостаивавший меня хотя бы словом, баловал моего сына. Ты не представляешь, Норт, какой эгоисткой я была! Они дали моему сыну все, а я разрывалась между признательностью и обидами. И не знала, как примирить в себе эти чувства.
Взгляд янтарных глаз Элизабет смягчился.
— Когда мы вернулись в Роузмонт, я поняла, что просто не в силах жить и дальше под одной крышей с ними. Я предпочла вернуться в Лондон… — Она заколебалась, чувствуя, что мужество покидает ее. Норт не торопил ее, но Элизабет понимала, что он не сойдет с этого места, пока не узнает все до конца. — Думаю, отец с Изабел испытали облегчение. Тогда-то я и познакомилась с лордом и леди Баттенберн.
Он кивнул, словно предполагал такое развитие событий и понимал его значение.
— Мы с Луизой подружились. Она была очень добра, мне нравилось ее общество. Да и Харрисон, похоже, не возражал против моего затянувшегося пребывания в их доме.
Теперь я даже не помню, как это случилось. Скорее всего я просто ослабила бдительность. А впрочем, я вообще не думала о бдительности, когда дело касалось Луизы. Она никогда не приставала ко мне с расспросами и, казалось, не подозревала, что у меня могут быть какие-то секреты. И вот в один прекрасный день я выложила ей все.
Норт ничего на это не ответил. Он тяжело поднялся на ноги и остановился перед Элизабет. Она молчала, опустив голову и уставившись на свои руки.
— И с тех пор она шантажирует тебя?
Элизабет вскинула голову, и это открыло ему правду раньше, чем она заговорила:
— Откуда ты знаешь?
— Догадался, — сказал он. — И ты ее только что подтвердила. — Смутные предположения, притаившиеся в уголке его сознания, внезапно обрели четкость. — А твой отец? Он в курсе?
Она кивнула, сгорбившись на скамье.
— Луиза шантажирует и его тоже?
— Да, — прозвучал едва слышный ответ.
— Как я понимаю, Луиза не одинока в этом предприятии?
— Баттенберн знает все. В некоторых случаях он сдерживает ее. В других — провоцирует.
Норт закрыл глаза и потер переносицу.
— Иисусе, — потрясенно произнес он. — Ну и положение! — Он взглянул на Элизабет. — Они пригрозили тебе разоблачением?
— Да. Если бы обман открылся, отец и Изабел оказались бы в крайне унизительном положении. Но не это главное. Больше всего их пугало, что Селден узнает, что он не их сын.
— Они могли бы усыновить его.
— Конечно. И они бы это сделали. Мы обсуждали подобную возможность. Но в таком случае Адам узнал бы о своем происхождении. Не исключено, что когда-нибудь мы расскажем ему правду, но не теперь. Так что пока никто из нас не желает разоблачения.
— Выходит, вы больше не хранители своей тайны, а ее пленники?
— Вот именно.
Норт ненадолго задумался.
— Именно поэтому твой отец так сердит на тебя?
Элизабет кивнула.
— С его точки зрения, тот факт, что я рассказала кому-то об Адаме, — более тяжкое прегрешение, чем то, что я произвела его на свет. — Увидев, что Норт готов возразить, она поспешно продолжила: — Он любит Селдена. Ты сам это видел, когда мы были в Роузмонте. Если он и презирает меня, то лишь за то, что мне оказалось не по силам нести на своих плечах бремя вины и горя, и я переложила его на чужие плечи. Вот чего он не может мне простить.
Норт прислонился спиной к прохладному стеклу.
— В таком случае он должен разделить с тобой ответственность.
— Но он не сделал ничего дурного. Он…
— Он забрал у тебя ребенка, Элизабет! Ему нужен был наследник, и он взял твоего сына. Ты никогда не задумывалась, как бы все сложилось, если бы ты родила девочку?
— Изабел настояла бы на том, чтобы он сдержал слово, — тихо проговорила она.
Норт допускал, что скорее всего так бы и случилось.
— Конечно, — произнес он после долгой паузы, — сейчас это уже не имеет значения. Селден оказался замечательным сыном, а Роузмонт — примерным отцом.
Элизабет нервно теребила узел свой шали.
— И так должно оставаться. Теперь ты понял, почему я ничего тебе не сказала? Почему хотела сохранить это в тайне?
— Я понял, что люди, которым ты доверилась, предали тебя, — сердито заявил Норт. — Отец Адама. Луиза и Харрисон. В каком-то смысле даже твой отец и Изабел. — Он услышал, как она резко втянула в себя воздух. — Тебе неприятно так думать о своих близких, верно? Или, точнее, ты предпочитаешь так думать про себя, но не желаешь, чтобы я говорил это вслух. Но разве все они не убедили тебя, что жизнь твоего сына станет невыносимой, если он будет считаться незаконнорожденным?
— Я… они…
— А как насчет тебя? Разве они не говорили, что общество тебя отвергнет, что ты никогда не выйдешь замуж и лишишься всякой надежды на счастье, если…
Элизабет вскочила на ноги.
— Прекрати! Я сама так решила! Я сама! Я… — Ее голос сорвался. Сдерживая рыдание, она снова повторила эти слова, на сей раз еле слышно: — Я сама. — Ее плечи согнулись под тяжестью непомерного горя, и судорожный вздох сотряс ее хрупкую фигурку. — И мне приходится с этим жить.
Норт притянул Элизабет к своей груди, так крепко сжав ее плечи, что у нее перехватило дыхание. Дрожь, сотрясавшая ее тело, передалась ему.
— Тебе не придется жить с этим одной, — прошептал он ей на ухо. — Не нужно бояться, что я предам тебя или буду упрекать. Я люблю тебя, Элизабет. И женился на тебе, потому что полюбил. И я хочу, чтобы ты это знала.
— Ты… ты велел мне уехать, — пролепетала она всхлипывая. — Ты с-сказал, что я должна оставить тебя.
— Потому что я был обижен, а вовсе не потому, что разлюбил. Мне нужно было время, чтобы решить, смогу ли я жить с тобой, зная, что ты не разделяешь моих чувств, что ты снова и снова будешь ранить меня своим нежеланием поверить в мою любовь и не позволишь себе меня по любить. — Он взял ее за плечи и отстранил от себя, пристально вглядываясь в ее лицо. — Я не смогу, Элизабет. Эти последние недели… когда ты исчезла… были невыносимы. Любить тебя безответно… это пытка, растянутая на всю жизнь. Теперь я это знаю. И я готов отступиться от тебя, если ты не можешь предложить мне даже надежды, что это когда-нибудь изменится. — Руки его задрожали. Это так поразило Норта, что он снова притянул ее к себе и обнял так крепко, словно хотел удержать навечно. — Скажи, Элизабет, — спросил он, прижавшись щекой к ее волосам, — у меня есть надежда?
— У тебя есть моя любовь. — Она сжала его лицо в ладонях. — Слышишь, Норт? Любовь. Я была уверена в этом, когда покидала Лондон, и еще более уверена в этом сейчас. Я люблю тебя. Помоги нам Боже, но я надеюсь, что этого достаточно.
Норт поцеловал ее, стараясь убедить себя в том, что этого и вправду будет достаточно.
Глава 14
Кушетка была удобнее, чем каменный пол, и шире, чем скамья. К тому же она обладала тем несомненным достоинством, что находилась под рукой. Снегопад за окнами оранжереи прекратился, и луна, выглянув из-за туч, осветила белоснежный пейзаж. Легкая поземка поднимала в воздух искрящиеся вихри, перегоняя по заснеженному полю белые сугробы. В лунном свете листья пальмы казались серебряными опахалами.
В нетерпении, порожденном долгой разлукой, они избавились только от той одежды, которая мешала их лихорадочному соединению. Их тела источали жар, а прерывистое дыхание превращалось в ледяные узоры, расцветавшие на стекле.
Нортхэм находился глубоко внутри ее, когда его захлестнула волна освобождения. Элизабет тесно прижималась к его содрогающемуся телу, обхватив его руками и ногами, словно он был единственной точкой опоры в ее бушующем мире. Ее крик смешался с оттолоском его хриплого рычания, и он рухнул на нее, тяжело дыша и повторяя ее имя.
Наконец они замерли, слишком утомленные, чтобы сделать хоть одно движение. Впервые после занятий любовью им было легко и радостно. Они лениво переговаривались, смеясь собственным шуткам, и не заметили, как заснули.
Во второй раз они занялись любовью уже в постели Элизабет. Безумие осталось позади, и теперь их соединение было неторопливым и нежным, порой игривым, порой трепетно сосредоточенным.
Их одежда валялась на полу, разбросанная на всем пространстве от двери до кровати. Плотные шторы были задернуты, отсекая их от всего мира. Только мягкое сияние свечи озаряло комнату, придавая их влажным телам золотисто-оранжевый оттенок.
Элизабет лежала на спине, положив голову на плечо Норта, и любовалась игрой теней на своей руке.
— Красиво, — заметил Норт наблюдая за ней. — И вообще мне нравится твое одеяние. Немного мрака, немного света. Дешево и практично.
— Но… — Она не сразу поняла, что он пошутил. Наконец опустила руку и улыбнулась. — Ты очень милый, — проворковала она. — Но скуповат, как и твой дед. Похоже, мне придется до конца дней довольствоваться тем нарядом, который сейчас на мне.
Норт хмыкнул.
— Так… Вижу, ты уже успела прослушать его проповедь о пользе бережливости.
— Я прослушала весь его репертуар. — Она положила ладонь на грудь мужа. — Ему не понравится, что ты уронил два горшка с орхидеями. Он, знаешь ли, очень гордится ими. — Элизабет чуть не задохнулась, когда Норт прижался к ее губам долгим поцелуем. Когда он поднял голову, она снова улыбнулась: — Если моя праздная болтовня так тебя возбуждает, то едва ли мне захочется говорить о серьезных вещах.
Его теплый рокочущий смех согрел ее. Приподнявшись на локте, она обвела пальцем контур его подбородка и коснулась уголка рта. Лицо его все еще хранило отпечаток глубокой усталости, и черты лишь немного смягчились от недавних занятий любовью.
— Как ты нашел меня? — спросила она с любопытством.
— С помощью мадам Фортуны. — Норт улыбнулся, увидев, что она снова открыла от удивления рот. Он вспомнил, что удивление оказывает на Элизабет почти такое же действие, как и поцелуй. — Жаль, что я сам не додумался, но ведь ты не оставила даже записки. Никто не видел тебя, после того как ты прибыла в гостиницу. А хозяин даже не мог вспомнить, когда ты уехала. Истлин организовал слежку за лондонской резиденцией баронессы и выяснил, что тебя и там нет. Уэст опросил хозяев гостиниц и кучеров дилижансов чуть ли не на всех почтовых трактах. Все впустую, куда бы мы ни ткнулись.
— Но мадам Фортуна? — спросила Элизабет. — При чем здесь..
— Компас-клуб знаком с этой дамой уже более двадцати лет. — Норт безмерно гордился собой, наблюдая, как румянец поднимается от ее груди к шее и наконец заливает лицо, пока он рассказывал ей о своей первой встрече с гадалкой.
— Боже! — изумилась она. — Ты попросил, чтобы она показала тебе свой..
— Свой зад.
— А она показала тебе персик?
— Ну да, — спокойно отозвался он. — Они, знаешь ли, очень похожи. — Под одеялом рука Норта нашла ее бедро и двинулась к заветному месту, напоминавшему упомянутый фрукт. — Не могла же она показать какому-то мальчишке нижнюю часть своего туловища? Мне тогда было всего лишь десять лет.
Элизабет оттолкнула его руку.
— Представляю, каким чертенком ты был Из молодых, да ранних. И что, Рыцари ничего не заподозрили?
— Нет, конечно. Хотя и не приняли нас в свою компанию. Между прочим, мадам Фортуна предупреждала меня, что они мошенники — так вскоре и оказалось.
— Не могу поверить, что ты украл мой персик, чтобы предаваться непристойным воспоминаниям в компании своих приятелей.
Норт рассмеялся.
— Похоже, ты никогда не простишь меня за эти персики.
— И не надейся. — Элизабет изобразила суровую мину — Ты жонглировал ими! — возмущенно заявила она.
Норт расхохотался так, что даже слезы полились у него из глаз. За неимением платка он воспользовался простыней, которую Элизабет с насмешливым видом протянула ему. Ему потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться.
— Да, и довольно ловко. Ты не находишь? — заявил он без тени сожаления.
Элизабет вздохнула, терпеливо ожидая, когда он окончательно успокоится.
— Это была твоя идея обратиться к мадам Фортуне?
— Нет, Саута, — ответил Норт и добавил, предвосхитив ее следующий вопрос: — А я попросил ее найти тебя, а не твой… персик.
Элизабет закатила глаза.
— Спасибо Господу за его малые милости.
Норт взбил подушку и лег на нее.
— В общем, она направила меня сюда, — закончил он — Я и подумать не мог, что ты поехала к моему деду.
— Эта счастливая мысль пришла мне в голову в последний момент.
Норт живо вспомнил страх, охвативший его, когда стало ясно, что Элизабет исчезла, и погладил ее по волосам, словно желал удостовериться, что она рядом.
— Элизабет?
Она встрепенулась, удивленная его серьезным тоном — Да?
— Ты сказала, что я только отчасти виноват в том, что ты решила уехать Кто еще приложил к этому руку?
— Думаю, ты уже знаешь ответ Луиза и Харрисон Он задумчиво кивнул.
— Мадам Фортуна предрекла, что я найду все, что потерял, когда разыщу тебя.
— Неужели?
— Я тогда подумал, что она помешалась на романтике.
— Вполне возможно.
Норт устремил на нее пристальный взгляд и отметил, что улыбка Элизабет не коснулась ее глаз.
— Да, — согласился он. — Хотя в романтическом смысле это оказалось правдой.
— Ну, спасибо.
Он улыбнулся, не обманутый ее кислым тоном.
— А что, если это правда и в другом, буквальном смысле?
Норт почувствовал, как она сжалась, затаившись в ожидании.
— Знаешь, почему поимка Джентльмена так важна? — спросил он.
— По-моему, это очевидно. Он похищал ценности у представителей высшего света.
— Он похищал их секреты. — Элизабет напряглась. — Вот почему полковник занялся этим делом. Кражи драгоценностей находились вне сферы его интересов, но пропажа документов, государственных бумаг, частной переписки, касающейся политических вопросов, — это совсем другое дело. Думаю, ты понимаешь, что это не могло не встревожить власти.
Элизабет кивнула, плотно сжав губы.
— Похищение документов, естественно, не предавалось огласке. Гораздо проще признаться в краже драгоценностей, нежели важных бумаг. Но поскольку жертвы ограблений были лояльными гражданами, они в конце концов заявляли о пропажах. Одни негодовали, другие испытывали неловкость, но все были крайне обеспокоены, понимая, что под удар поставлена не только их личная безопасность, но и интересы Короны.
Глаза Элизабет все больше расширялись, по мере того как он говорил. Когда он закончил и устремил на нее выжидающий взгляд, она испуганно спросила:
— Ты хочешь сказать, что ответственность за все эти кражи лежит на Джентльмене?
— Это одна из версий, — осторожно заметил Норт.
— Тебя послушать, так речь идет об измене.
— Вполне возможно, если принять во внимание содержание некоторых из похищенных документов.
Элизабет села на постели, подтянув к себе одеяло, чтобы прикрыть грудь.
— Думаю, ты ошибаешься. Джентльмена интересуют только побрякушки.
— Или он достаточно умен, чтобы создать подобное впечатление.
— Сомневаюсь, что он настолько умен, — возразила Элизабет, покачав головой для пущей убедительности. — У него есть определенный стиль, но не следует приписывать ему особые таланты.
— Вот как? — суховато осведомился он. — Ты и вправду так думаешь?
— Я уверена в этом.
— Это не делает мне чести, тебе не кажется? В конце концов, я получил задание найти Джентльмена почти год назад. Пока ему удается ускользать от меня, да и от всех остальных, кто шел по его следу.
Элизабет нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, что, кроме тебя, были и другие, кто занимался поисками этого вора?
— Человек шесть в общей сложности за все эти годы. Важные лица на самом верху уже отчаялись положить конец карьере Джентльмена, вот почему полковнику пришлось взяться за это дело.
— И он поручил его тебе.
Норт пожал плечами:
— Вообще-то вся ответственность ложится на него Такова суть его деятельности. Он известен важным шишкам в отличие от меня.
Элизабет задумалась, переваривая услышанное.
— Полковник никогда не рассказывал мне об этом.
— Естественно.
— И ты тоже, — заявила она. — Ты внушил мне мысль, что полковник не имеет никакого отношения к поискам вора — Гладкий лоб ее прорезала вертикальная морщинка, когда очевидный вопрос пришел ей в голову. — А почему ты заговорил об этом сейчас?
В синих глазах Норта появилась мягкая ирония.
— Элизабет, — попросил он, — хватит притворяться.
— Притворяться? — Ее голос слегка надломился. Выдернув из-под одеяла простыню, Элизабет быстро обмотала ее вокруг себя и скатилась с постели. Свободные концы волочились за ней, как шлейф, когда она прошествовала в гардеробную.
— Это что, пресловутая башня из слоновой кости? — крикнул он ей вслед.
— Да! — отозвалась она.
Норт хмыкнул.
— Я задел твои чувства?
В нетерпении, порожденном долгой разлукой, они избавились только от той одежды, которая мешала их лихорадочному соединению. Их тела источали жар, а прерывистое дыхание превращалось в ледяные узоры, расцветавшие на стекле.
Нортхэм находился глубоко внутри ее, когда его захлестнула волна освобождения. Элизабет тесно прижималась к его содрогающемуся телу, обхватив его руками и ногами, словно он был единственной точкой опоры в ее бушующем мире. Ее крик смешался с оттолоском его хриплого рычания, и он рухнул на нее, тяжело дыша и повторяя ее имя.
Наконец они замерли, слишком утомленные, чтобы сделать хоть одно движение. Впервые после занятий любовью им было легко и радостно. Они лениво переговаривались, смеясь собственным шуткам, и не заметили, как заснули.
Во второй раз они занялись любовью уже в постели Элизабет. Безумие осталось позади, и теперь их соединение было неторопливым и нежным, порой игривым, порой трепетно сосредоточенным.
Их одежда валялась на полу, разбросанная на всем пространстве от двери до кровати. Плотные шторы были задернуты, отсекая их от всего мира. Только мягкое сияние свечи озаряло комнату, придавая их влажным телам золотисто-оранжевый оттенок.
Элизабет лежала на спине, положив голову на плечо Норта, и любовалась игрой теней на своей руке.
— Красиво, — заметил Норт наблюдая за ней. — И вообще мне нравится твое одеяние. Немного мрака, немного света. Дешево и практично.
— Но… — Она не сразу поняла, что он пошутил. Наконец опустила руку и улыбнулась. — Ты очень милый, — проворковала она. — Но скуповат, как и твой дед. Похоже, мне придется до конца дней довольствоваться тем нарядом, который сейчас на мне.
Норт хмыкнул.
— Так… Вижу, ты уже успела прослушать его проповедь о пользе бережливости.
— Я прослушала весь его репертуар. — Она положила ладонь на грудь мужа. — Ему не понравится, что ты уронил два горшка с орхидеями. Он, знаешь ли, очень гордится ими. — Элизабет чуть не задохнулась, когда Норт прижался к ее губам долгим поцелуем. Когда он поднял голову, она снова улыбнулась: — Если моя праздная болтовня так тебя возбуждает, то едва ли мне захочется говорить о серьезных вещах.
Его теплый рокочущий смех согрел ее. Приподнявшись на локте, она обвела пальцем контур его подбородка и коснулась уголка рта. Лицо его все еще хранило отпечаток глубокой усталости, и черты лишь немного смягчились от недавних занятий любовью.
— Как ты нашел меня? — спросила она с любопытством.
— С помощью мадам Фортуны. — Норт улыбнулся, увидев, что она снова открыла от удивления рот. Он вспомнил, что удивление оказывает на Элизабет почти такое же действие, как и поцелуй. — Жаль, что я сам не додумался, но ведь ты не оставила даже записки. Никто не видел тебя, после того как ты прибыла в гостиницу. А хозяин даже не мог вспомнить, когда ты уехала. Истлин организовал слежку за лондонской резиденцией баронессы и выяснил, что тебя и там нет. Уэст опросил хозяев гостиниц и кучеров дилижансов чуть ли не на всех почтовых трактах. Все впустую, куда бы мы ни ткнулись.
— Но мадам Фортуна? — спросила Элизабет. — При чем здесь..
— Компас-клуб знаком с этой дамой уже более двадцати лет. — Норт безмерно гордился собой, наблюдая, как румянец поднимается от ее груди к шее и наконец заливает лицо, пока он рассказывал ей о своей первой встрече с гадалкой.
— Боже! — изумилась она. — Ты попросил, чтобы она показала тебе свой..
— Свой зад.
— А она показала тебе персик?
— Ну да, — спокойно отозвался он. — Они, знаешь ли, очень похожи. — Под одеялом рука Норта нашла ее бедро и двинулась к заветному месту, напоминавшему упомянутый фрукт. — Не могла же она показать какому-то мальчишке нижнюю часть своего туловища? Мне тогда было всего лишь десять лет.
Элизабет оттолкнула его руку.
— Представляю, каким чертенком ты был Из молодых, да ранних. И что, Рыцари ничего не заподозрили?
— Нет, конечно. Хотя и не приняли нас в свою компанию. Между прочим, мадам Фортуна предупреждала меня, что они мошенники — так вскоре и оказалось.
— Не могу поверить, что ты украл мой персик, чтобы предаваться непристойным воспоминаниям в компании своих приятелей.
Норт рассмеялся.
— Похоже, ты никогда не простишь меня за эти персики.
— И не надейся. — Элизабет изобразила суровую мину — Ты жонглировал ими! — возмущенно заявила она.
Норт расхохотался так, что даже слезы полились у него из глаз. За неимением платка он воспользовался простыней, которую Элизабет с насмешливым видом протянула ему. Ему потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться.
— Да, и довольно ловко. Ты не находишь? — заявил он без тени сожаления.
Элизабет вздохнула, терпеливо ожидая, когда он окончательно успокоится.
— Это была твоя идея обратиться к мадам Фортуне?
— Нет, Саута, — ответил Норт и добавил, предвосхитив ее следующий вопрос: — А я попросил ее найти тебя, а не твой… персик.
Элизабет закатила глаза.
— Спасибо Господу за его малые милости.
Норт взбил подушку и лег на нее.
— В общем, она направила меня сюда, — закончил он — Я и подумать не мог, что ты поехала к моему деду.
— Эта счастливая мысль пришла мне в голову в последний момент.
Норт живо вспомнил страх, охвативший его, когда стало ясно, что Элизабет исчезла, и погладил ее по волосам, словно желал удостовериться, что она рядом.
— Элизабет?
Она встрепенулась, удивленная его серьезным тоном — Да?
— Ты сказала, что я только отчасти виноват в том, что ты решила уехать Кто еще приложил к этому руку?
— Думаю, ты уже знаешь ответ Луиза и Харрисон Он задумчиво кивнул.
— Мадам Фортуна предрекла, что я найду все, что потерял, когда разыщу тебя.
— Неужели?
— Я тогда подумал, что она помешалась на романтике.
— Вполне возможно.
Норт устремил на нее пристальный взгляд и отметил, что улыбка Элизабет не коснулась ее глаз.
— Да, — согласился он. — Хотя в романтическом смысле это оказалось правдой.
— Ну, спасибо.
Он улыбнулся, не обманутый ее кислым тоном.
— А что, если это правда и в другом, буквальном смысле?
Норт почувствовал, как она сжалась, затаившись в ожидании.
— Знаешь, почему поимка Джентльмена так важна? — спросил он.
— По-моему, это очевидно. Он похищал ценности у представителей высшего света.
— Он похищал их секреты. — Элизабет напряглась. — Вот почему полковник занялся этим делом. Кражи драгоценностей находились вне сферы его интересов, но пропажа документов, государственных бумаг, частной переписки, касающейся политических вопросов, — это совсем другое дело. Думаю, ты понимаешь, что это не могло не встревожить власти.
Элизабет кивнула, плотно сжав губы.
— Похищение документов, естественно, не предавалось огласке. Гораздо проще признаться в краже драгоценностей, нежели важных бумаг. Но поскольку жертвы ограблений были лояльными гражданами, они в конце концов заявляли о пропажах. Одни негодовали, другие испытывали неловкость, но все были крайне обеспокоены, понимая, что под удар поставлена не только их личная безопасность, но и интересы Короны.
Глаза Элизабет все больше расширялись, по мере того как он говорил. Когда он закончил и устремил на нее выжидающий взгляд, она испуганно спросила:
— Ты хочешь сказать, что ответственность за все эти кражи лежит на Джентльмене?
— Это одна из версий, — осторожно заметил Норт.
— Тебя послушать, так речь идет об измене.
— Вполне возможно, если принять во внимание содержание некоторых из похищенных документов.
Элизабет села на постели, подтянув к себе одеяло, чтобы прикрыть грудь.
— Думаю, ты ошибаешься. Джентльмена интересуют только побрякушки.
— Или он достаточно умен, чтобы создать подобное впечатление.
— Сомневаюсь, что он настолько умен, — возразила Элизабет, покачав головой для пущей убедительности. — У него есть определенный стиль, но не следует приписывать ему особые таланты.
— Вот как? — суховато осведомился он. — Ты и вправду так думаешь?
— Я уверена в этом.
— Это не делает мне чести, тебе не кажется? В конце концов, я получил задание найти Джентльмена почти год назад. Пока ему удается ускользать от меня, да и от всех остальных, кто шел по его следу.
Элизабет нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, что, кроме тебя, были и другие, кто занимался поисками этого вора?
— Человек шесть в общей сложности за все эти годы. Важные лица на самом верху уже отчаялись положить конец карьере Джентльмена, вот почему полковнику пришлось взяться за это дело.
— И он поручил его тебе.
Норт пожал плечами:
— Вообще-то вся ответственность ложится на него Такова суть его деятельности. Он известен важным шишкам в отличие от меня.
Элизабет задумалась, переваривая услышанное.
— Полковник никогда не рассказывал мне об этом.
— Естественно.
— И ты тоже, — заявила она. — Ты внушил мне мысль, что полковник не имеет никакого отношения к поискам вора — Гладкий лоб ее прорезала вертикальная морщинка, когда очевидный вопрос пришел ей в голову. — А почему ты заговорил об этом сейчас?
В синих глазах Норта появилась мягкая ирония.
— Элизабет, — попросил он, — хватит притворяться.
— Притворяться? — Ее голос слегка надломился. Выдернув из-под одеяла простыню, Элизабет быстро обмотала ее вокруг себя и скатилась с постели. Свободные концы волочились за ней, как шлейф, когда она прошествовала в гардеробную.
— Это что, пресловутая башня из слоновой кости? — крикнул он ей вслед.
— Да! — отозвалась она.
Норт хмыкнул.
— Я задел твои чувства?