Гудмэн Джо. Любовница бродяги

   На короткое время слезы ослепили ее. Подняв руку, чтобы вытереть глаза, Ренни потеряла равновесие на неровном полу и едва не упала. Она удержалась на ногах, схватившись одной рукой за дверь, а другой — за край закрепленного стола. Передвижение по вагону сейчас напоминало прогулку по судну, которое боковой ветер постоянно клонит на один бок.
   Целью ее похода сюда была нагревательная печь в стиле Франклина. Печь находилась под тем же странным углом, что и все остальное, но, проверив ее состояние, Ренни убедилась, что устройство, по крайней мере с виду, не пострадало. Система отопления осталась в целости и сохранности, и Ренни не видела причин ее не использовать. Для Джаррета это будет самая теплая ночь с тех пор, как они покинули Эхо-Фолз.
   Теперь оставалось только его сюда доставить. В тормозном вагоне находилось то, что ей было нужно. Так как вагон лежал на боку, Ренни пришлось пролезть в разбитое окно и спрыгнуть вниз. Она сгребла снег с крышки ящика для инструментов и взяла топор, молоток, гвозди и веревку. Эти вещи требовались ей незамедлительно. Ренни также забрала лом и четыре гаечных ключа разных размеров и с различной длиной рукоятки. Попытки открыть изнутри переднюю или заднюю дверь вагона оказались безуспешными, так как снег завалил оба выхода, а двери открывались наружу. Выбросив в окно все нужные инструменты, Ренни подтащила к нему скамейку, встала на нее и протиснулась обратно в отверстие.
   Оказавшись снаружи, она принялась очищать одну из дверей от снега и льда. С помощью молотка Ренни выбила шарнирные болты и сняла дверь с петель, а затем удалила дверную ручку Вбив гвозди в верхнюю перекладину двери так, чтобы они наполовину торчали наружу, она надежно привязала к ним веревку. Взявшись за другой конец веревки, она без особых усилий потащила дверь по снегу.
   «Получились неплохие сани или носилки», — сказала себе Ренни. Убедившись, что веревка достаточно длинна, чтобы дверь не била по ногам Альбион, она привязала ее к передней луке седла. Взобравшись на лошадь, Ренни направила ее вперед. Пришлось править ногами, так как руки были заняты веревкой от саней. Методом проб и ошибок Ренни научилась не давать двери сильно отклоняться в ту или другую сторону.
   По ее собственным оценкам, прошло едва ли более тридцати минут. Джаррет все еще был без сознания. Тыльной стороной ладони Ренни дотронулась до его лба, затем до груди. Поверхность тела была по-прежнему теплой, и у Ренни появилась надежда, что ее худшие опасения все же не сбудутся.
   Соорудив из одеял наклонную плоскость, она вкатила Джаррета на сани и привязала. Посмотрев на свою работу, Ренни внезапно подумала, что в связанном состоянии он напоминает Гулливера.
   — Подожди, вот проснешься в салон-вагоне, — сказала она ему, — и подумаешь, что попал в лапы каких-то дьявольских лилипутов.
   Ренни вздохнула, не услышав ответа.
   — Все в порядке, — сказала она, отвязывая кобылу. — Теперь твоя очередь тащить.
   Взяв Зилли под уздцы, Ренни повернула ее голову к себе и строго на нее посмотрела. Та не шелохнулась. Джаррет успокаивал норовистых лошадей не таким способом, но для Ренни он оказался вполне подходящим.
   — Что ж, пока мы понимаем друг друга, — сказала она.
   Доставить Джаррета к вагону оказалось не самой сложной частью стоящей перед Ренни задачи. Его нужно было еще втащить внутрь. Ренни прикинула, сколько осталось до сумерек, и решила, что времени на то, чтобы разжигать костер, у нее нет. Удостоверившись, что Джаррет хорошо укрыт и защищен от ветра, она собрала свои инструменты и отправилась к тормозному вагону.
   Обследовав его колеса, Ренни решила снять то из них, которое меньше других пострадало от катастрофы. Желоб на ободе колеса, в который входит рельс, все еще сохранял округлую форму, а не стал прямоугольным, что неизбежно случилось бы при экстренном торможения. Если бы тормозной кондуктор знал о том, что должно произойти, он попытался бы использовать ручной тормоз. Тогда желоб на колесе стал бы прямоугольным, хотя, возможно, судьбу пассажиров это бы никак не изменило. Теперь же гладкий желоб колеса должен был спасти жизнь Джаррету.
   Чтобы решить эту задачу, требовалась скорее не смекалка, а грубая физическая сила. То, чего Ренни не смогла достичь с помощью железного гаечного ключа на длинной рукоятке, она в конце концов проделала при помощи лома. Когда колесо отделилось от оси, Ренни перекатила его к салон-вагону.
   Работать в тяжелом пальто было нелегко, и от затраченных усилий ей стало жарко. Ренни сняла пальто и накрыла им Джаррета. Встав на покосившуюся подножку на одном конце вагона, она, стараясь дотянуться как можно выше, до середины вбила штырь в стену непосредственно над дверью. Колесо оказалось тяжелым, но поднять его, несомненно, было гораздо легче, чем Джаррета. Отверстие в центре колеса требовалось надеть на штырь. Ренни знала, что у нее для этого есть только одна, максимум две попытки, потому что потом больше не хватит сил поднять колесо так высоко. Ренни вспомнила, как трудно было ей когда-то продеть нитку в иголку, и от этого уверенности у нее не прибавилось.
   Взяв колесо руками, она сначала привалила его к перилам подножки, затем подняла над головой. Ренни почувствовала, что штырь вошел в отверстие, но колесо тут же соскользнуло. В сознании мелькнула запоздалая мысль, что до сих пор и картины ей никогда не удавалось вешать сразу — веревка никак не желала попадать на гвоздь. В таком случае иногда помогает ругань, подумала Ренни.
   Она вновь подняла колесо, сотрясая воздух цветистыми фразами, содержащими образные простонародные выражения. Сыграло это какую-то роль или нет, но этот раз колесо наделось на штырь. Оставалось найти гайку и навинтить ее на штырь, чтобы колесо с него не соскользнуло. Ничего подходящего не оказалось, но Ренни сымпровизировала, приспособив гайку чуть большего размера, которую заклинила небольшими кусочками дерева. Для пробы она попыталась повернуть колесо. Оно даже не сдвинулось с места. Система спаренных шкивов была бы лучше, подумала Ренни, но и одинарный будет работать.
   Она обвязала Джаррета одеялами и веревкой, затем перебросила конец веревки через колесо и прикрепила другой конец к седлу Зилли. Затем открыла дверь вагона так, чтобы легче было втащить Джаррета внутрь, когда Зилли пойдет вперед. Проблема заключалась в том, чтобы заставить Зилли двигаться, пока Ренни будет направлять сверток с Джарретом.
   Ренни решила эту проблему, бросив несколько камней под хвост лошади. Та двинулась вперед, волоча Джаррета к вагону. Ренни поощряла Зилли идти дальше, направляя движение свертка, пока Джаррет не стукнулся о железные ступеньки вагона. Ренни удалось спасти от удара его голову.
   Когда Джаррет оторвался от земли, колесо застонало под его весом. Зилли продолжала двигаться вперед. Джаррет поднимался все выше и выше, и вот Ренни уже смогла просунуть под него руки, как маленького ребенка поддерживая его бесчувственное тело. Ренни позвала лошадь еще раз, и Джаррет поднялся до уровня ее талии. Тогда Ренин направила его в открытую дверь и стала дергать туго натянутую веревку, пытаясь вернуть Зилли назад.
   Еще несколько минут Ренни попеременно то уговаривала лошадь, то ругала ее. В конечном счете Джаррет был благополучно опущен на пол вагона. После этого оставалось только перерезать веревку.
   Теперь Джаррет наконец был внутри, но пока не в тепле. Привязав Зилли, Ренни собрала дров для печи и разожгла огонь, затем заткнула два разбитых окна деревянными планками из тормозного вагона. После этого воздух в вагоне начал согреваться, Ренни не собиралась тащить Джаррета к постели. Вместо этого она принесла постель к нему, положив матрац вдоль уклона, чтобы Джаррет не смог пораниться, скатившись вниз. Развязав узлы, Ренни осторожно перекатила его на матрац.
   Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не свалиться рядом с ним.
   Устроив Джаррета поудобнее, Ренни занялась лошадьми, уделив особое внимание взмыленной от работы Зилли. Затем втащила внутрь все припасы, сложив их у стены. Она закончила с этим, когда солнце уже село. Сумерки длились недолго. Ренни нашла две лампы без стеклянных колпаков. Для них нужно было ровное место, поэтому она приладила на стену полку. Эффект был совершенно потрясающий. Полка находилась параллельно земле под вагоном, но ко всему находящемуся в вагоне располагалась под углом.
   Рейна отложила в сторону молоток и зажгла лампы. Она работала еще два часа, удаляя разбитое стекло и поврежденные, непригодные вещи. Она научилась свободно передвигаться взад и вперед по вагону, хотя догадывалась, что делает это не так грациозно, как горный козел. Наконец, устала настолько, что была уже не в силах добраться до ближайшего ручья, Ренни растопила снег и, напившись талой воды, улеглась рядом с Джарретом.
   Остатками воды она промыла ему лицо и отодвинула котелок в сторону. Укрывшись одеялами, Ренни прижалась к Джаррету так тесно, как не делала с начала их путешествия. Она обняла его рукой за талию, а голову положила ему на плечо.
   Когда уставшая до изнеможения Ренни уснула, посторонний наблюдатель не смог бы сказать, кто из них двоих потерял сознание.
   Джаррет проснулся среди ночи. Он не представлял себе, где находится, помня только последние мгновения бешеной скачки на спине Зилли. После того как она прыгнула через поваленную сосну, он не помнил ничего. Джаррет гадал, почему он лежит под уклоном, почему все его тело ноет и почему Ренни находится так близко, что он может слышать стук ее сердца. Этот звук действовал успокаивающе, и он сразу заснул снова.
   Ренни почувствовала, что ее знобит. Это было странно, поскольку она знала, что находится под целым холмом одеял. Даже воздух был теплым. Дело было не в этом. Холод шел изнутри, толчками поднимаясь к поверхности кожи, и в то же время не отпуская ее полностью. Временами Ренни начинала дрожать всем телом.
   Джаррет приложил ладонь к ее лицу. Челюсти были стиснуты, но зубы Ренни все же продолжали выбивать дрожь. Кончиками пальцев он чувствовал, как напряжены ее мышцы. Так продолжалось несколько минут, пока Ренни не погрузилась в неглубокий, беспокойный сон. Кусок влажной материи, который Джаррет сжимал в руке, против озноба был бесполезен.
   Встав, Джаррет бросил тряпку обратно в котелок с водой, который он поместил на единственную в вагоне горизонтально расположенную полку. Теперь он знал, как все случилось. Смекалка Ренни вызвала у него улыбку.
   За последние двадцать четыре часа он видел многое из того, что сделала она: обшитые досками окна, дверь, использованную вместо саней, накормленных коней и, наконец, самое странное — колесо от тормозного вагона над входом. Для того чтобы понять его предназначение, Джаррету потребовалось некоторое время — возможно, подумал он, на то, чтобы все обдумать и осуществить, Ренни понадобилось меньше.
   Джаррет взглянул на ее бледное лицо, и его улыбка стала печальной. Все усилия Ренни по его спасению кончились тем, что она сама заболела. Опять ирония судьбы! Еще раз ее лучшие намерения оборачиваются скверно. Он вздохнул.
   — Ты, милая леди, может, и родилась с серебряной ложкой во рту, но эта ложка наверняка была тусклой.
   Джаррет вышел из вагона и занялся приготовлением еды. Это можно было сделать только снаружи, потому что печь хорошо грела, но готовить на ней оказалось невозможно. Когда Ренни станет лучше, он обязательно спросит ее, нельзя ли решить эту маленькую проблему. У нее явная склонность чинить все на свете.
   Сидя на стуле, прислоненном к перекошенной стене, Джаррет съел бобы с хлебом. Покончив с этим, он ложечкой влил горячий чай в посиневшие губы Ренни. После этого, решив, что может позаботиться о ней получше, Джаррет перенес ее вместе с матрацем к встроенной койке. Когда он попытался накрыть ее, Ренни оттолкнула покрывало. Она больше не дрожала; тело ее горело.
   Снова взяв в руки мокрую тряпку, Джаррет убрал со лба Ренни влажные пряди волос. Лицо ее пылало. Капли пота блестели на верхней губе. Джаррет вытер и их.
   Ее ночная рубашка взмокла, и он сменил ее на одну из своих сорочек. Чувствуя прикосновения Джаррета, Ренни слабым жестом оттолкнула его руки, застегивающие пуговицы.
   — Не трогайте меня, — сказала она.
   — Не буду. — Джаррет подождал, пока руки Ренни опустились. Возбуждение ее прошло. Казалось, она удовлетворена его обещанием, хотя он тут же стал вновь застегивать рубашку. Джаррет так и оставался возле Ренни, пока она снова не заснула.
   Ренни проснулась не сразу. Она открыла глаза и, поморгав, снова закрыла, осторожно потянулась, постанывая от боли и от собственных усилий. Повернувшись на бок, Ренни просунула руку под голову и наконец открыла глаза. Голова у нее слегка закружилась, так как окружающую обстановку было невозможно узнать.
   Салон-вагон больше не кренился на сторону; только одна полка торчала из стены под углом. На совершенно ровном обеденном столе стояли масляные лампы; большая часть находившихся в комнате предметов размещалась там, где они и должны были быть. То, что Джаррет оставил одну полку наклоненной, доказывало, что у него сохранилось чувство юмора, пусть даже за счет Ренни.
   Слабое шевеление в углу кровати выдало его присутствие. Внимание Ренни переключилось на другой объект. Ею вновь овладело чувство смятения, на этот раз более глубокое, не имеющее ничего общего с наклоненной полкой или ровно стоящей кроватью.
   — Вы улыбаетесь, — сказала она первое, что пришло в голову.
   Джаррет понял, что так оно и есть, и от этого замечания его улыбка стала еще шире. Наклонившись вперед, он коснулся лба Ренни тыльной стороной руки. Кожа была сухой, ее температура не отличалась от его собственной.
   — Как будто раньше я никогда этого не делал, — сказал он.
   — Не делали. — После долгого молчания ее тихни и слегка дребезжащий голос было трудно узнать. — По крайней мере в последнее время.
   Он провел кончиками пальцев по ее щеке.
   — Разве?
   Ренни кивнула. Пальцы Джаррета оторвались от ее лица, слегка прикоснулись к плечу и отстранились вовсе. Ренни ощутила странное чувство утраты. Поняв, что пристально смотрит на его руку, Ренни демонстративно перевела взгляд в другую сторону.
   — Вы очень много сделали, — сказала она. — Вы выпрямили вагон.
   — Вы заметили?
   Прозвучавшая в его голосе легкая насмешка в свою очередь заставила Ренни улыбнуться.
   — Как вам это удалось?
   Просто удивительно, как много могут сделать три лошади и осел, если заставить их тянуть в одном направлении.
   — Какой осел?
   — Я.
   Ренни внимательно посмотрела на него. Улыбка на лице Джаррета исчезла. Лицо было совершенно серьезным, взгляд темно-синих глаз — твердым.
   — Вы хотите за что-то извиниться? — спросила она. Он покачал головой.
   — Я хочу извиниться за все.
   Ренни нахмурилась, и две тонкие линии пролегли между бровями.
   — Пожалуй, я не понимаю.
   — Жалость к себе — это рак для души, — сказал Джаррет. — Я чуть было не утратил свою душу. — Большим пальцем он разгладил складку между ее глаз и улыбнулся. — Наверно, чтобы вы приняли мои извинения, я должен составить полный список всех моих прегрешений?
   — Нет, — сказала она. Внезапный зевок, о котором Ренни сразу же пожалела, сдвинул его руку в сторону.
   — Вы просто должны мне сказать, умерла я или вижу сон.
   Смех Джаррета был таким неожиданным и таким для нее непривычным, что глаза Ренни широко раскрылись от удивления. И тут же закрылись.
   — Мне снится, что я умерла, — пробормотала Ренни. — Вот что происходит.
   Джаррет собирался поговорить с ней еще, но разговор пришлось отложить. Ренни заснула так же внезапно, как и проснулась.

Глава 10

   Когда Ренни снова проснулась, было сумрачно. На этот раз в вагоне никого не оказалось. Она села, набросив на плечи самое толстое одеяло. Пол вагона для ее босых ног казался холодным, но воздух был теплым. Ренни на цыпочках прошла к печке, подбросила в нее дров, погрела руки перед огнем и закрыла решетку. Выпрямившись, краем глаза она уловила какое-то движение.
   Уцелевшие окна салон-вагона замерзли, поэтому в них можно было разглядеть лишь смутные очертания. Ренни приложила ладонь к оконному стеклу. Когда лед растаял, она стала всматриваться в окно сквозь образовавшийся четкий, еще влажный просвет, повторявший контуры ее руки.
   Пальцы Джаррета закоченели от холода. Он выкрутил мокрую ночную рубашку Ренни, выжимая из нее воду, и развесил на камне. Наклонившись над бурно бегущим потоком, он успел выловить из воды одну из собственных рубашек, прежде чем она успела уплыть по течению. Джаррет быстро постирал ее, выжал, собрал стопку обледеневшего белья и двинулся обратно к вагону.
   Поверх стопки он увидел Ренни, стоящую на подножке, « неодобрительно покачал головой.
   — Сейчас же вернитесь внутрь! — сказал он ей. Она подчинилась, все же оставив дверь открытой.
   Джаррет вошел в вагон, топая ногами, отряхнул снег с ботинок и бросил на стол выстиранное белье. Ренни закрыла дверь и начала развешивать вещи на веревке, которую успела повесить поперек вагона.
   — Вы должны быть в постели, — сказал Джаррет. — И наденьте какие-нибудь носки, — добавил он, бросив взгляд на ее босые ноги, Ренни прервала работу, чтобы приветствовать его изящным поклоном.
   — Очень даже весело, — сухо сказал Джаррет, но на самом деле против ее широкой улыбки он ничего не имел. После предыдущей оказался слишком большой перерыв, так что он был счастлив так скоро увидеть новую — пусть даже немного насмешливую — улыбку.
   Пока Джаррет грел руки над печкой, Ренни быстро обыскала ящики под кроватью, нашла пару носков, надела их и снова взялась за работу. Лед на белье начал таять, и капли забарабанили по полу, выстукивая приятную мелодию.
   — Как вы себя чувствуете? — спросил Джаррет.
   — Не совсем хорошо, — сказала она. — Немного устала. Но больше ничего. У меня сильная конституция — я быстро выздоравливаю.
   Тень улыбки появилась на лице Джаррета.
   — Будем считать, что быстро, — сказал он, отворачиваясь к печке.
   Ренни подперла веревку с бельем высокой спинкой одного из стульев.
   — Так же быстро, как и вы, — сказала она, поправляя свою затвердевшую ночную рубашку.
   — Ренни, — мягко сказал Джаррет, — я был без сознания меньше, чем двадцать четыре часа.
   Она кивнула, перекидывая через веревку следующую вещь.
   — Я знаю.
   Джаррет перехватил ее взгляд.
   — Это было примерно неделю назад.
   Руки Ренни, разглаживавшие рубашку, застыли.
   — Этого не может быть. — Но по его лицу она поняла, что может. — Неделю, — почти беззвучно повторила она. — Как же это?
   — Шесть с половиной дней, — сказал Джаррет, сделав шаг к ней навстречу. — С вами все в порядке? Вы не собираетесь упасть в обморок?
   — Я никогда не падаю в обморок.
   Она увидела, что он пытается подавить улыбку.
   — Ну, никогда раньше не падала, пока не встретила вас. И если помните, в обоих случаях вы прямо-таки убили меня.
   Несмотря на заверения, что с ней все в порядке, Ренни проскользнула под занавеской из белья и уселась на кровать, поставив пятки на ее край и целомудренно прикрыв колени краем рубашки Джаррета.
   — Я не представляла себе, что это было так долго. — Она посмотрела на него. — Прошу прощения. Я не собиралась доставлять вам столько беспокойства.
   Джаррет поднял брови и взъерошил волосы на затылке.
   — Беспокойства? Мне не пришлось сооружать лебедку, чтобы втащить вас внутрь, или отрывать дверь тормозного вагона, чтобы сделать из нее сани. К тому времени, когда я вновь появился на сцене, вы уже все расчистили и убрали. — Он сел рядом с ней, — Конечно, вы предоставили мне возможность выровнять вагон. Пришлось использовать грубую силу.
   — Может, это и не очень элегантное решение, зато эффективное. Я думала о системе рычагов и противовесов.
   Ренни искоса взглянула на него и улыбнулась.
   — Элегантно, но, вероятно, непрактично.
   — Может быть. — Ему хотелось бы посмотреть, как она будет пробовать. Когда речь идет о техническом творчестве, ей никто и в подметки не годится. Вот только когда он повстречался ей на дороге, она, кажется, не знала, куда идти.
   Ренни подумала о том, как много времени потеряно, и плечи ее поникли.
   — Снег снова шел, не так ли?
   — Только сегодня утром. Большую часть времени было тепло. Я ходил на охоту, выслеживал зверей. И не много пошуровал здесь на склоне горы.
   Джаррет опустил руку в карман рубашки, вытащил находившийся там предмет и сжал его в кулаке.
   — Ренни, я не хочу пробуждать в вас напрасных надежд, я даже не знаю, имеет ли это какое-либо значение, но я нашел их примерно на середине пути вверх по склону горы. От них отразился солнечный луч, и я его заметил.
   Ренни перевела взгляд на сжатый кулак Джаррета. Он перевернул руку и медленно разжал пальцы.
   — Что это… — Она замолчала, увидев, что это такое. На ладони Джаррета лежали помятые металлические дужки и разбитые стекла очков ее отца. Едва дыша, боясь, что все происходящее ей только кажется, Ренни осторожно их взяла. Дрожащими пальцами она провела по изгибам линз и согнутым хрупким дужкам.
   — Они могут принадлежать кому-то другому, — сказал Джаррет, внимательно наблюдая за ее поведением. Вьющиеся пряди волос упали на плечи Ренни, когда она наклонила голову, рассматривая очки. Она побледнела, и запястья рук казались до невозможности хрупкими. — Насколько я знаю, они могли принадлежать Бену Джагглеру.
   Ренни покачала головой.
   — Я знаю точно, — твердо сказала она, — Они принадлежат Джею Маку.
   Она развернула дужки и приподняла очки так, чтобы Джаррет мог их видеть.
   — У меня точно такие же. И у Майкл тоже. На дужке у всех у них имеется вот такое маленькое клеймо в форме алмаза. Это знак ювелира. Как много людей в этом поезде могли купить себе очки у нью-йоркского ювелира? Или потерять их именно на этом склоне горы?
   Как раз такого рода подтверждение Джаррет хотел бы получить, но никогда не думал, что получит. Однако этого было недостаточно.
   — Где ваш отец хранил очки, когда не надевал их?
   — В жилетном кармане. Обязательно там, иначе он их терял.
   — А ночью?
   — У изголовья, я думаю. Джей Мак без них действительно плохо видит.
   — Эти вагоны сошли с рельсов днем или ночью?
   — За обедом, в начале вечера. Вот почему погибло не так много людей. Многие пассажиры были в вагоне-ресторане в голове поезда, то есть в той его части, которая проскочила место крушения.
   — То есть очки были на вашем отце или у него в кармане?
   — Именно так.
   Джаррету этого было достаточно, чтобы прийти к следующим выводам. Очки вместе с Джеем Маком выпали из сорвавшегося салон-вагона. Может быть, когда случилось несчастье, он стоял в тамбуре, любуясь пейзажем; может быть, вылетел в окно. Что бы ни случилось, Джея Мака во время крушения было не так-то легко отделить от очков. Это могло означать только то, что они расстались позже. Кроме очков, никаких следов Джея Мака на склоне горы не оказалось: ни крови, ни костей. Выглядело все почти так, как будто он сам ушел с места трагедии.
   Выходит, до сих пор казавшаяся невероятной возможность того, что Джей Мак жив, действительно существует.
   Джаррет забрал очки, тщательно завернул их в носовой платок и отложил в сторону.
   — Ренни! — позвал он. Она сидела неподвижно, бледная и молчаливая. — Ренни, почему бы вам не лечь спать?
   — Нет, — сказала она, в раздумье поднося пальцы к вискам и мягко массируя их. — Нет, я должна вам помочь.
   — Помочь мне в чем? Сейчас и делать-то нечего. Она указала на кучу влажной одежды, все еще лежащую на столе.
   — Белье. Наш обед. Еще что-нибудь. Я должна хоть что-то делать.
   Ренни приподнялась, собираясь встать, но Джаррет взял ее обеими руками за талию и притянул обратно на кровать. Она не протестовала, позволив ему подоткнуть вокруг себя одеяла и подсунуть под голову подушку.
   — Даже соломенное чучело сейчас сильнее вас, — сказал Джаррет, глядя на нее. — Пока вы должны пользоваться тем, что я обращаюсь с вами как с принцессой.
   Он начал развешивать одежду.
   — Вы можете наслаждаться ровно два дня. К тому времени, я полагаю, вы будете готовы к путешествию, и я не стану делать никаких послаблений. Так что имейте это в виду.
   Она кивнула, с трудом веря собственным ушам.
   — Мы собираемся искать Джея Мака?
   — Мы собираемся искать, — ответил он и ощутил на себе всю силу ее прекрасной улыбки.
   — Я сомневаюсь, что где-либо в мире с принцессами обращаются хотя бы наполовину так хорошо, — сказала Ренни.
   Она стояла на коленях около медной сидячей ванны Джея Мака. Ванна была потускневшая и побитая, но швы ее держались. Сейчас она была заполнена небольшим количеством горячей воды и большим количеством Джаррета Салливана. Он сидел, наклонившись вперед, а Ренни терла ему спину.
   — Я вас не заставлял таскать воду, — сказал он, закрыв глаза. Круговыми движениями Ренни перемещала мочалку вверх и вниз по его спине. Под действием ее мягких прикосновении каждая его мышца блаженно расслаблялась. — На самом деле, если помните, я говорил, что помоюсь в ручье.