Страница:
– Знаешь что, – задумчиво сказал тот, кому моя судьба была небезразлична. – Отправляйся-ка ты в «Известия» внештатным корреспондентом работать.
– Что? – поперхнулась я чаем.
– У меня там, вроде бы, знакомый человек имелся, – не обращая внимания на мою вытянувшуюся физиономию, размышляло вслух начальство. – Дам я тебе амулет на всякий случай, хотя… – он внимательно посмотрел на меня, – ты и так неплохо справилась, так что амулета ты не получишь, еще спугнешь его ненароком.
– Кого его? – оторопела я.
– Беса форменного, – спокойно, как будто речь шла о прописных истинах, ответил волхв. – Жителя планеты под номером 14565.
– Это той, на которой Иззя со своей мамой живет, что ли? – вспомнила я весенние события. – Кажется, волхв Терентий именно такой номер называл… Или не такой?
– На ней, на самой, – подтвердило мою правоту начальство. – Бесы там в незавидном положении существуют, либо впроголодь, либо в услужении, эдакий аналог наших домовых, только в куда более бессловесном и лебезящем виде.
– Поэтому и отрываются на людях? – возмутилась я.
– Не только на людях, прошу заметить. В других мирах их не меньше, чем в этом.
Я немедленно представила себе светоносную маму Иззи, выдающую разрешение на вселение в человека особо расторопному бесу форменному.
Волхв, внимательно наблюдающий за мной, отрицательно покачал головой:
– Хозяева бесов вовсе не посылают своих работничков ни на Землю, ни в иные миры, они им просто предоставляют отпуск. А уж мелкие пакостники распоряжаются свободным временем так, как им заблагорассудится. Так что, ты не думай плохо об их господах – сами они очень законопослушны… Суть не в этом.
А в чем тогда? Мне так не хотелось становиться журналистом, что я была готова на что угодно. Даже на спор с начальством. Однако тот не был склонен сегодня прислушиваться к моим личным желаниям. И это было странно – обычно он все же учитывал мнение своих подчиненных. У меня появилось нехорошее предчувствие об окончании спокойного отрезка жизни. Впоследствии оно меня не обмануло.
Волхв поднял на меня глаза цвета пасмурного неба, и я поняла, что не избежать мне участи примыкания к пишущей братии.
– Суть в том, что мне не нравится это происшествие. Этот бес разгуливал тут без отпускного свидетельства. И, потом, они в одиночку обычно не путешествуют…
Дурное предчувствие усилилось.
– Короче, Лиса. Ты успешно противостояла бесу, а я не уверен, что найду кого-то столь же перспективного в короткий срок.
Это было уже не предчувствие, но обреченность:
– Так в чем же будет состоять мое задание? И, учтите, я еще никогда не работала корреспондентом. Даже внештатным.
– Учиться никогда не поздно, – доверительно сообщило мне мое оптимистичное начальство. – Это просто, поверь мне. Завтра ты явишься к моему другу, тебе выдадут задание и свидетельство прессы. И да, не забудь сделать фотографию. Деньги есть?
Я проверила карман.
– На фотку хватит. И это все?
– Нет, не все. Ты сходишь на пресс-конференцию, вернешься, и напишешь заметку.
– Всего-то, – деланно-беззаботно махнула я рукой. – А я то уж подумала, что меня заставят делать то, что я не умею. А тут все просто – получить, сходить, вернуться – это я с младенчества умею. Буковки вырисовывать – еще в школе… нет, до школы научилась.
– Поверь, – подмигнул мне Борис Иванович, – ничего сложного в этом на самом деле нет. Только вот микрофоном тебе пользоваться не советую. Лучше то, что успеешь, в тетрадку записывай.
– Это еще почему? – не поняла я.
– Я бы на твоем месте на него не полагался, а то еще расплавишь ненароком, – широко улыбнулся собеседник. – А потом написать ничего не сможешь.
Я мрачно взглянула на него – обязательно мне напоминать о том, что с металлом я так и не нашла общий язык?
«Хоть бы он забыл обо мне», – думала я, пока старушка вахтерша искала мою фамилию в числе заявленных посетителей. – «Я бы тогда… еще столько же картошки, сколько у Таньки, начистила!»
Трудовой подвиг совершить мне не удалось, заявка с моим именем и фамилией была на месте. Я подождала, пока мне выпишут пропуск, потом, игнорируя лифт, поднялась на пятый этаж. Очень скоро выяснилось, что зря я это затеяла – лестница была прокурена самым нечеловеколюбивым образом.
«Ну что за жизнь», – мрачно думала я, лавируя между дымящими представителями обоего полу. – «Сперва Вадик, потом журналист этот недоделанный, теперь вот приют любителей утреннего кашля. На ночь попрошусь в лазарет к добрейшему деду Максу».
Мысль о старом друиде вселила в меня заряд оптимизма, так что к пункту назначения я подходила не в самом плохом настроении.
Он был на месте, такой, каким мне его нарисовало начальство – небольшого росточка, чернявый и лупоглазый, при усах, с трубкой в зубах.
Обстановка терялась в сизых клубах дыма, нырять в комнату не хотелось.
Мое начальство тоже курило, и тоже трубку, но его табак казался мне райской амброзией. А этот тип распотрошил сигарету из пачки с топографическим изображением на обложке, не иначе. И засыпал то, что осталось от сигареты, в трубку.
«Две ночи в лазарете», – пообещала я себе, и постучалась в косяк открытой двери.
– Можно войти?
– Да-да, входите, – слегка картавя, отозвался мой будущий босс. – По какому вопросу?
– Я к вам от Бориса Ивановича, – чувствуя себя диверсантом на задании, произнесла я. – Меня Лиса зовут. Ударение на первом слоге.
С новым редактором, Игнатом Львовичем Клиновым, мы довольно быстро нашли общий язык. Правда, когда он выяснил круг моих интересов, сводящихся, в основном, к природе и боевым искусствам, то приуныл, но ненадолго. Спустя недолгие минуты его глаза зажглись энтузиазмом – видимо, редактор решил, что на таком чистом холсте, как я, проще нарисовать что-нибудь шедеврообразное. Развернувшись ко мне всем корпусом, и обкуривая, точно пасечник улей, Игнат Львович принялся просвещать меня относительно того, какой произвол творится в нашей стране. Я же, матеря в душе волхва почище мегеры с геологического, была вынуждена слушать зверскую историю про рядовую российскую труженицу, уволенную с работы, и принявшую твердое решение бороться за свои права. Надо отдать должное этой стахановке, девка была на диво упорная. Так, она (вместо того, чтобы найти новое место работы) подала в суд, и ее восстановили в трудовой должности. И все бы ничего, но вот боссу ее почему-то не пришлось по нраву то, что его решение оспорил какой-то там суд, и он пересадил девицу во влажное помещение без окон, кондиционера и компьютера. В карцер, короче. Ранее сочувствовавшие героине сотрудники, запуганные начальством, разговаривать с нею перестали, зарплату ей урезали до налогооблагаемой, в столовой вместо мяса подсовывали жилы. Но она держалась. Стойко. Полгода. А потом с нервным расстройством загремела в Кащенко.
– И что вы по этому поводу скажете? – обдавая меня струей дыма, достойной паровоза прошлого тысячелетия, спросил редактор. – Разве это не возмутительно?
– Еще бы, – закашлялась я. – Извините, а можно не дымить в мою сторону?
– Конечно! – с энтузиазмом раздувал ноздри Игнат Львович. – Простите, я не знал, что вы – некурящая. Но вы мне не ответили, – потряс он пальцем мне, точно маленькой.
– А вам нужно честно? – замялась я. – Или как надо?
Мой вопрос явно сбил собеседника с толку. Его и без того выпученные глаза вылупились так, что я начала опасаться, как бы бедный редактор их не лишился.
– Давай все же честно, – справился он через пару секунд, к моему немалому облегчению, со своим зрительным аппаратом.
– Редкостная дура эта ваша героиня, – не поскупилась я на эпитет. – Ее бы энергию, да в мирных целях!
– И ты нечего не хочешь сказать о ее начальнике? – удивился газетчик, «проглотив» мое честное мнение.
– А чего о нем говорить-то? – удивилась я. – И так понятно, что размазня и редиска, – пожала плечами я. – Тут и говорить не о чем.
– Почему размазня? – аж почесал кудрявую голову редактор.
– Потому что вместо того, чтобы доходчиво и без пакостей донести до человека, что тому уже ничего не светит в его компании, устроил, понимаешь, охоту царскую, загнал в угол несчастную дурочку объединенными усилиями сотрудников, а сам сидел в сторонке, и тихо радовался.
– Так у нас в стране чуть ли не половина всех руководителей таким же образом поступает, – неуверенно возразил Игнат Львович. – Это же норма.
– Тогда мне жалко нашу страну, – поморщилась я.
В этот день к консенсусу мы так и не пришли.
Как бы это так донести до начальства, что он дал мне невыполнимое задание?
– Борис Иванович? За что? – ввалилась я на ночь глядя в избушку волхва.
Домовой Гоша, присутствовавший тут же, окинул меня сочувственным взглядом:
– Глинтвейн будешь?
– Буду, – мрачно ответила я. – Литр, никак не меньше.
Домовой вопросительно взглянул на хозяина. Тот, оторвавшись от монитора, посмотрел на возмущенную меня, перевел взгляд на Гошу, покачал головой.
– Кружку, как обычно, – озвучил он свое мнение. – И бутерброд ей принеси, как она любит. Маленький кусочек хлеба, полграмма масла, и полбанки красной икры на нем.
Домовой ехидно ухмыльнулся (я представила себе эдакую вавилонскую башню из икринок), согласно кивнул мохнатой головой, и исчез.
– Садись, Лиса, – показало мне начальство на мое любимое кресло.
– Нет, – насупилась я. – В нем я подобрею, и соглашусь на ваше нереальное задание. – А так я буду стойкой, как сотня оловянных солдатиков.
– Что, так достала новая работа? – понимающе усмехнулось начальство. – Да садись ты, в ногах правды нету!
– Не буду! – пошла я на принцип.
– Как знаешь, – махнул рукой волхв.
Повинуясь жесту его руки, кресло, неподвижно стоявшее у камина, ожило, засеменило ко мне через всю комнату, зашло с тыла, мягко ткнулось в коленки. Я плюхнулась в его мягкие объятия, размышляя, вскочить ли обратно, или, ладно, пусть все идет так, как идет. В конце концов, сидение в уютном кресле еще ни чему не обязывает. Кресло засеменило обратно к камину. Магический огонь запел песенку, и мне вдруг стало жаль, что я не понимала, о чем он поет…
– Скажи мне, о сотрудница моя, – начал тем временем неторопливую беседу волхв. – Почему ты так негативно настроена к работе журналиста?
– Во-первых, я себя там чувствую, как в газовой камере, – загнула я один палец, а у меня на табак аллергия.
– Что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз возразила против моей трубки, – не поверил мне волхв.
– Так то вы, – пожала плечами я. – А то какие-то люди. И, потом, у вас табак качественный.
– Знаешь что, – погрозило мне пальцем начальство. – Не нравится мне эта беседа. Что это ты себя выше других людей ставишь?
– Я не себя ставлю, а вас выделяю.
– Польщен, конечно, – иронично усмехнулся собеседник. – Но на задание ты, тем не менее, отправишься.
– Тогда дайте мне напарника, – взмолилась я. – А то от логики журналюг у меня крышу снесет.
– А что за логика?
Я рассказала про глупую девицу, попавшую в дурку из-за своего ослиного упрямства, а также наказ редактора внимательно смотреть вечерние новости.
– И что тебя в вечерних новостях не устраивает? – невинно поинтересовалось начальство, проигнорировав мое возмущение относительно того, что мне ездили по ушам откровенной глупостью человеческой, и наполнили легкие вонючим дымом.
– А вы их хоть раз смотрели? – задала встречный вопрос я.
– Нет, – честно ответил волхв. – И, потом, это ведь тебе надо, а не мне.
У меня упало настроение – все против меня. Сегодня вечером я честно попыталась выполнить наказ своего редактора, и, с грехом пополам настроив зеркало в своей избушке, включила ОРТ. Мне «повезло», я попала на новости, и прослушала-просмотрела репортаж о паленой водке. Какие-то нехорошие люди смешали технический спирт, предназначенный для протирки главных оптических осей, и неочищенную воду из-под крана. И гнали получившийся продукт по цене, более, чем доступной. В результате, российский потребитель, жертва собственной глупости и алчности, испил паленой водки, и заполнил пожелтевшим телом больницы и морги. Но удивило меня не это – а то, что, показав раздутые лица простых россиян в течение (слава богу) какой-то минуты, телевизионщики еще минут десять транслировали упитанные лица российских чиновников, сожалеющих по поводу каких-то там тысяч, не помню уж чего, безвозвратно потерянных для российской казны.
– Так что конкретно тебя возмущает? – беззастенчиво копаясь в моих мыслях, поинтересовалось начальство.
– То что этим бюрократам до людей нет никакого дела! – с чувством выпалила я. – То что их интересует только то, сколько они недополучили в свой собственный карман, а я должна на эти отбросы галактического человечества пялиться каждый вечер! Н-е х-о-ч-у! И не буду.
– Хорошо-хорошо, можешь не пялиться. По-моему, это вовсе не обязательно, – с каким-то даже беспокойством воззрился на меня собеседник. – Поступай, как знаешь, но чтобы второго беса нашла.
– Так как насчет напарника? – напомнила я.
– Антона я тебе дать не могу, у него жена сейчас особо нервная, – задумался Борис Иванович.
– Так дайте огневика какого-нибудь, – предложила я. – Я же с ними одной крови, можно сказать.
– Не, – покачало головой начальство. – Крови-то, может быть, и одной, но их в последнее время что-то на высокие температуры потянуло, все, как один, плазмой увлеклись.
– Что же это получается? – вкрадчиво поинтересовалась я. – Как другие, так науку вперед двигать в экологически-чистом Заповеднике, а как я – так на сомнительные задания в притон злостных курильщиков отправляться?
– Ничего не поделаешь, Лиса, ты у нас разведчик, а не научный сотрудник, и не все тебе на ковре-самолете в компании друзе… О! Может быть, тебе Илью в напарники дать?
– Лучше не надо, – поморщилась я.
– Что так? – удивился волхв. – Раньше вы, вроде как дружили, да и справлялись с заданиями так, что любо-дорого посмотреть.
– Так то было раньше, – вздохнула я. – А сейчас мы э-э-э… Поссорились мы, короче.
– Понятно, – усмехнулось начальство. – Не срослось?
Да, можно и так сказать. Не срослось. Не сошлись характерами, не смогли договориться. Главным образом в вопросе внешнего вида. Моего. Во всем был хорош Илюха, но почему-то его мои джинсы не радовали. Ему, видишь ли, юбку на девушке лицезреть приятно. А мне в этой вечно перекручивающейся и норовящей задраться одежде неудобно было жить и работать. Да и на шпильках я ходить не люблю… Отправилась как-то сдуру в туфлях на задание – чуть ногу не подвернула. Пришлось снимать их, и геройствовать босиком. Друид Макс потом укоризненно качал головой, заживляя глубокие порезы на моих ступнях.
Я так задумалась, что совсем забыла о присутствии начальства.
– Действительно, не срослось, – дал тот о себе знать. – Ну что же, завтра одна поработаешь, а я тебе напарника в течение дня подыщу.
– Спасибо, Борис Иванович, – оценила я понимание начальства. – И тебе, Гоша, спасибо.
Глинтвейн у домового, как всегда, получился выше всяких похвал. Я пила его маленькими глоточками, и думала о том, почему это только у меня не возникает желание переделывать кого бы то ни было, в том числе и занудного металлиста. А вот у некоторых…
Эх! Да что там вспоминать? Проехали.
Глава 2.
– Что? – поперхнулась я чаем.
– У меня там, вроде бы, знакомый человек имелся, – не обращая внимания на мою вытянувшуюся физиономию, размышляло вслух начальство. – Дам я тебе амулет на всякий случай, хотя… – он внимательно посмотрел на меня, – ты и так неплохо справилась, так что амулета ты не получишь, еще спугнешь его ненароком.
– Кого его? – оторопела я.
– Беса форменного, – спокойно, как будто речь шла о прописных истинах, ответил волхв. – Жителя планеты под номером 14565.
– Это той, на которой Иззя со своей мамой живет, что ли? – вспомнила я весенние события. – Кажется, волхв Терентий именно такой номер называл… Или не такой?
– На ней, на самой, – подтвердило мою правоту начальство. – Бесы там в незавидном положении существуют, либо впроголодь, либо в услужении, эдакий аналог наших домовых, только в куда более бессловесном и лебезящем виде.
– Поэтому и отрываются на людях? – возмутилась я.
– Не только на людях, прошу заметить. В других мирах их не меньше, чем в этом.
Я немедленно представила себе светоносную маму Иззи, выдающую разрешение на вселение в человека особо расторопному бесу форменному.
Волхв, внимательно наблюдающий за мной, отрицательно покачал головой:
– Хозяева бесов вовсе не посылают своих работничков ни на Землю, ни в иные миры, они им просто предоставляют отпуск. А уж мелкие пакостники распоряжаются свободным временем так, как им заблагорассудится. Так что, ты не думай плохо об их господах – сами они очень законопослушны… Суть не в этом.
А в чем тогда? Мне так не хотелось становиться журналистом, что я была готова на что угодно. Даже на спор с начальством. Однако тот не был склонен сегодня прислушиваться к моим личным желаниям. И это было странно – обычно он все же учитывал мнение своих подчиненных. У меня появилось нехорошее предчувствие об окончании спокойного отрезка жизни. Впоследствии оно меня не обмануло.
Волхв поднял на меня глаза цвета пасмурного неба, и я поняла, что не избежать мне участи примыкания к пишущей братии.
– Суть в том, что мне не нравится это происшествие. Этот бес разгуливал тут без отпускного свидетельства. И, потом, они в одиночку обычно не путешествуют…
Дурное предчувствие усилилось.
– Короче, Лиса. Ты успешно противостояла бесу, а я не уверен, что найду кого-то столь же перспективного в короткий срок.
Это было уже не предчувствие, но обреченность:
– Так в чем же будет состоять мое задание? И, учтите, я еще никогда не работала корреспондентом. Даже внештатным.
– Учиться никогда не поздно, – доверительно сообщило мне мое оптимистичное начальство. – Это просто, поверь мне. Завтра ты явишься к моему другу, тебе выдадут задание и свидетельство прессы. И да, не забудь сделать фотографию. Деньги есть?
Я проверила карман.
– На фотку хватит. И это все?
– Нет, не все. Ты сходишь на пресс-конференцию, вернешься, и напишешь заметку.
– Всего-то, – деланно-беззаботно махнула я рукой. – А я то уж подумала, что меня заставят делать то, что я не умею. А тут все просто – получить, сходить, вернуться – это я с младенчества умею. Буковки вырисовывать – еще в школе… нет, до школы научилась.
– Поверь, – подмигнул мне Борис Иванович, – ничего сложного в этом на самом деле нет. Только вот микрофоном тебе пользоваться не советую. Лучше то, что успеешь, в тетрадку записывай.
– Это еще почему? – не поняла я.
– Я бы на твоем месте на него не полагался, а то еще расплавишь ненароком, – широко улыбнулся собеседник. – А потом написать ничего не сможешь.
Я мрачно взглянула на него – обязательно мне напоминать о том, что с металлом я так и не нашла общий язык?
* * *
На следующий день я с чувством своей абсолютной и бесповоротной профнепригодности подходила к зданию на Пушкинской площади.«Хоть бы он забыл обо мне», – думала я, пока старушка вахтерша искала мою фамилию в числе заявленных посетителей. – «Я бы тогда… еще столько же картошки, сколько у Таньки, начистила!»
Трудовой подвиг совершить мне не удалось, заявка с моим именем и фамилией была на месте. Я подождала, пока мне выпишут пропуск, потом, игнорируя лифт, поднялась на пятый этаж. Очень скоро выяснилось, что зря я это затеяла – лестница была прокурена самым нечеловеколюбивым образом.
«Ну что за жизнь», – мрачно думала я, лавируя между дымящими представителями обоего полу. – «Сперва Вадик, потом журналист этот недоделанный, теперь вот приют любителей утреннего кашля. На ночь попрошусь в лазарет к добрейшему деду Максу».
Мысль о старом друиде вселила в меня заряд оптимизма, так что к пункту назначения я подходила не в самом плохом настроении.
Он был на месте, такой, каким мне его нарисовало начальство – небольшого росточка, чернявый и лупоглазый, при усах, с трубкой в зубах.
Обстановка терялась в сизых клубах дыма, нырять в комнату не хотелось.
Мое начальство тоже курило, и тоже трубку, но его табак казался мне райской амброзией. А этот тип распотрошил сигарету из пачки с топографическим изображением на обложке, не иначе. И засыпал то, что осталось от сигареты, в трубку.
«Две ночи в лазарете», – пообещала я себе, и постучалась в косяк открытой двери.
– Можно войти?
– Да-да, входите, – слегка картавя, отозвался мой будущий босс. – По какому вопросу?
– Я к вам от Бориса Ивановича, – чувствуя себя диверсантом на задании, произнесла я. – Меня Лиса зовут. Ударение на первом слоге.
С новым редактором, Игнатом Львовичем Клиновым, мы довольно быстро нашли общий язык. Правда, когда он выяснил круг моих интересов, сводящихся, в основном, к природе и боевым искусствам, то приуныл, но ненадолго. Спустя недолгие минуты его глаза зажглись энтузиазмом – видимо, редактор решил, что на таком чистом холсте, как я, проще нарисовать что-нибудь шедеврообразное. Развернувшись ко мне всем корпусом, и обкуривая, точно пасечник улей, Игнат Львович принялся просвещать меня относительно того, какой произвол творится в нашей стране. Я же, матеря в душе волхва почище мегеры с геологического, была вынуждена слушать зверскую историю про рядовую российскую труженицу, уволенную с работы, и принявшую твердое решение бороться за свои права. Надо отдать должное этой стахановке, девка была на диво упорная. Так, она (вместо того, чтобы найти новое место работы) подала в суд, и ее восстановили в трудовой должности. И все бы ничего, но вот боссу ее почему-то не пришлось по нраву то, что его решение оспорил какой-то там суд, и он пересадил девицу во влажное помещение без окон, кондиционера и компьютера. В карцер, короче. Ранее сочувствовавшие героине сотрудники, запуганные начальством, разговаривать с нею перестали, зарплату ей урезали до налогооблагаемой, в столовой вместо мяса подсовывали жилы. Но она держалась. Стойко. Полгода. А потом с нервным расстройством загремела в Кащенко.
– И что вы по этому поводу скажете? – обдавая меня струей дыма, достойной паровоза прошлого тысячелетия, спросил редактор. – Разве это не возмутительно?
– Еще бы, – закашлялась я. – Извините, а можно не дымить в мою сторону?
– Конечно! – с энтузиазмом раздувал ноздри Игнат Львович. – Простите, я не знал, что вы – некурящая. Но вы мне не ответили, – потряс он пальцем мне, точно маленькой.
– А вам нужно честно? – замялась я. – Или как надо?
Мой вопрос явно сбил собеседника с толку. Его и без того выпученные глаза вылупились так, что я начала опасаться, как бы бедный редактор их не лишился.
– Давай все же честно, – справился он через пару секунд, к моему немалому облегчению, со своим зрительным аппаратом.
– Редкостная дура эта ваша героиня, – не поскупилась я на эпитет. – Ее бы энергию, да в мирных целях!
– И ты нечего не хочешь сказать о ее начальнике? – удивился газетчик, «проглотив» мое честное мнение.
– А чего о нем говорить-то? – удивилась я. – И так понятно, что размазня и редиска, – пожала плечами я. – Тут и говорить не о чем.
– Почему размазня? – аж почесал кудрявую голову редактор.
– Потому что вместо того, чтобы доходчиво и без пакостей донести до человека, что тому уже ничего не светит в его компании, устроил, понимаешь, охоту царскую, загнал в угол несчастную дурочку объединенными усилиями сотрудников, а сам сидел в сторонке, и тихо радовался.
– Так у нас в стране чуть ли не половина всех руководителей таким же образом поступает, – неуверенно возразил Игнат Львович. – Это же норма.
– Тогда мне жалко нашу страну, – поморщилась я.
В этот день к консенсусу мы так и не пришли.
* * *
Отмывалась я от запаха дыма долго. Очень долго.Как бы это так донести до начальства, что он дал мне невыполнимое задание?
– Борис Иванович? За что? – ввалилась я на ночь глядя в избушку волхва.
Домовой Гоша, присутствовавший тут же, окинул меня сочувственным взглядом:
– Глинтвейн будешь?
– Буду, – мрачно ответила я. – Литр, никак не меньше.
Домовой вопросительно взглянул на хозяина. Тот, оторвавшись от монитора, посмотрел на возмущенную меня, перевел взгляд на Гошу, покачал головой.
– Кружку, как обычно, – озвучил он свое мнение. – И бутерброд ей принеси, как она любит. Маленький кусочек хлеба, полграмма масла, и полбанки красной икры на нем.
Домовой ехидно ухмыльнулся (я представила себе эдакую вавилонскую башню из икринок), согласно кивнул мохнатой головой, и исчез.
– Садись, Лиса, – показало мне начальство на мое любимое кресло.
– Нет, – насупилась я. – В нем я подобрею, и соглашусь на ваше нереальное задание. – А так я буду стойкой, как сотня оловянных солдатиков.
– Что, так достала новая работа? – понимающе усмехнулось начальство. – Да садись ты, в ногах правды нету!
– Не буду! – пошла я на принцип.
– Как знаешь, – махнул рукой волхв.
Повинуясь жесту его руки, кресло, неподвижно стоявшее у камина, ожило, засеменило ко мне через всю комнату, зашло с тыла, мягко ткнулось в коленки. Я плюхнулась в его мягкие объятия, размышляя, вскочить ли обратно, или, ладно, пусть все идет так, как идет. В конце концов, сидение в уютном кресле еще ни чему не обязывает. Кресло засеменило обратно к камину. Магический огонь запел песенку, и мне вдруг стало жаль, что я не понимала, о чем он поет…
– Скажи мне, о сотрудница моя, – начал тем временем неторопливую беседу волхв. – Почему ты так негативно настроена к работе журналиста?
– Во-первых, я себя там чувствую, как в газовой камере, – загнула я один палец, а у меня на табак аллергия.
– Что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз возразила против моей трубки, – не поверил мне волхв.
– Так то вы, – пожала плечами я. – А то какие-то люди. И, потом, у вас табак качественный.
– Знаешь что, – погрозило мне пальцем начальство. – Не нравится мне эта беседа. Что это ты себя выше других людей ставишь?
– Я не себя ставлю, а вас выделяю.
– Польщен, конечно, – иронично усмехнулся собеседник. – Но на задание ты, тем не менее, отправишься.
– Тогда дайте мне напарника, – взмолилась я. – А то от логики журналюг у меня крышу снесет.
– А что за логика?
Я рассказала про глупую девицу, попавшую в дурку из-за своего ослиного упрямства, а также наказ редактора внимательно смотреть вечерние новости.
– И что тебя в вечерних новостях не устраивает? – невинно поинтересовалось начальство, проигнорировав мое возмущение относительно того, что мне ездили по ушам откровенной глупостью человеческой, и наполнили легкие вонючим дымом.
– А вы их хоть раз смотрели? – задала встречный вопрос я.
– Нет, – честно ответил волхв. – И, потом, это ведь тебе надо, а не мне.
У меня упало настроение – все против меня. Сегодня вечером я честно попыталась выполнить наказ своего редактора, и, с грехом пополам настроив зеркало в своей избушке, включила ОРТ. Мне «повезло», я попала на новости, и прослушала-просмотрела репортаж о паленой водке. Какие-то нехорошие люди смешали технический спирт, предназначенный для протирки главных оптических осей, и неочищенную воду из-под крана. И гнали получившийся продукт по цене, более, чем доступной. В результате, российский потребитель, жертва собственной глупости и алчности, испил паленой водки, и заполнил пожелтевшим телом больницы и морги. Но удивило меня не это – а то, что, показав раздутые лица простых россиян в течение (слава богу) какой-то минуты, телевизионщики еще минут десять транслировали упитанные лица российских чиновников, сожалеющих по поводу каких-то там тысяч, не помню уж чего, безвозвратно потерянных для российской казны.
– Так что конкретно тебя возмущает? – беззастенчиво копаясь в моих мыслях, поинтересовалось начальство.
– То что этим бюрократам до людей нет никакого дела! – с чувством выпалила я. – То что их интересует только то, сколько они недополучили в свой собственный карман, а я должна на эти отбросы галактического человечества пялиться каждый вечер! Н-е х-о-ч-у! И не буду.
– Хорошо-хорошо, можешь не пялиться. По-моему, это вовсе не обязательно, – с каким-то даже беспокойством воззрился на меня собеседник. – Поступай, как знаешь, но чтобы второго беса нашла.
– Так как насчет напарника? – напомнила я.
– Антона я тебе дать не могу, у него жена сейчас особо нервная, – задумался Борис Иванович.
– Так дайте огневика какого-нибудь, – предложила я. – Я же с ними одной крови, можно сказать.
– Не, – покачало головой начальство. – Крови-то, может быть, и одной, но их в последнее время что-то на высокие температуры потянуло, все, как один, плазмой увлеклись.
– Что же это получается? – вкрадчиво поинтересовалась я. – Как другие, так науку вперед двигать в экологически-чистом Заповеднике, а как я – так на сомнительные задания в притон злостных курильщиков отправляться?
– Ничего не поделаешь, Лиса, ты у нас разведчик, а не научный сотрудник, и не все тебе на ковре-самолете в компании друзе… О! Может быть, тебе Илью в напарники дать?
– Лучше не надо, – поморщилась я.
– Что так? – удивился волхв. – Раньше вы, вроде как дружили, да и справлялись с заданиями так, что любо-дорого посмотреть.
– Так то было раньше, – вздохнула я. – А сейчас мы э-э-э… Поссорились мы, короче.
– Понятно, – усмехнулось начальство. – Не срослось?
Да, можно и так сказать. Не срослось. Не сошлись характерами, не смогли договориться. Главным образом в вопросе внешнего вида. Моего. Во всем был хорош Илюха, но почему-то его мои джинсы не радовали. Ему, видишь ли, юбку на девушке лицезреть приятно. А мне в этой вечно перекручивающейся и норовящей задраться одежде неудобно было жить и работать. Да и на шпильках я ходить не люблю… Отправилась как-то сдуру в туфлях на задание – чуть ногу не подвернула. Пришлось снимать их, и геройствовать босиком. Друид Макс потом укоризненно качал головой, заживляя глубокие порезы на моих ступнях.
Я так задумалась, что совсем забыла о присутствии начальства.
– Действительно, не срослось, – дал тот о себе знать. – Ну что же, завтра одна поработаешь, а я тебе напарника в течение дня подыщу.
– Спасибо, Борис Иванович, – оценила я понимание начальства. – И тебе, Гоша, спасибо.
Глинтвейн у домового, как всегда, получился выше всяких похвал. Я пила его маленькими глоточками, и думала о том, почему это только у меня не возникает желание переделывать кого бы то ни было, в том числе и занудного металлиста. А вот у некоторых…
Эх! Да что там вспоминать? Проехали.
Глава 2.
Назавтра я, скрепя сердце, отправилась на задание. Телепортом, при помощи прибора телепортации, или ПТ, или «скакуна», как я его иногда называла. Внешне ПТ ничем не отличался от часов, только не было на нем минутных и прочих стрелок, но цифьки для задания точных координат. Без прибора я обходиться не могла, но вполне освоилась с оным, и настолько, что уже могла пользоваться ПТ и без предварительной настройки – волхв убил несколько дней на то, чтобы прыгать вместе со мной в совершенно неподходящие места.
Начались опыты с пионерского лагеря, в котором я когда-то исправно прозябала каждое лето. Получалось у меня отвратительно – лагерь располагался посреди леса, а попадала я с упорством, достойным лучшего применения на пляжи. Нудистские, средиземноморские, уставленные зонтиками охочих до денег курортников аборигенов, одетые в бетон, крошечный клочок песка, на который с грохотом обрушивались исполинские волны, пятачок под стенами Петропавловской крепости…
Сначала Борис Иванович возвращал нас обратно, а потом, видя, что меня заклинило, решил расслабиться, и наслаждался ситуацией – плавал, нырял, катался на серфе – в зависимости от того, куда нас заносило. Я тоже вошла во вкус, укупалась всласть в очередном море, а потом вдруг вспомнила, как наш отряд, голодный, обгорелый на солнце, возвращался с речного пляжа в лагерь. Купались мы, детки, обычно не больше трех минут за три часа, и то в совокупности…
В следующий раз мы все-таки оказались в лагере, а у меня, наконец-то, появились идеи по поводу того, как нужно мне воздействовать на прибор. Силой страстных желаний.
Так и в этот раз, я представила, что на лестнице не оказалось ни одного курильщика, и оказалась там, где нужно.
– Здравствуйте, Игнат Львович, – радостно приветствовала я редактора минуту спустя. – Я пришла работать.
– А почему ты собралась работать в моем кабинете? – озадачил меня вопросом новый босс. – Марш на конференцию, про которую мы вчера говорили.
– Какую конференцию? – не поняла я. – Вы мне вчера ничего об этом не сказали.
– Разве? – озадачился тот. – Как же я так? Ну ладно, сейчас посмотрим, что в мире интересного делается…
Редактор открыл почтовый браузер с летучей мышкой, кликнул письмо, и на экране появился длиннющий список мероприятий на этот день. Какое-то время он изучал его, то и дело отрицательно покачивая головой.
– О! Пойдешь на пресс-конференцию американского посла по поводу объявления конкурса об учебе в США, – повернулся Игнат Львович ко мне. – Ты представляешь, некоторым россиянам может сказочно повезти! Они будут учиться в самой настоящей Америке и жить целый год в самой настоящей американской семье.
«А вы уверены, что это – счастье?» – подумала я, чувствуя, как во мне поднимает голову дух противоречия. Иногда это кончалось пожарами.
– Куда мне ехать? – невинным голосом осведомилась я.
– Во всероссийскую библиотеку иностранной литературы, – отозвался редактор. – Адрес знаешь?
Адрес я знала. Кода училась в МГУ, у меня была возможность грызть гранит науки в оной. Равно как и других библиотеках. Ох, и набегалась я по первопрестольной, когда меня угораздило потерять читательский билет!
– Да.
– Хорошо. Жду тебя после конференции для написания новостной заметки. Иди.
Я отошла от стола. Новый босс мой закрыл почтовый браузер, воровато оглянулся на меня. Я сделала вид, что не заметила, склонилась над котомкой, убирая в нее тетрадку с ручкой. Редактор солидной газеты потянулся мышкой к иконке с изображением жуткой морды, даблкликнул в нее, и принялся гонять чертей по экрану.
Телепортировалась я к зданию иностранной библиотеки прямо из кабинета – все равно никто не заметит.
Одна беда – конференция мне не нравилась. Мальчики и девочки, поимевшие счастье побывать в Штатах, выглядели зомбированными. Неживыми. Они были переполнены гордостью от того, что отличаются от остальных соотечественников, они несли в себе зачатки нового знания, недоступного для окружающих. И это было их законное право. Другое дело, что лично мне созерцать их было неприятно.
И, потом… Вот не верила я в то, что мне удастся стать хорошим корреспондентом. Равно как и в то, что освещение настоящего события принесет море счастья простым российским гражданам. А тогда… Зачем я здесь? Не бесов же ловить в библиотеке? Их тут и не было, я проверяла.
А может, все эти бесы – лишь отговорка? Может быть, волхв хотел, чтобы я научилась понимать простых граждан? Узрел во мне зачатки мании величия, и отправил в массы? Помнится, в самом начале обучения он потратил много часов на то, чтобы рассказать мне о вреде тщеславия…
– А теперь я приглашаю нашу пишущую братию подкрепить свои силы после того, как они приняли участие в нашей конференции, – объявила организаторша голосом доброй феи, и поспешно спряталась за кафедру.
Я было подивилась такому странному маневру, но прибывать в неведении относительно его уместности и адекватности мне было суждено недолго. По моим ногам, аки по паркету, промчался оголодавший юнец, направляясь к расставленным у окон столикам с выпивкой и закусками. Ему наступала на пятки грузная тетка, и я инстинктивно поджала под себя конечности, опасаясь за их целостность.
Вскоре стульчики опустели, и я осталась сидеть одна, пытаясь собраться с мыслями. Не смогла – рядом громко подкрепляли силы работники прессы, толкались, извинялись, снова тянули руки за порцией съестного. А мне, как на грех, абсолютно не хотелось кушать…
Не сказать, что эти люди были мне крайне несимпатичны. Я приметила очаровательную девчушку, оживленно беседующую с интеллигентного вида парнем. Молодая журналистка теребила косу – видать, была неравнодушна к собеседнику.
А вон сел возле окна одинокий журналист в видавшем виды свитере, достал ноутбук, начал что-то быстро набивать. Наверное, спешил излить впечатления, пока они еще были свежи в памяти. Вон еще один достойный работник пера и диктофона изловил героиню дня, выступавшую часом ранее, и брал интервью…
А я чувствовала себя лишней. И вовсе не потому, что эти люди были плохие. Они были вполне обычные, несмотря на некоторые общие черты, быть может, странные для постороннего человека. Подумаешь, рванули к столам! Это ведь еще не порок.
Меня просто тянуло к своим, в Заповедник. Пообщаться с природной ведьмой Жозефиной, навестить стража Маню, испить чайку с дедом Максом, посетить спортивную площадку, наконец. Но там меня мог засечь волхв…
Я сунула тетрадку с ручкой в котомку, и отправилась в санузел, чтобы незаметно телепортироваться в Поднебесную – у меня как раз подошло время ежедневной тренировки.
– В тебе слишком много эмоций, – неодобрительно поджал он губы. – Я сделаю массаж. Садись, – указал он мне на неудобную лавочку.
Я послушно села, ощущая тазовыми костями металлические перекладины. Наставник приступил к врачеванию, а я поняла, что акупунктура – цветочки по сравнению с массажем мастера ушу.
– Если тело плохое внутри, – наставительно говорил Лин-лаоши, выкручивая стальными пальцами мою мышцу, – его надо сделать плохим снаружи.
«Ай!» – вопила я про себя. – «Больно же!»
– Терпи, – отечески улыбаясь, мягко увещевал меня наставник. – Тяжело в лечении…
«Легко в гробу», – думала я, красочно представляя, как я, похожая на снежного барса, лежу в деревянном ящике. – «Ай!»
Остаток тренировки, то есть еще полтора часа, прошел абсолютно спокойно. Я выполняла упражнения, и предо мной, как наяву, бежали строчки будущей статьи: я нашла способ примириться с необходимостью писать заметку.
– «Американской трафареткой по российскому школьнику», – оторопело прочел Игнат Львович не слишком большое время спустя. – Что это? – брезгливо поморщился он.
– Статья, – как ни в чем ни бывало, отозвалась я. – Тут мои соображения на тему о том, что в штатах учиться не так уж и хорошо.
– Какие еще соображения? Ты что, не знаешь, что такое новостная заметка? – подозрительно уставился на меня редактор.
– Нет, – правдиво ответила я. – Я вообще-то физик по образованию.
Редактор схватился за кучеряшки. На его лице без труда угадывались мысли о неподходящем человеке, свалившемся на его грешную голову. Не знать о том, что представляет из себя новостная заметка! Не может быть!
– И почему же, позволь поинтересоваться, ты написала то, что написала? – взял себя в руки Игнат Львович.
«Интересно, из какой такой передряги вытащил его волхв, что он со мной так терпеливо возится?» – подумала я, и честно ответила:
Начались опыты с пионерского лагеря, в котором я когда-то исправно прозябала каждое лето. Получалось у меня отвратительно – лагерь располагался посреди леса, а попадала я с упорством, достойным лучшего применения на пляжи. Нудистские, средиземноморские, уставленные зонтиками охочих до денег курортников аборигенов, одетые в бетон, крошечный клочок песка, на который с грохотом обрушивались исполинские волны, пятачок под стенами Петропавловской крепости…
Сначала Борис Иванович возвращал нас обратно, а потом, видя, что меня заклинило, решил расслабиться, и наслаждался ситуацией – плавал, нырял, катался на серфе – в зависимости от того, куда нас заносило. Я тоже вошла во вкус, укупалась всласть в очередном море, а потом вдруг вспомнила, как наш отряд, голодный, обгорелый на солнце, возвращался с речного пляжа в лагерь. Купались мы, детки, обычно не больше трех минут за три часа, и то в совокупности…
В следующий раз мы все-таки оказались в лагере, а у меня, наконец-то, появились идеи по поводу того, как нужно мне воздействовать на прибор. Силой страстных желаний.
Так и в этот раз, я представила, что на лестнице не оказалось ни одного курильщика, и оказалась там, где нужно.
– Здравствуйте, Игнат Львович, – радостно приветствовала я редактора минуту спустя. – Я пришла работать.
– А почему ты собралась работать в моем кабинете? – озадачил меня вопросом новый босс. – Марш на конференцию, про которую мы вчера говорили.
– Какую конференцию? – не поняла я. – Вы мне вчера ничего об этом не сказали.
– Разве? – озадачился тот. – Как же я так? Ну ладно, сейчас посмотрим, что в мире интересного делается…
Редактор открыл почтовый браузер с летучей мышкой, кликнул письмо, и на экране появился длиннющий список мероприятий на этот день. Какое-то время он изучал его, то и дело отрицательно покачивая головой.
– О! Пойдешь на пресс-конференцию американского посла по поводу объявления конкурса об учебе в США, – повернулся Игнат Львович ко мне. – Ты представляешь, некоторым россиянам может сказочно повезти! Они будут учиться в самой настоящей Америке и жить целый год в самой настоящей американской семье.
«А вы уверены, что это – счастье?» – подумала я, чувствуя, как во мне поднимает голову дух противоречия. Иногда это кончалось пожарами.
– Куда мне ехать? – невинным голосом осведомилась я.
– Во всероссийскую библиотеку иностранной литературы, – отозвался редактор. – Адрес знаешь?
Адрес я знала. Кода училась в МГУ, у меня была возможность грызть гранит науки в оной. Равно как и других библиотеках. Ох, и набегалась я по первопрестольной, когда меня угораздило потерять читательский билет!
– Да.
– Хорошо. Жду тебя после конференции для написания новостной заметки. Иди.
Я отошла от стола. Новый босс мой закрыл почтовый браузер, воровато оглянулся на меня. Я сделала вид, что не заметила, склонилась над котомкой, убирая в нее тетрадку с ручкой. Редактор солидной газеты потянулся мышкой к иконке с изображением жуткой морды, даблкликнул в нее, и принялся гонять чертей по экрану.
Телепортировалась я к зданию иностранной библиотеки прямо из кабинета – все равно никто не заметит.
* * *
Работа журналиста оказалась не пыльная. Мне сунули в руки пресс-релиз, с которого можно было передрать информацию в случае тотальной бесталанности, и тиснуть в многотысячно-тиражную газету посредственную статейку. Если бы еще не суровая необходимость присутствия на мероприятии, я бы подумала, что жизнь моя не так уж и плоха, как мне представлялось.Одна беда – конференция мне не нравилась. Мальчики и девочки, поимевшие счастье побывать в Штатах, выглядели зомбированными. Неживыми. Они были переполнены гордостью от того, что отличаются от остальных соотечественников, они несли в себе зачатки нового знания, недоступного для окружающих. И это было их законное право. Другое дело, что лично мне созерцать их было неприятно.
И, потом… Вот не верила я в то, что мне удастся стать хорошим корреспондентом. Равно как и в то, что освещение настоящего события принесет море счастья простым российским гражданам. А тогда… Зачем я здесь? Не бесов же ловить в библиотеке? Их тут и не было, я проверяла.
А может, все эти бесы – лишь отговорка? Может быть, волхв хотел, чтобы я научилась понимать простых граждан? Узрел во мне зачатки мании величия, и отправил в массы? Помнится, в самом начале обучения он потратил много часов на то, чтобы рассказать мне о вреде тщеславия…
– А теперь я приглашаю нашу пишущую братию подкрепить свои силы после того, как они приняли участие в нашей конференции, – объявила организаторша голосом доброй феи, и поспешно спряталась за кафедру.
Я было подивилась такому странному маневру, но прибывать в неведении относительно его уместности и адекватности мне было суждено недолго. По моим ногам, аки по паркету, промчался оголодавший юнец, направляясь к расставленным у окон столикам с выпивкой и закусками. Ему наступала на пятки грузная тетка, и я инстинктивно поджала под себя конечности, опасаясь за их целостность.
Вскоре стульчики опустели, и я осталась сидеть одна, пытаясь собраться с мыслями. Не смогла – рядом громко подкрепляли силы работники прессы, толкались, извинялись, снова тянули руки за порцией съестного. А мне, как на грех, абсолютно не хотелось кушать…
Не сказать, что эти люди были мне крайне несимпатичны. Я приметила очаровательную девчушку, оживленно беседующую с интеллигентного вида парнем. Молодая журналистка теребила косу – видать, была неравнодушна к собеседнику.
А вон сел возле окна одинокий журналист в видавшем виды свитере, достал ноутбук, начал что-то быстро набивать. Наверное, спешил излить впечатления, пока они еще были свежи в памяти. Вон еще один достойный работник пера и диктофона изловил героиню дня, выступавшую часом ранее, и брал интервью…
А я чувствовала себя лишней. И вовсе не потому, что эти люди были плохие. Они были вполне обычные, несмотря на некоторые общие черты, быть может, странные для постороннего человека. Подумаешь, рванули к столам! Это ведь еще не порок.
Меня просто тянуло к своим, в Заповедник. Пообщаться с природной ведьмой Жозефиной, навестить стража Маню, испить чайку с дедом Максом, посетить спортивную площадку, наконец. Но там меня мог засечь волхв…
Я сунула тетрадку с ручкой в котомку, и отправилась в санузел, чтобы незаметно телепортироваться в Поднебесную – у меня как раз подошло время ежедневной тренировки.
* * *
Тот день студенты сямыньского университета запомнили надолго, или забыли начисто – зависит от того, вычистил ли их память мастер Лин, или нет. Я, взбудораженная событиями последних двух дней, устроила шоу. Вокруг меня то и дело возникали водяные смерчики, а красная кирпичная стенка стоявшего напротив здания страдала от шариков огня, срывающихся с моих кулаков. Когда неосторожного студента, приблизившегося ко мне на расстояние метра, сбило с ног песчаной струей, мастер Лин, стоявший с открытой челюстью вот уже пять минут, жестом приказал мне прекратить занятие.– В тебе слишком много эмоций, – неодобрительно поджал он губы. – Я сделаю массаж. Садись, – указал он мне на неудобную лавочку.
Я послушно села, ощущая тазовыми костями металлические перекладины. Наставник приступил к врачеванию, а я поняла, что акупунктура – цветочки по сравнению с массажем мастера ушу.
– Если тело плохое внутри, – наставительно говорил Лин-лаоши, выкручивая стальными пальцами мою мышцу, – его надо сделать плохим снаружи.
«Ай!» – вопила я про себя. – «Больно же!»
– Терпи, – отечески улыбаясь, мягко увещевал меня наставник. – Тяжело в лечении…
«Легко в гробу», – думала я, красочно представляя, как я, похожая на снежного барса, лежу в деревянном ящике. – «Ай!»
Остаток тренировки, то есть еще полтора часа, прошел абсолютно спокойно. Я выполняла упражнения, и предо мной, как наяву, бежали строчки будущей статьи: я нашла способ примириться с необходимостью писать заметку.
– «Американской трафареткой по российскому школьнику», – оторопело прочел Игнат Львович не слишком большое время спустя. – Что это? – брезгливо поморщился он.
– Статья, – как ни в чем ни бывало, отозвалась я. – Тут мои соображения на тему о том, что в штатах учиться не так уж и хорошо.
– Какие еще соображения? Ты что, не знаешь, что такое новостная заметка? – подозрительно уставился на меня редактор.
– Нет, – правдиво ответила я. – Я вообще-то физик по образованию.
Редактор схватился за кучеряшки. На его лице без труда угадывались мысли о неподходящем человеке, свалившемся на его грешную голову. Не знать о том, что представляет из себя новостная заметка! Не может быть!
– И почему же, позволь поинтересоваться, ты написала то, что написала? – взял себя в руки Игнат Львович.
«Интересно, из какой такой передряги вытащил его волхв, что он со мной так терпеливо возится?» – подумала я, и честно ответила: