Страница:
– Потому что выступавшие мальчики и девочки, все, как один, выделили три пункта: во-первых, в один голос утверждали они, год, проведенный в Америке, научил их толерантности. Во-вторых, они приобрели уверенность в себе, а, в-третьих, смогли по-новому взглянуть на мир.
– Все, как один? – развеселился редактор.
– Ну да, – ответила я. – И семнадцатилетняя девица в малиновом деловом костюме, косящая под сорокалетнюю бизнес-леди, и хипованая фото-художница, и прилизанный пай-мальчик. Только, по-моему, это не смешно. У меня подруга в Штатах живет… – начала я объяснять свою точку зрения.
– Она там по этой программе? – сделал стойку газетчик.
– Нет, она там в аспирантуре учится уже третий год, – покачала головой я, не без ехидства наблюдая, как редактор теряет боевой задор. – Так вот, она мне иногда письма шлет, в которых пишет, что американские школьники в среднем гораздо тупее самого закоренелого российского троечника.
– Расслабься, – махнул рукой Игнат Львович. – Подумаешь, детишкам мозги немного набекрень поставили. Поживут у нас с годик, и все встанет на свои места. Давай лучше, садись на этот стул, я тебя научу новостные заметки писать. Начинаются они с ответов на вопросы: «Что? Где? Когда?»…
Написав с грехом пополам абсолютно посредственную, но уже новостную заметку, и подписав авторский договор, обязывающий меня публиковать сей шедевр только в данной газете, я отправилась бродить по этажам здания, пытаясь вычислить супостата. Ходила полчаса, дымом табачным пропиталась, и сопли распустила – магия магией, а с аллергией хрен поспоришь.
Я было попыталась заблокировать насморк, и работать дальше, но мера сия привела к тому, что я отрезала себя от магического поля Земли. Оставалось только вернуться к сопливому состоянию, признаться себе в провале операции, и доложить об этом волхву.
Приняв решение, я повеселела, и, накинув на себя полог невидимости (вот еще, в прокуренный дамский сортир тащиться!) уже собралась телепортироваться, как заметила в конце коридора расплывчатое серое пятно.
«Как интересно», – подумала я. – «Выходит, простейшая магия домовых способствует вычислению всякой нечисти».
Пятно подплыло на расстояние разговора.
«Уходи», – раздался голос в моей голове. – «Тебе здесь не место. Это моя территория».
«Говорить» оно явно предпочитало короткими фразами.
– Вообще-то, – искренне возмутилась я, – это территория Российской Федерации. И вообще, с кем я разговариваю?
«Я тебя предупредил. Уходи».
И растворилось, как будто его и не было. Я решила, что моя задача перевыполнена, и пожелала оказаться поближе к добрейшему деду Максу, искусному врачевателю. Получилось. Мне повезло – старший друид распивал медовуху в компании волхва.
– А вот и наша героиня, – приветствовал меня друид. – Фу, как от тебя… разит, – помахал он рукой перед своим носом. – Где ты была, бедняжка?
– На задании, – как можно беспечнее отозвалась я, мстительно глядя на зажавшего нос волхва.
– Больше туда не ходи, – обеспокоено посмотрел на меня добрый дед. – У тебя аллергия.
– А то я не в курсе, – издевательски произнесла я, но уже через секунду жалко шмыгнула носом. – Ничего не могу поделать, я там не по своей воле.
– Ну Иваныч, не ожидал от тебя, – укоризненно повернулся друид к начальству. – Что же ты над молодежью так измываешься?
– А кого мне еще посылать? – возмутился Начальник. – Антона твоего?
– У тебя же боевых магов человек семь имеется, – резонно возразил ему друид. – Вот их и шли.
– А она кто?
Я уставилась на наставников с любопытством – вдруг доведется увидеть, как два мага дерутся? К сожалению, веселить меня никто не собирался, маги, пошумев, все же пришли к консенсусу.
– Мы выдадим тебе амулет от аллергии, – оптимистично заявил мне волхв.
– Но чтобы больше двух часов ты там не находилась, – строго посмотрел на меня друид.
Интересные люди! А когда я буду успевать и заметки писать, и по этажам бегать? Кстати, о беготне…
– Борис Иванович, – как можно небрежнее произнесла я. – А мне сегодня в «Известиях» появляться запретили.
– Кто? – опешил волхв. – Что ты там натворила?
– Не натворила, я познакомилась с серым облаком. А оно приняло меня за домового, как я думаю.
– Сиди, не шевелись, думай о своем новом знакомом, – прищурился на меня волхв. – Странно… Очень странно, – сказал он минуту спустя.
– Что странно? – не поняла я.
– Их не должно быть в этом измерении, – нахмурился Борис Иванович. – Мы договор с ними подписывали.
– Что им какая-то бумага, – махнула я рукой. – А кто «они», кстати?
– Не скажи, – покачал головой волхв. – Ты про «Книгу Правосудия» забыла, что ли?
Меня передернуло. Такое забудешь, как же! Друид Макс сочувственно посмотрел на меня и плеснул медовухи в мою кружку. Странно, хмель в напитке совсем не чувствовался, а светлячки, жители Дерева, такое впечатление, что удвоились в числе.
– Ну, так дайте мне другую бумагу, и я его выгоню, – с пьяной удалью отозвалась я.
Брови друида поползли вверх, а моя кружка – на другой конец стола.
– Бумагу я тебе не дам, – неодобрительно покачал головой волхв. – А вот с напарником подсоблю.
– Ик! Кто же им будет?
– Скоро появится, – прислушался к чему-то волхв. – Уже идет.
Я обернулась по сторонам. Никого не наблюдалось. Наверное, будет чуть позже.
Скрипнуло Дерево, пропуская внутрь человека.
– Та-ак, гуманоиду больше не наливать, – спустя минуту приземлился рядом со мной на лавку молодой друид. – О чем разговор?
– О! Антон! – обрадовалась я товарищу по приключениям. – Как жизнь?
Друид вздохнул, и принялся перечислять те предметы домашнего обихода, от которых ему сегодня пришлось уворачиваться. Я понимающе вздохнула – нелегко бедняжке живется. Но, с другой стороны, а чем он думал, когда закрутил роман с ведьмой? Да еще с таким имечком, как «Жозефина»?
Может, мне все же его определили в напарники – чтобы от семейной жизни отдохнул?
Волхв отрицательно покачал головой. Дерево скрипнуло во второй раз.
Дед Макс пробормотал что-то о вреде скандалов для нервной системы, и отправился навестить беременную ведьму – дать успокоительное на ночь глядя («а то, мол, сама не догадается»).
– Спорное утверждение, – задумчиво протянула я.
– Ты о чем? – встрепенулся Антон, с которого старый наставник снял тяжкое бремя.
– О том, что скандалы плохо влияют на нервную систему, – ответила я. – Так что там с этими загадочными существами, Борис Иванович?
– Вы о ком? – удивился друид. – О, Илюха, здорово!
– Привет, – как можно беспечнее отозвалась я, хотя находиться в одном дереве, пусть даже и исполинском, с металлистом мне было как-то не по себе.
Причем, не то, чтобы я не хотела его видеть. Скорее, наоборот, и это меня сильно напрягало. Казалось бы, все обговорили, разошлись в разные стороны, как в море корабли, и тут на тебе! С собственным организмом порой так сложно спорить…
– Здравия желаю всей честной компании, – весело произнес Илья. – А что вы тут обсуждаете?
– Да вот, Лиса наша, как всегда, вляпалась, – с чувством сказал волхв.– Причем в таком месте, откуда ждать неприятностей было абсолютно невозможно.
– Ну, это она может, может, – потрясающе тепло улыбаясь, посмотрел на меня Илья. – Так о чем речь?
«Интересно, я что-то пропустила?» – с удивлением воззрилась я него. – «Примирение все же состоялось, причем без моего участия?»
Металлист, словно не замечая моей вытянувшейся физиономии, подмигнул мне. И столько участия, достоинства и спокойного обещания достать с неба звезду было в его взгляде, что гормоны в моем организме начали отплясывать зажигательную джигу.
– Лиса, – услышала я насмешливый голос начальства. – Подбери челюсть.
– А? – повернулась я к нему.
– Я тут говорил о том, что вам, судя по всему, придется отправиться в «Известия» вдвоем.
– Это как? – опешила я. – Опять?
С ним?
– Не опять, а снова, – ворчливо отозвалось начальство. – Надо же выяснить, что это за непрошенное вторжение. Не беспокойся, я прикрою.
– Да я не боюсь, вообще-то, – пожала плечами я. – Просто… Проехали. А что это было за серое облако? – вспомнила я о том, что так и не получила вразумительный ответ на сегодняшнюю загадку.
– Я не вполне уверен, – отрицательно покачал головой волхв. – Поэтому я пока не буду говорить. Выманим его, а там посмотрим. Сеть в издательстве завалить сможешь? – повернулся он к металлисту.
– Да не вопрос, – недобро усмехнулся тот.
– Вот и ладненько, – подытожило начальство. – Сходим завтра на разведку, а там видно будет, как поступим. А сейчас всем спать, а то засиделись мы, а уже час ночи.
Как ни мучило меня любопытство по поводу настроения металлиста, я отложила все объяснения на потом. Во-первых, организм и впрямь следовало подлечить. А, во-вторых, не мешало бы в себе разобраться. Какое-то время я лежала без сна, прислушиваясь к токам внутри исполинского дерева, и пыталась найти ответы на многочисленные вопросы. Во-первых, я до сих пор не могла понять Илью в большинстве случаев. Но это, как говорится не беда. Ведь, как утверждают психологи, когда человеку кажется, что он понимает собеседника на сто процентов, на самом деле он понимает его не более чем на сорок. Во-вторых, я могла спокойно с металлистом идти хоть в огонь, хоть в воду, и он мне даже нравился. Очень. И я ему, судя по всему, тоже. Но, как только дело доходило до «серьезных» отношений, я гнала его прочь. Как будто в моем же организме что-то сопротивлялось металлисту, вот совсем как в случае аллергии на табак в издательстве. И, поскольку объяснению этот феномен не поддавался, я решила, что раз сопротивление наличествует, то, значит, так и надо.
В результате всех результатов мы с Ильей промучились непониманием пару месяцев, и где-то в середине лета решили перейти на чисто деловые отношения, а потом и вовсе отдалились друг от друга. Так, кивали скупо друг дружке при случайной встрече, не более того. Я старательно обходила металлический корпус, или Слиток, стороной, он тоже был не частый гость у друидов. Что же все-таки произошло? Почему это вдруг пошел на сближение?
Я «крутила» ситуацию и так, и эдак, но рано или поздно приходила к одному и тому же выводу – мне банально не хватало фактов. Так ничего и не придумав, я заснула. Тем более, что завтра (а точнее, уже сегодня!) предстоял тот еще денек.
Да, летом на мотоцикле было рассекать куда теплее. А вот бабьим летом, да еще с утра, да джинсовой рубашке, пусть даже надетой на футболку… Боже, о чем я только думала? Одно утешало – до МКАДа мы доехали куда быстрее попутных нам машин, прочно застрявших в двухкилометровой пробке. Металлист на своем «Трансальпе» ехал между рядами, где это было возможно, а когда нет – протискивался в соседний, а я, знай, поджимала коленки, и, (в который уж раз) обещала себе надеть пластиковую защиту от роликов, оставшуюся со времен катания на Воробьевых горах.
После Окружной ситуация стала чуть веселее, но не намного. Внутри Садового было и вовсе уныло. А еще мне было холодно. Очень.
– МММакддддонадддссс, – указала я на заведение трясущимся от холода пальцем, когда мы проезжали Пушкинскую площадь. – Кккаккао.
– Потерпи немного, – бросил через плечо байкер. – В Доме журналиста наверняка буфет имеется.
«Ага, наверняка насквозь прокуренный», – мрачно подумала я. – «Боже, когда это кончится?»
Мотоцикл, въехав на тротуар, принялся лавировать между людьми, спешащими на работу, потом свернул в какой-то переулок, протиснулся между машин, которые почему-то спешили уступить ему дорогу, и наконец, встал. Я с облегчением слезла, принялась махать руками, чтобы согреться. Наконец, зубы стучать перестали. Металлист взирал на меня с непонятной мне эмоцией.
– Ты со мной пойдешь? – спросила я у товарища. – Или, вон там еще кинотеатр «Художественный» имеется. Наверняка тебе там поинтереснее, чем на конференции будет.
– А! – махнул рукой металлист. – Сдался мне этот кинотеатр! С тобой пойду, ты что-нибудь отмочишь, вот и повеселимся. И. пойдем уже скорее, а то прямо тут окочуришься.
Буфет в Доме журналиста был. И в нем, конечно же, сидела и дымила пишущая братия.
– Пошли наверх. – С сожалением вздохнула я.
– Что так?
– Аллергия на табачный дым. И не смотри на меня так, я помню, что ты иногда курил, и у меня не было и намека на сопли.
– А что тогда? – участливо осведомился металлист.
– Несовместимость меня и задания.
– Ясно. Тогда иди наверх, посиди где-нибудь, я тебе принесу кофе.
Его глаза так и лучились добротой и заботой. Неужели он раньше мог быть другим?
Я неторопливо поднялась на второй этаж, села в пустой аудитории. О том, что меня не найдет товарищ, я не беспокоилась – у того был нюх на металл, а у меня на руке – колечко золотое, подарок Полоза, Хранителя золота.
– О чем конференция? – появился металлист с чашкой в руках спустя несколько минут.
– По-моему, в защиту прав животных.
– Да уж… Не настолько интересно, как могло бы быть. Я думал, что у журналистов профессия куда более…
– Увлекательная?
– Ну… Не знаю даже, – так и не смог определиться в своих ощущениях товарищ. – Ладно. Я фотоаппарат с собой захватил, поснимаю. Заодно и у тебя материал покрасочнее выйдет.
Я улыбнулась. Мой организм снова начал походить на организм теплокровного млекопитающего, отношения с боевым другом и товарищем тоже стали теплее некуда. Идти никуда не хотелось. А надо было – конференция скоро должна была начаться.
И она началась, и было это поистине ужасно. Во-первых, потому, что мы пришли чуть ли не самыми последними, и нам пришлось довольствоваться теми местами, что остались (хорошо хоть, они были рядом). И теперь мне постоянно приходилось поворачиваться назад, чтобы увидеть то, что показывали на белом экране, расположенному строго за моей спиной, а потом поворачиваться обратно, и записывать слова ораторов. Микрофона у меня по-прежнему не было. У боевого друга и товарища его тоже не оказалось. И, вообще, поначалу он смотрел на мои каракули с величайшим изумлением. Потом усмехнулся. Я пожала плечами – пусть хоть кому-то от моих мучений будет хорошо.
А было мне, и впрямь, не по себе. И, чем дальше, тем больше. Если на прошлой конференции выступали зомбированные Америкой подростки, то на этой крутили абсолютно зверский фильм про зверское убийство коров: на переносном экране нарочито-грубые мужланы мучили буренок в особо изуверских формах. Иногда кадры с крупным замученным рогатым скотом сменялись кадрами про терпящих бедствие от рук людей маленьких пушных животных. Причем, было совершенно непонятно, для чего так издеваться над зверьками – после того, какой обработке подвергалась их шкурка, ее явно было невозможно использовать в каких-либо коммерческих целях. Сквозь отвращение и омерзение ко мне пришло понимание, что фильм инсценирован. Оставалось только понять, с какой целью.
Я отвернулась от экрана, нашла лица ярых защитников прав животных, сидевших напротив меня. И впервые за последние полчаса изумилась по-настоящему. Сказать, что организаторы упивались жутким зрелищем орущих не по-телячьи буренок, значит не сказать ничего. Физиономии этих заявленных вегетарианцев были, как одна, перекошены в каком-то оргазмическом экстазе, глаза горели вожделением и торжеством.
«Э, ребята», – подумала я. – «Что-то с вами не то. Посмотрю-ка я на вас по-другому».
Так и есть, из пяти человек трое явно были эмпатами, причем не самого светлого свойства, остальные с ними резонировали. Сидели, эксгибионисты хреновы, и в наглую, никого не стесняясь, млели от букета грязных эмоций.
А мне меньше всего захотелось писать информационную заметку, начинающуюся словами «семнадцатого сентября сего года в Центральном Доме Журналиста состоялась конференция, посвященная защите животных, в ходе которой прессе рассказали о…»
Но что же делать? Мое личное мнение опять окажется никому ненужным, и меня заставят писать весь этот бред про коров убиенных. Я посмотрела на металлиста. Тот, с очевидной гримасой отвращения на лице, осуществлял портретную съемку. Что и говорить, морды действительно были живописными.
И тут на меня снизошло озарение в виде полузабытого студенческого фольклора: «Если интеграл не берется, его нужно взять силой».
Тогда мне это казалось в меру остроумным, сейчас же – более чем спасительным.
Я выбрала эмпата с мимикой побогаче, внушила ему, что все кругом свои, настало время для свободного выражения чувств. Получилось! Тот, отбросив ложную скромность, с вожделением потянулся руками к ширинке. Аудитория ожила, загалдела, защелкала фотоаппаратами.
Покончив с ним, я потянулась мыслью к худощавой девице. Эта оказалась крепким, закованным в броню материнских внушений орешком, и с ней пришлось повозиться подольше. Но вот и она рванула на тощей груди кофточку – только пуговицы по столу забарабанили. Журналисты подставили под стоны диктофоны и микрофоны, телевизионщики навострили камеры.
Продолжить правдивое шоу мне не дал опомнившийся металлист.
– Ну ты, подруга моя боевая, совсем нюх потеряла, – со смесью безмерного удивления и восхищения произнес он. – Немедленно заставь их одеться.
– Не могу, – опомнилась я, затравленно озираясь по сторонам. – Ты меня сбил, в зале полным-полно грязных человеческих эманаций, исходящих от жадных до сенсаций журналистов. Я потеряла связь.
Пишущей братии было, и впрямь, в избытке – те, что просто так находились в здании, тоже не смогли пройти мимо шоу.
«Взял интеграл – дай подержать другому», – вспомнилась мне вторая фраза из студенческого фольклора. – «Из «Жизни» они все, что ли? Неужели ЭТО действительно настолько интересно?»
– Валим отсюда, – проорал мне в ухо металлист. – Вон уже и охрана появилась, сейчас сама с этим сборищем разберется. А у нас еще одно задание имеется.
Я послушно сунула тетрадку с ручкой в котомку, и мы с Илюхой начали протискиваться к выходу сквозь толпу газетчиков и телевизионщиков. Те напирали, лезли вперед, в первые ряды, и мне пришлось изрядно поработать локтями. А потому я и не заметила, как на меня с нескрываемой ненавистью во взгляде смотрит третий недобитый эмпат, ярый защитник прав животных.
Усы газетчика топорщились, выпученные глаза вращались, разве что из орбит не выскакивали, трясущиеся руки пытались зажечь спичку.
– Где? – опешила я от подобного напора. – Что там дают?
– На конференции «зеленых», – огорченно отвернулся от меня Игнат Львович. – И ты ничего не помнишь.
– Вы о чем? – охотно подыграла я газетчику. – А что случилось? Я ничего такого не заметила.
– Да вот, прошел слух о том, что в Домжуре творится что-то невероятное, – вздохнул редактор.
– А, так это вы об этом, – сделала я паузу на пару секунд, в течение которой взвешивала все «за» и «против» освещения в прессе скандала. – Да нет, там ничего особенного не случилось, мы смотрели фильм про зверски замученных коров, а потом ворвалась толпа журналистов, и сорвала конференцию.
– Понятно, – взял себя в руки Игнат Львович. – На сегодня ты свободна, заметку писать не нужно. Завтра, – он повернулся к монитору. – Вот черт! Сеть упала!
«Это не черт», – развеселилась я, – «это всего лишь металлист».
А потом глянула в сторону двери, и настроение у меня понизилось до нуля.
– Можно тебя на минуточку? – совершало манящие движения пальцем стоящий за дверью волхв.
Я тяжело вздохнула и поплелась к выходу, прекрасно зная, что повесить лапшу на уши конкретно этому товарищу не удастся ни за что.
– Это как же, твою мать, извиняюсь, понимать?
– Как хотите, – буркнула я, – так и понимайте.
– Лучше бы у тебя осталось все твое чувство вины при тебе, – схватился за голову волхв.
– А оно и так при мне, – невозмутимо ответила я. – Просто оно на том суде, – я выразительно посмотрела на свое начальство, – потеряло способность резонировать с обвинениями окружающих.
– А, ну тогда ладно, – прекратило бесполезные попытки воздействовать на мою совесть начальство. – Осознаешь, и прекрасно. Больше так не делай.
– Почему? – неосторожно удивилась я. – То есть, я прекрасно понимаю, что не права, но…
– А чувство самосохранения у тебя есть? – набросился на меня Борис Иванович. – Ты хоть знаешь, на кого напала?
– На эмпатов-эксгибиционистов, – невозмутимо ответила я. – А что?
– Ты хоть в курсе, что после смерти Мыколы только такие и остались в московской конторе?
– Упс!
– Вот именно! – дал выход гневу волхв. – Звонит мне Денис Маркович, начальник конторы, говорит: «твои сотрудники напали на меня и моих ближайших соратников. Иди и полюбуйся».
– А вы, Борис Иванович, знаете, как они на своих конференциях развлекаются? – вкрадчиво осведомилась я.
– Догадываюсь, – остыл волхв. – Но это все равно не повод начинать драку первыми. Теорию забыла? Они же ведь ничего не делали, они просто были. Они ни на кого не нападали, а вот ты начала активные действия.
– Не забыла я ваших теорий, – махнула я рукой. – Просто не подумала.
– Ладно, проехали, – поморщился Борис Иванович. – Я где-то и сам рад, что так получилось.
– Вот видите! – восторжествовала я.
– Лиса, – погрозило мне начальство пальцем. – В этот раз ты вышла практически сухой из воды, и не известно, что будет, если… О! Пошли скорее, – увлек он меня за руку. – Я его чувствую.
– Они растут в другую сторону, уплотняются со временем, – пояснил мне волхв. – Но вот что они тут делают, да еще и вдвоем, хотелось бы мне знать?
Я согласно кивнула, волхв повернулся к инопланетянам, предоставив мне созерцать искристого пришельца в одиночку.
«Можешь называть нас денебцами, девочка», – услышала я в своей голове. – «По названию нашего солнца в вашей астрономической системе».
Денеб? Альфа Лебедя? Светимость в пару сотен тысяч раз выше, чем у нашего Солнца? Кто ж там выживет?
«Мы не на солнце живем, а на планете».
Ах, ну да! Надо думать не так громко. Интересно, а кто это со мной общается? Тот, что с искрами, или без них?
«Я с тобой общаюсь», – шевельнулся тот, что с искрами. – «Можешь звать меня… Штирлицем».
«А меня Лиса зовут», – назвалась я. – «А почему Штирлицем?»
«Потому что имя мое тебе все равно не удастся воспроизвести. А Штирлицем – потому что я служу внешним разведчиком».
Что же, в чувстве юмора денебцу не откажешь.
«А почему Иззя изъяснялся с нами на инфразвуке, а вы – только мысленно?»
«От моего инфразвука люди умирают».
«Понятно тогда. Вот поэтому вас сюда и не пускают?»
«И поэтому тоже», – немного печально, как мне показалось, ответил Штирлиц. – «Но еще из-за некоторых несознательных субъектов», – кивнул он в сторону серого сопланетника. – «Этот вот – сбежал из колонии особого режима. Ладно, ответственный момент подходит, рад был познакомиться».
Покончив со странным разговором, я осмотрелась кругом. Коридор пуст, кругом ни души – вероятно, в час вынужденного простоя где-нибудь дымили. Я перевела взгляд на начальство. Волхв буравил взглядом серое облако, потрясающее какой-то бумаженцией. Атмосфера между тремя собеседниками явно накалялась. От волхва исходили флюиды еле сдерживаемого гнева, настолько сильные, что мне становилось не по себе. От разведчика отлетали искры. Зря все же волхв не взял с собой огневиков – вот бы им, ценителям плазмы, счастье привалило – целый homo sapiens, начиненный интересующей субстанцией! Я подивилась – как же он до сих пор пожар не устроил? И только сейчас заметила, что денебец не касается пола.
Позади меня послышалась мощная поступь металлиста.
– Местные сисадмины на ушах стоят, сеть поднять пытаются, – без особой радости сказал он. – Мучить их дальше мне совесть не позволяет. Ой! А кто это?
Судя по тому, как постепенно округлялись глаза товарища, Штирлиц представился и ему.
– Хорошо, сворачивай операцию, – подождав, пока Илья перестанет таращиться на денебца, сказал волхв.
– Да мне и сворачивать нечего, я особенно ничего и не делал, ломать ничего по-крупному не хотелось, – пожал плечами металлист. – Просто не давал системе работать. Если я перестану действовать в этом направлении, само все через минут десять наладится.
– Вот и чудесно. Раз все в сборе, отправляемся.
– Куда?
– На Валаам.
Серое облако, упиравшееся ранее с видом существа, имеющего право, сникло. Штирлиц наоборот, так и пошел искрами по всему объему. У меня, чувствующей зловещие признаки приближающейся аллергии, поднялось настроение. Куда угодно, только отсюда!
Волхв открыл переход, и в него буквально засосало всех нас – и тех, кто шел добром, и того, кто было просился наутек. Десантировались мы на площадку перед домом верховного волхва Терентия, очень даже небольшого на вид, но весьма и весьма поместительного внутри. Борис Иванович подошел к крылечку, и позвонил в привязанный там же валдайский колокольчик. Раздался негромкий мелодичный звон. Никто не вышел.
– Все, как один? – развеселился редактор.
– Ну да, – ответила я. – И семнадцатилетняя девица в малиновом деловом костюме, косящая под сорокалетнюю бизнес-леди, и хипованая фото-художница, и прилизанный пай-мальчик. Только, по-моему, это не смешно. У меня подруга в Штатах живет… – начала я объяснять свою точку зрения.
– Она там по этой программе? – сделал стойку газетчик.
– Нет, она там в аспирантуре учится уже третий год, – покачала головой я, не без ехидства наблюдая, как редактор теряет боевой задор. – Так вот, она мне иногда письма шлет, в которых пишет, что американские школьники в среднем гораздо тупее самого закоренелого российского троечника.
– Расслабься, – махнул рукой Игнат Львович. – Подумаешь, детишкам мозги немного набекрень поставили. Поживут у нас с годик, и все встанет на свои места. Давай лучше, садись на этот стул, я тебя научу новостные заметки писать. Начинаются они с ответов на вопросы: «Что? Где? Когда?»…
Написав с грехом пополам абсолютно посредственную, но уже новостную заметку, и подписав авторский договор, обязывающий меня публиковать сей шедевр только в данной газете, я отправилась бродить по этажам здания, пытаясь вычислить супостата. Ходила полчаса, дымом табачным пропиталась, и сопли распустила – магия магией, а с аллергией хрен поспоришь.
Я было попыталась заблокировать насморк, и работать дальше, но мера сия привела к тому, что я отрезала себя от магического поля Земли. Оставалось только вернуться к сопливому состоянию, признаться себе в провале операции, и доложить об этом волхву.
Приняв решение, я повеселела, и, накинув на себя полог невидимости (вот еще, в прокуренный дамский сортир тащиться!) уже собралась телепортироваться, как заметила в конце коридора расплывчатое серое пятно.
«Как интересно», – подумала я. – «Выходит, простейшая магия домовых способствует вычислению всякой нечисти».
Пятно подплыло на расстояние разговора.
«Уходи», – раздался голос в моей голове. – «Тебе здесь не место. Это моя территория».
«Говорить» оно явно предпочитало короткими фразами.
– Вообще-то, – искренне возмутилась я, – это территория Российской Федерации. И вообще, с кем я разговариваю?
«Я тебя предупредил. Уходи».
И растворилось, как будто его и не было. Я решила, что моя задача перевыполнена, и пожелала оказаться поближе к добрейшему деду Максу, искусному врачевателю. Получилось. Мне повезло – старший друид распивал медовуху в компании волхва.
– А вот и наша героиня, – приветствовал меня друид. – Фу, как от тебя… разит, – помахал он рукой перед своим носом. – Где ты была, бедняжка?
– На задании, – как можно беспечнее отозвалась я, мстительно глядя на зажавшего нос волхва.
– Больше туда не ходи, – обеспокоено посмотрел на меня добрый дед. – У тебя аллергия.
– А то я не в курсе, – издевательски произнесла я, но уже через секунду жалко шмыгнула носом. – Ничего не могу поделать, я там не по своей воле.
– Ну Иваныч, не ожидал от тебя, – укоризненно повернулся друид к начальству. – Что же ты над молодежью так измываешься?
– А кого мне еще посылать? – возмутился Начальник. – Антона твоего?
– У тебя же боевых магов человек семь имеется, – резонно возразил ему друид. – Вот их и шли.
– А она кто?
Я уставилась на наставников с любопытством – вдруг доведется увидеть, как два мага дерутся? К сожалению, веселить меня никто не собирался, маги, пошумев, все же пришли к консенсусу.
– Мы выдадим тебе амулет от аллергии, – оптимистично заявил мне волхв.
– Но чтобы больше двух часов ты там не находилась, – строго посмотрел на меня друид.
Интересные люди! А когда я буду успевать и заметки писать, и по этажам бегать? Кстати, о беготне…
– Борис Иванович, – как можно небрежнее произнесла я. – А мне сегодня в «Известиях» появляться запретили.
– Кто? – опешил волхв. – Что ты там натворила?
– Не натворила, я познакомилась с серым облаком. А оно приняло меня за домового, как я думаю.
– Сиди, не шевелись, думай о своем новом знакомом, – прищурился на меня волхв. – Странно… Очень странно, – сказал он минуту спустя.
– Что странно? – не поняла я.
– Их не должно быть в этом измерении, – нахмурился Борис Иванович. – Мы договор с ними подписывали.
– Что им какая-то бумага, – махнула я рукой. – А кто «они», кстати?
– Не скажи, – покачал головой волхв. – Ты про «Книгу Правосудия» забыла, что ли?
Меня передернуло. Такое забудешь, как же! Друид Макс сочувственно посмотрел на меня и плеснул медовухи в мою кружку. Странно, хмель в напитке совсем не чувствовался, а светлячки, жители Дерева, такое впечатление, что удвоились в числе.
– Ну, так дайте мне другую бумагу, и я его выгоню, – с пьяной удалью отозвалась я.
Брови друида поползли вверх, а моя кружка – на другой конец стола.
– Бумагу я тебе не дам, – неодобрительно покачал головой волхв. – А вот с напарником подсоблю.
– Ик! Кто же им будет?
– Скоро появится, – прислушался к чему-то волхв. – Уже идет.
Я обернулась по сторонам. Никого не наблюдалось. Наверное, будет чуть позже.
Скрипнуло Дерево, пропуская внутрь человека.
– Та-ак, гуманоиду больше не наливать, – спустя минуту приземлился рядом со мной на лавку молодой друид. – О чем разговор?
– О! Антон! – обрадовалась я товарищу по приключениям. – Как жизнь?
Друид вздохнул, и принялся перечислять те предметы домашнего обихода, от которых ему сегодня пришлось уворачиваться. Я понимающе вздохнула – нелегко бедняжке живется. Но, с другой стороны, а чем он думал, когда закрутил роман с ведьмой? Да еще с таким имечком, как «Жозефина»?
Может, мне все же его определили в напарники – чтобы от семейной жизни отдохнул?
Волхв отрицательно покачал головой. Дерево скрипнуло во второй раз.
Дед Макс пробормотал что-то о вреде скандалов для нервной системы, и отправился навестить беременную ведьму – дать успокоительное на ночь глядя («а то, мол, сама не догадается»).
– Спорное утверждение, – задумчиво протянула я.
– Ты о чем? – встрепенулся Антон, с которого старый наставник снял тяжкое бремя.
– О том, что скандалы плохо влияют на нервную систему, – ответила я. – Так что там с этими загадочными существами, Борис Иванович?
– Вы о ком? – удивился друид. – О, Илюха, здорово!
– Привет, – как можно беспечнее отозвалась я, хотя находиться в одном дереве, пусть даже и исполинском, с металлистом мне было как-то не по себе.
Причем, не то, чтобы я не хотела его видеть. Скорее, наоборот, и это меня сильно напрягало. Казалось бы, все обговорили, разошлись в разные стороны, как в море корабли, и тут на тебе! С собственным организмом порой так сложно спорить…
– Здравия желаю всей честной компании, – весело произнес Илья. – А что вы тут обсуждаете?
– Да вот, Лиса наша, как всегда, вляпалась, – с чувством сказал волхв.– Причем в таком месте, откуда ждать неприятностей было абсолютно невозможно.
– Ну, это она может, может, – потрясающе тепло улыбаясь, посмотрел на меня Илья. – Так о чем речь?
«Интересно, я что-то пропустила?» – с удивлением воззрилась я него. – «Примирение все же состоялось, причем без моего участия?»
Металлист, словно не замечая моей вытянувшейся физиономии, подмигнул мне. И столько участия, достоинства и спокойного обещания достать с неба звезду было в его взгляде, что гормоны в моем организме начали отплясывать зажигательную джигу.
– Лиса, – услышала я насмешливый голос начальства. – Подбери челюсть.
– А? – повернулась я к нему.
– Я тут говорил о том, что вам, судя по всему, придется отправиться в «Известия» вдвоем.
– Это как? – опешила я. – Опять?
С ним?
– Не опять, а снова, – ворчливо отозвалось начальство. – Надо же выяснить, что это за непрошенное вторжение. Не беспокойся, я прикрою.
– Да я не боюсь, вообще-то, – пожала плечами я. – Просто… Проехали. А что это было за серое облако? – вспомнила я о том, что так и не получила вразумительный ответ на сегодняшнюю загадку.
– Я не вполне уверен, – отрицательно покачал головой волхв. – Поэтому я пока не буду говорить. Выманим его, а там посмотрим. Сеть в издательстве завалить сможешь? – повернулся он к металлисту.
– Да не вопрос, – недобро усмехнулся тот.
– Вот и ладненько, – подытожило начальство. – Сходим завтра на разведку, а там видно будет, как поступим. А сейчас всем спать, а то засиделись мы, а уже час ночи.
Как ни мучило меня любопытство по поводу настроения металлиста, я отложила все объяснения на потом. Во-первых, организм и впрямь следовало подлечить. А, во-вторых, не мешало бы в себе разобраться. Какое-то время я лежала без сна, прислушиваясь к токам внутри исполинского дерева, и пыталась найти ответы на многочисленные вопросы. Во-первых, я до сих пор не могла понять Илью в большинстве случаев. Но это, как говорится не беда. Ведь, как утверждают психологи, когда человеку кажется, что он понимает собеседника на сто процентов, на самом деле он понимает его не более чем на сорок. Во-вторых, я могла спокойно с металлистом идти хоть в огонь, хоть в воду, и он мне даже нравился. Очень. И я ему, судя по всему, тоже. Но, как только дело доходило до «серьезных» отношений, я гнала его прочь. Как будто в моем же организме что-то сопротивлялось металлисту, вот совсем как в случае аллергии на табак в издательстве. И, поскольку объяснению этот феномен не поддавался, я решила, что раз сопротивление наличествует, то, значит, так и надо.
В результате всех результатов мы с Ильей промучились непониманием пару месяцев, и где-то в середине лета решили перейти на чисто деловые отношения, а потом и вовсе отдалились друг от друга. Так, кивали скупо друг дружке при случайной встрече, не более того. Я старательно обходила металлический корпус, или Слиток, стороной, он тоже был не частый гость у друидов. Что же все-таки произошло? Почему это вдруг пошел на сближение?
Я «крутила» ситуацию и так, и эдак, но рано или поздно приходила к одному и тому же выводу – мне банально не хватало фактов. Так ничего и не придумав, я заснула. Тем более, что завтра (а точнее, уже сегодня!) предстоял тот еще денек.
* * *
«Лучше бы я отправилась на конференцию телепортом», – мрачно думала я, трясясь от холода, как отбойный молоток.Да, летом на мотоцикле было рассекать куда теплее. А вот бабьим летом, да еще с утра, да джинсовой рубашке, пусть даже надетой на футболку… Боже, о чем я только думала? Одно утешало – до МКАДа мы доехали куда быстрее попутных нам машин, прочно застрявших в двухкилометровой пробке. Металлист на своем «Трансальпе» ехал между рядами, где это было возможно, а когда нет – протискивался в соседний, а я, знай, поджимала коленки, и, (в который уж раз) обещала себе надеть пластиковую защиту от роликов, оставшуюся со времен катания на Воробьевых горах.
После Окружной ситуация стала чуть веселее, но не намного. Внутри Садового было и вовсе уныло. А еще мне было холодно. Очень.
– МММакддддонадддссс, – указала я на заведение трясущимся от холода пальцем, когда мы проезжали Пушкинскую площадь. – Кккаккао.
– Потерпи немного, – бросил через плечо байкер. – В Доме журналиста наверняка буфет имеется.
«Ага, наверняка насквозь прокуренный», – мрачно подумала я. – «Боже, когда это кончится?»
Мотоцикл, въехав на тротуар, принялся лавировать между людьми, спешащими на работу, потом свернул в какой-то переулок, протиснулся между машин, которые почему-то спешили уступить ему дорогу, и наконец, встал. Я с облегчением слезла, принялась махать руками, чтобы согреться. Наконец, зубы стучать перестали. Металлист взирал на меня с непонятной мне эмоцией.
– Ты со мной пойдешь? – спросила я у товарища. – Или, вон там еще кинотеатр «Художественный» имеется. Наверняка тебе там поинтереснее, чем на конференции будет.
– А! – махнул рукой металлист. – Сдался мне этот кинотеатр! С тобой пойду, ты что-нибудь отмочишь, вот и повеселимся. И. пойдем уже скорее, а то прямо тут окочуришься.
Буфет в Доме журналиста был. И в нем, конечно же, сидела и дымила пишущая братия.
– Пошли наверх. – С сожалением вздохнула я.
– Что так?
– Аллергия на табачный дым. И не смотри на меня так, я помню, что ты иногда курил, и у меня не было и намека на сопли.
– А что тогда? – участливо осведомился металлист.
– Несовместимость меня и задания.
– Ясно. Тогда иди наверх, посиди где-нибудь, я тебе принесу кофе.
Его глаза так и лучились добротой и заботой. Неужели он раньше мог быть другим?
Я неторопливо поднялась на второй этаж, села в пустой аудитории. О том, что меня не найдет товарищ, я не беспокоилась – у того был нюх на металл, а у меня на руке – колечко золотое, подарок Полоза, Хранителя золота.
– О чем конференция? – появился металлист с чашкой в руках спустя несколько минут.
– По-моему, в защиту прав животных.
– Да уж… Не настолько интересно, как могло бы быть. Я думал, что у журналистов профессия куда более…
– Увлекательная?
– Ну… Не знаю даже, – так и не смог определиться в своих ощущениях товарищ. – Ладно. Я фотоаппарат с собой захватил, поснимаю. Заодно и у тебя материал покрасочнее выйдет.
Я улыбнулась. Мой организм снова начал походить на организм теплокровного млекопитающего, отношения с боевым другом и товарищем тоже стали теплее некуда. Идти никуда не хотелось. А надо было – конференция скоро должна была начаться.
И она началась, и было это поистине ужасно. Во-первых, потому, что мы пришли чуть ли не самыми последними, и нам пришлось довольствоваться теми местами, что остались (хорошо хоть, они были рядом). И теперь мне постоянно приходилось поворачиваться назад, чтобы увидеть то, что показывали на белом экране, расположенному строго за моей спиной, а потом поворачиваться обратно, и записывать слова ораторов. Микрофона у меня по-прежнему не было. У боевого друга и товарища его тоже не оказалось. И, вообще, поначалу он смотрел на мои каракули с величайшим изумлением. Потом усмехнулся. Я пожала плечами – пусть хоть кому-то от моих мучений будет хорошо.
А было мне, и впрямь, не по себе. И, чем дальше, тем больше. Если на прошлой конференции выступали зомбированные Америкой подростки, то на этой крутили абсолютно зверский фильм про зверское убийство коров: на переносном экране нарочито-грубые мужланы мучили буренок в особо изуверских формах. Иногда кадры с крупным замученным рогатым скотом сменялись кадрами про терпящих бедствие от рук людей маленьких пушных животных. Причем, было совершенно непонятно, для чего так издеваться над зверьками – после того, какой обработке подвергалась их шкурка, ее явно было невозможно использовать в каких-либо коммерческих целях. Сквозь отвращение и омерзение ко мне пришло понимание, что фильм инсценирован. Оставалось только понять, с какой целью.
Я отвернулась от экрана, нашла лица ярых защитников прав животных, сидевших напротив меня. И впервые за последние полчаса изумилась по-настоящему. Сказать, что организаторы упивались жутким зрелищем орущих не по-телячьи буренок, значит не сказать ничего. Физиономии этих заявленных вегетарианцев были, как одна, перекошены в каком-то оргазмическом экстазе, глаза горели вожделением и торжеством.
«Э, ребята», – подумала я. – «Что-то с вами не то. Посмотрю-ка я на вас по-другому».
Так и есть, из пяти человек трое явно были эмпатами, причем не самого светлого свойства, остальные с ними резонировали. Сидели, эксгибионисты хреновы, и в наглую, никого не стесняясь, млели от букета грязных эмоций.
А мне меньше всего захотелось писать информационную заметку, начинающуюся словами «семнадцатого сентября сего года в Центральном Доме Журналиста состоялась конференция, посвященная защите животных, в ходе которой прессе рассказали о…»
Но что же делать? Мое личное мнение опять окажется никому ненужным, и меня заставят писать весь этот бред про коров убиенных. Я посмотрела на металлиста. Тот, с очевидной гримасой отвращения на лице, осуществлял портретную съемку. Что и говорить, морды действительно были живописными.
И тут на меня снизошло озарение в виде полузабытого студенческого фольклора: «Если интеграл не берется, его нужно взять силой».
Тогда мне это казалось в меру остроумным, сейчас же – более чем спасительным.
Я выбрала эмпата с мимикой побогаче, внушила ему, что все кругом свои, настало время для свободного выражения чувств. Получилось! Тот, отбросив ложную скромность, с вожделением потянулся руками к ширинке. Аудитория ожила, загалдела, защелкала фотоаппаратами.
Покончив с ним, я потянулась мыслью к худощавой девице. Эта оказалась крепким, закованным в броню материнских внушений орешком, и с ней пришлось повозиться подольше. Но вот и она рванула на тощей груди кофточку – только пуговицы по столу забарабанили. Журналисты подставили под стоны диктофоны и микрофоны, телевизионщики навострили камеры.
Продолжить правдивое шоу мне не дал опомнившийся металлист.
– Ну ты, подруга моя боевая, совсем нюх потеряла, – со смесью безмерного удивления и восхищения произнес он. – Немедленно заставь их одеться.
– Не могу, – опомнилась я, затравленно озираясь по сторонам. – Ты меня сбил, в зале полным-полно грязных человеческих эманаций, исходящих от жадных до сенсаций журналистов. Я потеряла связь.
Пишущей братии было, и впрямь, в избытке – те, что просто так находились в здании, тоже не смогли пройти мимо шоу.
«Взял интеграл – дай подержать другому», – вспомнилась мне вторая фраза из студенческого фольклора. – «Из «Жизни» они все, что ли? Неужели ЭТО действительно настолько интересно?»
– Валим отсюда, – проорал мне в ухо металлист. – Вон уже и охрана появилась, сейчас сама с этим сборищем разберется. А у нас еще одно задание имеется.
Я послушно сунула тетрадку с ручкой в котомку, и мы с Илюхой начали протискиваться к выходу сквозь толпу газетчиков и телевизионщиков. Те напирали, лезли вперед, в первые ряды, и мне пришлось изрядно поработать локтями. А потому я и не заметила, как на меня с нескрываемой ненавистью во взгляде смотрит третий недобитый эмпат, ярый защитник прав животных.
* * *
– Ты там была? – накинулся на меня редактор престижной газеты, едва я появилась в дверях его кабинета.Усы газетчика топорщились, выпученные глаза вращались, разве что из орбит не выскакивали, трясущиеся руки пытались зажечь спичку.
– Где? – опешила я от подобного напора. – Что там дают?
– На конференции «зеленых», – огорченно отвернулся от меня Игнат Львович. – И ты ничего не помнишь.
– Вы о чем? – охотно подыграла я газетчику. – А что случилось? Я ничего такого не заметила.
– Да вот, прошел слух о том, что в Домжуре творится что-то невероятное, – вздохнул редактор.
– А, так это вы об этом, – сделала я паузу на пару секунд, в течение которой взвешивала все «за» и «против» освещения в прессе скандала. – Да нет, там ничего особенного не случилось, мы смотрели фильм про зверски замученных коров, а потом ворвалась толпа журналистов, и сорвала конференцию.
– Понятно, – взял себя в руки Игнат Львович. – На сегодня ты свободна, заметку писать не нужно. Завтра, – он повернулся к монитору. – Вот черт! Сеть упала!
«Это не черт», – развеселилась я, – «это всего лишь металлист».
А потом глянула в сторону двери, и настроение у меня понизилось до нуля.
– Можно тебя на минуточку? – совершало манящие движения пальцем стоящий за дверью волхв.
Я тяжело вздохнула и поплелась к выходу, прекрасно зная, что повесить лапшу на уши конкретно этому товарищу не удастся ни за что.
– Это как же, твою мать, извиняюсь, понимать?
– Как хотите, – буркнула я, – так и понимайте.
– Лучше бы у тебя осталось все твое чувство вины при тебе, – схватился за голову волхв.
– А оно и так при мне, – невозмутимо ответила я. – Просто оно на том суде, – я выразительно посмотрела на свое начальство, – потеряло способность резонировать с обвинениями окружающих.
– А, ну тогда ладно, – прекратило бесполезные попытки воздействовать на мою совесть начальство. – Осознаешь, и прекрасно. Больше так не делай.
– Почему? – неосторожно удивилась я. – То есть, я прекрасно понимаю, что не права, но…
– А чувство самосохранения у тебя есть? – набросился на меня Борис Иванович. – Ты хоть знаешь, на кого напала?
– На эмпатов-эксгибиционистов, – невозмутимо ответила я. – А что?
– Ты хоть в курсе, что после смерти Мыколы только такие и остались в московской конторе?
– Упс!
– Вот именно! – дал выход гневу волхв. – Звонит мне Денис Маркович, начальник конторы, говорит: «твои сотрудники напали на меня и моих ближайших соратников. Иди и полюбуйся».
– А вы, Борис Иванович, знаете, как они на своих конференциях развлекаются? – вкрадчиво осведомилась я.
– Догадываюсь, – остыл волхв. – Но это все равно не повод начинать драку первыми. Теорию забыла? Они же ведь ничего не делали, они просто были. Они ни на кого не нападали, а вот ты начала активные действия.
– Не забыла я ваших теорий, – махнула я рукой. – Просто не подумала.
– Ладно, проехали, – поморщился Борис Иванович. – Я где-то и сам рад, что так получилось.
– Вот видите! – восторжествовала я.
– Лиса, – погрозило мне начальство пальцем. – В этот раз ты вышла практически сухой из воды, и не известно, что будет, если… О! Пошли скорее, – увлек он меня за руку. – Я его чувствую.
* * *
«Их» было двое. Один – мой вчерашний «знакомый», только в этот раз, чтобы его увидеть, мне не пришлось прибегать к трюку домовых с отвлечением внимания. Второй – порождение мрака с темными искрами, чем-то мне Иззю напомнил, но только тот был сгустком тьмы величиной с дом, а этот – с человека. Да и очертания его худо-бедно подходили под разряд homo sapiens.– Они растут в другую сторону, уплотняются со временем, – пояснил мне волхв. – Но вот что они тут делают, да еще и вдвоем, хотелось бы мне знать?
Я согласно кивнула, волхв повернулся к инопланетянам, предоставив мне созерцать искристого пришельца в одиночку.
«Можешь называть нас денебцами, девочка», – услышала я в своей голове. – «По названию нашего солнца в вашей астрономической системе».
Денеб? Альфа Лебедя? Светимость в пару сотен тысяч раз выше, чем у нашего Солнца? Кто ж там выживет?
«Мы не на солнце живем, а на планете».
Ах, ну да! Надо думать не так громко. Интересно, а кто это со мной общается? Тот, что с искрами, или без них?
«Я с тобой общаюсь», – шевельнулся тот, что с искрами. – «Можешь звать меня… Штирлицем».
«А меня Лиса зовут», – назвалась я. – «А почему Штирлицем?»
«Потому что имя мое тебе все равно не удастся воспроизвести. А Штирлицем – потому что я служу внешним разведчиком».
Что же, в чувстве юмора денебцу не откажешь.
«А почему Иззя изъяснялся с нами на инфразвуке, а вы – только мысленно?»
«От моего инфразвука люди умирают».
«Понятно тогда. Вот поэтому вас сюда и не пускают?»
«И поэтому тоже», – немного печально, как мне показалось, ответил Штирлиц. – «Но еще из-за некоторых несознательных субъектов», – кивнул он в сторону серого сопланетника. – «Этот вот – сбежал из колонии особого режима. Ладно, ответственный момент подходит, рад был познакомиться».
Покончив со странным разговором, я осмотрелась кругом. Коридор пуст, кругом ни души – вероятно, в час вынужденного простоя где-нибудь дымили. Я перевела взгляд на начальство. Волхв буравил взглядом серое облако, потрясающее какой-то бумаженцией. Атмосфера между тремя собеседниками явно накалялась. От волхва исходили флюиды еле сдерживаемого гнева, настолько сильные, что мне становилось не по себе. От разведчика отлетали искры. Зря все же волхв не взял с собой огневиков – вот бы им, ценителям плазмы, счастье привалило – целый homo sapiens, начиненный интересующей субстанцией! Я подивилась – как же он до сих пор пожар не устроил? И только сейчас заметила, что денебец не касается пола.
Позади меня послышалась мощная поступь металлиста.
– Местные сисадмины на ушах стоят, сеть поднять пытаются, – без особой радости сказал он. – Мучить их дальше мне совесть не позволяет. Ой! А кто это?
Судя по тому, как постепенно округлялись глаза товарища, Штирлиц представился и ему.
– Хорошо, сворачивай операцию, – подождав, пока Илья перестанет таращиться на денебца, сказал волхв.
– Да мне и сворачивать нечего, я особенно ничего и не делал, ломать ничего по-крупному не хотелось, – пожал плечами металлист. – Просто не давал системе работать. Если я перестану действовать в этом направлении, само все через минут десять наладится.
– Вот и чудесно. Раз все в сборе, отправляемся.
– Куда?
– На Валаам.
Серое облако, упиравшееся ранее с видом существа, имеющего право, сникло. Штирлиц наоборот, так и пошел искрами по всему объему. У меня, чувствующей зловещие признаки приближающейся аллергии, поднялось настроение. Куда угодно, только отсюда!
Волхв открыл переход, и в него буквально засосало всех нас – и тех, кто шел добром, и того, кто было просился наутек. Десантировались мы на площадку перед домом верховного волхва Терентия, очень даже небольшого на вид, но весьма и весьма поместительного внутри. Борис Иванович подошел к крылечку, и позвонил в привязанный там же валдайский колокольчик. Раздался негромкий мелодичный звон. Никто не вышел.