Хатсон Шон. Язычник

   Глядя на его лицо, Джули зажала рот рукой, чтобы не испустить еще одного крика ужаса.
   Лицо было бледное, почти желтое, глаза — казалось, у них нет белков — сидели глубоко в глазницах. Щеки были исполосованы глубокими, только-только затягивающимися ранами. На лбу виднелись готовые прорваться большие гнойники. Во рту, похожем на простую прорезь между подбородком и носом, торчали пожелтевшие зубы. На все изуродованное лицо ниспадали колыхающиеся тонкие седые волосы.
   Джули отступила назад, не отрывая глаз от этого ужасающего зрелища.
   Донна выпрямилась, по-прежнему целясь в безобразного незваного пришельца.
   Когда он стал приближаться к ней, она поняла, что это не его настоящее лицо, а маска.
   Поняв это, она воспрянула духом и шагнула вперед.
   — Стой! — выкрикнула она.
   Ее злобный оклик, по-видимому, захватил человека в маске врасплох. Он посмотрел на нее, затем назад, на что-то, чего она не могла видеть.
   Донна услышала, как кто-то отодвигает запоры передней двери, снимает с крючка цепочку.
   Фигура на лестнице повернулась, собираясь, видимо, бежать.
   — Ни с места, или я буду стрелять! — прокричала Донна. Однако она не успела подбежать к нему, как он перепрыгнул
   через перила. Но плохо рассчитал свой прыжок, не учел высоты.
   Вся тяжесть его тела при падении пришлась на левую ногу.
   Оглушительно хрустнули сломанные кости.
   Не в силах перенести боль, упавший отчаянно завопил.
   Кости просто разлетелись вдребезги от удара, малоберцовая кость переломилась; один осколок вонзился в таранную кость, другой прорвал голень и брюки. Он торчал наружу, как обвиняющий перст.
   С еще одним громким воплем человек в маске повалился на бок.
   Глядя поверх перил, Донна увидела, что к нему присоединился еще один, который потащил его к двери.
   Донна прицелилась в раненого.
   Убить этого гада!
   Второй человек в маске, подняв глаза, увидел женщину с растрепанными волосами, с пистолетом в руке.
   Убить их обоих!
   Он обхватил своего изувеченного товарища за талию, и оба они поспешили к передней двери.
   Не думая об опасности, Донна сбежала вниз по лестнице, споткнувшись в самом низу.
   — Стойте! — судорожно дыша, прокричала она. Но на улице уже взревел мощный мотор. Подбежав к передней двери, она увидела только удаляющиеся задние фонари автомашины.
   Донна хлопнула свободной рукой по полу и присела в дверях на корточки, овеваемая прохладным ветерком. Сделав глубокий вдох, она встала. Повернувшись, заметила кровь на полу холла.
   Крепко держась за перила, Джули медленно спустилась по лестнице.
   — Нам надо сообщить в полицию, — сказала Донна. — Я заеду к Джеки и вызову их. Один из этих гадов сломал себе ногу. — Она слабо улыбнулась, стараясь отдышаться, но это ей никак не удавалось.
   В свете ламп ярко сверкала кровь на полу.

Глава 34

   — Ничего не понимаю, — сказал констебль Дэвид Маккензи из сыскной полиции. — Они отключают сигнализацию, вырезают стекло, чтобы проникнуть внутрь, но не оставляют никаких отпечатков и закрывают свои лица масками. Они принимают все меры предосторожности, но ничего не похищают.
   Стоя в гостиной, он озадаченно осмотрелся и покачал головой.
   — Ничто не только не похищено, но даже не сломано: Грабители обычно переворачивают все вверх дном. Но эти двое стараются ничего не трогать. Стараются ничем не выдавать своего присутствия. — Он вновь покачал головой. — Никогда не видел ничего подобного. — Он посмотрел на Донну, которая сидела на краю дивана, медленно поглаживая шею. — Вы уверены, что ничего не взято, миссис Уорд? Вы ведь сказали, что вы проверили...
   — Ничего не украдено, — перебила она.
   Часы на каминной доске показывали 2. 36. Полиция прибыла более получаса назад. Они уже успели посмотреть, не осталось ли где-нибудь отпечатков пальцев, но ничего не нашли.
   Донна вызвала полицию из дома Джеки Куинн, сказав ей, что не видит никаких причин для беспокойства.
   Но в самом ли деле нет никаких причин для беспокойства?
   Она сказала Маккензи, что один из людей, которые забрались в ее дом, сильно повредил ногу при падении. Полицейские тут же обзвонили все близлежащие больницы и предупредили, чтобы им сообщали обо всех поступающих пациентах с переломом ноги.
   Обе женщины не могли дать почти никаких сведений, которые способствовали бы изобличению преступников, только описали их ужасные маски и сказали, что один из них (тот, что со сломанной ногой) был довольно худ.
   Маккензи не сомневался, что преступники давно уже сняли и маски и одежды.
   — Вы говорите, что ни вы, ни грабители не стреляли, миссис Уорд? — вновь спросил констебль, заглянув в свой блокнот.
   — Нет. Если хотите, вы можете проверить револьвер, — устало произнесла Донна.
   — И у вас имеются лицензии на оружие?
   — Да, и у меня, и у моего мужа есть соответствующие удостоверения. Мы были членами оружейного клуба, регулярно тренировались в стрельбе. Если вы хотите проверить, я могу сообщить вам номера.
   — Такая уж у нас работа — все проверять, — улыбнулся он. — А почему вы держите оружие в доме, миссис Уорд?
   — Мой муж часто уезжал. Он считал, что у меня должна быть более надежная защита, чем просто сигнализация. И настоял, чтобы я научилась стрелять.
   Маккензи кивнул.
   — Вы меня допрашиваете так, словно я под следствием, констебль, — едко заметила Донна.
   — Я обязан задать кое-какие вопросы, миссис Уорд, — сказал он извиняющимся тоном. — Ведь у нас тут не Нью-Йорк И не каждый день случается, чтобы молодая женщина угрожала револьвером грабителю. В моей практике это первый случай.
   — Я не угрожала ему, — поправила Донна. — Я защищала себя и сестру. Бог знает что могло бы произойти, если бы он поднялся наверх.
   — Вы бы открыли огонь в этом случае?
   — Мой дом подвергся нападению, моя сестра и я были в большой опасности, но вас заботит только одно: открыла бы я огонь по этому гаду? — Она сверкнула глазами на констебля. — Сказать по правде, я и сама не знаю, но думаю, что нажала бы на спусковой крючок, если бы этого потребовали обстоятельства. И если бы я это сделала, вы арестовали бы меня, не правда ли? Плевать на то, что я защищала свою жизнь и свою собственность. — Она провела рукой по волосам.
   Маккензи на миг опустил взгляд и заговорил уже более мягким голосом:
   — Миссис Уорд, не думаете ли вы, что это вторжение в ваш дом имеет какую-то связь со смертью вашего мужа?
   — Вы полицейский, вот вы и скажите мне.
   Маккензи только пожал плечами.
   — Это было лишь предположение, — сказал он, помолчав. Однако Донна была уже уверена, что здесь есть несомненная связь.
   Маккензи внимательно осмотрелся.
   — Мы сделали все что могли. И сейчас вас покинем.
   Донна поднялась, готовая проводить его до парадной двери, но Маккензи жестом показал, чтобы она села.
   — Я хотел бы вам кое-что сказать, миссис Уорд. То, что они проникли в дом, но ничего не похитили, а также тот очевидный факт, что они профессионалы, наводит меня на мысль, что они что-то искали. Что-то особенно ценное. Вы не знаете, что бы это могло быть?
   Донна покачала головой.
   — Вы предполагаете, что они вернутся?
   — Обычные преступники, встретившись с вооруженным отпором, не вернулись бы. Но если они что-то ищут и это что-то имеет для них большую важность, возможно, они и вернутся. — Он поглядел на обеих женщин. — Будьте осторожны.

Глава 35

   Боль была нестерпимая.
   Говард Джеймс никогда еще не испытывал ничего похожего на эту боль в сломанной ноге.
   — Отвези меня в больницу, — сказал он, отчаянно цепляясь за своего компаньона.
   Роберт Кроссли взглянул на Говарда Джеймса, скрючившегося рядом с ним на переднем сиденье «ориона». Осколок кости, пробивший его брюки, по-прежнему торчал наружу. На конце раздробленной малоберцовой кости был сгусток крови. Из самого центра кости вытекала какая-то темная жидкость. Очевидно, костный мозг, с отвращением подумал Кроссли. Зловонный запах заполнял всю кабину.
   — Долго мы будем тут сидеть? — простонал Джеймс; его щеки были все в слезах, кожа — молочно-белого цвета.
   Кроссли вытер пот с лица и бросил взгляд на часы.
   Было 3. 27.
   Прошло уже почти тридцать минут с тех пор, как он позвонил из телефона-автомата, прежде чем свернуть с главной улицы к Пэддингтонскому парку. Машина с двумя своими пассажирами стояла сейчас на детской площадке. Разгулявшийся ветер вращал карусель, и при каждом ее скрипе Кроссли встревоженно поднимал глаза. Качели также качались, точно их раскачивала чья-то незримая рука.
   Джеймс продолжал стонать от все усиливающейся боли.
   — Я не могу больше терпеть, — прошептал он сквозь стиснутые зубы. — Ну, пожалуйста, поехали.
   Кроссли кивнул и вновь оглянулся, словно ждал какой-то подсказки от детской горки и железных рам для лазания.
   Он услышал мягкое урчание мотора и увидел «монтего». Подъезжая, водитель моргнул фарами.
   — Кто это? — спросил Джеймс.
   Ничего не ответив, Кроссли открыл водительскую дверь и вышел, не зная, то ли подойти к «монтего», то ли подождать. Он решил подождать. Водитель заглушил двигатель, вылез из-за руля и быстрыми шагами пошел в их сторону.
   Сильный ветер трепал волосы Кроссли и обдавал, его холодом. Джеймс продолжал сидеть, скорчившись в машине, как хнычущее дитя.
   — Что случилось? — злобно прошипел Питер Фаррелл, поглядев сперва на Кроссли, затем на раненого Джеймса.
   — У этой суки был револьвер, — сказал Кроссли. — А против револьвера не очень-то попрешь.
   — Значит, вы ничего не нашли? — продолжал допрашивать Фаррелл.
   Кроссли мотнул головой.
   — Вы не обыскали его кабинет наверху?
   — Нам не удалось даже подняться туда, — сказал Кроссли. И, повернувшись к компаньону, добавил: — Надо отвезти его в больницу, он здорово навернулся.
   — Можешь не сомневаться, полиция уже успела предупредить все больницы. Рана тяжелая? — спросил Фаррелл.
   — Сам посмотри. — Кроссли открыл дверь машины со стороны, где сидел Джеймс.
   Фаррелл увидел торчащий наружу обломок кости.
   — Вы были неосторожны, — раздраженно сказал он.
   — Нам просто не пофартило, — запротестовал Кроссли.
   — Это то же самое.
   — А что бы делал ты сам, если бы эта сука взяла тебя на мушку?
   — Вытащил свой револьвер и взял бы ее на мушку, — отрезал Фаррелл, приближая свое лицо к лицу Кроссли. — Все дело теперь может сорваться. Мы даже близко не сможем подобраться к их дому, они будут нас ждать. Вы просто пара идиотов. — На миг он повернулся к ним спиной, уперев руки в бока.
   — Что же нам делать с Джеймсом? — спросил Кроссли. — Ведь ему же надо помочь, бедняге.
   Фаррелл медленно повернулся и сунул руку внутрь пиджака.
   У Кроссли отвисла челюсть, когда он увидел, что Фаррелл достал большой пистолет с насаженным на дуло глушителем и дважды выстрелил в голову Джеймса.
   Первая пуля, перебив переносицу, попала в глаз. Вторая разнесла затылок, усеяв его остатками водительское сиденье и боковые окна.
   Убитый повалился на бок; его единственный уцелевший глаз все еще смотрел в удивлении и страхе, рот был открыт.
   — Избавься от тела и от машины, — сурово приказал Фаррелл. — После этого позвони мне. — Он вернулся к своему «монтего» и, открыв дверь, сказал: — Если ты еще раз так наколбасишь, Кроссли, я пристрелю и тебя. — Он сел в машину, завел двигатель и уехал.
   Кроссли смотрел на труп, и в ноздри ему бил запах крови и экскрементов. Его пробирала сильная дрожь, и он знал, что это не от холода.
   Карусель вновь заскрипела. Качели медленно покачивались.

Глава 36

   Портье благодарно принял чаевые, кивнул и, когда Донна повернулась к нему спиной, одобряюще улыбнулся.
   Она подождала, пока он закроет дверь, подошла к окну своего номера и раздернула занавески. Гостиница «Шелбурн» в Дублине, где она остановилась, выходила окнами на парк, и несколько мгновений Донна смотрела на деревья, радуясь тому, что она благополучно добралась до места. «Лучшая гостиница во всей Ирландии», — хвастливо утверждала надпись на блокноте, лежавшем перед администратором. Еще несколько мгновений Донна смотрела на прохожих, идущих внизу. Затем положила свой маленький чемодан на кровать, открыла его и стала вынимать одежду, укладывая ее в ящики гардероба.
   Перелет прошел гладко, но Донна вообще-то не любила летать. Не то что бы она боялась, нет, просто ей не нравилось сидеть в самолете подолгу. К счастью, «Аел-Лингус-737» домчал ее от Хитроу до Дублина меньше чем за час, так что она не успела даже соскучиться.
   Она обещала позвонить Джули в тот же вечер, сообщить о своем благополучном прибытии и проверить, все ли в порядке у сестры. События предыдущей ночи сильно потрясли их обеих, в особенности Джули.
   Распаковав свои вещи, Донна подошла к столу, где лежала ее сумка. Присев, она вынула из нее конверт и высыпала его содержимое на стол.
   Тут было около дюжины квитанций, каждая с названием гостиницы. На одной из них было напечатано «Шелбурн».
   Она открыла дневник Криса и провела пальцем по его записям.
   Записи в дневнике совпадали по датам с квитанциями.
   «Замок Дромолэнд», графство Клер.
   Гостиница «Холидей», Эдинбург.
   «Майфэр», Лондон.
   Особенно интересовали Донну записи, где стоял инициал «Д.».
   Установить, в каких гостиницах останавливался Крис, было очень просто. Он всегда расплачивался кредитными карточками и оставлял квитанции для своего бухгалтера. Ей надо было только найти их в его кабинете.
   Где, любопытно, он останавливался со Сьюзан Риган?
   Донна повернулась на вращающемся кресле к кровати.
   Может быть, он спал здесь, в этом номере?
   Охваченная уже хорошо ей знакомым смешанным чувством гнева и горя, она попыталась отмести эту мысль. Если бы только она могла спросить его, почему он сошелся со Сьюзан, возможно, она не страдала бы так невыносимо. Донна почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы, но она подавила боль, поборола мучительные раздумья. Ей предстоит еще долгие годы страдать и терзаться воспоминаниями, устало подумала она. Убрала квитанции в конверт и сунула его в ящик под одежду.
   Туда же она убрала фото Криса и пятерых мужчин.
   Дневник она положила в сумку.
   Покончив со всем этим, она отправилась в ванную, чтобы смыть дорожную пыль. Путешествуя, даже в самых роскошных условиях, она всегда особенно тщательно следила за чистотой своего тела. Накинув махровый халат, она вернулась в спальню и выбрала, что ей надеть. Белая блузка, джинсы и замшевые сапоги на плоской подошве. Одевшись, она причесалась и наложила на лицо косметику. Посмотрев в зеркало, она осталась удовлетворена своим внешним видом. Затем она надела жакет и взяла сумку, чтобы еще раз взглянуть на таинственную запись в дневнике:
   ДЖЕЙМС УОРСДЕЙЛ
   ДУБЛИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ГАЛЕРЕЯ.
   Когда Донна подошла к лифту и нажала кнопку «1-й этаж», она почувствовала, что ее сердце бьется чуточку чаще обычного. Выйдя из гостиницы, она попросила портье найти ей такси. Меньше чем через пять минут она была уже в галерее.

Глава 37

   Галерея — массивное серое здание с каменными колоннами и со статуями перед входом — производила весьма внушительное впечатление. Казалось, она была изваяна неким великаном, очень тщательно и искусно проработавшим весь фасад.
   Но у Донны было лишь несколько мгновений, чтобы полюбоваться ее красотой. Она расплатилась с таксистом и торопливо направилась к главному входу; лишь перед широкими каменными ступенями, которые вели к дверям, она слегка замедлила шаг.
   Только теперь она осознала, что все не так просто, как ей представлялось.
   Прежде всего, в дневнике не было никаких указаний, в какие часы можно застать Уорсдейла на работе. Кроме того, она не имела никакого понятия, как он выглядит.
   Медленно поднимаясь по каменной лестнице, Донна оглядывала десятки людей, проходивших мимо нее вверх и вниз, размышляя, как ей найти человека, которого она никогда не видела. Вероятно, ее муж и Уорсдейл договаривались о встрече где-нибудь внутри, а может, даже и снаружи.
   Но была и еще одна загвоздка: даже если она его и найдет, что ему скажет?
   Она посмотрела невидящим взглядом на развешанные на стенах картины.
   Внутри галереи было спокойно и тихо; здесь царила та же атмосфера, что и в библиотеке, та же почтительная тишина.
   Поглядев на других посетителей, Донна поняла, какую пеструю публику притягивает это здание.
   Здесь были люди всех возрастов; они разгуливали взад и вперед; некоторые подолгу рассматривали картины, другие лишь скользили по ним беглым взглядом, третьи изучали свои каталоги, четвертые делали записи в блокнотах.
   Подняв глаза, она увидела в углу зала большой громкоговоритель.
   Система всеобщего оповещения.
   Внезапно ее озарила мысль, показавшаяся ей удачной. Она повернулась и поспешила к главному входу, вспомнив, что видела там справочное бюро. Оттуда, подумала она, они могут объявить по громкоговорителю, что мистера Джеймса Уорсдейла просят подойти к главному входу.
   Она улыбнулась, довольная своей находчивостью, но тут же сообразила, что ее замысел может удаться только в том случае, если Уорсдейл находится в галерее Но ведь есть и другой выход, догадалась она. Можно оставить записку в справочном бюро. С просьбой, чтобы мистер Уорсдейл позвонил в гостиницу «Шелбурн» мистеру Уорду.
   Она снова довольно улыбнулась.
   Нет, нет, она непременно найдет его.
   В справочном бюро, читая книгу, сидел какой-то сотрудник галереи. Заметив приближение молодой женщины, он поднял глаза и улыбнулся.
   Она ответила ему улыбкой. Это был молодой человек, очень красивый, лет тридцати, крепко сложенный, с длинными волосами, заплетенными сзади в косичку, и в джинсах.
   — Чем могу служить? — радостно спросил он.
   — Мне нужна ваша помощь, — сказала ему Донна. — Я договорилась встретиться здесь с одним человеком, но забыла где именно, — солгала она. — Может, вы объявите по громкоговорителю, что я его жду. Можете ли вы это сделать?
   — К сожалению, система всеобщего оповещения предназначается не для этой цели, — ответил он извиняющимся тоном. — Ее только что установили. В последнее время мы получили несколько писем с угрозой заложить бомбу, и система оповещения предназначается для предупреждения сотрудников о необходимости немедленно покинуть здание, если, конечно, такая необходимость возникнет Извините, что я не могу выполнить вашу просьбу.
   — Но это очень важно, — настаивала Донна. — Ну пожалуйста. — У нее упало сердце. Это будет просто ужасно, если она потерпит неудачу.
   — Но я не должен так поступать, — сказал молодой человек и широко улыбнулся. — А что у вас, горит? Как зовут того, кого вы ищете?
   Донна также широко улыбнулась:
   — Я вам очень благодарна. Его зовут Джеймс Уорсдейл.
   В тот же миг улыбка сбежала с лица молодого человека; сузив глаза, он посмотрел на Донну.
   — Вы уверены? — спросил он.
   — Да, уверена. Тут есть какие-то сложности? — И она тоже перестала улыбаться и нахмурилась.
   — Я, конечно, могу передать ваше объявление, но я сомневаюсь, чтобы Джеймс Уорсдейл явился на ваш вызов.
   — Почему? Откуда вы знаете?
   — Да потому, что он умер более двухсот лет назад.

Глава 38

   Улыбка на лице сотрудника галереи составляла разительный контраст с ошеломленным выражением лица Донны.
   Увидев ее растерянность, он сразу посерьезнел.
   — Я хочу сказать, что тот Джеймс Уорсдейл, которого я знаю, давно уже умер. Но может быть, есть другой... Хотя... — Он пожал плечами. — Это необычное имя.
   Еще не оправившись от легкого потрясения, Донна протянула руку к сумке и вытащила дневник.
   — Вот посмотрите. — Она показала на запись — «Джеймс Уорсдейл. Дублинская национальная галерея»
   — Все правильно, вы в той самой галерее, где выставлены его работы. Но самого его тут нет.
   Донна покачала головой, сильно озадаченная услышанным. К тому же она была смущена тем, что так опростоволосилась.
   — Извините, — сказала она и повернулась, собираясь уйти.
   — Погодите, — остановил ее молодой человек. — Надеюсь, у вас найдется минут пять свободного времени. Вы пришли, чтобы посмотреть работы Уорсдейла. Позвольте же мне показать вам их, это самое малое, что я могу сделать.
   Она заколебалась, затем слабо улыбнулась
   — Пять минут? — повторила она — Я чувствую себя такой идиоткой.
   — Напрасно. Вы не первая, кто приходит сюда, ничего не зная о Джеймсе Уорсдейле.
   Молодой человек вышел из-за стойки справочного бюро, его место занял один из его коллег. Он подошел к Донне и жестом пригласил ее следовать за собой. Ее вновь поразила его красота и свободные, непринужденные манеры.
   — Гордон Махоуни, — представился он.
   — Донна Уорд. Давно вы здесь работаете?
   — Шесть лет. Знать, чьи работы здесь выставлены, весьма полезно. Посетители всегда задают вопросы.
   — Но не всегда ищут самого художника.
   Махоуни усмехнулся.
   — Почему именно вас интересуют работы Уорсдейла? — спросил он, проводя ее мимо туристов, студентов и других посетителей.
   — Потому что им интересовался мой муж, — ответила она с легкой печалью в голосе.
   — Он здесь, с вами?
   — Он умер.
   — Извините, — поспешно сказал Махоуни. — Он что, интересовался малоизвестными ирландскими живописцами?
   — Именно к таким вы и относите Уорсдейла?
   — Он не был одним из наших прославленных живописцев. Хотя, может быть, он и не заслуживает такой уничижительной оценки, как «малоизвестный».
   Они поднялись по лестнице на следующий этаж. Махоуни шел быстро, время от времени оглядываясь на Донну. Наконец он остановился и широким жестом показал на висящую на стене экспозицию.
   — Вот кое-какие из работ Джеймса Уорсдейла.
   Донна стояла, глядя на экспозицию, в то время как ее гид рассказывал ей о каждом полотне по очереди. Картины — пейзажи, портреты и натюрморты — были довольно заурядные. Она не видела в них ничего, что могло бы заинтересовать Криса. Сама она мало что смыслила в искусстве и не могла оценить полотна. Они казались ей хорошо отделанными, но посредственными. Что же, черт возьми, могло привлечь к ним внимание ее покойного мужа?
   — Чего же искал ваш муж? — спросил Махоуни.
   Донна только пожала плечами, переводя взгляд с полотна на полотно.
   — Честно сказать, я не знаю, — спокойно ответила она. — Это все его картины?
   — Все, что у нас есть. Почти все. Есть еще одна в запаснике. — Он улыбнулся. — Она всегда хранится в запаснике, хотя это, может быть, самая интересная его вещь. Но тема делает ее — как бы это сказать — нежелательной для всеобщего обозрения.
   — На ней изображено что-то непристойное? — спросила она. Махоуни рассмеялся.
   — Да нет же, ничего подобного.
   — Почему же ее никогда не выставляют?
   — Для этого есть кое-какие препятствия.
   — Пожалуйста, покажите ее мне, — попросила она.
   Махоуни заколебался; его обворожительная улыбка поблекла.
   — Не знаю. Вероятно, мне не стоило об этом упоминать. — Он оглянулся, словно опасался, что кто-то подслушивает их разговор.
   — Это может иметь важное значение, — настаивала она.
   Наконец он кивнул.
   — Хорошо. Пойдемте.

Глава 39

   Галерея оказалась совсем не такой, какой представлялась Донне. Она не была заполнена суровыми стариками и старухами, придирчиво осматривающими картины; атмосфера в здании стояла не угрюмая, давящая, как она полагала, а радостная, приподнятая. Сам Махоуни ничуть не походил на тот образ сотрудника галереи, который сложился в ее воображении. Он был чересчур молод и полон жизни для работы, предназначенной, как она считала, для людей с накрахмаленными воротничками, неулыбчивых и чопорных. Все ее прежние представления оказались опрокинутыми.
   Не составлял исключения и запасник. Она представляла себе каморку, наполненную завернутыми в запыленную ткань картинами, где стоит затхлый запах старых полотен и тлена. Но оказалось, что это хорошо проветриваемая комната, ярко освещенная лампами дневного света и приятно пахнущая освежителем воздуха. Здесь с помощью кондиционеров постоянно поддерживалась ровная температура, необходимая для наилучшего сохранения картин. В тишине слышалось только тихое гудение кондиционера, стоявшего на картотеке.
   Картины, в зависимости от их величины, были аккуратно расставлены по отсекам. Некоторые были прислонены к стене. Эти были прикрыты от пыли белыми чехлами, а кое-какие — чем-то похожим на клейкую пленку.
   — Как вы решаете, какие картины выставлять, а какие хранить здесь? — спросила она Махоуни.
   — Мы применяем систему ротации, — ответил он. — Каждому художнику отводится определенное место. Картины обычно экспонируются три месяца, после чего одна или две заменяются. Те, что не выставлены, убираются в запасник. — Он протянул руку к полотну, покрытому чехлом, и, помедлив, сказал: — Вы хотели видеть все работы Джеймса Уорсдейла?
   Она кивнула.
   — Как я уже говорил, эта картина почти не экспонируется, — сказал он, снимая чехол.
   Донна подошла ближе, внимательно разглядывая картину в позолоченной раме.
   — Ничего шокирующего, не правда ли? — улыбнулся Махоуни.