Репортеры некоторое время терпели, потом кто-то не выдержал: – Доктор Махмуд, о чем вы разговариваете?
   Махмуд ответил на оксфордском английском:
   – В основном я прошу собеседника не торопиться.
   – А что он говорит?
   – О, это личное и для вас не представляет интереса. Мы с ним старые друзья, – и продолжил беседу по-марсиански.
   Майк рассказывал брату о том, что произошло за время их разлуки: знание должно было сблизить братьев. События последних дней Майк воспринял по-марсиански, и рассказывать ему было не о чем, кроме как о новых братьях: о нежности Джилл и глубине Энн, о том, что он никак не может вникнуть в Джабла: сегодня он Старший Брат, а завтра – яйцо.
   Махмуду же и вовсе нечего было рассказать о себе (с марсианской точки зрения): обильные возлияния в честь Диониса, которыми вряд ли стоит хвастаться, да день в мечети, в течение которого он пролежал ничком на полу (в смысл этого ритуала Майк еще не вник). Новых братьев он за это время не приобрел.
   Наконец Махмуд остановил Майка и протянул руку Харшоу:
   – Вы доктор Харшоу? Майк рассказывал мне о вас, а по марсианским понятиям это равносильно представлению.
   Пожимая Махмуду руку, Харшоу оглядел его: этакий лощеный британец, одетый со скромностью миллионера. Смуглая кожа и горбатый нос выдавали левантинское происхождение. Джаблу, который предпочитал натуральную кашу синтетическому мясу, не понравилась такая подделка под джентльмена. Но Майк встречает его как друга. Значит, он друг, пока не проявил себя как враг. Махмуду Харшоу показался тем, что он называл «янки» – вульгарным, слишком небрежным в одежде, шумным, невежественным и провинциальным. Ко всему этому – он еще и врач! Доктор Махмуд был дурного мнения об американских врачах. Он еще не встречал среди них культурных людей и хороших специалистов. Узколобые шарлатаны. Махмуд вообще не любил американцев: какое месиво они сотворили из религий, какая у них кухня (если это можно назвать кухней!), а их манеры, их архитектура (эклектика, доведенная до абсурда), их худосочное искусство! Их слепая, наглая вера в свое превосходство над миром, не признающая факта, что звезда Америки уже закатилась… А женщины! Больше всего Махмуд не любил американских женщин, нескромных, напористых, тощих – чуть ли не бесполых, которые тем не менее напоминали ему гурий. Четыре гурии сгрудились сейчас вокруг Майка – это на чисто мужских переговорах!…
   И этих людей, в том числе женщин, Валентайн Майкл Смит с гордостью и радостью представляет как своих новых братьев, связывая их с Махмудом более сильными узами, чем человеческое братство! Махмуд наблюдал жизнь марсиан и знал, в чем суть этих уз, суть таких отношений. Ему не нужно было выдумывать неадекватные формулировки вроде «транзитивности» или «величин, равных друг другу вследствие их равенства какой-то третьей». Он видел, что марсиане бедны материально (по земным меркам), но богаты духовно; он вник в значение, которое марсиане придавали межличностным отношениям.
   Делать нечего – он пил воду с Валентайном Майклом Смитом и должен оправдать его доверие. Может быть, эти янки не совсем деревенщина. Поэтому он приветливо улыбался.
   – Да, да. Майкл с гордостью рассказал мне, что вы все приходитесь ему… – тут он вставил что-то по-марсиански.
   – Что?
   – Братья по воде. Вы меня понимаете?
   – Да, вникаю, – ответил Харшоу.
   Махмуд усомнился в правдивости его ответа, но вежливо продолжал:
   – Поскольку я нахожусь с ним в той же степени родства, прошу считать и меня членом вашей семьи. Вас, доктор, я знаю. Это, надо полагать, мистер Кэкстон. Мистер Кэкстон, я видел вашу фотографию в газете – в вашей колонке. Теперь давайте познакомимся с дамами. Это, по-видимому, Энн.
   – Да, но она при исполнении обязанностей свидетеля.
   – О, конечно, я засвидетельствую ей свое почтение после.
   Харшоу представил Махмуда остальным. Джилл удивила переводчика, когда обратилась к нему с марсианским приветствием, принятым между братьями по воде. Она произнесла его на три октавы выше, чем это сделал бы марсианин, но без ошибок и без акцента. Это была чуть ли не единственная фраза, которую Джилл могла произнести, и одна из десятка-двух, которые она понимала. Приветствие Джилл выучила хорошо, так как слышала и произносила его по несколько раз в день.
   Доктор Махмуд поднял брови: о, эти люди не совсем варвары, у его юного друга неплохая интуиция. Махмуд поцеловал руку Джилл и произнес ответное приветствие.
   Джилл видела, что Майк в восторге от того, что ей удалось прокаркать самую короткую из девяти марсианских фраз, которыми брат может приветствовать брата. Она не понимала всего смысла произнесенного, а если бы понимала, то никогда не обратилась бы с этим к мужчине, которого видит впервые.
   Махмуд воспринял главное – марсианское значение фразы, и должным образом ответил. Джилл не поняла: ответ был за пределами ее познаний.
   Но на нее снизошло вдохновение. На столе стояли графины с водой и стаканы. Джилл схватила стакан, налила воды и сказала, посмотрев Махмуду в глаза:
   – Выпей. Наше гнездо всегда твое, – она коснулась воды губами и протянула стакан Махмуду.
   Он ответил по-марсиански, но, увидев, что она не поняла, перевел:
   – Кто разделяет воду, разделяет все.
   Махмуд отпил глоток и хотел вернуть стакан Джилл, потом спохватился и протянул его Харшоу. Джабл сказал:
   – Я не умею говорить по-марсиански, сынок, но спасибо тебе за воду. Пусть тебе никогда не придется испытать жажду. – Он выпил треть стакана и передал его Бену.
   Кэкстон взглянул Махмуду в глаза и произнес:
   – Пусть влага жизни сблизит нас, – пригубил воду и вручил стакан Доркас.
   Доркас заколебалась, хотя церемония была ей не в новинку. Наконец она спросила:
   – Доктор Махмуд, вы понимаете, насколько это серьезно для Майка?
   – Понимаю, мисс.
   – Это настолько же серьезно для нас. Вникаете?
   – Полностью вникаю… иначе бы отказался пить.
   – Ну что ж, пусть твоя вода всегда будет глубокой. Пусть наши яйца живут в одном гнезде. – По ее щекам побежали слезы, она сделала глоток и поспешно отдала стакан Мириам.
   Та прошептала:
   – Возьми себя в руки, девочка!
   Вслух, обращаясь к Майку, Мириам произнесла:
   – Мы рады новому брату.
   И Махмуду:
   – Гнездо, вода, жизнь. Ты нам брат, – и вернула ему стакан.
   Махмуд допил и сказал по-арабски:
   – Если ты участвуешь в их делах, они твои братья.
   – Аминь, – подытожил Джабл.
   Махмуд бросил на него быстрый взгляд, но не решился спросить, понимает ли Харшоу арабский. Не время и не место раскрывать душу. И все же на сердце потеплело, как всегда после братания через воду, хотя это и языческий обряд.
   Появился запыхавшийся помощник церемониймейстера:
   – Вы доктор Махмуд? Пойдемте со мной, доктор, вы должны сидеть на противоположной стороне.
   Махмуд улыбнулся:
   – Нет, я уже принадлежу этой стороне. Доркас, можно, я сяду между вами и Валентайном Майклом Смитом?
   – Разумеется, доктор. Я подвинусь.
   Помощник церемониймейстера начал рыть копытом землю.
   – Доктор Махмуд, я вас прошу! По протоколу вы должны сидеть по другую сторону стола. Сейчас придет Генеральный секретарь, кроме того, здесь полно репортеров и бог знает кого еще! Я просто не знаю, что делать?
   – Значит, ничего не делайте, – посоветовал Харшоу.
   – Что? Да кто вы такой? Вы хоть значитесь в списке? – Чиновник зашуршал бумагами.
   – А вы кто такой? – Возмутился Харшоу. – Метрдотель? Я Джабл Харшоу; если меня в вашем списке нет, можете его порвать. Слушайте, любезный, Человек с Марса хочет, чтобы доктор Махмуд сидел с ним. Вам этого мало?
   – Он не должен здесь сидеть! Все места распределены согласно должностям и званиям. Я не могу никого пересадить. Доктор Махмуд должен сидеть даже не за столом, а позади Генерального Секретаря и переводить ему. Вы же не сможете переводить?
   – Я могу оказать помощь другого рода. – Джабл выхватил из рук чиновника бумагу: – Давайте посмотрим. Человек с Марса сядет напротив Генерального Секретаря. Вот здесь, – тут Джабл взял карандаш, – наша половина стола – от сих до сих, – он провел толстую линию и стал зачеркивать имена участников, которым предназначались места на стороне делегации Марса. – Я сделал за вас половину работы. Занимайтесь своей стороной, а на своей я сам всех рассажу.
   Чиновник лишился дара речи. Он исторгал какие-то нечленораздельные звуки. Джабл доброжелательно посмотрел на него:
   – Что-то не так? Ах да! Совсем забыл! – И подписал свои художества:
   «От имени В.М.Смита – Дж.Харшоу».
   – Беги к своему командиру, сынок, покажи ему это и скажи: пусть лучше выучит правила организации официальных приемов для гостей с других планет. Чиновник так и ушел с открытым ртом, вернувшись через некоторое время в сопровождении более высокого чина. Последний веско произнес:
   – Доктор Харшоу, я – Старший церемониймейстер Ларю. Вам действительно нужна половина стола? Мне казалось, что ваша делегация не так многочисленна.
   – Это никого не касается.
   – Посмею возразить: это касается меня. Мне негде рассаживать участников. Должны присутствовать почти все высшие государственные деятели. Если с вашей стороны будет кто-то еще – хотя вы об этом не предупреждали – я распоряжусь поставить еще один стол позади мистера Смита.
   – Нет.
   – Боюсь, что да. Прошу прощения.
   – Боюсь, что просить прощения придется мне. Если Марсу не предоставят половину стола, мы уходим. Доложите Генеральному Секретарю, что вы сорвали переговоры, проявив неуважение к Человеку с Марса.
   – Простите, мне это не послышалось?
   – Отнюдь.
   – Оригинальная шутка.
   – Мне не до шуток, сынок. Смит либо правитель другой планеты, прибывший с официальным визитом к правителю нашей планеты и получающий все положенные почести, либо он просто турист и таковых не получает. Оглянитесь, сосчитайте присутствующих государственных деятелей высшего ранга – неужели они явились бы на прием к туристу?
   Ларю пробормотал:
   – В истории не было прецедента…
   – Вот вошел глава делегации Республики Луна. Пойдите, скажите ему, что в истории не было прецедента. Но не забудьте сразу пригнуться: у него вспыльчивый характер и молниеносный хук. Сынок, я старый человек, я плохо сплю и не мне учить тебя твоему ремеслу. Передай мистеру Дугласу, что мы поговорим с ним в другой раз, когда он будет готов оказать нам достойный прием. Пойдем, Майк, – Харшоу стал выбираться из-за стола.
   – Что вы, что вы, доктор, – поспешно остановил его Ларю, – мы сейчас освободим вашу половину. Я что-нибудь придумаю. Вся эта сторона ваша.
   – Так-то лучше, – продолжал стоять Харшоу. – Но где же марсианский флаг? И как насчет почестей?
   – Боюсь, что я вас не понял.
   – На каком языке мне с вами разговаривать? Смотрите: за спиной Генерального Секретаря поставили Знамя Федерации. Почему на нашей стороне ничего нет?
   Ларю заморгал:
   – Должен признаться, вы меня застали врасплох. Я не знал, что у Марса есть флаг. – У Марса действительно нет флага. Но есть же у планеты какой-то другой символ государственности. – («Что у них там есть, я сам не знаю, но это к делу не относится»). – Я облегчу вам работу. Мириам, лист бумаги. – Харшоу начертил прямоугольник, внутри – традиционное изображение Марса – кружок со стрелкой, смотрящей в правый верхний угол: – Фон сделайте белым, изображение Марса – красным. Вообще-то это следовало бы вышить шелком по шелку, но за недостатком времени состряпайте флаг скаутским методом: краской по простыне. Вы были скаутом?
   – Да, но очень давно.
   – Отлично. Значит, вы знаете девиз скаутов. Так как же насчет почестей? Будет звучать гимн, когда войдет Генеральный Секретарь?
   – Конечно.
   – Тогда следом за гимном вы должны сыграть что-нибудь в честь Марса.
   – Что именно? Даже если у марсиан есть гимн, мы его не знаем. Не требуйте от нас невозможного, доктор Харшоу!
   – Я никогда этим не занимаюсь, сынок. Мы пришли на скромную конференцию, которую вы превратили в балаган. А в балагане должны быть клоуны и слоны. Я понимаю, что вы не умеете играть марсианскую музыку.
   Хорошо, сыграйте что-нибудь на космическую тему, например, «Симфонию девяти планет». Возьмите оттуда тему Марса. Можете не полностью, достаточно, чтобы присутствующие узнали, что за произведение звучит.
   Ларю задумался:
   – Пожалуй, это возможно. Но, доктор, могу ли я позволить себе такую импровизацию в почестях правителю? Боюсь, что у меня нет на это полномочий.
   – И смелости, – горько заключил Харшоу. – Что ж, нам не нужен балаган. Передайте мистеру Дугласу, что мы придем, когда он не будет так занят. Мне было приятно с тобой побеседовать, сынок. Буду рад поболтать еще разок, если к тому времени тебя не уволят. – Харшоу снова принялся неуклюже выбираться из-за стола, изображая себя таким дряхлым стариком, который с трудом может шевелиться.
   – Доктор, не уходите, пожалуйста, – взмолился Ларю. – Генеральный Секретарь не придет, пока я не сообщу ему, что все готово. Пожалуйста, подождите, пока я все устрою. Ладно?
   – Ладно, – проворчал Харшоу. – И последнее, пока вы здесь. Я краем уха слышал, что кто-то с «Чемпиона» хочет присутствовать на конференции. Они друзья Смита, поэтому пропустите их, пожалуйста. На нашей половине достаточно места, чтобы всех разместить. – Харшоу вздохнул и потер спину в области почек.
   – Хорошо, сэр, – неохотно согласился Ларю и ушел.
   Мириам прошептала:
   – Босс, уж не стойками ли на руках вы повредили себе спину?
   – Замолчи, девчонка, не то побью!
   Джабл с удовлетворением оглядывал зал, в котором все прибывало высокопоставленных особ. Он специально сказал Дугласу, что «хотел бы провести спокойную беседу в неофициальной обстановке». Джабл знал, что на это заявление, как мухи на сладкое, слетятся власть имущие и власти жаждущие. Теперь (Джабл был уверен) все эти набобы будут смотреть на Майка, как на правителя суверенной державы и ловить каждое его слово. А после этого – пусть попробуют усомниться в его правах!
   Тем временем Сэнфорт пытался выгнать репортеров, а нечастный помощник церемониймейстера метался, как клуша, которая не может собрать цыплят. Людей становилось больше и больше, и Джабл решил, что Генерального Секретаря ждать раньше одиннадцати часов не стоит. Очевидно, в течение этого часа Генеральный Секретарь хотел провести предварительную встречу, от которой Харшоу отказался. Впрочем, задержка была на руку Джаблу.
   Вошел лидер Восточной Коалиции. Сегодня мистер Кунг не возглавлял свою делегацию; согласно протоколу, он являлся ее рядовым членом, но Джабл не удивился, увидев, что помощник церемониймейстера все бросил и поспешил усадить политического противника Дугласа на соседнее с оставленным для Генерального Секретаря место. Джабл укрепился во мнении, что Дуглас не дурак.
   Вошли Нельсон и ван Тромп с «Чемпиона». Майк зашелся от восторга. Джабл обрадовался, что парень ведет себя естественно и не сидит перед камерами как чучело. Харшоу использовал замешательство, чтобы перетасовать членов своей делегации. Он посадил Майка напротив стула Генерального Секретаря, а сам устроился слева от Майка, чтобы подсказывать ему, как реагировать и отвечать. Поскольку у Смита были весьма туманные представления о том, как вести себя в обществе, Джабл договорился с ним об условных сигналах, вроде тех, которые подают цирковым лошадям. Правда, Майк был умнее лошади и выучил все сигналы за пять минут.
   Махмуд отошел от товарищей по экипажу и обратился к Харшоу:
   – Доктор, капитан и доктор Нельсон также приходятся братьями нашему брату. Валентайн Майкл Смит хотел бы закрепить наше братство исполнением ритуала. Я попросил его подождать. Вы согласны?
   – Конечно. Не в такой же толпе распивать воду. – («Черт, сколько же у Майка братьев?»). – Может, после конференции поедем ко мне? Перекусим и поговорим?
   – Вы оказываете нам честь. Я думаю, капитан и доктор не откажутся от вашего предложения.
   – Хорошо. Доктор Махмуд, вы не знаете, есть ли у Майка еще братья?
   – Не знаю. Во всяком случае, в составе экипажа «Чемпиона» у него братьев больше нет. – Махмуд решил воздержаться от встречного вопроса. – Пойду, передам ваше приглашение Свену и Старику.
   Вошел папский нунций, его усадили за главный стол. Да… в официальности переговоров сомневаться не приходится.
   Кто-то похлопал Джабла по плечу.
   – Здесь заседает Человек с Марса?
   – Да, – подтвердил Джабл.
   – Я – Том Бун, то есть сенатор Бун. У меня послание к нему от Верховного епископа Дигби.
   Джабл переключил мозги на аварийную скорость:
   – Меня зовут Джабл Харшоу, сенатор, – он сделал Майку знак встать и подать сенатору руку. – Познакомьтесь, это мистер Смит. Майк, это сенатор Бун.
   – Здравствуйте, сенатор Бун, – сказал Майк, как на уроке хороших манер.
   Он взглянул на сенатора с интересом. Смит уже знал, что «сенатор» не означает «Старший Брат», хотя что-то общее в этих словах есть; тем не менее ему было любопытно посмотреть на сенатора. Майк не усмотрел в сенаторе ничего особенного.
   – Здравствуйте, мистер Смит, я не отниму у вас много времени, тем более, что переговоры, кажется, уже начинаются. Мистер Смит, Верховный епископ Дигби поручил мне пригласить вас на отправление религиозной службы в молельню Архангела Фостера.
   – Прошу прощения?
   Вмешался Джабл:
   – Сенатор, Человеку с Марса многое на Земле незнакомо. Однако мистеру Смиту довелось посмотреть вашу передачу по стереовидению.
   – Это не то.
   – Я знаю. Но он заинтересовался и задал мне много вопросов, из которых я не на все смог ответить.
   Сенатор благожелательно посмотрел на Харшоу:
   – Вы не разделяете нашу веру?
   – Должен признаться, нет.
   – Присоединяйтесь к нам. Не лишайте себя шанса очиститься от греха.
   – Спасибо, с радостью. – («Еще бы! Так я и пустил к вам Майка одного!
   «).
   – Приходите в следующее воскресенье. Я предупрежу епископа Дигби.
   – Мы придем, если к тому времени нас не посадят в тюрьму.
   Бун усмехнулся:
   – А вы сообщите мне или Верховному епископу, и вас быстренько отпустят. – Он огляделся. – Здесь, кажется, не хватает стульев. Простому сенатору и приткнуться негде.
   – Окажите честь, сенатор, сядьте на нашей стороне, – предложил Джабл.
   – Спасибо, сэр. Не возражаете, если я займу этот стул?
   – Конечно, нет. Но если вы боитесь себя скомпрометировать, лучше присядьте не на нашей стороне. Я не хочу ставить вас в неловкое положение. – Что вы! – Бун не испытывал неловкости. – Между нами, епископ проявил большой интерес к этому молодому человеку.
   – Отлично. Располагайтесь. Рядом с вами сидит капитан ван Тромп; вы, наверное, его знаете.
   – Ван Тромп? Конечно! Старый знакомый, – сенатор Бун кивнул Смиту и прошел на свое место.
   Новые гости входили все реже. Вспыхнула ссора из-за места. Джабл смотрел на происходящее и все больше нервничал. Наконец, он не вытерпел и решил положить конец безобразию. Харшоу объяснил Майку, что он хочет предпринять, тот понял, что от него хотят, но не понял, зачем.
   – Спасибо, сынок, – сказал Джабл и встал.
   Он приблизился к участникам ссоры: помощнику церемониймейстера, главе уругвайской делегации и какому-то раздраженному человеку. Уругваец говорил:
   – Усадив его, вы должны найти место для лидеров государств – членов Федерации. Мы равноправные члены Федерации, и ни одно государство не должно иметь преимуществ перед другими. Если же делаются исключения… Джабл прервал его тираду, обратившись к раздраженному человеку:
   – Сэр, – он сделал паузу, чтобы привлечь внимание, – Человек с Марса поручил мне просить вас об одолжении. Будьте любезны, сядьте на нашей стороне стола, если ваше присутствие не требуется в другом месте. Раздраженный человек сначала растерялся, а потом широко улыбнулся:
   – Спасибо, меня это вполне устраивает.
   Помощник церемониймейстера и уругваец запротестовали было, но Джабл не стал их слушать. Отвернувшись, он сказал:
   – Давайте поторопимся, сэр, переговоры вот-вот начнутся.
   В зал уже внесли подставку для флага, скорее напоминающую подставку для рождественской елки и затрапезную скатерть, испачканную красным – очевидно, марсианский флаг. Майк встал навстречу Джаблу и незнакомцу. Джабл торжественно произнес:
   – Сэр, позвольте вам представить Валентайна Майкла Смита. Майк, познакомься с президентом Соединенных Штатов. Майк низко поклонился. Президента посадили справа от Майка, а сзади водрузили импровизированный флаг. Зазвучала музыка, все встали. Раздался голос:
   – Генеральный Секретарь!

Глава 20

   Сначала Джабл решил, что Майк может не вставать, когда войдет Дуглас, но потом передумал. Ему не нужно было ставить Майка выше Дугласа, достаточно было доказать, что происходит встреча равных. Поэтому, когда все встали, Харшоу подал знак и Майку. С первыми звуками гимна открылись огромные двери в дальней стене, и вошел Дуглас. Он подошел к своему месту и собрался сесть.
   Джабл тут же сделал Майку знак, и вышло так, что Майк и Генеральный секретарь сели одновременно, а после почтительной паузы уселись остальные. Джабл затаил дыхание. Неужели Ларю подведет?! Правда, он не давал твердых обещаний.
   Раздались звуки «Симфонии» – звучала тема Марса, бога войны, впечатлявшая даже осведомленную публику. Глядя Дугласу в глаза, Джабл встал, как солдат по стойке «смирно». Поднялся и Дуглас – не очень охотно, но быстро.
   Майк сидел, нисколько не смущаясь тем, что все опять вскочили. Марсианин ничего не понимал и только добросовестно выполнял все, чего хотел от него брат по воде.
   Когда Джабл заказывал музыку в честь Марса, он долго думал, поднимать ли Майка, если заказ выполнят. Ответ зависел от роли Майка в этой комедии. Музыка стихла. По знаку Джабла Майк встал, быстро поклонился и сел, почти одновременно со всеми. Все постарались сесть побыстрее, так как заметили, что Майк во время исполнения «Симфонии» сидел.
   Джабл с облегчением вздохнул: наконец-то отделался! В молодости ему доводилось видеть, как одна из последних на Земле августейших особ принимала парад. Он заметил, что после исполнения гимна королева поклонилась, то есть выразила признательность за почтение, оказанное ее монаршему величеству. А глава демократического государства пусть стоит во время исполнения своего гимна – не такая уж он важная птица.
   Третьего не дано, как справедливо заметил Джабл. Либо Майк частное лицо, и тогда эта камарилья вообще не собралась бы, либо, по аналогии с делом Ларкина, парень является монархом. Джабл оглядывался: ага, папский нунций понял, в чем дело – лицо серьезное, а глаза смеются.
   Дуглас заговорил:
   – Мистер Смит, вы оказали нам честь и подарили радость, став нашим гостем. Мы надеемся, что на Земле вы будете чувствовать себя как дома, поскольку ваша родная планета Марс – наш сосед, наш добрый сосед… – И полились обтекаемые фразы, которые не давали ответа на вопрос, кого приветствовал Дуглас: монарха, туриста или путешественника, вернувшегося домой.
   Джабл вглядывался в Дугласа, стараясь понять, читал ли тот его письмо. Но Дуглас на Харшоу не смотрел. Он закончил речь как всегда: говорил-говорил, но так ничего и не сказал.
   – Ну, Майк, давай, – скомандовал Дуглас.
   Майк заговорил по-марсиански. Потом перешел на английский и произнес: «Господин Генеральный Секретарь Федерации Свободных Наций Планеты Земля» – и снова по-марсиански. Затем вновь по-английски: «Мы благодарны вам за гостеприимство. Мы передадим Старшим Братьям на Марс добрые пожелания от вас». Дальше опять по-марсиански.
   Идею смешанной речи подала Джилл. Эта идея себя оправдала: скучная протокольная речь превратилась в произведение искусства сродни операм Вагнера. А для Майка не имело значения, на каком языке говорить. Он без труда выучил бы речь и на английском. Майк был счастлив, когда ему удавалось сделать приятное братьям.
   Кто-то коснулся плеча Харшоу, сунул ему конверт и шепнул:
   – От Генерального Секретаря.
   Джабл поднял глаза и увидел Брэдли, который тут же ретировался. Джабл распечатал конверт и заглянул вовнутрь. Там была записка, подписанная: «Дж.Э.Д.». Ее текст состоял из одного слова: «ДА». Харшоу поднял голову, встретился глазами с Дугласом и кивнул ему. Дуглас тотчас же отвернулся. Конференция близилась к концу. Осталось лишь оповестить о ней мир.
   Майк дочитал речь. Джабл услышал:
   – …сблизиться, получив от этого обоюдную выгоду согласно природе и характеру каждого народа…
   Дуглас коротко, но тепло поблагодарил Человека с Марса.
   Джабл поднялся:
   – Господин Генеральный Секретарь…
   – Да, доктор Харшоу?
   – Мистер Смит выступает перед вами в двух ролях. С одной стороны, он монарх другой планеты, преодолевший бесконечные просторы космоса, чтобы принести нам привет и добрые пожелания своего народа. С другой – он человек и гражданин Соединенных Штатов Америки и Федерации, что дает ему определенные права и налагает на него определенные обязанности, причем нелегкие. Будучи адвокатом мистера Смита, я пытался разобраться в его делах, но несмотря на все свои старания, не смог даже составить полный перечень его имущества. В самое ближайшее время нужно разобраться с налогами. И вышеперечисленное – только мизерная толика той колоссальной работы, что предстоит проделать. – Тут Джабл остановился и долго сморкался. – Я старый человек и боюсь, что не успею закончить порученное мне дело. Вы должны понимать, что мой клиент плохо разбирается в делах такого рода: на Марсе они решаются по-другому. Но он очень способный молодой человек, его родители были людьми незаурядными, и, надеюсь, их гены проявятся. Не сомневаюсь, что через несколько лет молодой человек разберется со своим наследством самостоятельно, без помощи дряхлого адвоката. Но, к сожалению, дела не ждут. А мистер Смит с большей охотой изучает историю, культуру и искусство нашей планеты, ставшей ему вторым домом. И я считаю, что он сделал правильный выбор. Мистер Смит от природы наделен мудростью, которая удивляет всех, кто с ним встречается, и продолжает удивлять меня. Когда я поделился с ним своими опасениями, он посмотрел на меня ясным взглядом и сказал: «Не мучайся, Джабл, посоветуйся с мистером Дугласом». – Джабл выдержал паузу и с волнением в голосе произнес: – Поэтому, мистер Дуглас, я хотел бы обсудить с вами некое частное дело. Давайте поговорим наедине, а дам и господ отпустим по домам! – Выкладывайте свое дело, доктор Харшоу, – ответил Дуглас, – оставим протокольные формальности. Кто хочет, может уйти.