Бун одобрительно кивнул:
   – Это благородный жест, доктор! Мы помолимся о спасении вашей души. Выпьете еще?
   Джилл надеялась, что кто-нибудь из мужчин скажет «да»: мартини был слабый, и ей хотелось добавки. Но все молчали, и Бун повел гостей прочь из бара. Они поднялись по лестнице и остановились перед дверью.
   – Епископ Бун и три пилигрима – гости епископа Дигби, – провозгласил Бун.
   Дверь открылась. Коридор привел их в большую, роскошно обставленную комнату, вроде приемной серьезного бизнесмена. Звучала рождественская музыка в сочетании с африканскими ритмами. Джилл захотелось танцевать. Одна стена казалась прозрачной (потом выяснилось, что ее вообще нет), Бун сказал:
   – Мы на месте – в Присутствии. На колени становиться не обязательно, но, если хотите, можете встать: почти все пилигримы становятся. А вот и Он – такой же, каким был, когда Его призвали на небеса.
   Бун ткнул куда-то сигарой.
   – Правда, смотрится как живой? Он святой, и Его тело не поддавалось тлению. В этом кресле Он сидел, когда писал свои послания, и прямо оттуда Его забрали на небо. Мы не сдвигали Его с места, а построили эту молельню вместо старой маленькой церкви, в которой Он работал.
   В глубине комнаты, в кресле, похожем на трон, сидел старик. Как живой, но – не живой.
   Он напомнил Джилл старого козла, которого она в детстве видела на ферме у бабушки. Ей стало не по себе, по коже пробежали мурашки.
   Майк спросил по-марсиански:
   – Брат мой, это Старший Брат? – Не знаю, Майк. Говорят – да. – Я не чувствую в нем Старшего Брата.
   – Я же сказала – не знаю.
   – От него исходит зло.
   – Майк! Ты обещал!…
   – Не буду, Джилл.
   – Милая леди, – заинтересовался Бун, – о чем вы говорите? О чем вы спросили, мистер Смит?
   – Это мы о своем, – поспешно ответила Джилл. – Сенатор, можно выйти?
   Мне дурно…
   Она вновь взглянула на тело. В небе клубились тучи. Луч солнца пробился сквозь них и упал на лицо Архангела, глаза которого при этом заблестели, как живые.
   Бун успокаивающим тоном сказал:
   – Понимаю, это впечатляет. Но вы еще не были внизу, в галерее для новообращенных. Они смотрят на Архангела снизу и под другую музыку – тяжелый рок с инфразвуком: это помогает вспомнить о грехах. Мы же находимся в комнате Счастливых Дум; она предназначена для заслуженных деятелей церкви. Когда у меня плохое настроение, я прихожу сюда развеяться.
   – Сенатор, я вас прошу!
   – Да, конечно. Подождите за дверью, дорогая. Мистер Смит, вы можете остаться здесь, сколько захотите.
   – Сенатор, не лучше ли нам отправиться на службу? – предложил Джабл.
   Все направились к выходу. Джилл на самом деле было нехорошо: она боялась, что Майк сделает что-нибудь с этим мерзким чучелом, и их линчуют. У входа в святилище стояли двое часовых; скрестив копья, они преградили путь. Бун с упреком сказал:
   – Вот новости! Эти пилигримы – гости Верховного епископа… Где их значки?
   Появились значки и входные номера.
   – Сюда, епископ, – сказал привратник и повел их в бельэтаж.
   Бун стал демонстрировать хорошие манеры:
   – Только после вас, милая леди.
   Вежливость сенатора объяснялась тем, что он хотел сесть рядом с Майком, но Джабл вынудил Буна остаться вежливым до конца: он поместил Майка между собою и Джилл.
   Обстановка в бельэтаже была роскошная: откидные сидения, пепельницы, столики для закусок. Они сидели над толпой прихожан, футах в восьми от алтаря. Молодой пастор подогревал толпу, притопывая под музыку и подергивая мускулистыми руками. Его густой бас заглушал хор:
   – Оторвите свои задницы от скамеек! Шевелитесь, не давайте дьяволу усыпить вас!
   Толпа, как огромная змея, переползла мимо алтаря из правого нефа в центральный. Люди пританцовывали под музыку. Бум-бум-мя-яу! Бум-бум-мя-яу! Джилл почувствовала, что ее захватывает этот ритм и ей хочется влиться в танцующую толпу, как вливались в нее все новые и новые люди, повинуясь голосу молодого пастора.
   – Способный парень, – с одобрением заметил Бун. – Я работал с ним в паре – доводит толпу до белого каления. Преподобный отец Джеккерман. Вы должны его знать: он играл левым полузащитником в «Рэмз».
   – Увы, я не увлекаюсь футболом, – признался Джабл.
   – Не может быть! В сезон наши прихожане остаются в церкви после службы и смотрят матчи. Еду берут с собой. Стена за алтарем отодвигается, а за ней стоит большой аппарат стереовидения. Качество изображения и стереоэффект такие, что кажется – сидишь на футбольном поле. Да еще когда вокруг толпа – море удовольствия! Херувим! – Бун свистнул.
   Прибежал привратник:
   – Слушаю, епископ.
   – Сын мой, ты убежал так быстро, что я не успел отдать тебе приказ.
   – Прошу прошения, епископ.
   – На извинениях не взлетишь в небеса. Спрячь свою пружину и ходи ногами. Еще по одной, ребята? – Он заказал напитки и добавил: – Принеси мне из бара сигары.
   – Иду, епископ.
   – Благослови тебя Господь! Постой! – Голова змеи находилась как раз под ними. Бун перегнулся через перила, сложил руки рупором и крикнул: – Дон! Эй, Дон!
   На крик обернулась женщина, Бун поманил ее к себе, она улыбнулась и отделилась от толпы.
   – Принеси еще порцию виски с лимонным соком. Лети!
   И новая гостья, и напитки прибыли быстро. Бун опустил еще одно сидение.
   – Познакомьтесь, ребята, с мисс Дон Ардент. Дорогая, это мисс Джиллиан Бордмэн, а это – знаменитый доктор Джабл Харшоу.
   – Сам доктор Харшоу? Доктор, у вас божественные рассказы!
   – Спасибо.
   – В самом деле! Один из них я записала на пленку и каждый вечер слушаю перед сном.
   – Для писателя нет похвалы выше, – сказал Джабл с каменным лицом.
   – Хватит об этом, Дон. Молодой человек между нами – Валентайн Майкл Смит, Человек с Марса.
   – Силы небесные! – она вытаращила глаза.
   – Благослови тебя Господь, – зарычал Бун.
   – Вы действительно Человек с Марса? – спросила Дон.
   – Да, мисс Дон Ардент.
   – Называйте меня просто Дон. О, Господи!
   Бун потрепал ее по плечу:
   – Дочь моя, ты помнишь, что сомневаться в словах епископа грешно? Дорогая моя, будь добра, помоги Человеку с Марса узреть свет нашей веры.
   – О, с радостью!
   «Конечно, с радостью, сучка!» – подумала Джилл. Она с первого взгляда почувствовала неприязнь к мисс Ардент. На той было надето платье из плотной ткани с длинными рукавами и глухим воротом, которое, тем не менее, ничего не скрывало; оно было трикотажное, телесного цвета, и под ним – как показалось Джилл – полностью отсутствовало белье. Да и зачем белье, когда есть такое тело? Впрочем, по сравнению с другими прихожанками, мисс Ардент выглядела скромницей: на некоторых были такие платья, что, танцуя, они едва не выскакивали из них.
   У Джилл сложилось впечатление, что мисс Ардент только что вылезла из постели и ей не терпится залезть туда опять – с Майком. «Да перестань же ты совать ему в лицо свой бюст, дешевая девка!»
   Бун прервал ее мысли:
   – Я поговорю об этом с Верховным епископом. А сейчас возвращайся на место. Преподобному отцу без тебя не обойтись.
   – Слушаюсь, епископ. Была рада познакомиться с вами, доктор, и с вами, мисс Броуд. Мистер Смит, надеюсь увидеться с вами еще. Я помолюсь за вас.
   И чудо волнующей плоти унеслось прочь.
   – Милая девочка, – сказала Бун. – Вы видели, как она работает?
   – Пожалуй, нет. А что она делает?
   – Как! Вы не знаете?
   – Увы!
   – И даже не слышали ее имени? Это же Дон Ардент – самая высокооплачиваемая специалистка стриптиза во всей Байя Калифорниа. Она работает в радужном свете, а когда раздевается до туфель, освещенным остается только лицо. Знаете, это производит колоссальное впечатление. Она одна из лучших наших прихожанок. Разве скажешь, глядя ей в глаза, что раньше ее нравственность оставляла желать лучшего?
   – Ни в коем случае.
   – И тем не менее это так. Спросите – она вам расскажет. А еще лучше – пойдемте в исповедальню и узнаем, когда она собирается исповедоваться. После ее исповедей другие женщины охотнее рассказывают о своих грехах. Она ничего никогда не утаивает – всегда рада помочь людям. Очень искренняя дама. Каждую неделю после субботнего шоу прилетает сюда, в Воскресную школу, проводить Урок Счастья для молодых людей. С тех пор как она начала преподавать, посещаемость повысилась в три раза.
   – Вполне возможно, – заметил Джабл. – А сколько лет этим молодым людям?
   Бун засмеялся:
   – Ах вы, проказник! Вам уже, наверное, кто-то сообщил девиз ее урока:
   «Молодым быть никогда не поздно!»
   – Честное слово, вы первый. Но догадаться было не трудно…
   – Посещать Воскресную школу вам можно будет только после того, как вы увидите свет Веры и очиститесь от греха. Наша церковь, пилигрим, – единственная Божья церковь, в отличие от вертепов Сатаны, объявляющих себя церквями и завлекающих людей в грех идолопоклонства и другие грехи. К нам нельзя войти, чтобы переждать дождь; сначала нужно очистить душу… О, съемка началась! – В углах зала замигали огни. – Преподобный уже завел публику. Сейчас вы увидите настоящую службу!
   Танцующих все прибавлялось. Люди, оставшиеся сидеть, подпрыгивали на скамьях и отбивали ритм, топая ногами и хлопая в ладоши. Херувимы поднимали упавших – в основном женщин, бившихся в истерике. Их несли к алтарю, где они продолжали дергаться, как рыбы на песке. Бун указал сигарой на рыжеволосую женщину лет сорока в изорванном платье.
   – Вот уже год, как в нее регулярно – на каждой службе – вселяется Святой Дух. Иногда Архангел Фостер говорит ее устами. Когда это случается, ее держат четверо прислужников. Она уже готова к восшествию на небо и может сделать это в любой момент… Кому еще налить? Когда начинается съемка, бар перестает работает.
   Майк позволил еще раз наполнить свой стакан. Он не разделял отвращения Джилл по отношению к происходящему. Его покоробило, что Старший Брат оказался куском испорченной пищи, но он отложил этот факт для дальнейшего осмысления и упивался творившимся внизу бедламом. Настроение службы было настолько марсианским, что Майк одновременно испытывал тоску по дому, и иллюзию того, что он дома. Внешне все было не по-марсиански, но Майк вникал, что внизу происходит сближение, как через воду, такое сильное и массовое, какого здесь ему еще не приходилось видеть. Ему нестерпимо хотелось, чтобы кто-нибудь пригласил его присоединиться к танцу. Он чувствовал, как подергиваются мышцы ног. Потом он увидел мисс Дон Ардент. «Может, она позовет?» Ему не пришлось вычислять ее по росту и фигуре, которыми она была очень похожа на брата Джилл: у мисс Ардент было собственное лицо, на котором сквозь мягкую улыбку проглядывала печаль и мудрость. Может быть, когда-нибудь она согласится разделить с Майком воду? Сенатор Бун Майку не нравился; хорошо, что Джабл оттер его подальше. А сидеть рядом с мисс Дон Ардент было бы неплохо.
   Мисс Дон Ардент так и не взглянула на Майка. Людской поток понес ее дальше.
   Человек на возвышении поднял руки. В зале стало тише. Вдруг он уронил руки вниз.
   – Кто из вас счастлив?
   – МЫ ВСЕ СЧАСТЛИВЫ!
   – Почему?
   – БОГ… ЛЮБИТ НАС!
   – Откуда вы знаете?
   – ТАК СКАЗАЛ ФОСТЕР!
   Пастор упал на колени и поднял к небу кулак.
   – Так услышим же львиный рык!
   Толпа зарычала, завопила, завизжала. Звук то усиливался, то ослабевал, переходя с бархатных тонов на пронзительные. У Майка захватило дух, он готов был уйти в себя, но Джилл ему это запретила; Майк остался со всеми и купался в волнах их крика.
   Пастор поднялся с колен.
   – Наш первый гимн, – сказал он отрывисто, – посвящается компании «Манна Бейкериз», производящей священный хлеб! Братья и сестры! Завтра по всей стране начинается продажа изделий компании «Манна Бейкериз» по сниженным ценам! Хлеб будет продаваться в пакетах с портретом Верховного епископа. Некоторым из вас в хлебе попадутся выигрышные билеты, которые можно обменять на деньги в ближайшей церкви Нового Откровения. Пусть ваши дети пойдут в школу с полными сумками священного хлеба, пусть делятся им с детьми грешников и приближают их к нашей вере! Оживим же ее свет священными словами нашего любимого гимна «В атаку, фостериты!».
   Три-четыре:
 
В атаку, фостериты!
Разгромим всех врагов!
С нами наша Вера,
И Господа любовь!
 
   – Второй куплет! Три-четыре:
 
Нет грешникам пощады,
Бей их до конца…
 
   Майк был так очарован, что даже не пытался вникать в смысл слов. Он понял, что суть не в словах, а в сближении, которые они несли людям. Прихожане вновь замаршировали по залу, на ходу выкрикивая слова гимна. После гимна пастор читал объявления, послания ангелов и архангелов, рекламировал что-то еще, разыгрывал призы по входным номерам. Второй гимн («Поднимем счастливые лица!») посвящался торговой фирме «Даттельбаум Департамент Сторез». После гимна пастор подошел к краю сцены и приложил руку к уху.
   – Что-что?
   – Хотим… видеть… Дигби!
   – Кого?!
   – Хотим – видеть – ДИГБИ!!
   – Громче! Он не слышит!
   – ХО-ТИМ ДИГ-БИ!!! Хлоп-хлоп, топ-топ!
   Начали шататься стены. Джабл наклонился к уху епископа:
   – Еще немного, и мы повторим историю Самсона и филистимлян.
   – Не волнуйтесь, наш цемент замешан на вере. А если серьезно, то движение стен заложено в проекте – производит впечатление и нагнетает атмосферу.
   Погас свет, опустились шторы. На сцене в круге ослепительного света появился Верховный епископ Дигби. Он потрясал над головой сплетенными в замок руками.
   Толпа встретила его львиным рыком и воздушными поцелуями. Епископ подошел к одержимым, все еще сотрясаемым конвульсиями, и поцеловал каждую. Рядом с рыжеволосой он стал на колени и протянул руку за спину. Ему подали микрофон, который епископ приблизил к губам женщины.
   Майк не понял, что она говорила: ему даже показалось, что она говорит не по-английски. В паузах между ее рыданиями Верховный епископ переводил: – Архангел Фостер с нами…
   – Он доволен тобой. Поцелуй сестру, стоящую справа.
   – Архангел Фостер любит тебя. Поцелуй сестру, стоящую слева…
   – Он хочет сказать кое-что одному из нас…
   Женщина сказала что-то еще. Дигби не расслышал.
   – Что? Громче, прошу вас.
   Она что-то невнятно забормотала и забилась в истерике.
   Дигби выпрямился и улыбнулся.
   – Архангел передал послание пилигриму с другой планеты, Человеку с Марса, Валентайну Майклу Смиту. Где ты, Валентайн Майкл? Встань!
   Джилл хотела остановить Майка, но Джабл буркнул:
   – Лучше не сопротивляться. Пусть встанет. Помаши им рукой, Майк. Садись.
   Майк помахал им рукой и сел, удивленный тем, что люди начали скандировать: «Человек с Марса! Человек с Марса!». Ему было неловко: он не привык к славословиям; его смущал шум. Наконец служба в честь Человека с Марса прекратилась, Верховный епископ передал бразды правления молодому пастору и ушел. Бун поднялся:
   – Пора идти, ребята. Лучше выйти, пока вся толпа не повалила.
   Они шли через замысловатое сплетение арок. Джабл спросил:
   – Мы идем на стоянку? Я велел водителю подождать нас.
   – Мы идем на аудиенцию к Верховному епископу.
   – Что? Нам пора домой!
   – Как вам не стыдно, доктор, – возмутился Бун. – Нужно же засвидетельствовать почтение человеку, который пригласил вас в гости! Джабл сдался:
   – Там хоть народу не будет? Парень и так перегружен впечатлениями.
   – Только Верховный епископ Дигби.
   Бун втолкнул их в лифт; через минуту они вошли в приемную Дигби. Открылась дверь, и Дигби поспешил навстречу гостям:
   – Простите, что заставил вас ждать, но я принимал душ. Вспотел в сражении с Сатаной. Так вот он какой, Человек с Марса! Благослови тебя Господь, сын мой. Добро пожаловать в дом Господа. Архангел Фостер просил тебя быть, как дома. Он наблюдает за тобой.
   Майк не отвечал. Джабл с удивлением заметил, что Дигби очень низенький. (Наверное, к прихожанам выходит на каблуках. А может, дело в освещении?) Епископ напомнил Джаблу торговца подержанными машинами: сердечная улыбка, радушные манеры. Мешала только козлиная бородка а ля Фостер. Нет, он определенно похож на кого-то. Ах да! Симон Магус, давно почивший муж Бекки Вези! Джабл сразу же почувствовал к священнику расположение. (Симон был очаровательным человеком).
   А Дигби уже очаровывал Джилл:
   – Не становись на колени, дочь моя. Мы беседуем, как друзья.
   Выслушав его, Джилл поразилась: он почти все о ней знает.
   – Я преклоняюсь перед твоим призванием, дочь моя. Архангел Фостер завещал нам избавлять тело от страданий, чтобы душа могла предаваться поискам Истины. Я знаю – что ты еще не вошла в нашу семью, но твое дело освящено Господом. Мы спутники в дороге на небеса.
   Затем епископ обратился к Харшоу:
   – Вы также наш друг и попутчик, доктор. Архангел Фостер говорит, что Господь велит нам быть счастливыми. Очень часто я, в минуту усталости или тяжких раздумий, обращаюсь к вашим книгам. Они возвращают мне душевное равновесие.
   – Благодарю вас, епископ.
   – Ваши произведения дарят людям счастье. Я велел выяснить ваше предназначение. Я понимаю, что вы неверующий, но даже Сатана имеет определенное место в Великом Плане, начертанном Господом. Вам еще не пришло время уверовать. Впрочем, довольно о вере. Я пригласил вас не затем, чтобы вести теологические споры. Мы ни с кем не спорим. Мы ждем, пока человек сам увидит свет Веры, и только тогда принимаем его в ее лоно. Давайте посидим и поболтаем, как добрые друзья.
   Джаблу пришлось признать, что этот жулик – хороший хозяин. Кофе, коньяк, закуска – все было высшего качества.
   Майк нервничал, особенно когда Дигби отвел его в сторону, чтобы поговорить наедине. Но, в конце концов, нужно же когда-то учиться общаться с людьми. Бун показал Джилл ковчег с фостеритскими святынями; Джабл наблюдал за ними, намазывая на тост паштет из печенки. Где-то рядом щелкнул замок. Харшоу оглянулся: ни епископа, ни Майка в комнате не было. – Где они, сенатор?
   – Кто, доктор?
   – Епископ Дигби и мистер Смит.
   Бун указал на дверь в стене.
   – Они удалились в комнату для частных аудиенций. Разве Верховный епископ вам ее не показывал?
   – Ах да, – вспомнил Харшоу. – Это комната со стулом на подставке, то бишь троном, и скамеечкой для коленопреклонения. «Интересно, – подумал он, – кто будет сидеть на троне, а кто – стоять на коленях? Если епископ заведет с Майком разговор о религии, то ему придется снова принимать душ». – Надеюсь, они скоро вернутся.
   – Вероятно. Мистер Смит имеет право сказать епископу пару слов наедине. Я велю водителю вашего автобуса подъехать прямо к выходу из покоев епископа. Это сэкономит вам добрых десять минут.
   – Очень мило с вашей стороны.
   – Так что не стоит торопить мистера Смита, если он хочет излить душу.
   Я выйду, позвоню. – Бун ушел.
   – Джабл, мне это не нравится, – встревожилась Джилл. – Они специально развели нас в разные стороны, чтобы поймать Майка одного.
   – Очевидно.
   – Какое право они имеют! Я сейчас ворвусь к ним и скажу Майку, что пора идти.
   – Пожалуйста – если хочешь быть похожей на клушу. Если Дигби вздумал обратить Майка, то выйдет как раз наоборот. Убеждения Майка трудно поколебать.
   – Все равно мне это не нравится.
   – Расслабься и жуй.
   – Я не хочу есть.
   – Если бы я отказывался бесплатно пожевать, меня бы выгнали из Лиги писателей. – Харшоу поддел вилкой кусок ветчины, положил его на хлеб, намазанный маслом, добавил зелень и впился в бутерброд зубами.
   Прошло десять минут, а Бун не возвращался. Джилл решительно встала.
   – Джабл, я забираю Майка.
   – Вперед.
   Джилл подошла к двери:
   – Заперто.
   – Разумеется.
   – Что делать? Выбивать?
   – Будь здесь команда крепких парней с тараном, можно было бы попробовать. Не в каждом банке есть такая дверь.
   – Что же делать?
   – Постучи, если хочешь. Я пойду посмотрю, что делает Бун.
   Джабл выглянул в коридор и увидел, что Бун возвращается.
   – Извините, – сказал Бун, – водителя на месте не было, посылал херувима его искать. Он завтракал в Комнате Счастья.
   – Сенатор, – попросил Джабл, – нам пора идти. Будьте добры, скажите об этом епископу Дигби.
   – Сейчас я не имею права входить в комнату для частных аудиенций. Но если вы настаиваете, я позвоню.
   – Пожалуйста, позвоните.
   Буну не пришлось звонить: дверь открылась и вышел Майк.
   Джилл взглянула ему в лицо и вздрогнула.
   – Майк, все в порядке?
   – Да, Джилл.
   – Я скажу епископу, что вы уходите. – Бун вошел в комнату для частных аудиенций и тут же вышел.
   – Верховного епископа нет. Вероятно, он ушел к себе. Как коты или повара, Верховные епископы уходят, не прощаясь. Шутка. Он говорит, что лишнее «до свидания» не делает человека счастливее. Не обижайтесь.
   – Что вы! Спасибо за интересную экскурсию. Провожать нас не нужно, мы выберемся сами.

Глава 24

   На улице Джабл спросил:
   – Майк, что ты об этом скажешь?
   – Я не вник, – нахмурился Майк.
   – Не ты один, сынок. О чем говорил тебе епископ?
   Майк долго молчал, наконец сказал:
   – Брат мой Джабл, мне нужно подумать, прежде чем я вникну.
   – Ну-ну.
   Джилл спросила:
   – Джабл, как это получается?
   – Что это?
   – Все. Не церковь, а сумасшедший дом.
   – Увы, Джилл, это церковь. Концентрированное отображение нашего времени.
   – Что-что?
   – Новое откровение – ерунда. Ни у Фостера, ни у Дигби нет оригинальных идей. Они собрали старые уловки, подмалевали их новыми красками и наладили бизнес. Процветающий бизнес, должен сказать. Не хотел бы я дожить до того времени, когда их религия станет обязательной для всех.
   – О нет!
   – О да! Гитлер начал с мелочей и в результате заработал ненависть. Дигби умнее: он торгует счастьем, причем оптом. А я приторговываю в розницу. – Джабл поморщился. – Я должен был бы его возненавидеть, но он напомнил мне, что мы – союзники, и я его полюбил. Он знает, что нужно человеку – счастье. Мы пережили столетия страха и нечистой совести, а Дигби говорит, что бояться нечего – ни сейчас, ни потом, поскольку Бог велит быть счастливыми. Изо дня в день он талдычит: не волнуйтесь, будьте счастливы, будьте счастливы, будьте.
   – Но он много работает…
   – Ха! Он много играет.
   – Нет, мне кажется, он искренне верит, что посвятил жизнь…
   – Не смеши! Из всей чепухи, которой нам запудривают мозги, самая вредная – альтруизм. Люди всегда делают только то, что хотят. Если человеку трудно сделать выбор, если шаг в какую-либо сторону выглядит как жертва, будь уверена: страдания человека в этот момент ничуть не благороднее, чем муки жадности. Они проистекают от необходимости отказаться от одной из одинаково желаемых возможностей. Работяга всегда страдает, когда у него появляется лишний доллар: выпить на него пива или купить конфет детям? Он сделает то, что более приятно и менее затруднительно. По большому счету и негодяй, и святой ведут себя одинаково. Дигби не исключение. Святой он или негодяй – он сам выбрал и потому это ему приятно.
   – И все же – он святой или негодяй?
   – Не все ли равно?
   – Ах, Джабл! Не старайтесь быть циничнее, чем вы есть на самом деле! Разумеется, не все равно.
   – Пожалуй, ты права. Будем надеяться, что негодяй. Потому что святой в своей святости может наделать еще больше бед. Опять скажешь, что я циник?… Ответь лучше, что тебе не понравилось в их службе?
   – Абсолютно все. И не называй это службой.
   – Ты хочешь сказать, что их служба не похожа на то, что ты видела в церкви в детстве? Мусульманская служба на это тоже не похожа. И иудейская, и буддистская.
   – Конечно. Но то, что делают фостериты, вообще ни на что не похоже. Игровые автоматы, бар… Это недостойно!
   – А что достойно? Храмовая проституция?
   – ?!
   – Восьминогий и двухголовый зверь в церкви так же неприличен, как и везде. Церковь, отвергающая секс, долго не просуществует. У танцев в честь Бога долгая история. Религиозному танцу не нужно быть красивым: церковь – не Большой театр; он должен быть страстным… Следуя твоей логике, нужно запретить индусский танец дождя.
   – Это другое дело.
   – Безусловно. Мы не в Индии. Теперь об игровых автоматах. Разве ты не видела, чтобы в церкви играли в бинго?
   – Видела. В нашем приходе это делали, чтобы выкупить заложенное имущество. Но играли только по пятницам и не во время службы.
   – Ты напоминаешь мне одну женщину, которая изменяла мужу только тогда, когда он был в отъезде, и ужасно гордилась своей добродетелью.
   – Джабл, это не одно и то же!
   – Возможно. Аналогия еще более скользкая вещь, чем логика. Но, милая леди…
   – Не издевайтесь!
   – Шутка. Джилл, то, что грешно в воскресенье, грешно и в пятницу. По крайней мере, я так вникаю и надеюсь, что Человек с Марса со мной согласится. Единственное, что отличает фостеритскую церковь от других, – отказ от священных текстов. – У фостеритов есть тексты. Вот, взгляните.
   – Я видел.
   – Это просто подделка под библейский стиль. А по смыслу – либо сальности, либо чепуха, либо просто мерзости.
   Джабл долго молчал, потом спросил:
   – Джилл, ты читала индусские священные тексты?
   – Не помню. Наверное нет.
   – А Коран? Или изложение какого-нибудь другого вероучения? Я бы процитировал тебе парочку сальностей или мерзостей из Библии, но не хочу оскорблять твое религиозное чувство.