Страница:
Никто не ушел.
– Ну что же, – сказал Джабл, – я изложу все в двух словах. Мистер Смит просит вашего согласия стать его адвокатом с полным правом распоряжаться всеми делами.
Дуглас, казалось, был поражен:
– Это слишком большая ответственность, доктор!
– Я знаю, сэр. Я говорил мистеру Смиту, что вы – самый занятой человек на нашей планете и у вас не будет времени заниматься его делами. – Джабл покачал головой и улыбнулся. – Но мои слова не произвели никакого эффекта. На Марсе от человека тем больше требуют, чем больше он занят. Мистер Смит сказал: «Давай попросим его», – и вот я вас прошу. Разумеется, мы не требуем немедленного ответа: у марсиан так не принято, они никогда не спешат и никогда не усложняют дела. Мы обойдемся без ревизии и долговых обязательств, а просто подпишем назначение. Хотя Майку даже этого не нужно: он готов доверить вам свое имущество сию же секунду и под честное слово. Это в характере марсиан. Если марсианин доверяет вам, то доверяет во всем… Да, я не сказал самого главного: мистер Смит обращается не к Генеральному Секретарю, а к Джозефу Эджертону Дугласу, к вам лично. И если вы уйдете с государственной службы, то все равно останетесь адвокатом мистера Смита. Ваш преемник на государственном посту не сможет вмешаться в дела мистера Смита, поскольку это право доверено лично вам, а не человеку, занимающему Октагон.
Дуглас кивнул:
– Я не могу дать окончательный ответ, но благодарен за оказанное доверие.
– Если вы откажетесь от обязанностей адвоката мистера Смита сейчас или в дальнейшем, то они будут переданы Бенджамину Кэкстону. Встань, Бен, пусть тебя увидят. Если же ни вы, ни мистер Кэкстон не захотите или не сможете взять на себя исполнение обязанностей, то права будут переданы… кому?… мы сообщим в случае необходимости. Главное – пусть будет ясно, что всегда найдется замена. Где проект? – Джабл, казалось, растерялся. – Я не привык говорить без опоры на документы. Мириам, где записи?
Джабл взял у Мириам лист бумаги.
– Дай-ка мне остальные документы.
Мириам передала ему толстую пачку листов. – Вот пакет документов, которые мы заготовили для вас, сэр, или для Кэкстона – словом, для того, кто согласится стать адвокатом мистера Смита. Здесь оговорено право на получение вознаграждения за работу: сумма определяется самим адвокатом, установлен весьма значительный нижний предел… хотя… разглашать это не стоит. Далее – право помещать доходы в банк… Правда, мистер Смит не хотел бы связывать вас строгими инструкциями. Ваши полномочия не ограничиваются и в любой момент могут быть вами сложены, как, впрочем, и отозваны у вас. Читать все я не хочу, потому и записал.
Джабл с рассеянным видом посмотрел по сторонам.
– Мириам, будь умницей, отнеси документы Генеральному Секретарю. А эти экземпляры останутся у нас. Они еще могут понадобиться… Один экземпляр – Бену. Кажется, все… Господин Секретарь, вы ничего не хотите сказать?
– Несколько слов. Мистер Смит!
– Да, мистер Дуглас?
– Вы действительно этого хотите? Вы в самом деле хотите, чтобы я выполнил то, что написано в этих документах?
Джабл затаил дыхание и боялся поднять глаза на своего «клиента». Майка готовили к такому вопросу, но нельзя было предугадать, как именно будет сформулирован вопрос и как его интерпретирует Майк.
– Да, мистер Дуглас, – голос Майка раздался на всю планету.
– Вы поручаете мне вести все ваши дела?
– Да, мистер Дуглас, пожалуйста. Это будет очень хорошо. Спасибо.
– Ну что же, все сказано однозначно. Доктор, я обещаю подумать и в ближайшее время дать ответ.
– Спасибо, сэр, – от меня и моего клиента.
Дуглас встал было, но в этот момент раздался голос Кунга:
– Минуточку! А как же дело Ларкина?
Джабл быстро сориентировался:
– Ах да, дело Ларкина. Я слышал о нем не раз, но в основном от некомпетентных людей. Так что же дело Ларкина?
– Я спрашиваю об этом у вас. Или у вашего клиента. Или у Генерального Секретаря.
– Можно мне ответить, господин Секретарь? – спросил Джабл.
– Да, пожалуйста.
– Превосходно. – Джабл вынул носовой платок и трубно высморкался. Потом, глядя Кунгу в глаза, заговорил: – Сэр, я обращаюсь к вам лично, потому что в присутствии Генерального Секретаря нехорошо обращаться к вам, как к члену правительства. Давным-давно, когда я был еще мальчишкой, мы с приятелем организовали клуб. В каждом клубе должны быть свои правила, и первым правилом, которое мы единогласно приняли, был уговор называть наших матерей Ворчуньями. Глупо, конечно, но мы тогда были очень молоды… Мистер Кунг, вы понимаете, к чему я веду?
– Нет, доктор.
– Я применил наше «решение о Ворчуньях» всего один раз. Этого было достаточно, чтобы мой приятель его уже никогда не применял. Все, что я получил в результате применения уговора – это трепка от матери. Поэтому «решение о Ворчуньях» пришлось отменить… – Джабл прокашлялся. – Я предвидел, что кто-нибудь обязательно вспомнит о решении по делу Ларкина, и попытался заранее объяснить моему клиенту суть дела. Но он никак не мог взять в толк, как можно владеть Марсом. Ведь Марс населен народом, который гораздо древнее и мудрее нашего! Когда же мистер Смит понял, в чем дело, он просто рассмеялся… В детстве я поставил под сомнение право матери наказывать за непослушание. Тогда я дешево отделался. Но я не могу позволить, чтобы в положении зарвавшегося юнца оказалась наша планета. Прежде чем раздавать земли, не принадлежащие нам, следовало бы узнать, какими розгами нас могут угостить марсиане.
Кунг не сдавался:
– Доктор Харшоу, если исходить из того, что решение по делу Ларкина – детский каприз, то на каком основании мистеру Смиту были оказаны почести, каких удостаиваются только монархи?
Джабл пожал плечами:
– Это вопрос к правительству, а не ко мне. Но я могу высказать свою точку зрения. Эти почести можно расценить как элементарную вежливость по отношению к старейшинам Марса.
– Не понял.
– Мистер Кунг, почести, оказанные мистеру Смиту, не были бездумной данью решению по делу Ларкина. Человеческому разуму трудно это понять, но мистер Смит – сама планета Марс.
– Прошу объяснить подробнее.
– В лице мистера Смита нам нанесли визит старейшины Марса – Старшие Братья. Почести Смиту – почести Старшим Братьям. Оскорбление Смиту – оскорбление Старшим Братьям. Это следует понимать буквально, как ни трудно это осознать человеческому разуму. Проявление почтительности – всегда мудрый поступок, а известное нам решение по делу Ларкина не имеет ничего общего с мудростью. Это решение применимо к необитаемой планете, и ни один здравомыслящий человек не станет применять его к обитаемой.
Джабл глянул вверх, словно ища поддержки от небесных сил.
– Будьте уверены, мистер Кунг, что правители Марса видят, как мы встречаем их посланника. Мы поступили благоразумно, почтив их в его лице. Более того, я нахожу, что правительство нашей планеты поступило мудро, не пожалев для мистера Смита королевских почестей. И вы тоже это скоро поймете.
Кунг ответил:
– Доктор, если вы надеетесь меня запугать, то стараетесь напрасно.
– Я не пытаюсь никого запугать. И, к счастью для жителей нашей планеты, ваше мнение на ней не главное. – Харшоу обернулся к Дугласу. – Мне уже давно не приходилось произносить таких длинных речей. Я устал. Нельзя ли сделать перерыв, прежде чем вы объявите нам о вашем решении?
Глава 21
– Ну что же, – сказал Джабл, – я изложу все в двух словах. Мистер Смит просит вашего согласия стать его адвокатом с полным правом распоряжаться всеми делами.
Дуглас, казалось, был поражен:
– Это слишком большая ответственность, доктор!
– Я знаю, сэр. Я говорил мистеру Смиту, что вы – самый занятой человек на нашей планете и у вас не будет времени заниматься его делами. – Джабл покачал головой и улыбнулся. – Но мои слова не произвели никакого эффекта. На Марсе от человека тем больше требуют, чем больше он занят. Мистер Смит сказал: «Давай попросим его», – и вот я вас прошу. Разумеется, мы не требуем немедленного ответа: у марсиан так не принято, они никогда не спешат и никогда не усложняют дела. Мы обойдемся без ревизии и долговых обязательств, а просто подпишем назначение. Хотя Майку даже этого не нужно: он готов доверить вам свое имущество сию же секунду и под честное слово. Это в характере марсиан. Если марсианин доверяет вам, то доверяет во всем… Да, я не сказал самого главного: мистер Смит обращается не к Генеральному Секретарю, а к Джозефу Эджертону Дугласу, к вам лично. И если вы уйдете с государственной службы, то все равно останетесь адвокатом мистера Смита. Ваш преемник на государственном посту не сможет вмешаться в дела мистера Смита, поскольку это право доверено лично вам, а не человеку, занимающему Октагон.
Дуглас кивнул:
– Я не могу дать окончательный ответ, но благодарен за оказанное доверие.
– Если вы откажетесь от обязанностей адвоката мистера Смита сейчас или в дальнейшем, то они будут переданы Бенджамину Кэкстону. Встань, Бен, пусть тебя увидят. Если же ни вы, ни мистер Кэкстон не захотите или не сможете взять на себя исполнение обязанностей, то права будут переданы… кому?… мы сообщим в случае необходимости. Главное – пусть будет ясно, что всегда найдется замена. Где проект? – Джабл, казалось, растерялся. – Я не привык говорить без опоры на документы. Мириам, где записи?
Джабл взял у Мириам лист бумаги.
– Дай-ка мне остальные документы.
Мириам передала ему толстую пачку листов. – Вот пакет документов, которые мы заготовили для вас, сэр, или для Кэкстона – словом, для того, кто согласится стать адвокатом мистера Смита. Здесь оговорено право на получение вознаграждения за работу: сумма определяется самим адвокатом, установлен весьма значительный нижний предел… хотя… разглашать это не стоит. Далее – право помещать доходы в банк… Правда, мистер Смит не хотел бы связывать вас строгими инструкциями. Ваши полномочия не ограничиваются и в любой момент могут быть вами сложены, как, впрочем, и отозваны у вас. Читать все я не хочу, потому и записал.
Джабл с рассеянным видом посмотрел по сторонам.
– Мириам, будь умницей, отнеси документы Генеральному Секретарю. А эти экземпляры останутся у нас. Они еще могут понадобиться… Один экземпляр – Бену. Кажется, все… Господин Секретарь, вы ничего не хотите сказать?
– Несколько слов. Мистер Смит!
– Да, мистер Дуглас?
– Вы действительно этого хотите? Вы в самом деле хотите, чтобы я выполнил то, что написано в этих документах?
Джабл затаил дыхание и боялся поднять глаза на своего «клиента». Майка готовили к такому вопросу, но нельзя было предугадать, как именно будет сформулирован вопрос и как его интерпретирует Майк.
– Да, мистер Дуглас, – голос Майка раздался на всю планету.
– Вы поручаете мне вести все ваши дела?
– Да, мистер Дуглас, пожалуйста. Это будет очень хорошо. Спасибо.
– Ну что же, все сказано однозначно. Доктор, я обещаю подумать и в ближайшее время дать ответ.
– Спасибо, сэр, – от меня и моего клиента.
Дуглас встал было, но в этот момент раздался голос Кунга:
– Минуточку! А как же дело Ларкина?
Джабл быстро сориентировался:
– Ах да, дело Ларкина. Я слышал о нем не раз, но в основном от некомпетентных людей. Так что же дело Ларкина?
– Я спрашиваю об этом у вас. Или у вашего клиента. Или у Генерального Секретаря.
– Можно мне ответить, господин Секретарь? – спросил Джабл.
– Да, пожалуйста.
– Превосходно. – Джабл вынул носовой платок и трубно высморкался. Потом, глядя Кунгу в глаза, заговорил: – Сэр, я обращаюсь к вам лично, потому что в присутствии Генерального Секретаря нехорошо обращаться к вам, как к члену правительства. Давным-давно, когда я был еще мальчишкой, мы с приятелем организовали клуб. В каждом клубе должны быть свои правила, и первым правилом, которое мы единогласно приняли, был уговор называть наших матерей Ворчуньями. Глупо, конечно, но мы тогда были очень молоды… Мистер Кунг, вы понимаете, к чему я веду?
– Нет, доктор.
– Я применил наше «решение о Ворчуньях» всего один раз. Этого было достаточно, чтобы мой приятель его уже никогда не применял. Все, что я получил в результате применения уговора – это трепка от матери. Поэтому «решение о Ворчуньях» пришлось отменить… – Джабл прокашлялся. – Я предвидел, что кто-нибудь обязательно вспомнит о решении по делу Ларкина, и попытался заранее объяснить моему клиенту суть дела. Но он никак не мог взять в толк, как можно владеть Марсом. Ведь Марс населен народом, который гораздо древнее и мудрее нашего! Когда же мистер Смит понял, в чем дело, он просто рассмеялся… В детстве я поставил под сомнение право матери наказывать за непослушание. Тогда я дешево отделался. Но я не могу позволить, чтобы в положении зарвавшегося юнца оказалась наша планета. Прежде чем раздавать земли, не принадлежащие нам, следовало бы узнать, какими розгами нас могут угостить марсиане.
Кунг не сдавался:
– Доктор Харшоу, если исходить из того, что решение по делу Ларкина – детский каприз, то на каком основании мистеру Смиту были оказаны почести, каких удостаиваются только монархи?
Джабл пожал плечами:
– Это вопрос к правительству, а не ко мне. Но я могу высказать свою точку зрения. Эти почести можно расценить как элементарную вежливость по отношению к старейшинам Марса.
– Не понял.
– Мистер Кунг, почести, оказанные мистеру Смиту, не были бездумной данью решению по делу Ларкина. Человеческому разуму трудно это понять, но мистер Смит – сама планета Марс.
– Прошу объяснить подробнее.
– В лице мистера Смита нам нанесли визит старейшины Марса – Старшие Братья. Почести Смиту – почести Старшим Братьям. Оскорбление Смиту – оскорбление Старшим Братьям. Это следует понимать буквально, как ни трудно это осознать человеческому разуму. Проявление почтительности – всегда мудрый поступок, а известное нам решение по делу Ларкина не имеет ничего общего с мудростью. Это решение применимо к необитаемой планете, и ни один здравомыслящий человек не станет применять его к обитаемой.
Джабл глянул вверх, словно ища поддержки от небесных сил.
– Будьте уверены, мистер Кунг, что правители Марса видят, как мы встречаем их посланника. Мы поступили благоразумно, почтив их в его лице. Более того, я нахожу, что правительство нашей планеты поступило мудро, не пожалев для мистера Смита королевских почестей. И вы тоже это скоро поймете.
Кунг ответил:
– Доктор, если вы надеетесь меня запугать, то стараетесь напрасно.
– Я не пытаюсь никого запугать. И, к счастью для жителей нашей планеты, ваше мнение на ней не главное. – Харшоу обернулся к Дугласу. – Мне уже давно не приходилось произносить таких длинных речей. Я устал. Нельзя ли сделать перерыв, прежде чем вы объявите нам о вашем решении?
Глава 21
Было решено сделать перерыв. Джабл с досадой осознал, что улизнуть из зала не удастся из-за сенатора Буна и Президента Соединенных Штатов Америки. Оба понимали, что сидя на марсианской стороне стола, привлекли к себе внимание всего мира – и решили этим воспользоваться. К ним начали подходить люди.
Джабл поспешно предложил:
– Господин Президент, сенатор! Мы идем завтракать, не желаете ли присоединиться?
Харшоу верно рассудил, что лучше говорить с двумя политиками неофициально, чем с двумя десятками – официально.
К его великому облечению, у обоих были другие дела. Харшоу пришлось пообещать, что он приведет Майка и на фостеритскую службу, и в Белый Дом. (Подумаешь, всегда можно откреститься тем, что парень заболел!) – Девочки, по местам!
Майка повели на крышу. Энн в своем белом плаще, величественная и прекрасная, как валькирия, шла впереди. Перед ней все расступались. Джабл, Бен и астронавты с «Чемпиона» прикрывали Майка с тыла. За рулем автобуса их ждал Ларри, и через несколько минут они высадились на крыше «Нью Мэйфлауэр». Там на них налетели репортеры, но девушки доблестно отбивались, и вскоре делегация спустилась в номер, снятый Дюком. Глядя на Мириам и Доркас, Джабл подумал, что, пожалуй, кошка защищает котят не так яростно. В коридоре стояла охрана, у дверей номера дежурил офицер Особой Службы. Джабл было возмутился, но тут же догадался, что это Дуглас выполняет один из пунктов договора, предложенного в письме, где Джабл просил его позаботится о безопасности Майка.
– Джилл! Следи за Майком! Все в порядке!
– Есть, босс!
Офицер взял под козырек, Джабл глянул на него:
– Ба! Привет, майор! Больше не выламываем дверей?
Майор Блох покраснел и не ответил. Харшоу подумал, не в наказание ли его сюда поставили? В номере сидел Дюк.
– Располагайтесь, господа, – пригласил Джабл. – Как дела, Дюк?
– Записывающей аппаратуры я не обнаружил, – пожал плечами Дюк, – но это не значит, что ее нет.
– Да я не об этом, пусть себе записывают. Я о продуктах спрашиваю. Ужасно хочу есть и к тому же привел троих гостей.
– Ах, вы об этом! При мне выгружали. Какой вы подозрительный, босс!
– Доживешь до моих лет, будешь еще хуже.
– Не доживу. Надоест.
– Дело вкуса. Мне до сих пор не надоело. Девочки, пошевеливайтесь!
Кто первой принесет мне выпить, на один раз освобождается от обязанностей «Ближней». Но сначала напоите гостей. Садитесь, господа. Свен, какое зелье вы предпочитаете? Аквавит? Ларри, сбегай, купи пару бутылочек. И дюжину для капитана.
– Не нужно, Джабл, – сказал Нельсон, – я с удовольствием выпью скотч.
– Я тоже, – поддержал ван Тромп.
– Этого добра у нас хватит на полк солдат. Доктор Махмуд, если вы предпочитаете более слабые напитки, мы вас не обидим. У девочек богатые личные запасы.
Махмуд засмеялся в нерешительности:
– Да, пожалуй…
– Ну-ка, посмотри на меня. – Джабл заглянул ему в лицо. – Сынок, ты перенервничал. У меня нет брома, придется заменить его девяностопроцентным спиртом, боюсь, даже двойной дозой. Можно капнуть туда что-нибудь для запаха.
Махмуд улыбнулся:
– Спасибо, доктор. Позвольте мне грешить на свой манер. Я пью чистый джин и запиваю водой.
– Не слушайте его, Джабл, – вмешался Нельсон. – Он пьет даже медицинский спирт. Вонючка хлещет все подряд, а потом кается.
– Я искренне раскаиваюсь, – серьезно сказал Махмуд. – Это грех.
– Не дразните его, Свен, – попросил Джабл. – Если человеку нравится усугублять свои грехи раскаянием – на здоровье. Каждому свое. Слушай, Вонючка, а как насчет еды? Энн натолкала полную сумку ветчины, наверняка есть что-то запрещенное. Мне проверить?
– Не надо. Я не ортодокс. Эти запреты устарели. Когда-то они действительно отвечали требованиям времени, но время-то переменилось. Джабл вдруг погрустнел:
– Да-а… Только к лучшему ли? Впрочем, и наше время пройдет. Ешь, что хочешь, брат мой, Бог простит.
– Спасибо, но я, как правило, не ем в середине дня.
– Лучше все-таки поешь, иначе действие спирта окажется сильнее, чем нужно. Кроме того, мои девочки хоть и делают орфографические ошибки, но замечательно готовят.
В это время вошла Мириам с подносом, на котором стояли стаканы.
– Босс, – возмутилась она, – это официальное заявление?
– Негодница! – завопил Харшоу. – Останешься после уроков и напишешь тысячу раз: «Я не буду вмешиваться в чужие разговоры»!
– Хорошо, босс. Это вам, капитан… вам, Нельсон… вам, доктор Махмуд. Вода отдельно.
– Спасибо, Мириам.
– А это вам, босс.
– Такое разбавленное!
– Энн велела. Вы устали, не стоит пить крепкое.
Джабл обвел всех страдальческим взором:
– Посмотрите, что они со мной делают, господа! Женщин нельзя допускать к власти. Мириам, напишешь эту фразу тысячу раз на санскрите.
– Хорошо, Босс. – Она погладила его по затылку. – Пейте, напивайтесь.
Вы заслужили. Мы вами гордимся.
– Иди в кухню, женщина! У всех есть, что выпить? Где Бен?
– Взял стакан и пошел звонить в редакцию.
– Хорошо, можешь идти. Пришли сюда Майка. Господа, me ke aloha pau ole!
Все выпили.
– Майк помогает нам готовить. Он станет поваром, когда вырастет, – сказала Мириам.
– Ты еще не ушла? Все равно пришли его сюда. Доктор Нельсон хочет его осмотреть.
– Успеется, Джабл, – произнес Нельсон. – Великолепный скотч, но скажите, за что мы пили?
– Простите, это по-полинезийски: «Пусть наша дружба будет вечной». Подойдет к церемонии с водой. Кстати, господа, Дюк и Ларри тоже братья Майку. Надеюсь, вас это не смущает. Они, правда, не умеют говорить, зато с ними не страшно пройти вечером по темной улице.
– Если вы ручаетесь за них, Джабл, пусть войдут, и закроем двери, – сказал ван Тромп. – А пока давайте выпьем за женщин. Свен, помнишь свой хороший тост?
– За красивых женщин всей Вселенной? Нет, не хочу. Давайте выпьем за наших четырех.
Они выпили за своих братьев женского пола, и Нельсон спросил:
– Джабл, где вы их нашли?
– Вырастил у себя на клумбе. Стараешься, воспитываешь, учишь, а потом появляется какой-нибудь ловкач и женится на них. Это очень убыточное дело. – Понимаю, – сочувственно проговорил Нельсон.
– Господа, надеюсь, вы все женаты?
Оказалось, что Махмуд не женат. Харшоу взглянул на него с опаской:
– Сделайте милость, дематериализуйтесь… Так и быть, не на голодный желудок, а после еды.
– О, я совершенно безопасен: закоренелый холостяк.
– Знаем мы таких холостяков. А кто с Доркас перемигивался?
– Я вас уверяю…
Махмуд хотел было сказать, что никогда не женится на женщине чужой веры, но решил, что это недипломатично, и перевел разговор на другую тему. – Кстати, Джабл, не делайте Майку подобных предложений. Он не вникнет, что вы шутите, и на самом деле дематериализуется. Не уверен, что это у него получится, но лучше не рисковать.
– У него получится, – сказал Нельсон. – Доктор, то есть Джабл, вы не замечали ничего необычного в его обмене веществ?
– Что вы! Я не замечал ничего обычного!
– Здорово сказано!
Джабл обернулся к Махмуду:
– Не беспокойтесь, я не стану приглашать Майка к самоубийству. Я уже вник, что он не понимает шуток.
Джабл подмигнул.
– Но я еще не вник, что значит «вникать». Вонючка, ты говоришь по-марсиански?
– Немного.
– Ты хорошо говоришь, я слышал. Ты вникаешь, что такое «вникать»?
Махмуд задумался:
– Нет. Это самое важное слово в их языке. «Вникать» – лишь его приблизительный перевод. Настоящее значение гораздо шире. Мне кажется, что и через годы я не буду его знать. Чтобы вникнуть, что такое «вникать» – нужно думать по-марсиански. Вы уже, наверное, заметили, что у Майка необычный подход ко многому?
– Кто-кто, а я заметил!
– То-то и оно.
– А вот и закуска! – объявил Джабл. – Женщины, поставьте еду в пределах досягаемости и соблюдайте почтительную тишину. Продолжайте, доктор. Может, вам мешает присутствие Майка?
– Абсолютно не мешает. – Махмуд обратился к Майку по-марсиански. Тот что-то ответил, радостно улыбнувшись. Потом лицо марсианина сделалось бесстрастным, и он принялся за еду. – Я пересказал Майку наш разговор, и он нашел мой ответ правильным. Если бы я был неправ, Майк заметил бы это и сказал бы мне. Впрочем, он мог и не заметить: он мыслит по-марсиански и, следовательно, видит другую картину мира. Вы понимаете?
– Да, вникаю, – ответил Джабл. – Язык формирует мышление.
– Вы правы, доктор. Кстати, вы говорите по-арабски?
– Что? А-а, говорю, но плохо, – скромно ответил Джабл. – Я был военным врачом в Северной Африке, там и научился. Я иногда читаю по-арабски, чтобы постигать слова Пророка в оригинале.
– Совершенно правильно! Коран нельзя переводить. Даже самый лучший перевод искажает строй мыслей! Теперь вы понимаете, как мне было трудно выучить английский. Не только потому, что грамматика моего родного языка более проста – сам строй мыслей моего народа проще. А английский язык – один из сложнейших в мире. Его грамматическая и лексическая избыточность, сложность идиоматических ассоциаций позволяют описывать такие явления, которые невозможно описать на других языках. Я чуть не сошел с ума, пока научился думать по-английски. А когда научился, стал видеть мир по-другому, гораздо подробнее, чем в детстве. Однако есть вещи, о которых можно сказать по-арабски, и нельзя – по-английски.
– Поэтому я продолжаю читать по-арабски, – кивнул Джабл.
– А марсианский еще сложнее, чем английский. Более того, у марсиан другая схема абстрактного мышления, настолько отличная от земной, что на фоне этого различия не будет заметна разница между мышлением араба и англичанина. На преодоление такой разницы у человека уходит несколько лет. Но я не уверен, что нам хватит вечности, чтобы научиться думать по-марсиански. Говорить мы научимся – говорят же китайцы на пиджин-инглиш… Возьмем слово «вникать». Я подозреваю, что его значение уходит корнями в те далекие времена, когда марсиане только-только начинали сознательную жизнь. Это слово означает что-то вроде погружения в воду и одновременно принятие воды в себя.
– Постойте, Майк никогда не говорил «вникнуть», когда речь шла о том, чтобы выпить воды.
– А мы сейчас проверим. – Махмуд обратился к Майку по-марсиански.
Майк слегка удивился:
– «Вникнуть» – значить выпить, – подтвердил он.
Махмуд продолжал:
– Майк согласился бы, назови я еще сотню английских слов, которым в нашем мышлении соответствуют разные, порой даже противоположные понятия. «Вникнуть» для Майка – значит и любить, и бояться, и ненавидеть. Да, и ненавидеть, потому что по марсианским понятиям ненавидеть можно только то, во что ты вник, что познал настолько, что оно сливается с тобой, а ты – с ним. Только тогда можно ненавидеть. Мне кажется, что вследствие этого марсианская ненависть – настолько сильное чувство, что самая черная человеческая ненависть в сравнении с ней покажется легкой неприязнью… Махмуд задумался:
– «Вникнуть» – значит слиться. Человеческая мысль «мне это больнее, чем тебе» имеет марсианский оттенок. Марсиане инстинктивно сознают то, что мы усвоили на основе многолетнего опыта: наблюдатель в процессе наблюдения взаимодействует с объектом наблюдения. «Вникнуть» – значит понять объект наблюдения до такой степени, что становится возможным слияние, уравнение с ним. «Вникнуть» – это цель того, что мы называем религией, философией, наукой. Для нас это слово почти так же ничего не значит, как для слепого цвет. – Махмуд помолчал. – Джабл, если бы я изрубил вас на куски, сделал жаркое и съел, тогда мы вникли бы друг в друга: ничего из того, что нам принадлежит, не было бы утеряно, и в этом смысле было бы все равно, кто кого съел.
– Мне не было бы все равно, – запротестовал Джабл.
Махмуд снова заговорил с Майком по-марсиански. Майк кивнул:
– Ты говоришь правильно, брат Махмуд. Я бы тоже так говорил. Ты есть Бог. – Ну вот, – развел руками Махмуд. – Вы видите: все, чего я добился, так это богохульства. Мы не можем думать по-марсиански.
– Ты есть Бог, – гнул свое Майк. – Бог вникнет.
– Давайте оставим этот разговор! Джабл, во имя нашего братства, позвольте мне выпить еще порцию джина.
– Сейчас принесу, – отозвалась Доркас.
Обстановка в номере напоминала семейный пикник. И хозяин, и гости были людьми неспесивыми, опытными, признанными и потому не страдающими глупым честолюбием. Даже доктор Махмуд, всегда сохранявший дистанцию с людьми другой веры, сейчас расслабился. Ему чрезвычайно польстило, что Джабл чтил и читал в оригинале учение Пророка… Да и женщины у Джабла работали не такие уж бестелесные, как показалось с первого взгляда. Эта черненькая… Махмуд тут же отогнал мысль: нельзя, он здесь гость.
Махмуд оценил, что женщины не болтали, не вмешивались в серьезные мужские разговоры, а быстро и радушно подавали еду и питье. В то же время он был шокирован непочтением Мириам к хозяину: такие вольности обычно дозволяют только кошкам и детям-любимчикам.
Организацию этого «пикника» Джабл объяснил тем, что за едой и приятной беседой легче скоротать время. По поводу же места проведения Харшоу сказал:
– Если Генеральный Секретарь согласится, он даст об этом знать. Останься мы во Дворце, он начал бы торговлю. А сюда он уж точно торговаться не придет.
– О чем торговаться? – спросил ван Тромп. – Он получил все, чего только мог желать.
– Не все. Дуглас наверняка хочет, чтобы мы не имели права снять с него обязанности. Представляете: мы снимаем с него обязанности (а с ними и права) и передаем их человеку, которого он ненавидит – этому негодяю с честными глазами, нашему брату Бену. И другие стали бы торговаться – тот же «будда» Кунг. Я ведь у него изо рта кусок вырвал! Кстати, именно из-за него мы не едим и не пьем ничего из того, что нам привезли.
– Джабл, неужели вы серьезно? – спросил Нельсон. – Я подумал, что вы просто гурман и не признаете чужой кухни. В этом отеле нас не могут отравить.
Джабл печально покачал головой:
– Свен, ВАС действительно никто не собирается травить. Но ваша жена может получить страховку за вас только потому, что вы ели за одним столом с Майком.
– Вы на самом деле так думаете?
– Свен, я могу позвать прислугу и заказать для вас все, что хотите.
Но сам я этого в рот не возьму и Майку не дам. Они знают, где мы; у них достаточно времени, чтобы состряпать что-нибудь пикантное. Я имею все основания подозревать, что добрая дюжина здешних официантов получают зарплату у Кунга. Пока мы не обезвредим силы, которые представляет Кунг, главная задача – сохранить Майку жизнь.
Джабл нахмурился:
– Возьмем к примеру паука «черная вдова». Это тишайшее, полезнейшее и очень красивое существо, самое симпатичное из паукообразных. Единственный недостаток бедняжки – сила, несоразмерная с величиной. В результате – каждый считает своим долгом убить «черную вдову».
– А как же иначе? Они очень ядовиты!
– А Майку и того хуже: он не такой красивый, как каракурт.
– Как можно, Джабл! – вмешалась Доркас. – Это нетактично, более того – неверно.
– Девочка, не это главное. Суть в том, что он не может избавиться от своего богатства, а владеть этим богатством равносильно смерти. Неприятностей нужно ждать со всех сторон, и не только от Кунга. Верховный Суд политически не столь независим, как кажется… хотя суд Майка не убьет, а всего лишь заточит в темницу, как графа Монте-Кристо. Но есть еще масса организаций и частных лиц, которым выгодно, чтобы Майк оказался почетным гостем на собственных похоронах.
– Видеотелефон, босс!
– Энн, ты из Филадельфии кричишь?
– Нет, из Далласа!
– Скажи, что я занят.
– Это Бекки.
– Что ж ты сразу не сказала?! – Джабл вылетел в другую комнату. – Бекки! Рад тебя видеть, дорогая!
– Привет, док! Смотрела ваше выступление.
– Как впечатление?
– Никогда в жизни не видела более тонкой работы. Америка потеряла величайшего адвоката из-за того, что ваша мать не родила двойню.
– Это высокая оценка, Бекки. Спасибо. Но ты много сделала для того, чтобы спектакль состоялся. Называй цену.
Мадам Везан нахмурилась:
– Вы меня обижаете, док!
– Бекки, соловья баснями не кормят. Я старый, но могу поцеловать и обнять так, что ребра затрещат.
Она улыбнулась:
– Я хорошо помню, что вы можете. Помните, как вы шлепали меня, уверяя, что профессор будет жить?
– Что ты! Разве я мог так непрофессионально работать?
– Еще как мог!
– Значит, в тот момент тебе была необходима «шлепотерапия». И все-таки назови цену, только хорошенько посчитай нули.
Джабл поспешно предложил:
– Господин Президент, сенатор! Мы идем завтракать, не желаете ли присоединиться?
Харшоу верно рассудил, что лучше говорить с двумя политиками неофициально, чем с двумя десятками – официально.
К его великому облечению, у обоих были другие дела. Харшоу пришлось пообещать, что он приведет Майка и на фостеритскую службу, и в Белый Дом. (Подумаешь, всегда можно откреститься тем, что парень заболел!) – Девочки, по местам!
Майка повели на крышу. Энн в своем белом плаще, величественная и прекрасная, как валькирия, шла впереди. Перед ней все расступались. Джабл, Бен и астронавты с «Чемпиона» прикрывали Майка с тыла. За рулем автобуса их ждал Ларри, и через несколько минут они высадились на крыше «Нью Мэйфлауэр». Там на них налетели репортеры, но девушки доблестно отбивались, и вскоре делегация спустилась в номер, снятый Дюком. Глядя на Мириам и Доркас, Джабл подумал, что, пожалуй, кошка защищает котят не так яростно. В коридоре стояла охрана, у дверей номера дежурил офицер Особой Службы. Джабл было возмутился, но тут же догадался, что это Дуглас выполняет один из пунктов договора, предложенного в письме, где Джабл просил его позаботится о безопасности Майка.
– Джилл! Следи за Майком! Все в порядке!
– Есть, босс!
Офицер взял под козырек, Джабл глянул на него:
– Ба! Привет, майор! Больше не выламываем дверей?
Майор Блох покраснел и не ответил. Харшоу подумал, не в наказание ли его сюда поставили? В номере сидел Дюк.
– Располагайтесь, господа, – пригласил Джабл. – Как дела, Дюк?
– Записывающей аппаратуры я не обнаружил, – пожал плечами Дюк, – но это не значит, что ее нет.
– Да я не об этом, пусть себе записывают. Я о продуктах спрашиваю. Ужасно хочу есть и к тому же привел троих гостей.
– Ах, вы об этом! При мне выгружали. Какой вы подозрительный, босс!
– Доживешь до моих лет, будешь еще хуже.
– Не доживу. Надоест.
– Дело вкуса. Мне до сих пор не надоело. Девочки, пошевеливайтесь!
Кто первой принесет мне выпить, на один раз освобождается от обязанностей «Ближней». Но сначала напоите гостей. Садитесь, господа. Свен, какое зелье вы предпочитаете? Аквавит? Ларри, сбегай, купи пару бутылочек. И дюжину для капитана.
– Не нужно, Джабл, – сказал Нельсон, – я с удовольствием выпью скотч.
– Я тоже, – поддержал ван Тромп.
– Этого добра у нас хватит на полк солдат. Доктор Махмуд, если вы предпочитаете более слабые напитки, мы вас не обидим. У девочек богатые личные запасы.
Махмуд засмеялся в нерешительности:
– Да, пожалуй…
– Ну-ка, посмотри на меня. – Джабл заглянул ему в лицо. – Сынок, ты перенервничал. У меня нет брома, придется заменить его девяностопроцентным спиртом, боюсь, даже двойной дозой. Можно капнуть туда что-нибудь для запаха.
Махмуд улыбнулся:
– Спасибо, доктор. Позвольте мне грешить на свой манер. Я пью чистый джин и запиваю водой.
– Не слушайте его, Джабл, – вмешался Нельсон. – Он пьет даже медицинский спирт. Вонючка хлещет все подряд, а потом кается.
– Я искренне раскаиваюсь, – серьезно сказал Махмуд. – Это грех.
– Не дразните его, Свен, – попросил Джабл. – Если человеку нравится усугублять свои грехи раскаянием – на здоровье. Каждому свое. Слушай, Вонючка, а как насчет еды? Энн натолкала полную сумку ветчины, наверняка есть что-то запрещенное. Мне проверить?
– Не надо. Я не ортодокс. Эти запреты устарели. Когда-то они действительно отвечали требованиям времени, но время-то переменилось. Джабл вдруг погрустнел:
– Да-а… Только к лучшему ли? Впрочем, и наше время пройдет. Ешь, что хочешь, брат мой, Бог простит.
– Спасибо, но я, как правило, не ем в середине дня.
– Лучше все-таки поешь, иначе действие спирта окажется сильнее, чем нужно. Кроме того, мои девочки хоть и делают орфографические ошибки, но замечательно готовят.
В это время вошла Мириам с подносом, на котором стояли стаканы.
– Босс, – возмутилась она, – это официальное заявление?
– Негодница! – завопил Харшоу. – Останешься после уроков и напишешь тысячу раз: «Я не буду вмешиваться в чужие разговоры»!
– Хорошо, босс. Это вам, капитан… вам, Нельсон… вам, доктор Махмуд. Вода отдельно.
– Спасибо, Мириам.
– А это вам, босс.
– Такое разбавленное!
– Энн велела. Вы устали, не стоит пить крепкое.
Джабл обвел всех страдальческим взором:
– Посмотрите, что они со мной делают, господа! Женщин нельзя допускать к власти. Мириам, напишешь эту фразу тысячу раз на санскрите.
– Хорошо, Босс. – Она погладила его по затылку. – Пейте, напивайтесь.
Вы заслужили. Мы вами гордимся.
– Иди в кухню, женщина! У всех есть, что выпить? Где Бен?
– Взял стакан и пошел звонить в редакцию.
– Хорошо, можешь идти. Пришли сюда Майка. Господа, me ke aloha pau ole!
Все выпили.
– Майк помогает нам готовить. Он станет поваром, когда вырастет, – сказала Мириам.
– Ты еще не ушла? Все равно пришли его сюда. Доктор Нельсон хочет его осмотреть.
– Успеется, Джабл, – произнес Нельсон. – Великолепный скотч, но скажите, за что мы пили?
– Простите, это по-полинезийски: «Пусть наша дружба будет вечной». Подойдет к церемонии с водой. Кстати, господа, Дюк и Ларри тоже братья Майку. Надеюсь, вас это не смущает. Они, правда, не умеют говорить, зато с ними не страшно пройти вечером по темной улице.
– Если вы ручаетесь за них, Джабл, пусть войдут, и закроем двери, – сказал ван Тромп. – А пока давайте выпьем за женщин. Свен, помнишь свой хороший тост?
– За красивых женщин всей Вселенной? Нет, не хочу. Давайте выпьем за наших четырех.
Они выпили за своих братьев женского пола, и Нельсон спросил:
– Джабл, где вы их нашли?
– Вырастил у себя на клумбе. Стараешься, воспитываешь, учишь, а потом появляется какой-нибудь ловкач и женится на них. Это очень убыточное дело. – Понимаю, – сочувственно проговорил Нельсон.
– Господа, надеюсь, вы все женаты?
Оказалось, что Махмуд не женат. Харшоу взглянул на него с опаской:
– Сделайте милость, дематериализуйтесь… Так и быть, не на голодный желудок, а после еды.
– О, я совершенно безопасен: закоренелый холостяк.
– Знаем мы таких холостяков. А кто с Доркас перемигивался?
– Я вас уверяю…
Махмуд хотел было сказать, что никогда не женится на женщине чужой веры, но решил, что это недипломатично, и перевел разговор на другую тему. – Кстати, Джабл, не делайте Майку подобных предложений. Он не вникнет, что вы шутите, и на самом деле дематериализуется. Не уверен, что это у него получится, но лучше не рисковать.
– У него получится, – сказал Нельсон. – Доктор, то есть Джабл, вы не замечали ничего необычного в его обмене веществ?
– Что вы! Я не замечал ничего обычного!
– Здорово сказано!
Джабл обернулся к Махмуду:
– Не беспокойтесь, я не стану приглашать Майка к самоубийству. Я уже вник, что он не понимает шуток.
Джабл подмигнул.
– Но я еще не вник, что значит «вникать». Вонючка, ты говоришь по-марсиански?
– Немного.
– Ты хорошо говоришь, я слышал. Ты вникаешь, что такое «вникать»?
Махмуд задумался:
– Нет. Это самое важное слово в их языке. «Вникать» – лишь его приблизительный перевод. Настоящее значение гораздо шире. Мне кажется, что и через годы я не буду его знать. Чтобы вникнуть, что такое «вникать» – нужно думать по-марсиански. Вы уже, наверное, заметили, что у Майка необычный подход ко многому?
– Кто-кто, а я заметил!
– То-то и оно.
– А вот и закуска! – объявил Джабл. – Женщины, поставьте еду в пределах досягаемости и соблюдайте почтительную тишину. Продолжайте, доктор. Может, вам мешает присутствие Майка?
– Абсолютно не мешает. – Махмуд обратился к Майку по-марсиански. Тот что-то ответил, радостно улыбнувшись. Потом лицо марсианина сделалось бесстрастным, и он принялся за еду. – Я пересказал Майку наш разговор, и он нашел мой ответ правильным. Если бы я был неправ, Майк заметил бы это и сказал бы мне. Впрочем, он мог и не заметить: он мыслит по-марсиански и, следовательно, видит другую картину мира. Вы понимаете?
– Да, вникаю, – ответил Джабл. – Язык формирует мышление.
– Вы правы, доктор. Кстати, вы говорите по-арабски?
– Что? А-а, говорю, но плохо, – скромно ответил Джабл. – Я был военным врачом в Северной Африке, там и научился. Я иногда читаю по-арабски, чтобы постигать слова Пророка в оригинале.
– Совершенно правильно! Коран нельзя переводить. Даже самый лучший перевод искажает строй мыслей! Теперь вы понимаете, как мне было трудно выучить английский. Не только потому, что грамматика моего родного языка более проста – сам строй мыслей моего народа проще. А английский язык – один из сложнейших в мире. Его грамматическая и лексическая избыточность, сложность идиоматических ассоциаций позволяют описывать такие явления, которые невозможно описать на других языках. Я чуть не сошел с ума, пока научился думать по-английски. А когда научился, стал видеть мир по-другому, гораздо подробнее, чем в детстве. Однако есть вещи, о которых можно сказать по-арабски, и нельзя – по-английски.
– Поэтому я продолжаю читать по-арабски, – кивнул Джабл.
– А марсианский еще сложнее, чем английский. Более того, у марсиан другая схема абстрактного мышления, настолько отличная от земной, что на фоне этого различия не будет заметна разница между мышлением араба и англичанина. На преодоление такой разницы у человека уходит несколько лет. Но я не уверен, что нам хватит вечности, чтобы научиться думать по-марсиански. Говорить мы научимся – говорят же китайцы на пиджин-инглиш… Возьмем слово «вникать». Я подозреваю, что его значение уходит корнями в те далекие времена, когда марсиане только-только начинали сознательную жизнь. Это слово означает что-то вроде погружения в воду и одновременно принятие воды в себя.
– Постойте, Майк никогда не говорил «вникнуть», когда речь шла о том, чтобы выпить воды.
– А мы сейчас проверим. – Махмуд обратился к Майку по-марсиански.
Майк слегка удивился:
– «Вникнуть» – значить выпить, – подтвердил он.
Махмуд продолжал:
– Майк согласился бы, назови я еще сотню английских слов, которым в нашем мышлении соответствуют разные, порой даже противоположные понятия. «Вникнуть» для Майка – значит и любить, и бояться, и ненавидеть. Да, и ненавидеть, потому что по марсианским понятиям ненавидеть можно только то, во что ты вник, что познал настолько, что оно сливается с тобой, а ты – с ним. Только тогда можно ненавидеть. Мне кажется, что вследствие этого марсианская ненависть – настолько сильное чувство, что самая черная человеческая ненависть в сравнении с ней покажется легкой неприязнью… Махмуд задумался:
– «Вникнуть» – значит слиться. Человеческая мысль «мне это больнее, чем тебе» имеет марсианский оттенок. Марсиане инстинктивно сознают то, что мы усвоили на основе многолетнего опыта: наблюдатель в процессе наблюдения взаимодействует с объектом наблюдения. «Вникнуть» – значит понять объект наблюдения до такой степени, что становится возможным слияние, уравнение с ним. «Вникнуть» – это цель того, что мы называем религией, философией, наукой. Для нас это слово почти так же ничего не значит, как для слепого цвет. – Махмуд помолчал. – Джабл, если бы я изрубил вас на куски, сделал жаркое и съел, тогда мы вникли бы друг в друга: ничего из того, что нам принадлежит, не было бы утеряно, и в этом смысле было бы все равно, кто кого съел.
– Мне не было бы все равно, – запротестовал Джабл.
Махмуд снова заговорил с Майком по-марсиански. Майк кивнул:
– Ты говоришь правильно, брат Махмуд. Я бы тоже так говорил. Ты есть Бог. – Ну вот, – развел руками Махмуд. – Вы видите: все, чего я добился, так это богохульства. Мы не можем думать по-марсиански.
– Ты есть Бог, – гнул свое Майк. – Бог вникнет.
– Давайте оставим этот разговор! Джабл, во имя нашего братства, позвольте мне выпить еще порцию джина.
– Сейчас принесу, – отозвалась Доркас.
Обстановка в номере напоминала семейный пикник. И хозяин, и гости были людьми неспесивыми, опытными, признанными и потому не страдающими глупым честолюбием. Даже доктор Махмуд, всегда сохранявший дистанцию с людьми другой веры, сейчас расслабился. Ему чрезвычайно польстило, что Джабл чтил и читал в оригинале учение Пророка… Да и женщины у Джабла работали не такие уж бестелесные, как показалось с первого взгляда. Эта черненькая… Махмуд тут же отогнал мысль: нельзя, он здесь гость.
Махмуд оценил, что женщины не болтали, не вмешивались в серьезные мужские разговоры, а быстро и радушно подавали еду и питье. В то же время он был шокирован непочтением Мириам к хозяину: такие вольности обычно дозволяют только кошкам и детям-любимчикам.
Организацию этого «пикника» Джабл объяснил тем, что за едой и приятной беседой легче скоротать время. По поводу же места проведения Харшоу сказал:
– Если Генеральный Секретарь согласится, он даст об этом знать. Останься мы во Дворце, он начал бы торговлю. А сюда он уж точно торговаться не придет.
– О чем торговаться? – спросил ван Тромп. – Он получил все, чего только мог желать.
– Не все. Дуглас наверняка хочет, чтобы мы не имели права снять с него обязанности. Представляете: мы снимаем с него обязанности (а с ними и права) и передаем их человеку, которого он ненавидит – этому негодяю с честными глазами, нашему брату Бену. И другие стали бы торговаться – тот же «будда» Кунг. Я ведь у него изо рта кусок вырвал! Кстати, именно из-за него мы не едим и не пьем ничего из того, что нам привезли.
– Джабл, неужели вы серьезно? – спросил Нельсон. – Я подумал, что вы просто гурман и не признаете чужой кухни. В этом отеле нас не могут отравить.
Джабл печально покачал головой:
– Свен, ВАС действительно никто не собирается травить. Но ваша жена может получить страховку за вас только потому, что вы ели за одним столом с Майком.
– Вы на самом деле так думаете?
– Свен, я могу позвать прислугу и заказать для вас все, что хотите.
Но сам я этого в рот не возьму и Майку не дам. Они знают, где мы; у них достаточно времени, чтобы состряпать что-нибудь пикантное. Я имею все основания подозревать, что добрая дюжина здешних официантов получают зарплату у Кунга. Пока мы не обезвредим силы, которые представляет Кунг, главная задача – сохранить Майку жизнь.
Джабл нахмурился:
– Возьмем к примеру паука «черная вдова». Это тишайшее, полезнейшее и очень красивое существо, самое симпатичное из паукообразных. Единственный недостаток бедняжки – сила, несоразмерная с величиной. В результате – каждый считает своим долгом убить «черную вдову».
– А как же иначе? Они очень ядовиты!
– А Майку и того хуже: он не такой красивый, как каракурт.
– Как можно, Джабл! – вмешалась Доркас. – Это нетактично, более того – неверно.
– Девочка, не это главное. Суть в том, что он не может избавиться от своего богатства, а владеть этим богатством равносильно смерти. Неприятностей нужно ждать со всех сторон, и не только от Кунга. Верховный Суд политически не столь независим, как кажется… хотя суд Майка не убьет, а всего лишь заточит в темницу, как графа Монте-Кристо. Но есть еще масса организаций и частных лиц, которым выгодно, чтобы Майк оказался почетным гостем на собственных похоронах.
– Видеотелефон, босс!
– Энн, ты из Филадельфии кричишь?
– Нет, из Далласа!
– Скажи, что я занят.
– Это Бекки.
– Что ж ты сразу не сказала?! – Джабл вылетел в другую комнату. – Бекки! Рад тебя видеть, дорогая!
– Привет, док! Смотрела ваше выступление.
– Как впечатление?
– Никогда в жизни не видела более тонкой работы. Америка потеряла величайшего адвоката из-за того, что ваша мать не родила двойню.
– Это высокая оценка, Бекки. Спасибо. Но ты много сделала для того, чтобы спектакль состоялся. Называй цену.
Мадам Везан нахмурилась:
– Вы меня обижаете, док!
– Бекки, соловья баснями не кормят. Я старый, но могу поцеловать и обнять так, что ребра затрещат.
Она улыбнулась:
– Я хорошо помню, что вы можете. Помните, как вы шлепали меня, уверяя, что профессор будет жить?
– Что ты! Разве я мог так непрофессионально работать?
– Еще как мог!
– Значит, в тот момент тебе была необходима «шлепотерапия». И все-таки назови цену, только хорошенько посчитай нули.