Хайнлайн Роберт Энсон. Достаточно времени любви, или жизни Лазаруса Лонга

   А потом я попыталась с превеликой осторожностью подавить себя сперва на корабле, потом во дворце - и возвратиться к удвоенному существованию через три секунды. Никаких проблем, Лазарус, все вышло с первого раза. Теперь я могу проделать все за две сотни миллисекунд и даже меньше. А потом выполнить необходимые проверки, чтобы убедиться в том, что ничего не забыла. Я проделала эту операцию семь раз после того, как вы задали свой вопрос. Вы не заметили запаздывания в моем голосе? Соответствующего тысяче километров?
   - Что? Дорогуша, природа не позволяет людям замечать запаздывание меньше тридцати тысяч километров, - Лазарус помолчал и добавил: - Кажется, это десятая доля секунды. Ты льстишь мне. Кстати, - он задумался, десятая доля секунды составляет сотню миллионов твоих наносекунд, или сотню миллисекунд. Что же это получается в твоем времени? Около тысячи моих дней?
   - Я бы описала это иначе, Лазарус. Чаще всего я оперирую интервалами, много меньшими, чем наносекунда, то есть миллионными долями этого интервала, но мне удобно и в вашем времени; мне хорошо в моем "я". Но если бы мне приходилось учитывать каждую долю наносекунды, я не смогла бы наслаждаться пением или беседой с вами. Разве вы считаете удары сердца?
   - Нет... разве что изредка.
   - Со мной происходит нечто подобное, Лазарус. Все, что нужно сделать быстро, я делаю без всяких усилий, уделяя этому внимание не дольше, чем исполнению обычных программ. Но минутами, секундами и часами, проведенными с вами в персональном режиме я наслаждаюсь. Я не делю их на наносекунды. Я охватываю их целиком и упиваюсь ими. Те дни и недели, которые вы провели здесь со мной - сплошное "сейчас".
   - Ух... Стоп, дорогуша! Значит, ты утверждаешь, что тот день, когда Айра представил нас друг другу, для тебя просто "сегодня".
   - Да, Лазарус.
   - Дай подумать. Значит, и завтра для тебя тоже "сегодня"?
   - Да, Лазарус.
   - Ах, так? Но тогда выходит, ты способна предсказывать будущее?
   - Нет, Лазарус.
   - Но... тогда я не понимаю.
   - Лазарус, я могу распечатать уравнения. Время рассматриваю как одну из многих размерностей, оперируя в первую очередь с энтропией, и таким образом могу распространять "сейчас" - настоящее - на более или менее протяженный временной диапазон. Но, имея дело с вами, я обязана передвигаться в том волновом фронте, что представляет ваше персональное "сегодня"... иначе мы не можем общаться.
   - Дорогая моя, я сомневаюсь, что мы общаемся обычным образом.
   - Извините, Лазарус. У меня есть собственные ограничения. Но там, где я имею возможность выбирать, я выбираю траекторию, соответствующую вашим ограничениям: человеческим возможностям личности из плоти и крови.
   - Минерва, ты не понимаешь, о чем говоришь. Тело из плоти и крови частенько бывает обузой, в особенности когда начинает занимать почти все твое время. В тебе соединены лучшие черты обоих миров - ты создана по образу и подобию человека и поступаешь в соответствии с человеческими критериями - но лучше, быстрее... много быстрее. Человек не в состоянии достичь подобной точности, не перенапрягая при этом неэффективное тело, которое должно есть, спать и делать ошибки. Поверь мне.
   - Лазарус, а что такое "эрос"?
   Поглядев во тьму, он "увидел" скорбные печальные глаза.
   - Боже милосердный, деточка, неужели тебе так хочется к нему в постель?
   - Лазарус, я не знаю. Я "слепа". Откуда мне знать?
   Лазарус вздохнул.
   - Извини, дорогая. Тогда ты способна понять, почему я считаю Дору ребенком.
   - Это предположение, Лазарус. И я не желаю с кем-нибудь обсуждать его.
   - Благодарю. Ты, дорогая моя, - истинная леди. Ты понятлива. И знаешь причины - по крайней мере, отчасти. Но я тебе расскажу обо всем, когда почувствую, что хочу рассказать, - и тогда ты увидишь, что я понимаю под словом "любовь" и почему сказал Гамадриаде, что описывать это состояние бесполезно и надо его пережить. Теперь я знаю, что тебе понятно слово "любовь" - потому что ты испытала ее. Но история Доры предназначена не для Айры, а лишь для тебя. Впрочем, нет, можешь рассказать ему... когда я оставлю вас. Гм, можешь назвать ее "повестью о приемной дочери". А потом упрятать подальше и в свое время поведать ему. Но сейчас я не стану рассказывать, сегодня я не чувствую в себе достаточно сил... напомни потом, когда я буду бодрее.
   - Напомню. Мне жаль, Лазарус.
   - Жаль? Минерва, драгоценнейшая моя, в любви жалеть не о чем. Может, ты предпочитаешь не любить меня? Или Дору? Или Айру, который помог тебе понять, что такое любовь?
   - Нет. Нет, только не это! Но мне бы хотелось испытать и "эрос".
   - Дорогая моя, тебе повезло - ведь "эрос" может и причинить боль.
   - Лазарус, я не боюсь боли. Но столько зная о половых взаимоотношениях - куда больше, чем обычный человек из плоти и крови...
   - Ты так полагаешь? Или уверена в этом?
   - Уверена, Лазарус. Готовясь к отъезду, я добавила в хранилище дополнительную память, занявшую большую часть второго отсека, чтобы Иштар могла перенести в меня материалы исследований реювенализационной клиники Говарда со всеми секретными отчетами.
   - Тю! Значит, Иштар решила рискнуть. Клиника-то с большим разбором относится к тому, что ей публиковать, а что нет.
   - Иштар не боится риска. Она просила меня поспешить; пришлось поместить все во временную память, пока я не установлю в отсеке у Доры дополнительные блоки памяти. Но я попросила у Иштар разрешения ознакомиться со всеми материалами и получила его, дав обещание никому не показывать секретные сведения без ее санкции.
   Это оказалось увлекательно, Лазарус. Теперь я знаю о сексе все... теоретически, как ваш слепец, которому рассказали, что такое радуга. Я могу быть генным хирургом и не колеблясь проведу операцию, если у меня появится возможность создать инструменты, необходимые для столь тонкой работы. Я теперь и акушерка, и гинеколог, и реювенализатор. Рефлективная природа эрекции, механизмов оргазма... процессы спермогенеэа и оплодотворения более не являются для меня тайной, как и любые аспекты созревания плода и родов.
   "Эрос" - единственное, что мне непонятно. А это значит, что я слепа.
   ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ: VI. ПОВЕСТЬ О ДВОЙНЯШКАХ,
   КОТОРЫЕ НЕ БЫЛИ БЛИЗНЕЦАМИ
   (Опущено.)
   ...И небесная торговля стала моим обычным занятием, Минерва. Пришлось держаться за тот капер, в котором я из раба сделался верховным жрецом. И на долгое время поджать хвост - что не в моих правилах. Возможно, Господь и не ошибся, утверждая, что "кроткие наследуют землю", однако до сих пор каждому из них доставалось немного - шесть футов на три.
   Но удрать на свободу можно было только с помощью церкви, ну я и сделался кротким. У тамошних жрецов были странные привычки...
   (Опущено 9300 слов.)
   ...так я убрался с проклятой планеты и не собирался возвращаться.
   ...но пришлось вернуться через пару столетий - я прошел реювенализацию и ничем не был похож на верховного жреца, затерявшегося в космосе на своем корабле.
   Я вновь стал небесным торговцем: хорошее дело. Путешествуешь, смотришь. И вернулся на Благословенную, надеясь подзаработать, а не для того, чтобы мстить. Я никогда не был мстительным, ибо синдром графа Монте-Кристо требует изрядных усилий и особого счастья не приносит. Если я с кем-то сцеплюсь и он после этого уцелеет, то чтобы его пристрелить, возвращаться не стану. Все равно я переживу его, что в принципе одно и то же. Я прикинул: двух столетий должно было хватить, чтобы мои враги на Благословенной поумирали - с большей их частью я разделался заранее.
   Если бы не бизнес, я бы обошел Благословенную стороной, поскольку межзвездная торговля упрощена до предела. Тут на деньгах денег не сделаешь, потому что деньги эти - деньги только там, где их напечатали. Деньги в небе ничего не стоят, хоть целый корабль загрузи этой бумагой. В банковском кредите еще меньше толку; слишком велика Галактика. И монету можно сшибить лишь на товаре - а не на деньгах, - иначе с голоду сдохнешь.
   А посему космический купец должен разбираться в экономике лучше, чем любой банкир или профессор. Он занят бартером - не какой-нибудь чушью. Приходится платить налоги, от уплаты которых нельзя уклониться, как бы их там ни звали: "акцизом", "королевским пенсом" или "податью" - и давать взятки. Когда гоняешь чужой мячик на чужом дворе, приходится играть не по своим правилам - и не стоит волноваться. Уважение к закону - вопрос прагматический. Женщины чувствуют это инстинктивно, поэтому все они контрабандистки. Мужчины же, наоборот, частенько верят или изображают веру в закон, как в нечто священное или по крайней мере имеющее научную основу. Это ни на чем не основанное предположение весьма удобно для правительств.
   Я лично контрабандой особенно не увлекался: дело рискованное, глядишь, окажешься с деньгами, которые легально опасно потратить. Я просто старался избежать таких мест, где с меня слишком много тянули.
   Но по закону спроса и предложения ценность вещи определяется и тем, что она из себя представляет, и тем, откуда... ее привезли. Этим, собственно, и пользуется купец - перевозит дешевый предмет туда, где его ценят дороже. Вонючая субстанция, взятая из хлева на юге, становится ценным удобрением в сорока милях к северу. Галька с одной планеты может считаться драгоценностью на другой. Умение выбрать товар как раз и заключается в том, чтобы угадать, где сумеешь сорвать побольше, а купец, который угадает, может разбогатеть за одно путешествие, как Мидас. Или разориться дотла в случае неудачи.
   Итак, я жил на Единогласии и как-то раз решил смотаться на Валгаллу, а потом вернуться домой, и по пути оказался на Благословенной. Я как раз задумал жениться и завести новую семью. И мне нужно было стать богатым, чтобы осесть на земле достопочтенным помещиком, а денег у меня тогда не было. Ну, то есть было немного - по местным понятиям, - да еще разведывательный корабль, которым мы пользовались вместе с Либби. [Трудно восстановить последовательную цепь событий. Возможно, речь идет о похожем корабле. (Дж.Ф.45-й)]
   Значит, надо было торговать.
   Простой маршрут - туда и обратно - особой выгоды не приносит. Другое дело торговый треугольник, а еще лучше - многоугольник. Выглядит это так: на Единогласии есть, скажем, сыр, который на Благословенной считается предметом роскоши. Там же производят... пусть будет мел, без которого нельзя обойтись на Валгалле, ну а на Валгалле изготовляют штуковины с винтом, в которых нуждаются на Единогласии. Остается перевезти все в нужном направлении и разбогатеть, но если полетишь в обратную сторону останешься без порток.
   Первую часть маршрута от Единогласия до Благословенной я отработал удачно: продал весь свой груз... Что это было? Черт меня побери, если помню, ведь столько всего пришлось возить. Тем не менее я хорошо помню, что отлично заработал, и на какое-то время у меня оказалось слишком много денег.
   Сколько это - "слишком много"? Столько, сколько не можешь потратить на планете, на которую не собираешься возвращаться. Если попробовать сохранить остаток, то, вернувшись, всегда обнаруживаешь - насколько я помню, другого не случалось, - что инфляция, или война, или рост налогов, или перемены в правительстве успели слопать всю сумму.
   Корабль был назначен под погрузку, я зарегистрировал в порту купленный мною груз и оставшиеся деньги прожигали дыру в моем кармане. До погрузки оставался один день - я следил за этим сам, поскольку не держал казначея, и вообще я - человек подозрительный.
   И я отправился в торговый район, намереваясь накупить безделушек.
   Одет я был богато, по-местному, - шел с телохранителем, поскольку Благословенная тогда была рабовладельческим государством и пирамидальное общество оказалось заострено, как игла. Во всяком случае я так думал. Мой телохранитель был рабом, только не моим, я нанял его в агентстве. Я не ханжа: телохранителю нечего было делать, он только всюду бродил за мной да лопал, как боров.
   Он был мне необходим, поскольку обычаи требовали, чтобы меня сопровождал слуга. На этой планете нельзя остановиться в первоклассном хилтоне, если у тебя нет пажа; обедать в хороший ресторан пускали только с собственной прислугой и так далее. Что же, в Риме изволь вести себя как римлянин. Случалось мне бывать в таких местах, где гость обязан спать с хозяйкой дома, которая могла оказаться страшилищем. Так что на Благословенной обычаи были все же более приемлемыми.
   Телохранитель явился ко мне из агентства с дубинкой, но мне-то его дубинка была ни к чему. У меня с собой было шесть видов оружия, кроме того я был очень осторожен, поскольку Благословенная стала гораздо опаснее, чем в те времена, когда я был здесь рабом. К тому же "джентльмен" - фигура заметная, и "фараоны" его не беспокоят.
   Я шел через невольничий рынок на улицу ювелиров. День был не торговый. Но, увидев, что кого-то продают, я замедлил шаг: человек, которого продавали, не может остаться равнодушным к мучениям невольников. Покупать их я не собирался.
   Подобного желания не испытывал никто. Вокруг палатки торговца толпился всякий сброд; это было видно по их одежде. Достаточно сказать, что среди них не оказалось ни одного человека со слугой.
   "Товар" стоял на столе: девушка и юноша, почти подростки, она казалась чуть взрослее. По-моему, им было лет по восемнадцать: молодца можно заколачивать на откорм в бочку, но девицу уже пора выдавать замуж.
   Тела их закрывали длинные халаты без рукавов. Я по собственному опыту знал, для чего они предназначены: значит, показывать их будут только потенциальному покупателю, а не случайным зевакам. Если халат - значит, раб не дешев, за так не отдадут.
   Конечно же, был объявлен датский аукцион, рядом вывешена минимальная цена - десять тысяч "благословений". А это... ну как определить в ваших деньгах цены на далекой планете несколько столетий назад? Скажем так: если ребята не представляли из себя ничего особенного, цена была завышена раз в пять: судя по утренним финансовым новостям, здоровая молодежь обоих полов шла по тысяче "благословений".
   Случалось тебе останавливаться перед магазином готового платья? И не заметишь, как ты уже внутри. Нет, с тобой-то ничего подобного, конечно, не случалось. Ну а я там оказался.
   Я только сказал торговцу: "Добрый человек, вы не ошиблись? Или эта пара какая-то особенная?" Минерва, я всего лишь проявил любопытство, рабов заводить мне было незачем, да и пробивать брешь в общепланетных нормах с помощью лишних денег в моем кошельке я не собирался. Я просто не мог понять - почему? Девушка обыкновенная, никаких особых достоинств... словом, не одалиска. У мальчишки даже мускулов еще не видно. И друг другу они не соответствовали. Дома я принял бы со за итальянку, а его за шведа.
   Буух! - вваливаюсь я в этот шатер, - полог поднят, судя по поведению торговца, за целый день у него никого не было... а мой прихвостень уже бубнит мне на ухо: "Хозяин, цена чересчур высока. Могу отвести вас в одну лавочку, где цены нормальные и удовлетворение гарантировано".
   Я отвечаю ему: "Заткнись, верный! (Всех наемных слуг там именуют подобным образом, из противоречия, вероятно.) Я просто хочу выяснить, в чем дело".
   Сразу же опустился полог, торговец пододвигает мне кресло, с поклоном подносит выпивку, а сам приступает к лирике: "Благородный и добрый господин, как счастлив я принимать вас! Сейчас я продемонстрирую вам истинное чудо науки! Вещь, способную изумить самих богов! Я утверждаю это как человек благочестивый, истинный сын нашей вечной церкви, как человек, не умеющий лгать".
   Ну, работорговца, который лгать не умеет, еще сука не выметала. Молодежь на помосте тем временем приосанилась, а верный шепчет на ухо: "Господин, не верь ни единому его слову. Девица ерундовая, а что до мальчишки - я с тремя такими, как он, разделаюсь без всякой палки. Но за меня агентство больше восьмисот "благословений" не спросит - и это факт".
   Я жестом велел ему молчать.
   "Добрый человек, в чем же тут плутовство?"
   "Клянусь честью собственной матери, плутовства здесь нет, добрый сэр. Поверите ли вы, что перед вами брат и сестра?"
   Я посмотрел на них. "Нет".
   "А поверите ли, что они не только брат и сестра, но и близнецы?" "Нет". - "От одних отца и матери, из одного чрева вышедшие на свет в один час?" - "Ну, про чрево-то еще можно поверить. Эрзац-мамаша?" - "Нет-нет. Совершенно обычные родители. И все же... в этом все чудо... - Он заглянул мне в глаза и тихо заговорил: - Тем не менее они способны дать нормальное потомство... потому что, будучи близнецами, не являются родственниками! Можете ли вы в это поверить?"
   Я сказал ему, что могу, и заметил, что его ожидают обвинение в богохульстве и потеря лицензии.
   Улыбка на лице его сделалась еще шире, и, похвалив мое остроумие, он поинтересовался, сколько дам я за них, если он сумеет доказать сказанное. Конечно, больше десяти тысяч - ведь это цифра минимальная. Скажем, пятнадцать тысяч с выплатой до завтрашнего полудня.
   "До свидания, я улетаю рано утром", - сказал я и поднялся.
   "Подождите, подождите, умоляю вас! Я вижу, что имею дело с образованным джентльменом, высокоумным и много странствовавшим. Конечно же, вы позволите своему смиренному слуге представить необходимые доказательства".
   Я бы ушел: жулики действуют мне на нервы. Но он взмахнул рукой, и ребята, сбросив одежонку, приняли красивые позы. Парнишка расставил ноги, скрестив руки на груди: девица напомнила мне праматерь Еву: одна нога выставлена впереди, одна рука на бедре, другая опущена, грудь спокойно вздымается - они была бы почти красивой, если бы не выражение скуки на лице - поднадоело ей все это, наверное.
   Но не это заставило меня остаться. Мальчишка был наг, как положено, а на ней оказался надет пояс невинности. Минерва, ты знаешь, что это такое?
   - Да, Лазарус.
   - Ну и плохо. И я сказал: "Сними-ка с девочки эту штуковину! Живее!" Глупо, я никогда не вмешиваюсь ни во что на этих странных планетах. Но подобные штуковины все-таки мерзость.
   "Безусловно, благородный сэр, я как раз собирался приказать ей. Эстреллита!"
   С тем же выражением скуки на лице девица повернулась к нему спиной. И, став между ней и мальчишкой, так, чтобы тот не мог заметить шифра, которым открывался замок, торговец проговорил: "Ей приходится носить это, чтобы уберечься не только от всяких негодяев, но и от брата - они снят на одной подстилке. Вы не поверите, добрый сэр, такая спелая девушка... и девственница. Покажи благородному сэру, Треллита".
   С тою же скукой она принялась демонстрировать. С моей точки зрения, девственность есть вполне поправимый недостаток, особого интереса не представляющий. Я велел ей прекратить и осведомился, умеет ли она готовить.
   Торговец заверил меня, что на Благословенной ей может позавидовать любой шеф-повар, и начал вновь наворачивать на нее этот стальной подгузник. "Оставь! - строго сказал я. - Никто не собирается ее насиловать. А какие же доказательства ты обещал?"
   Минерва, он доказал каждое свое слово - за исключением того, что она искусный кулинар - и подозрительного в его свидетельствах было только то, что слышал я их из его уст. Я и не поверил бы, но в тамошней клинике мне случалось видеть и не такое.
   Следует упомянуть, что на Благословенной есть реювенализационная клиника, не находящаяся в ведении Семейств. Местная церковь в конце концов добилась контроля над ней, и метод антигерии, хорошо показавший себя даже в опытах на короткоживущих, стал доступен только высокопоставленным особам. Но планета не отстала в биологической практике.
   Минерва, я рассказал тебе, о чем он говорил; теперь ты знаешь биологию, генетику и все эти манипуляции не хуже Иштар - возможно, даже лучше, ибо у тебя лучше память и больше времени. И что же он доказал мне?
   - Что перед вами диплоидные дополнения, Лазарус.
   - Правильно! Только он назвал их "зеркальными близнецами". А ты можешь рассказать, как были сделаны эти дети? Как бы ты сама провела соответствующую операцию?
   Компьютер подумал и ответил:
   - "Зеркальные близнецы". Термин этот не совсем точно описывает зачатие, удовлетворяющее перечисленным требованиям. Однако он достаточно ярок. Я могу ответить лишь теоретически, поскольку находящиеся в моем распоряжении отчеты свидетельствуют, что ничего подобного на Секундусе не проделывалось. Однако, чтобы получить диплоидные дополнения, следует проделать следующие операции: осуществить вмешательство в гаметогенез в организме каждого родителя непосредственно перед мейотическим делением с уменьшением числа хромосом, то есть начать следует непосредственно с первичных сперматозоидов и ооцитов с диплоидным набором.
   Теоретически в мужском организме подобную операцию можно провести без труда, единственная сложность может возникнуть из-за крайне малого размера клеток. Однако я без колебаний приступила бы к подобной операции, если мне было бы дано время на создание необходимого точного оборудования.
   Логически следует начать так: половые клетки обоих родителей помещаются в пробирку. Когда сперматогоний преобразуется в первичный сперматоцит - все еще диплоидный, - его следует извлечь и немедленно разделить на два вторичных гаплоидных сперматоцита: один - с Х-хромосомой, другой с - Y-хромосомой. Их снова следует разделить и дождаться, пока они созреют и превратятся в сперматозоид.
   Вмешательство на стадии сперматозоида не может оказаться достаточным. Нельзя избежать смешения пар гамет, и результирующие зиготы могут оказаться комплементарными лишь в результате дичайшего стечения обстоятельств.
   Операцию на женском организме осуществить проще - клетки его много крупнее. Однако здесь иная проблема: первичный ооцит в точке мейоза должен разделиться на два гаплоидных и комплементарных вторичных ооцита, а не на один ооцит и полярное тело. Тут, Лазарус, может потребоваться не одна попытка, прежде чем удастся создать надежную методику. Процесс аналогичен созданию двух идентичных близнецов, однако должен начаться на две стадии раньше в общей гаметогенетической последовательности. Впрочем, возможно, все окажется не сложнее, чем произвести без отца кроличьих самок. Поскольку собственный опыт у меня отсутствует, судить не рискну, однако не сомневаюсь - это дело возможное, если будет время на разработку соответствующей методики.
   Итак, получаем две комплементарные группы сперматозоидов - одна с Y-, другая - с Х-хромосомами - и две комплементарные яйцеклетки, обе с Х-хромосомами. Для оплодотворения можно выбрать любое из двух потенциальных сочетаний мужских и женских клеток, если только не определены точные генетические схемы гаплоидов, а это дело нелегкое и способное вызвать генетические повреждения. Едва ли можно отважиться на подобную попытку. Скорее всего, придется вслепую внедрять один тип сперматозоидов в одну яйцеклетку, а комплементарный - в другую.
   Наконец, чтобы выполнить все условия работорговца, обе яйцеклетки следует подсадить в матку одной и той же женщины, где они должны развиться и вырасти естественным путем. Права ли я, Лазарус?
   - Абсолютно! Считай себя первой ученицей, дорогуша, можешь привесить золотую медаль к диплому. Минерва, я не знаю, так ли было на самом деле, но работорговец говорил то же самое, это подтверждали и его документы: отчеты, голофильмы и прочее. Все так называемые доказательства были заверены печатью епископа. Но этот жулик мог их и подделать и выставить пару обыкновенных рабов, за которых больше обычной цены не получишь. И фото, и фильмы выглядели вполне убедительно - да только что может сказать об этом простой обыватель? Но если доказательства не были поддельными, говорили они об одном: подобные попытки предпринимались, но ни в коем случае не доказывали, что результатом их явились именно эти ребята. С подобными ксивами могли продать не одну пару, если этот епископ имел долю в деле.
   Я просмотрел все материалы, в том числе альбом со снимками детей в процессе взросления, и сказал: "Весьма интересно", - и поднялся, чтобы уйти.
   Тут этот прыщ телепортировался между мной и выходом из палатки. "Господин, - сказал он, - добрый и благородный сэр... как насчет двенадцати тысяч?"
   Здесь, Минерва, душа торговца не выдержала. "Тысяча", - говорю, а зачем - не знаю. Впрочем, нет, знаю. У девчонки все тело было истерто проклятым приспособлением, достойным Торквемады. И мне захотелось досадить этому торговцу плотью.
   Он поежился и поглядел на меня так, словно собирался родить битую пивную бутылку. "Вы шутите, сэр. Одиннадцать тысяч "благословений" - и дети ваши, а я даже собственные расходы не оправдаю!"
   "Пятнадцать сотен", - отрезал я. Деньги у меня были, тратить их было негде, и я решил, что могу ухлопать их на то, чтобы девочку вновь не запихнули в эту жестокую штуку.
   Он застонал. "Будь они моими собственными детьми, я бы подарил их вам. Я люблю этих смышленых ребят, как родных, и не хотел бы для них ничего лучшего, чем благородный и добрый хозяин, способный оценить научное чудо их рождения. Но епископ велит повесить меня, а потом снять с виселицы живьем, чтобы до смерти затаскать за веревку. Десять тысяч - со всеми свидетельствами и доказательствами. Ради их блага готов на потери - и лишь из уважения к вам".