- Но и у меня высыпают веснушки, если я не прячусь от солнца. Когда мне было столько, сколько сейчас Мэри, отец звал меня индюшачьим яйцом. Но чтобы все тело! Неужели они совсем не носят одежды?
   - О нет, они обожают наряжаться на вечеринку. И еще когда холодно но это бывает редко; там, где мы живем, тепло, как на юге Италии. Чаще всего они совсем ничего не носят. - Лазарус улыбнулся и погладил ее бедро. - Им не приходится оставлять трусики дома, чтобы заниматься любовью. У них просто нет никаких трусиков. Как, впрочем, и застенчивости. И они бы охотно занялись твоим отцам. Им нравятся пожилые мужчины: они гораздо моложе меня.
   - Лазарус... а сколько тебе лет?
   Лазарус помедлил.
   - Морин, я не хочу отвечать на этот вопрос. Я старше, чем выгляжу, эксперимент Айры Говарда удался. Лучше поговорим о моей семье. То есть о твоей. Все мы так или иначе происходим от тебя. Двое из моих жен и один из моих сомужей - потомки Нэнси и Вуди.
   - Жен? Сомужей?
   - Любимая, у нас брак имеет много форм. Там, где я живу, не приходится затевать развод или дожидаться смерти партнера, чтобы соединиться с тем, кого любишь. У меня четыре жены и три сомужа. Еще есть мои сестры Лаз и Лор. Они могут выйти замуж за члена другой семьи, а могут и остаться. И не смотри так удивленно - ты же сама говорила, что не будешь смущена, если я окажусь твоим сводным братом. Наследственность нас не беспокоит; в нашем времени знают о подобных вещах гораздо больше, чем здесь, и мы не рискуем здоровьем младенцев.
   А их у нас много. Есть еще кошки, собаки и всякая тварь. Дети их приручают и заботятся о них. У нас большая семья, мы обитаем в просторном доме, где всем уютно.
   Я не могу рассказать тебе обо всех; сперва нам нужно доставить нашего диверсанта домой. Но кое-что скажу - раз ты считаешь, что выглядишь не на восемнадцать всего лишь потому, что выкормила грудью столько детей. Возьмем, к примеру, Тамару. Она происходит от тебя через Нэнси и Джонатана. Хочешь послушать о Бог весть какой правнучке Нэнси? Сейчас Тамаре, кажется, около двухсот пятидесяти лет...
   - Двести пятьдесят?!
   - Да. Один из моих сомужей. Айра Везерел, также происходит от тебя через Нэнси и Джонатана, но и через Вуди. Его назвали в честь твоего отца, а не Айры Говарда, и сейчас ему более четырехсот. Морин, эксперимент Айры Говарда оказался удачным: мы все живем долго, и эту особенность мы унаследовали от тебя и всех наших предков-говардианцев, к тому же у нас умеют омолаживать людей. Тамара прошла две реювенализации, одну совсем недавно, и выглядит так же молодо, как и ты. Происходит истинное омоложение: когда я улетал, Тамара была беременна. Однако неважно, как она выглядит; Тамара - целительница, и я полагаю, что эту способность она тоже унаследовала от тебя.
   - Теодор... Лазарус... я снова не понимаю. Целительница? Это что-то связанное с верой в Бога?
   - Нет. Если Тамара и верует в Бога, то мне она никогда не говорила об этом. Тамара спокойна и счастлива, и каждый рядом с ней становится таким же - как и рядом с тобой, дорогая! А больной быстрее поправляется, если Тамара к нему прикоснется, поговорит или ляжет с ним спать.
   Но когда я с ней познакомился, Тамара была не молода. И даже подумывала, не закончить ли ей жизненный путь, не умереть ли от старости. А я был болен, очень болен. У меня болела душа, и Иштар, позже ставшая моей женой - лучший реювенализатор на всем Млечном Пути - привезла ко мне Тамару. Тогда Тамара была иной: маленький торчащий животик, обвислые груди, мешки под глазами, двойной подбородок - короче, все признаки старости.
   Я поправился от одного присутствия Тамары. Но и у нее появился интерес к жизни. Она прошла реювенализацию, помолодела и уже добавила очередного потомка к линии Морин-Нэнси, а теперь беременна снова. Вы с Тамарой так похожи, Морин. Она сама любовь в виде женщины... как и ты. Но... - Лазарус умолк и нахмурился. - Морин, я не знаю, как убедить тебя в том, что я говорю правду. Вы все удостоверитесь в этом, когда станете отмечать шестой день рождения Вуди. Вокруг будут звонить в колокола, а мальчишки-газетчики будут орать: "Экстренный выпуск! Экстренный выпуск! Германия капитулировала!" Ну это еще когда будет, а я хочу немедленно положить конец твоим сомнениям.
   - А я уже не сомневаюсь, дорогой мой. Удивительно, невозможно - но я верю тебе.
   - Неужели? Ведь я не дал никаких доказательств. Просто рассказал совершенно невозможную байку, если вдуматься.
   - Тем не менее я верю в нее. Значит, это будет, когда Вудро исполнится шесть - седьмого ноября...
   - Нет, одиннадцатого!
   - Да, Лазарус. Но откуда ты знаешь, что он родился одиннадцатого?
   - Ты же сама сказала.
   - Дорогой, я говорила, что его день рождения в ноябре. Я не сказала, какого числа. И преднамеренно назвала сейчас другое число, но ты меня сразу же поправил.
   - Ну что ж, об этом мне мог сказать Айра. Или кто-нибудь из детей. Даже сам Вуди.
   - Вудро еще не знает дня своего рождения. Проверь - разбуди его и спроси.
   - Я не стану будить его, пока мы не вернемся домой.
   - Ну а когда я родилась, дорогой?
   - Четвертого июля 1882 года.
   - А когда день рождения Мэри?
   - По-моему, ей девять, но даты я не помню.
   - А как насчет остальных детей?
   - То же самое.
   - А день рождения моего отца?
   - И спрашивать нечего - второе августа 1852 года.
   - Лазарус, зовущий себя Теодором! У меня есть твердое правило, которого я придерживаюсь в общении со своими детьми. Я скрываю от них дату их рождения, пока это возможно - чтобы не приставали к взрослым и не шантажировали их, выклянчивая подарки. Вот когда ребенок идет в школу, то ему уже следует знать эту дату. Тогда я считаю детей достаточно взрослыми и велю запомнить ее, но всегда говорю, что, если кто-нибудь решит поторопиться, не видать ему ни пирога, ни вечеринки. Но мне еще не приходилось прибегать к такому наказанию - детишки у меня смышленые.
   В прошлом году Вудро был еще слишком мал, и никаких проблем не возникло; день рождения стал для него сюрпризом. Он до сих пор не знает, что у этого события существует конкретная дата. Так я предполагаю. Лазарус, ты знаешь дни рождения своих прямых предков, потому что видел их имена в списках Фонда. Но ты не можешь назвать даты рождения других моих детей. Вот тебе и доказательство.
   - Но ты же знаешь, что я имел доступ к архивам. Я мог запомнить их даты рождения еще в прошлом году.
   - Ух-пух. А почему ты запомнил день рождения только одного ребенка, а не всех? Зачем запоминать день рождения моего отца, если он не интересует тебя? Не сходится, дорогой. Ты намеревался разыскать своих предков и подготовился к встрече. Я понимаю, что ты объявился в церкви не случайно; ты явился туда, чтобы разыскать меня - я польщена. И с отцом ты познакомился в игорном доме тоже не случайно. А как ты узнал, где нас искать? С помощью частных детективов? Едва ли в архивах Фонда содержатся сведения о нашем приходе или игорном доме.
   - Действительно, я проделал нечто в этом роде. Да, моя милая прародительница, я искал способ познакомиться с вами. И потратил бы на это годы, если бы потребовалось. Ведь не мог же я позвонить в вашу дверь и сказать: "Привет, ребята! Я ваш потомок. Можно войти?" Вы бы немедленно вызвали полицию.
   - Надеюсь, что я поступила бы по-другому, дорогой, но спасибо тебе за то, что позаботился о нас. О, Лазарус, я так люблю тебя! И верю каждому твоему слову. Теперь я знаю, что Брайан вернется ко мне! Ух! Я чувствую такое воодушевление, какого не знала раньше, и хочу кое-что узнать. Расскажи мне о своей семье.
   - Мне всегда приятно говорить о них, потому что я их люблю.
   - Мне льстит сравнение с твоей женой Тамарой. Дорогой мой, если хочешь, можешь не отвечать: а что, у вас бывает, что двое мужей спят с одной женой?
   - О, конечно. Но чаще наоборот: один из нас, Галахад - это еще один из твоих потомков, бабуля, - развлекает сразу двоих наших жен; он у нас совершенно неутомимый.
   - Забавно, но мне нравится другой вариант. Любимый, мое представление о рае воплотилось бы, если бы вы с Брайаном оба очутились в моей постели. Уж я бы постаралась сделать вас счастливыми. Но я не могу этого сделать. Остается только мечтать... Я буду мечтать об этом.
   - Ну да, представь себе, что ты раздеваешься перед нами в лесу, как та дамочка на французской открытке.
   - Ох! Боюсь, что подумаю об этом - и вспыхну как спичка!
   - Тогда лучше отвезти тебя домой.
   - Да, пожалуй, так будет лучше. Я ужасно счастлива - и так будет всегда - и пылаю страстью... к тебе, к Брайану. Так хочется побыть женщиной с французской открытки... в лесу, посреди бела дня.
   - Морин, попробуй уговорить Брайана. Я пробуду здесь до второго августа 1926 года.
   - Ну, там посмотрим. А мне бы так хотелось! - Она помолчала. - А можно мне рассказать ему? О том, кто ты, откуда явился и что предсказал?
   - Морин, говори кому хочешь. Тебе не поверят.
   Она вздохнула.
   - Наверное. К тому же, если Брайан поверит, что жизнь его предопределена, он может забыть об осторожности. Я горжусь, что он будет сражаться за нас, но не хочу, чтобы он рисковал понапрасну.
   - Я думаю, что ты права, Морин.
   - Теодор, у меня голова пухнет от того, что ты наговорил мне. Теперь я знаю, кто ты. Значит, и страна не твоя, и война не твоя - так почему же ты записался в добровольцы?
   Лазарус помолчал и решил признаться:
   - Я хотел, чтобы ты гордилась мной.
   - О!
   - Конечно, это не моя страна. Но она твоя, Морин. У других мужчин другие причины, а я буду воевать за Морин. Не затем, чтобы "принести миру демократию", - эта война закончится ничем, хотя союзники победят. Я буду воевать за Морин.
   - О! Я снова плачу - ничего не могу поделать.
   - Немедленно прекрати!
   - Да, мой воин, да, мой Лазарус. А ты вернешься? Ты ведь и об этом должен знать.
   - Дорогая, не беспокойся обо мне. Люди много раз пытались убить меня самыми разными способами, но я пережил всех покушавшихся. Я как тот самый старый кот, который в случае опасности всегда успевает вскарабкаться на дерево.
   - Ты не ответил мне.
   Он вздохнул.
   - Морин, я знаю, что Брайан вернется домой - это отмечено в анналах Фонда. Он доживет до глубокой старости, но не спрашивай, в каком возрасте он умрет, - я не отвечу. Как не скажу, сколько тебе отпущено судьбой. В будущее лучше не заглядывать. Теперь обо мне. Я не могу знать своего будущего; оно еще не записано в анналах. И не может попасть туда, пока я жив. Могу только сказать, что для меня эта война не первая, а где-то пятнадцатая. Во всех предыдущих мне удавалось уцелеть, и потому на сей раз меня будут стараться убить изо всех сил. Любимая, я твой воин и буду убивать гансов ради тебя, но не позволю им убить меня. Я постараюсь сделать все, что могу. И не собираюсь откалывать номера, чтобы заслужить медаль. Это не для старика Лазаруса.
   - Значит, ты не знаешь своего будущего?
   - Не знаю. Но я обещаю, что не буду высовываться из траншеи без надобности. И не стану прыгать в немецкий окоп, не бросив туда прежде гранату. И постараюсь не принять живого немца за мертвого - я сперва удостоверюсь, что он мертв. И не буду экономить пули, если передо мной появится удачная мишень. Я старый солдат, а старым солдатом можно стать только в одном случае: если ты пессимист. Я знаю все эти фокусы, дорогая. К тому же я успокоил твои тревоги относительно Брайана, так что глупо беспокоиться еще и обо мне. Не надо!
   Она вздохнула.
   - Постараюсь. Если ты повернешь направо, мы можем доехать до проспекта, а затем через Линвуд к Бентону.
   - Я довезу тебя до дома. Давай лучше поговорим о любви - зачем нам война? О нашей девочке Нэнси... Фонд уже ввел правило беременности в первом браке?
   - Боже! Ты же все-все знаешь.
   - Можешь не отвечать. Это дело Нэнси. Если Джонатан уйдет на войну а я не знаю, уйдет или не уйдет, - можешь быть уверена, что яйца ему там не отстрелят. Я просмотрел в анналах все записи о потомках твоих детей, но не стал забивать голову датами их рождения... У Джонатана с Нэнси родится много детей. А значит, он либо вернется - либо вовсе не попадет на фронт.
   - Это утешает. И сколько же у них будет детей?
   - Экая любопытная девчонка! Да у тебя самой их еще будет достаточное количество, бабуся. Я не стану отвечать на этот вопрос. И о правиле беременности я не спрашивал.
   - Это секрет, Лазарус.
   - Лучше зови меня снова Теодором. Мы вот-вот приедем.
   - Да, сэр штаб-сержант Теодор Бронсон, ваша развратная старая прапрапрапрабабушка будет вести себя осторожно. Кстати, сколько раз нужно повторить это "пра"?
   - Любимая, разве тебе нужен ответ на этот вопрос? Если бы я не захотел избавить тебя от страха за жизнь Брайана, то остался бы Тедом Бронсоном. Мне нравится быть "твоим Теодором". Что хорошего в роли загадочного гостя из будущего? Если к тому же ты будешь видеть во мне своего далекого потомка. Сейчас я рядом, с тобой, а не в каком-то там будущем.
   - Рядом. И прикасаешься ко мне. И тем не менее еще не рожден... Или нет! Значит, в твоем времени я давно умерла? И ты знаешь, когда я умру, но не хочешь мне об этом говорить.
   - Забудь об этом, Морин. Ты не должна была знать этого обо мне. Но мне пришлось открыться ради тебя.
   - Извини, Лаз... Теодор, мой воин, я не буду больше задавать вопросы.
   - Любимая, мы рядом, а это значит, что и ты жива, и я, вне сомнения, был рожден. Ущипни себя и убедишься. Все "сейчас" эквивалентны; это основная теорема путешествия во времени. Они не исчезают; прошлое и будущее - математические абстракции, но "сейчас" неизменно. А что касается того дня, когда ты умерла или умрешь - что одно и то же, - я не знаю его. Мне известно только, что у тебя было, есть и будет много детей, что ты проживешь долгую жизнь и так и не поседеешь. Но Фонд потерял твои следы... или еще потеряет. Дата твоей смерти в анналах отсутствует. Быть может, ты просто куда-то уехала, не известив об этом Фонд. Возможно, я еще вернусь, когда ты состаришься, и увезу тебя на Тертиус.
   - Куда?
   - К себе домой. Я думаю, тебе там понравится. Весь день можно расхаживать без одежды - как на той французской открытке.
   - Мне-то понравится. Только едва ли это пристало старухе.
   - Тебе придется попросить Иштар, чтобы она реювенализировала твое тело. Я же сказал, что она сделала из Тамары, когда у той груди повисли до пояса и превратились в пустые мешки. А погляди на Тамару сейчас - в будущем "сейчас"; она беременна, как молодая. Но забудь о том, что случилось и о том, что еще случится.
   Мама Морин - черт меня побери, если я вновь назову тебя бабушкой, мне известно лишь то, что анналы не зафиксировали даты твоей смерти; я рад этому, и ты радуйся тоже. Carpe diem! ["срывай день" (лат.), т.е. лови момент] Мы уже почти приехали. Ты что-то начала говорить, а я сказал: "Зови меня Теодором" - и мы отклонились от темы. Кажется, мы говорили о Тамаре?
   - Да-да... Теодор! Когда тебе нужно будет возвращаться домой, ты можешь прихватить с собой что-нибудь? Или ты должен вернуться как есть?
   - Отчего же, ведь я прибыл сюда с деньгами и одетый.
   - Мне бы хотелось послать небольшой подарок Тамаре. Но не могу представить, что нравится женщинам в этом вашем удивительном веке. Ты мне не посоветуешь?
   - Ммм... Тамара с восторгом примет от тебя все что угодно. Она знает о своем происхождении и с большой нежностью относится ко всем членам твоей семьи. Но это должно быть небольшим, чтобы я смог носить его с собой на фронте, поскольку там мне, быть может, придется расстаться с вещами, которые не умещаются в кармане. Украшений не надо. Для Тамары алмазный браслет не дороже булавки. Впрочем, булавка может оказаться дороже драгоценностей, если я скажу, что она твоя. Дай что-нибудь небольшое из того, что ты носишь. Знаешь что... пусть это будет подвязка! Великолепная мысль! С твоей ноги.
   - А может, лучше послать ей Новую пару? Я натяну их на ноги на минутку, чтобы ты мог сказать, что я носила их. А эти... старые, поношенные, к тому же пропотели за сегодняшний вечер. Кроме того, на них совершенно неприличная надпись.
   - Нет-нет, пусть будет одна из этих. Любимая, все ваши нынешние неприличия на Тертиусе пустяк. Мне придется растолковывать Тамаре даже то, для чего они предназначены. Что же касается пота - надеюсь, на подвязке сохранится хоть немного сладкого аромата твоего тела, пока я буду таскать ее с собой. Тамара будет в восторге. Ты сказала, что эта пара не из новых. Морин, а им, случайно, не шесть лет?
   - Я же сказала тебе, что сентиментальна. Да, это та самая пара. Они старые, изношенные, я заменила резинку и надела их специально ради тебя.
   - Значит, вторую ты подаришь мне?
   - Обожаемый Теодор, я хотела предложить тебе обе, а Тамаре послать новую пару. Ну хорошо, дорогой, пусть будет одна тебе, другая ей. Как только мы приедем, я поднимусь к себе и упакую подарок. Только ты его не разворачивай, пока не вернешься в лагерь. Ага, над крыльцом горит свет, значит, пора мне опускать юбку и принимать облик строгой миссис Брайан Смит. Но какой вулкан пылает в душе! Благодарю вас, штаб-сержант Бронсон. Вы подарили мне и сыну восхитительный вечер.
   - Спасибо и тебе, хорошенькая киска в зеленых подвязках и без трусов. Бери мишку Тедди и куклу Кьюпи, а я понесу нашего лиходея.
   Айры Джонсона и Нэнси еще не было дома. Брайан-младший взял у Лазаруса ребенка и понес его наверх. С ним отправилась Кэролл, предварительно взяв у Теда обещание не ложиться спать, пока она не вернется. Джордж стал спрашивать, где они были и что делали, но Лазарус отделался от него какой-то незначительной фразой и закрылся в ванной.
   Волосы лохматые... Слава Богу, респектабельные женщины помадой сейчас не пользуются. Форма помята, но это ничего. Через пять минут, приведя себя в порядок и в последний раз взглянув в зеркало, Лазарус возвратился в гостиную и представил Джорджу и Брайану-младшему отчет о проведенном вечере - до мельчайших подробностей.
   Он только начал говорить, когда вниз спустилась Кэролл и тоже стала слушать. Последней к слушателям присоединилась миссис Смит - как всегда с королевским достоинством - и протянула Лазарусу небольшой сверток, завернутый в волокнистую бумагу.
   - Вот вам приз, сержант Теодор. Только, пожалуйста, не открывайте его, пока не приедете в лагерь.
   - Тогда лучше сразу уложить его в саквояж.
   - Как хотите, сэр. А вам, дорогие мои, пора ложиться в постель.
   - Да, мама, - согласилась Кэролл. - Но дядя Тед рассказывал нам, как ты сшибла все молочные бутылки.
   - Он сказал, что ты могла бы выступать за синих, мама! - добавил Джордж.
   - Ну хорошо, даю еще пятнадцать минут.
   - Миссис Смит, - проговорил Лазарус, - не начинайте отсчет времени, пока я не вернусь.
   - Вы избалованы, как мои дети, сержант. Ладно.
   Лазарус положил сверток в саквояж, запер его по давней привычке и вернулся. Пришла Нэнси с молодым человеком и представила его Лазарусу. Тот с интересом уставился на Джонатана Везерела. Приятный молодой человек, правда, чуть простоват... Тамаре и Айре будет интересно. Запомни-ка его как следует, ведь придется описывать его внешность и рассказывать о том, что он говорил.
   Миссис Смит пригласила своего будущего зятя в гостиную, а Нэнси куда-то отослала. Лазарус продолжал описывать их приключения в парке, тем временем Джонатан почтительно скучал.
   Миссис Смит вернулась с полным подносом и сказала:
   - Пятнадцать минут прошли, дорогие мои. Джонатан, Нэнси просит тебя помочь ей. Не посмотришь ли, в чем там дело? Она на кухне.
   Брайан-младший попросил разрешения поставить автомобиль в сарай.
   - Сержант дядя Тед, я никогда не оставлял ваш автомобиль ночью на улице. Ни разу. Но я выкачу его сразу, как только проснусь.
   Лазарус поблагодарил его и поцеловал на ночь Кэролл - девочка явно ждала поцелуя. Джордж колебался, размышляя, перерос он поцелуй или еще нет, и Лазарус разрешил его сомнения крепким рукопожатием.
   Тут домой вернулся мистер Джонсон, и начались ночные посиделки. Через пять минут миссис Смит, ее отец и Лазарус уже сидели в гостиной за кофе и пирогом, и Лазарус вдруг вспомнил тот вечер, когда его впервые пригласили в дом. Все было как тогда, только мужчины в форме. Тот же стол, скатерть и приборы, каждый сидел на том же месте, что и тогда, миссис Смит разливала кофе с той же невозмутимой серьезностью, даже закуски были теми же. Лазарус попробовал найти различия, но обнаружил только три: на кресле миссис Смит теперь не было слоника; на столике возле двери были сложены их призы, выигранные в парке, а на пианино лежал листок с текстом песни, которая начиналась словами: "Алло, центральная, соедините меня со страной, где еще не побывал человек..."
   - Ты сегодня задержался, отец.
   - Семеро новобранцев - а форма или чересчур большая, или слишком маленькая. Тед, мы получаем только то, что не нужно армии. Так и должно быть, конечно. Во всяком случае теперь у нас роты автоматчиков снабжены автоматами Льюиса, хватает и винтовок Спрингфилда для караула, с каждым днем мы все меньше и меньше похожи на бандитов Виллы. Я не жалуюсь. Дочь, а что это за вещи на том столе? Им здесь не место.
   - Куколку Кьюпи выиграла я. И хочу посадить ее на почетное место на пианино. А мишку Рузвельта - сержант Теодор; быть может, он возьмет его с собой во Францию. Мы ездили в Электропарк, отец, и я полагаю, что поездка обошлась сержанту Теодору раза в два дороже, чем эти призы. Мы хорошо провели вечер, и нам повезло.
   Лазарус заметил, что старик помрачнел. Она ездила в парк с холостяком? Без мужа? И он заговорил:
   - Я не могу взять его во Францию, миссис Смит. Я договорился с Вуди, разве вы не помните? Меняю моего мишку на его слоника. Сделка уже совершена и вступила в силу.
   - Если вы не оформили ее письменно, он вас надует, - заметил мистер Джонсон. - Значит, как я понимаю. Вуди был в Электропарке вместе с вами?
   - Да, сэр. Честно говоря, я собираюсь оставить слоника в распоряжении Вуди на время моего отсутствия, но сперва все-таки хочу с ним поменяться.
   - Надует, ей-Богу, надует. Морин, я-то хотел, чтобы ты отдохнула от детей, особенно от Вуди. Какого же беса ты взяла его с собой?
   - Я не могу сказать, что мы его взяли, отец. Он сам поехал с нами. И она обо всем рассказала отцу, умолчав, правда, о некоторых подробностях.
   Мистер Джонсон покачал головой и просветлел.
   - Этот мальчик далеко пойдет, если его не повесят. Морин, тебе надо было отшлепать его и отвезти домой, а потом вы с Тедом могли бы съездить куда-нибудь.
   - Ничего, отец. Мы прокатились и очень неплохо; Вудро сидел на заднем сиденье и вел себя тихо. А потом мы повеселились в парке. Если бы не Вудро, мы бы туда не поехали.
   - Вудро в чем-то прав, - признал Лазарус. - Я ведь обещал повести его в Электропарк, но не выполнил обещания.
   - Все равно следовало отшлепать.
   - Поздно, отец, поездка окончилась. Там мы встретили кое-кого из прихода. Лоретту и Клайда Симпсонов.
   - Эту старую ведьму? Ну теперь она станет сплетничать о тебе, Морин.
   - Едва ли. Мы с ней хорошо поболтали, пока Вуди ездил на маленьком поезде. А ты не забыл, что сержант Бронсон - сын твоей старшей сестры.
   Айра Джонсон поднял брови и усмехнулся.
   - Вот бы покойная Саманта удивилась. Тед, моя старшая сестра упала с лошади, когда ей было восемьдесят пять лет. Она помучилась немного, потом повернулась к стене и отказалась есть. Действительно, я вспомнил. Тед, это лучше, чем во всем винить брата-кобеля, и еще труднее проверить; Саманта жила в Иллинойсе, уходила троих мужей, и один из них вполне мог именоваться Бронсоном. Кто его знает. Ты не возражаешь? Ну и семейка тебе попалась.
   - Я не возражаю. И мне приятно считать вашу семью своей.
   - И нам приятно, сынок. Морин, наша юная леди уже явилась домой?
   - Как раз перед твоим приходом, отец. Сейчас они на кухне. Нэнси сказала, что Джонатану необходимо съесть сандвич, но я думаю, что от кухни следует держаться подальше, и если тебе что-нибудь нужно, скажи - я принесу. Нужно только топать погромче, чтобы Нэнси успела спрыгнуть с его колен. Теодор, Нэнси помолвлена; мы просто еще официально не объявили об этом. Я считаю, что будет лучше, если они поженятся прямо сейчас, чтобы Джонатан отправился в армию сразу же после свадьбы. А как вы считаете?
   - Едва ли мне позволено иметь мнение в данном вопросе, миссис Смит. Надеюсь, они будут счастливы.
   - Возможно, так и будет, - сказал мистер Джонсон. - Он отличный парень. Я хотел взять его к себе, в седьмой, но он решил дождаться своего дня рождения и записаться прямо в армию, хотя до призыва ему еще три года. Вот это парень. Он мне нравится. Тед, когда пойдешь к себе, иди вон там, мимо кухни.