Хайнлайн Роберт Энсон. Достаточно времени любви, или жизни Лазаруса Лонга

   Командир эскадрильи настаивал:
   - Или тебя расстраивает дурацкий "орден пеленки"? Так его же удостоилась половина эскадрильи! Наплюй, у меня тоже такой есть. Он не унизил тебя в глазах товарищей. Это просто чтобы ты не забывал считать себя человеком, когда решил, что удостоился нимба.
   Дэвид по-прежнему молчал.
   - Черт побери, чего ты стоишь? Возьми бумажку и порви! И подай новую - на переподготовку. Отправляйся сейчас, я отпущу тебя, не дожидаясь трех месяцев.
   Дэвид безмолвствовал. Босс поглядел на него, побагровел и коротко промолвил:
   - Наверное, я не прав. Вероятно, из ягненка, мистер Лэм [Lamb (англ.). - ягненок], не сделаешь истребителя. Все. Вы свободны.
   На огромных, многомоторных летающих лодках Дэвид наконец почувствовал себя как дома. Они были чересчур велики, чтобы взлетать в море с авианосца, но служба на них считалась морской - однако на деле Дэвид почти каждую ночь проводил дома: в собственной постели рядом с собственной женой. Лишь изредка ему приходилось ночевать на базе во время дежурства, еще реже большие лодки взлетали в небо по ночам. Они летали не слишком часто и днем, в отличную погоду: аэропланы эти были слишком дорогостоящими, каждый полет обходился недешево, а страну как раз захлестнула волна экономии. Лодки летали с полными экипажами; в двухмоторной числилось четверо или пятеро, а четырехмоторной - еще больше; зачастую на борт брали и пассажиров, чтобы люди смогли набирать полетное время, необходимое для повышения. Все это Дэйва устраивало - не нужно было управлять машиной, делая при этом еще шестнадцать разных дел, можно было забыть об офицерах-сигнальщиках... о капризных двигателях, наконец, о горючем. Конечно же, будь его воля, он каждую посадку выполнял бы самостоятельно, но когда первый пилот отстранил его от этой обязанности, Дэвид заставил себя сдерживать беспокойство, а со временем даже избавился от него, поскольку тот, как и все пилоты большой лодки, вел себя осторожно, явно рассчитывая прожить долго.
   (Опущено.).
   ...лет у Дэвида все было хорошо, и его дважды повышали в звании.
   А потом началась война. В том столетии войны не прекращались - но чаще в краях далеких. А эта коснулась почти каждого народа Земли. Дэвид как-то смутно представлял себе подобное. С его точки зрения, флот для того и был предназначен, чтобы одним только внешним видом лишать каждого желания воевать. Но его мнение никого не интересовало... Поздно было суетиться, уходить в отставку, бежать было некуда, и он не стал волноваться из-за того, чего не мог переменить - и это было неплохо, поскольку война была долгой, жестокой и погубила миллионы людей.
   - Дедушка Лазарус, а чем вы занимались во время войны?
   - Я-то? Продавал облигации займа, выступал с четырехминутными речами, служил сразу в призывной и продовольственной комиссиях, приложил руки не к одному важному делу... пока президент не вызвал меня в Вашингтон, а о чем говорил, велел помалкивать, да ты и не поверишь, если расскажу тебе. Новее это сейчас ни при чем, я же говорю о Дэвиде.
   О, это был подлинный герой. Отвага его была всем известна, ему пожаловали украшение, о котором речь сейчас и пойдет.
   Дэйв поставил своей целью - или, может быть, лишь надеялся, - уйти в отставку в чине лейтенанта, поскольку на летающих лодках командиров более старших было совсем немного. Но война сделала его лейтенантом и наконец капитаном - с четырьмя золотыми полосками - без специальной комиссии, экзаменов, ни дня не прокомандовав кораблем. Война быстро расходовала офицеров, и оставшиеся в живых немедленно получали повышение - если ничем себя не пятнали.
   Дэйв был чист как ангел. Часть войны он провел, совершая полеты над прибрежными водами, - в боевых вылетах, по определению тех лет, однако едва ли подвергаясь большей опасности, чем во время тренировочных полетов в мирное время. Совершал поездки, вербуя в летчики торговцев и клерков. Однажды он был послан в зону боевых действий и заработал свою медаль именно там. Я не знаю подробностей, однако героизм зачастую заключается в том, чтобы не теряя головы выполнить свое дело, вместо того чтобы бежать и получить пулю в спину. Такие люди одерживают куда больше побед, чем отчаянные герои, ибо тот, кто ищет славы, порой в награду за храбрость получает и смерть.
   Но, чтобы стать официальным героем, требуется удача. Мало выполнить под огнем служебные обязанности, необходимо, чтобы свидетелем подвига было начальство - и по возможности высокопоставленное. Удача улыбнулась Дэйву, и он заработал медаль.
   Конец войны он встретил в столице своей страны, в аэронавтическом бюро флота, занимаясь разработкой патрульных аэропланов. Тут, наверное, от него было даже больше толку, чем в бою: едва ли кто-нибудь лучше него знал эти многомоторные самолеты, и должность позволяла ему исправлять абсолютную чушь и вводить известные улучшения. В общем, войну он закончил, перебирая бумаги у себя на письменном столе и ночуя в своей постели.
   Тут война и закончилась.
   Оглядевшись, Дэйв обнаружил две перспективы. Во флоте числились сотни капитанов, которые три года назад были лейтенантами - подобно ему самому. Мир наступил на вечные времена - так всегда утверждают политики, и дальнейшее повышение ожидало немногих. А именно - не его, поскольку он не принадлежал к числу старших по возрасту, не одолел традиционной служебной лестницы, не имел необходимых служебных и личных связей.
   Но за плечами было почти двадцать лет службы, и вскоре он получил право уйти в отставку с сохранением половины оклада. Или можно было продолжать службу - и выйти в отставку, так и не став адмиралом.
   Торопиться не следовало: до полной двадцатилетней выслуги оставалось еще год или два.
   Но он ушел в отставку немедленно - по инвалидности. Диагноз включал слово "психоз" - этакий намек, что он свихнулся на своей работе.
   Айра, я не знаю, как это понять. Из всех, кого я знаю, Дэйв производил впечатление самого нормального человека. Но я там не был, когда он уходил в отставку, а "психическое состояние" значилось вторым в числе причин, по которым тогда оставляли флот офицеры. Как сказать? Можно свихнуться и быть морским офицером... писателем, школьным учителем, проповедником - назови еще дюжину достопочтенных занятий - и никто этого не замечает. И пока Дэйв ходил на службу, подписывал подготовленные клерком бумажки и не лез с разговорами к начальству, этого никто и не замечал. Помню одного морехода - у него была превосходная коллекция дамских подвязок: он частенько запирался в своем должностном кабинете и разглядывал их... другой точно так же перебирал коллекцию бумажных наклеек, использовавшихся на почте. Кто из них свихнулся: первый, второй? Или оба? Или никто?
   Впрочем, отставка Дэйва свидетельствует о том, что он прекрасно знал законы своего времени. Уйдя в отставку после двадцати лет, он получал бы половину оклада, минус налоги, на которые уходила ощутимая сумма. Инвалидность же обеспечивала ему три четверти заработка, к тому же пенсия не облагалась налогом.
   Не знаю, просто не знаю. Но вся эта история прекрасным образом характеризует талант Дэйва, всегда добивавшегося максимального результата минимальными усилиями. Хорошо, будем считать, что он свихнулся, но на какой-то особый манер.
   Отставка его была вызвана не одной причиной. Он правильно рассудил, что не имеет шансов стать адмиралом - однако, уходя в отставку, можно было получить звание почетного адмирала - так первым из своих одноклассников Дэйв сделался адмиралом, хотя никогда не командовал не то что флотом, а даже кораблем. Более того, он стал одним из самых молодых адмиралов в истории, по возрасту. Я думаю, что деревенский мальчишка, который ненавидел пахать поле на муле, был доволен.
   В душе-то он ведь так и остался деревенским мальчишкой. Для ветеранов той войны была учреждена еще одна льгота, предназначенная для тех, кто не доучился, уйдя на войну: им оплачивали обучение - столько месяцев, сколько они провели в армии или на флоте. Предназначалась такая льгота для людей молодых, но ничто не мешало воспользоваться ею и человеку, завершившему карьеру на флоте. Пенсия в три четверти оклада свободная от налогов, субсидия на обучение, тоже не облагаемая ими... словом, женатый ветеран пошел учиться, получая теперь лишь чуть меньше, чем на службе. На самом деле выходило даже побольше - ведь уже не нужно было тратить деньги на дорогие мундиры и поддержание общественного положения. Он мог бездельничать, читать книги, одеваться, как пожелает, и не заботиться о своем облике. Иногда он вставал поздно и говорил, что в покер играют, в основном, оптимисты, а не математики. А потом поздно ложился спать. Но никогда, никогда не вставал спозаранку.
   Как и не летал больше на аэропланах. Дэйв никогда не доверял этим летающим машинам - что бы ни случилось, они находились чересчур высоко над землей. Для него аэроплан всегда был только средством избежать худшего, и, использовав это средство, Дэйв навсегда забыл про самолеты - как и о фехтовальной рапире - и никогда не жалел об этом, как и о фехтовании.
   Вскоре он получил новый диплом бакалавра агрономических наук и сделался ученым фермером.
   Сей сертификат, учитывая предпочтение, отдававшееся ветеранам, мог обеспечить ему место на гражданской службе, давал возможность учить людей сельскому делу. Но вместо этого он снял с банковского счета некоторую сумму, скопившуюся, пока Дэйв бездельничал в школе, и вернулся в те самые горы, которые оставил четверть столетия назад, - чтобы купить ферму. То есть внес плату вместе с залогом - конечно же, не без очередной правительственной субсидии.
   И стал работать на ферме? Не будь простаком - более Дэйв не вынимал рук из карманов. Наемные работники растили урожай, он же занимался другим делом.
   Для завершения своего великого плана Дэйв предпринял шаг столь невероятный, что я должен просить тебя, Айра, принять мой рассказ на веру... поскольку нельзя надеяться, что рационально рассуждающий человек может понять это.
   В те времена в период между двумя войнами на Земле проживало более двух миллиардов людей - и по крайней мере половина из них голодала. Тем не менее - тут я и прошу тебя поверить, как очевидцу мне незачем лгать невзирая на недостаток продуктов питания, который кое-где и время от времени становился менее острым... невзирая на все эти жуткие нехватки, в стране Дэвида правительство платило фермерам за то, чтобы они не выращивали пищу.
   Не качай головой. Пути Господни и правительства неисповедимы, и никому из смертных не дано постичь их. Никогда не думай, что ты и есть правительство; когда придешь домой, поразмышляй над этим; спроси себя, знаешь ли ты, что и зачем делаешь - а когда придешь ко мне завтра, расскажешь, до чего додумался.
   Возможно, Дэвид так никогда и не вырастил урожая. На следующий год его земля осталась под паром, а он получил за это внушительную сумму, что устраивало его в высшей степени. Дэвид любил эти горы и всегда стремился домой, ведь покинул он их только затем, чтобы избежать тяжелого труда. Теперь же ему платили за то, что он не работал... это было весьма кстати, поскольку он полагал, что пыль, поднятая при вспашке, портит красоту здешних мест.
   Правительственной субсидии хватало, чтобы возвращать залог, пенсия составляла приличную сумму, и он нашел человека, который согласился обслуживать ферму - не выращивать на ней урожай, а кормить цыплят, доить одну-двух коров, возделывать огород и небольшой сад, чинить заборы... а жена работника тем временем помогала по хозяйству жене Дэвида. А для себя Дэвид приобрел гамак.
   Бывший офицер не был суровым хозяином. Он подозревал, что коровы жаждут просыпаться в пять утра не более, чем он сам, и решил завести новый распорядок.
   Оказалось, что коровы вовсе не настаивают на раннем пробуждении. Просто их следовало доить дважды в день - так уж устроены эти животные. И им было безразлично, в пять или девять утра проводится первая дойка - если только про нее не забыли.
   Однако выдержать характер не удалось: наемный работник Дэвида не мог избавиться от своей беспокойной привычки - склонности к работе. Для него новое время дойки было сродни греху. Тогда Дэвид предоставил ему свободу действий, и работник вместе с коровами возвратились к своим привычкам.
   Что же касается Дэйва, то он повесил гамак между двумя густыми деревьями и поставил возле него столик с охлажденным питьем. Вставал он по утрам, когда проснется - в девять или в десять - завтракал и медленно брел к гамаку - передохнуть перед ленчем. Труд его ограничивался снятием денег с текущего счета и подведением баланса в расходной книге жены. Он перестал носить ботинки.
   Теперь он не читал газет и не слушал радио, полагая, что его не забудут известить, если начнется новая война... И таковая разразилась как раз тогда, когда он только что начал вести подобный образ жизни. Однако в отставных адмиралах флот не нуждался. Дэйв не обратил на войну особого внимания - не хотелось расстраиваться. Вместо этого он прочел все книги о древней Греции, которые нашел в библиотеке штата или купил. Чтение успокаивало, приносило желание знать все больше и больше.
   Каждый год в День флота он надевал парадную адмиральскую форму со всеми медалями - начиная от золотой, полученной в училище, и кончая той, что ему дали за храбрость в бою, той, что сделала его адмиралом, - и работник отвозил его в центр графства, где Дэйв выступал на заседании торговой палаты с речью на патриотическую тему. Айра, я не знаю, зачем он это делал. Быть может, он считал, что положение обязывает, или же у него просто такое было чувство юмора. Но его приглашали каждый год, и он никогда не отказывался. Соседи гордились им - в нем воплощалось Все, Чего Способен Достичь Наш Парень, - такой же, как все, живущий, как остальные. Его успех делал честь всем соседям. Им нравилось, что он остался таким, каким был - свой в доску - и если кто-то и замечал, что Дэвид ничего не делает, то не обращал внимания.
   Я только поверхностно ознакомил тебя, Айра, с карьерой Дэйва незачем вдаваться в подробности. Я не упомянул про автопилот, который он изобрел и разработал, когда перешел на соответствующую должность; о том, как он кардинально перестроил работу экипажа на борту летающей лодки, придумав, как меньшими усилиями добиться наилучшего результата. Командиру экипажа оставалось только проявлять бдительность, а когда это не требовалось, он мог и вовсе храпеть, припав к плечу второго пилота. Оказавшись начальником службы совершенствования патрульных самолетов флота, Дэвид внес изменения в приборы и пульты управления.
   Сделаем вывод: не думаю, что Дэйв считал себя "экспертом в области эффективности", однако он упрощал всякое дело, которым ему приходилось заниматься, и каждому его преемнику приходилось работать меньше, чем его же предшественнику.
   Но обычно последователю приходилось вновь реорганизовывать дело чтобы иметь в три раза больший объем работы, но и в три раза больше подчиненных... сей факт тоже своеобразно характеризует чудаковатость Дэйва. Некоторые люди - муравьи по натуре, они не могут не трудиться, даже если работа бесполезна. Талантом созидательной лени наделены немногие.
   Так кончается повесть о человеке, который был слишком ленив, чтобы ошибаться. Оставим его там, в тени, в гамаке. Насколько мне известно, он и теперь там.
   ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ: III. ДОМАШНИЕ НЕУРЯДИЦЫ
   - После двух-то тысяч лет, Лазарус?
   - А почему бы и нет, Айра? Дэйв был мне почти что ровесник. А я-то жив.
   - Да, но... Разве Дэвид Лэм принадлежал к Семьям? Или он был внесен в реестр под другой фамилией? Лэмов в списках не значится.
   - Я его не спрашивал, Айра. А он и не говорил. В те дни члены Семьи держали этот факт при себе. А может быть, он и сам не знал. Ведь Дэйв оставил дом неожиданно. В те времена юнцам не говорили об этом, пока парень или девица не достигали брачного возраста. Значит, восемнадцати у мальчишек и шестнадцати для девушек. Помню свое собственное потрясение, а я узнал об этом незадолго до того, как мне исполнилось восемнадцать. От дедуси - потому что я намеревался натворить глупостей. Самое странное, сынок, в той животинке, которая называется человеком, это то, что мозг взрослеет гораздо медленнее, чем тело. Мне было семнадцать, я был молод и брыклив и подобрал себе самую неподходящую пару. Дедуся отвел меня за амбар и убедил меня в моей ошибке.
   "Вуди, - сказал он, - никто не собирается мешать тебе бежать с этой девицей". Воинственным тоном я объявил, что мне в этом никто помешать и не сможет, потому что, оказавшись за границей штата, я могу провернуть все дело без согласия родителей.
   "Об этом я тебе и говорю, - сказал дед. - Тебя никто не остановит. Но и помогать тоже не будет. Ни твои родители, ни другой дед с бабкой, ни я. Мы даже не поможем тебе оплатить брачные расходы, не говоря уж о том, чтобы поддерживать твою семью материально. Не то что доллара, Вуди, дайма тощего не получишь. А если не веришь мне, спроси у остальных". Я угрюмо ответил, что никакой помощи мне не нужно.
   Кустистые дедусины брови словно подпрыгнули. "Ну-ну, - проговорил он. - Или это она собирается поддерживать тебя? Ты не заглядывал в раздел "Помогите" во вчерашней газете? Если нет - попробуй-ка глянь. Только на финансовую часть... одного раза хватит. - И добавил: - О, конечно, ты можешь отыскать работу, будешь веники разносить по домам. А что - свежий воздух, физическая нагрузка, возможность продемонстрировать обаяние которого у тебя, кстати, немного. Только не вздумай продавать пылесосы их никто не берет". Айра, я не знал, о чем он говорит. Это был январь 1930-го. Тебе что-нибудь говорит эта дата?
   - Боюсь, что нет, Лазарус. Невзирая на долгое изучение истории Семей, все ранние даты мне приходится переводить на стандартный галактический календарь - чтобы ощутить их.
   - Не знаю, Айра, помянута ли эта дата в семейных анналах. Страна... да вся планета, погрузилась тогда в экономическую флюктуацию. Тогда их называли депрессиями. Работы не было - во всяком случае для лопоухих юнцов, толком ничего не умеющих. Дедуся вовремя понял это, он уже побывал в нескольких подобных переделках. Но он-то побывал, а я... Мне-то казалось, что я схвачу мир за хвост и переброшу через плечо. Я не знал, что недавно окончившие курс поверенные адвокаты развозят молоко в фургонах. А бывшие миллионеры бросаются из окон. Я не мог этого заметить потому что чересчур увлекался тогда девицами.
   - Старейший, я читал об экономических депрессиях, но так и не понял, чем они вызывались.
   Лазарус Лонг поцокал языком.
   - И ты распоряжаешься целой планетой?
   - Быть может, я не заслужил такого поста, - признал я.
   - Не будь таким скромником. Выдам тебе тайну: в те времена никто не представлял, отчего они происходят. Даже Фонд Говарда лопнул бы, не оставь Айра Говард столь подробных инструкций о том, как именно следует распоряжаться Фондом. С другой же стороны, все, начиная от дворников и кончая профессорами экономики, были твердо убеждены, что знают и причины, и лекарство. Поэтому опробовали почти каждое лекарство, и не помогло ни одно. Депрессия продолжалась до начала войны, которая не излечила болезнь - а просто замаскировала ее симптомы.
   - Но что же именно делалось не так, дедушка? - упорствовал я.
   - Айра, как по-твоему, я такой умный, что могу ответить на этот вопрос? Я сам разорялся неоднократно. Иногда финансовым путем, иногда приходилось бросать нажитое, чтобы спасти шкуру. Хмм. Черт побери... какие тут объяснения... Впрочем... что случается с машиной, если управление осуществляется с положительной обратной связью?
   Я удивился.
   - Лазарус, я не верен, понял ли вас. Управление машинами не осуществляется при положительной обратной связи, во всяком случае я не могу придумать такого примера. Положительная обратная связь вводит систему в усиливающиеся колебания.
   - Вернемся к пройденному, Айра. Я всегда подозрительно отношусь к аргументам по аналогии, однако, судя по накопленному за столетия опыту, могу сказать, что ни одно правительство просто не способно сделать такое, что не явилось бы для экономики положительной обратной связью или тормозом. Или и тем и другим сразу. Быть может, когда-нибудь, где-нибудь, кто-нибудь посмышленее самого Энди Либби вычислит, как обойтись с законом спроса и предложения, чтобы заставить его лучше работать, не дозволяя ему более действовать на прежний жестокий манер. Может быть, это еще случится. Но я никогда такого не видел. Впрочем, Бог свидетель, пытались многие. И всегда с самыми лучшими намерениями.
   Но чтобы понять, как работает циркулярная пила, одних добрых намерений мало, Айра; самые жуткие злодеи в мировой истории руководствовались ими. Но ты отвлек меня... а я хотел рассказать, как случилось, что я не женился.
   - Извините, дедушка.
   - Хммфф. А ты можешь схамить иногда? Я же болтливый старикашка и к тому же заставляю тебя выслушивать всякую чушь. Тебе ведь жаль своего времени.
   Я ухмыльнулся в ответ.
   - Жаль. Вы действительно болтливый старикашка, требующий, чтобы я выполнял каждую его прихоть... а я действительно очень занятой человек, меня заботят серьезные дела, а вы полдня скармливали мне побасенку чистый вымысел, не сомневаюсь, - о человеке, который был ленив настолько, чтобы не ошибаться. Наверное, вам хотелось рассердить меня. Вы намекнули, что этот ваш герой является долгожителем, а потом уклонились от ответа на несложный вопрос и перешли к своему деду. А этот... адмирал Рэм, так кажется? - он был рыжим?
   - Лэм, Айра... Дональд Лэм. Или так звали его брата? Это было очень давно. Странно, что тебя заинтересовал цвет его волос... Это напомнило мне еще об одном моряке, участнике той же самой войны, но во всем противоположном... Дональду? Нет, Дэвиду. То есть во всем буквально на него непохожем, кроме цвета волос. Они была такие рыжие, что им мог бы позавидовать сам Локи. Он пытался задушить кадьякского медведя. Конечно, не вышло. Айра, ты ведь даже не мог видеть такого медведя. Это самый свирепый хищник Земли, а десять раз тяжелей человека. Длинные желтые зубы, почти, как кинжалы, вонючая пасть... и скверный характер. Но Лейф справился с ним голыми руками, и причем учти - без всякой на то нужды. Я бы уже давно исчез за горизонтом - а хочешь услышать о Лейфе, медведе и аляскинской семге?
   - Не сейчас. Похоже на новую байку. Вы рассказывали, как расстроилась ваша женитьба.
   - Так и было. Дедуся как раз спросил меня: "Вуди, она давно в тягости?"
   - Нет, он еще объяснял вам, что вы не сумеете прокормить жену.
   - Сынок, если ты все знаешь сам, то и рассказывай. Я пылко отрицал подобную идею, однако дедуся заметил, что я лгу - нет другой причины, по которой может захотеть скопиться семнадцатилетний мальчишка. Замечание это особенно рассердило меня - потому что у меня в кармане лежала записка: "Вуди, родной, я влипла, не знаю, что делать".
   Дедуся настаивал, и я трижды отпирался, с каждым разом раздражаясь все больше. Наконец он сказал: "Ну, хорошо, не хочешь - молчи. А она показала тебе справку о беременности за подписью доктора?" Айра, я невольно все выболтал. "Нет", - говорю.
   "Хорошо, - сказал он. - Я все улажу. Но только один раз. И впредь чтобы пользовался изделиями "Веселые вдовушки", пусть даже твоя милашка твердит, что беспокоиться не о чем. Или ты еще не знаешь, что их продают в аптеках?"
   Ну, а потом дед заставил меня сперва дать клятву и рассказал о Фонде Говарда, и о той награде, которая ждет меня, если я женюсь на девице из их списка.
   Вот и вышло, что, едва я получил от адвоката письмо на свой восемнадцатый день рождения, как вдруг отчаянно влюбился в одну из перечисленных в списке девушек. Мы поженились, нарожали детей, а потом она сменила меня на новую модель. Ты тоже, небось, от нее.
   - Нет, сэр, я происхожу от вашей четвертой жены.
   - От четвертой, да? Посмотрим... от Мег Харди?
   - По-моему, она была у вас третьей. Я от Эвелин Фут.
   - А, да! Хорошая была девушка. И пухленькая, и хорошенькая, и ласковая, а плодовита, как черепаха. А какой кулинар... Слова плохого ни разу не сказала. Таких теперь больше не делают. Лет на пятьдесят, наверно, помоложе меня, только этого не было заметно: я и седеть начал, когда мне уж стукнуло полтораста. И знала о моем возрасте: каждый из нас имел родословную с указанием даты рождения. Спасибо тебе, сынок, что напомнил мне об Эвелин - она восстановила во мне вору в женский пол, когда я ее уже почти потерял. А что еще сохранилось о ней в архивах?
   - То, что вы были ее вторым мужем и от вас она имела семерых детей.
   - Жаль. А я надеялся, что найдется и фото. Хорошенькая была, улыбчивая. Когда мы познакомились, она была замужем за одним из моих кузенов, за Джонсоном, мы с ним вели общее дело. По субботам мы с кузеном, Мег и Эвелин собирались за пивом и пиноклем [американская карточная игра, напоминающая безик]. А потом мы поменялись - законным путем, через суд, когда Мег решила, что ей больше нравится Джек... да, Джеком его звали... И Эвелин не возражала. Не только па бизнесе - на нашем пинокле это не отразилось. Одно из достоинств Семей Говарда в том и состоит, что мы исцелились от ядовитого порока ревности за многие поколения до того, как это сделала вся наша раса. Пришлось - при таком-то положении дел. А у тебя ее стерео не найдется? Может быть, голограммы? Как раз тогда, кажется. Фонд начал делать снимки для брачных контрактов.
   - Посмотрю, - пообещал я. И тут мне пришла в голову блестящая идея. Лазарус, как все мы знаем, в Семьях время от времени повторяются одни и те же физические типы. Я запрошу в архивах список женщин, происходящих от Эвелин Фут и проживающих на Секундусе. Есть достаточно большая вероятность того, что среди них может оказаться двойняшка Эвелин - вплоть до улыбки и доброго характера. И тогда... если вы пройдете полную реювенализацию - не сомневаюсь, что она не менее Иштар будет стремиться устранить всякие...