Страница:
честными друг с другом?
-- Как пожелаете, моя госпожа.
-- Прежде всего ты ответишь мне на один вопрос, -- сказала
она. -- Являешься ли ты агентом Харконненов?
Хават сорвался с места, его лицо потемнело от гнева. Он
резко бросил:
-- И вы смеете обвинять меня в этом?
-- Сядь, -- сказала она. -- Ты тоже осмелился обвинить меня
в этом.
Он медленно опустился на стул. А Джессика, читая его мысли,
с облегчением подумала: "Это не Хават".
-- Теперь я знаю, что ты хранишь верность моему герцогу, --
сказала она. -- Поэтому я готова простить тебе свою обиду.
-- А есть ли что прощать, госпожа?
Джессика нахмурилась, размышляя: "Может сказать ему о моем
главном козыре? О дочери герцога, которую я вот уже несколько
недель ношу под сердцем? Нет! Сам Лето еще не знает об этом.
Это только осложнит его жизнь, рассеет его внимание в то время,
когда он должен сосредоточить все свои силы на борьбе за наши
жизни. Еще не пришло время об этом говорить".
-- Знающий правду разрешил бы этот наш спор, --
примирительно произнесла она, -- но у нас нет такого Человека.
-- Как скажете. У нас нет человека, знающего правду.
-- Зато среди нас есть предатель! -- воскликнула она. -- Я
изучила наших людей с огромным вниманием. Кто это может быть?
Не Гурни и, конечно, не Дункан. Их лейтенанты недостаточно
опытны, чтобы решать серьезные дела. Это не ты, Зуфир. Это не
может быть Пол. Я знаю, что это не я. Остается доктор Уйе.
Следует ли мне позвать его и устроить ему испытание?
-- Это напрасный труд, -- сказал Хават. -- Он воспитан
Высшим колледжем, это я знаю наверняка.
-- Его жена Бене Гессерит была убита Харконненами, --
сказала Джессика.
-- Вот как!
-- Разве вы не слышите ненависти в его голосе, когда он
говорит о Харконненах?
-- Вы знаете, что у меня нет слуха.
-- Что заставило вас подозревать меня? -- спросила она.
Хават нахмурился.
-- Моя госпожа ставит своего слугу в неудобное положение Мой
первый хозяин -- герцог.
-- За это я готова тебе многое простить.
-- И снова я должен спросить: есть ли что прощать?
-- Что же нам делать? -- спросила она.
Он пожал плечами.
-- Давай тогда возьмем кого-нибудь другого, -- сказала она.
-- Дункана Айдахо, например, великолепного воина, чьи
способности к охране и наблюдению заслуживают глубокого
уважения. Сегодня вечером он переусердствовал кое в чем,
носящем название пива со спай сом. Я слышала, что и другие наши
люди бывали одурманены этой смесью. Это верно?
-- У вас есть собственная информация, моя госпожа?
-- Да, есть. Неужели вы не рассматриваете это пьянство как
симптом, Зуфир?
-- Моя госпожа говорит загадками.
-- Напрягите свои способности ментата! -- вспылила она -- В
чем причина того, что происходит с Дунканом и с остальными?
Могу вам ответить: у них нет дома.
Он указал пальцем в пол:
-- Арраки -- вот их дом!
-- Арраки для них -- неизвестная земля. Их домом был
Каладан, но мы лишились этого дома. У них нет дома, и они
боятся, что герцог их покинет.
Он окаменел от изумления.
-- Если бы так заговорил один из наших людей, то это можно
было счесть...
-- Ах, прекратите, Зуфир! Разве доктор совершает
предательство, поставив правильный диагноз? Разве можно его за
это считать пораженцем? Моя единственная цель -- вылечить
болезнь.
-- Герцог доверяет мне в этих вещах.
-- Но вы должны понимать, что у меня есть опыт лечения таких
болезней, -- сказала она. -- И, возможно, ты согласишься, что у
меня есть некоторые лекарства.
"Мне придется ввести его в еще более жестокий шок, --
сказала она себе. -- Он нуждается во встряске, которая выбьет
его из состояния рутины.
-- У вашего умения может быть много интерпретаций, -- говоря
это, Хават пожал плечами.
-- Вы уже вынесли мне обвинительный приговор?
-- Конечно нет, моя госпожа. Но я должен обратить внимание
на любую возможность, и события покажут, насколько они верны.
-- Угроза моему сыну прошла здесь, в этом доме, незамеченная
вами, -- сказала она. -- Кто воспользовался этой возможностью?
Его лицо потемнело.
-- Я принес свои сожаления герцогу.
-- Не сказали ли вы о своих сожалениях также мне... или
Полу?
Теперь он сердился уже открыто -- ноздри его раздувались,
глаза горели. Она видела, как бьется жилка на его виске.
-- Я -- человек герцога, -- произнес он четко, с
расстановкой выговаривая каждое слово.
-- Это не предательство, -- сказала она. -- Угроза в чем-то
другом. Возможно, это имеет отношение к ласганам Возможно, они
рискнут поставить в нескольких ласганах часовые механизмы,
нацеленные на домашние защитные поля.
-- И кто сможет сказать после взрыва, не был ли он атомным?
-- спросил он. -- Нет, моя госпожа, они не пойдут на действия
столь нелегальные. Радиация рассеивается долго, улики слишком
серьезны. Этот путь для них закрыт, ставка должна делаться на
предательство.
-- Вы -- человек герцога! -- не выдержала она -- Могли бы вы
уничтожить его в попытке спасти?
Он набрал воздуху в легкие и сказал:
-- Если вы невиновны, я принесу вам самые унизительные
извинения.
-- Посмотри на себя, Зуфир, -- сказала она. -- Люди живут
лучше всего тогда, когда каждый из них имеет собственное место,
когда каждый знает, что он делает в обществе. Уничтожьте это
место -- погибнет и человек. Мы с вами, Зуфир, из всех тех, кто
любит герцога, лучше всего подходим для того, чтобы уничтожить
его место. Разве не могла я нашептать о тебе герцогу ночью?
Когда лучше всего западают в голову подобные подозрения?
Следует ли мне говорить яснее?
-- Вы мне угрожаете? -- насупился он.
-- Конечно же нет. Я просто веду к тому, что кто-то
действует против нас, используя для этого устройство нашей
жизни Это умно, дьявольски умно Я предлагаю отразить эту атаку,
организовав нашу жизнь так, чтобы подобные клинья некуда было
вбить.
-- Вы обвиняете меня в распространении беспочвенных
подозрений?
-- Беспочвенных -- да!
-- Вас больше устраивают собственные подозрения?
-- Это твоя жизнь состоит из подозрений, а не моя.
-- Значит, вы ставите под сомнения мои возможности?
Она вздохнула.
-- Зуфир, я хочу от тебя, чтобы ты исследовал мою
эмоциональную вовлеченность в это дело. Реальный человек --
просто животное, без логики. Твое представление о логике
неестественно, но оно продолжает оставаться таким. Ты --
ментат, воплощение логики. И все же решение твоих проблем
строится на том, что в самом прямом смысле слова образуется вне
тебя, требует всестороннего изучения и деятельного исследования
со всех сторон.
-- Вы решили поучить меня моему ремеслу? -- спросил он, не
скрывая своего презрения к ее советам.
-- Все, что находится вне тебя, ты можешь видеть и ко всему
применить логику, -- сказала она. -- Но такова уж сущность
человека, что, когда мы сталкиваемся с личными проблемами, мы
тем неохотнее обращаемся к их изучению при помощи логики, чем
более глубокими они являются Мы склонны барахтаться на
поверхности, обвиняя все что угодно, только не то, что
действительно мучает нас.
-- Вы, я вижу, пытаетесь разрушить мою веру в возможности
ментата, -- раздраженно бросил он. -- Где бы я ни обнаружил
попытку саботировать любое оружие из нашего арсенала, я бы без
колебания обвинил виновных и уничтожил их.
-- Хорошие ментаты питают здоровое уважение к ошибкам в
своих расчетах, -- сказала она.
-- Я никогда не утверждал обратного.
-- Тогда направь свое внимание на симптомы, видимые нам
обоим: пьянство среди мужчин, ссоры; они болтаются и передают
друг другу нелепые слухи об Арраки, они игнорируют самые
простые...
-- Это у них от безделья. Не пытайтесь отвлечь мое внимание,
превращая простое в таинственное.
Она смотрела на него, думая о людях герцога, напивающихся в
барах до такой степени, что от них разит, как из пивной бочки.
-- Почему ты никогда не использовал мои возможности для
службы герцогу? -- спросила она. -- Боишься соперничества?
Он пристально посмотрел на нес, и в его старческих глазах
вспыхнул огонь.
-- Мне известны некоторые приемы, которые преподают в школах
Бене Гессерит... -- Он умолк, нахмурившись.
-- Продолжайте, -- сказала она.
-- Бене Гессерит -- ведьмы! Мне известно кое-что об этих
приемах, -- сказал он. -- Я наблюдал их у Пола. Ваша школа
говорит людям: ты существуешь только для того, чтобы служить...
"Шок должен быть жестоким, и он почти подготовлен к нему",
-- подумала она.
-- Ты с уважением слушал меня в Совете, -- сказала она, -- и
все же ты редко следовал моим советам. Почему?
-- Я не доверял вашим побуждениям как Бене Гессерит. Вы
думаете, что видите человека насквозь, что можете заставить
человека делать то, что вы...
-- Да ты просто дурак, Зуфир! -- выдохнула она.
Он нахмурился и откинулся на спинку стула.
-- Какие бы слухи о наших школах не доходили до тебя, --
сказала она, -- правда о ней гораздо более величественна Если
бы я захотела уничтожить герцога или тебя, или любое другое
лицо, находящееся в пределах моей досягаемости, ты не смог бы
меня остановить.
И она подумала: "Почему я позволяю себе говорить такие
слова? Меня не тому учили, я не этим должна его сразить".
Хават скользнул рукой в разрез туники, туда, где он держал
крошечный металлический прибор с отравленными стрелами "Она не
окружена полем, -- подумал он. -- Все это одно лишь хвастовство
с ее стороны. Я мог бы убить ее сейчас же, но что, если я
ошибусь?"
Джессика заметила его жест.
-- Будем молиться о том, чтобы насилие никогда не встало
между нами, -- произнесла она.
-- Достойная молитва!
-- Между тем непонимание между нами все растет и растет, --
возразила она. -- Я снова должна спросить тебя: разве не было
бы более разумным предположить, что в расчеты Харконненов
входит возбуждать подозрения и сеять между нами вражду?
-- Похоже, что мы снова вернулись к мертвой точке, -- сказал
он. Она же вздохнула, подумав: "Он почти готов к этому".
-- Мы с герцогом должны заменить нашему народу отца и мать,
-- сказала она. -- Наше положение...
-- Он на вас не женился, -- сказал Хават.
Она с трудом заставила себя сохранять спокойствие, думая про
себя: "Хороший ответный выпад".
-- Но он не женился и ни на ком другом! И не женится, пока я
жива... О чем это мы говорили? Да, я сказала, что разрушить
естественное положение вещей, внести путаницу, сумятицу, разрыв
-- что может быть полезнее для Харконненов?
Он понял, к чему она клонит, и насупил брови.
-- Герцог? -- спросила она -- Привлекательная цель, но никто
другой, за исключением Пола, не охраняется так тщательно Я?
Это, конечно, серьезное покушение, но они должны знать, что я
Бене Гессерит и, значит, труднодоступная цель. Но есть лучшая
цель -- человек, для которого подозрение естественно так же,
как дыхание. Человек, который всю свою жизнь строит на
подозрениях и тайне. -- Она резким жестом выбросила вперед
правую руку. -- Ты!
Хават начал было вставать.
-- Я не отпускала тебя, Зуфир! -- вскипела она.
Старый ментат почти рухнул на стул: так быстро расслабились
его мускулы. Она улыбнулась, но в ее улыбке не было радости.
-- Теперь ты знаешь кое-что о настоящих приемах, которым нас
научили, -- сказала она.
Хават пытался сглотнуть пересохшим горлом. Ее приказ был
категоричен. И тон, и манера, в которой он был произнесен, не
допускали ничего, кроме безоговорочного подчинения Его тело
повиновалось ему раньше, чем он успел его обдумать. Ничто не
могло бы предотвратить его реакцию -- ни логика, ни безудержный
гнев... ничто! То, что она смогла сделать, говорило о высокой
чувствительности, тонком знании людей и о таком глубоком
контроле, о существовании которого он раньше и не подозревал.
-- Я уже говорила вам о необходимости взаимопонимания. Я
имею в виду, что тебе следует понять меня -- я тебя уже поняла.
И теперь я должна сказать тебе, что твоя лояльность по
отношению к герцогу полностью гарантирует тебе безопасность в
отношениях со мной.
Он не отрывал от нее взгляда, водя языком по пересохшим
губам.
-- Если бы я захотела, герцог женился бы на мне, -- сказала
она. -- И даже думал бы, что делает это по собственной воле.
Хават опустил голову. Лишь самый строгий контроль над собой
мешал ему позвать охрану. Контроль... и неуверенность в том,
позволит ли ему эта женщина сделать это. В каждой клеточке его
тела жили воспоминания о том, как она взяла его под контроль. В
эту минуту она могла без колебаний вытащить оружие и убить его.
"Есть ли у каждого человека такое слепое пятно?" --
удивлялся он. Может ли каждый человек Подчиниться приказу,
прежде чем он сможет оказать сопротивление? Эта мысль ошеломила
его. Кто может остановить лицо, обладающее такой властью?
-- Мы лишь мельком заглянули в тайну Бене Гессерит, --
сказала она. -- То, что я сделала, относительно несложная вещь.
Всего моего арсенала вы еще не видели.
-- Почему же вы не уничтожили врагов герцога?
-- Кого бы вы хотели, чтобы я уничтожила? -- спросила она.
-- Вы бы хотели, чтобы я сделала нашего герцога слабым,
заставив его во всем опираться на меня?
-- Но с такой властью...
-- Власть -- палка о двух концах, Зуфир. Ты думаешь, до чего
же ей легко ковать оружие, которое может стать смертельным для
врага! Даже для тебя, Зуфир. Но чего я этим достигну? Если бы
все Бене Гессерит так поступали, то разве не вызвали бы мы
подозрений в глазах людей? Мы не хотим этого, Зуфир. Мы не
намерены разрушать сами себя. -- Она кивнула. -- Мы
действительно существуем, чтобы служить.
-- Мне нечего вам ответить.
-- Ты никому ничего не расскажешь о случившемся здесь,
Зуфир, -- сказала она. -- Я знаю тебя.
-- Моя госпожа... -- В горле старика встал комок.
И она подумала: "Да, у меня огромная власть. Но разве не
делает это меня еще более ценным объектом внимания для
Харконненов?"
-- Герцог мог бы быть уничтожен его друзьями также быстро,
как и врагами, -- произнесла она. -- Теперь я верю в то, что ты
проникнешь в тайну предательства и разгадаешь ее.
-- А если я докажу, что никакой тайны нет?
-- Ты очень упрям!
-- Осторожен, -- сказал он. -- И знаю цену ошибки.
-- Тогда я предложу тебе еще один вопрос. Как ты отнесешься
к такому факту: ты стоишь перед другим человеком, связанный и
беспомощный, а другой человек держит нож у твоего горла и все
же отказывается убить тебя, освобождает тебя от оков и отдает
нож в твое Пользование?
Она встала и повернулась к нему спиной.
-- Теперь ты можешь идти, Зуфир.
Старый ментат нерешительно встал. Его рука скользнула в
отверстие туники за смертоносным оружием. Он вспомнил о голове
быка, об отце герцога, который был храбрым человеком, каковы бы
ни были другие его качества, и об одном дне корриды: свирепое
черное чудовище стояло, наклонив голову, смущенное и
неподвижное. Старый герцог перекинул огненный плащ через руку
под одобрительный гул толпы.
"Я бык, а она матадор", -- подумал Хават. Он убрал руку с
оружия и посмотрел на капли пота, блестевшие на его ладони.
Он знал, что, чем бы ни закончилось это дело, он всегда
будет вспоминать эту минуту и никогда не утратит чувства
глубокого восхищения перед превосходством леди Джессики.
Он повернулся и вышел из комнаты.
Джессика отвела взгляд от окон, обернулась и посмотрела на
закрытую дверь.
-- Теперь будем ждать нужного действия, -- прошептала она.
Дурман пьянящей дремоты опоил вас, борющиеся со скалами,
сражающиеся с тенями. Ваше время ушло. Жизнь ваша украдена:
жертвы собственной глупости, вы погрязли в пустяках...
Принцесса Ирулэн.
Погребальная песня Муаддиба.
Лето стоял в фойе своего дома, изучая записку при свете
единственной лампы. До рассвета было еще несколько часов, и он
чувствовал усталость.
Посланец Свободных только что передал эту записку одному из
солдат наружной охраны. Герцог как раз вернулся с командного
поста. В записке было: "Столб дыма днем, сноп огня, ночью".
Подписи не было. Что бы это могло означать?
Посланец ушел раньше, не дожидаясь ответа. Он растаял в
ночи. Лето сунул записку в карман туники, думая позже показать
ее Хавату. Откинув со лба прядь волос, он глубоко вздохнул.
Таблетки против усталости уже не помогали. Прошло два долгих
дня со времени званого обеда, и все это время он не сомкнул
глаз.
Больше всего его утомило совещание с Хаватом, отчет о их
встрече с Джессикой.
"Следует ли мне разбудить ее? -- думал он. -- Нет больше
смысла играть с ней в таинственность. Или есть? Черт бы побрал
этого Дункана Айдахо!"
Он покачал головой. "Нет, не Дункан виноват. Это я ошибся в
самом начале, не оказав ей полного доверия. Я должен что-то
сделать, пока не случилось новой беды".
Приняв это решение, он почувствовал себя бодрым и торопливо
направился к фойе большого холла и потом по коридору -- к
семейному крылу.
На повороте, который вел в помещение для слуг, он
остановился. Из одного коридора доносились странные мяукающие
звуки. Лето поднес руку к выключателю защитного пояса и
схватился за рукоятку кинжала Это вернуло ему чувство
уверенности, так как эти звуки вызвали в нем дрожь.
Он тихо двинулся по проходу, кляня плохое освещение. Самые
маленькие лампы были расположены примерно в восьми метрах друг
от друга и поставлены на минимальную мощность. Темные каменные
стены поглощали свет.
Из царившего впереди мрака вырисовывались неясные очертания
человеческой фигуры, лежащей на полу.
Лето заколебался. Почти уже активизировав защитное поле, он
в последний момент все же передумал, потому что это ограничило
бы его подвижность, его слуховые возможности... И еще потому,
что он помнил про попытку захвата корабля с ласганами.
Соблюдая предосторожности, он подошел ближе. Кто-то лежал на
полу ничком. Не отнимая руки от рукоятки ножа. Лето ногой
повернул человека на спину и наклонился над ним, вглядываясь в
лицо при тусклом свете лампы. Это был контрабандист Туск. На
его груди темнело мокрое пятно. Широко раскрытые мертвые глаза
напоминали два пустых темных провала. Лето тронул его руку --
она была еще теплая.
"Как мог этот человек оказаться здесь? -- спросил себя Лето.
-- Кто убил его?"
Звук, напоминающий мяуканье, послышался громче. Он доносился
спереди, из бокового коридора, ведущего в комнату, где был
установлен главный генератор защитного поля.
Держа одну руку на выключателе личного защитного поля, а
другую на рукоятке кинжала. Лето перешагнул через труп,
скользнул дальше по коридору, завернул за угол и направился к
генераторной.
На полу, в нескольких шагах от него, виднелась еще одна
груда, и он сразу понял, что это и был источник шума. Тот, кто
лежал на полу, медленно пополз к нему, задыхаясь и что-то
бормоча.
Подавив внезапный приступ страха. Лето бросился вперед и
наклонился над распростертой фигурой Это была Шадоут,
домоправительница из Свободных. Волосы падали ей на лицо,
одежда была в беспорядке. Темная дорожка виднелась на ее боку и
спине. Он тронул ее за плечо, и она приподнялась на локтях,
устремив на него глаза, которые уже заволакивались темнотой.
-- Это вы... -- выдохнула она. -- Убит... охранник... послал
Туск... побег... моя госпожа... вы... вы... здесь... нет... --
она упала головой вперед и ударилась о камень.
Лето пощупал пульс у нее на виске. Его не было. Он посмотрел
на рану. Ее ударили ножом в спину. Кто? Мысли лихорадочно
бились в его мозгу. Она сказала, что убили охранника А Туек? За
ним послала Джессика? Почему?
Его предупредило какое-то шестое чувство, и он схватился за
выключатель защитного поля. Слишком поздно... На его руку
обрушился страшный удар. Почувствовав боль, он увидел торчащий
в руке дротик. Рука в месте удара онемела, и онемение
распространялось дальше. С огромным усилием он выпрямился и
посмотрел в глубь коридора.
В открытой двери генераторной стоял Уйе. Его лицо казалось
желтым в свете яркой лампы над дверью. В комнате за его спиной
царила тишина -- генератор не действовал.
"Уйе вывел из строя генератор, -- подумал он. -- Мы
совершенно беспомощны!"
Уйе кинулся к нему, убирая в карман парализатор. Обнаружив,
что он еще может говорить. Лето крикнул:
-- Уйе! Как ты... -- Паралич достиг его ног, он соскользнул
на пол и остался сидеть, прислонившись головой к стене.
Лицо Уйе было печально, когда он наклонился над герцогом и
потрогал ему лоб. Лето ощутил его прикосновение, но оно
показалось ему таким далеким, ускользающим.
-- Это селективный наркотик, -- сказал Уйе. -- Вы можете
говорить, но я бы не советовал вам этого делать. -- Он оглядел
коридор, потом снова наклонился над Лето, вытащил стрелу и
отбросил ее в сторону. Стук дротика о каменный пол отозвался в
ушах герцога отдаленным шумом.
"Невозможно, чтобы это был Уйе, -- подумал герцог. -- Он
ведь воспитывался в Высшем колледже".
-- Как? -- прошептал Лето.
-- Мне очень жаль, мой бедный герцог, но есть вещи более
ценные, чем это. -- Он тронул татуировку у себя на лбу. -- Я
сам считаю ее могущественной, невзирая на мое теперешнее
лихорадочное состояние, но я всей душой желаю убить человека. И
я не успокоюсь, пока не сделаю это. -- Он посмотрел на герцога.
-- Не вас, мой дорогой герцог. Я хочу убить барона Харконнена.
-- Бар-он-а Хар...
-- Пожалуйста, успокойтесь, мой бедный герцог. У нас мало
времени. Зуб, который я вам вставил вместо выдернутого, должен
быть заменен. Я ввергну вас в бессознательное состояние и
заменю зуб. -- Он разжал руку. -- Этот зуб является точной
копией первого, он сделан очень искусно, наподобие зуба с
нервом Он недоступен изучению с помощью детекторов и даже с
помощью телеразвертки Но если вы с силой надавите на него, то
покрытие разрушится Когда вы втянете в себя воздух, ваш рот
наполнится ядовитым газом -- самым сильным из всех ядов.
Лето смотрел на Уйе и видел безумные глаза, испарину над
бровями и на подбородке.
-- Вам все равно умирать, мой бедный герцог, -- сказал Уйе.
-- Но перед смертью вы можете оказаться в непосредственной
близости от барона Он будет уверен в том, что вы оглушены
наркотиком и не сможете напасть на него Но хотя вы и в самом
деле будете оглушены, все же попытайтесь. Нападение может
принимать странные формы. Вы будете помнить про зуб, герцог
Лето Атридес Вы будете помнить про зуб!
Старый доктор наклонялся все ниже и ниже, пока его свисающие
усы окончательно не заслонили от Лето свет.
-- Почему? -- пробормотал Лето.
Уйе встал возле герцога на колени.
-- Я заключил дьявольскую сделку с бароном И я должен быть
уверен в том, что он выполнит свое условие Я узнаю об этом,
когда увижу его Я буду знать, как только посмотрю на него Но
если я не заплачу свою цену, то я никогда его не увижу Цена --
это вы, мой бедный герцог Моя бедная Ванна научила меня
многому, и одно из того, чему она меня научила, -- это ясно
видеть правду, когда стресс велик. Я не могу делать это всегда,
но когда я увижу барона -- тогда я буду знать.
Все происходящее казалось герцогу кошмаром -- этого просто
не могло быть!
Лицо Уйе скривилось в гримасе.
-- Мне не удастся подойти к барону достаточно близко, иначе
я сделал бы это сам. Нет, меня будут держать на безопасном
расстоянии. Но вы... вы самое лучшее мое оружие! Он захочет,
чтобы вы были возле него, чтобы позлорадствовать, похвастаться,
как ловко он вам отомстил.
Лето не отрывал взгляда от лица Уйе, от дергающихся мускулов
на его подбородке.
-- А вы, мой бедный герцог, должны помнить об этом зубе, --
Уйе держал теперь его в своих пальцах, -- это единственное, что
будет напоминать вам обо мне.
Губы Лето шевелились, но слов не получалось. Наконец он смог
выговорить:
-- ...отказываюсь.
-- Э, нет! Вы не можете отказаться, потому что в обмен на
эту маленькую услугу я спасу вашего сына и вашу женщину. Никто
другой этого сделать не сможет. Их можно переправить туда, где
ни один Харконнен до них не доберется.
-- Как... спасти?.. -- прошептал Лето.
-- Создав видимость их смерти, спрятать их среди людей,
которые хватаются за нож при одном упоминании имени
Харконненов. -- Он потрогал подбородок Лето. -- Вы чувствуете
что-нибудь в этом месте?
Будучи не в состоянии отвечать, Лето увидел на пальце Уйе
свое кольцо с герцогской печатью.
-- Вы сделаете это ради Пола, -- сказал Уйе. -- Сейчас вы
потеряете сознание. Прощайте, мой бедный герцог. При следующей
нашей встрече у нас уже не будет времени для разговоров.
Холодная волна пробежала по лицу Лето Все окружающее
погрузилось во тьму.
-- Помните о зубе! -- прошипел Уйе.
Следовало бы создать науку о неудовлетворенности.
Народы нуждаются в тяжких временах и в угнетении для
физического развития мускулов.
Принцесса Ирулэн.
Собрание высказываний Муаддиба.
Джессика проснулась в темноте, осознав, что привычный ход
вещей нарушен. Она не могла понять, откуда такая вялость в ее
мозгу и теле Страх током ударил по нервам, заставив ее
похолодеть. Она хотела встать и включить свет, но не смогла Она
почувствовала странный вкус во рту, потом послышался отдаленный
звук -- непонятно откуда Она лежала в темноте и ждала,
чувствуя, как мучительно долго тянутся секунды...
Наконец она ощутила свое тело и поняла, что кисти ее рук и
лодыжки связаны, а в рот вставлен кляп Она лежала на боку, ее
руки были связаны за спиной. Она попробовала путы и убедилась,
что веревка при напряжении лишь сильнее затягивается И теперь
она вспомнила.
В темноте ее спальни было какое-то движение, что-то сырое и
едко пахнущее упало ей на лицо, забило рот, какие-то руки
схватили ее. Она задохнулась, чувствуя, что ей дали наркотик
Сознание отступило, и она погрузилась в темноту.
"Свершилось, -- подумала она. -- Как просто оказалось
покорить Бене Гессерит -- для этого понадобилось только
-- Как пожелаете, моя госпожа.
-- Прежде всего ты ответишь мне на один вопрос, -- сказала
она. -- Являешься ли ты агентом Харконненов?
Хават сорвался с места, его лицо потемнело от гнева. Он
резко бросил:
-- И вы смеете обвинять меня в этом?
-- Сядь, -- сказала она. -- Ты тоже осмелился обвинить меня
в этом.
Он медленно опустился на стул. А Джессика, читая его мысли,
с облегчением подумала: "Это не Хават".
-- Теперь я знаю, что ты хранишь верность моему герцогу, --
сказала она. -- Поэтому я готова простить тебе свою обиду.
-- А есть ли что прощать, госпожа?
Джессика нахмурилась, размышляя: "Может сказать ему о моем
главном козыре? О дочери герцога, которую я вот уже несколько
недель ношу под сердцем? Нет! Сам Лето еще не знает об этом.
Это только осложнит его жизнь, рассеет его внимание в то время,
когда он должен сосредоточить все свои силы на борьбе за наши
жизни. Еще не пришло время об этом говорить".
-- Знающий правду разрешил бы этот наш спор, --
примирительно произнесла она, -- но у нас нет такого Человека.
-- Как скажете. У нас нет человека, знающего правду.
-- Зато среди нас есть предатель! -- воскликнула она. -- Я
изучила наших людей с огромным вниманием. Кто это может быть?
Не Гурни и, конечно, не Дункан. Их лейтенанты недостаточно
опытны, чтобы решать серьезные дела. Это не ты, Зуфир. Это не
может быть Пол. Я знаю, что это не я. Остается доктор Уйе.
Следует ли мне позвать его и устроить ему испытание?
-- Это напрасный труд, -- сказал Хават. -- Он воспитан
Высшим колледжем, это я знаю наверняка.
-- Его жена Бене Гессерит была убита Харконненами, --
сказала Джессика.
-- Вот как!
-- Разве вы не слышите ненависти в его голосе, когда он
говорит о Харконненах?
-- Вы знаете, что у меня нет слуха.
-- Что заставило вас подозревать меня? -- спросила она.
Хават нахмурился.
-- Моя госпожа ставит своего слугу в неудобное положение Мой
первый хозяин -- герцог.
-- За это я готова тебе многое простить.
-- И снова я должен спросить: есть ли что прощать?
-- Что же нам делать? -- спросила она.
Он пожал плечами.
-- Давай тогда возьмем кого-нибудь другого, -- сказала она.
-- Дункана Айдахо, например, великолепного воина, чьи
способности к охране и наблюдению заслуживают глубокого
уважения. Сегодня вечером он переусердствовал кое в чем,
носящем название пива со спай сом. Я слышала, что и другие наши
люди бывали одурманены этой смесью. Это верно?
-- У вас есть собственная информация, моя госпожа?
-- Да, есть. Неужели вы не рассматриваете это пьянство как
симптом, Зуфир?
-- Моя госпожа говорит загадками.
-- Напрягите свои способности ментата! -- вспылила она -- В
чем причина того, что происходит с Дунканом и с остальными?
Могу вам ответить: у них нет дома.
Он указал пальцем в пол:
-- Арраки -- вот их дом!
-- Арраки для них -- неизвестная земля. Их домом был
Каладан, но мы лишились этого дома. У них нет дома, и они
боятся, что герцог их покинет.
Он окаменел от изумления.
-- Если бы так заговорил один из наших людей, то это можно
было счесть...
-- Ах, прекратите, Зуфир! Разве доктор совершает
предательство, поставив правильный диагноз? Разве можно его за
это считать пораженцем? Моя единственная цель -- вылечить
болезнь.
-- Герцог доверяет мне в этих вещах.
-- Но вы должны понимать, что у меня есть опыт лечения таких
болезней, -- сказала она. -- И, возможно, ты согласишься, что у
меня есть некоторые лекарства.
"Мне придется ввести его в еще более жестокий шок, --
сказала она себе. -- Он нуждается во встряске, которая выбьет
его из состояния рутины.
-- У вашего умения может быть много интерпретаций, -- говоря
это, Хават пожал плечами.
-- Вы уже вынесли мне обвинительный приговор?
-- Конечно нет, моя госпожа. Но я должен обратить внимание
на любую возможность, и события покажут, насколько они верны.
-- Угроза моему сыну прошла здесь, в этом доме, незамеченная
вами, -- сказала она. -- Кто воспользовался этой возможностью?
Его лицо потемнело.
-- Я принес свои сожаления герцогу.
-- Не сказали ли вы о своих сожалениях также мне... или
Полу?
Теперь он сердился уже открыто -- ноздри его раздувались,
глаза горели. Она видела, как бьется жилка на его виске.
-- Я -- человек герцога, -- произнес он четко, с
расстановкой выговаривая каждое слово.
-- Это не предательство, -- сказала она. -- Угроза в чем-то
другом. Возможно, это имеет отношение к ласганам Возможно, они
рискнут поставить в нескольких ласганах часовые механизмы,
нацеленные на домашние защитные поля.
-- И кто сможет сказать после взрыва, не был ли он атомным?
-- спросил он. -- Нет, моя госпожа, они не пойдут на действия
столь нелегальные. Радиация рассеивается долго, улики слишком
серьезны. Этот путь для них закрыт, ставка должна делаться на
предательство.
-- Вы -- человек герцога! -- не выдержала она -- Могли бы вы
уничтожить его в попытке спасти?
Он набрал воздуху в легкие и сказал:
-- Если вы невиновны, я принесу вам самые унизительные
извинения.
-- Посмотри на себя, Зуфир, -- сказала она. -- Люди живут
лучше всего тогда, когда каждый из них имеет собственное место,
когда каждый знает, что он делает в обществе. Уничтожьте это
место -- погибнет и человек. Мы с вами, Зуфир, из всех тех, кто
любит герцога, лучше всего подходим для того, чтобы уничтожить
его место. Разве не могла я нашептать о тебе герцогу ночью?
Когда лучше всего западают в голову подобные подозрения?
Следует ли мне говорить яснее?
-- Вы мне угрожаете? -- насупился он.
-- Конечно же нет. Я просто веду к тому, что кто-то
действует против нас, используя для этого устройство нашей
жизни Это умно, дьявольски умно Я предлагаю отразить эту атаку,
организовав нашу жизнь так, чтобы подобные клинья некуда было
вбить.
-- Вы обвиняете меня в распространении беспочвенных
подозрений?
-- Беспочвенных -- да!
-- Вас больше устраивают собственные подозрения?
-- Это твоя жизнь состоит из подозрений, а не моя.
-- Значит, вы ставите под сомнения мои возможности?
Она вздохнула.
-- Зуфир, я хочу от тебя, чтобы ты исследовал мою
эмоциональную вовлеченность в это дело. Реальный человек --
просто животное, без логики. Твое представление о логике
неестественно, но оно продолжает оставаться таким. Ты --
ментат, воплощение логики. И все же решение твоих проблем
строится на том, что в самом прямом смысле слова образуется вне
тебя, требует всестороннего изучения и деятельного исследования
со всех сторон.
-- Вы решили поучить меня моему ремеслу? -- спросил он, не
скрывая своего презрения к ее советам.
-- Все, что находится вне тебя, ты можешь видеть и ко всему
применить логику, -- сказала она. -- Но такова уж сущность
человека, что, когда мы сталкиваемся с личными проблемами, мы
тем неохотнее обращаемся к их изучению при помощи логики, чем
более глубокими они являются Мы склонны барахтаться на
поверхности, обвиняя все что угодно, только не то, что
действительно мучает нас.
-- Вы, я вижу, пытаетесь разрушить мою веру в возможности
ментата, -- раздраженно бросил он. -- Где бы я ни обнаружил
попытку саботировать любое оружие из нашего арсенала, я бы без
колебания обвинил виновных и уничтожил их.
-- Хорошие ментаты питают здоровое уважение к ошибкам в
своих расчетах, -- сказала она.
-- Я никогда не утверждал обратного.
-- Тогда направь свое внимание на симптомы, видимые нам
обоим: пьянство среди мужчин, ссоры; они болтаются и передают
друг другу нелепые слухи об Арраки, они игнорируют самые
простые...
-- Это у них от безделья. Не пытайтесь отвлечь мое внимание,
превращая простое в таинственное.
Она смотрела на него, думая о людях герцога, напивающихся в
барах до такой степени, что от них разит, как из пивной бочки.
-- Почему ты никогда не использовал мои возможности для
службы герцогу? -- спросила она. -- Боишься соперничества?
Он пристально посмотрел на нес, и в его старческих глазах
вспыхнул огонь.
-- Мне известны некоторые приемы, которые преподают в школах
Бене Гессерит... -- Он умолк, нахмурившись.
-- Продолжайте, -- сказала она.
-- Бене Гессерит -- ведьмы! Мне известно кое-что об этих
приемах, -- сказал он. -- Я наблюдал их у Пола. Ваша школа
говорит людям: ты существуешь только для того, чтобы служить...
"Шок должен быть жестоким, и он почти подготовлен к нему",
-- подумала она.
-- Ты с уважением слушал меня в Совете, -- сказала она, -- и
все же ты редко следовал моим советам. Почему?
-- Я не доверял вашим побуждениям как Бене Гессерит. Вы
думаете, что видите человека насквозь, что можете заставить
человека делать то, что вы...
-- Да ты просто дурак, Зуфир! -- выдохнула она.
Он нахмурился и откинулся на спинку стула.
-- Какие бы слухи о наших школах не доходили до тебя, --
сказала она, -- правда о ней гораздо более величественна Если
бы я захотела уничтожить герцога или тебя, или любое другое
лицо, находящееся в пределах моей досягаемости, ты не смог бы
меня остановить.
И она подумала: "Почему я позволяю себе говорить такие
слова? Меня не тому учили, я не этим должна его сразить".
Хават скользнул рукой в разрез туники, туда, где он держал
крошечный металлический прибор с отравленными стрелами "Она не
окружена полем, -- подумал он. -- Все это одно лишь хвастовство
с ее стороны. Я мог бы убить ее сейчас же, но что, если я
ошибусь?"
Джессика заметила его жест.
-- Будем молиться о том, чтобы насилие никогда не встало
между нами, -- произнесла она.
-- Достойная молитва!
-- Между тем непонимание между нами все растет и растет, --
возразила она. -- Я снова должна спросить тебя: разве не было
бы более разумным предположить, что в расчеты Харконненов
входит возбуждать подозрения и сеять между нами вражду?
-- Похоже, что мы снова вернулись к мертвой точке, -- сказал
он. Она же вздохнула, подумав: "Он почти готов к этому".
-- Мы с герцогом должны заменить нашему народу отца и мать,
-- сказала она. -- Наше положение...
-- Он на вас не женился, -- сказал Хават.
Она с трудом заставила себя сохранять спокойствие, думая про
себя: "Хороший ответный выпад".
-- Но он не женился и ни на ком другом! И не женится, пока я
жива... О чем это мы говорили? Да, я сказала, что разрушить
естественное положение вещей, внести путаницу, сумятицу, разрыв
-- что может быть полезнее для Харконненов?
Он понял, к чему она клонит, и насупил брови.
-- Герцог? -- спросила она -- Привлекательная цель, но никто
другой, за исключением Пола, не охраняется так тщательно Я?
Это, конечно, серьезное покушение, но они должны знать, что я
Бене Гессерит и, значит, труднодоступная цель. Но есть лучшая
цель -- человек, для которого подозрение естественно так же,
как дыхание. Человек, который всю свою жизнь строит на
подозрениях и тайне. -- Она резким жестом выбросила вперед
правую руку. -- Ты!
Хават начал было вставать.
-- Я не отпускала тебя, Зуфир! -- вскипела она.
Старый ментат почти рухнул на стул: так быстро расслабились
его мускулы. Она улыбнулась, но в ее улыбке не было радости.
-- Теперь ты знаешь кое-что о настоящих приемах, которым нас
научили, -- сказала она.
Хават пытался сглотнуть пересохшим горлом. Ее приказ был
категоричен. И тон, и манера, в которой он был произнесен, не
допускали ничего, кроме безоговорочного подчинения Его тело
повиновалось ему раньше, чем он успел его обдумать. Ничто не
могло бы предотвратить его реакцию -- ни логика, ни безудержный
гнев... ничто! То, что она смогла сделать, говорило о высокой
чувствительности, тонком знании людей и о таком глубоком
контроле, о существовании которого он раньше и не подозревал.
-- Я уже говорила вам о необходимости взаимопонимания. Я
имею в виду, что тебе следует понять меня -- я тебя уже поняла.
И теперь я должна сказать тебе, что твоя лояльность по
отношению к герцогу полностью гарантирует тебе безопасность в
отношениях со мной.
Он не отрывал от нее взгляда, водя языком по пересохшим
губам.
-- Если бы я захотела, герцог женился бы на мне, -- сказала
она. -- И даже думал бы, что делает это по собственной воле.
Хават опустил голову. Лишь самый строгий контроль над собой
мешал ему позвать охрану. Контроль... и неуверенность в том,
позволит ли ему эта женщина сделать это. В каждой клеточке его
тела жили воспоминания о том, как она взяла его под контроль. В
эту минуту она могла без колебаний вытащить оружие и убить его.
"Есть ли у каждого человека такое слепое пятно?" --
удивлялся он. Может ли каждый человек Подчиниться приказу,
прежде чем он сможет оказать сопротивление? Эта мысль ошеломила
его. Кто может остановить лицо, обладающее такой властью?
-- Мы лишь мельком заглянули в тайну Бене Гессерит, --
сказала она. -- То, что я сделала, относительно несложная вещь.
Всего моего арсенала вы еще не видели.
-- Почему же вы не уничтожили врагов герцога?
-- Кого бы вы хотели, чтобы я уничтожила? -- спросила она.
-- Вы бы хотели, чтобы я сделала нашего герцога слабым,
заставив его во всем опираться на меня?
-- Но с такой властью...
-- Власть -- палка о двух концах, Зуфир. Ты думаешь, до чего
же ей легко ковать оружие, которое может стать смертельным для
врага! Даже для тебя, Зуфир. Но чего я этим достигну? Если бы
все Бене Гессерит так поступали, то разве не вызвали бы мы
подозрений в глазах людей? Мы не хотим этого, Зуфир. Мы не
намерены разрушать сами себя. -- Она кивнула. -- Мы
действительно существуем, чтобы служить.
-- Мне нечего вам ответить.
-- Ты никому ничего не расскажешь о случившемся здесь,
Зуфир, -- сказала она. -- Я знаю тебя.
-- Моя госпожа... -- В горле старика встал комок.
И она подумала: "Да, у меня огромная власть. Но разве не
делает это меня еще более ценным объектом внимания для
Харконненов?"
-- Герцог мог бы быть уничтожен его друзьями также быстро,
как и врагами, -- произнесла она. -- Теперь я верю в то, что ты
проникнешь в тайну предательства и разгадаешь ее.
-- А если я докажу, что никакой тайны нет?
-- Ты очень упрям!
-- Осторожен, -- сказал он. -- И знаю цену ошибки.
-- Тогда я предложу тебе еще один вопрос. Как ты отнесешься
к такому факту: ты стоишь перед другим человеком, связанный и
беспомощный, а другой человек держит нож у твоего горла и все
же отказывается убить тебя, освобождает тебя от оков и отдает
нож в твое Пользование?
Она встала и повернулась к нему спиной.
-- Теперь ты можешь идти, Зуфир.
Старый ментат нерешительно встал. Его рука скользнула в
отверстие туники за смертоносным оружием. Он вспомнил о голове
быка, об отце герцога, который был храбрым человеком, каковы бы
ни были другие его качества, и об одном дне корриды: свирепое
черное чудовище стояло, наклонив голову, смущенное и
неподвижное. Старый герцог перекинул огненный плащ через руку
под одобрительный гул толпы.
"Я бык, а она матадор", -- подумал Хават. Он убрал руку с
оружия и посмотрел на капли пота, блестевшие на его ладони.
Он знал, что, чем бы ни закончилось это дело, он всегда
будет вспоминать эту минуту и никогда не утратит чувства
глубокого восхищения перед превосходством леди Джессики.
Он повернулся и вышел из комнаты.
Джессика отвела взгляд от окон, обернулась и посмотрела на
закрытую дверь.
-- Теперь будем ждать нужного действия, -- прошептала она.
Дурман пьянящей дремоты опоил вас, борющиеся со скалами,
сражающиеся с тенями. Ваше время ушло. Жизнь ваша украдена:
жертвы собственной глупости, вы погрязли в пустяках...
Принцесса Ирулэн.
Погребальная песня Муаддиба.
Лето стоял в фойе своего дома, изучая записку при свете
единственной лампы. До рассвета было еще несколько часов, и он
чувствовал усталость.
Посланец Свободных только что передал эту записку одному из
солдат наружной охраны. Герцог как раз вернулся с командного
поста. В записке было: "Столб дыма днем, сноп огня, ночью".
Подписи не было. Что бы это могло означать?
Посланец ушел раньше, не дожидаясь ответа. Он растаял в
ночи. Лето сунул записку в карман туники, думая позже показать
ее Хавату. Откинув со лба прядь волос, он глубоко вздохнул.
Таблетки против усталости уже не помогали. Прошло два долгих
дня со времени званого обеда, и все это время он не сомкнул
глаз.
Больше всего его утомило совещание с Хаватом, отчет о их
встрече с Джессикой.
"Следует ли мне разбудить ее? -- думал он. -- Нет больше
смысла играть с ней в таинственность. Или есть? Черт бы побрал
этого Дункана Айдахо!"
Он покачал головой. "Нет, не Дункан виноват. Это я ошибся в
самом начале, не оказав ей полного доверия. Я должен что-то
сделать, пока не случилось новой беды".
Приняв это решение, он почувствовал себя бодрым и торопливо
направился к фойе большого холла и потом по коридору -- к
семейному крылу.
На повороте, который вел в помещение для слуг, он
остановился. Из одного коридора доносились странные мяукающие
звуки. Лето поднес руку к выключателю защитного пояса и
схватился за рукоятку кинжала Это вернуло ему чувство
уверенности, так как эти звуки вызвали в нем дрожь.
Он тихо двинулся по проходу, кляня плохое освещение. Самые
маленькие лампы были расположены примерно в восьми метрах друг
от друга и поставлены на минимальную мощность. Темные каменные
стены поглощали свет.
Из царившего впереди мрака вырисовывались неясные очертания
человеческой фигуры, лежащей на полу.
Лето заколебался. Почти уже активизировав защитное поле, он
в последний момент все же передумал, потому что это ограничило
бы его подвижность, его слуховые возможности... И еще потому,
что он помнил про попытку захвата корабля с ласганами.
Соблюдая предосторожности, он подошел ближе. Кто-то лежал на
полу ничком. Не отнимая руки от рукоятки ножа. Лето ногой
повернул человека на спину и наклонился над ним, вглядываясь в
лицо при тусклом свете лампы. Это был контрабандист Туск. На
его груди темнело мокрое пятно. Широко раскрытые мертвые глаза
напоминали два пустых темных провала. Лето тронул его руку --
она была еще теплая.
"Как мог этот человек оказаться здесь? -- спросил себя Лето.
-- Кто убил его?"
Звук, напоминающий мяуканье, послышался громче. Он доносился
спереди, из бокового коридора, ведущего в комнату, где был
установлен главный генератор защитного поля.
Держа одну руку на выключателе личного защитного поля, а
другую на рукоятке кинжала. Лето перешагнул через труп,
скользнул дальше по коридору, завернул за угол и направился к
генераторной.
На полу, в нескольких шагах от него, виднелась еще одна
груда, и он сразу понял, что это и был источник шума. Тот, кто
лежал на полу, медленно пополз к нему, задыхаясь и что-то
бормоча.
Подавив внезапный приступ страха. Лето бросился вперед и
наклонился над распростертой фигурой Это была Шадоут,
домоправительница из Свободных. Волосы падали ей на лицо,
одежда была в беспорядке. Темная дорожка виднелась на ее боку и
спине. Он тронул ее за плечо, и она приподнялась на локтях,
устремив на него глаза, которые уже заволакивались темнотой.
-- Это вы... -- выдохнула она. -- Убит... охранник... послал
Туск... побег... моя госпожа... вы... вы... здесь... нет... --
она упала головой вперед и ударилась о камень.
Лето пощупал пульс у нее на виске. Его не было. Он посмотрел
на рану. Ее ударили ножом в спину. Кто? Мысли лихорадочно
бились в его мозгу. Она сказала, что убили охранника А Туек? За
ним послала Джессика? Почему?
Его предупредило какое-то шестое чувство, и он схватился за
выключатель защитного поля. Слишком поздно... На его руку
обрушился страшный удар. Почувствовав боль, он увидел торчащий
в руке дротик. Рука в месте удара онемела, и онемение
распространялось дальше. С огромным усилием он выпрямился и
посмотрел в глубь коридора.
В открытой двери генераторной стоял Уйе. Его лицо казалось
желтым в свете яркой лампы над дверью. В комнате за его спиной
царила тишина -- генератор не действовал.
"Уйе вывел из строя генератор, -- подумал он. -- Мы
совершенно беспомощны!"
Уйе кинулся к нему, убирая в карман парализатор. Обнаружив,
что он еще может говорить. Лето крикнул:
-- Уйе! Как ты... -- Паралич достиг его ног, он соскользнул
на пол и остался сидеть, прислонившись головой к стене.
Лицо Уйе было печально, когда он наклонился над герцогом и
потрогал ему лоб. Лето ощутил его прикосновение, но оно
показалось ему таким далеким, ускользающим.
-- Это селективный наркотик, -- сказал Уйе. -- Вы можете
говорить, но я бы не советовал вам этого делать. -- Он оглядел
коридор, потом снова наклонился над Лето, вытащил стрелу и
отбросил ее в сторону. Стук дротика о каменный пол отозвался в
ушах герцога отдаленным шумом.
"Невозможно, чтобы это был Уйе, -- подумал герцог. -- Он
ведь воспитывался в Высшем колледже".
-- Как? -- прошептал Лето.
-- Мне очень жаль, мой бедный герцог, но есть вещи более
ценные, чем это. -- Он тронул татуировку у себя на лбу. -- Я
сам считаю ее могущественной, невзирая на мое теперешнее
лихорадочное состояние, но я всей душой желаю убить человека. И
я не успокоюсь, пока не сделаю это. -- Он посмотрел на герцога.
-- Не вас, мой дорогой герцог. Я хочу убить барона Харконнена.
-- Бар-он-а Хар...
-- Пожалуйста, успокойтесь, мой бедный герцог. У нас мало
времени. Зуб, который я вам вставил вместо выдернутого, должен
быть заменен. Я ввергну вас в бессознательное состояние и
заменю зуб. -- Он разжал руку. -- Этот зуб является точной
копией первого, он сделан очень искусно, наподобие зуба с
нервом Он недоступен изучению с помощью детекторов и даже с
помощью телеразвертки Но если вы с силой надавите на него, то
покрытие разрушится Когда вы втянете в себя воздух, ваш рот
наполнится ядовитым газом -- самым сильным из всех ядов.
Лето смотрел на Уйе и видел безумные глаза, испарину над
бровями и на подбородке.
-- Вам все равно умирать, мой бедный герцог, -- сказал Уйе.
-- Но перед смертью вы можете оказаться в непосредственной
близости от барона Он будет уверен в том, что вы оглушены
наркотиком и не сможете напасть на него Но хотя вы и в самом
деле будете оглушены, все же попытайтесь. Нападение может
принимать странные формы. Вы будете помнить про зуб, герцог
Лето Атридес Вы будете помнить про зуб!
Старый доктор наклонялся все ниже и ниже, пока его свисающие
усы окончательно не заслонили от Лето свет.
-- Почему? -- пробормотал Лето.
Уйе встал возле герцога на колени.
-- Я заключил дьявольскую сделку с бароном И я должен быть
уверен в том, что он выполнит свое условие Я узнаю об этом,
когда увижу его Я буду знать, как только посмотрю на него Но
если я не заплачу свою цену, то я никогда его не увижу Цена --
это вы, мой бедный герцог Моя бедная Ванна научила меня
многому, и одно из того, чему она меня научила, -- это ясно
видеть правду, когда стресс велик. Я не могу делать это всегда,
но когда я увижу барона -- тогда я буду знать.
Все происходящее казалось герцогу кошмаром -- этого просто
не могло быть!
Лицо Уйе скривилось в гримасе.
-- Мне не удастся подойти к барону достаточно близко, иначе
я сделал бы это сам. Нет, меня будут держать на безопасном
расстоянии. Но вы... вы самое лучшее мое оружие! Он захочет,
чтобы вы были возле него, чтобы позлорадствовать, похвастаться,
как ловко он вам отомстил.
Лето не отрывал взгляда от лица Уйе, от дергающихся мускулов
на его подбородке.
-- А вы, мой бедный герцог, должны помнить об этом зубе, --
Уйе держал теперь его в своих пальцах, -- это единственное, что
будет напоминать вам обо мне.
Губы Лето шевелились, но слов не получалось. Наконец он смог
выговорить:
-- ...отказываюсь.
-- Э, нет! Вы не можете отказаться, потому что в обмен на
эту маленькую услугу я спасу вашего сына и вашу женщину. Никто
другой этого сделать не сможет. Их можно переправить туда, где
ни один Харконнен до них не доберется.
-- Как... спасти?.. -- прошептал Лето.
-- Создав видимость их смерти, спрятать их среди людей,
которые хватаются за нож при одном упоминании имени
Харконненов. -- Он потрогал подбородок Лето. -- Вы чувствуете
что-нибудь в этом месте?
Будучи не в состоянии отвечать, Лето увидел на пальце Уйе
свое кольцо с герцогской печатью.
-- Вы сделаете это ради Пола, -- сказал Уйе. -- Сейчас вы
потеряете сознание. Прощайте, мой бедный герцог. При следующей
нашей встрече у нас уже не будет времени для разговоров.
Холодная волна пробежала по лицу Лето Все окружающее
погрузилось во тьму.
-- Помните о зубе! -- прошипел Уйе.
Следовало бы создать науку о неудовлетворенности.
Народы нуждаются в тяжких временах и в угнетении для
физического развития мускулов.
Принцесса Ирулэн.
Собрание высказываний Муаддиба.
Джессика проснулась в темноте, осознав, что привычный ход
вещей нарушен. Она не могла понять, откуда такая вялость в ее
мозгу и теле Страх током ударил по нервам, заставив ее
похолодеть. Она хотела встать и включить свет, но не смогла Она
почувствовала странный вкус во рту, потом послышался отдаленный
звук -- непонятно откуда Она лежала в темноте и ждала,
чувствуя, как мучительно долго тянутся секунды...
Наконец она ощутила свое тело и поняла, что кисти ее рук и
лодыжки связаны, а в рот вставлен кляп Она лежала на боку, ее
руки были связаны за спиной. Она попробовала путы и убедилась,
что веревка при напряжении лишь сильнее затягивается И теперь
она вспомнила.
В темноте ее спальни было какое-то движение, что-то сырое и
едко пахнущее упало ей на лицо, забило рот, какие-то руки
схватили ее. Она задохнулась, чувствуя, что ей дали наркотик
Сознание отступило, и она погрузилась в темноту.
"Свершилось, -- подумала она. -- Как просто оказалось
покорить Бене Гессерит -- для этого понадобилось только