Страница:
В глубокой и полной тишине Чани обернулась и посмотрела на
Пола. Потом она сказала:
-- Там, где я пламя, будь углем. Там, где я роса, будь
водой.
-- Би-ла кайфа, -- нараспев произнесли остальные.
-- Полу Муаддибу пойдет эта мера, -- сказала Чани. -- Пусть
он хранит ее для племени, охраняет от бессмысленных потерь.
Пусть он тратит ее с умом во время нужды. Пусть он пронесет ее
свое время и оставит для племени.
-- Би-ла кайфа, -- повторили члены отряда.
"Я должен принять эту воду", -- подумал Пол. Он медленно
встал и подошел к Чани. Стилгар отступил, давая ему место, и
бережно взял у него бализет.
-- На колени! -- сказала Чани.
Пол опустился на колени.
Она положила его руки на мешок с водой и плотно прижала их к
его поверхности.
-- Племя оказывает тебе доверие, вручая эту воду. Джемиз
ушел из нее. Владей ею в мире. -- Она встала и подняла Пола.
Стилгар вернул ему бализет и протянул на ладони стопку
металлических колец. Пол посмотрел на них, отмечая разницу в их
размерах.
Чани взяла самое большое кольцо и подержала его в руке,
показывая.
-- Тридцать литров, -- сказала она. Одно за другим она брала
кольца и, показывая их Полу, пересчитывала их:
-- Два литра, один литр, семь счетчиков воды по одной драхме
каждый, один счетчик тридцати трех малых драхм. Вот они все --
тридцать три литра, семь драхм и тридцать три малых драхмы.
Она держала кольца в руках так, чтобы Пол мог их видеть.
-- Ты принимаешь их? -- сказал Стилгар.
-- Да.
-- Позже я покажу тебе, как связать их в платок, -- сказала
Чани, -- чтобы они не попортились и не подвели тебя, когда тебе
понадобится тишина. -- Она протянула руку.
-- Ты не могла бы... хранить их вместо меня? -- спросил ее
Пол.
Чани обернулась и бросила на Стилгара испуганный взгляд. Он
улыбнулся и сказал:
-- Пол Муаддиб или Узул еще не знает наших путей, Чани.
Держи пока счетчики воды у себя, а позднее покажешь ему, как их
хранить.
Она кивнула, достала из-под плаща кусок ткани, уложила в нее
кольца, замысловато укутывая каждое в отдельности, поколебалась
мгновение и сунула себе под плащ.
"Я что-то сделал не так", -- подумал Пол. Он чувствовал
добродушную насмешку во взглядах окружающих, и его сознание
соединило это с памятью предвидения: "Счетчики воды,
предложенные женщине, -- ритуал ухаживания".
-- Хозяева воды! -- позвал Стилгар.
Люди встали, шурша плащами. Двое мужчин вышли вперед и
подняли мешок с водой. Стилгар снял глоуглоб и двинулся с ним в
глубь пещеры.
Пол, идя следом за Чани, отметил, как ярко блестят стены
пещеры, как пляшут на них тени. Он чувствовал подъем духа у
людей, и в этом было некое ожидание.
Джессика шла в хвосте отряда, подталкиваемая нетерпеливыми
руками, окруженная теснящимися людьми. Ее не удивляло это
внезапно возникшее оживление. Она понимала, что это часть
ритуала, узнавала снова чакобзы и бхотани-джиб. Ей было
известно, какие дикие вспышки могут возникать в такие минуты.
"Джан, джан, джан! -- подумала она. -- Иди, иди, иди!" Все
это походило на детскую игру, потерявшую в руках взрослых
элементы запретного.
Стилгар остановился возле желтой каменной стены. Он нажал на
выступ, и стена медленно отошла в сторону, открыв отверстие с
неровными краями. Он прошел в него и двинулся мимо частой
желтой решетки, от которой на Пола пахнуло сыростью.
Пол обернулся и вопросительно посмотрел на Чани.
-- В воздухе чувствуется влага, -- сказал он.
-- Тес... -- прошептала она, приложив к губам палец.
Человек, шедший за ними, сказал:
-- Сегодня в ловушке много влаги. Джемиз этим дает нам
знать, что он удовлетворен.
Джессика прошла сквозь потайную дверь и услышала, как та
закрылась за ней. Она видела, как, проходя мимо решетки, люди
замедляли шаги, и почувствовала сырость в воздухе, когда сама
прошла мимо.
"Ветровая ловушка! -- подумала она. -- Они прячут ловушки
где-то на поверхности, направляют воздух сюда, в более
прохладное место, и получают из него влагу".
Они прошли через другую дверь в скале с частой решеткой над
ней, и дверь за ними закрылась. Поток воздуха ударил в спину
идущим, и Пол с матерью отчетливо ощутили его влажность.
Шагающий во главе отряда Стилгар опустил глоуглоб так низко,
что тот почти касался голов идущих за ним людей. И тут же Пол
почувствовал ступеньки под ногами, идущие вниз и налево. Свет
озарял головы в капюшонах, поток спускающихся людей казался
длинной изогнутой спиралью.
Джессика почувствовала, как растет напряжение в окружающих
ее людях; тишина становилась невыносимой.
Спуск закончился, и отряд прошел сквозь следующую низкую
дверь. Огромное помещение со сводчатым потолком сразу поглотило
свет глоуглоба.
Пол почувствовал в своей руке руку Чани, услышал звук
капающей воды, отчетливо слышный в прохладном воздухе,
почувствовал благоговейный трепет, обуявший Свободных.
"Я видел это место в своем сне", -- подумал он. Эта мысль
ободрила его и одновременно расстроила. Именно на этом пути
далеко впереди орды фанатиков прокладывали себе путь огнем и
мечом во Вселенной с его именем на устах. Зеленые и черные
стяги Атридесов должны были стать символом ужаса. Дикие легионы
кидались в битву с воинственным кличем: "Муаддиб!"
"Этого не должно случиться! -- подумал он. -- Я не могу
допустить, чтобы это случилось". Но он чувствовал, как
угрожающе растет в нем расовое сознание. Он предчувствовал свою
ужасную цель и знал, что ничто не сможет противостоять
неодолимой безжалостной силе, сметающей все на своем пути и
требующей от служащих ей слепой веры и полноты самоуничтожения.
Это мгновение вобрало в себя всю его сущность. Умри он сейчас,
и она перешла бы на его мать или на нерожденную еще сестру.
Ничто, если только не смутить сейчас решимость собравшихся
здесь, не могло остановить проявления этой сущности.
Пол оглянулся и увидел, что все члены отряда выстроились в
шеренгу. Его вытолкнули вперед, к низкому каменному барьеру. За
ним в свете глоуглоба Пол увидел гладкую поверхность воды.
Глубокая и темная, она убегала в темноту -- к дальней, едва
видимой стене, находящейся в сотне метров от него.
Джессика почувствовала, как присутствие влаги смягчает
сухость ее щек и лба. Бассейн был глубок, она ощущала это, и в
ней билось настойчивое желание погрузить в него руки.
Слева от нее послышался всплеск. Она посмотрела на строй
Свободных, слабо различимый во мгле, увидела Стилгара и Пола.
Стоящие рядом с ними Хозяева Воды выливали через регистратор в
бассейн содержимое мешка. Отверстие регистратора казалось
круглым серым глазом на фоне кромки бассейна. Она видела, как
качнулась и двинулась по кругу блестящая стрелка, когда поток
воды устремился вниз. Стрелка остановилась на отметке: тридцать
три литра, семь драхм и тридцать три малых драхмы.
"Какая изумительная точность!" -- подумала Джессика. Она
отметила, что стенки измерителя не оставляли на себе ни капли
влаги. Здесь не действовали силы сцепления. Этот простой факт
показал ей качество технологии Свободных: она была совершенной.
Джессика подошла к барьеру и стала рядом со Стилгаром. Ей с
подчеркнутой вежливостью давали дорогу. Она вскользь отметила
отсутствующий взгляд Пола, но тайна этого бассейна возобладала
в ней над всем остальным.
Стилгар посмотрел на нее.
-- Среди нас были такие, кто нуждался в воде, -- сказал он.
-- И все же они не тронули бы этой воды. Ты знаешь об этом?
-- Я верю в это, -- сказала она.
Стилгар поднял глоуглоб и заглянул ей в глаза.
-- Это больше, чем богатство, -- сказал он. -- У нас тысячи
таких тайников, и лишь некоторым из нас известно их
местонахождение. -- Он склонил голову к плечу. Глоб бросал
блики желтого света на его лицо и бороду. -- Слышишь?
Они прислушались.
Звуки падающей воды, доносящиеся от водяной ловушки,
заполняли все помещение. Джессика увидела, что все члены отряда
обратились в слух. Только Пол, казалось, находился далеко
отсюда.
Для Пола этот звук казался тиканьем часов, уносящим с собой
мгновения. Он чувствовал, как время струится сквозь него, как
улетают его частички.
-- Было подсчитано, сколько нам нужно воды. Когда мы получим
это количество, мы изменим лицо Арраки.
Отряд отозвался шепотом:
-- Би-ла кайфа.
-- Мы покроем дюны густыми травами, -- сказал Стилгар, и
голос его окреп. -- Мы напитаем водой почву, и на ней вырастут
леса.
-- Би-ла кайфа, -- нараспев подхватили люди.
-- С каждым годом будут отступать полярные льды.
-- Би-ла кайфа, -- пропели воины...
-- Мы превратим Арраки в уютную планету -- с тающими льдами
на полюсах, с озерами в умеренных широтах, и только песчаная
пустыня останется для Создателя и его спайса.
-- Би-ла кайфа.
-- И ни один человек никогда не будет испытывать жажды. Вода
будет ждать его в родниках, озерах и реках. Она побежит по
каналам и оросит наши поля. Каждый человек сможет зачерпнуть
ее, стоит лишь протянуть руку.
-- Би-ла кайфа.
Джессика догадалась, что его слова -- составная часть
обряда, и отметила, что она инстинктивно отзывается на них с
благоговением. "Они в союзе с будущим, -- подумала она. -- У
них есть вершина, которую нужно покорить. Это мечта ученого...
и эти простые люди, эти крестьяне полны ею".
Она обратилась мыслями к Льету Кайнзу, экологу императора,
принявшему обычаи и образ жизни туземцев, и удивилась ему. Эта
мечта была из тех, что пленяют человеческие души, и она
чувствовала в ее создании участие эколога. Мечта была из числа
тех, за которые отдают жизнь не раздумывая. Это был еще один
необходимый ингредиент, в котором так нуждается -- она это
чувствовала -- ее сын. Люди, видящие перед собой цель. Таких
людей легко превратить в фанатиков. Ими можно управлять, как
собственным оружием, и они добьются ради Пола чего угодно.
-- Теперь мы уходим, -- сказал Стилгар, -- и будем ждать
появления первой луны. Когда путь Джемиза станет безопасным, мы
пойдем домой.
Подтвердив свое согласие с вождем, люди двинулись за ним и,
оставив позади водный бассейн, начали подниматься по лестнице.
Пол, идя следом за Чани, почувствовал, что миновал жизненно
важный момент, что он упустил возможность принять важное
решение и теперь находится в плену собственного мифа. Он знал,
что видел это место раньше, детально изучал во фрагментах
пророческих снов на Каладане, но сейчас всплыли такие детали,
которых он не видел раньше. Он ощутил новое для себя чувство
удивления перед ограниченностью своего дара. Это было подобно
тому, как если бы он путешествовал на волне времени, то в
глубине ее, то на поверхности, а вокруг него поднимались и
опадали другие волны, показывая и скрывая то, что рождалось на
их поверхности.
И над всем этим, точно утес над волнами прибоя, впереди
смутно маячил дикий джихад, насилие и кровопролитие.
Отряд прошел через последнюю дверь в главную пещеру. Огни
были потушены, покрытия у входа сняты, и в пещеру вошла ночь и
звезды, воцарившиеся над пустыней.
Джессика подошла к уступу скалы перед входом в пещеру и
посмотрела на звезды. Они были яркими и низкими. Вдруг она
услышала звуки бализета и голос Пола, напевающего мелодию. В
его голосе была насторожившая ее меланхолия.
Из глубины пещеры послышался голос Чани:
-- Расскажи мне о воде твоего родного мира, Пол Муаддиб.
И ответ Пола:
-- В другой раз, Чани, -- я тебе обещаю.
"Откуда эта грусть?" -- удивилась Джессика.
-- Это хороший бализет, -- сказала Чани.
-- Очень хороший, -- согласился Пол. -- Как ты думаешь,
Джемиз не возражает против того, что я на нем играю?
"Он говорит о мертвом в настоящем времени", -- отметила
Джессика. Ее беспокоил скрывающийся за этим смысл.
-- Джемиз любил музыку, -- вставил чей-то мужской голос.
-- Тогда спой мне одну из твоих песен, -- попросила Чани.
"Сколько женского кокетства в этом девичьем голосе, --
подумала Джессика. -- Я должна предупредить Пола насчет
коварства женщин... и как можно скорее".
-- Это песня моего друга, Гурни, -- сказал Пол. -- Боюсь,
что его уже нет в живых. Он называл эту песню "вечерней".
Все затихли, слушая голос Пола -- приятный юношеский тенор,
сопровождаемый аккордами бализета:
Это чистое время последних затухающих угольков...
Золотое сияние солнца, тонущее в ранних сумерках.
Эти сумасшедшие чувства, неистовые ласки
В воспоминаниях супруги.
Джессика почувствовала вербальную музыку в своей груди --
языческую, несущую звуки, которые внезапно и властно встряхнули
ее, принеся ощущение собственного тела и его нужд. Она слушала
в напряженном молчании:
Ночь, развесившая хрустальные кадильницы...
Это для нас?
Для нас эти игры...
Свет твоих глаз...
Эти искры любви,
Вспыхивающие в наших сердцах...
Эти искры любви,
Наполняющие наши желания.
Джессика слышала, как замирают звуки последнего аккорда...
"Почему мой сын поет этой девчонке любовную песню?" -- спросила
она себя. Ей вдруг стало страшно. Она почувствовала, как кипит
вокруг не жизнь и она не имеет над ней никакой власти. "Почему
он выбрал эту песню? -- удивилась она. -- Интуиция подсказывает
мне, почему он сделал это..."
Пол тихо сидел в темноте, а в голове его билась одна и та же
мысль: "Моя мать -- мой враг. Она сама не знает об этом, но я
знаю: она олицетворяет собой джихад. Она родила меня и
воспитала, но она -- мой враг".
Понятие прогресса служит защитным механизмом,
отгораживающим нас от ужасов будущего.
Принцесса Ирулэн.
Собрание высказываний Муаддиба.
В свой семнадцатый день рождения Фейд-Раус Харконнен убил
сотого в своей жизни раба-гладиатора из числа борцов,
принадлежавших их семье. Наблюдатели императорского двора --
граф и леди Фенринг, прибывшие ради этого события во дворец
Харконнена на Гьеди Прайм, были приглашены на места рядом с
членами семьи барона в золоченой ложе над треугольной ареной.
В честь дня рождения отпрыска баронской ветви и в
напоминание всем остальным Харконненам о том, что Фейд-Раус
является наследником, на Гьеди Прайм был устроен праздник.
Старый барон распорядился, чтобы все были освобождены от
работы, и было потрачено много усилий, чтобы создать в
фамильном городе Харко иллюзию веселья: на домах развевались
флаги, стены вдоль дороги, ведущей во дворец, были выкрашены
заново.
Но в стороне от главной магистрали граф Фенринг и его
супруга заметили груды мусора, обшарпанные коричневые стены,
отражающиеся в грязных лужах унылые фигуры людей.
В обнесенных голубой оградой владениях барона било в глаза
пышное великолепие, но и граф, и его люди видели, какой ценой
оно было куплено: повсюду охрана, орудия, сияющие тем особым
блеском, который сообщал внимательному взгляду о полной
готовности к бою. Походка и выправка слуг, их постоянная
настороженность и слежка за всем и вся с головой выдавали
людей, специально обученных для ведения охраны.
-- Механизм давления пришел в действие, -- сказал граф своей
супруге на их кодовом языке. -- Барон начинает ощущать на себе
истинную цену, заплаченную им за избавление от герцога Лето.
-- Как-нибудь я расскажу тебе легенду о фениксе, -- сказала
она.
Они стояли в холле, ожидая, пока соберутся все, кто должен
был присутствовать на семейном ристалище. Холл был небольшой,
метров сорок в длину и вдвое меньше в ширину, но фальшивым
опорам вдоль стен была придана коническая форма, а потолок имел
форму свода -- это создавало иллюзию большого пространства.
-- Вот идет барон! -- сказал граф.
Барон вступил в холл, двигаясь с той неестественной
легкостью, которую придавали его движению суспензоры, буграми
выступающие под оранжевого цвета плащом. На пальцах барона
блестели золотые кольца, драгоценные камни украшали плащ.
Рядом с бароном шел Фейд-Раус, Его темные волосы были завиты
в мелкие легкомысленные локоны, составляющие разительный
контраст с мрачными глазами. На нем была плотно облегающая
фигуру черная куртка и столь же тесные черные брюки, немного
расширяющиеся книзу. Маленькие ноги прятались в мягких туфлях.
Леди Фенринг, отметив подтянутую фигуру юноши, его играющие
под курткой мускулы, подумала: "Этот не позволит себе
растолстеть".
Барон остановился перед ними и, покровительственным жестом
взяв Фейд-Рауса за руку, сказал:
-- Мой племянник, баронет Фейд-Раус Харконнен. -- И,
повернув к нему свое лицо, толстое и розовое, как у младенца,
представил гостей:
-- А это граф и леди Фенринг.
Фейд-Раус наклонил голову с приличествующей случаю
вежливостью. Его взгляд остановился на леди Фенринг.
Это была золотоволосая красавица, гибкая и стройная. Платье
без всяких украшений мягко облегало ее фигуру. Серо-зеленые
паза смотрели на него изучающе. В ней было безмятежное
спокойствие Бене Гессерит, и молодой человек нашел, что она
могла бы заинтересовать его.
-- М-да! -- произнес граф, внимательно изучая Фейд-Рауса. --
Э... аккуратный молодой человек, -- граф посмотрел на барона,
-- Мой дорогой барон, вы сказали, что говорили о нас с этим
молодым человеком? Что же вы ему сказали?
-- Я рассказал моему племяннику об огромном уважении,
которое питает наш император к вам, граф Фенринг, -- ответил
барон. Про себя он подумал: "Убийца с манерами кролика -- самое
опасное, что только может быть".
-- Это, разумеется, само собой, -- сказал граф и улыбнулся
своей супруге.
Фейд-Раус нашел манеры и вид графа отвратительными. Они
приоткрывали нечто, что требовало самого пристального изучения.
Молодой человек сконцентрировал свое внимание на графе:
маленький и с виду слабый человечек. На остром, лисьем лице
огромные черные глаза, седина на висках. И необычность
движений: он поводил рукой или головой в одну сторону -- и тут
же бросал их в другую. Следить за ним было трудно.
-- Гм, вы пришли с редкой пунктуальностью, -- сказал граф,
обращаясь к барону. -- Я... э... поздравляю вас с превосходными
качествами вашего наследника... с повзрослением, можно
сказать...
-- Вы слишком добры, -- сказал барон с легким поклоном.
Однако Фейд-Раус отметил, что выражение глаз дяди не
соответствует этому жесту вежливости.
-- Когда вы... гм... ироничны, то это... э... предполагает,
что... гм-м... в вашей голове рождаются глубокие мысли, --
изрек граф.
"Опять начинается... -- подумал Фейд-Раус. -- Похоже на то,
что он оскорбляет нас, а в ответ ему ничего не скажешь".
Манера речи этого человека -- все эти гм-м, мд-а и э...
вызывала у Фейд-Рауса такое чувство, как будто его ударяли по
голове чем-то мягким... Фейд-Раус переключил внимание на леди
Фенринг.
-- Мы, кажется, слишком злоупотребляем вниманием этого
молодого человека, -- сказала она. -- Насколько я знаю, он
должен сегодня появиться на арене.
"Она -- одна из очаровательнейший гурий имперского гарема",
-- подумал он, а вслух сказал:
-- Сегодня я посвящаю убийство вам, моя госпожа. С вашего
разрешения, я скажу посвящение с арены.
Она устремила на него взгляд, полный безмятежного
спокойствия, но голос ее прозвучал словно удар хлыста:
-- Я не даю вам своего разрешения.
-- Фейд! -- с укором сказал барон, а сам подумал: "Ну и
бесенок! Он, видно, добивается, чтобы граф вызвал его".
Но граф только улыбнулся и произнес свое неизменное:
-- М-м...
Фейд-Раус, чье лицо потемнело от обиды, произнес:
-- Все будет так, как вы желаете, уверяю вас, дядя. -- Он
кивнул графу Фенрингу: -- Сэр! -- И дальше: -- Моя госпожа! --
Потом он повернулся и вышел из холла, едва взглянув на
представителей малых домов, стоявших возле двойных дверей.
-- Он еще так юн, -- вздохнул барон.
-- Гм-м... действительно... -- промямлил граф.
А леди Фенринг подумала: "Может ли этот юноша быть тем, кого
имела в виду Преподобная мать? Та ли это генетическая линия,
которую мы должны сохранить?"
-- До того, как отправиться на представление, у нас есть еще
час, -- сказал барон. -- Возможно, мы могли бы немного
побеседовать с вами, Граф Фенринг. -- Он склонил набок свою
массивную голову. -- Нам следует обсудить много неотложных дел.
При этом барон подумал: "Посмотрим теперь, как поступит этот
императорский мальчик на посылках. Ведь прямо говорить он не
сможет".
Граф повернулся к леди.
-- Гм-м... ты извини нас, дорогая...
-- Каждый день, а иногда и каждый час несет разнообразие, --
ответила она.
И прежде чем удалиться, она ласково улыбнулась барону. Ее
длинные юбки зашуршали, и она, держась очень прямо, направилась
к двойным дверям в конце холла.
Барон отметил, как при ее появлении стих разговор между
представителями малых домов, как все они провожали ее глазами.
"Бене Гессерит! -- подумал барон. -- Вселенной было бы лучше от
них избавиться!"
-- Между двумя опорами справа от нас есть конус тишины, --
сказал барон. -- Мы можем поговорить там, не боясь быть
услышанными.
Своей переваливающейся походкой он направился к зоне тишины,
чувствуя, как стихают все внешние звуки, становясь тусклыми и
отдаленными.
Граф шел рядом с бароном. Они повернулись лицом к стене,
чтобы то, о чем они говорили, нельзя было прочесть по их губам.
-- Нас не устраивает то, как вы распорядились сардукарами на
Арраки, -- сказал граф.
"Прямой разговор!" -- подумал барон.
-- Сардукары не могли больше оставаться там. Был риск, что
другие узнают о том, как помог мне император.
-- Однако не похоже, чтобы решение проблем Свободных слишком
утруждало вашего племянника Раббана.
-- Чего желает император? -- спросил барон. -- Свободных на
Арраки не больше горстки. Южная пустыня необитаема. Северная
пустыня регулярно прочесывается нашими патрулями.
-- Кто говорит, что Южная пустыня необитаема?
-- Так утверждает ваш собственный планетолог, граф.
-- Но доктор Кайнз мертв.
-- Ах да... к несчастью, это так.
-- У нас есть отчеты экспедиций, совершивших полеты вдоль
южных окраин, -- сказал граф. -- Там есть следы растительной
жизни.
-- Согласен ли Союз при этих обстоятельствах вести
наблюдения из космического пространства?
-- Вам прекрасно известно положение вещей, барон: император
не может установить за Арраки открытое наблюдение.
-- И я не в состоянии это сделать, -- сказал барон. -- Кто
совершил эту экспедицию?
-- Э-э... контрабандисты.
-- У вас ложные сведения, граф, -- сказал барон. --
Контрабандисты не могли осмотреть южные границы лучше, чем это
делают люди Раббана. Штормы, движение песков и все прочее
хорошо вам известно. Тех, кто Совершает полеты, сбивает
быстрее, чем они успевают сесть.
-- Различные формы помех мы обсудим потом.
-- Так, значит, вы нашли ошибку в моих расчетах?
-- В том, в чем вы предполагаете ошибку, вам не удастся
оправдаться.
"Он намеренно пытается рассердить меня", -- подумал барон.
Чтобы успокоиться, он сделал два глубоких вдоха, после чего он
почувствовал запах собственного пота и тело под суспензорами
внезапно зачесалось.
-- Смерть наложницы и мальчика не должна беспокоить
императора, -- сказал барон. -- Они полетели через пустыню. Был
шторм.
-- Да, произошло слишком много несчастных случаев...
-- Мне не нравится ваш тон, граф, -- сказал барон.
-- Ненависть -- это одно, насилие -- другое, -- сказал граф.
-- Позвольте мне предостеречь вас: если несчастный случай
постигнет меня, все Великие дома узнают о том, что вы совершили
на Арраки. Они уже давно подозревают, каким образом вы
обделываете свои дела.
-- Единственное недавнее дело, которое я могу припомнить, --
сказал барон, -- это переброска на Арраки нескольких легионов
сардукаров.
-- Вы собираетесь шантажировать императора?
-- Вовсе нет!
Граф улыбнулся.
-- Командиры сардукаров все, как один, будут утверждать, что
действовали без приказа, поскольку жаждали драки с этими
подонками Свободными.
-- Подобное утверждение могло бы у многих вызвать сомнения,
-- сказал барон, однако угроза возымела действие.
-- Император желает проверить ваши книги.
-- В любое время.
-- У вас... э... нет возражений?
-- Абсолютно. Мои деловые отношения с компанией СНОАМ
выдержат любую, самую тщательную, проверку. А сам подумал:
"Пусть выдвигает против меня ложное обвинение и выставляет его
напоказ. Я буду держаться твердо, как Прометей, повторяя:
смотрите на меня, я оклеветан. Пусть тогда выставляет против
меня любое обвинение, даже истинное. Великие дома не поверят
второму нападению обвинителя, чье первое обвинение было
ложным".
-- Вне всякого сомнения, ваши книги будут подвергнуты самому
тщательному изучению, -- пробормотал граф.
-- Почему император так интересуется Свободными?
-- А вы бы хотели, чтобы он переключил внимание на
что-нибудь другое? Ими интересуются сардукары, но не император.
Им нужно практиковаться в убийствах, и они терпеть не могут,
когда работа остается недоделанной.
"Чего он добивается, напоминая о том, что его поддерживают
кровожадные убийцы?" -- спросил себя барон.
-- Дело всегда требовало определенного количества убийц, --
сказал он вслух. -- Но здесь Получился явный перебор. Кто-то
должен быть оставлен для работы со с пай сом.
Граф коротко хохотнул.
-- Вы думаете, что сможете использовать Свободных?
-- Они никогда от этого не отказывались, -- сказал барон. --
Но убийства ожесточили остаток моего населения. Здесь я подхожу
к другому варианту решения арракинской проблемы, дорогой мой
Фенринг. И, должен признаться, я надеюсь, что он может
вдохновить императора.
-- Вот как?!
-- Видите ли, дорогой граф, меня интересует тюремная планета
императора -- Салуза Вторая.
Граф пристально посмотрел на него.
-- Какая же связь существует между Арраки и Салузой Второй?
Барон увидел тревогу в глазах графа и сказал:
-- Связи пока нет.
-- Но?..
-- Вы должны допустить, что здесь кроется возможность
пополнения рабочей силы на Арраки, если использовать ее как
Пола. Потом она сказала:
-- Там, где я пламя, будь углем. Там, где я роса, будь
водой.
-- Би-ла кайфа, -- нараспев произнесли остальные.
-- Полу Муаддибу пойдет эта мера, -- сказала Чани. -- Пусть
он хранит ее для племени, охраняет от бессмысленных потерь.
Пусть он тратит ее с умом во время нужды. Пусть он пронесет ее
свое время и оставит для племени.
-- Би-ла кайфа, -- повторили члены отряда.
"Я должен принять эту воду", -- подумал Пол. Он медленно
встал и подошел к Чани. Стилгар отступил, давая ему место, и
бережно взял у него бализет.
-- На колени! -- сказала Чани.
Пол опустился на колени.
Она положила его руки на мешок с водой и плотно прижала их к
его поверхности.
-- Племя оказывает тебе доверие, вручая эту воду. Джемиз
ушел из нее. Владей ею в мире. -- Она встала и подняла Пола.
Стилгар вернул ему бализет и протянул на ладони стопку
металлических колец. Пол посмотрел на них, отмечая разницу в их
размерах.
Чани взяла самое большое кольцо и подержала его в руке,
показывая.
-- Тридцать литров, -- сказала она. Одно за другим она брала
кольца и, показывая их Полу, пересчитывала их:
-- Два литра, один литр, семь счетчиков воды по одной драхме
каждый, один счетчик тридцати трех малых драхм. Вот они все --
тридцать три литра, семь драхм и тридцать три малых драхмы.
Она держала кольца в руках так, чтобы Пол мог их видеть.
-- Ты принимаешь их? -- сказал Стилгар.
-- Да.
-- Позже я покажу тебе, как связать их в платок, -- сказала
Чани, -- чтобы они не попортились и не подвели тебя, когда тебе
понадобится тишина. -- Она протянула руку.
-- Ты не могла бы... хранить их вместо меня? -- спросил ее
Пол.
Чани обернулась и бросила на Стилгара испуганный взгляд. Он
улыбнулся и сказал:
-- Пол Муаддиб или Узул еще не знает наших путей, Чани.
Держи пока счетчики воды у себя, а позднее покажешь ему, как их
хранить.
Она кивнула, достала из-под плаща кусок ткани, уложила в нее
кольца, замысловато укутывая каждое в отдельности, поколебалась
мгновение и сунула себе под плащ.
"Я что-то сделал не так", -- подумал Пол. Он чувствовал
добродушную насмешку во взглядах окружающих, и его сознание
соединило это с памятью предвидения: "Счетчики воды,
предложенные женщине, -- ритуал ухаживания".
-- Хозяева воды! -- позвал Стилгар.
Люди встали, шурша плащами. Двое мужчин вышли вперед и
подняли мешок с водой. Стилгар снял глоуглоб и двинулся с ним в
глубь пещеры.
Пол, идя следом за Чани, отметил, как ярко блестят стены
пещеры, как пляшут на них тени. Он чувствовал подъем духа у
людей, и в этом было некое ожидание.
Джессика шла в хвосте отряда, подталкиваемая нетерпеливыми
руками, окруженная теснящимися людьми. Ее не удивляло это
внезапно возникшее оживление. Она понимала, что это часть
ритуала, узнавала снова чакобзы и бхотани-джиб. Ей было
известно, какие дикие вспышки могут возникать в такие минуты.
"Джан, джан, джан! -- подумала она. -- Иди, иди, иди!" Все
это походило на детскую игру, потерявшую в руках взрослых
элементы запретного.
Стилгар остановился возле желтой каменной стены. Он нажал на
выступ, и стена медленно отошла в сторону, открыв отверстие с
неровными краями. Он прошел в него и двинулся мимо частой
желтой решетки, от которой на Пола пахнуло сыростью.
Пол обернулся и вопросительно посмотрел на Чани.
-- В воздухе чувствуется влага, -- сказал он.
-- Тес... -- прошептала она, приложив к губам палец.
Человек, шедший за ними, сказал:
-- Сегодня в ловушке много влаги. Джемиз этим дает нам
знать, что он удовлетворен.
Джессика прошла сквозь потайную дверь и услышала, как та
закрылась за ней. Она видела, как, проходя мимо решетки, люди
замедляли шаги, и почувствовала сырость в воздухе, когда сама
прошла мимо.
"Ветровая ловушка! -- подумала она. -- Они прячут ловушки
где-то на поверхности, направляют воздух сюда, в более
прохладное место, и получают из него влагу".
Они прошли через другую дверь в скале с частой решеткой над
ней, и дверь за ними закрылась. Поток воздуха ударил в спину
идущим, и Пол с матерью отчетливо ощутили его влажность.
Шагающий во главе отряда Стилгар опустил глоуглоб так низко,
что тот почти касался голов идущих за ним людей. И тут же Пол
почувствовал ступеньки под ногами, идущие вниз и налево. Свет
озарял головы в капюшонах, поток спускающихся людей казался
длинной изогнутой спиралью.
Джессика почувствовала, как растет напряжение в окружающих
ее людях; тишина становилась невыносимой.
Спуск закончился, и отряд прошел сквозь следующую низкую
дверь. Огромное помещение со сводчатым потолком сразу поглотило
свет глоуглоба.
Пол почувствовал в своей руке руку Чани, услышал звук
капающей воды, отчетливо слышный в прохладном воздухе,
почувствовал благоговейный трепет, обуявший Свободных.
"Я видел это место в своем сне", -- подумал он. Эта мысль
ободрила его и одновременно расстроила. Именно на этом пути
далеко впереди орды фанатиков прокладывали себе путь огнем и
мечом во Вселенной с его именем на устах. Зеленые и черные
стяги Атридесов должны были стать символом ужаса. Дикие легионы
кидались в битву с воинственным кличем: "Муаддиб!"
"Этого не должно случиться! -- подумал он. -- Я не могу
допустить, чтобы это случилось". Но он чувствовал, как
угрожающе растет в нем расовое сознание. Он предчувствовал свою
ужасную цель и знал, что ничто не сможет противостоять
неодолимой безжалостной силе, сметающей все на своем пути и
требующей от служащих ей слепой веры и полноты самоуничтожения.
Это мгновение вобрало в себя всю его сущность. Умри он сейчас,
и она перешла бы на его мать или на нерожденную еще сестру.
Ничто, если только не смутить сейчас решимость собравшихся
здесь, не могло остановить проявления этой сущности.
Пол оглянулся и увидел, что все члены отряда выстроились в
шеренгу. Его вытолкнули вперед, к низкому каменному барьеру. За
ним в свете глоуглоба Пол увидел гладкую поверхность воды.
Глубокая и темная, она убегала в темноту -- к дальней, едва
видимой стене, находящейся в сотне метров от него.
Джессика почувствовала, как присутствие влаги смягчает
сухость ее щек и лба. Бассейн был глубок, она ощущала это, и в
ней билось настойчивое желание погрузить в него руки.
Слева от нее послышался всплеск. Она посмотрела на строй
Свободных, слабо различимый во мгле, увидела Стилгара и Пола.
Стоящие рядом с ними Хозяева Воды выливали через регистратор в
бассейн содержимое мешка. Отверстие регистратора казалось
круглым серым глазом на фоне кромки бассейна. Она видела, как
качнулась и двинулась по кругу блестящая стрелка, когда поток
воды устремился вниз. Стрелка остановилась на отметке: тридцать
три литра, семь драхм и тридцать три малых драхмы.
"Какая изумительная точность!" -- подумала Джессика. Она
отметила, что стенки измерителя не оставляли на себе ни капли
влаги. Здесь не действовали силы сцепления. Этот простой факт
показал ей качество технологии Свободных: она была совершенной.
Джессика подошла к барьеру и стала рядом со Стилгаром. Ей с
подчеркнутой вежливостью давали дорогу. Она вскользь отметила
отсутствующий взгляд Пола, но тайна этого бассейна возобладала
в ней над всем остальным.
Стилгар посмотрел на нее.
-- Среди нас были такие, кто нуждался в воде, -- сказал он.
-- И все же они не тронули бы этой воды. Ты знаешь об этом?
-- Я верю в это, -- сказала она.
Стилгар поднял глоуглоб и заглянул ей в глаза.
-- Это больше, чем богатство, -- сказал он. -- У нас тысячи
таких тайников, и лишь некоторым из нас известно их
местонахождение. -- Он склонил голову к плечу. Глоб бросал
блики желтого света на его лицо и бороду. -- Слышишь?
Они прислушались.
Звуки падающей воды, доносящиеся от водяной ловушки,
заполняли все помещение. Джессика увидела, что все члены отряда
обратились в слух. Только Пол, казалось, находился далеко
отсюда.
Для Пола этот звук казался тиканьем часов, уносящим с собой
мгновения. Он чувствовал, как время струится сквозь него, как
улетают его частички.
-- Было подсчитано, сколько нам нужно воды. Когда мы получим
это количество, мы изменим лицо Арраки.
Отряд отозвался шепотом:
-- Би-ла кайфа.
-- Мы покроем дюны густыми травами, -- сказал Стилгар, и
голос его окреп. -- Мы напитаем водой почву, и на ней вырастут
леса.
-- Би-ла кайфа, -- нараспев подхватили люди.
-- С каждым годом будут отступать полярные льды.
-- Би-ла кайфа, -- пропели воины...
-- Мы превратим Арраки в уютную планету -- с тающими льдами
на полюсах, с озерами в умеренных широтах, и только песчаная
пустыня останется для Создателя и его спайса.
-- Би-ла кайфа.
-- И ни один человек никогда не будет испытывать жажды. Вода
будет ждать его в родниках, озерах и реках. Она побежит по
каналам и оросит наши поля. Каждый человек сможет зачерпнуть
ее, стоит лишь протянуть руку.
-- Би-ла кайфа.
Джессика догадалась, что его слова -- составная часть
обряда, и отметила, что она инстинктивно отзывается на них с
благоговением. "Они в союзе с будущим, -- подумала она. -- У
них есть вершина, которую нужно покорить. Это мечта ученого...
и эти простые люди, эти крестьяне полны ею".
Она обратилась мыслями к Льету Кайнзу, экологу императора,
принявшему обычаи и образ жизни туземцев, и удивилась ему. Эта
мечта была из тех, что пленяют человеческие души, и она
чувствовала в ее создании участие эколога. Мечта была из числа
тех, за которые отдают жизнь не раздумывая. Это был еще один
необходимый ингредиент, в котором так нуждается -- она это
чувствовала -- ее сын. Люди, видящие перед собой цель. Таких
людей легко превратить в фанатиков. Ими можно управлять, как
собственным оружием, и они добьются ради Пола чего угодно.
-- Теперь мы уходим, -- сказал Стилгар, -- и будем ждать
появления первой луны. Когда путь Джемиза станет безопасным, мы
пойдем домой.
Подтвердив свое согласие с вождем, люди двинулись за ним и,
оставив позади водный бассейн, начали подниматься по лестнице.
Пол, идя следом за Чани, почувствовал, что миновал жизненно
важный момент, что он упустил возможность принять важное
решение и теперь находится в плену собственного мифа. Он знал,
что видел это место раньше, детально изучал во фрагментах
пророческих снов на Каладане, но сейчас всплыли такие детали,
которых он не видел раньше. Он ощутил новое для себя чувство
удивления перед ограниченностью своего дара. Это было подобно
тому, как если бы он путешествовал на волне времени, то в
глубине ее, то на поверхности, а вокруг него поднимались и
опадали другие волны, показывая и скрывая то, что рождалось на
их поверхности.
И над всем этим, точно утес над волнами прибоя, впереди
смутно маячил дикий джихад, насилие и кровопролитие.
Отряд прошел через последнюю дверь в главную пещеру. Огни
были потушены, покрытия у входа сняты, и в пещеру вошла ночь и
звезды, воцарившиеся над пустыней.
Джессика подошла к уступу скалы перед входом в пещеру и
посмотрела на звезды. Они были яркими и низкими. Вдруг она
услышала звуки бализета и голос Пола, напевающего мелодию. В
его голосе была насторожившая ее меланхолия.
Из глубины пещеры послышался голос Чани:
-- Расскажи мне о воде твоего родного мира, Пол Муаддиб.
И ответ Пола:
-- В другой раз, Чани, -- я тебе обещаю.
"Откуда эта грусть?" -- удивилась Джессика.
-- Это хороший бализет, -- сказала Чани.
-- Очень хороший, -- согласился Пол. -- Как ты думаешь,
Джемиз не возражает против того, что я на нем играю?
"Он говорит о мертвом в настоящем времени", -- отметила
Джессика. Ее беспокоил скрывающийся за этим смысл.
-- Джемиз любил музыку, -- вставил чей-то мужской голос.
-- Тогда спой мне одну из твоих песен, -- попросила Чани.
"Сколько женского кокетства в этом девичьем голосе, --
подумала Джессика. -- Я должна предупредить Пола насчет
коварства женщин... и как можно скорее".
-- Это песня моего друга, Гурни, -- сказал Пол. -- Боюсь,
что его уже нет в живых. Он называл эту песню "вечерней".
Все затихли, слушая голос Пола -- приятный юношеский тенор,
сопровождаемый аккордами бализета:
Это чистое время последних затухающих угольков...
Золотое сияние солнца, тонущее в ранних сумерках.
Эти сумасшедшие чувства, неистовые ласки
В воспоминаниях супруги.
Джессика почувствовала вербальную музыку в своей груди --
языческую, несущую звуки, которые внезапно и властно встряхнули
ее, принеся ощущение собственного тела и его нужд. Она слушала
в напряженном молчании:
Ночь, развесившая хрустальные кадильницы...
Это для нас?
Для нас эти игры...
Свет твоих глаз...
Эти искры любви,
Вспыхивающие в наших сердцах...
Эти искры любви,
Наполняющие наши желания.
Джессика слышала, как замирают звуки последнего аккорда...
"Почему мой сын поет этой девчонке любовную песню?" -- спросила
она себя. Ей вдруг стало страшно. Она почувствовала, как кипит
вокруг не жизнь и она не имеет над ней никакой власти. "Почему
он выбрал эту песню? -- удивилась она. -- Интуиция подсказывает
мне, почему он сделал это..."
Пол тихо сидел в темноте, а в голове его билась одна и та же
мысль: "Моя мать -- мой враг. Она сама не знает об этом, но я
знаю: она олицетворяет собой джихад. Она родила меня и
воспитала, но она -- мой враг".
Понятие прогресса служит защитным механизмом,
отгораживающим нас от ужасов будущего.
Принцесса Ирулэн.
Собрание высказываний Муаддиба.
В свой семнадцатый день рождения Фейд-Раус Харконнен убил
сотого в своей жизни раба-гладиатора из числа борцов,
принадлежавших их семье. Наблюдатели императорского двора --
граф и леди Фенринг, прибывшие ради этого события во дворец
Харконнена на Гьеди Прайм, были приглашены на места рядом с
членами семьи барона в золоченой ложе над треугольной ареной.
В честь дня рождения отпрыска баронской ветви и в
напоминание всем остальным Харконненам о том, что Фейд-Раус
является наследником, на Гьеди Прайм был устроен праздник.
Старый барон распорядился, чтобы все были освобождены от
работы, и было потрачено много усилий, чтобы создать в
фамильном городе Харко иллюзию веселья: на домах развевались
флаги, стены вдоль дороги, ведущей во дворец, были выкрашены
заново.
Но в стороне от главной магистрали граф Фенринг и его
супруга заметили груды мусора, обшарпанные коричневые стены,
отражающиеся в грязных лужах унылые фигуры людей.
В обнесенных голубой оградой владениях барона било в глаза
пышное великолепие, но и граф, и его люди видели, какой ценой
оно было куплено: повсюду охрана, орудия, сияющие тем особым
блеском, который сообщал внимательному взгляду о полной
готовности к бою. Походка и выправка слуг, их постоянная
настороженность и слежка за всем и вся с головой выдавали
людей, специально обученных для ведения охраны.
-- Механизм давления пришел в действие, -- сказал граф своей
супруге на их кодовом языке. -- Барон начинает ощущать на себе
истинную цену, заплаченную им за избавление от герцога Лето.
-- Как-нибудь я расскажу тебе легенду о фениксе, -- сказала
она.
Они стояли в холле, ожидая, пока соберутся все, кто должен
был присутствовать на семейном ристалище. Холл был небольшой,
метров сорок в длину и вдвое меньше в ширину, но фальшивым
опорам вдоль стен была придана коническая форма, а потолок имел
форму свода -- это создавало иллюзию большого пространства.
-- Вот идет барон! -- сказал граф.
Барон вступил в холл, двигаясь с той неестественной
легкостью, которую придавали его движению суспензоры, буграми
выступающие под оранжевого цвета плащом. На пальцах барона
блестели золотые кольца, драгоценные камни украшали плащ.
Рядом с бароном шел Фейд-Раус, Его темные волосы были завиты
в мелкие легкомысленные локоны, составляющие разительный
контраст с мрачными глазами. На нем была плотно облегающая
фигуру черная куртка и столь же тесные черные брюки, немного
расширяющиеся книзу. Маленькие ноги прятались в мягких туфлях.
Леди Фенринг, отметив подтянутую фигуру юноши, его играющие
под курткой мускулы, подумала: "Этот не позволит себе
растолстеть".
Барон остановился перед ними и, покровительственным жестом
взяв Фейд-Рауса за руку, сказал:
-- Мой племянник, баронет Фейд-Раус Харконнен. -- И,
повернув к нему свое лицо, толстое и розовое, как у младенца,
представил гостей:
-- А это граф и леди Фенринг.
Фейд-Раус наклонил голову с приличествующей случаю
вежливостью. Его взгляд остановился на леди Фенринг.
Это была золотоволосая красавица, гибкая и стройная. Платье
без всяких украшений мягко облегало ее фигуру. Серо-зеленые
паза смотрели на него изучающе. В ней было безмятежное
спокойствие Бене Гессерит, и молодой человек нашел, что она
могла бы заинтересовать его.
-- М-да! -- произнес граф, внимательно изучая Фейд-Рауса. --
Э... аккуратный молодой человек, -- граф посмотрел на барона,
-- Мой дорогой барон, вы сказали, что говорили о нас с этим
молодым человеком? Что же вы ему сказали?
-- Я рассказал моему племяннику об огромном уважении,
которое питает наш император к вам, граф Фенринг, -- ответил
барон. Про себя он подумал: "Убийца с манерами кролика -- самое
опасное, что только может быть".
-- Это, разумеется, само собой, -- сказал граф и улыбнулся
своей супруге.
Фейд-Раус нашел манеры и вид графа отвратительными. Они
приоткрывали нечто, что требовало самого пристального изучения.
Молодой человек сконцентрировал свое внимание на графе:
маленький и с виду слабый человечек. На остром, лисьем лице
огромные черные глаза, седина на висках. И необычность
движений: он поводил рукой или головой в одну сторону -- и тут
же бросал их в другую. Следить за ним было трудно.
-- Гм, вы пришли с редкой пунктуальностью, -- сказал граф,
обращаясь к барону. -- Я... э... поздравляю вас с превосходными
качествами вашего наследника... с повзрослением, можно
сказать...
-- Вы слишком добры, -- сказал барон с легким поклоном.
Однако Фейд-Раус отметил, что выражение глаз дяди не
соответствует этому жесту вежливости.
-- Когда вы... гм... ироничны, то это... э... предполагает,
что... гм-м... в вашей голове рождаются глубокие мысли, --
изрек граф.
"Опять начинается... -- подумал Фейд-Раус. -- Похоже на то,
что он оскорбляет нас, а в ответ ему ничего не скажешь".
Манера речи этого человека -- все эти гм-м, мд-а и э...
вызывала у Фейд-Рауса такое чувство, как будто его ударяли по
голове чем-то мягким... Фейд-Раус переключил внимание на леди
Фенринг.
-- Мы, кажется, слишком злоупотребляем вниманием этого
молодого человека, -- сказала она. -- Насколько я знаю, он
должен сегодня появиться на арене.
"Она -- одна из очаровательнейший гурий имперского гарема",
-- подумал он, а вслух сказал:
-- Сегодня я посвящаю убийство вам, моя госпожа. С вашего
разрешения, я скажу посвящение с арены.
Она устремила на него взгляд, полный безмятежного
спокойствия, но голос ее прозвучал словно удар хлыста:
-- Я не даю вам своего разрешения.
-- Фейд! -- с укором сказал барон, а сам подумал: "Ну и
бесенок! Он, видно, добивается, чтобы граф вызвал его".
Но граф только улыбнулся и произнес свое неизменное:
-- М-м...
Фейд-Раус, чье лицо потемнело от обиды, произнес:
-- Все будет так, как вы желаете, уверяю вас, дядя. -- Он
кивнул графу Фенрингу: -- Сэр! -- И дальше: -- Моя госпожа! --
Потом он повернулся и вышел из холла, едва взглянув на
представителей малых домов, стоявших возле двойных дверей.
-- Он еще так юн, -- вздохнул барон.
-- Гм-м... действительно... -- промямлил граф.
А леди Фенринг подумала: "Может ли этот юноша быть тем, кого
имела в виду Преподобная мать? Та ли это генетическая линия,
которую мы должны сохранить?"
-- До того, как отправиться на представление, у нас есть еще
час, -- сказал барон. -- Возможно, мы могли бы немного
побеседовать с вами, Граф Фенринг. -- Он склонил набок свою
массивную голову. -- Нам следует обсудить много неотложных дел.
При этом барон подумал: "Посмотрим теперь, как поступит этот
императорский мальчик на посылках. Ведь прямо говорить он не
сможет".
Граф повернулся к леди.
-- Гм-м... ты извини нас, дорогая...
-- Каждый день, а иногда и каждый час несет разнообразие, --
ответила она.
И прежде чем удалиться, она ласково улыбнулась барону. Ее
длинные юбки зашуршали, и она, держась очень прямо, направилась
к двойным дверям в конце холла.
Барон отметил, как при ее появлении стих разговор между
представителями малых домов, как все они провожали ее глазами.
"Бене Гессерит! -- подумал барон. -- Вселенной было бы лучше от
них избавиться!"
-- Между двумя опорами справа от нас есть конус тишины, --
сказал барон. -- Мы можем поговорить там, не боясь быть
услышанными.
Своей переваливающейся походкой он направился к зоне тишины,
чувствуя, как стихают все внешние звуки, становясь тусклыми и
отдаленными.
Граф шел рядом с бароном. Они повернулись лицом к стене,
чтобы то, о чем они говорили, нельзя было прочесть по их губам.
-- Нас не устраивает то, как вы распорядились сардукарами на
Арраки, -- сказал граф.
"Прямой разговор!" -- подумал барон.
-- Сардукары не могли больше оставаться там. Был риск, что
другие узнают о том, как помог мне император.
-- Однако не похоже, чтобы решение проблем Свободных слишком
утруждало вашего племянника Раббана.
-- Чего желает император? -- спросил барон. -- Свободных на
Арраки не больше горстки. Южная пустыня необитаема. Северная
пустыня регулярно прочесывается нашими патрулями.
-- Кто говорит, что Южная пустыня необитаема?
-- Так утверждает ваш собственный планетолог, граф.
-- Но доктор Кайнз мертв.
-- Ах да... к несчастью, это так.
-- У нас есть отчеты экспедиций, совершивших полеты вдоль
южных окраин, -- сказал граф. -- Там есть следы растительной
жизни.
-- Согласен ли Союз при этих обстоятельствах вести
наблюдения из космического пространства?
-- Вам прекрасно известно положение вещей, барон: император
не может установить за Арраки открытое наблюдение.
-- И я не в состоянии это сделать, -- сказал барон. -- Кто
совершил эту экспедицию?
-- Э-э... контрабандисты.
-- У вас ложные сведения, граф, -- сказал барон. --
Контрабандисты не могли осмотреть южные границы лучше, чем это
делают люди Раббана. Штормы, движение песков и все прочее
хорошо вам известно. Тех, кто Совершает полеты, сбивает
быстрее, чем они успевают сесть.
-- Различные формы помех мы обсудим потом.
-- Так, значит, вы нашли ошибку в моих расчетах?
-- В том, в чем вы предполагаете ошибку, вам не удастся
оправдаться.
"Он намеренно пытается рассердить меня", -- подумал барон.
Чтобы успокоиться, он сделал два глубоких вдоха, после чего он
почувствовал запах собственного пота и тело под суспензорами
внезапно зачесалось.
-- Смерть наложницы и мальчика не должна беспокоить
императора, -- сказал барон. -- Они полетели через пустыню. Был
шторм.
-- Да, произошло слишком много несчастных случаев...
-- Мне не нравится ваш тон, граф, -- сказал барон.
-- Ненависть -- это одно, насилие -- другое, -- сказал граф.
-- Позвольте мне предостеречь вас: если несчастный случай
постигнет меня, все Великие дома узнают о том, что вы совершили
на Арраки. Они уже давно подозревают, каким образом вы
обделываете свои дела.
-- Единственное недавнее дело, которое я могу припомнить, --
сказал барон, -- это переброска на Арраки нескольких легионов
сардукаров.
-- Вы собираетесь шантажировать императора?
-- Вовсе нет!
Граф улыбнулся.
-- Командиры сардукаров все, как один, будут утверждать, что
действовали без приказа, поскольку жаждали драки с этими
подонками Свободными.
-- Подобное утверждение могло бы у многих вызвать сомнения,
-- сказал барон, однако угроза возымела действие.
-- Император желает проверить ваши книги.
-- В любое время.
-- У вас... э... нет возражений?
-- Абсолютно. Мои деловые отношения с компанией СНОАМ
выдержат любую, самую тщательную, проверку. А сам подумал:
"Пусть выдвигает против меня ложное обвинение и выставляет его
напоказ. Я буду держаться твердо, как Прометей, повторяя:
смотрите на меня, я оклеветан. Пусть тогда выставляет против
меня любое обвинение, даже истинное. Великие дома не поверят
второму нападению обвинителя, чье первое обвинение было
ложным".
-- Вне всякого сомнения, ваши книги будут подвергнуты самому
тщательному изучению, -- пробормотал граф.
-- Почему император так интересуется Свободными?
-- А вы бы хотели, чтобы он переключил внимание на
что-нибудь другое? Ими интересуются сардукары, но не император.
Им нужно практиковаться в убийствах, и они терпеть не могут,
когда работа остается недоделанной.
"Чего он добивается, напоминая о том, что его поддерживают
кровожадные убийцы?" -- спросил себя барон.
-- Дело всегда требовало определенного количества убийц, --
сказал он вслух. -- Но здесь Получился явный перебор. Кто-то
должен быть оставлен для работы со с пай сом.
Граф коротко хохотнул.
-- Вы думаете, что сможете использовать Свободных?
-- Они никогда от этого не отказывались, -- сказал барон. --
Но убийства ожесточили остаток моего населения. Здесь я подхожу
к другому варианту решения арракинской проблемы, дорогой мой
Фенринг. И, должен признаться, я надеюсь, что он может
вдохновить императора.
-- Вот как?!
-- Видите ли, дорогой граф, меня интересует тюремная планета
императора -- Салуза Вторая.
Граф пристально посмотрел на него.
-- Какая же связь существует между Арраки и Салузой Второй?
Барон увидел тревогу в глазах графа и сказал:
-- Связи пока нет.
-- Но?..
-- Вы должны допустить, что здесь кроется возможность
пополнения рабочей силы на Арраки, если использовать ее как