Страница:
В принципе, идея создания «Единства» лежала на поверхности. Нужно было противопоставить Лужкову с Примаковым какую-то иную, электорально привлекательную силу, способную оторвать у «Отечества» голоса избирателей. При этом – чисто внешне – она не должна была иметь ничего общего с Ельциным и «Семьей».
Трюк – нехитрый, называется он – отвлечение на негодный объект.
В качестве аналогии можно вспомнить, например, рабочие кружки, создаваемые царской охранкой в пику реальным большевистским ячейкам. С легкой руки Ленина явление это получило название «полицейский социализм», а имя одного из его лидеров священника Гапона давно уже стало нарицательным.
Основу лужковско-примаковского альянса составляли региональные лидеры, соответственно, и костяк «Единства» следовало сколачивать тоже из губернаторов, но только лояльных Кремлю. Кроме того, во главе предвыборного блока должны были встать популярные в стране люди.
Вопрос заключается лишь в одном: ктопервым поднял с земли эту, несомненно, блестящую идею?
Один из разработчиков идеологии «Единства», близкий к Березовскому политтехнолог Станислав Белковский, уверяет:
«В первую очередь победа „Единства“ – заслуга Бориса Березовского… Березовский, и только он, понял, чего именно хочет оппозиционный электорат и как именно можно сокрушить казавшийся непобедимым блок ОВР».
Правда, Белковский тут же добавляет, что «организовал же „Единство“ и привел его к победе на выборах Игорь Шабдурасулов». Однако сам Шабдурасулов – тоже абсолютная креатура Березовского (он командовал при нем телеканалом ОРТ) – утверждает совсем иное:
«Реальной роли собственно в строительстве „Единства“ у Березовского нет и не было. Он был автором идеи, у которой в тот момент даже не было названия. Идея была проста и очевидна: создать противовес центристскому блоку „Отечество – вся Россия“...»
Последним признаниям трудно не доверять, учитывая, что сделаны они были еще в 2000 году; да и заподозрить Шабдурасулова в предвзятости к Березовскому просто не поднимается рука (дружат они до сих пор).
Итак, запомним: вся заслуга Березовского в создании «Единства» заключалась исключительно в том, что он озвучил саму лишь его идею.
С тем же успехом отцом космонавтики можно считать Жюля Верна, написавшего фантастический роман «Из пушки на Луну», а Циолковский, стало быть, вообще, ни при чем.
Самое поразительное, что и спасительная эта мысль Березовскому, похоже, тоже не принадлежала. Один из активнейших строителей «Единства» Александр Назаров – на тот момент губернатор Чукотки – рассказывал мне:
«В середине 1999 года мне в голову пришла мысль: создать губернаторский предвыборный блок в противовес „Отечеству“. Березовский лежал в этот момент с гепатитом в больнице. Я приехал к нему, поделился. Особого энтузиазма это поначалу у него не вызвало; он носился тогда с идеей какого-то бредового движения „Белый платок“. Но на всякий случай рассказал о моем предложении Дьяченко, Юмашеву и Волошину, выдав, естественно, за свое. Всем оно понравилось; раз денег не просят, почему не поддержать…»
Чего-чего, а быстроты реакции у Бориса Абрамовича не отнять. Cтоило лишь ему увидеть, что затея чукотского губернатора пришлась «Семье» по душе, он мгновенно забыл об истинном ее авторстве, «Белых платках», «Мужиках» и прочих прожектах и судорожно ринулся создавать видимость кипучей деятельности. Это была настоящая удача, – снова, как и в старые, добрые времена, Березовский получил возможность показать Кремлю свою незаменимость.
Почти ежедневно к нему в больницу приезжали теперь всевозможные политики и губернаторы. Прямо в палате Борис Абрамович восторженно рисовал перед ними буйство раскрывающихся перспектив. Частенько наведывались сюда и Дьяченко с Юмашевым.
Всю черновую работу делали при этом политтехнологи и аппаратчики, большинство из которых он не видел даже в глаза, сливки же, как обычно, доставались ему.
Единственное реальное участие Березовского в раскрутке «Единства», а, точнее, в изничтожении «Отечества», которое не оспаривается никем, это – использование ОРТ и других подконтрольных СМИ.
Один из прежних его соратников на правах анонимности припомнил в беседе со мной, как в конце июня на Лазурном берегу Франции в Сан-Тропе Березовский собрал на яхте узкий круг единомышленников: Патаркацишвили, Глушкова, Доренко. Там-то, покачиваясь на волнах Средиземного моря, он и поведал о своей гениальной затее, объявив заодно Доренко, что вскоре тот вернется на ОРТ, дабы сравнять с землей Примакова с Лужковым.
«А как на это посмотрит „Семья“?» – спросили у него. Борис Абрамович лишь усмехнулся в ответ: «„Семья“ сделает все, что я ей предложу. Другого выхода у них нет, иначе им – конец».
Конечно, и раньше Березовский использовал информационную дубину для достижения своих шкурных интересов; именно они с Гусинским вернули тележурналистике статус древнейшей профессии. Но в сравнении с предвыборным творчествомДоренко, явившимся стране в 1999-м, те, прежние его упражнения были похожи теперь на невинную детскую игру в крысу.
Еженедельно, аккурат в самый прайм-тайм, Доренко возникал на телеэкране и хорошо поставленным голосом вещал о дьявольской сущности Лужкова с Примаковым, подтверждая это придуманными им же самим ужасающими историями, одна фантастичнее другой. Многомиллионная зрительская аудитория просто цепенела от услышанного. Вера в доносящиеся с экрана слова сохранилась у большинства еще с советских времен. Если по первому каналу говорят, что Лужков организовал убийство американского бизнесмена Тэйтума, а Примаков готовил покушение на грузинского лидера Шеварнадзе, значит, так оно и есть, дыма без огня не бывает.
Замысел Березовского был прост и циничен; вали все в кучу, потом разберемся; чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верится. Понятно, что все эти бредовые обвинения Лужков с Примаковым рано или поздно сумеют опровергнуть по суду. Но к тому времени, как это случится, их репутации будет нанесен уже непоправимый урон, выборы кончатся, а победителей, как известно, не судят.
«Неважно что он (Доренко. – Авт.) говорит, – объяснял Борис Абрамович свою информационную доктрину. – Важно, что он напрямую воздействует на зрителя. Это божий дар».
К сожалению, его бесстыжий план увенчался успехом. Значительная часть избирателей отвернулась от «Отечества», отдав свои симпатии «Единству».
Результаты выборов превзошли все ожидания. Претендовавший на победу лужковско-примаковский блок сумел занять только третье место, набрав 13,13 % – прямо мистика какая-то. Коммунисты получили 24,3 %, «Единство» – 23,3 %.
Если учесть, что сам же Березовский открыто именовал «Единство» «группой одноразового пользования», пригодной лишь для того, «чтобы победить на парламентских выборах», это был настоящий триумф. (Позднее он и вовсе назовет этот блок «вооруженным формированием Кремля по разрушению Конституции Российской Федерации».)
С одним только «но": чего бы там не думал себе Борис Абрамович, ключевую роль в успехе „Единства“ сыграл вовсе не его телеящик – это было, скорее, явлением сопутствующим – а появление на политическом небосклоне нового действующего лица – молодого и энергичного премьера Путина. И, конечно же, начало второй чеченской кампании.
Именно Путин был негласным лидером «Единства», и именно за него проголосовала страна.
Первые же шаги новоиспеченного премьера вселяли в людей надежду на перемены. Путин казался прямой противоположностью Ельцину: сравнительно молод, подтянут, всегда в хорошей спортивной форме. Он совсем не выпивал, охоте с рыбалкой предпочитал горные лыжи, в подозрительных связях замечен не был.
Когда чеченские боевики вторглись в Дагестан, положив тем самым начало второй кавказской войны, премьер фактически взял на себя функции верховного главнокомандующего, демонстрируя невиданную для России последовательность и жесткость. После Хасавюртовского позора, 38 мифических снайперов и череды бесславных провалов победоносное наступление российской армии вернуло обществу давно забытое чувство национального достоинства.
Не будь этого, все передачи Доренко вместе взятые, не стоили б и ломаного гроша…
Правда, Березовский, по обыкновению, приписывает себе и лавры первооткрывателя Путина. Наиболее яркую трактовку оного обнаружил я в только что вышедшей книге его (Березовского) идейного соратника Алекса Гольдфарба и вдовы перебежчика Литвиненко Марины «Смерть диссидента».
Эта написанная явно со слов Березовского интерпретация новейшей истории настолько занимательна, что я позволю себе привести объемный отрывок из книги.
Краткая преамбула: в апреле 1999-го Березовский якобы приходит к директору ФСБ в его кабинет на Лубянке, где когда-то «Берия и Андропов занимались планированием холодной войны».
«Небольшая фигурка Путина выглядела еще меньше за огромным столом, на котором стоял бронзовый бюст Феликса Дзержинского. Путин приложил палец к губам, призывая к молчанию, и жестом пригласил Бориса следовать за ним в заднюю дверь. Они прошли через личную столовую и вышли в маленький коридорчик.
Борис оглянулся. Они находились в маленькой комнатке без окон напротив двери лифта. Очевидно, это был задний выход из кабинета к личному директорскому лифту.
– Это самое безопасное место для разговора, – сказал Путин.
На повестке дня Бориса стояли два вопроса: Примаков и Литвиненко…
Выборов 2000 года стране оставалось ждать восемь месяцев. Очевидным образом Примус, семидесятилетний реликт советской эпохи, поддержанный кликой коммунистов, бывших аппаратчиков и шпионов, был вовсе не тем, в ком нуждалась страна, входя в XXI век… У кандидата должно было быть одно обязательное качество: способность побить кандидата, поддержанного коммунистами, возможно, самого Примуса, в последние недели завоевавшего популярность. Но, рассматривая список кандидатов, Борис и Путин понимали, что пейзаж пуст…
– Володя, а что по поводу тебя? – внезапно спросил Борис.
– Что по поводу меня? – не понял Путин.
– Ты мог бы стать президентом?
– Я? Нет, я не того сорта. Не этого я хочу в жизни.
– Ну а что тогда? Хочешь оставаться здесь навсегда?
– Я хочу… – замялся Путин. – Я хочу быть Березовским.
– Нет, не может быть, – рассмеялся Борис…»
Дальше, по версии авторов, они обсудили будущность Литвиненко, арестованного как раз накануне военной прокуратурой, причем Путин назвал своего бывшего подчиненного предателем, после чего разговор подошел к логическому завершению.
«Путин взялся за ручку двери. Она повернулась, не захватив механизм замка.
– Блин, – сказал Путин. – Тут замки не могут сделать так, чтобы они работали, а ты хочешь, чтобы я управлял страной. Мы тут застряли.
– Эй, кто-нибудь! – закричал он, стуча в дверь, отделявшую прихожую от основного коридора. – Это Путин! Мы застряли.
Они стучали примерно десять минут, пока кто-то их не услышал и не пришел на помощь…»
Каково?!!
Директор самой могущественной спецслужбы, боящийся, что его могут подслушивать, а посему проводящий тайные переговоры в предбаннике между дверями… Лично я – поверить в такое просто не в состоянии. (В конце концов, что мешало им встретиться на нейтральной территории или, вообще, на природе?)
Да и представить себе Путина, признающегося, что он больше всего в жизни мечтает быть Березовским, тоже как-то выше моих сил.
Все – от начала и до конца – кажется в этом отрывке фальшивым и неправдоподобным. Это больше похоже не на документальное повествование, а на среднесортную американскую комедию времен холодной войны с кровожадными агентами КГБ и генералами-дуболомами в шапках-ушанках; директор ФСБ, оглашающий криками лубянские коридоры, – аккурат из той самой оперы.
Между прочим, в кабинете, который занимал тогда Путин, ни Берия, ни Андропов вынашивать зловещие планы не могли по определению, – дом этот № 1/3 по Большой Лубянке был построен только в середине 1980-х, уже после их смерти. Мелочь, конечно, но для исторической литературы – крайне непростительная…
В бесчисленных своих интервью Березовский многократно, как пономарь, повторяет, что это именно он первым обратил внимание на молчаливого, не рвущегося вперед директора ФСБ. Почти, как Державин – и в гроб сходя, благословил. При этом особый упор неизменно делается на то, что широкой известностью Путин тогда еще не обладал, и президентом сделали его исключительно PR-технологии и массированная пропагандистская раскрутка. Дирижировал сим процессом, разумеется, многоопытный гуру Борис Абрамович.
Иными словами, выбрать можно было любого. «За три месяца я и гориллу сделаю президентом», – говорил Березовский Степашину в бытность последнего премьер-министром и потенциальным преемником. Главное только – определиться с объектом.
Вот – лишь один образчик подобных его изречений:
«Я был одним из тех, кто рекомендовал ему (Ельцину. – Авт.) Путина в качестве преемника. Многим в ближайшем окружении Ельцина это показалось невозможным: в течение нескольких месяцев сделать из никому не известного человека президента. Те, кто сегодня славит Путина, говорили мне: «Кто? Путин??? Кто это такой? Да никогда он не станет президентом!»»
Как дело обстояло в действительности – сказать трудно; лучше всего, конечно, было бы услышать правду из первых уст, от самого Ельцина, но он почему-то все последующие годы – вплоть до самой кончины – момент этот тщательно обходил.
Или – предлагал совсем уж малоубедительные версии, вроде той, что озвучена в последней книге егомемуаров. Якобы, выбор на Путине президент остановил еще весной 1999-го, но, точно козырного туза, держал до последнего в рукаве. Даже назначая в мае премьером Степашина, он уже заранее знал, что снимет его; просто нужно было «…кем-то заполнить паузу. Заполнить чисто технически. Что называется, для отвода глаз».
«Он (Путин. – Авт.) должен появиться неожиданно, – читаем мы в «Президентском марафоне». – Общество не должно за эти «ленивые» летние месяцы привыкнуть к Путину. Не должна исчезнуть его загадка, не должен пропасть фактор неожиданности, внезапности… В этом сила. Огромная сила неожиданного политического хода. Такие ходы всегда помогали мне выигрывать всю партию, порой даже безнадежную».
Логика довольно странная, – приносить в жертву целый кабинет министров ради сомнительного «политического хода». Как будто что-то могло измениться, начнись раскрутка Путина в июне, а не в сентябре – это уж, извините, попахивает шизофренией.
На самом деле – я глубоко в этом уверен – Ельцин остановился на Путине вовсе не от хорошей жизни; просто вся политическая колода давным-давно была уже засалена и перетасована, и после отрицательного экспресс-анализа Степашина скамейка запасных опустела вконец.
Главное достоинство Путина заключалось в том, что он совсем не терзался муками власти, тогдашнее положение вполне устраивало его. (Еще в декабре 1998-го в интервью «Известиям» он прямо говорил, что уйдет вместе с Ельциным, ибо: «…будущий президент, конечно, на этом месте захочет иметь… преданного ему человека», и я, мол, «к этому отношусь совершенно спокойно».)
Для патологического властолюбца, каковым всегда оставался Ельцин, это имело решающее значение.
Мог ли Березовский присовокупить к общему хору восторженных голосов свой писклявый дискант? Несомненно, мог. Но это ровным счетом ничего не меняло: не добавляло и не убавляло.
В поддержку последнего тезиса нелишне будет напомнить, что еще в сентябре 1999-го Березовский публично утверждал, что раньше срока Ельцин в отставку не уйдет и даже предлагал всем желающим заключить на сей счет с ним пари. Из чего напрашивается вполне логичный вывод, что глубоко в кремлевские тайные планы посвящен он не был.
Кроме того, никакого существенного участия в путинской выборной кампании Березовский не принимал. Вся его помощь, как и в период думских выборов, ограничивалась лишь использованием ОРТ, каковое – о чем Борис Абрамович вечно почему-то забывает – являлось де-юре телевидением государственным.
Да и вся последующая череда событий самым наглядным образом свидетельствует, что Путин – совсем не тот человек, которого, выражаясь словами Березовского «можно принять в компанию». Если помните, ровно так говорил он когда-то о Ельцине своему напарнику Юмашеву…
Ошибка Березовского заключалась в том, что он воспринимал будущего президента, как несамостоятельную единицу, вроде начинающего певца, а себя мнил великим продюсером, способным раскрутить любую бездарность и возить ее (бездарность) потом по городам и весям, отбирая три четверти кассовых сборов.
Борис Абрамович не понял главного: по ментальности своей и характеру Путин совершенно не подходил на роль какого-нибудь безголосого Влада Сташевского-Стошневского, отплясывающего под истертую фонограмму на подмостках районного ДК.
Его – Путина – сдержанность и хорошее воспитание – почему-то принимались Березовским за слабость и нерешительность; он и в мыслях не держал, что в 101-й разведшколе курсантов специально учили нравиться окружающим и не выказывать без нужды своих истинных чувств…
Путин – теперь-то мы это знаем точно – всегда отличался завидным прагматизмом; высшее искусство политика – делать из врагов друзей, а не наоборот.
Да, иной раз он способен был отмолчаться, закрыть на что-то глаза, но это непременно должен был быть егои только еговыбор. Правда, Березовский поймет это слишком поздно.
И дело не в том, что подполковник КГБ Путин перехитрил или переиграл агента КГБ «Московского», просто Березовский слишком был упоен самолюбованием. Точно тетерев на току, он пьянел от звуков собственного курлыканья, не желая замечать очевидных вполне вещей.
Уже тогда, сразу после думских выборов, у Бориса Абрамовича имелись все основания для того, чтобы не испытывать лишних иллюзий. Для этого достаточно было лишь прочитать книгу Путина «От первого лица» – развернутое интервью и. о. президента, вышедшее в самый разгар избирательной кампании.
О Березовском говорилось там дословно следующее:
«У него такой живой ум и много предложений. Все они связаны главным образом с Кавказом – Чечней, Карачаево-Черкессией. Он же был все-таки замсекретаря Совета безопасности, занимался этим. Кстати, на мой взгляд, его предложения по Чечне были нереальны и неэффективны, поэтому, собственно говоря, ничего из того, что он предлагал, не осуществляется. Но я время от времени встречаюсь не только с Березовским, но и с другими бизнесменами, например, Авеном, Потаниным, Алекперовым…»
И тут же:
«…и сам крупный бизнес заинтересован в том, чтобы в среде бизнесменов у государства не было фаворитов, чтобы все были поставлены в равные условия».
Любой здравомыслящий человек, услышав в свой адрес нечто подобное, должен, как минимум, крепко задуматься о будущем.
Но Березовский точно ослеп и оглох. После победы «Единства» он, вообще, пребывал в какой-то удивительной, непрекращающейся эйфории.
«Скучно, – зевая, посетовал Березовский, зайдя как-то в Думе к своему тезке Немцову. – Страна – моя…»
И ведь со стороны – это, действительно, выглядело похожим на правду. Сразу после Нового года, 6 января, Бориса Абрамовича видят в Иерусалиме, рядом с новоявленным паломником Ельциным (прилетели, хоть и на разных самолетах, жили зато в одной гостинице). Через три дня в Большом театре с невиданной помпой проводит он церемонию награждения своей премией «Триумф»; в царской ложе, торжественно восседает первый президент, по правую руку от него – Наина, по левую – Татьяна.
Березовскому казалось, что он достиг уже вершины своего могущества, и иначе как «Володей» нового лидера он теперь не называл. Посему – сразу после «Триумфа» предпочел умчаться за рубеж в обнимку с 18-летней моделью Марианной – последней своей роковой страстью. Назад вернулся лишь перед самыми президентскими выборами: здравствуй, Боря, новый год!
Причем обеспокоенные соратники многократно звонили ему, уговаривали прервать этот медовый месяц – страна менялась просто на глазах, но Березовский и слышать ничего не хотел.
Он почему-то считал, что власть полностью лежит уже у него в кармане. Давняя его концепция государственного устройства – капитал – есть «концентрированный потенциал нации», который и играет «доминирующую роль в управлении страной» – вот-вот претворится в жизнь.
При Ельцине – даже с учетом внутрисемейных отношений – мечта эта осуществиться до конца не могла никак. Борис Николаевич человеком был непредсказуемым, крутым, никто не знал, что выкинет он каждую минуту, отрешившись от спячки, кого на этот раз вышвырнет с Олимпа.
Власть являлась для Ельцина главным смыслом жизни. О том, чтобы делиться ею с кем-либо – а уж тем более со спекулянтами и торгашами, каковыми в его понимании были все без исключения бизнесмены, не могло идти и речи. Вот и приходилось таиться, прятаться по углам, опасливо пробираясь к пустующему капитанскому мостику; неровен час – капитан проснется, никому тогда не сдобровать.
С уходом Ельцина, Березовский свято уверовал, что его время наконец-то пришло. Истинным правителем будет он, а Путин – это так… Не марионетка, конечно, – все же какое-никакое, но определенное уважение Березовский к нему испытывал… Ну, скажем, нечто вроде английской королевы или президента ФРГ. Короче, свадебный генерал.
Он как будто забыл, что перед тем, как погаснуть, лампочка всегда начинает гореть ярче обычного…
…Через несколько лет, когда Анна Политковская назовет Березовского в одном из интервью кукловодом, Борис Абрамович страшно на это обидится. Потребует даже расшифровать, что именно вкладывает журналистка в такое понятие.
«Тот, кто дергает за ниточки с целью добиться нужного телодвижения. Склоняет на свою сторону. Заставляет думать так, как он хочет», – старательно принялась перечислять Политковская. Борис Абрамович аж прихлопнул по коленкам от возбуждения:
«Поймите, все, что вы перечислили, и есть позиция реального политика. Да, за ниточки дергать – это и есть реальная политика с моей точки зрения».
Понятно, да? То есть он хотел видеть себя в роли директора кукольного театра, а Путину в конструкции этой отводилась незавидная участь Буратино, а то и вовсе – курчавого пуделя Артемона. Карабас-Барабас будет, значит, дергать за ниточки «с целью добиться нужного телодвижения», а Буратино – послушно дрыгаться в такт. «Это и есть реальная политика».
Полноте. Никакая это не политика, а самая, что ни на есть византийщина и сплошное мошенство. Когда зритель приходит в театр, он заранее знает, что увидит спектакль, потому и платит за билет, программку и бинокль, и ничуть не удивляется потом, видя, как убитый полчаса назад на сцене артист, преспокойно садится в трамвай.
Березовский же хотел развернуть подобный театр не на сцене, а в жизни, выдать представлениеза реальную действительность, сами мы не ме-е-естные, бе-е-женцы. Этакий гигантский всероссийский лохотрон, где ловкость рук гарантирует всеобщее надувательство.
В том, что случилось в итоге с Березовским, ему некого винить, кроме себя самого. Разве виноват Путин, что оказался он иным, нежели Борис Абрамович себе его представлял?
Березовского подвела излишняя самонадеянность и самовлюбленность. Он давно уже привык иметь дело с себе подобными – беспринципными, циничными корыстолюбцами. Все, что выбивалось из этого ряда, просто не укладывалось в его системе координат.
А ведь процитированный выше отрывок из путинской книжки – был далеко не единственным симптомом, сигналом, который Березовскому надлежало услышать.
Еще задолго до выборов, осенью 1998-го, Путин успел наглядно продемонстрировать ему свою несговорчивость и твердость натуры.
История эта столь примечательна, что о ней следует рассказать подробно, а посему – ненадолго прервем наше повествование и вернемся в недавнее прошлое, лет эдак на десять назад…
Это сегодня имя его известно всей планете, тогда же слава Литвиненко не выходила еще за стены Лубянки, хотя человеком слыл он здесь весьма заметным.
Майор Оперативного управления ФСБ Литвиненко – да, тогда он был еще майором – отличался от большинства своих коллег какой-то неуемной энергией и полным отсутствием дисциплины. Литвиненко органически не признавал заведенных порядков. Он мог, не спросясь, отправиться на какую-нибудь милицейскую операцию или, вопреки субординации, напрямую заявиться в приемную директора. (Был случай, когда он прорвался даже в кабинет главы МВД Куликова.)
По своей ментальности он навсегда так и остался конвойником, предпочитавшим в качестве главного аргумента увесистый кулак, – в прежней жизни Литвиненко командовал конвойным взводом в дивизии Дзержинского, здесь-то и завербовали его местные особисты.
В иное время ни о какой службе в органах и мечтать Литвиненко не мог, в КГБ не принято было брать вчерашних агентов. Но на дворе стоял уже конец 1980-х. Тщательно выстроенная десятилетиями система кадрового отбора начинала давать сбой, страна рушилась – какие уж тут условности.
В 1988 году Литвиненко попадает на Лубянку. Окончив специальные курсы, он был зачислен в центральный аппарат, сначала – в военную контрразведку, потом – в Управление по борьбе с контрабандой и коррупцией.
Трюк – нехитрый, называется он – отвлечение на негодный объект.
В качестве аналогии можно вспомнить, например, рабочие кружки, создаваемые царской охранкой в пику реальным большевистским ячейкам. С легкой руки Ленина явление это получило название «полицейский социализм», а имя одного из его лидеров священника Гапона давно уже стало нарицательным.
Основу лужковско-примаковского альянса составляли региональные лидеры, соответственно, и костяк «Единства» следовало сколачивать тоже из губернаторов, но только лояльных Кремлю. Кроме того, во главе предвыборного блока должны были встать популярные в стране люди.
Вопрос заключается лишь в одном: ктопервым поднял с земли эту, несомненно, блестящую идею?
Один из разработчиков идеологии «Единства», близкий к Березовскому политтехнолог Станислав Белковский, уверяет:
«В первую очередь победа „Единства“ – заслуга Бориса Березовского… Березовский, и только он, понял, чего именно хочет оппозиционный электорат и как именно можно сокрушить казавшийся непобедимым блок ОВР».
Правда, Белковский тут же добавляет, что «организовал же „Единство“ и привел его к победе на выборах Игорь Шабдурасулов». Однако сам Шабдурасулов – тоже абсолютная креатура Березовского (он командовал при нем телеканалом ОРТ) – утверждает совсем иное:
«Реальной роли собственно в строительстве „Единства“ у Березовского нет и не было. Он был автором идеи, у которой в тот момент даже не было названия. Идея была проста и очевидна: создать противовес центристскому блоку „Отечество – вся Россия“...»
Последним признаниям трудно не доверять, учитывая, что сделаны они были еще в 2000 году; да и заподозрить Шабдурасулова в предвзятости к Березовскому просто не поднимается рука (дружат они до сих пор).
Итак, запомним: вся заслуга Березовского в создании «Единства» заключалась исключительно в том, что он озвучил саму лишь его идею.
С тем же успехом отцом космонавтики можно считать Жюля Верна, написавшего фантастический роман «Из пушки на Луну», а Циолковский, стало быть, вообще, ни при чем.
Самое поразительное, что и спасительная эта мысль Березовскому, похоже, тоже не принадлежала. Один из активнейших строителей «Единства» Александр Назаров – на тот момент губернатор Чукотки – рассказывал мне:
«В середине 1999 года мне в голову пришла мысль: создать губернаторский предвыборный блок в противовес „Отечеству“. Березовский лежал в этот момент с гепатитом в больнице. Я приехал к нему, поделился. Особого энтузиазма это поначалу у него не вызвало; он носился тогда с идеей какого-то бредового движения „Белый платок“. Но на всякий случай рассказал о моем предложении Дьяченко, Юмашеву и Волошину, выдав, естественно, за свое. Всем оно понравилось; раз денег не просят, почему не поддержать…»
Чего-чего, а быстроты реакции у Бориса Абрамовича не отнять. Cтоило лишь ему увидеть, что затея чукотского губернатора пришлась «Семье» по душе, он мгновенно забыл об истинном ее авторстве, «Белых платках», «Мужиках» и прочих прожектах и судорожно ринулся создавать видимость кипучей деятельности. Это была настоящая удача, – снова, как и в старые, добрые времена, Березовский получил возможность показать Кремлю свою незаменимость.
Почти ежедневно к нему в больницу приезжали теперь всевозможные политики и губернаторы. Прямо в палате Борис Абрамович восторженно рисовал перед ними буйство раскрывающихся перспектив. Частенько наведывались сюда и Дьяченко с Юмашевым.
Всю черновую работу делали при этом политтехнологи и аппаратчики, большинство из которых он не видел даже в глаза, сливки же, как обычно, доставались ему.
Единственное реальное участие Березовского в раскрутке «Единства», а, точнее, в изничтожении «Отечества», которое не оспаривается никем, это – использование ОРТ и других подконтрольных СМИ.
Один из прежних его соратников на правах анонимности припомнил в беседе со мной, как в конце июня на Лазурном берегу Франции в Сан-Тропе Березовский собрал на яхте узкий круг единомышленников: Патаркацишвили, Глушкова, Доренко. Там-то, покачиваясь на волнах Средиземного моря, он и поведал о своей гениальной затее, объявив заодно Доренко, что вскоре тот вернется на ОРТ, дабы сравнять с землей Примакова с Лужковым.
«А как на это посмотрит „Семья“?» – спросили у него. Борис Абрамович лишь усмехнулся в ответ: «„Семья“ сделает все, что я ей предложу. Другого выхода у них нет, иначе им – конец».
Конечно, и раньше Березовский использовал информационную дубину для достижения своих шкурных интересов; именно они с Гусинским вернули тележурналистике статус древнейшей профессии. Но в сравнении с предвыборным творчествомДоренко, явившимся стране в 1999-м, те, прежние его упражнения были похожи теперь на невинную детскую игру в крысу.
Еженедельно, аккурат в самый прайм-тайм, Доренко возникал на телеэкране и хорошо поставленным голосом вещал о дьявольской сущности Лужкова с Примаковым, подтверждая это придуманными им же самим ужасающими историями, одна фантастичнее другой. Многомиллионная зрительская аудитория просто цепенела от услышанного. Вера в доносящиеся с экрана слова сохранилась у большинства еще с советских времен. Если по первому каналу говорят, что Лужков организовал убийство американского бизнесмена Тэйтума, а Примаков готовил покушение на грузинского лидера Шеварнадзе, значит, так оно и есть, дыма без огня не бывает.
Замысел Березовского был прост и циничен; вали все в кучу, потом разберемся; чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верится. Понятно, что все эти бредовые обвинения Лужков с Примаковым рано или поздно сумеют опровергнуть по суду. Но к тому времени, как это случится, их репутации будет нанесен уже непоправимый урон, выборы кончатся, а победителей, как известно, не судят.
«Неважно что он (Доренко. – Авт.) говорит, – объяснял Борис Абрамович свою информационную доктрину. – Важно, что он напрямую воздействует на зрителя. Это божий дар».
К сожалению, его бесстыжий план увенчался успехом. Значительная часть избирателей отвернулась от «Отечества», отдав свои симпатии «Единству».
Результаты выборов превзошли все ожидания. Претендовавший на победу лужковско-примаковский блок сумел занять только третье место, набрав 13,13 % – прямо мистика какая-то. Коммунисты получили 24,3 %, «Единство» – 23,3 %.
Если учесть, что сам же Березовский открыто именовал «Единство» «группой одноразового пользования», пригодной лишь для того, «чтобы победить на парламентских выборах», это был настоящий триумф. (Позднее он и вовсе назовет этот блок «вооруженным формированием Кремля по разрушению Конституции Российской Федерации».)
С одним только «но": чего бы там не думал себе Борис Абрамович, ключевую роль в успехе „Единства“ сыграл вовсе не его телеящик – это было, скорее, явлением сопутствующим – а появление на политическом небосклоне нового действующего лица – молодого и энергичного премьера Путина. И, конечно же, начало второй чеченской кампании.
Именно Путин был негласным лидером «Единства», и именно за него проголосовала страна.
Первые же шаги новоиспеченного премьера вселяли в людей надежду на перемены. Путин казался прямой противоположностью Ельцину: сравнительно молод, подтянут, всегда в хорошей спортивной форме. Он совсем не выпивал, охоте с рыбалкой предпочитал горные лыжи, в подозрительных связях замечен не был.
Когда чеченские боевики вторглись в Дагестан, положив тем самым начало второй кавказской войны, премьер фактически взял на себя функции верховного главнокомандующего, демонстрируя невиданную для России последовательность и жесткость. После Хасавюртовского позора, 38 мифических снайперов и череды бесславных провалов победоносное наступление российской армии вернуло обществу давно забытое чувство национального достоинства.
Не будь этого, все передачи Доренко вместе взятые, не стоили б и ломаного гроша…
Правда, Березовский, по обыкновению, приписывает себе и лавры первооткрывателя Путина. Наиболее яркую трактовку оного обнаружил я в только что вышедшей книге его (Березовского) идейного соратника Алекса Гольдфарба и вдовы перебежчика Литвиненко Марины «Смерть диссидента».
Эта написанная явно со слов Березовского интерпретация новейшей истории настолько занимательна, что я позволю себе привести объемный отрывок из книги.
Краткая преамбула: в апреле 1999-го Березовский якобы приходит к директору ФСБ в его кабинет на Лубянке, где когда-то «Берия и Андропов занимались планированием холодной войны».
«Небольшая фигурка Путина выглядела еще меньше за огромным столом, на котором стоял бронзовый бюст Феликса Дзержинского. Путин приложил палец к губам, призывая к молчанию, и жестом пригласил Бориса следовать за ним в заднюю дверь. Они прошли через личную столовую и вышли в маленький коридорчик.
Борис оглянулся. Они находились в маленькой комнатке без окон напротив двери лифта. Очевидно, это был задний выход из кабинета к личному директорскому лифту.
– Это самое безопасное место для разговора, – сказал Путин.
На повестке дня Бориса стояли два вопроса: Примаков и Литвиненко…
Выборов 2000 года стране оставалось ждать восемь месяцев. Очевидным образом Примус, семидесятилетний реликт советской эпохи, поддержанный кликой коммунистов, бывших аппаратчиков и шпионов, был вовсе не тем, в ком нуждалась страна, входя в XXI век… У кандидата должно было быть одно обязательное качество: способность побить кандидата, поддержанного коммунистами, возможно, самого Примуса, в последние недели завоевавшего популярность. Но, рассматривая список кандидатов, Борис и Путин понимали, что пейзаж пуст…
– Володя, а что по поводу тебя? – внезапно спросил Борис.
– Что по поводу меня? – не понял Путин.
– Ты мог бы стать президентом?
– Я? Нет, я не того сорта. Не этого я хочу в жизни.
– Ну а что тогда? Хочешь оставаться здесь навсегда?
– Я хочу… – замялся Путин. – Я хочу быть Березовским.
– Нет, не может быть, – рассмеялся Борис…»
Дальше, по версии авторов, они обсудили будущность Литвиненко, арестованного как раз накануне военной прокуратурой, причем Путин назвал своего бывшего подчиненного предателем, после чего разговор подошел к логическому завершению.
«Путин взялся за ручку двери. Она повернулась, не захватив механизм замка.
– Блин, – сказал Путин. – Тут замки не могут сделать так, чтобы они работали, а ты хочешь, чтобы я управлял страной. Мы тут застряли.
– Эй, кто-нибудь! – закричал он, стуча в дверь, отделявшую прихожую от основного коридора. – Это Путин! Мы застряли.
Они стучали примерно десять минут, пока кто-то их не услышал и не пришел на помощь…»
Каково?!!
Директор самой могущественной спецслужбы, боящийся, что его могут подслушивать, а посему проводящий тайные переговоры в предбаннике между дверями… Лично я – поверить в такое просто не в состоянии. (В конце концов, что мешало им встретиться на нейтральной территории или, вообще, на природе?)
Да и представить себе Путина, признающегося, что он больше всего в жизни мечтает быть Березовским, тоже как-то выше моих сил.
Все – от начала и до конца – кажется в этом отрывке фальшивым и неправдоподобным. Это больше похоже не на документальное повествование, а на среднесортную американскую комедию времен холодной войны с кровожадными агентами КГБ и генералами-дуболомами в шапках-ушанках; директор ФСБ, оглашающий криками лубянские коридоры, – аккурат из той самой оперы.
Между прочим, в кабинете, который занимал тогда Путин, ни Берия, ни Андропов вынашивать зловещие планы не могли по определению, – дом этот № 1/3 по Большой Лубянке был построен только в середине 1980-х, уже после их смерти. Мелочь, конечно, но для исторической литературы – крайне непростительная…
В бесчисленных своих интервью Березовский многократно, как пономарь, повторяет, что это именно он первым обратил внимание на молчаливого, не рвущегося вперед директора ФСБ. Почти, как Державин – и в гроб сходя, благословил. При этом особый упор неизменно делается на то, что широкой известностью Путин тогда еще не обладал, и президентом сделали его исключительно PR-технологии и массированная пропагандистская раскрутка. Дирижировал сим процессом, разумеется, многоопытный гуру Борис Абрамович.
Иными словами, выбрать можно было любого. «За три месяца я и гориллу сделаю президентом», – говорил Березовский Степашину в бытность последнего премьер-министром и потенциальным преемником. Главное только – определиться с объектом.
Вот – лишь один образчик подобных его изречений:
«Я был одним из тех, кто рекомендовал ему (Ельцину. – Авт.) Путина в качестве преемника. Многим в ближайшем окружении Ельцина это показалось невозможным: в течение нескольких месяцев сделать из никому не известного человека президента. Те, кто сегодня славит Путина, говорили мне: «Кто? Путин??? Кто это такой? Да никогда он не станет президентом!»»
Как дело обстояло в действительности – сказать трудно; лучше всего, конечно, было бы услышать правду из первых уст, от самого Ельцина, но он почему-то все последующие годы – вплоть до самой кончины – момент этот тщательно обходил.
Или – предлагал совсем уж малоубедительные версии, вроде той, что озвучена в последней книге егомемуаров. Якобы, выбор на Путине президент остановил еще весной 1999-го, но, точно козырного туза, держал до последнего в рукаве. Даже назначая в мае премьером Степашина, он уже заранее знал, что снимет его; просто нужно было «…кем-то заполнить паузу. Заполнить чисто технически. Что называется, для отвода глаз».
«Он (Путин. – Авт.) должен появиться неожиданно, – читаем мы в «Президентском марафоне». – Общество не должно за эти «ленивые» летние месяцы привыкнуть к Путину. Не должна исчезнуть его загадка, не должен пропасть фактор неожиданности, внезапности… В этом сила. Огромная сила неожиданного политического хода. Такие ходы всегда помогали мне выигрывать всю партию, порой даже безнадежную».
Логика довольно странная, – приносить в жертву целый кабинет министров ради сомнительного «политического хода». Как будто что-то могло измениться, начнись раскрутка Путина в июне, а не в сентябре – это уж, извините, попахивает шизофренией.
На самом деле – я глубоко в этом уверен – Ельцин остановился на Путине вовсе не от хорошей жизни; просто вся политическая колода давным-давно была уже засалена и перетасована, и после отрицательного экспресс-анализа Степашина скамейка запасных опустела вконец.
Главное достоинство Путина заключалось в том, что он совсем не терзался муками власти, тогдашнее положение вполне устраивало его. (Еще в декабре 1998-го в интервью «Известиям» он прямо говорил, что уйдет вместе с Ельциным, ибо: «…будущий президент, конечно, на этом месте захочет иметь… преданного ему человека», и я, мол, «к этому отношусь совершенно спокойно».)
Для патологического властолюбца, каковым всегда оставался Ельцин, это имело решающее значение.
Мог ли Березовский присовокупить к общему хору восторженных голосов свой писклявый дискант? Несомненно, мог. Но это ровным счетом ничего не меняло: не добавляло и не убавляло.
В поддержку последнего тезиса нелишне будет напомнить, что еще в сентябре 1999-го Березовский публично утверждал, что раньше срока Ельцин в отставку не уйдет и даже предлагал всем желающим заключить на сей счет с ним пари. Из чего напрашивается вполне логичный вывод, что глубоко в кремлевские тайные планы посвящен он не был.
Кроме того, никакого существенного участия в путинской выборной кампании Березовский не принимал. Вся его помощь, как и в период думских выборов, ограничивалась лишь использованием ОРТ, каковое – о чем Борис Абрамович вечно почему-то забывает – являлось де-юре телевидением государственным.
Да и вся последующая череда событий самым наглядным образом свидетельствует, что Путин – совсем не тот человек, которого, выражаясь словами Березовского «можно принять в компанию». Если помните, ровно так говорил он когда-то о Ельцине своему напарнику Юмашеву…
Ошибка Березовского заключалась в том, что он воспринимал будущего президента, как несамостоятельную единицу, вроде начинающего певца, а себя мнил великим продюсером, способным раскрутить любую бездарность и возить ее (бездарность) потом по городам и весям, отбирая три четверти кассовых сборов.
Борис Абрамович не понял главного: по ментальности своей и характеру Путин совершенно не подходил на роль какого-нибудь безголосого Влада Сташевского-Стошневского, отплясывающего под истертую фонограмму на подмостках районного ДК.
Его – Путина – сдержанность и хорошее воспитание – почему-то принимались Березовским за слабость и нерешительность; он и в мыслях не держал, что в 101-й разведшколе курсантов специально учили нравиться окружающим и не выказывать без нужды своих истинных чувств…
Путин – теперь-то мы это знаем точно – всегда отличался завидным прагматизмом; высшее искусство политика – делать из врагов друзей, а не наоборот.
Да, иной раз он способен был отмолчаться, закрыть на что-то глаза, но это непременно должен был быть егои только еговыбор. Правда, Березовский поймет это слишком поздно.
И дело не в том, что подполковник КГБ Путин перехитрил или переиграл агента КГБ «Московского», просто Березовский слишком был упоен самолюбованием. Точно тетерев на току, он пьянел от звуков собственного курлыканья, не желая замечать очевидных вполне вещей.
Уже тогда, сразу после думских выборов, у Бориса Абрамовича имелись все основания для того, чтобы не испытывать лишних иллюзий. Для этого достаточно было лишь прочитать книгу Путина «От первого лица» – развернутое интервью и. о. президента, вышедшее в самый разгар избирательной кампании.
О Березовском говорилось там дословно следующее:
«У него такой живой ум и много предложений. Все они связаны главным образом с Кавказом – Чечней, Карачаево-Черкессией. Он же был все-таки замсекретаря Совета безопасности, занимался этим. Кстати, на мой взгляд, его предложения по Чечне были нереальны и неэффективны, поэтому, собственно говоря, ничего из того, что он предлагал, не осуществляется. Но я время от времени встречаюсь не только с Березовским, но и с другими бизнесменами, например, Авеном, Потаниным, Алекперовым…»
И тут же:
«…и сам крупный бизнес заинтересован в том, чтобы в среде бизнесменов у государства не было фаворитов, чтобы все были поставлены в равные условия».
Любой здравомыслящий человек, услышав в свой адрес нечто подобное, должен, как минимум, крепко задуматься о будущем.
Но Березовский точно ослеп и оглох. После победы «Единства» он, вообще, пребывал в какой-то удивительной, непрекращающейся эйфории.
«Скучно, – зевая, посетовал Березовский, зайдя как-то в Думе к своему тезке Немцову. – Страна – моя…»
И ведь со стороны – это, действительно, выглядело похожим на правду. Сразу после Нового года, 6 января, Бориса Абрамовича видят в Иерусалиме, рядом с новоявленным паломником Ельциным (прилетели, хоть и на разных самолетах, жили зато в одной гостинице). Через три дня в Большом театре с невиданной помпой проводит он церемонию награждения своей премией «Триумф»; в царской ложе, торжественно восседает первый президент, по правую руку от него – Наина, по левую – Татьяна.
Березовскому казалось, что он достиг уже вершины своего могущества, и иначе как «Володей» нового лидера он теперь не называл. Посему – сразу после «Триумфа» предпочел умчаться за рубеж в обнимку с 18-летней моделью Марианной – последней своей роковой страстью. Назад вернулся лишь перед самыми президентскими выборами: здравствуй, Боря, новый год!
Причем обеспокоенные соратники многократно звонили ему, уговаривали прервать этот медовый месяц – страна менялась просто на глазах, но Березовский и слышать ничего не хотел.
Он почему-то считал, что власть полностью лежит уже у него в кармане. Давняя его концепция государственного устройства – капитал – есть «концентрированный потенциал нации», который и играет «доминирующую роль в управлении страной» – вот-вот претворится в жизнь.
При Ельцине – даже с учетом внутрисемейных отношений – мечта эта осуществиться до конца не могла никак. Борис Николаевич человеком был непредсказуемым, крутым, никто не знал, что выкинет он каждую минуту, отрешившись от спячки, кого на этот раз вышвырнет с Олимпа.
Власть являлась для Ельцина главным смыслом жизни. О том, чтобы делиться ею с кем-либо – а уж тем более со спекулянтами и торгашами, каковыми в его понимании были все без исключения бизнесмены, не могло идти и речи. Вот и приходилось таиться, прятаться по углам, опасливо пробираясь к пустующему капитанскому мостику; неровен час – капитан проснется, никому тогда не сдобровать.
С уходом Ельцина, Березовский свято уверовал, что его время наконец-то пришло. Истинным правителем будет он, а Путин – это так… Не марионетка, конечно, – все же какое-никакое, но определенное уважение Березовский к нему испытывал… Ну, скажем, нечто вроде английской королевы или президента ФРГ. Короче, свадебный генерал.
Он как будто забыл, что перед тем, как погаснуть, лампочка всегда начинает гореть ярче обычного…
…Через несколько лет, когда Анна Политковская назовет Березовского в одном из интервью кукловодом, Борис Абрамович страшно на это обидится. Потребует даже расшифровать, что именно вкладывает журналистка в такое понятие.
«Тот, кто дергает за ниточки с целью добиться нужного телодвижения. Склоняет на свою сторону. Заставляет думать так, как он хочет», – старательно принялась перечислять Политковская. Борис Абрамович аж прихлопнул по коленкам от возбуждения:
«Поймите, все, что вы перечислили, и есть позиция реального политика. Да, за ниточки дергать – это и есть реальная политика с моей точки зрения».
Понятно, да? То есть он хотел видеть себя в роли директора кукольного театра, а Путину в конструкции этой отводилась незавидная участь Буратино, а то и вовсе – курчавого пуделя Артемона. Карабас-Барабас будет, значит, дергать за ниточки «с целью добиться нужного телодвижения», а Буратино – послушно дрыгаться в такт. «Это и есть реальная политика».
Полноте. Никакая это не политика, а самая, что ни на есть византийщина и сплошное мошенство. Когда зритель приходит в театр, он заранее знает, что увидит спектакль, потому и платит за билет, программку и бинокль, и ничуть не удивляется потом, видя, как убитый полчаса назад на сцене артист, преспокойно садится в трамвай.
Березовский же хотел развернуть подобный театр не на сцене, а в жизни, выдать представлениеза реальную действительность, сами мы не ме-е-естные, бе-е-женцы. Этакий гигантский всероссийский лохотрон, где ловкость рук гарантирует всеобщее надувательство.
В том, что случилось в итоге с Березовским, ему некого винить, кроме себя самого. Разве виноват Путин, что оказался он иным, нежели Борис Абрамович себе его представлял?
Березовского подвела излишняя самонадеянность и самовлюбленность. Он давно уже привык иметь дело с себе подобными – беспринципными, циничными корыстолюбцами. Все, что выбивалось из этого ряда, просто не укладывалось в его системе координат.
А ведь процитированный выше отрывок из путинской книжки – был далеко не единственным симптомом, сигналом, который Березовскому надлежало услышать.
Еще задолго до выборов, осенью 1998-го, Путин успел наглядно продемонстрировать ему свою несговорчивость и твердость натуры.
История эта столь примечательна, что о ней следует рассказать подробно, а посему – ненадолго прервем наше повествование и вернемся в недавнее прошлое, лет эдак на десять назад…
$$$
Правильно, ровно на десять, ибо первое мое знакомство с Александром Литвиненко состоялось как раз в 1997 году.Это сегодня имя его известно всей планете, тогда же слава Литвиненко не выходила еще за стены Лубянки, хотя человеком слыл он здесь весьма заметным.
Майор Оперативного управления ФСБ Литвиненко – да, тогда он был еще майором – отличался от большинства своих коллег какой-то неуемной энергией и полным отсутствием дисциплины. Литвиненко органически не признавал заведенных порядков. Он мог, не спросясь, отправиться на какую-нибудь милицейскую операцию или, вопреки субординации, напрямую заявиться в приемную директора. (Был случай, когда он прорвался даже в кабинет главы МВД Куликова.)
По своей ментальности он навсегда так и остался конвойником, предпочитавшим в качестве главного аргумента увесистый кулак, – в прежней жизни Литвиненко командовал конвойным взводом в дивизии Дзержинского, здесь-то и завербовали его местные особисты.
В иное время ни о какой службе в органах и мечтать Литвиненко не мог, в КГБ не принято было брать вчерашних агентов. Но на дворе стоял уже конец 1980-х. Тщательно выстроенная десятилетиями система кадрового отбора начинала давать сбой, страна рушилась – какие уж тут условности.
В 1988 году Литвиненко попадает на Лубянку. Окончив специальные курсы, он был зачислен в центральный аппарат, сначала – в военную контрразведку, потом – в Управление по борьбе с контрабандой и коррупцией.