Холт Виктория. Дорога на райский остров

   — Нам следует поостеречься, когда у моей дорогой жены в руках оружие.
   Когда первый урок подошел к концу, я, по крайней мере, умела заряжать пистолет и обращаться с ним.
   — Вам надо упражняться каждый день, — сказал мне Грэнвилл. — Из вас получится хороший стрелок.
   — Благодарю вас, — холодно ответила я.
   Грэнвилл вернулся в дом. Вид у Фелисити был пришибленный. Ее муж наслаждался, унижая ее, и я была уверена — она боялась его больше, чем бандитов.
   Стрельба заинтересовала меня, и я с удовольствием упражнялась. Я спала с пистолетом под боком, так что мне стоило только протянуть руку, чтобы взять его. Выезжая верхом, я пристегивала пистолет ремнем. Поразительно, какое он создавал чувство безопасности.
   У меня действительно неплохо получается. Я могла выхватить пистолет и быстро выстрелить, прицелившись всего за несколько секунд. Фелисити же была безнадежна. Она боялась пистолета так же, как и всего остального здесь.
   Спустя два дня после нашего урока я вышла поупражняться. В доме было тихо. Фелисити, наверное, спит, решила я. Она часто бывала измученной, мне казалось, больше из-за мужа, чем от жары.
   Кто-то подошел и встал рядом со мной. Я знала, что это Грэнвилл, и продолжала стрелять.
   — Хорошо, — одобрил он. — Отлично. Вы совсем неплохой стрелок. Впрочем, я так и думал.
   Я засунула пистолет за пояс и повернулась, собираясь уйти.
   — Вы замечательная женщина, мисс Эннэлис, — заявил Грэнвилл. — И больше подходите для жизни здесь.
   — Не согласна, — отрезала я.
   — Мне показалось, вы здесь неплохо осваиваетесь.
   — Вот уж нет. Я скоро уеду.
   — Моя дорогая жена настаивает, чтобы вы остались, не так ли?
   — Она очень гостеприимна.
   — Надеюсь, я тоже. Это ведь, как вам известно, мое имение. И у меня нет желания, чтобы вы уезжали. Мне нравится, что вы здесь.
   — Благодарю вас, — ответила я и сделала шаг по направлению к дому.
   Грэнвилл встал передо мной, загораживая мне путь.
   — Жаль, что я не встретил вас первой, — заявил он. Я подняла брови, притворяясь, что не понимаю, о чем он говорит.
   — До моей дорогой жены, — пояснил он. — Мне следовало сделать предложение вам.
   — У вас бы ничего не вышло.
   — Ну, не знаю. У наемного общего.
   — У нас нет ничего общего, насколько я могу судить.
   — Вы мне нравитесь. В вас есть изюминка.
   Я сделала еще шаг по направлению к дому, и он схватил меня за руку, вплотную приблизив свое лицо к моему. От сильного запаха виски меня замутило.
   По-видимому, я выдала свои чувства, ибо он так стиснут мою руку, что мне стало больно.
   — Будьте добры отпустить меня, — потребовала я. Он слегка ослабил хватку, но не выпустил руки.
   — Мы могли бы неплохо поразвлечься вместе, — сообщил он.
   — Я презираю вас, — отрезала я. — И воспользуюсь первой же возможностью, чтобы оставить этот дом. Грэнвилл расхохотался.
   — Никуда вы не уедете, — заявил он. — Когда малютка Фелисити придет к вам со слезами, вы останетесь… еще на денек, потом еще. Я не против. Меня это устраивает. Я высоко вас ставлю. И мне хотелось бы многому научить вас.
   — Оставьте это для своих друзей.
   Я вырвала руку и вошла в дом. Мне было страшно. Завтра, пообещала я себе, поеду в городок и закажу место в дилижансе.
   На душе у меня было очень тревожно. Я уже давно догадывалась, что он положил на меня свой похотливый глаз, но сегодня он впервые заговорил о своих чувствах.
   Пора было бежать отсюда.
   В ту ночь я ждала в своей спальне, когда он поднимется наверх. Пистолет я держала наготове. Я с ним просто не расставалась.
   Я услышала шаги, потом открылась и с грохотом захлопнулась дверь.
   Я облегченно вздохнула. А потом поставила перед дверью стул, чтобы сразу проснуться, если он попытается зайти ко мне в комнату. По крайней мере, я буду предупреждена, и… у меня есть пистолет. Я решила выстрелить ему в ногу. Я должна быть начеку.
   И тут я услышала, как открылась дверь. Взяв пистолет, соскочила с кровати и заглянула в дверную щель.
   В коридоре кто-то был. Нет. Это был не Грэнвилл. Это была миссис Мейкен. Она спокойно прошла по коридору к комнате с балконом. Открыла дверь и вошла внутрь.
   Что это могло означать?
   Я ждала. Пять минут. Десять.
   И тут меня осенило. Она была там… с ним и Фелисити. Это было чудовищно. Нет, это терпеть нельзя. Какие еще оргии затевал этот человек? Он был похотливым, сексуальным извращенцем, причем ненасытным.
   Я должна уехать. И Фелисити должна ехать со мной. Я почти не спала в ту ночь. Что бы ни случилось, завтра еду в городок заказывать место.
 
   На следующее утро вид у Фелисити был отрешенный — словно она была не от мира сего. По-моему, она находилась в полузабытьи. Моего воображения не хватало, чтобы представить себе, что происходило в той комнате прошлой ночью. Она не могла продолжать жить с этим человеком. Должна же она это понимать. Я предложила:
   — Хочу поехать верхом. Поедешь со мной?
   Фелисити кивнула.
   Во время прогулки я объявила:
   — Фелисити, я определенно уезжаю. Не могу больше здесь оставаться.
   — Я понимаю, что ты чувствуешь.
   — Ты едешь со мной?
   — Не могу, Эннэлис. Я не смею.
   — Ты же знаешь, что должна решиться. Мне невыносимо оставлять тебя здесь.
   — Мне придется остаться. Как говорится, сама постелила постель, мне и лежать на ней.
   — Да незачем тебе это делать. Ты можешь избавиться от этого брака.
   — Нет. Я попалась. Я в ловушке.
   — Всегда же есть выход. Поедем со мной. Я сегодня закажу нам места, и как только сможем, мы уедем отсюда.
   — Не могу.
   — Я знаю, что здесь творится. Буду с тобой откровенна. Сейчас не время притворяться. Я видела, как он входил в комнату миссис Мейкен, а вчера ночью…
   — Ох, Эннэлис…
   — Да, вчера ночью, я видела. Она вошла в вашу спальню и осталась. Ох, Фелисити, это ужасно. Тебе незачем терпеть такое. Можно получить развод. Я спрошу Милтона Хемминга, что делать. Поедем со мной.
   — Он будет преследовать нас.
   — Не будет.
   — Будет. Из-за денег…
   — Можно же попытаться. Если мы уедем в Сидней, можем сесть на корабль до Карибы. Я знаю, Милтон Хемминг поможет нам. Он очень хорошо знает свет. И знает, что делать. Никто не должен терпеть того, что ты терпишь. Это чудовищно. И все с этим согласятся.
   — Я не могу смотреть людям в глаза, — жалобно прошептала Фелисити. — Мне невыносимо говорить об этом — даже с тобой.
   — Это надо прекратить, — заявила я. — Я ему не доверяю. И сама его боюсь. Я не могу оставаться под этой крышей дольше, чем необходимо. Я собираюсь забронировать себе место в дилижансе. Будь разумной, Фелисити. Позволь мне заказать место и для тебя.
   — Не могу. Не решаюсь. Он убьет меня.
   — Не посмеет.
   — Он на многое способен ради денег.
   — Ты что, собираешься приговорить себя к тому, чтобы прожить всю жизнь так, как уже попробовала? Милтон Хемминг отчасти предупреждал меня насчет него. Должно быть, у этого человека скверная репутация, если люди в таких отдаленных местах про него прослышали.
   — Я страшно боюсь, но буду бояться еще больше, если он узнает, что я заказала место в дилижансе.
   — Как он может узнать?
   — Ему могут сказать.
   — Придется рискнуть, если хочешь уехать отсюда.
   — Не могу. Не могу.
   — Что ж, Фелисити, тогда мне придется уехать одной.
   — Ох, Эннэлис, пожалуйста…
   — Я и так долго здесь прожила. Надо отправляться сейчас. Не могу больше здесь оставаться. Я должна выбраться отсюда.
   Фелисити закрыла глаза. Я увидела, как на ее лице снова появилось отрешенное выражение. Меня это стало раздражать. Наверное, потому что противоречило моей натуре. Я бы никогда не смирилась с тем, что было мне так отвратительно. Я бы боролась.
   Но Фелисити не была бойцом.
   Однако сейчас я не должна поддаваться. Я все думала об этом человеке… о его налитых кровью глазах, дыхании, смердящем виски. Я знала, что рано или поздно он обратит свои ухаживания на меня. Я была ловкой, быстро соображала, была сильной. Но он был сильнее.
   Я решительно направилась в городок.
   Я не смотрела на Фелисити, боясь, что стану колебаться. Мы привязали лошадей и вошли в гостиницу.
   У конторки я спросила, как насчет мест в дилижансе.
   На субботу все места были заняты. Однако были места в дилижансе, отправлявшемся в понедельник.
   — Сколько, мисс? Два?
   Я посмотрела на Фелисити, и та покачала головой.
   — Одно, — ответила я. — Одно место в дилижанс в понедельник.
   Я вышла на солнце, испытывая одновременно огромное облегчение, печаль и обеспокоенность, ибо, хотя мое спасение было близко, я оставляла Фелисити одну.
   Еще два дня, и я свободна! Суббота, воскресенье — а потом понедельник. Я поеду в городок пораньше, чтобы прибыть вовремя.
   Надо будет попросить Слима отвезти меня — ведь у меня багаж. Он не сможет мне отказать.
   Вид у Фелисити был глубоко несчастный. Я пыталась утешить ее, но она лишь твердила:
   — Ты уезжаешь. Что со мной будет без тебя?
   — Еще не поздно, — говорила я. — В дилижансе, наверное, еще есть место.
   Однако Фелисити отказалась.
   Я собирала вещи. Спросила Слима, не отвезет ли он меня в понедельник утром в городок, и тот согласился.
   Миссис Мейкен поинтересовалась:
   — Значит, уезжаете?
   Я едва могла разговаривать с ней после того, как увидела ее входящей в чужую спальню. Я не слишком осуждала ее, увидев, как к ней заходит Грэнвилл, ибо давно догадалась об их отношениях. Но у меня вызывало отвращение то, что она могла войти в комнату к нему и Фелисити.
   Я холодно отозвалась:
   — Да, я и не собиралась оставаться здесь надолго.
   — Не сомневаюсь, это миссис Грэнвилл вас уговорила.
   — Да, конечно, я оставалась, чтобы быть рядом с ней.
   — Какое она робкое создание.
   — Здесь все очень не похоже на ту обстановку, в которой она выросла.
   — Что ж, глубинка — не место для таких леди, как вы.
   Я поднялась к себе, чтобы продолжить сборы. После сегодняшней ночи останется пережить всего одну, твердила я себе. Я мечтала добраться до Сидней. Я приеду вечером. Во вторник зайду в Ботаническую ассоциацию, а потом закажу билет на корабль до Карибы.
   Должна признаться, что перспектива увидеть Милтона Хемминга приводила меня в волнение. Я смогу рассказать ему о том, что здесь происходит. Я не собиралась бросать Фелисити. Я должна была помочь ей, даже если она не в состоянии помочь себе сама, и я верила, что Милтон Хсмминг что-нибудь подскажет.
 
   Была просто еще одна субботняя ночь, хотя веселье внизу проходило более шумно, чем обычно. Когда все успокоились и разошлись по своим домам, была уже полночь. Я услышала, как Уильям Грэнвилл поднялся к себе.
   Я ждала, прислушиваясь. Подожду, пока он уляжется, а потом лягу сама, не забыв приставить стул к двери.
   Прошло десять минут.
   Я легла в постель.
   Наверное, минут через пятнадцать, я услышала крадущиеся шаги в коридоре. Я села в постели и нащупала пистолет. Надежно зажала его в руке и стала ждать.
   Сердце у меня бешено колотилось. Шаги остановились у моей двери.
   Стул слегка сдвинулся. Раздался треск, и стул упал. В лунном свете появилась ухмыляющаяся физиономия Грэнвилл а жуткая, похотливая и решительная.
   Я выскочила из постели и встала за кроватью, держа в руке пистолет.
   — Еще шаг — и буду стрелять, — предупредила я. У Грэнвилла сделался изумленный вид, и он остановился.
   — Клянусь Богом, — удивился он. — Вы были наготове и ждали меня.
   — Я знаю о вас слишком много. Убирайтесь… если не хотите получить пулю.
   — Ах, ты дикая кошка, — сказал он.
   — Да. И помните об этом. Сделаете еще шаг в комнату — пожалеете.
   — Но вы ведь не сможете в меня стрелять, правда?
   — Еще как смогу, и я это сделаю.
   — Убить меня в собственном доме — и так хладнокровно.
   — В вашем собственном доме, но не хладнокровно. У меня внутри все кипит — так я зла на вас. Вы мне отвратительны. Я вас презираю. Вы не человек. Вы самая низшая форма животного. Думаете, я не знаю, что здесь творится? Я хотела забрать с собой Фелисити, но она не захотела ехать. У нее неверные понятия о чувстве долга. И по отношению к кому? К вам! Называющем себя мужчиной! Отойдите. Только двиньтесь — и я буду стрелять.
   Грэнвилл уже стал оправляться от потрясения, испытанного им при виде меня с направленным на него пистолетом.
   — Ладно… ладно, — примирительно сказал он. — Я только зашел посмотреть, все ли с вами в порядке. Мне показалось, я слышал какой-то шум. Вроде кто-то бродит вокруг.
   — Возможно, к вам направляется ваша любовница.
   — Я подумал, это могут быть бандиты…
   — Ну, так это не бандиты. Уходите, и если еще ступите ногой в эту комнату, пока я здесь, больше я вас предупреждать не стану. Я буду стрелять.
   — Порох! Дикая кошка! Тигрица вы, вот кто. Я бы не сделал вам больно. Вы мне нравитесь. Я мог бы очень полюбить вас. Мне нравятся женщины с изюминкой. Если бы вы только дали себе труд узнать меня поближе…
   — Я уже знаю все, что мне нужно знать, и чем больше узнаю вас, тем больше презираю.
   — Дайте мне шанс.
   — Уходите?
   — Вы ведь это не серьезно, правда? Он пытался обойти кровать.
   — Серьезно. Еще шаг — и я буду стрелять. И не промахнусь. Вы сами говорили, что я хороший стрелок.
   — Это ведь убийство, знаете ли.
   — А я буду стрелять вам по ногам. И это будет самообороной. Я всем расскажу, как вы вошли ко мне в комнату с намерением меня изнасиловать. Расскажу, что вы укладываете экономку с собой в постель вместе с женой. Даже в этом диком краю к вам не очень-то хорошо отнесутся, если я расскажу все, что мне про вас известно. И тут я вдруг поняла, что он сдался. В его взгляде мелькнула ненависть.
   — Ну, хорошо, сука. Волчица. Думаешь, такая уж ты большая ценность? Убирайся из моего дома. Убирайся сейчас же!
   — Утром я сразу же уеду.
   — И куда же вы отправитесь? Будете ночевать под открытым небом? Вряд ли это будет удобно для вашей светлости.
   — Я уеду в гостиницу. В понедельник я отправляюсь в Сидней. Если там не будет мест, я переночую где угодно… хоть у них в холле… я не стану возражать. Единственное, чего я хочу, это уехать отсюда.
   — Ну, и отправляйтесь, — прохрипел Грэнвилл. — Скатертью дорога.
   С этими словами он вышел из комнаты, оттолкнув стул и с грохотом захлопнув дверь. Я упала на кровать. Колени у меня подгибались, и теперь, когда мне не надо было собираться с духом, чтобы противостоять ему, руки дрожали так, что я едва удерживала пистолет. Зубы стучали. Если он вернется, смогу ли я бороться с ним?
   Я лежала неподвижно, все мои чувства были обострены. Я услышала, как Грэнвилл спустился вниз. Я ждала, прислушиваясь, когда он вернется, и стараясь сдержать дрожь в руках. Завтра я должна уехать. Я узнаю, не могу ли я одну ночь провести в гостинице. Наверняка кто-нибудь приютит меня на одну ночь — а в понедельник утром отправлюсь в Сидней. Этот жуткий кошмар, наконец, кончится.
   Что он там делает? Я ничего не слышала.
   Прошел час. Руки и ноги у меня перестали дрожать. Я по-прежнему сжимала в руке пистолет.
   И тут я услышала его. Он поднимали по лестнице. Я заглянула в щель. Я слышала, как он что-то бормочет про себя, и едва различала его высокую фигуру. Он слегка пошатывался. Наверное, был сильно пьян.
   Я следила, как он постоял в нерешительности на лестнице, потом повернулся и пошел в спальню.
   Всего через пять минут, а я все еще напряженно ждала, раздался звук выстрела.
   Я знала, откуда он донесся, и с пистолетом в руке бросилась по коридору и открыла дверь спальни.
   Дверь на балкон была широко распахнута. Я увидела Фелисити. Она стояла на балконе, схватившись за сломанные перила.
   — Фелисити! — закричала я. — Что случилось?
   Она попыталась заговорить, но не могла издать ни звука. Покачала головой и показала на балкон.
   Я увидела, что сломались еще несколько планок, а передняя часть перил почти полностью отвалилась. Я подошла и посмотрела вниз. На земле внизу был распростерт Уильям Грэнвилл. На некотором расстоянии от него лежал пистолет.
   Он лежал неподвижно, как огромная кукла, и в его позе было что-то неестественное.
   Я догадалась, что он мертв.
 
   В тот понедельник я не уехала дилижансом. Я осталась в доме с Фелисити. Я увела ее из этой комнаты, полной зловещих воспоминаний, и заставила спать на моей кровати. Та была достаточно широка для двоих, а Фелисити была не в том состоянии, чтобы можно было оставить ее одну.
   Она отупела; смотрела прямо перед собой, и взгляд ее был остекленевшим. Я начинала опасаться за ее рассудок.
   Последовавшие за этим недели запечатлелись в моей памяти весьма смутно. Люди постоянно приходили и уходили. Тело Уильяма Грэнвилла унесли. У него была прострелена голова.
   Из Сиднея приехали представители властей и задавали множество вопросов.
   Как он упал? — этот вопрос интересовал их больше всего.
   Он оперся на перила, и они поддались.
   Я была спокойна. Фелисити не рассказала мне, как это произошло, и я боялась ее об этом спрашивать. Я чувствовала, что она впадет в истерику, и тогда неизвестно что может наговорить. Мой мозг сверлила одна мысль: ее терпению пришел конец, и она выстрелила в него. Я хорошо могла понять это. Я и сама готова была застрелить его. Есть предел, до которого нельзя доводить даже самых кротких людей.
   Чего я хотела больше всего — это уехать отсюда. И я хотела забрать с собой Фелисити. Что бы ни произошло, все было уже кончено. Мне хотелось успокоить, утешить Фелисити. Я так хорошо понимала, сколько она выстрадала.
   Существовала версия, что вокруг бродили бандиты. История, происшедшая у Пикерингов, обсуждалась во всех подробностях, и разбойники были у всех на уме.
   Я сообщила, что покойный незадолго перед случившимся заходил ко мне в комнату и сказал, что ему показалось — он слышал бродяг и подозревал, что это бандиты.
   Это было, в общем-то, правдой.
   Подтвердили, что после истории с Пикерингами, Грэнвилл действительно постоянно следил, не появятся ли бандиты. Как, впрочем, и все.
   А все сочли, что он услышал кого-то чужого снаружи, взял пистолет и вышел на балкон. То, что балкон требовал ремонта, было неоспоримым фактом. Одна планка отсутствовала много месяцев. Так что нетрудно было предположить, как все произошло. Грэнвилл выбежал на балкон с пистолетом, позабыв, что перила прогнили; он оперся на них и, падая, прострелил себе голову. Пистолет выбило из его руки, он был найден в нескольких футах от тела.
   Еще одна трагедия в глубинке.
   Мне казалось, на родине происшествие было бы расследовано более тщательно. Но здесь жизнь была дешева. Люди были пионерами, первооткрывателями новой страны, и связанный с этим риск был слишком велик. Смерть была не такой уж редкой гостьей в этих местах.
   Миссис Мейкен рассказала, как нам всем раздали пистолеты после нападения бандитов на Пикерингов. Мистер Грэнвилл, насколько ей было известно, очень заботился, чтобы женщины не остались без защиты.
   — Бандитам за многое придется ответить, — заявил один из представителей властей.
   А вот я не была уверена, что за смерть Уильяма Грэнвилла должны отвечать бандиты.
   Я сказала, что хочу уехать как можно скорее. Миссис Грэнвилл находилась в состоянии шока, и я боялась, что она от него так и не оправится, пока мы не покинем дом, где произошла трагедия.
   Но сначала надо было пройти через еще одно испытание — похороны.
   Сразу за городком находилось небольшое кладбище, и могила Уильяма Грэнвилла оказалась рядом с могилой миссис Пикеринг, не пережившей нападения бандитов.
   Мы стояли вокруг могилы: Фелисити, миссис Мейкен, я и несколько мужчин. Кое-кто проехал много миль, чтобы присутствовать на похоронах. Фелисити очень сочувствовали, и я с тревогой следила за ней, опасаясь, что она утратит спокойствие и выдаст свои истинные чувства.
   Все было совершенно не похоже на похороны дома: ни торжественных драпировок, ни одетых в черное служителей на церемонии, ни замысловато украшенных лошадей. Мы постарались надеть как можно больше черного, однако достать новую одежду было невозможно.
   — Бедняга, — посочувствовала одна из женщин. — Убила бы этих бандитов. Как найдут их, так линчуют, помяните мое слово. Бедная миссис Пикеринг… ей-то что пришлось выстрадать! А теперь вот — мистер Грэнвилл.
   Наше молчание было расценено как выражение скорби. Домой нас в багга доставил Слим.
   Оказалось, что Уильям Грэнвилл в расчете на женитьбу на богатой женщине наделал много долгов. Их необходимо было уплатить, а сделать это можно было, только продав имение, после чего оставалось очень немного. Фелисити безучастно согласилась на все, что ей предлагали, и была только рада передать это дело в другие руки. Она сообщила мне, что ей ничего не надо из состояния покойного мужа. Единственное, чего она хотела, — это уехать, и чтобы все было так, словно этот брак вообще не существовал.
 
   Я уложила наши вещи и сделала необходимые приготовления.
   Фелисити не хотела оставаться в доме одна, в городок ехать она тоже не хотела. Прибыв туда, я была вынуждена оставить ее на некотором расстоянии. Фелисити не могла выносить соболезнований. Она пребывала в исключительно нервозном состоянии.
   Я заказала места в дилижансе на среду. Это было спустя одиннадцать дней после смерти Уильяма Грэнвилла.
   Фелисити была совершенно измучена, и я была рада этому, ибо по ночам она спала как убитая. Я обычно сидела у окна, наблюдая за ней, и старалась не рисовать в мозгу картины того, что она пережила в этой комнате.
   Балкон починили. Я как-то зашла в ту комнату. Мне она показалась зловещей, ибо мне кое-что было известно о том, что здесь происходило. Я содрогнулась, глядя на коричневатые занавески на французских окнах, выходивших на балкон, большой шкаф, туалетный столик и два стула. Мой взгляд остановился на кровати, и я снова содрогнулась.
   Я вышла на балкон и посмотрела вниз. Новые планки ярко выделялись на фоне старых.
   Как все случилось? Возможно, однажды Фелисити мне все расскажет.
   Спрашивать ее я никогда не стану.
   В этом месте таилась какая-то угроза, и она сконцентрировалась в этой комнате. Именно здесь Фелисити пережила свое самое большое унижение.
   Я вдруг словно похолодела. В голове у меня покалывало. Может, это то, что называют «волосы встали дыбом»?
   Я была не одна.
   Я круто развернулась, вцепившись в балкон, как это, наверное, сделал Уильям Грэнвилл. Я по-настоящему ожидала увидеть его в комнате с похотливой улыбочкой на лице.
   Я смотрела в загадочные глаза миссис Мейкен.
   — А, — сказала она, — решили в последний раз посмотреть на все тут? Я ответила:
   — Балкон теперь, похоже, вполне прочен. — Мой голос звучал неестественно, на какой-то высокой ноте.
   — Ужасная вещь случилась, — заметила миссис Мейкен. — Этим бандитам за многое придется ответить. Я кивнула.
   — Здесь все станет по-другому.
   — Да, наверное. А каковы ваши планы, миссис Мейкен?
   — Я должна оставаться здесь, пока все не уберут Поверенные попросили. Кто-то же должен здесь быть… а в том виде, в каком сейчас миссис Грэнвилл… — Это прекрасное решение. Но я имела в виду — потом?
   — Я получила предложение от очень милого джентльмена из Сиднея. Домоправительницей и все такое Она снисходительно улыбалась мне.
   — Я рада, — заметила я.
   — А вы уедете. Что ж, для миссис Грэнвилл так будет лучше всего. Она ведь тут так и не обвыклась.
   Миссис Мейкен с ностальгическим видом оглядела комнату, но было ясно, что она уже строит планы на жизнь. в доме милого джентльмена в Сиднее.
   — Этих людей поймают, — сказала миссис Мейкен. — Уже бросили общий клич. И все настроены как никогда решительно. Подумать только, если бы мистер Грэнвилл не услышал тогда, как они бродят вокруг, он был бы сейчас с нами. Ну, а вы скоро уедете. Вы ведь собирались еще тогда, в понедельник… а потом вам пришлось еще немного побыть здесь, когда все случилось. Но если бы не эти люди…
   — Да, конечно. — Я вернулась с балкона в комнату и, чтобы добраться до двери, мне надо было пройти мимо миссис Мейкен. Я все время представляла ее в этой комнате с Фелисити и Уильямом Грэнвиллом.
   Миссис Мейкен бросила на меня подозрительный взгляд, и я подумала, уже не читает ли она мои мысли.
   Она была очень неприятной особой. Но в среду мы уже будем далеко отсюда.
 
   Наша последняя ночь. Фелисити лежала в кровати, но не спала.
   Я сидела на стуле, наблюдая за ней. Кровать в действительности была недостаточно широка для двоих, и мне приходилось спать на краешке, чтобы не потревожить Фелисити.
   К тому времени, когда я ложилась, она обычно уже крепко спала. По-моему, она была совершенно измучена страхом и переживаниями. Иногда я засиживалась за полночь у окна, глядя в темноту и думая о времени, проведенном здесь. С момента смерти Уильяма Грэнвилла все стало каким-то немного нереальным. Скоро воспоминания станут смутными: весь этот кошмар, гротеск, ужас, исчезающий из памяти при свете дня, — и мы вернемся к нормальной жизни.
   По крайней мере, я надеялась, что так будет.
   Сундуки Фелисити уже были отправлены в Сидней, где они останутся на складе до ее возвращения в Англию. Мой багаж и более легкие пожитки Фелисити находились в городке в ожидании погрузки в дилижанс, когда тот прибудет. Нам оставалось взять только ручную кладь.
   Я подошла к окну и села. Спать не хотелось. Уеду отсюда — вот тогда и высплюсь.