Холт Виктория. Дорога на райский остров

   — Да, — отозвался Милтон, — продолжай.
   — По-моему, я хочу быть с тобой больше, чем с кем-либо другим. Но есть ведь Реймонд. И Реймонда я знаю хорошо. Он мягкий и добрый. Я могла бы быть с ним счастлива. Это не было бы так волнующе, как с тобой. Жизнь была бы ровной… ни взлетов… ни падений.
   — Что оказалось бы для тебя невероятно скучным.
   — Не скучным. Просто приятным… плыть по течению по гладкой воде.
   — Даже в самых спокойных морях не избежать шквалов и туманов…
   — Да, я знаю, но на Реймонда можно положиться.
   — А на меня — нельзя?
   — Я никогда не могу быть в этом уверена. Не сомневаюсь, у тебя было много женщин.
   — А Реймонд, конечно, само целомудрие. Идеальный рыцарь. Как его там — Галахад? Полагаю, он сидит дома, полируя свой Святой Грааль, и его совершенно не волнует, что с тобой происходит.
   Я не могла сдержать смех.
   — Это нелепо, — сказала я.
   — Сама виновата — нечего было расписывать мне его совершенство в такую ночь.
   — И не забудь, — напомнила я, — я приехала сюда с определенной целью. Я хочу найти брата. У меня какое-то необыкновенное чувство, что я раскрою эту тайну.
   — Ты все еще думаешь о том незнакомце с Львиного острова.
   — Да, — ответила я, — думаю.
   — А ему где место?
   — Все так странно. Иногда у меня такое ощущение, что я действительно Энн Элис… что она — часть меня. Что она снова жива — во мне.
   — Этот человек тебя просто околдовал. Знаешь, мне кажется, он опаснее святого Реймонда.
   Я молчала. Неужели это так? Вот я лежу здесь с человеком, одно присутствие которого возбуждает меня, и Энн Элис со мной, вкладывает слова в мои уста… говоря мне, что я должна сохранять себя в чистоте, как она… чтобы, когда придет ей время выйти за Магнуса Перренсена, она пришла к нему такой, какой должна быть невеста. Но Энн Элис умерла. И словно выбрала меня прожить ту жизнь, в которой ей было отказано.
   — У тебя бывают странные мысли, — произнес Милтон, целуя меня в лоб.
   — Я сказала тебе правду. Ты ведь был любовником Магды Мануэль, да?
   Милтон запнулся, затем проговорил:
   — Она была одинока… муж — инвалид. Я часто бывал у них. И мы стали большими друзьями.
   — А муж?
   — По-моему, он знал.
   — Понимаю… удобно устроились.
   — Видишь ли, к браку это не вело. Я все еще ждал, пока ты появишься. Жаль, что тебя не было так долго.
   — По-моему, Магда меня терпеть не может.
   — О нет. Магда — женщина, умудренная жизненным опытом. Она все поняла. Вопрос о браке между нами не стоял.
   — Но вы были влюблены друг в друга?
   — Все зависит от того, что понимать под влюбленностью. Мы нравились друг другу. Были добры друг к другу. Подходили друг другу. Мы — лучшие друзья. Я многое способен сделать ради Магды.
   — Ты же понимаешь, что я чувствую.
   — Ты просто погрязла в предрассудках. Здесь все не так, как дома. Возможно, дело в климате. Я уверен, что ты поймешь.
   — Сейчас вы с Магдой?..
   — Все кончено.
   — Для нее, по-моему, нет.
   — Я хорошо ее знаю…
   — Она кажется таинственной, скрытной.
   — Потому что ты смотришь на нее с определенной точки зрения. Тебе не нравится то, что я мог быть привязан к другой женщине… даже до того, как встретил тебя. Меня это радует. И утешает.
   Я промолчала, и Милтон прижал меня к себе, нежно целуя. А я думала: «Он действительно любит меня». Мне хотелось повернуться к нему и сказать, что хочу стать для него всем… остаться с ним навсегда. Я едва не сделала этого. Мне надо было сказать лишь слово. Оно оставалось за мной. Я была счастлива, что это так. И хотела произнести его — и все же, меня удерживала какая-то сила, которой я не могла постичь до конца.
   Мы лежали совсем близко — очень долго. Руки Милтона, успокаивая, обнимали меня.
   Я никогда не забуду эту ночь — тихий плеск волн за стенами хижины… тишина… покой… сознание того, что он любит меня настолько, чтобы сдерживать страсть, которую я ощущала в нем, ибо он считал меня женщиной, с чьими желаниями надо считаться.
   Наша любовь должна была быть совершенной. Не тайной интрижкой в старом каноэ из-за того, что туман бросил нас в объятия друг друга. Я еще больше любила Милтона за то, что он это понял.
 
   Я потеряла всякое представление о времени, наступило утро, туман рассеивался. У меня онемело все тело. Милтон помог мне выбраться из каноэ.
   — Погода прояснилась, — сказал он. — Можно увидеть Карибу.
   — Мы очень близко.
   Я подняла к Милтону лицо, и он поцеловал меня.
   — Спасибо, — поблагодарила его я. — Я никогда не забуду эту ночь. Она будет одним из самых дорогих моих воспоминаний.
   — Мы будем приезжать сюда каждый год, пока будем жить здесь. И даже, когда вернемся в Англию.
   — Сомневаюсь, — отозвалась я.
   — Нечего сомневаться. Я обещаю.
   — Кто знает?
   — Я знаю, — сказал Милтон.
   — А ты всегда прав?
   Милтон снова стал самим собой, но мне показалось, что в ту ночь я увидела новую сторону его натуры. И за это любила его еще сильнее.
   Я села в лодку. Милтон улыбался мне. И вынул из кармана шпильки.
   — Мне нравится, когда твои волосы развеваются, но, по-моему, когда они заколоты, у тебя более пристойный вид.
   Я взяла шпильки, а Милтон сел на весла и повез нас назад, на Карибу.

ПОЖАР НА КАРИБЕ

 
   Все решили, что мы ночевали на плантации Магды. Туман оказался для этого хорошим поводом. Сначала в отеле заволновались, но потом успокоились, и я облегчением обнаружила, что на этот счет не было никаких ненужных пересудов. Может быть, немного больше хихикали исподтишка, но я старалась не обращать на это внимания. Фелисити, казалось, стало немного лучше. Мы вместе позавтракали. Я рассказала о плантации Магды, и Фелисити проявила некоторый интерес, что с ней бывало редко. По-моему, ока уже выходила из состояния безучастности, а это было уже шагом к выздоровлению.
   Я любила смотреть, как из Сиднея приходит корабль, и сидя на террасе и ожидания его прибытия. Это всегда сопровождалось суетой и волнением, хотя и было делом обычным. На берегу шуму было больше, чем обычно, и наблюдалось большое скопление тележек с волами и людей, приехавших с товарами на продажу.
   Эта сцена уже становилась для меня привычной. Я стала по-настоящему ощущать себя частью острова. Воспоминания о прошедшей ночи, когда я лежала в каноэ вместе с Милтоном были мне дороги, ибо Милтон доказал мне, что по-настоящему меня любит. Ведь он мог бы преодолеть мою щепетильность, однако не стал этого делать.
   Затем я стала думать о Реймонде о Магнусе Перренсене. Последний вызывал во мне очень странные чувства. Он казался каким-то отстраненным, даже в его речи было что-то архаичное. Если бы он объявил мне, что он и есть тот самый Магнус, возродившийся к жизни, по-моему, я бы ему поверила.
   Корабль бросил якорь. На берег сходили люди Я лениво наблюдала за ними, витая мыслями где-то далеко Вдруг я вздрогнула. Не может быть. Наверное, я сплю Мне это наверняка показалось. Но это было наяву! С одной из маленьких лодочек, перевозивших пассажиров на берег сходил Реймонд… Я смотрела во все глаза. У людей бывают двойники, и я могла ошибиться, особенно, с такого расстояния.
   Я вышла из отеля и побежала по направлению к берегу, ожидая, что эта фигура окажется совсем другим человеком.
   Но чем ближе я подходила, тем более убеждалась, что не ошиблась.
   — Реймонд! — закричала я.
   Он поставил на землю сумку, которую держал в руках, и устремил взгляд прямо на меня.
   Я подбежала к нему, и он подхватил меня в свои объятия:
   — Эннэлис!
   — Реймонд! О Реймонд! Это и в самом деле ты!
   — Я приехал повидаться с тобой… и Фелисити, — сказал он.
   — Ох, Реймонд, какой сюрприз! Но почему ты не сообщил? Мы не ожидали… Вот уже действительно сюрприз.
   — Я решил приехать сюда после твоего отъезда, сказал Реймонд. — Надо было просто кое-что устроить. Видишь ли, это была деловая поездка. Мне надо было встретиться кое с кем в Сиднее.
   — Но почему ты не сообщил?
   — Письма идут так долго. Но, вообще-то, я написал.
   — Куда?
   — В Австралию.
   — Мы уже давно оттуда уехали. Стало быть, ты не знаешь, что произошло. Ты получил мои письма?
   — Я получил одно, оно пришло как раз перед моим отъездом. Что-то было неладно. Фелисити была несчастлива. Их брак оказался неудачным. Это ты мне сообщила. Я отправился туда… в это имение. Оно было выставлено на продажу. Я услышал, что вы с Фелисити уехали в Сидней, а в Сиднее узнал, что вы отправились на Карибу.
   — Ох, Реймонд, мне так много, надо тебе рассказать. Ты остановишься в этом отеле.
   — А где Фелисити?
   — Здесь. Она больна… очень больна.
   — Больна? — в смятении переспросил Реймонд.
   — По-моему, ей уже немного лучше. Реймонд, я должна тебе все рассказать до того, как ты с ней встретишься. Она не в себе. У нее было что-то вроде срыва. Все из-за того, что ей пришлось выстрадать в Австралии. Ты слышал о смерти ее мужа?
   — Дорогая Эннэлис, в чем дело? Я так рад тебя видеть. Я так скучал по тебе.
   — И ты с самого начала собирался поехать.
   — Я не был в этом уверен. Все зависело от дел. Я не хотел сообщать тебе, что поеду следом, вдруг потом ничего бы не получилось.
   — Где твой багаж?
   — Его сгружают на берег.
   — Я пойду закажу тебе номер в отеле, а ты пока занимайся багажом. И мне действительно надо поговорить с тобой до того, как ты увидишься с Фелисити.
   — Что, все так плохо?
   — Очень плохо. Но она поправляется. Я отправляюсь немедленно договариваться насчет номера. Скажи, чтобы твой багаж отнесли в отель. Мне надо поговорить с тобой.
   — Звучит очень таинственно.
   — Реймонд… это такой сюрприз. Я так рада, что ты здесь.
   Реймонд взял мою руку и поцеловал. Затем я оставила его и пошла в отель. Роза предоставила Реймонду комнату, она возбужденно хихикала. Приехал мой друг и миссис Грэнвилл. Джентльмен. Розе это показалось очень интересным, и я видела, что она сгорает от нетерпения сообщить эту новость всем.
   Когда Реймонд разместился в номере и доставили его багаж, я отвела его на террасу и заказал напитки.
   А потом рассказала ему обо всем: о свадьбе, о характере Уильяма Грэнвилла, так быстро проявившемся, об ужасном испытании, через которое пришлось пройти Фелисити.
   — Бедная девочка, — сказал Реймонд. — Как она, должно быть, страдала!
   — Неудивительно, что она стала несколько… неуравновешенной.
   — У нее такая нежная натура… ее всегда так бережно опекали — и, надо же, досталась такому скоту.
   — К несчастью. Начнем с того, что ей не следовало вообще за него выходить.
   — Полагаю, ей было интересно попутешествовать.
   — Думаю, что дело не только в этом, — отозвалась я.
   — Когда я могу увидеть ее?
   — По-моему, тебе лучше зайти к ней в комнату. Реймонд поспешно поднялся и последовал за мной наверх.
   Я попросила его подождать минутку снаружи и вошла в номер. Фелисити сидела у окна.
   — Фелисити, — обратилась к ней я. — К тебе пришли.
   Фелисити вздрогнула и вскочила. Не знаю, кого она ожидала увидеть. Призрак Уильяма Грэнвилла? Или миссис Мейкен? Наверняка кого-нибудь из прошлого. Я поспешно добавила:
   — Это Реймонд Биллингтон.
   — Реймонд! Не может быть!
   Реймонд вошел в комнату. Фелисити с удивлением посмотрела на него, и отразившаяся на ее лице радость глубоко меня тронула.
   — Реймонд! — вскричала она и бросилась к молодому человеку.
   Он нежно обнял ее.
   — Это не ты. Я сплю! — восклицала Фелисити.
   — Это я, я, — ответил Реймонд. — Я приехал, чтобы позаботиться о тебе… о тебе и Эннэлис.
   — О, Реймонд! — Фелисити плакала, я не видела ее слез уже долгое время. Она подняла руки и дотронулась до его лица, желая убедиться, что это действительно Реймонд.
   Он крепко прижала девушку к себе и качал ее в объятиях:
   — Теперь все хорошо, — говорил Реймонд. — Я здесь. Я приехал, чтобы забрать тебя домой.
   Фелисити положила ему руку на грудь, по ее щекам катились слезы.
   Я закрыла дверь и оставила их вдвоем.
   А потом поднялась в свою комнату, размышляя: «Она любит его, и он тоже любит ее. Ох, как же мы все запутали! И что теперь будет?»
 
   Я не удивилась, увидев Милтона. Он прослышал о Приезде Реймонда и, не теряя времени, приехал в отель.
   Я сидела на террасе с Реймондом и Фелисити, когда увидела, как подъехал Милтон. Он поднялся по ступенькам, и я встала, чтобы встретить его.
   Я сообщила:
   — Приехал Реймонд Биллингтон.
   Вид у Милтона был весьма мрачный.
   — Идем, познакомишься с ним, — пригласила я. — Реймонд — это Милтон Хемминг. Я тебе о нем рассказывала. Он так помог нам.
   Реймонд протянул руку. Я наблюдала за тем, как Милтон оценивал его. По выражению его лица нельзя было понять, какое мнение он составил.
   — Мы сидели здесь и наблюдали за гаванью, — сообщила я.
   — Вы выглядите гораздо лучше, Фелисити, — заметил Милтон.
   — О, мне действительно лучше, — отозвалась Фелисити.
   Милтон уселся рядом с нами.
   — Это ведь сюрприз, не так ли? — Милтон обернулся ко мне. — Или вы знали?
   — Большой сюрприз, — ответила я.
   — Письма идут так долго, — пояснил Реймонд. — И это затрудняет сообщение. Я приехал в Сидней и навел справки. Я затем сел на первый же корабль.
   — Вы надолго сюда?
   — Нет. Долго я здесь быть не могу. Скоро придется возвращаться. Корабль ведь, кажется ходит раз в неделю.
   — Вы хотите сказать, что на следующей неделе уедете?
   Реймонд улыбнулся мне.
   — Я посмотрю. Ведь я только что приехал. И у нас еще не было времени поговорить. Я был потрясен, узнав, что Фелисити была так тяжело больна.
   Фелисити опустила глаза и слегка покраснела.
   — Вы должны приехать на плантацию и отобедать со мной, — пригласил Милтон.
   — Надеюсь, вы пообедаете сегодня с нами в отеле, — предложила я Милтону.
   — Благодарю вас. А теперь я должен идти. Я приеду в семь.
   Я отправилась проводить Милтона до конюшни, куда он поставил лошадь, оставив Реймонда с Фелисити.
   Милтон спросил:
   — Ты собираешься возвращаться вместе с ним?
   — Не знаю. Все так неожиданно. Я просто остолбенела, увидев, как он выходит из лодки.
   — Значит, ты понятия не имела, что он приедет?
   — Ни малейшего.
   — Он должен увезти отсюда Фелисити. С его приездом ей стало гораздо лучше. Она кажется совсем другим человеком.
   — Да, — согласилась я.
   — Благодаря ему, да?
   — Наверное.
   — Пусть уезжают. А ты оставайся.
   — Я не знаю, Милтон. Не могу придумать, что мне делать.
   — Я придумаю за тебя.
   — Нет. Я должна сама все решать.
   Милтон бросил на меня скорбный взгляд:
   — Я все спрашиваю, есть ли у меня хоть какая-то надежда — если в соперниках ходят святой и призрак.
   — Не думаю, что кто-то из них может тягаться с тобой.
   Милтон вдруг повернулся ко мне и прижал меня к себе. Как бы мне хотелось иметь волшебную палочку — махнуть ею и устранить все препятствия на моем пути.
   — Увидимся вечером за обедом, — сказала я.
   — Я приду и, возможно, сумею поближе познакомиться с этим образцом совершенства, с этим святым, да и насчет призрака тоже кое-что разузнаю. Он странный тип. А потом я приду и потребую то, что мне принадлежит — тебя. Видишь ли, ты останешься здесь. И выйдешь за меня замуж.
   Я улыбнулась ему и подумала про себя: «Именно этого я и хочу».
 
   В воздухе витало напряжение. Оно возникло из-за приезда Реймонд. Первые минуту эйфории у Фелисити уже миновали, и теперь она остро ощущала то, какие чувства испытывает ко мне Реймонда. Были моменты, когда я чувствовала, что она меня ненавидит. Фелисити глубоко любила Реймонда. Я это ясно видела. И эту любовь ей никогда не пережить, ибо Реймонд был героем ее детства, за которого она мечтала выйти замуж. Ведь она намекнула, что их семьи считали их брак решенным делом. А потом появилась я. Неудивительно, что Фелисити испытывала ко мне отнюдь не добрые чувства.
   Я хотела сообщить Реймонду, что не смогу выйти за него замуж. Я хотела, чтобы он увез Фелисити домой и оставил меня здесь. Однако у меня не было возможности поговорить с Реймондом, поскольку Фелисити постоянно была с нами.
   Я хотела сказать Реймонду, что не смогу поехать домой. Возможно, я и не найду своего брата. Может быть, в подсознании я уже примирилась с тем, что он навеки потерян, и предположение о том, что он утонул, было верным. Мне ведь так и не удалось ничего о нем узнать. Зато я узнала кое-что о себе, а именно: что в себе я уверена не была. Ясно было только, что я любила Милтона. Хемминга совсем не так, как Реймонда, и, уехав с Реймондом, я не буду знать ни минуты настоящего счастья, ибо мое сердце останется на Карибе. Только, если я останусь здесь, я смогу погрузиться в состояние блаженного забытья и жить лишь сегодняшним днем.
   Я хотела объяснить все это, однако надо было дождаться подходящего случая.
   Накануне Милтон обедал с нами в отеле, как мы и договорились. Обед был не очень приятным. Милтон был настроен агрессивно, все время толковал о плантации и об острове и держал нить беседы в своих руках. Реймонд, разумеется, уступил, как и следовало ожидать.
   Я была рада, когда обед закончился и Милтон уехал. — Очень интересный человек, — заметил Реймонд. Я полагаю, Милтон отозвался бы о Реймонде не столь любезно, но это как раз и свидетельствовало о разнице в их характерах.
   Я не могла заснуть. Еще раз принялась искать карту. Перерыла все мои вещи, но ничего не нашла. Мне пришла в голову мысль, что кто-то украл карту. Но зачем? Кому она нужна? Какая от нее польза?
   Все это было очень странно. Разыскивая карту, я наткнулась на пилюли Фелисити. Она уже некоторое время в них не нуждалась, и я почти позабыла об этих таблетках. Фелисити поправилась. Однако я оставила себе несколько штук на случай, если они понадобятся Фелисити. Во флаконе было десять штук. И я надеялась, что они больше не потребуются.
 
   Во второй половине дня, когда Фелисити отдыхала, мне все же удалось поговорить с Реймондом. Мы сидели во дворе под большим тентом. Солнце палило немилосердно. Отчаянно стрекотали цикады, и время от времени раздавался крик птицы клинг-клинг. Реймонд спросил:
   — Стало быть, тебе почти ничего не удалось узнать об исчезновении брата?
   Я тяжело вздохнула.
   — Некоторые люди помнят его. Он приезжал сюда и останавливался здесь. Потом уехал. Вот и все, что удалось выяснить.
   — Проделать такой долгий путь ради такого мизерного результата. Ты так и не приблизилась к тому, чего искала. Я покачала головой.
   — Ты изменилась. И Фелисити тоже, раз уж на то пошло. Как ты думаешь, она когда-нибудь станет прежней?
   — Думаю, что это возможно при определенных обстоятельствах.
   — Ты хочешь сказать, если она вернется домой.
   — Я хочу сказать, если у нее будет человек, которому она будет небезразлична… человек, любящий и нежный… способный показать ей, что брак — это не то, что ей пришлось пережить с тем человеком.
   — Я так рад, что ты рядом с ней. Фелисити сказала, что не знает, как бы все пережила без тебя.
   — Это было ужасно для нас обеих. — Да. И тебя это тоже изменило. Ты тоже стремишься вернуться домой?
   Я колебалась.
   — Нет, — заключил Реймонд, — ты этого не хочешь. В каком-то смысле здешняя жизнь тебя завораживает. По-моему, я могу это понять.
   — Реймонд, ты самый понимающий человек на свете.
   — А ты думала о нас?
   — Очень много.
   — И ты по-прежнему не уверена? Я снова промолчала.
   Реймонд продолжал:
   — По-моему, я понимаю. Этот человек влюблен в тебя, не так ли?
   — Ну, да… он так утверждает.
   — А ты?
   И я ответила:
   — Не знаю. Ты так добр ко мне. Я так рада, что мы познакомились с тобой, ты так поддерживал нас, когда мы были в отчаянии из-за Филипа. И потом… ты все для меня устроил… чтобы я могла поступить так, как хочу. Никто не мог быть добрее.
   — Понимаю.
   — Ты действительно понимаешь, Реймонд?
   Он кивнул:
   — Давай пока оставим это, хорошо? Подождем немного. Мой приезд был таким неожиданным. Жаль, что я не предупредил тебя, что еду.
   — Жизнь так странно складывается. Я так волновалась за Фелисити. Твой приезд совершенно изменил ее.
   — Я ведь знаю ее с детства.
   — Она мне рассказала. Фелисити сейчас почти прежняя. Это чудо… такое преображение.
   — Она поправится. Я позабочусь об этом.
   — Когда ты возвращаешься?
   — Очень скоро.
   Я рассказала Реймонду о встрече с Магнусом Перренсеном.
   — Помнишь человека, о котором шла речь в дневнике? Так это его правнук.
   — Какое невероятное совпадение.
   — Если подумать, то не так уж все необыкновенно. Их семье была известна история Энн Элис. Тот, первый Магнус, приехал сюда на поиски острова, затем обосновался в Австралии и занялся золотым промыслом, причем, по-видимому, очень успешно. А потом они приобрели этот остров. Он был ближайшим к тому, который они искали. Так что, видишь, все вполне логично, — если подходить с этой точки зрения.
   — Странно, что ты с ним встретилась.
   — Да, это, конечно, было случайностью. Но можешь ребе представить, как я была озадачена всем этим… и до сих пор не могу прийти в себя.
   — Ты с тех пор с ним больше не встречалась?
   — Прошло слишком мало времени. Он сказал, что пригласит меня еще раз или сам приедет сюда. Думаю, что приедет.
   — Понятно. Эннэлис, давай подождем пару дней. Возможно, к тому времени, когда придет корабль, ты уже разберешься в собственных чувствах.
   — Через неделю?
   — Возможно, я смогу подождать еще неделю. Но, видимо, это уже будет предел. У меня есть дела в Сиднее. Предполагалось, что в этом и состоит цель моей поездки.
   — Предполагалось?
   — Ну, я, естественно, хотел посмотреть, как вы тут. Получив письмо, я сильно забеспокоился о Фелисити. Мне с самого начала казалось, что она не очень уверена в этом своем замужестве.
   — Да. Она решилась на него слишком поспешно.
   — Не понимаю, что на нее нашло.
   — На самом деле она любила другого человека, — сообщила я.
   Реймонд нахмурился и не ответил. Возможно ли, чтобы он, так хорошо понимавший других, совершенно не разбирался в том, что касалось его самого?
   Последовало довольно долгое молчание. Затем Реймонд произнес:
   — Ладно, все, что нам остается, — это подождать. Через несколько дней… возможно…
   Я не нашлась, что ответить.
   — Ну и шум поднимают эти цикады! — почему-то сказала я.
   Теперь я задумалась над чувствами Реймонда. Окунувшись в атмосферу пылких чувств Милтона, я теперь находила Реймонда холодным и практичным. Его поцелуй был быстрым и ласковым. Реймонд знал, что Милтон влюблен в меня, и понимал, что он был не тем человеком, чтобы позволять себе особенно сдерживаться. А что он понял о моих чувствах по отношению к Милтону? Насколько они были очевидны? И что бы значило для Реймонда мое мнение выйти за Милтона и остаться на Карибе? Его спокойствие, безмятежность, в которой я черпала такое утешение, могли означать, что чувства Реймонда не столь глубоки, как у других людей — у Милтона, например. Я не знала.
   Как странно, что я не была уверена даже в Реймонде. Иногда мне начинало казаться, уж не приснился ли мне тот визит на Львиный остров. Больше я ничего не слышала о Магнусе Перренсене. Я думала, что он приедет на Карибу. Прошло всего несколько дней, но мне казалось, что больше.
   После того, как Джон Эвертон привез меня назад на Карибу, я его больше не видела. Мне было интересно, уехал он или нет. Но я считала, что после того, как мы познакомились, он наверняка зашел бы попрощаться.
   И тут на следующее утро я его увидела. Эвертон сидел на террасе и беседовал с Марией, горничной. Мария готова была болтать с кем попало, лишь бы подвернулся случай. Она была еще болтливее, чем остальные служащие.
   Итак, Джон Эвертон не уехал.
   Я поразмыслила, не стоит ли попросить его отвезти меня на Львиный остров. Однако ехать туда без приглашения я не могла. Я с нетерпением ждала этого случая.
   Милтон в тот вечер не пришел обедать в отель и не пригласил нас на плантацию. Я решила, что это из-за Реймонда.
   Мне не хватало Милтона. Я не могла найти себе места. Скоро мне придется принимать решение. До этого я купалась в приятной эйфории и не хотела смотреть в лицо фактам. Просто хотела продолжать наслаждаться своими отношениями с Милтоном и откладывала решение на потом.
   Теперь мне надо было выбирать. Уезжать мне с Реймондом и Фелисити или оставаться с Милтоном?
   Я знала, чего мне хочется. Мои чувства к Реймонду изменились — из-за Фелисити. Если бы я не вошла в их жизнь, ничего этого не произошло бы. Может быть, если бы не я, Реймонд женился бы на Фелисити, и она была бы счастлива. А он? Я уже убедила себя, что его чувства не так глубоки, как у некоторых людей, именно поэтому он мог столь безмятежно взирать на мир.
   Скоро должно было зайти солнце и окрасить все вокруг ярко-алым светом. Море станет бледно-розовым, а небо — кроваво-красным. Я никак не могла привыкнуть к этому закату и вечно ждала минуты, когда огромный красный шар упадет за горизонт. Это было потрясающее зрелище, которое каждый раз происходило по-разному.
   Я не находила себе места и решила прогуляться по берегу.
   Прогуливаясь и восхищаясь небом и морем, я заметила в глубине острова дым.
   Дым спиралью поднимался вверх. Затем я увидела огромный язык пламени. Мое сердце тревожно забилось, ибо дым шел с той стороны, где находилась плантация.