И тут Фелисити заговорила:
   — Почему ты сидишь у окна, Эннэлис?
   — Мне не хочется спать. Это наша последняя ночь здесь, Фелисити. Я испытываю такое облегчение от того, что мы уезжаем вместе.
   — Ох, Эннэлис, это было так ужасно, когда ты собралась уехать без меня.
   — Я знаю. Но я должна была это сделать.
   — Я понимаю.
   Последовало короткое молчание, затем Фелисити произнесла:
   — Все кончено. Даже как-то не верится.
   — Осталось лишь завтрашнее утро. Мы уедем вовремя, чтобы попасть в дилижанс.
   — И распрощаемся с этим местом навсегда.
   — Навсегда. И тут же выбросим его из головы.
   — Ты думаешь, нам это когда-нибудь удастся?
   — Следует попытаться.
   — Тебе легко.
   — Со временем и тебе будет легко.
   — Я никогда этого не забуду, Эннэлис.
   — Наверное, воспоминания будут возвращаться. Но они будут становиться все слабее… все более далекими.
   — Вряд ли это когда-нибудь произойдет — особенно, о той ночи.
   — Да, конечно, на какое-то время… Но когда ты уедешь отсюда, они потихоньку рассеются. Обязательно, обещаю тебе.
   — О той ночи — нет. Это останется навсегда — отпечаталось в моей памяти. Я этого никогда не забуду.
   Я молчала, и Фелисити продолжала:
   — Все было не так, как говорили, Эннэлис.
   — Не так, — отозвалась я.
   — Это было не так. Мне надо с кем-нибудь поделиться. Я не могу держать это в себе.
   — Если тебе необходимо с кем-то поделиться, лучше расскажи мне.
   — В ту ночь… он поднялся наверх… смеялся про себя. Он выпил много виски, но не был пьян… не так, как потом. Он вышел… я подумала, что к миссис Мейкен. Ты же знаешь, он часто ее навещал.
   — Да, я знаю.
   — Он все время твердил, насколько она лучше меня… Но об этом я говорить не могу.
   — И не надо.
   — Но я должна рассказать тебе. Мне кажется, как только я расскажу, я смогу перестать об этом думать. по крайней мере, так много.
   — Ну, так рассказывай.
   — Его долго не было. Я решила, что он останется там на ночь. Обычно он так и делал. Мне это нравилось. Было так хорошо, когда его не было. Я была благодарна миссис Мейкен за то, что она настолько лучше меня… в этих вещах.
   — Ох, Фелисити, — воскликнула я. — Мне совершенно все равно, что тебя от этого кошмара избавило. Я рада, что это случилось.
   — Я тоже рада. Это нехорошо, но я рада, что он умер.
   — Мир станет только лучше без него и таких, как он. Порадуемся, что он больше в нем не живет.
   Фелисити вздрогнула и неожиданно села в постели, устремив глаза на дверь.
   Я успокоила ее:
   — Он не может войти. Он мертв. Ты же не боишься его призрака, верно?
   — В этом доме — боюсь. По-моему, один из эвкалиптов станет серым, и он поселится там.
   — Я бы не стала об этом беспокоиться. Ты ведь будешь далеко. Со временем ты вообще забудешь о существовании этого места.
   — Дома, — произнесла Фелисити, — там совсем другой мир.
   — Теперь уже недолго осталось. Ты сядешь на корабль и очень скоро будешь дома. А я пока не уеду. Мне надо многое сделать.
   — Я знаю. А я тебя задержала, да? Я хочу остаться с тобой, Эннэлис.
   — Вот и хорошо. Будем вместе. Это будет здорово.
   Поедем на Карибу.
   — Да… да… пока я с тобой. А со временем мы вместе вернемся домой.
   Теперь Фелисити снова легла — она улыбалась. А потом сказала:
   — Но я должна рассказать тебе о той ночи.
   — Тогда продолжай. Рассказывай.
   — Я не успокоюсь, пока не расскажу. Хочу, чтобы ты сказала мне, что я не злодейка.
   — Ну, разумеется, не злодейка. Что бы "ни случилось, он этого заслуживал.
   — Так вот, он вернулся в комнату. Я спала. Я была такой уставшей, Эннэлис. Я все время была уставшей. Эти ужасные ночи…
   — Не думай о них. Просто рассказывай, и все.
   — Он вернулся. Спустя долгое время… Наверное, прошло уже больше часа. Он был ужасно пьян. И выглядел жутко. Он заорал: «Просыпайся. Теперь я на тебе отыграюсь». Да… так и сказал. У меня мелькнула мысль, что он поссорился с миссис Мейкен. А потом в моем мозгу словно что-то щелкнуло. Я больше не могла этого выносить. Я оттолкнула его. Я смогла это сделать только потому, что он был сильно пьян. Я выпрыгнула из постели, схватила пистолет — тот, что надо было все время носить с собой — и сказала: «Если вы до меня дотронетесь, я застрелюсь».
   — О нет, Фелисити!
   — Да… да… Он расхохотался мне в лицо. Я не очень хорошо представляла, что буду делать. Но выносить его я больше не могла. Это было слишком низко, слишком унизительно. Я это просто ненавидела. Ненавидела его и из-за этого — себя. Я чувствовала себя нечистой… недостойной жить. Он бросился за мной, и я выбежала на балкон. Он хохотал. Он был очень пьян. А потом вдруг… может быть, это я толкнула его. Не знаю. Плохо помню. Балкон поддался… пистолет выстрелил… вывернулся из моих рук и со стуком упал вниз… а он лежал рядом… весь был залит кровью. Я закричала… тут ты и вошла.
   — Понимаю, — отозвалась я.
   — Правда? Ведь это я могла сделать тот выстрел, от которого он умер.
   — Это была борьба, и пистолет выстрелил. Перестань об этом думать. Что бы ни случилось, ты не виновата.
   — Правда, не виновата?
   — Правда, правда. И ты должна помнить об этом.
   — Хорошо. Мне теперь стало настолько легче, после того, как я тебе рассказала. Наверное, мне надо было сообщить тем людям, но как я могла это сделать, не объясняя того, о чем не хотела говорить?
   — Лучше пусть будет так, как оно есть. Он умер. И все кончено. Ты свободна, Фелисити, свободна! Вот об этом тебе и надо думать.
   — Спасибо тебе, Эннэлис. Я так рада, что ты здесь.
   — Ну, что ж, мы будем вместе… а со временем отправимся домой.
   — Это будет чудесно. Домой. Напрасно я вообще оттуда уехала.
   — Ты будешь любить свой дом еще больше, вернувшись туда. Подумай только: завтра мы уйдем из этого дома, покинем эти места навсегда.
   — Это замечательно. Буду думать только об этом. И постараюсь забыть. Теперь я выговорилась, и это мне очень помогло.
   Фелисити замолчала и через некоторое время уснула.
   Я не стала ложиться. Сидела на стуле и дремала. Я видела, как за окном занялся рассвет — великолепный рассвет дня нашего отъезда.
 
   На следующий день мы тряслись по дороге в Сидней, и с каждой минутой у меня поднималось настроение. Кошмар закончился, думала я. Теперь мы можем продолжать жить дальше.
   Мы прибыли вечером, и я с облегчением узнала, что в «Короне» есть номер. Мы хорошо поужинали и как следует выспались. Утром мы чувствовали себя совсем свежими.
   Первым делом, мне надо было зайти в Ботаническую ассоциацию. Я ушла, оставив Фелисити в отеле.
   Меня ждали хорошие новости. Дэвид Гутеридж вернулся из экспедиции в Сидней.
   Ему сообщили о моем первом визите, и он попросил дать мне его адрес, когда я зайду еще раз. Это было большой удачей, и я была счастлива.
   Дэвид остановился в небольшом отеле неподалеку от «Короны», и я немедленно отправилась к нему. Мне снова повезло. Дэвид Гутеридж оказался на месте.
   Он тепло принял меня. Я познакомилась с ним, когда они с Филипом готовились к отъезду, так что мы не были вовсе чужими друг другу.
   Дэвид Гутеридж провел меня в небольшую комнату, и мы сели, чтобы поговорить.
   — У нас нет вестей от Филипа… уже очень давно, — заговорила я.
   — Странно, — отозвался Дэвид. — И я о нем ничего не слышал. В свое время я наводил справки, но никто ничего не мог мне сообщить.
   — А где вы наводили справки?
   — В отеле на одном из островов — самом большом в архипелаге. Кариба.
   — Ах, да… Я действительно слышала, что он туда ездил.
   — По-видимому, на время этот остров стал его резиденцией.
   — И что? — с жаром спросила я.
   — Филип был полон решимости отыскать какой-то остров, верно? Я помню, у него была карта, но самое таинственное было то, что на том месте, где, судя по карте, должен был находиться остров, его не оказалось. И на других картах тоже. Но Филип был уверен, что остров где-то существует, и собирался отыскать его.
   — Когда вы слышали о нем в последний раз?
   — Вообще-то, на Карибе. Там находится сахарная плантация… и на каком-то другом острове, по-моему, тоже. Да, там я в последний раз и слышал о нем. Мне сказали, что он внезапно уехал.
   — В смысле, из отеля?
   — Да… из отеля. Это все, что я могу сообщить вам. Филип останавливался там. Некоторое время он там жил, потому что предполагал, что остров находится где-то по соседству. По-видимому, он просто уехал, и больше о нем никто не слышал.
   — Понятно.
   Дэвид скорбно посмотрел на меня:
   — Боюсь, что от меня вам мало помощи. Ведь это все, что я могу сообщить вам. Прошло уже много времени, не так ли?
   — Больше двух лет.
   — И это с тех пор, как он исчез!
   — Да. Однажды он написал нам… вот и все известия, какие мы от него получили. И я решила приехать сюда сама и все выяснить.
   — Но у вас пока не очень получается.
   — Да. Единственное, что я узнала — это то, что он был на Карибе. Мне рассказал об этом человек, с которым я познакомилась на корабле по пути сюда.
   — Я провел некоторое время на Карибе. Практически весь остров принадлежит владельцу сахарной плантации. Он там — что-то вроде большого белого вождя.
   — Это, наверное, тот, с кем я познакомилась. Милтон Хемминг.
   — Да, это он.
   — Он очень помог мне и дамам, с которыми я ехала вместе.
   — Кариба, по-видимому, последнее место, где видели Филипа.
   — И у вас нет совсем никаких предположений о том, куда он мог оттуда отправиться?
   — Боюсь, что нет. Разве что отплыл куда-то на лодке. В этой части мира часто налетают сильные ветры, и у маленьких лодок почти нет шансов уцелеть.
   — В таком случае, странно, что он никому не сообщил о том, что собирается отплывать.
   — Он вполне мог это сделать.
   — Я думала, может быть, кто-нибудь в отеле сумеет пролить свет на его исчезновение.
   — Возможно. Если я что-то узнаю, мисс Мэллори, я свяжусь с вами. Вы ведь отправляетесь на Карибу, верно? И остановитесь в отеле. Он ведь там один. Если я что-то услышу или вспомню, я вам напишу.
   — Вы очень добры.
   Дэвид Гутеридж испытующе посмотрел на меня:
   — Боюсь, вы поставили перед собой трудную задачу.
   — Я к этому готова. Но я твердо решила выяснить, что случилось с моим братом.
   — Желаю удачи, — тепло напутствовал меня Дэвид.
   Он пожал мне руку и предложил проводить до «Короны».
   В следующую среду мы с Фелисити отправились на Карибу.

ОСТРОВ КАРИБА

 
   Мы Прибыли на Карибу утром в четверг. Всю ночь мы с Фелисити просидели на палубе, подремывая. Я чувствовала себя спокойнее, чем когда-либо с тех пор, как кончился этот кошмар. Море было гладким, время от времени я замечала в воде фосфоресцирующий блеск — причудливо красивый. Южный крест в небе и мириады звезд напоминали мне, как далеко я сейчас от дома. Но мы плыли на Карибу, и там я надеялась что-нибудь выяснить о Филипе и… там я увижу Милтона Хемминга.
   Жизнь была полна приключений — иногда ужасных, но я верила, что ничто из уготованного мне в будущем не может быть страшнее ужасных событий, только что пережитых нами.
   Я бросила взгляд на Фелисити: ее глаза были закрыты. С тех пор, как она призналась мне в том, что в действительности произошло в ту ночь, в ней произошла перемена. Казалось, тяжелый груз хоть немного перестал давить ей на плечи. Бедная Фелисити! То, что она выстрадала, пережить просто невозможно. Я могла только благодарить Бога, что все уже закончилось — независимо от того, каким способом.
   А теперь перед нами… Кариба и Милтон Хемминг.
   Солнце встало так же внезапно, как и зашло, воды утратили свой таинственный темный блеск и в утреннем свете были прозрачными.
   И тут я увидела острова. Их было четыре… и, да, еще один, чуть на расстоянии, отдельно от других. Когда человек в море видит землю, это волнующий момент, и я могла хорошо представить себе возбуждение, которое должны были испытывать первооткрыватели, плававшие по неизведанным морям.
   Когда мы подплыли поближе, я разбудила Фелисити.
   — Смотри, Фелисити. Мы почти приплыли. Мы стояли рядом, опираясь на поручни. Я посмотрела на подругу. Та улыбалась. Я накрыла ее руку своей.
   — Ты выглядишь гораздо лучше, — заметила я.
   — Мне уже спокойнее. Пока я тут сидела и дремала, я совсем не видела снов. Это был… ну, покой.
   — Теперь так и будет.
   — Спасибо, — сказала Фелисити. — Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала.
   Я на мгновение задумалась: если бы не я, этого никогда бы не случилось. Ты бы вышла за Реймонда, если бы не появилась я. И этого эпизода никогда бы не было.
   Насколько все сложилось бы по-другому для Фелисити! Я представляла ее замужем за Реймондом, как она становится хорошей женой и матерью, живет небогатой событиями жизнью и даже во сне не может вообразить, что на свете существуют люди вроде Уильяма Грэнвилла.
   Мне впервые пришло в голову как подходят друг другу Реймонд и Фелисити и как они продвигались бы к браку, если бы не я. Из Реймонда вышел бы идеальный муж… для любой женщины.
   Странно, что я, собиравшаяся сама за него замуж — правда, придумывая различные предлоги, чтобы отдалить свадьбу — размышляла о том, что он может жениться на другой.
   Но передо мной была Кариба. Начиналось новое приключение, и я пообещала себе, что оно будет прекрасным. Я добьюсь того, за чем сюда приехала.
   Острова были зелеными, покрытыми пышной растительностью. В тот момент над ними из-за жары повисла дымка.
   — Вон тот остров, похоже, чуть в стороне, — показала Фелисити.
   — Да. Остальные находятся очень близко друг к другу. На каком расстоянии, как ты думаешь? Их разделяют не больше полумили. За исключением того единственного. Интересно, как он называется и есть ли там люди.
   Мы приближались к самому крупному острову — Карибе, нашему месту назначения. В маленькой гавани кипела жизнь. Мы бросили якорь. Как и ожидалось, море было слишком мелким, чтобы корабль мог подойти к берегу, и нам предстояло добираться туда на лодках.
   К нам устремились маленькие лодочки. В них находились улыбающиеся мальчишки, кричавшие на ломаном английском, чтобы им бросили монетки, а они будут за ними нырять. Мы бросали мелочь в воду, такую прозрачную, что было видно дно.
   Мы смеялись, наблюдая за гибкими коричневыми телами, извивающимися в воде, как рыбки. Находя монету, мальчишки с победным видом показывали ее нам, бросали в лодку и кричали:
   — Еще! Еще!
   Так продолжалось некоторое время, пока нам не велели собраться внизу, чтобы отправиться на берег.
   Мы с некоторой опаской спустились по веревочной лестнице в лодку, и спустя короткое время нас уже везли к берегу.
   Меня охватило сильнейшее возбуждение. Этот остров был последним местом, где, как было известно, побывал Филип. Кто-нибудь здесь наверняка что-то знает.
   Солнце поднималось все выше, и уже становилось ощутимо жарко. Я разглядела большое здание и решила, что это и есть отель.
   Это вовсе не был необитаемый остров, каким я его себе представляла. Должно быть, здесь проживала процветающая община. Док был забит большими ящиками, что было естественно, поскольку в этот день прибывал корабль из Сиднея, и эти ящики надлежало погрузить и отправить, скорее всего, в самые различные порты мира. Я увидела связки зеленых бананов и каких-то фруктов, названия которых не знала. В гавани были люди всех цветов кожи — черные, коричневые, белые. Казалось, все носятся вокруг и создают много шуму., — Мы отправимся прямо в отель. Кто-нибудь из этих людей расскажет нам, как туда добраться, — как туда добраться.
   Лодка была уже почти у берега. Один из двух огромных чернокожих, правивших лодкой, соскочил в воду и закрепил ее.
   А потом поднял нас, чтобы мы не замочили ноги.
   Я услышала крик это он проталкивался сквозь толпу к нам. Я заметила, как на загорелом лице блеснули белые зубы.
   — Я думал, вы никогда не приедете, — сказал он.
   Я просто как дурочка разволновалась, и мне в голову пришла безумная мысль, что все мои тревоги уже позади.
   Милтон командовал всеми. Где наш багаж? Он присмотрит за ним. При звуке его голоса, казалось, все вытягивались по струнке.
   Я рассмеялась, ощущая себя счастливой. И сказала ему:
   — Вы действительно большой белый вождь.
   — Здесь только таким и можно быть. Он взял за руку меня и Фелисити.
   — Бедные девочки, вы, наверное, совсем измучились. Это утомительное путешествие, я знаю, и бессонная ночь.
   — Мы подремали, правда, Фелисити?
   — На палубе было так мирно, и ночь была чудесной.
   — Вам повезло. Бывает и наоборот. А теперь я велю отправить ваш багаж и отправить в дом.
   — В какой дом?
   — В мой, конечно. Вы мои гостьи.
   — Нет, нет, — возразила я. — Мы остановимся в отеле.
   — И слышать об этом не хочу.
   — Но я настаиваю. Очень мило с вашей стороны, что вы так гостеприимны, но мы должны остановиться в отеле.
   Мне надо очень многое сделать, и я хочу жить в отеле.
   — Я ждал вас каждую неделю, когда приходил корабль. Я приготовил вам комнату. Я ведь не знал, что вы тоже приедете, миссис Грэнвилл.
   — Это долгая история, и она может подождать, — объявила я. — Мы остановимся в отеле.
   Милтон бросил на меня обиженный взгляд.
   — Вижу, мне ничего другого не остается, как везти вас в отель, — разве что притащить в свой дом силой.
   — Решительно ничего другого.
   — Возможно, мне удастся уговорить вас навестить меня, пока вы здесь.
   — Спасибо. И, пожалуйста, не считайте меня неблагодарной. Я очень ценю вашу доброту и помощь, оказанную нам раньше… Но я должна жить в отеле. Мы какое-то время не хотим находиться в доме. С мистером Грэнвиллом случилось нечто ужасное.
   Милтон был поражен. Стало быть, до Карибы новость еще не дошла. Я полагала, что в свое время там все станет известно, но пока еще прошло слишком мало времени.
   — Несчастный случай, — объяснила я, глазами умоляя его ничего больше не говорить об этом в присутствии Фелисити.
   — Мне очень жаль, — обратился к ней Милтон.
   — Будет очень любезно с вашей стороны, если вы поможете нам добраться до отеля, — быстро вставила я. — Полагаю, одно ваше слово — и с нами будут обходиться самым лучшим образом.
   — Пошли, — ответил он. — Это ваша ручная кладь? — И крикнул одному из мужчин:
   — Отвезите это в отель!
   — Да, хозяин, — откликнулся тот.
   — А теперь пошли. Это здесь… прямо у кромки воды.
   — Большое белое здание с балконами? — Я запнулась, бросив взгляд на побледневшую Фелисити.
   — Именно, — ответил Милтон. — Там довольно удобно. Внутри прохладнее. Я позабочусь о том, чтобы вам отвели удобные комнаты.
   Он взял меня за одну руку, Фелисити — за другую. Это был почти королевский выход. Люди почтительно расступались, пропуская нас.
   — Похоже, здесь на острове вы король, — заметила я.
   — Я правлю всем, что вижу. — Милтон покосился на меня и сделал гримасу. — А, впрочем, не всем.
   Мы поднялись по трем ступенькам, ведущим к двери. Чернокожий мальчуган бросился открывать се, и мы вошли в холл.
   За конторкой сидела женщина с почти белой кожей — квартеронка, догадалась я.
   — Доброе утро, хозяин, — поздоровалась она.
   — Я привел двух гостей, Роза, — сказал Милтон. — И хочу, чтобы им отвели лучшие комнаты в отеле… по фасаду с балконами, выходящими на гавань. — Он обернулся к нам. — Вам это будет интересно. Гавань очень оживленная, там всегда что-то происходит.
   — Сейчас свободна только одна, хозяин.
   — Хорошо, давайте эту и соседнюю.
   — В ней нет балкона. Я спросила Фелисити:
   — Тебе бы она подошла, да?
   — Да, да, — поспешно отозвалась та.
   — Вам будет хорошо на балконе в прохладный вечер, — сообщил мне Милтон. — После захода температура воздуха совсем другая.
   — Ну, хорошо, Фелисити может посидеть у меня на балконе, если захочет. Пусть будут эти две комнаты.
   — Что ж, решено, — отозвался Милтон. — Сегодня вечером, дамы, вы обедаете у меня. Я дам вам на отдых весь день. Вам это необходимо с дороги. Я заеду за вами в семь. А пока отдыхайте. Я сейчас осмотрю комнаты, чтобы убедиться, что они вам подходят.
   — Да, хозяин, — сказала девушка, делая знак человеку в ливрее.
   — Доброе утро, хозяин, — поздоровался тот.
   — Доброе утро, Джеко.
   Когда мы поднимались наверх, я заметила:
   — Похоже, на этом острове вы заправляете всем.
   — В таких особых случаях, да.
   — Звучит просто устрашающе.
   — Мне это нравится — внушать благоговейный ужас. Я очень радуюсь этому… но еще более я счастлив оттого, что вы, наконец, приехали.
   Нас отвели в комнаты. Они были просторными с большими двуспальными кроватями, шторами, защищающими от солнца и маленькими циновками на натертом полу. Над кроватями висели сетки.
   — Никогда не забывайте ими пользоваться, — посоветовал Милтон. — А не то к утру вас съедят живьем. Местная флора приведет вас в восторг, но что касается фауны — это другое дело. И в дневную жару держите шторы опущенными.
   Он открыл окна, выходящие на балкон.
   — Ну, вот. Видите, какой прекрасный вид на гавань. Это очень интересно вечером, когда солнце уже зашло. Тогда можно здесь посидеть. Вам понравится.
   Я вышла на балкон и огляделась. Фелисити колебалась. Я взяла ее за руку и втащила за собой.
   Я положила руку на чугунные перила. Они были крепкими и прочными. Я почувствовала, что Фелисити слепо дрожит, и мы вернулись в комнату.
   — Вам надо бы перекусить, — заметил Милтон. — Я скажу, чтобы вам прислали.
   — Обо всем-то вы думаете, — отозвалась я.
   — Я так долго ждал этого дня, что у меня было много времени подумать обо всем. Что вас так задержало?
   — Я вам как-нибудь расскажу, — многозначительно пообещала я.
   Милтон все понял.
   — А теперь, — объявил он, — я вас покидаю. Я приеду в семь часов и отвезу вас к себе домой. Если что-то понадобится, просто скажите. Я велел присматривать за вами.
   — Какое утешение иметь столь могущественного друга.
   — Я твердо намерен сделать ваше пребывание на моем острове приятным.
   — Спасибо, вы очень добры.
   Он взял мою руку и крепко сжал. Его глаза сияли. Не было никаких сомнений, что он очень рад моему приезду. Когда он ушел, я бросила взгляд на Фелисити.
   — Ну, вот, наконец, мы и здесь.
   — Он так добр к нам.
   — Он ведь помогал нам еще на корабле, правда? Помнишь, как он все устроил для твоей тетушки? Фелисити кивнула:
   — Я всегда считала, что он хочет от нее отделаться.
   — С чего бы это?
   — Чтобы иметь больше возможностей общаться с тобой. А тетя Эмили постоянно была рядом — она ведь была нашей дуэньей.
   — Она сама хотела уехать.
   — Иногда мне кажется, он помог ей так думать. Я рассмеялась:
   — Он очень властный человек.
   — Хорошо, что он на нашей стороне. Не хотела бы я иметь его своим врагом.
   В комнату вошла высокая негритянка с подносом. На нем были маленькие рогалики и тарелка с фруктами — манго, бананами и ананасами. Было и кокосовое молоко.
   Все было очень аппетитным — именно то, что нам нужно.
   Когда мы покончили с едой, я предложила Фелисити распаковать чемоданы и немного поспать.
   Фелисити согласилась.
   Я отправилась с ней в ее комнату. Шторы были опущены, не впуская солнце. Я была рада, что в комнате нет балкона, и ничего не будет напоминать Фелисити об ужасных событиях.
   — Я действительно устала, — сказала она.
   — Тогда поспи сначала, — посоветовала я. — А распакуешь все потом.
   — А ты будешь в соседней комнате?
   — Конечно.
   — Ты не уйдешь, не сказав мне?
   — Обещаю, что нет. Если я тебе понадоблюсь, зайди в соседнюю комнату.
   Я поцеловала подругу и отправилась к себе, я вышла на балкон. Корабль будет стоять в гавани еще несколько дней, пока будут грузить товар, и отправится в Сидней так, чтобы успеть к рейсу в среду.
   Я прислушивалась к шуму и суете, наблюдала за ярко одетыми женщинами в развевающихся платьях. У многих вокруг шеи были ожерелья из цветов, и у большинства — длинные черные волосы. Женщины были красивы и двигались с исключительной грацией. На мужчинах было мало одежды, и она были менее привлекательна. Большинство были в одних набедренных повязках. Они суетились, громко кричали.
   Это была колоритная, завораживающая картина.
   Я вернулась в комнату и немного разобрала багаж. Но тут поняла, что по-настоящему устала. Я легла в кровать и очень скоро заснула.
   Я проснулась около пяти и вспомнила, что в семь за нами собирался заехать Милтон, чтобы отвезти нас к себе в дом.
   Я встала и постучала в дверь Фелисити. Та по-прежнему спала, и меня поразило спокойствие ее лица. Я обрадовалась. Теперь она забудет, сказала я себе. Этот остров — самое лучшее место, чтобы забыть.
   Я села у кровати и тихонько позвала подругу:
   — Это я, Эннэлис. Тебе известно, сколько времени? Она открыла глаза, и в них я увидела проблеск ужаса. Должно быть, на мгновение Фелисити представила, что находится в той спальне, которую делила с мужем.
   — Все в порядке, — поспешно успокоила ее я. — Мы на Карибе. Ты хорошо поспала, и я тоже. Нам был необходим отдых.
   Фелисити села.
   — Сколько времени?
   — Около пяти.
   — Он приедет в семь.
   — Да, надо одеваться. Ты подумала о том, чтобы повесить одно из платьев?
   — Да, голубое. Я его ни разу не надевала в…
   — Оно бы там не подошло. Но теперь ты уже не там…
   — Я оставила большую часть того, что носила там. Не хочу их больше даже видеть.
   — А где голубое платье? А, вижу. Оно прелестно.