Хруцкий Эдуард Анатольевич. На углу, у Патриарших...

   — А теперь? — быстро спросил Никольский. Наташа вздохнула и отчеканила раздраженно, но ровным голосом:
   — Полякова Жанна. Отчества не знаю. Возраст — на пять лет старше, чем выглядит. Образование очень среднее. Хватка железная, как у мышеловки. Имеет собственную ювелирную лавку в Нью-Йорке.
   — Зачем приехала? — Сергей уже не мог остановиться: он продолжал делать свою работу, будто и впрямь разговаривал не с возлюбленной, а со свидетелем по очередному уголовному делу.
   — По причинам, о которых мне ничего не известно. Еще вопросы, гражданин начальник?.. — произнесла Наташа с тихой яростью.
   — Прости… — опомнился Сергей.
   Наташа отвернулась. Достал, мент… Даже такие минуты умудрился испортить. Вот ведь ментяра неисправимый! Как с ним жить? Он и в постели будет думать об очередных еще не раскрытых преступлениях…
   Никольский достал из кармана две коробочки.
   — Посмотри, пожалуйста, — попросил он покаянно.
   — Не сейчас, — отказалась Наташа, не оборачиваясь.
   — А когда? — Сергей терял почву под ногами: он понимал, что обидел любимую, но как ей объяснить, что сделал он это не нарочно.
   — Не знаю… — холодно отозвалась Наташа. — Когда вспомню, что я тебе ответила — в твоем сне.
   — 
   В ресторане шла та же самая вечерняя программа. Хор цыган располагался на эстраде, а солист Гулевой бродил со скрипкой по залу. Совершив очередной круг, он развернулся и вдруг на секунду замер, не спуская взгляда с крайнего столика. За столиком сидели Володя и Яна. Гулевой приблизился к ним. Скрипка звучала нежно и трогательно. Он играл для Яны, но смотрел на Володю. И воображение цыгана пустилось в пляс, обгоняя мелодию. У Володи появились очки… борода… патлатый парик. Теперь за столиком сидел человек, знакомый Гулевому: тот самый журналист, что расспрашивал его о фамильной броши. Песня кончилась. Раздались аплодисменты. За столиком сидел прежний Володя — богемный представитель свободной прессы в легком подпитии.
   — Извините, — сказал Гулевой. — Кажется, мы знакомы?
   — Ага, — согласился Володя. — Кочевали вместе. По степи.
   — Вы были у меня в гостях, — напомнил цыган.
   — Верно. В кибитке, — издевался журналист.
   — Володя, не заводись, — предупредила Яна.
   — Дома были, — уточнил Гулевой.
   — Гляди-ка, — улыбнулся Володя Яне. — У него и дом есть.
   — Я прошу тебя, — снова предупредила она.
   Володя снисходительно посмотрел на Гулевого.
   — А ты ничего не путаешь? — спросил он мягче.
   — Нет, — покачал головой цыган. — Я сомневался, пока не услышал ваш голос. Но теперь совершенно уверен.
   — И что тебе надо? — вновь моментально окрысился журналист.
   — С вами в милиции хотят поговорить, — произнес Гулевой твердо.
   — Вот номер! — возмутилась Яна. — Да кто вы такой?
   — Чокнутый, — объяснил ей Володя. — Разве не видишь? Пошли отсюда.
   Он бросил на стол деньги и поднялся. Гулевой преградил ему путь.
   — Боюсь, придется немного задержаться! — заявил он решительно.
   — Пошел ты!.. — рассвирепел Володя и толкнул Гулевого в грудь.
   — Володя! — крикнула Яна.
   Но было поздно. Гулевой отлетел к соседнему столику и рухнул на него спиной, ударив скрипкой по голове кого-то из новых русских. Другие новые русские, сидевшие там же, вскочили и, вмиг вспомнив недавнее свое пролетарское прошлое, кинулись с кулаками — кто на Володю, кто на Гулевого. Хор цыган, теряя приклеенные усы и бороды, под которыми обнаруживались чисто славянские лица, поспешил на выручку своему солисту. Драка закипела нешуточная…
 
   Лепилов и два сержанта ввели в дежурную часть отделения милиции шумное сборище: изрядно побитого Володю, Яну и цыганский ансамбль. Впрочем, цыганом остался теперь лишь Гулевой — остальные утратили жгучие национальные черты в пылу бурных событий.
   — Надеюсь, не помешали? — с показной робостью осведомился Лепилов у Митрофанова.
   — Нет, — мрачно ответил тот. — У меня и до вас было плохое настроение, — и, нахмурившись, привычно гаркнул на галдящих задержанных. — Граждане, граждане! Не начинайте нового скандала!
   — А мы не начинаем — воинственно отозвалась Яна. — Мы продолжаем старый!
   К барьеру, за которым сидел Митрофанов, пробирался Гулевой и тихо попросил:
   — Пожалуйста, позовите Никольского. Это важно, поверьте.
 
   В кабинете Никольского сидел побитый Володя. Сергей писал протокол. У дверей пристроился на стуле Лепилов.
   — Итак, вы никогда не были в доме у гражданина Гулевого и не видели этой броши? — Никольский кивнул на фотографию в старом журнале, лежавшем на столе.
   — Точно, — раздраженно подтвердил Володя. — Я — не я, и лошадь не моя. А цыган — со сдвигом. Неужели не ясно?
   — Нет пока. — Никольский протянул ему листок протокола. — Распишитесь.
   Володя чиркнул авторучкой и встал.
   — Все?
   — Да, — кивнул Никольский. — Кстати, как Алексей Борисович поживает?
   Володя едва заметно дрогнул.
   — Какой Алексей Борисович? — Он изобразил удивление.
   — Тарасов, — пояснил майор спокойно.
   — Понятия не имею, о ком вы говорите… — Володя отвел лживые глаза.
   В дежурной части грянул цыганский хор.
   — Ладно, спасибо, — улыбнулся Никольский.
   — За что? — подозрительно спросил Володя.
   — Сразу многое прояснилось после вашего ответа, — растолковал ему Никольский, ничего, в сущности, не растолковав.
   В кабинет вошел Беляков с плащом и кейсом.
   — Миша, уведи задержанного, — распорядился Никольский.
   Лепилов вывел Володю за дверь.
   — Ну, я домой, — благодушно объявил Беляков, прислушиваясь к цыганскому хору, доносившемуся из дежурной части. — Веселого дежурства тебе, — и добавил, кивнув вслед Володе. — Этот, что ли, драку затеял?
   — Он самый, — подтвердил майор.
   — Кто такой? — без интереса осведомился Беляков.
   — Наводчик на квартиру Гулевого, — сообщил Никольский.
   — Шутишь? — Беляков изменился в лице.
   — С начальством — никогда. Зарок дал, — улыбнулся Сергей.
   — Расколол субчика? — на сей раз азартно поинтересовался Беляков.
   — Нет. Гулевой узнал его по голосу, — пояснил Никольский.
   Беляков скис.
   — Хорошо, что не по запаху… — протянул он разочарованно. — Тоже мне — улика.
   — Пока только ниточка, — согласился Никольский. — Но я с этим типом не в первый раз сталкиваюсь. Надо подержать его до утра — за нарушение общественного порядка. А утром с управлением связаться, чтобы наружку за ним пустили. Связи выявить.
   — Разбежался! Кто нам поверит в управлении? — закипятился Беляков. — Что мы предъявим? Показания цыгана?.. Не дадут наружки.
   — Если очень попросите — дадут! — настаивал Никольский.
   — А вдруг ошибка? — гнул свое подполковник. — Мало ли кто кого по голосу узнал? Да еще спьяну? Потом оправдывайся… Хлопот не оберешься.
   — Что же вы предлагаете? — Сергей с трудом скрывал раздражение.
   — Работать лучше, — наставительно сказал беляков. — Повышать свой профессиональный уровень. И культурный — тоже.
   Он вышел из кабинета, нарочно не закрыв за собой дверь.
 
   В дежурной части по-прежнему пел цыганский хор, помещенный в «аквариум». Там же сидел Володя.
   Яна, перегнувшись через барьер, ругалась с Митрофановым. Увидев Никольского, спустившегося сверху, она переключилась на него:
   — Долго еще мы томиться будем? В этих застенках?
   — Где?.. — удивился Сергей.
   — А раньше говорила — дом родной, — обиженно напомнил Митрофанов. — Когда репортажи снимала.
   — Никто тебя не томит, — заметил Сергей. — Ступай себе.
   — Отпусти Володю! — потребовала Яна.
   — Придется… — вздохнул майор.
   — Ан не хочется, да? — зло спросила Яна.
   — Моя бы воля — не отпускал, — подтвердил Никольский.
   — Это еще почему?
   Яна, слегка подвинутая на идиотских идеях о «свободе прессы», любые действия властей, хоть чуть-чуть ограничивающие журналистскую разнузданность, воспринимала как покушение на эту самую «свободу». И невдомек было демократически озабоченной девице, что никакой свободной прессы не может быть в обществе, где пресса вполне легально продается и покупается — либо официальным путем, либо через систему «спонсорства». А репортер всегда пишет или снимает то, что прикажет хозяин. Иначе быстро окажется на улице…
   — По крайней мере, парень остался бы цел, — пояснил между тем Яне Никольский и вышел из отделения.
   Яна, утратив боевой пыл, испуганно посмотрела ему вслед.
   У входа в отделение стоял, покуривая, Лепилов. Никольский тоже закурил — за компанию. Они помолчали, отдыхая от накала страстей в дежурной части.
   — А я думал, Тарасов Алексей Борисович — приятель ваш, — неожиданно высказался Лепилов.
   — Что? — опешил Никольский. — Откуда ты его знаешь?
   — Звездочку вместе обмывали, — напомнил Лепилов. — Когда вы майора получили.
   — Да, в самом деле… — Никольский даже смутился. — Я тоже думал, что приятель… — сказал он задумчиво: — И зря.
   — Выходит, у него брошь? — в упор спросил Лепилов.
   — С чего ты решил? — слегка напрягся Никольский.
   — Главный вопрос был о нем, когда у журналиста показания брали, — пояснил Лепилов.
   — Почему главный? — Сергей решил устроить парню маленький экзамен.
   — Задали так — вроде бы между прочим. А паренек дернулся, — усмехнулся Лепилов, демонстрируя: да, товарищ майор — классный опер, но и мы тоже кое-чего стоим.
   — Холодновато здесь, — заметил Никольский. — Пошли ко мне в кабинет. Потолкуем. Жалко, кофе кончился.
   — Купил, — сказал Лепилов.
   А цыганский хор заливался в дежурной части, не умолкая.
 
   Стас и Никольский сидели в парадном старого дома, поставленного на реконструкцию. Стас развлекался — бросал камешки в консервную банку.
   — Обрати внимание, Василич, — говорил он. — Алкаши повадились на чердак — прямо во дворе у тебя. Там окошко фанерой было заколочено. Выбили, паразиты!
   — Непорядок, — согласился Никольский.
   — Я и говорю, — Стас явно на что-то намекал.
   — Про ювелирную лавку есть что-нибудь? — Намека Сергей не уловил и спрашивал о том, чем сейчас интересовался больше всего.
   — Ничего, — покачал головой Стас и тотчас себя опроверг: — Помнишь, опер у вас в отделении работал, мордатый такой? Федя.
   — Помню, — кивнул Никольский.
   — Фактически он хозяин, — сообщил Стас.
   — Ты уверен?.. — вскинулся Никольский. — По документам — члены трудового коллектива владельцы.
   — А без документов — все на цыпочках перед Федей, как балерины, — хохотнул Стас. — Куплены все.
   Он бросил очередной камешек в консервную банку.
   — Перестань, — попросил Никольский.
   — Попаду — перестану… Но до чего же упорные, гады! — тайный агент хотел донести до майора какую-то свою мысль, но говорил почему-то обиняками.
   — Кто? — не понял Сергей.
   — Алкаши. Хуже тараканов — ничем не выведешь. И почему им этот чердак понравился? Загадочный случай… Жильцы с верхнего этажа в ЖЭК жаловались. Плотник был. Новую фанеру на окошко поставил. Так что ты думаешь? Опять выбили!
   — Бандиты, — снова согласился Никольский.
   — А тебе — до лампочки, — Стас многозначительно заглянул майору в глаза.
   Но Никольский опять его не понял.
   — Слушай, Стас. Три серьезные кражи на территории. Шума много?
   — Никакого, — хмыкнул агент. — Кому шуметь? Один, правда, раскричался, что брошь у него сперли. Так он цыган — по простоте душевной… А другим воспитание не позволяет скандал устраивать.
   — То есть? — Определенно Никольский сегодня туго соображал.
   — Деликатные люди, — хихикнул Стас. — Берегут родную милицию. Не хотят обременять ее своими проблемами.
   — Вот как?.. — удивился Никольский.
   Стас снова бросил камешек в банку, снова промахнулся и заключил с упреком:
   — Хреновый ты сыщик, Василич!
   — Что делать… — Сергей никак не мог разобраться, чего от него хочет агент, и на всякий случай сосредоточился.
   — Меры принимать. Срочные! Придешь домой — посмотри! — Стае всерьез о чем-то предупреждал майора, но опять не говорил прямо.
   — Да куда мне посмотреть?! — окончательно запутался Никольский.
   — Аккурат напротив твоей квартиры чердак — через двор. Жуткая картина! И главное — таинственная… — Стас многозначительно подмигнул.
   «Шутит он, что ли?» — подумал Никольский раздраженно.
   — Ну хватит, — нахмурился он.
   Стас расхохотался.
   — Достал?! Но гляди, майор: через чердачное окошко бить по твоим окнам из снайперской винтовки — одно удовольствие. Даже я попал бы … А окошко это самое упорно кто-то высаживает…
   Он замолчал, вновь бросил камешек в банку и вновь промахнулся.
   — Мазила, — сказал Никольский, поднял камешек, бросил в банку и сбил ее. Банка покатилась, и парадное отозвалось гулким эхом.
 
   В кабинете Никольского сидел за столом пожилой господин, одетый со старомосковским щегольством. Никольский перелистывал бумаги, сложенные в папку.
   У окна расположился Котов. Он читал газету.
   — Простите, что побеспокоили, Анатолий Яковлевич, — извинился Никольский. — Но хотелось бы еще раз уточнить список похищенного.
   — Я к вашим услугам, — учтиво наклонил голову пожилой господин. — Хотя, право, не стоило себя утруждать.
   Никольский вытащил из папки листок протокола.
   — «Магнитофон, два серебряных чайника, свитер…» — прочитал он. — Ни золота, ни драгоценностей?..
   — Ну, откуда им быть? — деланно удивился Анатолий Яковлевич.
   — И то верно. В скромной квартире, где живет ювелир… — подхватил Никольский с веселым сарказмом.
   — Да, как сапожник, понимаете ли… — потупился ювелир.
   — Не понимаю! — отрезал Сергей.
   — Без сапог… — Пожилой господин откровенно лукавил.
   — А кроме шуток, Анатолий Яковлевич?
   Никольский уже действительно не шутил. Он чувствовал: у всех недораскрытых им в последнее время преступлений один организатор. Перед внутренним взором Сергея так и маячила холеная физиономия Тарасова. Прищучить бы гада хоть на чем-нибудь… Ничем ведь, сволочь, не гнушается: ни многомиллионными аферами, ни шантажом, ни коррупцией, ни убийствами, ни банальными кражами драгоценностей. Так, может, хоть на драгоценностях удастся его зацепить?..
   — Возможно, украдены какие-то безделушки, — беспечно заявил между тем ювелир.
   — Какие? — Никольский спрашивал с нажимом: уж очень ему хотелось вытянуть из «терпилы» правдивую информацию. Но не получалось, не получалось…
   — Не помню! — решительно отмел вопрос ювелир.
   Сергей сник. Нажать на потерпевшего было нечем, а убедить сказать правду не удавалось. Потому что тот просто уходил от разговора.
   — Тогда не смею вас больше задерживать… — вздохнул Никольский.
   Анатолий Яковлевич поднялся из-за стола.
   — Весьма приятно было побеседовать, — почти без иронии заключил он и направился к двери.
   — А если мы найдем эти безделушки? — спросил Никольский.
   Анатолий Яковлевич обернулся.
   — Увы, — Он развел руками. — Их воруют с таким расчетом, что найти практически невозможно. — И вышел из кабинета.
   Котов, расположившийся у окна, сложил газету и скучно посмотрел на Никольского.
   — О чем задумался? — осведомился Сергей.
   — Ни о чем. Ты просил — я приехал. Сижу, слушаю. Пока без толку.
   Котову казалось, что он теряет время зря. А Сергей опять ищет приключений на свою… скажем так, голову. Разве мало ему недавно наподдали зубры из службы внутренней безопасности?! Ведь чуть не уволили к чертовой матери!
   — Но ведь ясно же, о каких безделушках речь! — воскликнул Сергей.
   — Это не факт. К делу не подошьешь, — отмахнулся Котов.
   — Посиди еще чуток, — попросил Никольский.
   Нужен ему был сейчас муровец, ой как нужен! Если хоть что-то всплывет, без Котова не обойтись. Только он может помочь Никольскому людьми для проведения серьезной операции. А силами одного отделения с бандой Тарасова не справиться…
   — У меня своих забот, между прочим… А я торчу как дурак, — недовольно буркнул Слава.
   — Извини, но тут ничем не могу помочь. Каждый торчит, как умеет, — слегка поддел его Сергей.
   Дверь открылась, и Лепилов ввел в кабинет еще одного немолодого господина, одетого столь же безукоризненно, как и первый.
   — Проходите, пожалуйста, Эдуард Анатольевич, — пригласил Никольский. — Присаживайтесь.
   Эдуард Анатольевич сел за стол.
   Лепилов отошел к окну и устроился рядом с Котовым.
   — Мне показалось, к вам заходил Анатолий Яковлевич, — заметил Эдуард Анатольевич.
   — Совершенно верно, — подтвердил Никольский.
   — Если не секрет, что у него взяли? — осведомился пожилой господин осторожно.
   — Не секрет. То же, что и у вас. Ничего! — фыркнул Никольский.
   Эдуард Анатольевич понимающе улыбнулся.
   — Нет, у меня пропали кое-какие ценности, — возразил он.
   — Ах, простите, вы правы. Давайте уточним. — Никольский вытащил из папки листок протокола и прочитал: — «Кофемолка, пепельница бронзовая, блок сигарет…» — он усмехнулся. — Спички оставили?
   Эдуард Анатольевич закурил и пожаловался:
   — Беда — не брошу никак.
   — Я тоже, — кивнул Никольский.
   — Видите ли, — продолжал Эдуард Анатольевич, взглянув на Лепилова, — когда ваш юный коллега составлял список, мною руководил страх. Застарелый, как эта зараза, — он глубоко затянулся. — В нашем социалистическом прошлом я считался довольно удачливым цеховиком… О чем, вероятно, вы информированы… И до сих пор не могу отвыкнуть, что богатство — не преступление. А потому первая реакция была — скрыть.
   — Так что же у вас взяли? — спросил Никольский.
   — Уникальную вещь, — сообщил Эдуард Анатольевич. — Кулон работы Фаберже. Пятнадцатикаратный сапфир в бриллиантовой оправе.
   — Почему молчит Анатолий Яковлевич? — Никольский чуял, что взял след, поэтому говорил быстро и сбивчиво.
   — Я отошел от дел, а ювелир — профессия пожизненная, — разъяснил бывший цеховик, — и на грани криминала, — добавил он для ясности.
 
   Никольский, Котов и Лепилов вышли из отделения милиции.
   — Спасибо, ребятки, удружили, — весело сказал Котов. Он не скрывал удовлетворения. — Сейчас не могу отблагодарить, но если вы меня когда-нибудь обидите, я вам это прощу.
   — Смотри, как бы мы не обиделись, — предупредил Никольский.
   — За что? — ухмыльнулся Котов.
   — Темнишь. Скрываешь от нас что-то, — Сергей взглянул ему в глаза.
   — Берегу близких мне людей! — хохотнул Котов. — Мало будете знать — не скоро состаритесь.
   — Тогда катись! — Никольский сделал соответствующий жест.
   Котов увял: он понял, что коллеги и впрямь могут обидеться.
   — Ну, спрашивай… — вяло разрешил он Никольскому.
   — Почему ты стал искателем сокровищ? — поинтересовался тот.
   Слава насторожился:
   — Зачем тебе?..
   — Хочу помочь. Есть кое-какие предположения. — Сергей вновь воспрянул духом. Он понял: общегородская операция, которой он добивается, будет! Будет, если уже не идет!
   Котов открыл дверцу своей машины.
   — Ладно, — решился он. — Между нами, мальчиками… У вас три кражи на территории. А по Москве — больше десятка. Все — с одним почерком. И везде взяты раритеты.
   — Круто… — качнул головой Лепилов.
   — МУР — на ушах, — сказал Котов. — Генерал — впереди, на боевом коне. Лично курирует операцию… А у тебя какие предположения, говоришь?
   — Насчет организатора, — закинул удочку Сергей.
   — Опоздал. Установлен организатор, — заявил Слава торжествующе.
   Никольский вздрогнул. Как-то сразу ему стало ясно: установленный МУРом организатор — не Тарасов, а человек, которого Тарасов либо подставляет, либо использует в качестве прикрытия. И если МУР кого и возьмет по этому делу, то опять одних сявок.
   — И кто же организатор? — без энтузиазма спросил Никольский.
   — Иностранка, — сообщил Котов. — Из наших бывших. Бой-баба! Наружка тремя бригадами ее водит… Чего скис?
   Сергей не отозвался.
   — Погода дрянь, — отозвался за него Лепилов. — Действует.
   — Сочувствую, — усмехнулся Котов.
   Он сел в машину, включил мотор, махнул ладошкой и укатил.
   — Значит, не Тарасов?.. — разочарованно спросил Лепилов.
   Никольский снова не отозвался. Лепилов с досадой вздохнул.
   — Что это за иностранка?..
   — Догадываюсь, — ответил наконец Никольский. — Но хотелось бы наверняка убедиться. Поглядеть хоть одним глазком.
   — Можно, — заявил Миша неожиданно. — Устроим!
   — Каким образом? — удивился Сергей.
   — Кореш мой в наружке работает, — сказал Лепилов.
 
   Никольский разглядывал витрину магазина. Точнее, делал вид, что разглядывает. Маскировался, ибо сейчас ему должны были показать ту самую женщину — «организатора» краж драгоценностей.
   Мимо прошли Лепилов и крепкий, неброско одетый парень.
   — Идет, — обронил парень. — По другой стороне.
   В витрине, как в зеркале, было видно: на противоположной стороне улицы появилась Жанна. Она остановилась возле телефона-автомата, покопалась в сумочке и неожиданно направилась через дорогу прямо к Никольскому.
   — Простите, жетончика не найдется? — спросила она.
   Никольскому пришлось обернуться.
   — Поищу, — ответил он и полез в карман.
   Жанна подошла ближе.
   — Где-то я уже видела ваше лицо… — сказала она, задумчиво разглядывая интересного, по ее мнению, мужчину.
   — Не может быть, — возразил Никольский. — Я всегда ношу его с собой.
   Женщина рассмеялась.
   — Вспомнила! В ювелирной лавке. Наташка не познакомила. Змея!.. Но теперь познакомимся. Жанна.
   — Сергей, — представился Никольский. — Очень приятно, — добавил он почти искренне.
   Ему действительно было весьма приятно, что его предположения подтвердились. Конечно же, Жанна… Бывшая любовь Тарасова, а нынче послушная исполнительница его хитроумных замыслов…
   — Мне тоже, — отозвалась женщина. — Первое, на что обращаю внимание, когда смотрю на мужчину, — это смотрит ли он. Было? Еще в лавке?
   — Бесполезно отказываться, — улыбнулся Сергей.
   — Что вы думаете о любви с первого взгляда? — Она столь откровенно предлагала себя, что Никольский даже запнулся при ответе.
   — Ну… По крайней мере она экономит много времени! — нашелся наконец он.
   — Свободны сегодня вечером? — Жанна обжигала его жарким призывным взглядом.
   — К несчастью, занят, — ни секунды не помедлил с ответом Никольский.
   — А завтра? — настаивала она.
   — Тоже! — отрезал Сергей.
   Ему нравилась эта женщина, но ее предложение не стоило ни гроша: Никольский не хотел бросать даже тень на свои отношения с Наташей, не то что изменять ей. Да и зачем? В конце концов красавиц в России полно, а по-настоящему нужна только одна…
   — Послезавтра я улетаю, — предупредила Жанна.
   — Далеко? — этот вопрос Сергея действительно интересовал.
   — В Нью-Йорк. Подумайте еще раз, — предложила она.
   — Боюсь, ничего не получится… — Никольский прикинулся огорченным, но прикинулся настолько нарочито фальшиво, что сомневаться в его намерениях было невозможно.
   — Жаль, — заключила Жанна. — Зато все ясно, — она посмотрела на часы. — За минуту раскусила орешек. Чао! — И пошла на другую сторону улицы.
   Никольский растерянно посмотрел ей вслед. «Неужели распознала во мне мента? — подумал он. — Тогда позор мне! Хреновый я оперативник! Но вот же сучка баба!» Неожиданно для себя он всерьез рассердился на Жанну.
   Вдруг Жанна оглянулась и с полдороги вернулась назад.
   — Да, жетончик обещали… — напомнила она Сергею.
   — Не нашел, — сердито сказал Никольский.
   — А чего надулись? — улыбнулась она.
   — Не нравится, когда раскусывают! — Сергей все еще злился.
   Жанна снова рассмеялась.
   — Разве я виновата? Потрепались, и как на ладошке — кто вы, что вы…
   — Поздравляю, — буркнул Никольский.
   — Любопытно было — жуть! — со смехом продолжала Жанна. — Кого Наташка оторвала.
   Никольский с облегчением вздохнул. «Ах, вон в чем дело… — подумал он. — Она, оказывается, не мента во мне распознала, а характер мой для себя выяснила. Ну, это не страшно…»
   — И кто же я, по-вашему? — Он говорил гораздо веселее, чем несколько секунд назад.
   — Стойкий солдатик, — объявила Жанна. — Но Наташка скрутит. Характер кошачий. Самостоятельная!.. Будет делать, что хочет. И вы тоже… что хочет она.
   — Кошмар! — усмехнулся Никольский. Его вовсе не пугала подобная перспектива. При одном условии, конечно: Наташа не должна требовать его ухода из милиции. Но она не станет. Теперь он верил в это…
   — Вы еще вспомните мои слова! — пригрозила Жанна. — Мужчины умнеют после женитьбы. Но тогда уже поздно… Не передумали насчет завтра?
   — Не знаю. Надо посоветоваться! — Сергей фыркнул, сдерживая хохот: настроение у него совсем исправилось.
   — С кем? — удивилась Жанна.
   — С Наташкой, — простодушно ответил Никольский. — Гуд бай, — и, повернувшись, зашагал прочь.
   За углом он столкнулся с Лепиловым и неброско одетым парнем.
   — О контакте не договаривались, товарищ майор, — с упреком заметил парень.
   — Виноват, — признался Никольский. — Фотографировали?
   — Нет. — Неброский был весьма недоволен поведением старшего по званию коллеги, это чувствовалось.
   — Спасибо! — искренне поблагодарил Сергей.
   Парень ушел, унося в душе глухую обиду на опера с «земли»: тот мог запросто сорвать операцию, размышлял муровец. Никольский же тем временем прислонился к стене, и вдруг плечи у него затряслись.