— Во какие парни у меня! — обратился к фээсбэшнику Никольский и добавил уже серьезно, чтобы хваленый кадр не особо зазнавался: — Миша, бери эту блондиночку Олю из коридора — и на Спиридоновку. Она тебе дом и квартиру укажет. Ничего не предпринимай, осторожно осмотрись, и все.
   — Когда? — спросил Лепилов.
   — Прямо сейчас.
   — Бу сделано! — гаркнул Лепилов и исчез.
   — А потом? — поинтересовался фээсбэшник.
   — А потом — скрытый шмон! — объявил Сергей.
   — Скрытый обыск, — поправил фээсбэшник.
   — Который произведут ваши ребята, — дипломатично подольстился к подполковнику Никольский. — Мои скрытно не могут.
 
   Специалисты по тайному шмону вершили свои дела, а Никольский гулял по квартире. Она и впрямь была шикарна: гостиная в красном дереве, двухкомнатная спальня в резном орехе, кабинет в карельской березе, зимний садик в буйной зелени, ванная комната на отшибе и еще отдельный сортир при прихожей. Никольский зашел в сортир. Суетно и неряшливо жил в этой роскоши Костя Кузьмин. Грязный кафельный пол, нечищеный, с желтыми подтеками унитаз, рваная газета заткнута в пустую вертушку для пипифакса…
   — Что у вас? — поинтересовался Сергей у подполковника.
   — В общем, ничего увлекательного, — честно признался подполковник. Они сидели в кабинете в шикарных креслах. — Пожалуй, только вот, — подполковник кивнул на компьютерный столик. — Машинка-то на ключе. А нам девица что-то про игры говорила.
   — Только и всего, — то ли осудил, то ли огорчился Никольский, демонстрируя аккуратный обрывок сортирной газеты.
   — Что это? — спросил подполковник.
   — Обрывок газеты «Спорт-экспресс», которую я нашел в сортире. За вчерашнее число газетка.
   Подполковник присвистнул, по-расейски почесал затылок и констатировал удовлетворенно:
   — Вот это горячие пироги.
 
   В дежурной части Никольского ждал цыганский барон с двумя своими придворными дамами. Но диалога не случилось: занятый майор был столь стремителен, что барон успел произнести только:
   — Начальник!
   Уже сверху донесся голос невидимого Никольского:
   — Завтра, завтра поговорим.
   Барон с горестным укором глянул на Паршикова и пошел к выходу.
   — Не хотите понять боль цыганского сердца! Не любите вы цыган! — пылко воскликнул он.
   Придворные дамы горестно зарыдали, взметнули вверх руки в широких рукавах.
   — А за что нам тебя любить? — усмехнулся Паршиков.
   — Ха са эм! — торжественно произнес барон.
   — Что он сказал? — спросила любознательная артистка Анюта, проскользнув в дверь мимо цыган, и заглянула в окошко дежурки.
   — Бог, мол, защищает цыган и, следовательно, нас за них обидит, — охотно перевел Паршиков.
   — Я могу видеть Сергея Васильевича? — приступила к деду удовлетворенная переводом Анюта.
   — Он у себя, — косвенно разрешил свидание Паршиков. Анюта направилась к лестнице. Барон обиженно смотрел ей вслед. Паршиков взял трубку. — Сергей Васильевич, к вам Анна Сергеевна Варламова.
   — Всем к нему можно, а мне нельзя! — возмутился барон.
   — Свидетельница по особо важному делу, — пояснил ему Паршиков.
 
   Свидетельница открыла дверь кабинета. Никольский осуществлял общее руководство по телефону:
   — Да. Да. И группу захвата на всякий случай. — Он положил трубку, поднял глаза.
   — Я на минутку, — предупредила Анюта. Никольский глянул на часы.
   — Можно и на пять. Здравствуйте, Аня.
   — Вот спасибо! — восторженно поблагодарила Анюта и добавила неожиданным басом, — уважил. Широкий ты человек, Сергей.
   Хозяин кабинета слегка ошалел, но взял себя в руки:
   — Сергей Васильевич вам в отцы годится, мадемуазель.
   — Это чтобы я тебя по имени-отчеству величала? — Девушка насмешливо взглянула на него снизу вверх.
   — И на «вы», — добавил Никольский строго.
   — Не желаю! — Анна картинно взмахнула рукой, будто разом отметая все доводы Сергея.
   — Вы так со мной кокетничаете? — полюбопытствовал майор.
   — Я не кокетничаю! Я предлагаю перейти на «ты»! — Она уже слегка сердилась.
   — Мы с вами на брудершафт еще не пили, — Никольский улыбнулся, наконец. — К сожалению.
   — Так за чем же дело стало! — безмерно обрадовалась Анюта. — У тебя есть?
   — Есть-то оно, конечно, есть… — замялся Никольский.
   — Но сегодня тебе надо быть как стеклышко, — за него закончила она. — Ну, тогда мы это дело завтра на банкете сделаем.
   — На каком еще банкете? — удивился Сергей.
   — Банкет состоится после премьеры, на которую я тебя приглашаю. Держи два билета, — Анюта положила на стол зеленую бумажку. — Третий ряд. Тебе и твоей курице.
   — Нету курицы, Анюта.
   — Тогда совсем хорошо, — Анюта, точно повторив движение смотревшего на часы Никольского, глянула на свои. — Уложилась в три с половиной минуты. Ты доволен, мой мент?
   — Я не доволен, я восхищен! — галантно заверил Никольский. Пришло время восхищаться Анюте:
   — Ух ты! — И вдруг вспомнила. — У вас в предбаннике цыганский табор шумит. Проституткой я была. Хочешь, цыганкой стану? Я могу.
   — Ты все можешь, — согласился с ней Никольский.
   Что она и подтвердила:
   — Очи черные… — спела Анюта низко, вдруг выбила каблучками дробь и ловко подрожала плечами. — До скорой встречи, гра-а-жданин начальник!
   Девушка буквально упорхнула за дверь. Никольский сморщил нос, потряс головой, улыбнулся и взялся за телефонную трубку.
 
   К сумеркам стало тихо на Спиридоновке. Лишь редкие прохожие поодиночке шли домой, да иногда лимузины с тихим шелестом скользили по улице. Но не лимузин — скромная «семерка» остановилась у забора зеленого дворика перед элитным домом-башней.
   Из «семерки» вылезли двое: один — высокий и широкий, с ног до головы затянутый в кожу, другой субтильный, в скромной пиджачной паре и недорогих ботиночках. Доставивший этих двоих автомобиль, едва их высадив, неспешно тронулся и свернул в ближайший переулок.
   Кожаный нес в руке увесистый букет заграничных роз, а пиджачник — здоровенную коробку с тортом. В подъезде они набрали код и проникли в просторный ухоженный вестибюль. Лифт поднял их до двенадцатого этажа. Кожаный уверенно достал ключи, и вскоре они оказались в шикарной квартире. Миновали гостиную красного дерева и вошли в кабинет карельской березы. Пиджачник поставил коробку с тортом на письменный стол, а кожаный швырнул букет в кресло. Выразился:
   — Цветики-цветочки, мать их!
   — Не нравятся тебе цветы, а каждый раз пятисотрублевый букет покупаешь, — заметил пиджачник, устраиваясь перед компьютером.
   — Хозяин велел. Конспирация! — Кожаный сел за письменный стол, извлек из кармана фляжку «Смирнов» и со стуком водрузил ее на стол.
   Пиджачник глядел в засветившийся экран. Не оборачиваясь (что за спиной происходило, определил на слух), спросил:
   — И водку трескать хозяин велел для конспирации?
   — Не твое собачье дело, фраерок. — Кожаный щелкнул кнопочным ножом, разрезал коробочную бечевку и обнажил причудливый торт ядовитой расцветки. — И этим вот хорошую водку заедать! — Он отрезал кусок торта с угла, отвинтил крышку фляжки, сделал три гигантских глотка прямо из горла, закусил с ножа тортом. Передохнул малость, наблюдая, как пиджачник играет с компьютером. — И за что тебе такие деньги ломовые? Третий день мудохаешься, и все без толку. Сегодня-то вскроешь?
   — Постараюсь, Вовчик, постараюсь, — с непочтительной небрежностью — азарт одолевал — пообещал пиджачник.
   — Старайся, Гена, старайся, — ласково, поскольку первая доза спиртного пробудила в нем добрые чувства, ободрил Вовчик соратника и отхлебнул еще.
   — Есть! — заорал Гена и сверился с бумажкой, лежавшей рядом с компьютером. На экране возникла строчка: «Пять в Турцию 12 ноября» — И точно на начале!
   — Молоток! — похвалил Вовчик. — Теперь на принтер в одном экземпляре, а потом все сотрешь.
   Заработал принтер. Гена поднялся, потянулся, охнул, передернул плечами и попросил:
   — Вова, дай хлебнуть.
   — Заслужил! — оценил его работу Вовчик и протянул фляжку. Гена неумело глотнул из горла, заел тортиком и скривился:
   — Боже, какая гадость!
   — Дурачок, — снисходительно потрепал специалиста по плечу Вовчик. Принтер выдавил из себя первый отпечатанный лист.
   …Они осторожно вышли на площадку. Тишина и покой царили в генеральском доме. С трудом, стараясь не производить шума, Гена и Вовчик запихнули торт и букет в ковш мусоропровода, послушали, как шуршит их «маскировка» в трубе, и вызвали лифт.
   …Их взяли в вестибюле. Вовчик попытался было оказать сопротивление, но трое в камуфляже вмиг завалили его на пол, скрутили, со щелчком надели наручники. А Гене, просто на всякий случай, Лепилов заломил руку и негромко посоветовал:
   — Не рыпайся, пацан.
   «Пацан» и не думал рыпаться. Он хлюпал носом и прерывисто дышал.
   У «рафика» — компактного черного «воронка» — их радостно встретил Никольский, опытным взглядом сразу определил, кто есть кто, и распорядился:
   — Миша, компьютерщика с собой в трофейную «семерку» возьмешь, а этот лоб в «воронке» поедет.
   Камуфлированные потащили Вовчика к «рафику». Никольский шел сзади.
   — Сейчас они с приятелем своим, водилой, договариваться будут, как лучше в отказку играть, — комментировал он ситуацию, : — а я рядом посижу, послушаю.
   — На бздюху берешь, сучара ментовская, — лениво отбрехнулся Вовчик и поставил левую ногу на приступок «рафика». Никольский находился за спиной бандита, ждал своей очереди. Вовчик приподнялся и, используя левую ногу как упор, лягнул правой Никольского в грудь. Именно этого ждал Сергей. Он ловко отпрянул и, поймав Вовчика за ступню, дернул его на себя. Вовчик рухнул, ударился мордой о приступок и затих на асфальте.
   — Болван! — констатировал один из камуфлированных. — Надолго затих.
   — Да нет. Здоровый бугай, — не согласился второй. — Сейчас оклемается.
   Вовчик помычал и по-мусульмански уселся на асфальт. Участливый Никольский склонился над ним:
   — Может, тебе помочь, ловкач, пройти в карету?
   В салоне «рафика» понуро сидел водитель «семерки», рядом с ним грузно опустился на скамью мрачный Вовчик и тут же, бок о бок рядом с ним, камуфляжник. Второй камуфляжник и Никольский сели напротив. Машина тронулась.
   В кабинете Никольского хозяин и подполковник ФСБ знакомились с содержанием компьютерных листов, перебрасывая их друг другу. Холерик Никольский уже все прочитал, а обстоятельный подполковник еще продолжал изучать материал, иногда повторно перечитывал отдельные места. Дочитал наконец, положил последний лист на стол и сказал с сожалением:
   — Это хорошо известная кемеровская группировка. Заказом на нашего Олега Кольцова здесь и не пахнет.
   — Чем же, по-вашему, пахнет? — вскинулся Сергей.
   — Скорее всего, наездом, рэкетом, — не спеша пояснил подполковник. — Судя по всему, провинциальные золотоносные участки сильно оскудели, и решили кемеровские потрясти Москву.
   — Вчерашний день, Леонид Павлович, — усмехнулся Никольский.
   — Что — вчерашний день? — не понял подполковник.
   — Наезды. Для такой мощной группировки наезды — вчерашний день. — Майор говорил очевидные, как ему казалось, вещи. — Ей необходимы стабильность, долговременность и даже легальность. То есть территория. А моя территория — в зоне влияния Китаина. Зато в связке с кемеровским главарем Авилой дважды упомянут Тарасов.
   Сергей даже отвернулся от собеседника, произнося эту фамилию. Отвернулся, чтобы фээсбэшник не видел, как исказилось яростью его лицо.
   — Кто такой? — поинтересовался Леонид Павлович.
   — Юрисконсульт концерна Китаина, его личный адвокат, — произнес Никольский с брезгливой ненавистью. — И мразь.
   — А-а-а! — вспомнив, обрадовался подполковник. — Тот, которого вы взяли несколько лет назад с цацками и не сумели доказать! То-то вы завелись!
   — Совершенно точно. А вы не завелись? — спросил Никольский с вызовом.
   — Не с чего пока, Сергей Васильевич, не с чего! — Подполковник поднялся. Встал и майор.
   — Тогда для чего ваше ведомство в газету провокационную информацию слило? — Майор успокаивался, но это стоило ему немалых усилий.
   Подполковник довольно заржал.
   — На всякий случай, на всякий случай! Мало ли кто может клюнуть. Я пойду, Сергей Васильевич. Да, кстати, вы не дадите мне эти материалы на ночку? Мы копию снимем и возвратим.
   — А на кой они вам?.. — Сергей демонстративно пожал плечами. — Ведь дело, как вы выразились, исключительно наше?
   — Опять же на всякий случай. — Подполковник оставался подчеркнуто спокоен.
   — У дежурного ксерокс, можете снять копию, — буркнул Сергей.
   Вежливо раскланялись. Никольский только мимически поделился с закрытой дверью своим недоуменным неудовольствием, затем открыл ее и направился в обход.
   Шевелев трепал компьютерщика Гену.
   — Ну, что он? — Никольский без радости рассматривал парнишку, который, зажав коленями ладони, раскачивался, как Лобановский на скамье запасных киевского «Динамо».
   — Говорит, что использовали его втемную. И вроде не врет, — высказал свои соображения Шивелев.
   Он был неплохим опером и, вероятно, «расколол» бы хлипкого компьютерщика до донышка, если б подозревал этого щеночка во лжи, решил Сергей. Поэтому Гена действительно, видимо, не врет.
   — Как они вышли на него? — спросил Никольский.
   — По объявлению «Из рук в руки», — вздохнул Шевелев. — Развелось их, объяв этих… Хоть киллера нанимай, хоть кого…
   — Кто на тебя вышел, паренек? — Теперь Никольский задал вопрос Гене.
   — Володя… — проронил юноша. Казалось, он вот-вот разрыдается.
   — Один? — продолжал Никольский.
   — С ним еще Гриша, который за рулем.
   — Никогда не поверю, чтобы эта пара парнокопытных могла дать серьезное компьютерное задание! — Сергей смерил парня насмешливым взглядом: лапшу-то, мол, мне на уши не вешай.
   — Они и не давали, — заторопился Гена.
   — А кто давал? — Никольский говорил по-прежнему насмешливо, демонстрируя недоверие к парню.
   — Они вручили мне бумагу, в которой были подробно расписаны мои задачи.
   Гена очень старался, чтобы ему поверили. Да и то сказать: мотать срок по чужим делам кому охота.
   — И что это за бумага? — перешел Сергей на деловитый тон.
   — Довольно толковая, — признал компьютерщик.
   — Как ты думаешь, кто ее написал? — Никольский перешел на почти доверительный тон, как бы призывая задержанного к сотрудничеству с органами следствия, обещающему в дальнейшем облегчение участи.
   Гена так его и понял.
   — Володька все о хозяине толковал, — с готовностью продолжал парень. — Если это правда, то их хозяин весьма неглупый человек. Только не очень грамотный.
   — А ты грамотный? — полюбопытствовал Сергей.
   — В общем, наверное, да… — помявшись, ответил Гена.
   — Шибко грамотный, а не знаешь, что за такое срок светит?! — вдруг выкрикнул возмущенный Шевелев.
   Сергей развернулся и пошел прочь.
   — Так тысячу долларов же! — плачуще прокричал Гена в спину уходившему Никольскому.
   — Что у тебя? — спросил Никольский Климова, напротив которого сидел задержанный водитель Гриша.
   — Полная отказка! — беспечно поведал Климов. — Я не я, и лошадь не моя. А поймали его двое случайно на Разгуляв. Вот он их и довез за тридцатку.
   — Ну, про случайного левака я уже в черном «воронке» от тебя слыхал, — «успокоил» Гришу Никольский и продолжал, обернувшись к Климову. — Он Вовчика надоумил, как нам порожняк гнать. Только вот не получится: компьютерщик Гена уже показал, что случайный левак Гриша с Вовчиком — друганы не разлей вода.
   — Этот недоносок вам со страху пенку пускает! — не выдержал водила Гриша.
   — Ну-ну, — не стал спорить Никольский. — Продолжай, Климов. Ты учти, Гриша, все раскопаем.
 
   Лепилов, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги, виртуозно насвистывал мелодию хита «Убили негра».
   — У вас перекур? — полюбопытствовал Никольский.
   — Они думают, — пояснил Лепилов.
   — Он не думает, Миша, — возразил Никольский. — Он себя жалеет. Тряси его, пока у него разбитый фейс в крови. Он сейчас податливый.
   — Сучара ментовская, — повторно провыл фразу из своего небогатого репертуара Вовчик.
   — Слышишь, Лепилов, какой голосок жалостный? — с удовольствием отметил Сергей. — Вы тут беседуйте, а я домой спать пойду.
 
   Тихо было в дежурной части.
   — Домой? — спросил Паршиков для порядка.
   — Домой, домой, — рассеянно подтвердил Никольс
   — Если этот тонконогий технарь действительно не в курсе, то эти «быки» тебе козырного туза не дадут, Сережа, — грустно сказал Паршиков.
   — А я и не догадываюсь! — разозлился Никольский.
   Он вышел на Садовое, прошагал недолго и устроился в прозрачном домике троллейбусной остановки. Поздно было, бежали по кольцу не в стаде, а поодиночке легковые автомобили, но ни десятого, ни «букашки» не было. Да и не ждал он троллейбуса. Он ждал ресторанного певца Виктора, своего агента, который скоро и объявился.
   — Проверился как следует? — первым делом спросил Никольский.
   — Васильевич, ты кого-то другого имеешь в виду? — возмутился Витек. Он не шутя считал себя высоким профессионалом, а тут незаслуженно обижает недоверием начальство.
   — Зачем вызвал? Срочность какая? — тотчас пресек его старания Сергей.
   — Цыган, — односложно, нарочито значительно, ответил Виктор.
   — А еще еврей. И чечены. И малаец. — Никольский устал и не скрывал раздражения. — Дело говори.
   — Я и говорю, — сбавил тон певец. — Цыган. Точнее, цыганский барон. У нас бродит. Про тебя расспрашивает. Каждому встречному-поперечному жалуется, что никак не может с тобой поговорить, а у него, мол, кое-что интересное для тебя имеется.
   — А про трех своих баб, что у нас в обезьяннике, ничего не говорил? — язвительно поинтересовался Никольский.
   — О бабах и речи нет, — покачал головой Виктор.
   — Хитрый, собака, — сделал вывод Никольский. — Точно рассчитал, что слушок о нем обязательно до отделения дойдет.
   — Нужен он тебе, Васильевич? — заискивающе спросил Витек.
   — А кто его знает… — В голосе Никольского уже совершенно отчетливо слышалось усталое равнодушие. — Все сказал?
   — Все, — кивнул информатор.
   — Тогда иди, — предложил Сергей с тем же усталым равнодушием.
   — Я лучше поеду! — решил Виктор, увидев, что приближается заблудившаяся в ночи «букашка». Громыхнули, открываясь и закрываясь, троллейбусные дверцы. Ресторанный певец укатил.
   — Возвращался домой Сергей мимо Патриарших прудов. Проходя вдоль ограды, он бездумно любовался белыми лебедями, плывшими по черной воде.
 
   — Ты друг мне, начальник? — спросил цыганский барон и сам же ответил за Никольского. — Вижу, вижу, что друг, сердце ты мое сероглазое!
   — А без переплясов можешь? — лениво поинтересовался Никольский. — Ты, Паша, не в театре «Ромэн», а в 108-м отделении милиции. Что имеешь предложить? Без пены и без фуфла.
   — Обмен, Сергей Васильевич, выгодный для тебя обмен! — заторопился цыган.
   — Не понял! — отрезал Никольский.
   — И понимать нечего! — Паша даже руками замахал. — Я тебе двух баб, ты их видел, они внизу дожидаются, а ты мне — трех девочек, что у вас за решеткой сидят!
   — Три девочки, что за решеткой сидят, — воровки! — Сергей был непреклонен.
   — Какие они воровки? — затянул барон со слезой в голосе. — И не украли они вовсе, а попались. По глупости, из-за бабской жадности, в первый раз на такое пошли. А я тебе двух настоящих воровок дам. Много крали, многих людей обидели и ни разу не попались. Такие рецидивистки, такие рецидивистки! Их за решетку посадишь — большое дело для народа сделаешь! Не обмен, подарок для тебя, начальник!
   — Легко ты своих рецидивисток сдаешь! — усмехнулся Сергей. — Ведь они и тебе в клюве кое-что носили, а?
   — Они цыганский закон нарушили, — сурово сказал Паша. — Ну, по рукам?
   — Нет, — твердо отрезал Никольский и хлопнул ладонями по столешнице, вроде бы собираясь подняться и окончить разговор.
   — Уснула справедливость в твоей душе! Бюрократ в ней поселился, который только по инструкциям и статьям живет, а о благе государства и думать не желает!.. — речитативом затянул барон, и вдруг резко сменил тон на деловой. — А если я к обмену и премию пристегну?
   Сергей взглянул на него как на недоумка.
   — Иди с Богом, Паша… — вздохнул он.
   — Я не деньги тебе лично предлагаю, а кое-какие сведения по делу, которым ты без удачи сейчас занимаешься! — поспешно зачастил барон, поняв, что сморозил глупость и Сергей этих слов не простит.
   — Тогда говори, — разрешил майор.
   — Отдашь девочек? — сразу же начал торговаться цыган.
   — Смотря сколько весит твоя информация, — усмехнулся Никольский.
   Барон Паша поднялся со стула, подошел к столу, склонился над собеседником.
   — Автомат «Борз» с оптическим прицелом и последний его покупатель… — прошептал он значительно.
   — Сергей Васильевич, к вам можно? — В дверях стоял Лепилов.
   — Можно, — разрешил Никольский. И предложил барону: — Подождите пару минут в коридоре.
   Лепилов глянул на выходящего цыгана и начал осторожно:
   — Как и полагали, те двое из кемеровской группировки. Задерживались тамошней милицией не раз. Полные и проверенные имена: Владимир Афанасьевич Знарок, кличка «Нора», и Григорий Семенович Воропаев, кличка «Пай». — Лепилов положил пару фотографий на стол. — А вот фейс их главаря — Авилы. — На стол легла третья фотография.
   Никольский быстро просмотрел снимки, третий изучил внимательно и вернул Лепшюву.
   — Сделай подборку к ней и притащи быстрее. Цыгану хочу показать.
   Лепилов удивленно вскинул брови и шагнул к двери.
   — Миша, скажи барону, пусть заходит! — крикнул ему вслед Сергей.
   Вскоре Паша снова сидел перед Никольским. Тот смерил его насмешливо-заинтересованным взглядом и спросил весело:
   — Так что та бабка насчет гребли говорила?
   — Отдашь девок, начальник? — вновь завел цыган свою песню.
   — Если дашь достоверные сведения, — ответил майор.
   Барон вздохнул и сдался:
   — Таборные из-под Покрова этот автомат в лесу нашли.
   — Или из автомобиля у чеченцев украли? — предложил свою версию Никольский.
   — Тебе какая разница? — искренне удивился Паша.
   — Пока никакой, — согласился Никольский.
   — Мы, цыгане, народ мирный. Зачем нам автомат? Но мы, цыгане, народ бедный. А вещь дорогая.
   Ох, и любил барон вещать речитативом! «Как со сцены выступает, — поморщился Сергей. — Или со всей цыганской трибуны… из кибитки какой-нибудь. Перед табором».
   Сокращая эту долгую беседу, Никольский перебил:
   — Продали?
   — Куда же бедному цыгану деваться? — развел руками Паша.
   — Как покупателя нашли?
   Вопрос был, признаться, праздный, Сергей сам это понимал. Но не задать его не мог. И ответ не замедлил. Ожидаемый ответ.
   — Мы всюду, начальник, и знаем кое-что, — улыбнулся цыган кажущейся наивности милиционера.
   — Продавал лично ты? — наседал Никольский.
   — Я, — горделиво кивнул барон.
   — Кто он? — Сергей имел в виду покупателя. Паша понял.
   — Не знаю, потому что знать не хотел! — отрезал он.
   — А узнать сможешь? — не отставал Сергей.
   — Смогу, — ответил Паша неохотно.
   Дорого яичко к Христову дню. Вернулся Лепилов, без слов разложил на столе в три ряда девять фотографий.
   — Ищи, — предложил барону Никольский. Тон его слов был жестким.
   Барон лишь глянул опытным цыганским глазом на этот пасьянс и сразу же ткнул пальцем в первую справа во втором ряду фотку.
   — Вот он.
   — Авила, — любовно произнес Никольский и откинулся в своем стареньком полукресле.
   — Я пойду? — собирая фотографии со стола, попросил разрешения Лепилов.
   — Подожди! — остановил его Сергей. — Надо нам еще с нашим гостем погутарить. И лучше нам, Миша, чтобы потом он в отказку не сыграл. — И добавил, остро взглянув на барона: — Мало данных, Паша, увы, мало.
   — Он на «Ауди» девяносто девятого года синего цвета… — тяжело вздохнул цыган. — Номер 63-16. Все сказал, Сергей Васильевич. Теперь, если откажешь, не по чести поступишь.
   — Официально его опознаешь? — спросил Сергей все также жестко.
   — Что теперь делать несчастному цыгану! — Лепилову показалось, что барон даже всхлипнул.
   — Тогда спускайся в дежурку и жди, — распорядился Никольский. — Мне кое-какие формальности улаживать придется.
   Барон встал. Посмотрел на Никольского, строго глянул на Лепилова — в свидетели призывал.
   — Я тебе верю, начальник! — величественно объявил Паша перед уходом.
   Сергей проводил взглядом экзотического гостя и обернулся к Лепилову:
   — Миша, бери всех, кто свободен, и чтобы через полтора часа я знал имя, фамилию и отчество истинного владельца автомобиля «Ауди» синего цвета под номером 63-16.
   — А если тачка ворованная? — Вопрос был вполне по делу.
   — Авила не в бегах, не в розыске, — возразил Никольский. — Авила — полноправный гражданин. На кой хрен ему уголовный хомут на шею? Действуй, Миша!
 
   Синий «Ауди» номер 63-16 замедлил ход, залез правыми колесами на тротуар и замер у ограды сада «Эрмитаж». Мощный, благопристойно и хорошо одетый мэн небрежно захлопнул дверцу и прошел за ограду, к летнему кафе под бордовым тентом, где не менее элегантный Тарасов, закинув ногу на ногу, благодушно попивал пивко. Поздним утром малолюдно было и в саду, и в кафе.