Хруцкий Эдуард Анатольевич. На углу, у Патриарших...

   — Постараюсь, — пообещал Котов. — Да, дельце-то сикось-накось пошло. А что если твой пидор Рома все-таки убил, а пистолет продал?
   — Ты сам-то веришь в то, что говоришь? — усмехнулся Сергей. — Уломай Виталия, очень прошу. И эгрет в сейф спрячь. Я — в бега.
   Котов встал, открыл сейф, осторожно уложил деревце.
   — Серега, а что такое эгрет? — спросил он неожиданно застенчиво.
   — Вернусь — объясню! — уже от дверей отозвался Никольский.
   Два милицейских «газика», синхронно тормознув, застыли друг против друга. Из одного выпрыгнул Никольский, из другого — приличный гражданин приблизительно тех же лет. Ровесники молча поручкались.
   — Ты-то что, Никольский, хвостом бьешь? Убийство-то мое, — скучно сказал приличный гражданин.
   — А пистолет — мой, — возразил Сергей.
   — Оперативно нынче муровские трассологи работают, ничего не скажешь, — проворчал приличный гражданин.
   Они стояли посреди торговой площади у станции метро «Медведково». Кругом толпились бесчисленные магазинчики, киоски, палатки…
   — Расскажи, как все было, — попросил Никольский.
   — Расскажу и покажу, — пообещал приличный. — Может, на мое счастье, дело к тебе уйдет.
   Они подошли к крайнему магазину. Магазин как магазин, таких сотни по Москве. Беленький, чистый, стеклянный.
   — Вот тут все и случилось, — сказал ровесник.
   — Убийца здесь инкассаторов подглядел? — уточнил Никольский.
   — Да нет. Он, пожалуй, вел инкассаторскую машину с самого ее выезда, потому что этот магазин последним деньги сдавал, — объяснил коллега.
   Фамилия коллеги была Ерохин. Он тоже работал оперативником, только в другом отделении милиции Москвы.
   — Значит, убийца на машине был? — продолжал уточнять обстоятельства дела Никольский.
   — На машине, на машине, — подтвердил Ерохин. — На угнанной. Он после ее здесь оставил, а сам на инкассаторской укатил.
   — Каким это образом? — удивился Никольский.
   — Элементарным! — фыркнул Ерохин. — Пока инкассатор в магазине тары-бары разводил, он в его машину забрался и ждал.
   — Так двое же инкассаторов должно быть! — возмутился Никольский.
   — И шофер в придачу, — добавил Ерохин. — Но в централизованной инкассации. А эти жлобы, что магазинами владеют, норовят с дерьма пенку снять. Централизованная им дорого! И находят богатырей, которые по глупости берутся миллионы возить. Вот наш и довозился: как только подошел к своей машине, так пулю в лоб и заработал. А бандюга мешочек в салон — и с концами.
   — Много в мешке было? — задал очередной дежурный вопрос Никольский.
   — Шестьсот сорок тысяч… — вздохнул Ерохин. Ему такие деньги и не снились.
 
   Кассирша обменного пункта, глядя на клиента, спросила:
   — Вам справку на вывоз выписывать?
   — Да, — твердо сказал клиент.
   Кассирша раскрыла паспорт и, удивившись, вновь подняла глаза:
   — Вам, что, правда, пятьдесят два года?
   — Ох, извините! — засуетился вежливый клиент. — Паспорта перепутал. Это дядьки, а вот это мой. — Он подтянул к себе металлическое корытце для передачи через пуленепробиваемое стекло документов и денег, положил в него второй паспорт, задвинул корытце обратно в закуток кассирши и виновато улыбнулся.
   На этот раз все было в порядке. Машинка долго считала сотни, а кассирша выписывала справку. Потом машинка считала доллары.
   — Ваших три тысячи, — подытожила кассирша, положила в корытце пачку зеленых, два паспорта и выдвинула его к клиенту.
   — Спасибо, — сказал тот, не считая, засунул деньги и документы в карман и вышел из обменника. Как только он исчез, кассирша громко позвала:
   — Дима, Дима!
   На крик явился не столько мощный, сколько упитанный охранник.
 
   С шоссе, рассекающего российскую бескрайность, «Мерседес» свернул на асфальтовую дорожку и осторожно докатил до стилизованного под громадную северную избу дома, чистенького до игрушечности. Из «Мерседеса» солидно вынес себя известный московский юрист Алексей Тарасов. Захлопнул дверцу и окинул взором окрестности. Было на что посмотреть: перед ним огромным ятаганом лежал залив бескрайнего озера, окаймленный причудливыми зелеными берегами. А от дома уже бежал хитрый на вид мужичок с криком:
   — Дорогой гость! Заждались!
   Они ходили по комнатам, и Тарасов придирчиво осматривал внутренние помещения домика. Роскошные номера, уютные ванные комнаты, буфетная, гостиная, столовая. В столовой Тарасов заглянул в резные светлого дерева поставцы и огорчился:
   — Да, посудка у тебя не того, Матвеич.
   — Не того! — обиделся вдруг Матвеич. — С этой посуды сам Арвид Янович Пельше едал и не жаловался.
   — Пельше! — теперь обиделся Тарасов. — Послезавтра сюда на рыбалку американские миллионеры прибудут, а ты — Пельше! — Он осмотрелся, и взыграло в нем художественное воображение: — Неужто ты не понимаешь, что вся твоя посуда в полном диссонансе со стилем «рюс», в котором решен интерьер? А представь себе: на столах серебряные ендовы и блюда, из поставцов — черненые штофы, на полках — кувшины в виде журавлей. Только где все это достать?
   — У нас этого добра в городском музее навалом, — спокойно сообщил Матвеевич.
   — У вас в музее, знаю я такие музеи, ни хрена, кроме прялок, глиняных горшков и ухватов, нет, — заводя Матвеевича, презрительно высказался Тарасов. Он нарочно «заводил» слишком спокойного Матвеича.
   — А ты знаешь! — вдруг, перейдя на ты, окрысился Матвеевич. — Много ты знаешь! Знаешь, какие там картины? А посудой этой чудной все полки заставлены!
   — Брешешь ты все, Матвеевич! — пренебрежительно заметил Тарасов и даже рукой махнул.
   …Он, конечно, махнул рукой, но «Поехали!» все-таки сказал. И «Мерседес» помчался на поиски музея.
   В дивном городе, окруженном водой, будто вдруг вырастающем из нее, уродливый металлический жук на колесах тормознул у крепенького купеческого особняка, на фронтоне которого уже советскими умельцами штукатуркой было вылеплено слово «Музей». Тарасов понес свою драгоценную персону внутрь здания. Пренебрежительно морщась, принялся осматривать экспозицию. Зал с вышивкой, зал с прялками, ухватами, зал с картинами, зал с серебряной посудой Алексея не впечатлили. По ним без энтузиазма бродили две московские семьи, старичок — местный интеллигент да две девицы, со вкусом лакомившиеся мороженым. Тарасов миновал залы с вышивкой и утварью, мельком глянул на картины и штофы, кувшины в виде журавлей.
   — Есть тут кто-нибудь?! — позвал Алексей. И тотчас из служебных чертогов явился вежливый человек лет сорока, который сказал традиционные в этом краю слова:
   — Здравствуйте, дорогой гость!
   — Здравствуйте! — приятнейше улыбаясь, ответствовал Тарасов. — Вы экскурсовод?
   — К сожалению, нет. Экскурсовод в отъезде. Но я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Я директор музея. Что вас интересует?
   — На ловца и зверь бежит! — обрадовался делец. — Позвольте представиться: Тарасов Алексей Владимирович, — он протянул свою визитную карточку.
   — Коломиец Иван Степанович, — представился директор и протянул Тарасову руку. Тарасов задержал директорскую руку в своей и сказал доверительно:
   — У меня к вам деловое предложение.
   Директор уже оценил и костюмчик Тарасова, и ботинки, и часы от Картье, и золотые запонки с рубинами. Поэтому откликнулся с энтузиазмом:
   — С удовольствием выслушаю вас, Алексей Владимирович. Прошу в мой кабинет.
   А Тарасов сразу же оценил кабинет: и бюро карельской березы, и ампирные консоли, и павловский диван с двумя креслами. Директор сел за конторский стол — к сожалению, обычный, советский, жестом пригласил Тарасова в павловское кресло и приступил к делу:
   — Готов выслушать вас, Алексей Владимирович.
   — У вас чудесная коллекция старорусского серебра, — не спеша начал Тарасов.
   — Старорусское — лишь единицы. Основная часть — стилизация девятнадцатого века.
   — Приятно иметь дело со специалистом, — Тарасов обворожительно улыбался, не спешил снимать с лица театральную маску. — Но, к счастью, мои высокие гости таковыми не являются.
   — Не совсем понимаю… — осторожно сказал Коломиец.
   — Все объясню, все объясню! — заторопился Алексей. — Завтра в рыбацкий домик приедут несколько моих друзей. Но, если быть откровенным, не друзей, а партнеров по бизнесу. Американцы, миллионеры. Признаюсь, мне бы хотелось их ублажить, чтобы они стали более сговорчивыми. Затея немудреная: развлечения на рыбалке в стиле «рюс». Большой правительственный домик вполне для этого подходит, но посуда там — в кричащем диссонансе. Короче, Иван Степанович, я очень прошу вас разрешить мне воспользоваться вашим серебром на правах, так сказать, аренды. Всего лишь на один вечер.
   — Оплачиваемой аренды? — поинтересовался Коломиец и тоже улыбнулся.
   — Пятьсот долларов, — с прямотой демократа отозвался Тарасов.
   — И мое постоянное присутствие при серебре, — решительно добавил директор.
   — Вы будете почетным гостем! — Тарасов даже всплеснул руками.
   Тарасов встал. Встал и Коломиец. Теперь сияли оба. Они понимали друг друга, они были довольны друг другом.
   — Вы все у нас осмотрели? — осведомился директор.
   — По-моему, все, — кивнул бизнесмен.
   — А по-моему, не все. Прошу, — директор сделал приглашающий жест.
   Из зала с утварью они через незаметную дверь проникли в двухсветную комнату, в которой межоконные пространства были заставлены застекленными шкафами, а всю середину занимали хорошо оборудованные стенды.
   — Зал для избранных? — спросил Тарасов.
   — Почему для избранных? — : лицемерно возразил Коломиец. — Для всех, кто захочет.
   — А захотеть может лишь тот, кто знает про этот зал, — понимающе ухмыльнулся Тарасов. — Многие знают?
   — Не об этом речь, Алексей Владимирович, — отмахнулся директор. — Вы видели в каком-либо другом провинциальном музее нечто подобное?
   Ничего подобного Тарасов не видел. А сейчас он вообще не хотел видеть ничего постороннего, потому что в данный момент неотрывно смотрел на серебристо-золотистую с черным сову с зелеными глазами, которые мерцали почти живым светом.
   — Что это?.. — ошалело спросил Тарасов.
   — О, в этом зале вещи, которые связаны с удивительной историей! — начал Коломиец.
 
   — Но учти, Котов, деньги — казенные! — В шикарном кабинете шикарный новоиспеченный частный детектив Беляков подошел к шикарному сейфу, открыл его, загораживая спиной проем, покопался внутри, развернулся, захлопнул дверцу и положил на стол пачку зеленых. — Пиши расписку.
   — Ну, насчет казенных ты мне, Петрович, на уши лапшу не вешай, — подмигнул ему Котов. — Просто хранишь здесь свои, потому что сейф надежный. А расписку почему не написать…
   С привычной быстротой строча шариковой ручкой, Котов говорил:
   — Напишу я тебе расписку. И спасибо скажу… Все, написал. — Слава протянул бумагу Белякову.
   — Ох, и боюсь же я! — сказал, внимательно изучая расписку, Беляков.
   — Не боись, вернем мы тебе твои три тысячи, вернем! — обеими руками Котов хлопнул Белякова по плечам справа и слева — для ободрения.
   — Я за вас с Сережкой боюсь, чудак! — воскликнул Беляков. — Ведь по сути дела вся эта ваша авантюрная затея — чистая самодеятельность, без всякой подстраховки. Я бы не рисковал, ребята.
   — Времени нет, Петрович! Цейтнот! — отвечал Котов весело.
   — Цейтнот, — проворчал Беляков. — Я бы такое никогда не разрешил. Ну, а в общем, как там дела у нас?
   — Даем стране металл! — бодро провозгласил Котов, запихивая баксы в карман.
   Никольский подошел к своей «Оке», открыл дверцу и сел рядом с Шевелевым — тот был за рулем.
   — Шевелев, готовься, сейчас поедешь.
   — А зачем? — вопросил втайне недовольный Шевелев. — Вы же по номеру этой вонючей «Мазды», — он кивком указал на заграничную развалину, стоявшую метрах в пятидесяти от «Оки», — узнали, кто они и откуда.
   — А поедут ли они туда, откуда они приехали, вот в чем вопрос, Шевелев, — произнес Сергей задумчиво. — Как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Бак полон, до Осташкова тебе должно хватить. А если не до Осташкова, то двадцатилитровая канистра сзади. Только, Бога ради, не думай вместе с ними на заправку остановиться.
   — Я неумный, да? — обиделся Шевелев.
   — Ты молодой, — назидательно заметил Никольский. «Фигуранты» что-то все не появлялись, хотя им давно уже следовало бы занять места в своей «Мазде».
   — Где же они? — забеспокоился Шевелев.
   — Сейчас будут, куда им деваться, — успокоил его Сергей.
   И двое в красных пиджаках появились. С коробками в руках (видимо, запаслись на дорогу изысканной ресторанной пищей), шумные, оживленные, они, громко беседуя, подошли к «Мазде» и хлопотливо устроились в ней.
   Никольский выбрался из «Оки» и пожелал:
   — Держи хвост пистолетом, Шевелев!
   «Мазда» тронулась. Тронулась и неприметная «Ока».
   Никольский смотрел им вслед, когда под пиджаком заверещал сотовый. Он извлек пластмассовую штучку, раскрыл и откликнулся:
   — Да! — и через паузу: — Иди ты! Бегу!
 
   — Я бы и внимания не обратила, ну, перепутал паспорта и перепутал, — говорила, глядя поочередно то на Никольского, то на Котова, кассирша из обменного пункта, — но на паспортах-то одна и та же фотография — молодого. И просто случайно: первый паспорт я нечаянно на страничке с датой рождения открыла.
   Еще раз посмотрела на Котова, еще раз на Никольского: интересно ли им?
   — Если не секрет, как вас зовут? — строго спросил Никольский.
   — Ряузова, — официально представилась кассирша и неофициально: — Ксения… Юрьевна.
   — Вы молодец, Ксюша, — просто Никольский. Она засмущалась, тут же освободилась от напряженности и дополнила свой рассказ:
   — Настоящие его паспортные данные у меня в копии остались, а фамилию и имя, отчество с первого паспорта я все повторяла про себя, чтобы не забыть до тех пор, пока он не ушел. И сразу же записала. Андрианов Николай Сергеевич.
   — Спасибо, Ксения Юрьевна, — с командирской задушевностью поблагодарил ее подполковник Котов. — И извините за беспокойство. Сейчас вас отвезут домой.
   — Я хоть чем-нибудь помогла вам? — желая услышать «да», поинтересовалась Ксения.
   Никольский с лихвой удовлетворил это ее желание:
   — Вы даже и представить не можете, как! Вы нам клювик дали, Ксюша, золотой ключик!
   — А этот боров Димка говорил, что я зря волну гоню! — торжествовала Ксюша.
   — Он кто — этот боров? — насторожился Котов.
   — Да охранник наш! — сказала девушка весело.
   В кабинет влетел Лепилов:
   — Госпожа Ряузова, автомобиль вас ждет.
   Ксения в последний раз посмотрела на всех, последний раз улыбнулась.
   — Удачи вам! — пожелала она.
   Миша галантно взял ее под локоток и проводил до дверей кабинета. Сам вернулся к столу Котова.
   — Вот адрес этого Сергея Клягина, — Лепилов положил перед Славой бумажку. Котов глянул, перекинул ее Никольскому.
   — Плющиха, — прочитал Никольский.
   — Это дом такой длинный, справа, если от гостиницы «Белград», — дал пояснения Лепилов.
   — Что ж, Миша, бери Климова и Вешнякова и на Плющиху. В РЭУ решите, кем вам лучше быть: водопроводчиками или электриками, приказал Никольский.
   — И поосторожнее, — добавил Котов. — Этот гад с пистолетом.
 
   — Я инспектор городского энергохозяйства. Откройте, пожалуйста. Нам нужно проверить работу вашего счетчика, — говорил Лепилов в закрытую дверь. Вешняков и Климов находились пролетом выше, невидимые через дверной глазок. Никто не ответил Лепилову, но дверь резко распахнулась и вновь захлопнулась. К ней прижалась спиной выскочившая из квартиры девушка. Она так и стояла, прижавшись, и молча смотрела на Михаила.
   — Вот направление-наряд, — доложил Лепилов. — Если не верите, прочтите.
   Девушка не глянула на бумажку, она продолжала смотреть в глаза Лепилову.
   — Вы не электрик, — сказала она уверенно и нервно.
   — Вот те на! Не электрик! А кто же я? — возмутился Лепилов.
   — Вы милиционер, и я вас жду третий день, с тех пор, как прочитала в газете, что Андрианов убит! — выпалила она.
   — Сергей дома? — быстро спросил Лепилов. Терять уже было нечего.
   — Нет его, нет! — воскликнула она, чуть не плача.
   — Тогда зайдем в квартиру, поговорим, — предложил Миша.
   — Я не пущу вас туда. Там мама. Будем говорить здесь! — девушка говорила негромко, но твердо. Миша понял: она от своего не отступится. Вздохнул и спросил:
   — Сергей Клягин — ваш брат?
   — Да.
   — Где он сейчас?
   — Вероятно, на квартире, которую он снимает, или убежал куда-нибудь. У него звериное чутье на опасность, — ответила она с горечью. И горечь эта была вызвана отнюдь не сочувствием брату.
   — Почему вы думаете, что ваш брат убил Андрианова? — спросил Лепилов.
   — Андрианов звонил два раза сюда и представлялся, разыскивая его, — отчетливо произнесла Клягина.
   — Сергей оставил у вас какие-то вещи? — задал дежурный вопрос Миша.
   — Попробовал бы! — вырвалось у девушки. И столько скрытой ярости слышалось в ее голосе, что Михаил понял: не врет девчонка. Ни на капельку, ни на молекулу не врет.
   — Но вы вот так просто подозреваете своего брата в убийстве? — удивился все же Лепилов.
   — Я не подозреваю, я знаю, что он — убийца! — Теперь она кричала. Глаза ее вспыхнули огнем ненависти.
   — Почему? — Михаил даже опешил от подобного взрыва эмоций.
   Но Клягина уже взяла себя в руки. Усталым механическим голосом, даже нудным каким-то, она произнесла:
   — Он выродок. Нелюдь. Тварь, — будто озвучила набор банальных, никому не интересных истин.
   — У вас есть адрес квартиры, которую он снимает? — спросил Лепилов.
   — Есть, записан в алфавите. Сейчас я вам его принесу, — пообещала девушка и приоткрыла дверь. Лепилов придержал дверь ногой и сказал:
   — Извините, но я с вами.
   — Думаете, я все вру и он здесь прячется? — хмыкнула она почти презрительно. — Не прячется, не бойтесь. Что ж, пойдемте.
   Они вдвоем вошли в темный коридор. Девушка крикнула в никуда:
   — Мама, это электрик из РЭУ, счетчики проверяет!
   Лепилов подождал у счетчика. Девушка вышла из комнаты с длинненькой книжицей в руке, кивком указала на выход. На площадке сказала:
   — Держите.
   — Я перепишу, — Лепилов достал из кармана шариковую ручку и блокнот. Быстренько переписал адрес, отдал книжку и поблагодарил, не подумав:
   — Спасибо.
   — За что? — тускло сказала она. — Господи, что же будет, когда мама все узнает!
 
   Стемнело уже. В кабинете Никольского Котов и Никольский при свете настольной лампы играли в шахматы.
   — Хреновый ты шахматист, Сергей, — бурчал негромко Котов. — Ты же сыщик, тебе же просчитывать надо на десять ходов вперед.
   — Я и просчитываю. Счет-то три — один в мою пользу.
   — Это ничего не доказывает. Я, чиновник, одну-то партию у сыщика все-таки выиграл. А сейчас вторую выиграю. Шах!
   Будто по его приказу зазвонил телефон. Никольский взял трубку, включил звук.
   — Лепилов?
   — Я, Сергей Васильевич, — раздался голос Михаила. — Нету света в его окне. Что делать с ним?
   — Будто не знаешь! — сказал Никольский.
   — В засаду, да? — уточнил Миша.
   — Это уж по обстоятельствам, что в квартире обнаружишь, — отдал-таки распоряжение Сергей. — Или не обнаружишь. Дверь незаметно вскрыть сможете?
   — Сможем, замки знакомые, — заверил Михаил.
   — А соседи? — зачем-то спросил Никольский. Ну не мог он не проконтролировать подчиненного, хотя и знал: Лепилов — опер более чем грамотный.
   — Одни шумно гуляют, других вообще нет, — с готовностью доложил Миша.
   — Тогда действуйте, — приказал наконец Никольский. — Как осмотритесь, сразу позвони. Только свет не вздумайте включать!
   — О господи! — возмутился наконец и Лепилов, вешая трубку.
   — Хороший у тебя парень Лепилов, — сказал просто так Котов.
   — Угу, — согласился Никольский, глядя на шахматную доску. — А я ладьей закроюсь.
   — Думаешь, спасешься? — хихикнул Котов.
   — Не только спасусь, но и атаковать буду, — заверил Сергей. — Куда теперь ты своего ферзя денешь?
   — Не хвались идучи на рать… — Котов размышлял. Вдруг встрепенулся. — Да, кстати. Мне сообщили сведения о мокрых висяках с голубыми.
   — Что ж ты молчал?! — едва не заорал Никольский.
   — Все не по делу вроде бы… — с сомнением сказал Котов. — Два глиномеса, задушенных удавкой…
   — У него тогда пистолета не было! — азартно воскликнул Сергей.
   — Считаешь, он? — спросил Слава.
   — Почти не сомневаюсь. Яростная вера сестры в то, что он убил Андрианова, возникла не на пустом месте! — убежденно заявил майор. — Она, видимо, давно его подозревала.
   — Уж очень свиреп для пидора… — вновь засомневался Слава.
   — Задницей он только заманивал денежных глиномесов. Он не пидор, он тварь. — Никольский посмотрел на часы. — Конец второго акта.
   — Какого еще акта? — удивился Котов.
   — Я на сегодня в театр приглашен. Теперь Анюта мне башку отвинтит… — с наигранной тоской и затаенной гордостью сообщил Сергей.
   — Дела! — еще раз удивился Котов. — Ишь как у тебя серьезно!
   Никольский не успел отреагировать — зазвонил телефон.
   — Лепилов? — спросил Никольский.
   — Мы в квартире, — Лепилов замолк, ожидая следующего вопроса.
   — Он туда придет? — поинтересовался майор.
   — Да, твердое да, Сергей Васильевич! — заверил Миша радостно. — В комнате две сумки, в которых все для дальнего и длительного путешествия.
   — Соображения, — предельно кратко спросил начальник.
   — Мы в засаде до упора. С голода не помрем и от жажды тоже. Втроем мы возьмем его… — Лепилов прыснул и добавил голосом Папанова: — Без шума и пыли.
   — Не кривляйся, — велел Сергей строго. — Клягин на пределе. Или уже в беспределе. Вас подстраховать?
   — Нас трое, Сергей Васильевич, — устало сказал Миша, как малому ребенку. — Не надо, только толкаться будем.
   — Разговор — шепотом. Разуйтесь и ходите на цыпочках, — опять начал было Никольский.
   — Шеф! — укоряя, перебил Лепилов.
   Сергей понял, мысленно сам посмеялся над собой.
   — Чуть что — звони немедленно! — Никольский положил трубку. — Ну нам и ночка предстоит!
   — Не нам, а вам. Я — начальник. Я спать пойду, — Котов встал, потянулся.
   — Сдаешь партию? — съехидничал Сергей.
   — Партия будет доиграна завтра, — Котов приблизился к дверям. — От Шевелева ничего нет?
   — Пока нет, — ответил Никольский.
   — Плакали наши пять тысяч… — вздохнул Слава.
 
   В серой полумгле рассвета Вешняков, мягко ступая босыми ногами, отошел от входной двери и приблизился к комнатному окну.
   — Тебе кто разрешил пост покинуть? — просвистел шепотом Лепилов. Он полулежал в кресле. А Климов дрых на кушетке.
   — Все, — сказал Вешняков, тоже шипя. — Он до семи не объявится. Теперь только за компанию с теми, кто на работу торопится. Мое время закончилось. Буди Жорку.
   Лепилов посмотрел на часы — было ровно четыре. Он осторожно положил ладонь на острое плечо Климова, который, отвернувшись к стене, тихо спал.
   — А? Что? — на испуганном выдохе вскинулся плохо соображавший Климов.
   — Тихо, Жора, — по-матерински успокоил его Лепилов. — Твоя смена.
   — А-а-а, — с трудом понял свою задачу Климов и, скинув ноги, сел на кушетке.
   — Ты придиванный коврик захвати, — посоветовал Вешняков. — Из-под дверей сквозняком тянет, ноги сильно мерзнут.
   Климов, прихватив коврик, направился к дверям.
   — Спи, — с завистью приказал Лепилов. Вешняков опрокинулся спиной на кушетку, вытянул ноги и заворчал недовольно:
   — Заснешь тут, — и помечтал: — Сейчас бы сто пятьдесят в два глотка и супчику горячего!
   — Заткнись, — мечтательно протянул Лепилов. Сто пятьдесят и горячий супчик пленили и его воображение.
   — Эх, ты, — Вешняков зевнул. — А Владимир Ильич Ленин что говорил? Надо мечтать.
   — Он этого не говорил. Он говорил, что из всех искусств для нас важнейшим является кино.
 
   Тот самый, дивный город на воде уже проснулся. Прошли по главной улице к пристани служащие порта; рабочие — к консервному заводу, мелкие чиновники расползлись по многочисленным конторам районной власти.
   Музей открывался в одиннадцать. В половине двенадцатого Иван Степанович Коломиец, сняв пломбу с парадных дверей, открыл их массивным ключом.
   Без двадцати пять с черного хода, который караулил бутафорский сторож-дед, в музей деловито прошагали двое краснопиджачников. Правда пиджаки их посерели от пыли.
   Незаметно доведший их до места работы Шевелев развернулся и прогулочным шагом добрался до гостиницы, где на тротуаре у подъезда притулилась «Ока». Он все уже подготовил к отъезду, и «Ока» резво побежала из плавучего городка. На шоссе Шевелев дал скорость: машин там пока почти не наблюдалось. Только один раз «Оке» пришлось принять на обочину: навстречу пронеслись, уверенно занимая середину проезжей части, темно-синий «Мерседес» и бежевый шестидверный «Линкольн».
   …На переговорном телефонном пункте города Торжка Шевелев зашел в кабину и, дождавшись соединения, доложил:
   — Оба работают в городском музее, Валентин Поливанов — экскурсоводом, а Олег Дьячков — плотником. Сейчас на рабочих местах и, судя по всему, никуда больше не собираются… — Помолчал, слушая собеседника, затем продолжал: — Кое-что узнал мимоходом. Они вчера втроем вместе с директором в ресторане отдыхали. Ну и я тоже, за столиком со здешним бизнесменом одним. Так вот, директор музея Коломиец — бывший секретарь райкома комсомола, а Поливанов у него инструктором был. Дьячков из местных пижонов. Правда, в последнее время поутих, не высовывается. Все трое — при деньгах… — Опять помолчал. — Еду.