Хруцкий Эдуард Анатольевич. На углу, у Патриарших...

   — Не надо меня поправлять, — осадил его Беляков. — Я всегда вежливо выражаюсь.
   Он шагнул к пустой раме, достал из кармана шариковую ручку и дотронулся до клочка, оставленного от поспешно вырезанного полотна.
   — Вот сукин сын! Шпана беспредельная! Сам ничего трудом не нажил, и чужого не жалко!
   — Вы найдете его? — спросила Людмила Ильинична.
   — Как карта ляжет, — вздохнул Беляков и оглядел гостиную. — Что это за кольцо на столе?
   — Где? — вскочила с дивана Наташа.
   — Не трогать! — рявкнул Беляков.
   Девушка в испуге замерла.
   — До приезда экспертов лучше ни к чему не прикасаться, — сказал Никольский. Он всячески пытался как-то нейтрализовать грубость своего шефа.
   Подполковник осторожно приблизился к столу. Большой глубокого зеленого цвета изумруд в причудливой оправе лежал рядом с кофейником.
   — Перстень амстердамской работы конца девятнадцатого века, — сообщила Наташа.
   — А почему он здесь лежит? — поинтересовался Беляков.
   Людмила Ильинична привстала с дивана.
   — Я показывала Наташеньке свои побрякушки, — пояснила она.
   — Зачем вы их показывали? — напрягся Беляков.
   — Меня назначили смотрителем этого дома, — объяснила Наташа. — По совместительству.
   — Не понял! — Подполковник грозно уставился на нее.
   — Неделю назад Людмила Ильинична передала все ценности в дар государству, — ровно проговорила Наташа, не подозревая, какая бомба таится в ее словах.
   Беляков ошалело уставился на Никольского и медленно опустился на стул.
   — Стало быть, это государственная собственность?.. — пробормотал он обреченно.
   — Что с вами, голубчик? — всполошилась Людмила Ильинична.
   — Благородный поступок, — молвил Беляков упавшим голосом. — За государством не пропадет. Оно попомнит.
   — Да, меня благодарили, — удивленно согласилась хозяйка квартиры. Странное поведение старшего из двух офицеров милиции, посетивших ее дом, беспокоило и настораживало ее.
   — А теперь нас поблагодарят… — пробормотал Беляков потерянно. — Да так поблагодарят…
   Из прихожей послышался топот, и в гостиную ввалилась бригада МУРа во главе с Котовым.
   — Привет! — жизнерадостно гаркнул он Белякову и Никольскому. — Ой, какие вы кислые!
   — Загрустили маленько, — признался Беляков.
   — Веселей, веселей надо грустить! — бодро выдал Котов, а затем, обернувшись через плечо, бросил своим: — Приступайте, мужики!
   И началось: эксперты обрабатывали ручки дверей и рамы картин, сверкали вспышки блицев, у Людмилы Ильиничны снимали отпечатки пальцев, в прихожей подавала голос собака.
   Никольский и Наташа устроились в кабинете за шахматным столиком.
   — Как выглядел бандит? — спросил Сергей.
   — Высокий. В черной маске и черной спортивной шапочке.
   — Во что одет?
   — Черные брюки, черная кожаная куртка.
   — Вооружен?
   — У него был пистолет.
   — Какой?
   — Большой и черный.
   — Однообразная какая-то цветовая гамма, — заметил Сергей. — Даже страшно.
   — Вспомнила! — воскликнула Наташа. — Когда он затаскивал меня в ванную, у него с головы слетела шапочка. Волосы тоже черные-черные…
   — Опять?!
   — А в них — седая прядь от виска к затылку.
   — Спасибо! — облегченно вздохнул Сергей. — А то совсем запугали.
   В кабинет торопливо вошли Беляков и Котов. Они тоже подсели к шахматному столику, не спуская с Наташи цепких взглядов.
   — Хозяйка сказала, что вы фотографа сюда приводили, Румянцева, — напористо начал Беляков.
   — Да, приводила, — пожала плечами девушка.
   — Что он фотографировал? — продолжал Беляков с нажимом.
   — Картины.
   — Зачем?
   — Для нашего музея. Мы составляем каталог, — пояснила Наталья.
   — Кто этот фотограф? — вступил в разговор Котов. — Имя, телефон, адрес?
   — Кажется, у меня с собой его визитная карточка. — Девушка покопалась в сумке и нашла. — Вот, пожалуйста.
   Котов нетерпеливо выхватил карточку из ее рук.
   — Я помчался, — объявил он, и дверь за ним захлопнулась.
   — Что случилось? — полюбопытствовала Наташа.
   — Пока ничего, — сухо ответил Беляков. — Идите, Румянцева, у вас отпечатки пальцев снимут. — Он дождался, пока девушка вышла, и добавил. — А еще хозяйка сказала, что видела фотографии картин у бандита.
   — Наводка? — нахмурился Никольский.
   — Чистая… Давно с барышней знаком? — вдруг спросил подполковник.
   — А в чем дело? — тотчас ощетинился Сергей.
   На самом деле он прекрасно понял, в чем дело: Беляков подозревает, что Наташа — наводчица. Но Никольский-то наверняка знал, сердцем чувствовал: не может быть преступницей эта восхитительная девушка. Не тот тип личности. Не стремится она к богатству, другие у нее интересы. Иначе осталась бы при Тарасове в качестве секс-куклы удачливого дельца. Но Сергей точно выяснил, у самого Алексея узнал: Наталья отвергла все домогательства бизнесмена. Значит, чужда ей алчность …
   — Размышляю… — расплывчато пояснил между тем свой вопрос Беляков: он разом смягчился, увидев реакцию подчиненного.
   — Зря размышляете, — отрезал Сергей. — Не она, головой ручаюсь.
   И тут во всем доме, полном разноголосого шума, воцарилась такая тишина, что стало слышно, как на стене тикают часы.
   Беляков и Никольский переглянулись и поспешили из кабинета.
   Посреди гостиной возвышался генерал Колесников, окруженный свитой.
   — Что взяли? — ни к кому не обращаясь, пророкотал он.
   Беляков встал перед ним навытяжку.
   — Картины и драгоценности, товарищ генерал! — рявкнул он, всем своим видом выражая усердие и готовность выполнить любой приказ начальства.
   — Вы знаете, что это государственная собственность? — зловеще поинтересовался Колесников.
   — Узнали час назад, — отозвался Никольский.
   — А сколько она стоит, вам известно?.. Почему неизвестно?! Отвечайте! — распалился генерал.
   — Два миллиона долларов, — сообщила Наташа из-за спины Никольского.
   — Сколько?.. — неожиданно тихо переспросил Колесников, достал платок и вытер лоб. — Ну, так… Не найдете — Никольского сошлю в участковые, а тебя, Беляков — на дачку, грядки копать!
   Он развернулся и величественно удалился, но при этом все же непроизвольно ссутулился: мысль о цене похищенного просто пригибала генерала к земле. Свита послушным стадом двинулась вслед за отцом-командиром.
   — Вот и поблагодарили, — горько заметил Беляков, когда процессия скрылась за дверью квартиры и за ней щелкнул замок.
   Наташа, стоявшая рядом с Никольским, тронула его руку:
   — Я могу чем-нибудь помочь?
   — Конечно, — невесело улыбнулся Сергей. — Постарайтесь мне присниться.
 
   Котов подъехал к отделению милиции, вылез из машины, прошел через дежурную часть, поздоровавшись с Митрофановым, и поднялся на второй этаж в кабинет Никольского.
   — Ну, отработал я фотографа, — сообщил он с порога. — Подышал одним воздухом с талантливым человеком.
   Беляков и Никольский сидели за столом, заваленным бумагами.
   — Выкладывай! — оживился Беляков.
   — Гущин Всеволод Георгиевич. Снимал картины и драгоценности вдовы на слайды. По заказу музея личных коллекций.
   — На слайды? — переспросил Никольский. — А контрольные отпечатки на бумаге он делал? Или прямо с пленки на пленку?
   — Делал, как положено, чтобы уточнить цвет, — ответил Котов. — По шесть фотографий с каждого кадра. Я проверил: все карточки на месте. Архив у него образцовый.
   — Он мог и больше напечатать, — предположил Никольский.
   — Верно! — азартно согласился с ним Беляков. — Вот откуда фотографии у бандита.
   — Остыньте, ребятки, — вздохнул Котов и устало опустился на стул. — Семьдесят шесть лет старику. Войну прошел. Заслуженный художник. Персональные выставки — одна за другой. Можете себе представить, чтобы он с урками связался? Короче, не наш клиент. Чист, как стеклышко.
   — А кому он слайды отдал? — сникнув, осведомился Беляков.
   — Румянцевой в собственные руки. В чем она и расписалась.
   — Но вдова видела у бандита карточки, а не слайды, — напомнил Никольский.
   — Со слайдов нетрудно карточки напечатать, — заметил, пожав плечами, Котов. — Неужели барышня навела?
   — Тогда бы ее не было у вдовы при ограблении, — возразил Никольский.
   — Ну, может, по глупости, — неуверенно сказал Котов. — Или, наоборот, умна чересчур… Кому в голову придет подозревать потерпевшую?
   — Мне, — объявил Беляков. — Уж больно нежно с ней бандит обошелся. Старуху чуть жизни не лишил. А ее не ударил ни разу. С чего бы это? Понравилась, что ли?.. Хотя она многим нравится, — и он покосился на Никольского.
   Котов не понял намека.
   — Да, на вид скромная такая…
   — Тихая, — уточнил Беляков. — Как омут.
   Сергей промолчал. Он ни секунды не верил в виновность Наташи. Но ситуация складывалась поганая: теперь Никольский не имел права ни на какие попытки развить свои отношения с девушкой, узнать ее лучше. Ведь теперь она главная подозреваемая по делу, которое расследует Сергей. И любые неслужебные контакты с Наташей для Никольского теперь исключены. Не на что и надеяться.
 
   Утром следующего дня Никольский стоял на своем балконе и снимал с веревки белье. Когда он вернулся в комнату, то обнаружил там Тарасова, с любопытством наблюдавшего за хозяйственными хлопотами приятеля.
   — Алеша! — расплылся в улыбке Сергей.
   — А дверь у тебя всегда нараспашку? Я это учту, когда приду сводить с тобой счеты. Но пока ты мне еще нужен, старик! — объявил он с шутливой важностью.
   — Пошли на кухню, позавтракаем, — предложил Сергей.
   Алексей кивнул. Они прошли на кухню, где Никольский за считанные минуты сварганил нехитрый завтрак. Поели мужчины быстро и молча. Потом Сергей убрал тарелки в мойку и снял с плиты кипящий чайник.
   — Я в курсе вашего дела об ограблении писательской вдовы, — сообщил Тарасов за кофе. — Наташе вчера звонил. Ну, беспредел! И главное — средь бела дня.
   — Да, надо полагать, этот бандюга — большой любитель живописи, — усмехнулся Никольский. — Хотел получше рассмотреть, что берет.
   — Не оскорбляй любителей, Сережа, — сказал Тарасов. — Я сам любитель, — и добавил с неожиданной ненавистью. — А подонка этого растерзал бы! Гнида! Уголовник! Ох, попадись он мне!.. Ниточка есть какая-нибудь?!
   — Нет пока. Чего ты так раскипятился-то? — слегка удивился Сергей.
   — Девку жалко, — объяснил Тарасов. — Перенервничала — сама не своя.
   — Естественно, — сказал Никольский. — Не каждый день мирным гражданам под дулом пистолета стоять приходится. Даже в нынешние милые времена.
   — Кстати, как тебе Наталья?.. — поинтересовался Алексей с деланным равнодушием. — Можешь не отвечать, но учти: я не против. Мы с ней просто добрые знакомые…
   — Ты мне это уже говорил, помнишь? — перебил его Сергей. — Когда мою майорскую звезду обмывали.
   — Ах, да… — спохватился Тарасов. — Действительно… Но все равно: Наташа — очень милый, приятный человечек, и я переживаю за нее. Знаешь, слава Богу, что хоть для Наташки дело закончилось относительно благополучно…
   — Не совсем закончилось, — заметил Сергей официальным тоном.
   — То есть? — напрягся Алексей.
   — Придется вызвать, поговорить, — пояснил Никольский.
   — Да что она знает?! — возмутился Тарасов.
   — Возможно, детали какие-то… короче, положено! — отрезал майор, от некоторого смущения придавая своему голосу сурово-металлическое звучание.
   — Серж, не надо бы… А?.. Не мучай ты ее! — попросил Алексей.
   — У нас не камера пыток, Алеша, — напомнил Никольский строго.
   — Она что, подозреваемая? — напирал Тарасов.
   Сергей промолчал.
   — Понимаешь, грязное дело, — продолжал делец, так и не дождавшись ответа. — В музее коситься начнут. А у них там сокращение штатов начинается. Оставь ее в покое.
   — Не могу, — признался Никольский глухо.
   — Очень тебя прошу! — настаивал Тарасов.
   — Слушай, что ты меня терзаешь! — вдруг взорвался Сережа. — Самому тошно. Не видишь?!
   — Прости, — разом остыл Тарасов. — Когда ее вызовешь?
   — Вечером, думаю. После работы… — по неистребимой русской привычке Никольский почесал в затылке. — Чтобы в музее не косились, — добавил он с легкой улыбкой.
   — 
   Темнело, когда разноцветный автомобиль Никольского остановился на тихой улице неподалеку от музея личных коллекций. Был конец рабочего дня: в музее гасли окна, из служебного подъезда выходили немногочисленные сотрудники.
   Появилась Наташа.
   Никольский подождал, пока она отошла от подъезда, и завел мотор, собираясь ее догнать.
   В это время из-за щита, оклеенного афишами, возник верзила в плаще. Никольский насторожился и тихо тронул машину с места.
   Верзила двинулся следом за Наташей. И вдруг из кулака у него выскочило лезвие ножа.
   Никольский до отказа нажал на газ и, поравнявшись с верзилой, который был уже в двух шагах от девушки, круто свернул на тротуар, едва не сбив его с ног. Тот шарахнулся в сторону и выронил нож. Наташа вскрикнула.
   Сергей выскочил из машины, бросился к верзиле и успел перехватить его руку, в которой черной вороненой сталью блеснул пистолет. Потом вывернул запястье. Рука с наколотым на ней якорем разжалась, и пистолет упал на тротуар. Верзила ударил Никольского по ногам. Оба рухнули и, сцепившись, выкатились с тротуара на мостовую.
   Парень был могучего сложения, но не ангельской красоты — фиксатый, со шрамом на щеке. Он был сильнее Никольского, но уступал в ловкости. Схватка пошла нешуточная.
   Сначала Сергею здорово доставалось: более массивный и мощный противник, подмяв Никольского под себя, молотил его по чем попало. Поняв, что в партере он явно уступает врагу, Сергей, изогнувшись змеей, ухитрился вывернуться из-под туши бандита и вскочить. Верзила поднялся не столь сноровисто — Никольский успел подготовиться к атаке. Едва здоровяк встал, он тот час получил тяжелый кулачный удар в скулу, отбросивший его обратно на тротуар. На ногах амбал удержался, но потерял драгоценные мгновения. Сергей подскочил к нему, врезал левой под дых, а правой — в челюсть. Верзила захлебнулся воздухом и опять отлетел на несколько шагов. Но на ногах снова устоял. «Вот черт непрошибаемый! — с мимолетным восхищением подумал Никольский. — Попробуй возьми такого! Ладно, будем действовать иначе!..»
   Он прыгнул вперед, вцепился в одежду противника и отработанным броском швырнул его через себя. Однако амбал успел схватить Сергея за рукав и, падая, увлек Никольского за собой. Оказавшись сверху, Сергей, не теряя ни секунды, боднул бандита лбом в переносицу. Взвыв, тот разжал пальцы.
   На сей раз на ноги они вскочили практически одновременно. И застыли на мгновение друг перед другом в боевых стойках. Никольский нацелил свой правый кулак в угол подбородка противника. «Если попаду — точно нокаутирую!» — подумал Сергей.
   Мимо, испуганно посигналив, проехал грузовик-пятитонка.
   Верзила отпрянул от Никольского, в отчаянном рывке ухватился за задний борт пятитонки и, подтянувшись, перебросил тело в кузов.
   Грузовик укатил.
   Наташа приблизилась к Сергею. Она держала пистолет, выпавший из рук верзилы.
   — Я нажимала на курок, но он почему-то не нажимался… — проговорила она испуганно и чуть виновато.
   — Он на предохранителе, — торопливо объяснил Сергей и добавил, подхватив девушку под локоть: — Быстро в машину!
 
   Они настигли грузовик в конце улицы у светофора. Выскочив из своего автомобиля, Никольский заглянул в кузов пятитонки. Верзилы не было.
 
   Разговор в кабинете Никольского длился уже давно — воздух поголубел от сигаретного дыма.
   Наташа сидела за столом напротив Белякова и Котова. Никольский ходил по кабинету из угла в угол.
   — Давайте по порядку, Наталья, — предложил Котов. — Вы получили слайды от фотографа, привезли их в музей и положили к себе в стол.
   — Совершенно верно.
   — А стол заперли?
   — Нет.
   — Почему?
   — Я потеряла ключ. Давно, еще в прошлом году.
   — Как же вы без ключа? — не поверил Беляков.
   Наташа усмехнулась.
   — Разумеется, не вполне полноценная жизнь. Мирюсь кое-как…
   — Стало быть, стол открыт, залезай — не хочу, — констатировал Котов.
   — У нас не принято лазить по чужим столам, — отрезала девушка.
   — Ну, возможно, кто-то все-таки нарушил это прекрасное правило, — предположил Котов. — Ради двух миллионов долларов.
   — Вряд ли, — покачала головой Наташа. — Он бы ничего не нашел. У меня такой бедлам! Слайдов — навалом, сотни штук. Без моей помощи никто не разберется, где какие.
   — Тогда остается единственный вариант, — заключил Котов. — Вы сами кому-то их одолжили.
   — Никому не одалживала, — опять покачала головой девушка.
   — Дура! — не выдержал Беляков. — Тебя же убить могли! А ты покрываешь!..
   — Не кричите, пожалуйста, — попросила Наташа ледяным тоном. — Мне надо подумать.
   Даже толстокожего подполковника проняло — таким холодом повеяло от ее слов. «А девчонка умеет постоять за себя!» — подумал Беляков с невольным уважением.
   — Ну-ну… Мы ждем, — с надеждой кивнул он. — Возьми в толк, что происходит.
   Наташа подумала и сказала:
   — Значит, по вашей логике, я одолжила слайды каким-то бандитам. Они напечатали фотографии, ограбили Людмилу Ильиничну и теперь хотят меня убить, чтобы я их не выдала.
   — По нашей логике точно так, — подтвердил Беляков. — А по твоей?
   — Почему же они сразу меня не убили — когда грабили? Ведь я могла выдать их по горячим следам.
   — Выйдите, Румянцева, и подождите в коридоре, — сурово приказал Беляков.
   Наташа подчинилась.
   — Барышня права, — признал Котов. — Концы с концами у нас не сходятся. Тут какая-то неувязка.
   — Но покушение-то было, — напомнил Беляков. — Нутром чую, знает она что-то, но молчит. Убьют ее, глупую — тем и кончится.
   — Охрана нужна, — подал голос молчавший до этого Никольский.
   — Позвони в управление, — попросил Беляков Котова. — Пускай наружку пустят.
   — Виталий Петрович, вы что — первый раз замужем? — удивился Котов. — Пока рапорт, пока визы… Раньше утра никто ей на хвост не сядет.
   — В КПЗ переночует.
   — Не имеем права задерживать, — возразил Сергей.
   — А что делать, — ответил Беляков. — По крайней мере, будет жива.
   — Она переночует у меня, — твердо сказал Никольский. Теперь он знал уже точно: ни в чем Наташа не виновата. И не будет никакого служебного проступка, если он с ней подружится. Наоборот, личные отношения могут даже принести пользу делу.
   Услышав фразу майора, Беляков и Котов многозначительно переглянулись.
 
   Сергей накрыл на стол в гостиной. Наташа сидела на диване, наблюдая за его приготовлениями.
   — Сейчас ужинать будем, — объявил он. — Я чайник поставил. Пока закипит — яичницу пожарю.
   — Я помогу, — предложила девушка.
   — Не надо, — поспешно отказался Сергей. — Беспорядок у меня на кухне. Я сам. — Он уронил тарелку, наклонился, собрал осколки.
   — К счастью, — заметила Наташа.
   — Вряд ли, — унося осколки, возразил Никольский. — Сколько бью — и ничего не светит.
   — Ну, может, на сей раз… — обнадежила девушка.
   Ей очень нравился этот сильный, ухватистый, самостоятельный мужик. Нравилась его честность, принципиальность, о которых Наташа наслышалась от Тарасова. Не нравилась Наталье только профессия Сергея. И не из-за обычных обывательских предрассудков, а просто из-за смертельного риска, ведь ежедневно ему подвергал себя человек, ставший уже дорогим Наташе…
   — А хлеба-то нет, — вернувшись из кухни в гостиную, виновато сообщил Никольский. — Не успел купить. Где-то пачка печенья завалялась, — и опрокинул солонку, рассыпав по столу соль. — Да что за невезение! Теперь точно поссоримся.
   — Сергей, — сказала Наташа, — успокойся.
   Она подошла к нему, положила руки на плечи и поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим, жарким, вкусным. Никольский обнял девушку, крепко прижал к себе, она податливо приникла к нему и замерла, чуть покачиваясь, словно гладя Сергея небольшой сочной грудью. Они едва оторвались друг от друга — когда у обоих уже закружились головы.
   — Менты все нервные, — переводя дыхание, заметил Сергей, как бы продолжая прерванный разговор.
   — Зачем ты так себя называешь? — возмутилась Наташа.
   — А по-моему, хорошее слово — «мент». Гордое, — заявил Никольский. — Да и кто я, по-твоему?
   — Не знаю. Хочу понять… — она пристально взглянула ему в глаза.
   — Мент — это не профессия, — пояснил Сергей.
   — Что же это? — Она чуть наклонила голову, будто изучая его.
   — Мент — состояние духа. Образ жизни. — Он не рисовался, он говорил искренне, сам верил в свои слова.
   — И тебе нравится твой образ жизни? — спросила она с холодной недоброй иронией, явно стремясь задеть его.
   — Ненавижу! — Он потешно передернулся, старясь свести разговор к шутке.
   Однако Наташа не приняла его тона.
   — Тогда почему ты мент? — задала она свой сокрушительный, по ее мнению, вопрос. — Алеша говорил, ты был первый на курсе. Юристы сейчас везде — элита.
   Нет, Наташа не рвалась в элиту, даже презирала ее, считала ее йэху. Просто очень уж сильно девушка испугалась за Сергея сегодня…
   — Что еще говорил Алеша? — Он напрягся, почувствовав болезненный укол ревности.
   — Не отвлекайся. Я спрашиваю, почему не возьмешься за ум? — В ее голосе появились менторские нотки.
   — Пробовал — не получается. Потом понял: так устроен — быть охотником… И ничего не хочу менять! — твердо добавил он.
   — А если захочу я? — она взглянула на него в упор.
   — Не стоит! — рассмеялся Сергей. — Но приятно, когда кто-то о тебе думает, — он блаженно улыбнулся.
   — О ком же мне еще думать? — удивилась Наташа.
   — Мало ли… — хмыкнул он. — А раньше о ком?.. — вдруг словно спохватился Сергей.
   — 
   — О-о! — протянула Наташа и засмеялась наконец сама. — Такого парня себе намечтала! И вдруг — ты… — Она ласково провела пальцем по его щеке.
   — Жуть! — Сергей опять потешно передернулся. — Выбрось меня из головы сейчас же! — Он сделал страшные глаза.
   — Поздно… — Наташа нежно улыбнулась. — Все уже случилось. И с тобой — тоже.
   — Да… — произнес Сергей хрипловато; только это и выдавало его волнение.
   Они снова поцеловались — столь же жарко и вкусно, как и в первый раз.
   — Господи, — выдохнула Наташа, — как он бил тебя! Подонок! Обезьяна!
   — А как? — иронично посмотрел на нее Сергей.
   — Насмерть… — Девушка вся сжалась, будто это ее сегодня избили и она заново переживала происшедшее.
   — Что же ты раньше не сказала? — улыбнулся Никольский. — А я в рапорте написал: побои средней тяжести, — и серьезно добавил. — Жалко, упустил гада.
   Девушка отступила на шаг.
   — А себя не жалко?! Дуралей несчастный! — выкрикнула она отчаянно.
   — Успокойся, — попросил Никольский.
   — Хватит быть охотником! Понял?! — Она опять кричала.
   — Понял, понял. — Он сделал умиротворяющий жест.
   — Пора нормальным человеком стать. Для этого не меньше смелости требуется, — сказала она уже другим голосом.
   — Наверное, — пожал он плечами.
   — Я помогу. Мы справимся, не бойся. — Она видела, что он не воспринимает ее всерьез. — Попробуй!.. Иначе просто не выйдет у нас ничего с тобой!.. — снова сорвалась она на крик. — Что молчишь? Ответь, пожалуйста!
   — Чайник закипел, — спокойно заметил Сергей.
   — Давно! — отмахнулась Наташа, нетерпеливо ожидая его ответа.
   — Сейчас ужинать будем, — сообщил он буднично. — Правда, хлеба нет.
   — Переживем! — Она сверлила его взглядом.
   — Печенье где-то было… — Он заметно сник.
   — Ты не ответил, Сергей! — Она требовательно смотрела на него.
   Никольский понял: ответить придется. Но как объяснить ей, что нельзя ему менять профессию?! Что, поменяв профессию, он потеряет самого себя, собственную личность?! И такой — потерянный — он не будет нужен никому, в том числе и ей, Наташе! Ибо любить того слизняка, в которого Сергей тогда превратится, она попросту не сможет! Как ей это объяснить?!. Он вздохнул.
   — Я тебе в спальне постелю, а сам на диване лягу…
   Наташа поняла: это и есть его ответ. И обжигал этот
   ответ, как пощечина…
   — Трус! — помолчав, произнесла девушка. Она была обижена, она не могла понять…
 
   Котов листал в кабинете Никольского протоколы.
   — Что Румянцева? — спросил он у Сергея. — Ничего больше не рассказывала интересного? — И, не дождавшись ответа, заключил. — Значит, обрублен этот кончик.
   — Помнишь, она говорила, у того бандита седая прядь — от виска к затылку? Ты проверял? — осведомился Никольский.
   — Есть такой… если, конечно, он. Уж больно примета ненадежная… — Котов с сомнением покачал головой. — Петр Ионович Болбочан.
   — Подробнее, — попросил Никольский. — Он на мою территорию не залетал.
   — Кличка «Бец», — начал Котов. — Две ходки за налеты. Хорош собой, как Ален Делон, дерзкий, жестокий, но физически не очень силен. В женском платье клеил иностранцев, а потом грабил их. Раньше работал в театре гримером, отсюда — редкое умение маскироваться. Последние два года по московским делам не проходил. Ни к какой преступной группировке не принадлежит. Волк-одиночка.
   — В законе?
   — Он на этот закон облокотился! — хохотнул Котов. — Воровских правил не признает, но тем не менее в авторитете.