Хруцкий Эдуард Анатольевич. На углу, у Патриарших...

   «Они знали, что я сюда приду, — удрученно думал Сергей по дороге. — Все мои действия заранее просчитывают. А кто эти безликие „они“? Кто — мозг организации, водящей меня за нос? Похоже, ее шеф неплохо меня знает. Кто он? А вдруг…»
 
   У стола следователя прокуратуры, одетого в форму юриста первого класса, сидели двое: Лариса и видный, хорошо одетый и, судя по манере держаться, в больших чинах человек средних лет.
   — Провожу между вами, гражданка Выходцева и гражданин Седов, очную ставку, — говорил следователь. — Вопрос к вам, гражданин Седов. Знакома ли вам находящаяся здесь гражданка Выходцева Лариса Константиновна?
   — Нет, не знакома, — глядя перед собой, ответил гражданин Седов.
   — Гражданка Выходцева, знаете ли вы гражданина Седова Юрия Валентиновича? — продолжал следователь.
   — Я его знаю даже слишком хорошо… — женщина вздохнула.
   — Отвечайте только на поставленные вопросы, — строго предупредил следователь.
   — Да, знаю, — поправилась Лариса.
   — Вопрос к вам, гражданка Выходцева, — юрист вперил в нее грозный взгляд. — Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданином Седовым?
   — Я познакомилась с ним на квартире моей знакомой Майи Дмитриевны Виноградовой полгода тому назад, — четко отрапортовала Лариса, отвечая на взгляд следователя взглядом твердым и прямым.
   — Вопрос к вам, гражданин Седов, — сбавил тон следователь. — Знаете ли вы Виноградову Майю Дмитриевну?
   — Познакомился с ней у вас на очной ставке, — Седов фыркнул и спесиво задрал подбородок.
   — Значит, я фиксирую: вы ранее не были знакомы с Виноградовой Майей Дмитриевной, — констатировал прокурорский удовлетворенно. — Вопрос к вам, гражданка Выходцева, — его голос опять посуровел. — В каких отношениях вы были с гражданином Седовым?
   — Он был моим любовником, — Лариса гордо и вызывающе вскинула голову, маскируя таким образом смущение.
   — Фиксирую: в интимных, — перевел ее фразу на протокольный язык следователь. Вопрос к вам, гражданка Выходцева, — продолжал он, строго соблюдая установленную инструкцией форму проведения очной ставки. — Где вы встречались с гражданином Седовым?
   — В квартире Виноградовой, — бросила женщина неприязненно.
   — Вопрос к вам, гражданин Седов, — голос юриста вновь помягчел. — Бывали ли вы на квартире Виноградовой?
   — Никогда! — сразу ответил большой начальник, даже с места привставая от возмущения.
   Следователь закончил заполнять протокол и протянул его Седову:
   — Прочтите и распишитесь.
   Гражданин Седов внимательно прочел протокол и расписался.
   — Теперь вы, гражданка Выходцева, — обернулся прокурорский к девушке.
   Лариса, не читая, подписала.
   — Все? — спросил Седов.
   — Да. Вы можете идти, — разрешил следователь.
   Седов поднялся со стула и направился к двери.
   — Подонок ты, Юра, — сказала ему в спину Лариса. Он обернулся:
   — Иван Васильевич, прошу оградить меня от оскорблений! — визгливо выкрикнул высокий чин, обращаясь к следователю.
   — Успокойтесь, Юрий Валентинович, — попросил его юрист, стараясь говорить как можно теплее и убедительнее.
   Седов вышел, в сердцах хлопнув дверью. Он весь клокотал, а лживость его гнева только подстегивала «уважаемого человека» клокотать еще сильнее.
   — Ну, вот и третий, последний, Лариса Константиновна, — Иван Васильевич смотрел на молодую женщину глазами обвинителя.
   — Они все нагло врут, — устало сказала Лариса.
   — Так считаете только вы! — резко произнес юрист. — А вот следствием установлено, на квартире у Виноградовой, кроме вас с Шадриным, никого не бывало.
   — А как же аппаратура? — спросила Лариса с горькой насмешкой. Она уже понимала: ее игра безнадежно проиграна, отомстить за любимого человека не удастся…
   — С этим вопросом еще будем разбираться. Сейчас речь не о том!.. — Следователь сделал многозначительную паузу. — Получается, что вы оговорили трех уважаемых людей! — заявил он. — А это уголовно наказуемо! — добавил грозно.
   — Выходит, я тут раздеваюсь догола перед вами и тремя этими подонками для того, чтобы оговорить их?! — отчеканила Лариса, едва сдерживая готовые плеснуть через край эмоции.
   — Выходит, так! — произнес Иван Васильевич безапелляционно.
   Лариса встала, смерила собеседника надменным, презрительным взглядом.
   — Мне больше нечего здесь делать, — сказала она брезгливо. — Прощайте.
   Лариса развернулась и двинулась к выходу. Ее осанкой можно было залюбоваться, но следователь сейчас просто не мог замечать дамские прелести.
   — Советую вам забыть об этом деле, если не хотите, чтобы оно повернулось против вас! — бросил он в спину удаляющейся женщине. Та даже не оглянулась.
 
   В квартиру Шадрина из грузового лифта переносили красивую мебель. Никольский постоял, посмотрел, как это делается, и позвонил в дверь Сергеева. Открыл сам Владимир в полной генеральской форме.
   — Майор Никольский по вашему приказанию прибыл, — доложил Сергей чуть-чуть иронично.
   — Не приказывал, Сергей Васильевич, — звал, приглашал, просил! — горячо воскликнул генерал. — Спасибо, что пришел, — продолжал он другим тоном — сдержанно, уважительно. — Сегодня сорок дней. А помянуть Жору, кроме вас и меня, некому. Жена — в Париже, друзья — в Питере, а сослуживцы за сорок дней и имя его уже успели забыть… Пошли к столу, помянем.
   Они прошли на кухню, где их уже ждал накрытый стол.
   — Все, как Жорка любил, — сказал Сергеев, кивнув на угощение.
   Селедка, крупно порезанное сало, цельные помидоры и огурцы, дымящаяся в миске только что сваренная картошка и водка в бутылке — вот и все яства, которым неизменно отдавал предпочтение покойный ныне Шадрин. Генерал сразу же разлил спиртное по стаканам. Сели за стол, не чокаясь, выпили до дна.
   — В его квартиру чужую мебель заносят, — вспомнил Никольский, понюхав корочку черняшки.
   — А что ты хочешь? — горько усмехнулся Сергеев. — Чтобы в его квартире мемориальный музей открыли? Так не за что! Жил хороший человек, работал как вол, а выяснилось, что это по нынешним временам никому не нужно.
   — Неверно, — твердо сказал Никольский. — Это нужно вам, мне, Ларисе…
   — Какой еще Ларисе?! — возмутился генерал.
   — Женщине, которую он любил и которая любит его, — пояснил Никольский, глядя собеседнику прямо в глаза.
   — Это шлюха с фотографии? — генерал возмутился еще больше.
   — Не шлюха она! — горячо выкрикнул Сергей. — Жертва.
   — Она что — не знала, что их снимают? — удивился генерал.
   — Не знала! А когда узнала, помогла мне этот бардак разгромить! — выдвинул майор свой главный аргумент в защиту несчастной женщины.
   — Ну, разгромил, а дальше? — с внезапно возникшим острым интересом спросил Сергеев.
   — А дальше ничего… — вздохнул Никольский.
   — Словил мерзавцев-то? — В глазах Владимира загорелся азарт.
   — Они меня словили… — Майор вяло махнул рукой.
   — Давай выпьем по второй, — предложил генерал и снова разлил водку по стаканам. — И ты мне все расскажешь.
   Выпили по второй, и Никольский начал:
   — Хвастаться особо нечем: Лариса вывела меня на эту хату и ее хозяйку. Мы с ней приехали туда как влюбленная парочка. В спальне я обнаружил объектив фотоаппаратуры, смонтированной в соседней квартире. Решил взять с поличным. При проведении операции накладка получилась. Человек из той, соседней, квартиры ушел, отстреливаясь, и моего оперативника ранил. А его «быки», которых я взял, заявили следователю, что их послали в этот бордель задержать злостного должника их банка.
   — А хозяйку трясли? — поинтересовался генерал.
   — Она в полном отказе, — Сергей мазнул ладонью по воздуху, как бы перечеркивая саму возможность получить показания Майи Дмитриевны. — Ничего якобы не знает: ни про аппаратуру, ни про соседнюю квартиру, тем более, что владелец ее живет в Америке. Я вышел на техника, который монтировал аппаратуру, но за несколько часов до моего приезда он, видите ли, отравился газом.
   — Да, — сказал генерал. — Тут серьезные ребята действовали…
   — Еще какие! — подхватил Никольский. — Я установил трех весьма высокопоставленных господ, которые подверглись шантажу в связи с посещением этого борделя. Все трое дружно отрицают знакомство с хозяйкой квартиры. И более того, с их подачи мое начальство такое покатило на меня…
   — Значит, эти трое взяли на лапу? — перебил генерал.
   — Наверняка, — кивнул майор. — Против них давала показания Лариса. Так ее прокуратура выставила клеветницей и шлюхой.
   — Жалко девку… — покачал головой Владимир. — А с тобой что?
   — В лучшем случае — понижение в должности, в худшем — увольнение. — Сергей печально улыбнулся.
   — Знаешь, Сергей, я этого дела так не оставлю! — вдруг загорелся генерал. — Кое-какое влияние у меня еще есть!
   — Не надо, — возразил Никольский с полной покорностью судьбе. — Может быть, все к лучшему.
   — Что к лучшему? — почти выкрикнул генерал. — Что обливают грязью память Жорки Шадрина?! Что честного человека выгоняют из милиции?! Это, по-твоему, к лучшему?!
 
   Когда Сергей пришел в отделение, он чуть ли не в дверях столкнулся со своим непосредственным начальником.
   — Никольский, — ахнул Беляков, — от тебя водкой несет!
   — Не фиалками же! Не одеколон пил, — как ни в чем не бывало откликнулся Никольский.
   — На, заешь! — Беляков достал из кармана металлическую трубочку от валидола и высыпал на ладонь несколько серебристых шариков. — Японские!
   — Зачем? — удивился Сергей.
   — А затем, что против тебя начато служебное расследование и у меня в кабинете ждет подполковник из инспекции по личному составу! — выдал подполковник, бешено вытаращившись на Сергея.
   — В чем меня обвиняют? — спокойно спросил майор.
   — Ну, несанкционированное проведение операции я отбил, сказал, что был в курсе, — махнул рукой Беляков, разом сменив гнев на милость. — Но там еще и непрофессионализм, и ранение Миши Лепилова, и интимная связь с какой-то Выходцевой, и превышение власти, и оговор честных людей…
   — Тогда мне эти шарики не понадобятся, — невесело усмехнулся Никольский. — Спасибо, Виталий Петрович.
   Разговор происходил у самых дверей отделения. Беляков поджидал здесь Сергея, хотел предупредить. Никольский еще раз поблагодарил кивком начальника, прошел дежурную часть под сочувствующими взглядами сослуживцев и поднялся по лестнице.
   За столом Белякова сидел подполковник внутренней службы.
   — Товарищ подполковник, я майор Никольский! — доложил Сергей с непроницаемым видом.
 
   …Домой он возвращался понурый.
   — Тебя ждут, — открыв дверь, предупредила Наташа. Никольский посмотрел на вешалку. Там висело легкое элегантное пальто.
   — Лариса? — воскликнул он полувопросительно-полуутвердительно. Наташа кивком подтвердила его догадку и продолжила излагать имевшуюся у нее информацию:
   — Звонил Виталий Петрович. Тебя искал.
   — Кто ищет, тот всегда найдет. Нашел, — сказал Никольский и двинулся было в кабинет. Но Наташа за рукав придержала его.
   — Насколько я понимаю, у тебя крупные неприятности, Никольский? — спросила она, заглядывая ему в глаза.
   — У кого их не бывает, Румянцева? — пожал он плечами.
   — Боже, какой идиот! — изумилась она и прижалась щекой к его груди. — Ларисе сильно досталось?
   — Порядком, — признался он, сверху поцеловал ее в темечко и отправился в кабинет. Сидевшая в кресле Лариса, увидев Сергея, тотчас вскочила.
   — Можете не вставать, Лариса, — Никольский натянуто улыбнулся. — Как мне думается, я уже не начальник.
   — Я очень хотела попрощаться с вами, Сергей, — сказала она тихо. — Попрощаюсь и уйду.
   — Но все-таки присядьте, — попросил он. Она снова опустилась в кресло, а он присел на тахту.
   Вошла Наташа с подносом, на котором были два чайника — большой, с кипятком, и маленький, с заваркой, а также сахарница, печенье, сухарики и две чашки. Увидев эти две чашки, Лариса попросила:
   — Не уходите, Наташа.
   Та расставила на столике принесенные ею предметы и двинулась на кухню, пояснив:
   — Я себе чашку принесу.
   Вернулась она почти сразу. Присела к столу и разлила чай по чашкам. Все трое сделали по первому глотку. Ритуал был соблюден, и Лариса, поставив чашку, решительно сказала:
   — Я пришла, Сергей, поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.
   — За что? — усмехнулся невесело Сергей. — За то, что разрушил вашу жизнь?
   — Ее надо было разрушить, — убежденно произнесла Лариса. — Вчера приехал муж, и я все ему рассказала. Завтра я уезжаю.
   — Куда? — сразу же спросил Сергей.
   — Откуда приехала. В Камышин. Я ведь завоевательница, — добавила она с едкой иронией. — Двенадцать лет назад я явилась сюда покорять Москву.
   — И покорили? — ровным голосом спросила Наташа.
   — С точки зрения дуры двенадцатилетней давности — безусловно. Престижный муж, загранпоездки, шикарная квартира, автомобиль под задом — все, о чем двенадцать лет назад мечталось как о счастье! Где оно, счастье-то?!
   Сарказм, горечь, злая насмешка над собой, презрение к себе прежней ядовитым коктейлем смешались в речи Ларисы. Закончив говорить, она рассмеялась коротким злым смешком. Но тут же на глазах ее выступили слезы.
   — Сижу в президиуме, а счастья нет, — не совсем к месту припомнил Никольский чью-то фразу.
   Лариса встала, посмотрела на Наташу, посмотрела на Сергея.
   — Спасибо вам, Сергей, за то, что до конца пытались защитить честное имя Георгия, за то, что поверили мне… — сказала она искренне. — Пора. До свидания, хороший человек!
   Никольский не пошел провожать ее в прихожую. Он сидел на тахте и ни о чем не думал. Его охватила апатия. Все же нелегко ощущать себя проигравшим…
   Лариса уже в дверях обратилась к Наташе:
   — Вам повезло, Наташенька…
   …Сергей из окна смотрел, как элегантная дама уверенно шагала к Спиридоновке.
   — Завоевательница, — вспомнил он.
   — Она сильная, — поняла его мысль Наташа, тоже провожая взглядом стройную, осанистую, словно в струнку вытянутую фигуру. — Она как стальной клинок: гнешь его, а он выпрямляется.
   — Если не сломать, — дополнил сравнение Сергей и посмотрел Наташе в глаза.
   Она обняла его за шею и призналась шепотом:
   — Мне повезло. Хочешь, я завтра к тебе перееду?
   — Не хочу! — совершенно неожиданно отрезал Сергей.
   — Почему?! — обиженно удивилась девушка.
   — Не хочу до тех пор, пока не перестану думать, что ты сделала это из жалости и сочувствия к поверженному неудачнику, — мягко пояснил Никольский и ласковым движением привлек ее к себе.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
ХОЗЯЙКА ЮВЕЛИРНОЙ ЛАВКИ.

   В ресторане безумствовал цыганский ансамбль. Молодые цыганки — все, как на подбор, красавицы — трясли покатыми плечами и гортанно покрикивали, придавая пению мужского хора некую степную лихость. Таборной удалью веяло от цыган: волнистые гривы, аршинные усы, разбойничьи бороды.
   Солист ансамбля Гулевой — самый лохматый и темпераментный — шел между столиков, и скрипка его рыдала от любви, горя и счастья. «Новые русские» совали цыгану за кушак купюры разных стран. Дым стоял коромыслом.
   Совершив круг по залу, Гулевой закончил партию пронзительной кодой и скрылся за кулисой. Его проводили шквалом аплодисментов.
   В тесном закутке, отгороженном от зала, сидел за столиком Никольский.
   — Извините, Сергей Васильевич, — сказал Гулевой, вне сценического образа тихий, интеллигентный человек. — Может быть, принести вам чего-нибудь?
   — Спасибо, — отказался Никольский. — Давайте продолжим. — Он достал из кейса фоторобот какого-то человека и показал его цыгану. — Посмотрите, пожалуйста, вы ничего не напутали?
   С портрета глядело молодое лицо, обрамленное бородой и неопрятными патлами. Глаза бородача были прикрыты очками.
   Гулевой подсел к столику, в очередной раз взглянул на фоторобот и сказал уверенно:
   — Ничего. У меня хорошая зрительная память.
   — Мы проверили, — сообщил Никольский. — Такого журналиста нет.
   Гулевой виновато пожал плечами.
   — Но он показал удостоверение. Правда, рассматривать мне было неудобно. И журнал приносил — тот же номер…
   Раскрытый журнал, пожелтевший от времени, лежал на столике.
   — А как он вышел на вас? — поинтересовался Никольский.
   — Случайно. Напал на эту заметку, — Гулевой кивнул на журнал, — и решил проследить историю нашей семьи. Очень удивился, что брошь сохранилась.
   Никольский взглянул на черно-белую фотографию броши, помещенную в журнале.
   — Зачем же вы такую ценную вещь в доме держали? — спросил майор укоризненно.
   — А где же еще держать? — удивился цыган. — Из поколения в поколение берегли. Да, видно, судьба…
   Гулевой прислушался к песне, звучавшей в зале, выждал и, поймав нужный момент, неожиданно лихо гикнул. Скрипка в его руках закричала раненой птицей, он поднялся и выскочил из-за кулисы, встреченный новым шквалом аплодисментов.
 
   В кабинете Никольского сидели Котов и Лепилов. Никольский читал им тот самый пожелтевший от времени журнал, который вместе с Гулевым рассматривал в ресторане.
   — «Небезызвестный господин Мокташев в который раз удивил Москву. На зеленом сукне Английского клуба нефтяной король за час выиграл у графа Безбородко сто тысяч рублей. Разоренный граф был вынужден отдать фамильную реликвию — брошь, подаренную его прабабушке Екатериной Великой».
   — Покороче давай, — попросил Котов, посмотрев на часы.
   — «В тот же вечер господин Мокташев присутствовал на бенефисе любимицы публики Варвары Гулевой и преподнес ей сию уникальную вещь», — закончил чтение Никольский.
   — Ясно, — кивнул Котов. — Цыган — потомок?
   — Внук, — уточнил Никольский. — За месяц до кражи показывал брошь человеку, который представился как журналист, — он выложил на стол фоторобот того самого патлатого бородача.
   — Наводчик? — понятливо уточнил Котов.
   — Похоже, — кивнул Никольский.
   — Хорошо, — заключил Котов, снова посмотрев на часы. — Держи меня в курсе.
   — И ради этого приезжал? — не поверил Никольский.
   — А как же? По долгу службы. Курирую вас, недотеп! — Он хохотнул.
   — Я серьезно спрашиваю, — не принял его тона майор.
   — И я серьезно, — невозмутимо вторил Котов.
   — Тогда дополнительная информация — к размышлению, — Никольский перебрал на столе какие-то бумаги, будто готовясь к длинному докладу: он решил позлить Котова.
   — Валяй, но в темпе, — неохотно согласился муровец.
   — Кроме квартиры Гулевого на днях обчистили еще две, — доложил Никольский. — И почерк тот же — довольно впечатляющий. Расскажи, Миша.
   — Скок на самом высоком уровне, — сообщил Лепилов. — Сигнализация отключена мастерски. Замки вскрыты без единой царапины. Следов — никаких.
   — Кто потерпевший? — поинтересовался Котов.
   — Ювелир и бывший цеховик, — сообщил Лепилов.
   Котов насторожился.
   — Что взяли? — быстро спросил он.
   — Мелочевку, — ответил Лепилов. — Магнитофон, кофемолку, два серебряных чайника из горки, свитер, пепельницу бронзовую, блок сигарет…
   — Ладно, не утомляй, — вздохнул Котов, потеряв интерес к дальнейшему перечислению.
   — Понимаешь, в чем загадка? — спросил Никольский. — Судя по всему — явные профессионалы. Такие наобум не работают. И тем не менее в одном случае шли за исключительно ценной вещью, а в других — за чайниками.
   — Вот и разгадывайте, — равнодушно предложил Котов.
   — Постараемся, — пообещал Никольский. — А теперь объясни, почему в МУРе так заинтересовались брошью, которую украли у Гулевого?
   Котов поднялся из-за стола.
   — МУР любопытен, как ребенок. Обожает всякие цацки. Просто тянет его к ним! — Он явно высмеивал собеседника.
   — Слава, будь человеком, — нахмурился Никольский.
   — Наташеньке нежный привет, — улыбнулся Котов и вышел из кабинета.
   Никольский с Лепиловым недоуменно переглянулись.
 
   Наташа и Сергей целеустремленно шли по улице. Точнее, целеустремлен был Сергей: он едва ли не тащил вперед свою спутницу, держа ее за руку. Наташа время от времени удивленно косилась на Никольского, но вопросов не задавала.
   Наконец они вошли в ювелирную лавку. Покупателей здесь было немного. Люди толпились возле прилавка, и у большинства из них вид был испуганный: цены на выставленных под стеклом украшениях подавляли всякое эстетическое чувство.
   — Ну, зачем привел? — спросила Наташа Никольского. — Сознавайся.
   — Сон видел, — сообщил Сергей, придав своему лицу самое таинственное выражение.
   — Так… — улыбнулась она. — И какой же?
   — Будто я предложение сделал — одной женщине… — Сергей отвел глаза и посмотрел вверх, словно бы крайне заинтересовавшись узором на потолке магазинчика.
   — Красивой? — поинтересовалась Наташа, продолжая лукаво улыбаться.
   — Ох… — Никольский якобы задохнулся от восторга. — Самой-самой. Не знаю даже, как духу набрался.
   — И что я тебе ответила? — Глаза Наташи победно сверкнули.
   В это время из-за двери служебного помещения лавки появилось элегантное создание женского пола, облаченное во все заграничное. Надменным взглядом создание окинуло толпу покупателей, и вдруг взгляд этот будто споткнулся.
   — Наташка! — заорало создание восторженно, разом растеряв весь свой спесивый лоск.
   И в следующий миг Наталья была заключена в объятия.
   — Жанна? — удивилась она, не слишком разделив радость встречи. — Здравствуй.
   Жанна оглядела ее и заключила с некоторой завистью:
   — В полном порядке!
   — Ты тоже, — вернула ей комплимент Наташа.
   — Да где там! — отмахнулась Жанна. — Кручусь по заграницам — туда-сюда. Вся издергалась! Лица нет!
   — Я бы не сказала, — великодушно возразила Наташа. — Лицо есть.
   — Остатки! — самокритично возразила Жанна. — В зеркало смотреть страшно. Что делать — ума не приложу!
   — Ну, смени образ жизни, обстановку… — с усмешкой посоветовала Наташа.
   — О чем ты говоришь? — замахала руками Жанна. — И так уж… Три страны сменила, двух мужей. Волосы перекрасила… Что еще я должна менять?
   Она в упор уставилась на Никольского. Наташе пора было его представить. Но этого не случилось.
   — Извини, — сказала она Сергею. — Мы тебя бросим, — и добавила, похоже, скорее для Жанны. — На пару минут, не больше.
   Потом Наташа взяла подругу под руку и отвела в сторону. Она явно не хотела знакомить Жанну с Сергеем. Ему, признаться, это очень польстило: впервые гордая Наталья столь недвусмысленно демонстрировала ревность.
   Оставшись в одиночестве, Никольский немного помедлил, оценивая ситуацию, и, покосившись на Наташу, стоявшую к нему спиной, предпринял ряд важных действий: направился к прилавку, пригляделся к тому, что лежало под стеклом, тихо посовещался с продавщицей, выбил в кассе чек, отдал его, получил две маленькие коробочки, открыл, посмотрел, закрыл и спрятал в карман. В коробочках лежали обручальные кольца.
   Закончив дело, Никольский снова покосился на Наташу. И оказалось, что он попался… Наташа успела распрощаться с Жанной и теперь издали наблюдала за Сергеем — серьезно и чуть испуганно.
   Он подошел и виновато улыбнулся.
   — Так что я тебе ответила? — спросила Наташа.
   — Когда? — прикинулся он дурачком.
   — Во сне, — пояснила она нетерпеливо.
   — Сама, наверное, помнишь… — Он прищурился, улыбаясь хитро.
   — Погоди, не путай меня… — Нарочито серьезно она подняла указательный палец на уровень его лица. — Чей сон? — спросила строго.
   — Мой! — торжественно заверил Никольский.
   — Как же я могу его помнить? — осведомилась она менторским тоном.
   — Ну, раз ты в нем была… — Никольский изо всех сил сдерживал улыбку, но сдержать не мог.
   — Господи, чушь какая! — возмутилась Наташа. — Перестань сиять! — И, не выдержав, сама рассмеялась, избавляясь от пережитого волнения. — До чего же ты глупый!
   — Догадалась? Жаль. Уж я скрывал, скрывал… — притворно посетовал Сергей.
   — Зря не познакомила тебя с Жанной, — Наташа покачала головой. — Вот бы парочка вышла!
   — Что же ты?!. — воскликнул Сергей, как бы очень сожалея об упущенном знакомстве.
   — Пожадничала, — улыбнулась Наташа. — Дурачок, да мой.
   — А мне она так понравилась! — продолжал балагурить Никольский.
   — Не только тебе… — произнесла Наташа таинственно.
   — Кому еще? — поинтересовался Сергей, изображая крайнее неравнодушие к Жанне и ее знакомствам.
   — Старая любовь Алеши Тарасова, — сообщила Наташа и осеклась.
   Никольский мгновенно переменился. Улыбка сбежала с его лица, в глазах появился хищный и азартный сыскной блеск.
   — Эй, не делай стойку! — воскликнула Наташа. — У них давно уже все в прошлом, насколько я понимаю…
   — Вы подруги? — деловито спросил Никольский, поневоле переходя на официальный тон опроса свидетеля.
   — Боже сохрани! — Наташа истово перекрестилась. — Послушай, нам обязательно о ней говорить? — спросила она, постепенно накаляясь. — Ты считаешь, самый подходящий момент?
   — Нет, конечно, — признал Никольский.
   — Покажи, что купил. И выбрось эту стерву из головы! — велела Наташа уже безо всякой ласки в голосе.
   — Уже выбросил, — заверил Сергей и тут же снова задал вопрос: — Она здесь работает?
   — Раньше работала, — ответила Наталья неохотно.