Хруцкий Эдуард Анатольевич. На углу, у Патриарших...

   — Это я, Петя. Открой, — сказал Голубков.
   На пороге появился Бец с ножом в руке. Двое боевиков обрушились на Болбочана всей своей огромной массой, опрокинули его на пол, заломили руки за спину и защелкнули наручники. Подняли и усадили на кровать.
   — Мы сказали, что найдем, и нашли, — начал беседу Артем. — Ты — парень битый и знаешь, что мы с тобой можем сделать. Отдай камни по-хорошему.
   Бец посмотрел на «быков» и понял, что надо откупаться, пока не поздно:
   — В шкафу под простынями.
   Артем открыл шкаф, пошуровал в нем, вытащил кейс. Щелкнули замки. В свете торшера сверкнули камушки. И сразу повторно щелкнули замки.
   — Поедешь с нами, — сказал Артем Бецу.
   — Я же все отдал!
   — Это ты шефу объяснишь. Ведите его, ребята, в машину. А я пока с господина Голубкова за беспокойство получу.
   Со второго этажа Артем видел, как «быки» подвели Беца к машине «Вольво», запихнули его в багажник, а кейс поставили на заднее сиденье. Артем хотел уже отойти от окна и вдруг замер, будто прилипнув взглядом к мутноватому стеклу…
 
   …Беляков страшным ударом с плеча завалил одного из «быков». Второй, увидев Лепилова, сжимавшего готовый к бою автомат, и наведенные пистолеты Котова и Никольского, поднял руки. Подбежал Черныш, надел на «быков» наручники. Беляков открыл дверцу «Вольво», достал кейс, щелкнул замками.
   — Вот они какие, камушки, — ласково сказал он и передал кейс Котову. — Слава, Сергей, срочно везите этого деятеля на Петровку. Прямо на их тачке. Лепилов, отдай Котову автомат.
   — А вы? — взяв автомат, спросил Котов.
   — Я сейчас по рации ОМОН вызову. Надо это поганое гнездо перетряхнуть.
   …Артем отошел от окна, поднял телефонную трубку и набрал номер.
   — Это Артем. Ребят менты повязали… Они ничего не знают, я их нанял перед делом… Камни и Беца повезли на нашей машине… Он в багажнике.
 
   «Вольво» на предельной скорости мчался к Москве. Никольский с удовольствием вел хорошую машину.
   — Перед постом ГАИ сбрось скорость, чтобы не цеплялись, — посоветовал Котов. Кейс стоял у него в ногах, а на коленях, прикрытый курткой, лежал автомат.
   Автомобиль поехал медленнее.
   Но избежать остановки не удалось: уже перед самой Москвой гаишник светящимся жезлом указал место на обочине, требуя поставить туда «Вольво».
   Никольский остановился, опустил боковое стекло и сказал подошедшему лейтенанту:
   — Свои!
   Он полез в карман за удостоверением и вдруг увидел направленный на него пистолет.
   — Кейс! — потребовал гаишник.
   Сзади подкатила неприметная машина, из которой выскочил человек с автоматом. Он подбежал к «Вольво», двумя очередями крест-накрест расстрелял багажник и кинулся обратно.
   — Кейс! — уже яростно повторил гаишник.
   Делая вид, что наклоняется за кейсом, Никольский левой рукой резко распахнул дверцу. Она с силой ударила бандита в милицейской форме по руке с пистолетом. Прогремел выстрел, пуля ушла в ветровое стекло. Никольский завалился на приборную доску. Котов из автомата полоснул по гаишнику.
   Из промчавшейся мимо неприметной машины шарахнули очередью по «Вольво». Разлетелись вдребезги стекла, но Котов и Никольский лежали внизу, и ни осколки, ни пули вреда им не нанесли. Никольский вывалился на асфальт, несколько раз выстрелил вслед машине, но она была уже далеко.
   Котов с автоматом и кейсом подошел к багажнику «Вольво», открыл его.
   В багажнике лежал мертвый Бец.
   — Отгулял паренек, — сказал Котов.
   Гостиную в квартире Никольского мягко освещал старинный торшер, стоявший в углу. Работал телевизор, но звук был выключен, и жизнь на экране протекала в немоте, не нарушая уютной вечерней атмосферы.
   Наташа и Сергей сидели за столом, накрытым к ужину. Никольский разлил вино.
   — За тебя, — сказал он, поднимая бокал.
   — Нет, у меня и так все замечательно, — возразила Наташа. — Лучше не бывает. Давай за тебя.
   — А за меня бесполезно. Сколько выпито — и никакого толку… — Сергей улыбнулся, слегка кокетничая: это порой себе позволяют даже самые крутые мужики.
   — Тогда за нас, — предложила Наташа, не споря.
   Они выпили и принялись за еду.
   — Ой, вкусно как! Хорошо готовишь, — похвалила Наталья.
   — Пришлось научиться, когда жена бросила, — вздохнул Никольский. Вздохнул, впрочем, без всякого сожаления. Да и ему ли, право, было сожалеть, когда напротив сидела такая девушка!
   — Давно бросила? — будто равнодушно осведомилась Наташа.
   — Она уже замужем. Нашла, как ты говоришь, нормального человека, — эти слова он особо подчеркнул, усмехаясь с легкой горечью. — У них дети…
   — А почему она бросила тебя? — Наташа с трудом соблюдала внешнее спокойствие.
   — Погоди, познакомишься со мной получше — сама поймешь! — пригрозил Никольский, делая страшные глаза.
   — Не запугивай! — отмахнулась она. — Хочешь, чтобы и я тебя бросила? Не дождешься!
   Вдруг она пригляделась к телевизору, подошла и включила звук.
   — …Дом-музей этого замечательного писателя, — прорезался с экрана голос Яны, и сама она появилась в кадре. — Вся Москва шумела по поводу ограбления. Не могли бы вы сказать несколько слов, Павел Николаевич?
   — Спешу успокоить москвичей, — ответил генерал Колесников, появившись в кадре с Яной. — Дело завершено. Преступник — матерый уголовник Болбочан — оказал при задержании вооруженное сопротивление и был убит в перестрелке. Ценности возвращены государству. Хотелось бы особо отметить…
   Сергей подошел к телевизору следом за Наташей, выключил звук.
   — Может, он и про тебя что-нибудь?… — предположила она.
   — Обязательно, — подтвердил Сергей. — В самом конце. Скажет: отличились и другие сотрудники.
   — Значит, все кончилось? — спросила Наташа с какой-то странной интонацией. Но Никольский, вопреки сыщицкому чутью, не заметил этой интонации. Сергей сегодня вообще ничего не замечал, кроме сияющих глаз Натальи. Он был слишком счастлив.
   — Генералу не веришь? — подмигнул Никольский девушке в ответ на ее вопрос.
   — Тогда слушай, — виновато улыбнулась Наташа. — Теперь, наверное, можно признаться… Я давала слайды Алеше Тарасову.
   Сергей весь похолодел.
   — Что?! — взревел он, отшатываясь.
   — Я давала слайды Алеше Тарасову, — твердо повторила девушка.
   — Зачем? — Сергей немного взял себя в руки.
   — У него прекрасная коллекция — лучше моей. А этих не было, — пояснила Наташа. — Он показал друзьям и на следующий день вернул.
   — Почему же ты раньше не сказала?! — закричал Никольский.
   — Не хотела подставлять порядочного человека, — пожала она плечами.
   Сергей неожиданно заметался по комнате.
   — Порядочные… — бормотал Никольский себе под нос. — Уметь бы с ходу определять, кто вправду порядочный, а кто… А то иные порядочные только тусуются красиво, а сами… — Наконец Сергей остановился.
   — Все сходится, — дрогнувшим голосом объявил он.
   — Что сходится? — нахмурилась Наташа.
   — Все! — Его колотило от возбуждения. — Тарасов переснял слайды на фотографии.
   — Опомнись, Сергей! — Глаза Наташи вспыхнули.
   — Его помощник Артем нанял Беца. И здесь они прокололись! Бец ограбил дом-музей на день раньше! — продолжал Никольский, как бы не услышав реплики своей возлюбленной.
   — Почему? — заинтересовалась и Наташа. — Почему Бец пошел на дело раньше?
   — Бандит обманул бандитов! — торжествующе констатировал Сергей. — И все награбленное забрал себе! Вдобавок Людмила Ильинична заметила у него фотографии. Мы поняли: это наводка! И Тарасов занервничал!
   — Что ты несешь?! — Девушке все еще очень не хотелось верить очевидному, не хотелось подозревать джентльмена Алешу в банальной жажде наживы и преступном умысле.
   — Недаром он просил, чтобы я не вызывал тебя на допрос! — добивал ее веру в Тарасова Сергей.
   — Он просил?! — изумилась Наташа.
   — Вот здесь, на этом самом месте!
   — Ну, естественно, добрая душа… — Девушка цеплялась уже за соломинку.
   — Ага, добряк! — зло хохотнул Сергей. — Я ведь отказал ему. И тогда он подослал к тебе Артема. Помнишь ту гориллу?
   — Алеша хотел меня убить?! — охнула Наташа и тут же прижала ладонью губы.
   — Вот именно, ты же могла сказать на допросе, что давала ему слайды, — втолковывал ей Сергей как милому, но непонятливому ребенку. — Но не сказала, глупенькая… А потом он увидел в театре брошь на мадам Голубковой.
   — Да, брошь Людмилы Ильиничны, — слегка обалдело кивнула девушка. — Но это я ее увидела…
   — Он тоже, причем первым! И сразу ушел из театра! — нажимал Сергей.
   — Потому что забыл отправить факс, — Наташа все еще пыталась оправдать Тарасова — из последних сил.
   — Нет, потому что побежал звонить Артему! — уже спокойнее сказал Никольский. — И тот помчался со своими «быками» в «Русский лес». Там-то мы с ними и встретились.
   — Ну, а если Алеша все-таки непричастен? Несмотря на все совпадения? — спросила Наташа.
   — Ты мне не веришь?! — изумился Сергей.
   — Конечно, нет, — произнесла она тверже.
   — Почему?!
   — Во-первых, бездоказательно, — начала Наташа. — Во-вторых, просто противно, когда подозревают невинного человека. Давай переменим тему.
   — Ты права, доказать уже ничего нельзя, — хмыкнул Сергей огорченно. — Бец убит, Артем скрылся.
   — Я же просила… — начала девушка.
   — А главное — никаких улик! — перебил ее Никольский, опять будто не слыша.
   — Сергей, — сказала Наташа строго. — Посмотри, кто к тебе пришел.
   — Кто? — не понял он.
   — Я!
   Некоторое время Никольский недоуменно ее разглядывал. Затем опомнился, тряхнул головой.
   — Прости. — Он опустился на диван. — Увлекся… Наташа подошла, села рядом, обняла и положила голову ему на плечо.
   — Пригласил девушку, а ведешь себя кое-как, — укорила она. — О ком думаешь?
   — О тебе, — искренне ответил Сергей.
   — Уже лучше, — кивнула Наташа ободряюще, как терпеливая учительница туповатому ученику. — А что ты обо мне думаешь? Как выражаются у вас в милиции, раскалывайся.
   Сергей вскочил с дивана и вновь заметался по комнате. Сыскарский азарт его явно не отпускал. Мыслями Сергей сейчас был там — в хитросплетениях уголовного дела.
   — Если бы ты сказала на допросе, что давала слайды Тарасову, все могло повернуться по-другому! — с острой досадой воскликнул Никольский.
   Наташа молча встала, взяла сумочку и вышла из гостиной.
   — Подожди! — догнал ее в прихожей Сергей. — Это моя работа, понимаешь?! — отчаянно выкрикнул он, — ты это понимаешь?
   — Я понимаю, почему тебя бросила жена, — Наташа сняла с вешалки плащ. Обиделась она не на шутку. — Учти! На коленях ко мне приползешь и будешь скулить под дверью. Но я не открою!
   Она ушла.
   — И правильно сделаешь, что не откроешь… — вздохнул Никольский, оставшись один.
   Он вернулся в гостиную и включил у телевизора звук.
   — Отличились и другие сотрудники, — сказал с экрана генерал Колесников.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
САМОУБИЙСТВО, или ШАНТАЖ.

   Коридорные часы показывали без двух минут девять. Высокий, ладно скроенный мужчина подошел к двери, рядом с которой на черной вывеске было вытиснено золотом «Георгий Тимофеевич Шадрин», открыл ее и оказался в приемной, где уже шумела небольшая толпа посетителей.
   — Здравствуйте, — сказал мужчина всем. И началось:
   — Георгий Тимофеевич, крайне важно! Георгий Тимофеевич, я всего на минутку!.. Георгий, на пару слов!
   — Всех приму, — объявил Георгий Тимофеевич и улыбнулся: — С течением времени. Извините, но первым пойдет первый. Первый зам. Прошу вас, Николай Николаевич.
   Начальник и его заместитель проследовали в кабинет. Там они уселись друг против друга у стола заседаний.
   — Николай Николаевич, — сказал Шадрин. — Я, конечно, постараюсь принять всех, но мне и работать надо. Есть три зама, которые вполне могут принять хотя бы часть посетителей и решить их вопросы. И вы в том числе.
   — Совершенно с вами согласен. — Лысоватый первый зам склонил блестящую голову. — Но позвольте заметить, что вы сами взвалили на себя непосильный груз личного решения всех проблем.
   — Виноват, но достоин снисхождения, — добродушно засмеялся Шадрин. — На первом этапе мне необходимо было конкретно ознакомиться с общим положением дел в вашей конторе, — продолжал он уже официальным тоном. — А теперь вступит в силу четкое распределение обязанностей. Что у вас?
   — Георгий Тимофеевич, вы отказали «Континент-трансу» в лицензии на вывоз и продажу сырой нефти, — осторожно, даже вкрадчиво начал заместитель. — «Континент-транс» — солидная и надежная фирма, уже несколько лет сотрудничающая с нами…
   Он замолчал, ожидая реакции начальника.
   — Николай Николаевич, — Шадрин набрал в легкие воздуха и договорил почти без пауз, как на митинге. — Вчера на заседании правительства я испытал несколько неприятных минут, когда вице-премьер выразил возмущение по поводу фирм, берущих лицензии и ничего не дающих государству. Правда, «Континент-транс» назван не был, но месяц назад я поручил юридическому отделу проверить целый ряд наших партнеров, в том числе и эту фирму. Полгода назад мой предшественник подписал ей лицензию на вывоз алюминия. Прибыль — миллионы долларов, в казне — ни копейки. Как это понимать? — он сурово взглянул на собеседника.
   — Не может этого быть! — воскликнул Николай Николаевич довольно фальшиво.
   Шадрин наклонился, вынул из ящика стола и протянул заму документы:
   — Ознакомьтесь.
   — Хорошо, хорошо, — заспешил Николай Николаевич, взял бумаги и двинулся к выходу. И уже выходя, добавил скороговоркой: — Я во всем разберусь и доложу.
   Он не смог закрыть дверь, потому что на пороге стояла секретарша.
 
   По малолюдному переулку в Замоскворечье, как бы устав от офисов и автомобилей, неспешно прогуливались Алексей Тарасов и один из бизнесменов, мелькавших на небезызвестной презентации. Правда, автомобили были под рукой: «БМВ» и «Мерседес» черепашьим ходом тащились за своими хозяевами.
   — Я просто завален паническими факсами из Лихтенштейна, — говорил бизнесмен. — Пока я их успокаиваю, но, по сути, положение критическое, Алеша. Мы теряем миллионы долларов.
   — Я же вроде договорился, Вадим, — полуудивленно-полунегодующе Тарасов покосился на собеседника. — Какие проблемы?
   — К тебе никаких претензий. Твои люди сделали все, — заверил Вадим.
   — Тогда в чем дело? Что говорит Николай Николаевич? — Тарасов спрашивал резко, будто у подчиненного отчета требовал.
   — В сложившейся ситуации Николай Николаевич бессилен, — развел руками Вадим. — Шадрин перекрыл кислород.
   — Он не подписывает? — жестко уточнил Тарасов.
   — И не только. Он копает под все наши последние сделки. — Вадим был явно напуган.
   — Серьезный паренек, — смягчился наконец Алексей, поняв, каков Шадрин. — Нажмем на него сверху. Не паникуй, Вадим! — Тарасов ободряюще похлопал бизнесмена по плечу и затем сделал знак шоферу «Мерседеса».
 
   В уютном зале ресторана Дома архитектора Шадрин ужинал с красивой, эффектной, дорого, но со вкусом — без кричащей яркости — одетой дамой.
   — А здесь вполне ничего, — благодушно заключил слегка выпивший Шадрин и положил широкую свою ладонь на тонкую руку дамы. — Готовят вкусно. Пожадничал с голодухи с закусками, порционных блюд уже не хочу.
   — Тайные свидания, ресторанные обеды и ужины, кровати в чужих квартирах — это наша любовь, Георгий? — с горечью спросила дама.
   — Но мы уже все решили, Лариса! — горячо воскликнул Шадрин. — Твой муж возвращается через месяц, на той неделе я еду в Питер и обо всем рассказываю своей жене. Если она не на гастролях, уверен, проблем не будет.
   — Проблем не будет, проблем не будет… — бесцветно пробормотала Лариса. — А что будет, Георгий?
   — Будет наша счастливая жизнь. Твоя и моя, — ответил Шадрин спокойно и твердо. Похоже, сам он не сомневался в этом.
   — Ты так уверен? — спросила женщина с привычной
   безнадежностью в голосе.
   — Я верю тебе. Я люблю тебя. Вот и все, — сказал Шадрин.
   — Ты сейчас выпил, и вот она — жизнь в розовом свете, — невесело усмехнулась Лариса.
   — Что мешает и тебе выпить? — улыбнулся Шадрин, пытаясь разрядить обстановку.
   — Да ведь потом придется трезветь, а протрезвев, думать: где она, жизнь в розовом свете, выдуманная дурой не первой молодости? — печально и как-то привычно произнесла Лариса. Какая-то надломленность чувствовалась в ней, в этой ухоженной, породистой, благополучной на вид и ни капли еще не старой женщине.
   Бесшумно приблизился официант, поставил поднос на служебный столик, деликатно прибрал грязную посуду со стола, с подноса перенес к приборам клиентов тарелки с котлетами по-киевски и пожелал:
   — Кушайте на здоровье.
   — Кушайте, кушать, кушаю, — поиграла словами Лариса. — Какое отвратительное лакейское слово!
   — Последнее время ты боишься, Лара, — абсолютно трезво отметил Шадрин. — Кого? Чего?
   — Себя.
   — Объясни, почему, — потребовал Шадрин.
   — Не поймешь. А если поймешь… — Лариса махнула рукой. — Давай лучше кушать котлеты по-киевски. Ты кушаешь, я кушаю…
   — И то дело, — согласился Шадрин, понимая, что она не хочет серьезного разговора. — Привыкай, привыкай к здешней кухне.
   — А зачем, собственно, я должна привыкать к здешней кухне? — вяло удивилась Лариса.
   — Секрет! — Шадрин состроил заговорщическую мину.
   — Какой еще секрет? — спросила Лариса с едва заметным раздражением.
   — Секрет, связанный с сюрпризом, — продолжал напускать таинственности Шадрин.
   — Господи! Секрет и сюрприз! — Лариса всплеснула руками в фальшиво-восторженном испуге. — Не мучай меня, Георгий.
   — Секрет будет раскрыт через несколько минут, а сюрприз, как мне кажется, из приятных! — объявил Шадрин торжественно. — Ешь котлету, привыкай к здешней кухне, — добавил он хозяйским тоном.
   — Я не ем, я кушаю…
 
   Они вышли из Дома архитектора. Лариса направилась было к своему «жигуленку», но Шадрин остановил ее:
   — Давай немного погуляем. Мне нравится это место.
   — И мне, я ведь москвичка… — кивнула она. — Только недолго погуляем, ладно? Мне тебя еще в гостиницу везти.
   Они не спеша прошли улицей, свернули в переулок, сделали еще один поворот и очутились у домов, мимо которых после одиннадцати вечера запрещалось ездить на автомобилях. Шадрин остановился у ворот одного из домов и повернул к себе Ларису. Он смотрел ей в глаза, она смотрела ему в глаза.
   — Ты должна привыкнуть к кухне Дома архитектора, потому что когда у тебя не будет охоты готовить ужин, мы будем ужинать там, — произнес Шадрин тихо, но значительно.
   — Не поняла, — растерянно сказала Лариса.
   — В этом доме мы будем жить, Лариса! — с некоторым пафосом произнес Шадрин.
 
   Она стояла посреди большой полупустой комнаты и беспомощно разглядывала стены, окна, одинокую тахту, небольшой стол с четырьмя стульями, два чемодана у дверей.
   — Вот и вся меблировка, — сказал Шадрин. — Правда, холодильник на кухне имеется.
   — Богато, — съязвила она по привычке, но любопытство пересилило: — А сколько всего комнат, Георгий?
   — Три, не считая холла, — гордо объявил он.
   — Пойдем посмотрим, — предложила она. Ею овладел азарт.
   Войдя в комнату с эркером, она сразу же решила:
   — Здесь будет твой кабинет.
   Квадратной комнате с окнами во двор, с видом на купы высоких деревьев тоже было найдено назначение:
   — Прелестная спальня!
   В холле она рассуждала уже как дизайнер:
   — В этом углу телевизор, здесь полки для пленок и кассет. Вот сюда приспособим аудиокомплекс. Напротив телевизора — журнальный столик темного стекла, и, конечно же, два кресла и диван, кожаные, финские. Какого цвета лучше, как ты считаешь?
   — Как ты считаешь, — эхом, не спрашивая, а утверждая, откликнулся он, счастливо и немного глупо улыбаясь.
   — Пожалуйста, не улыбайся, как дурачок, — сказала Лариса.
   И вдруг звякнул дверной звонок. Шадрин кивком указал ей на дверь в большую комнату, а сам вышел в прихожую.
   — Кто там? — спросил через дверь.
   — Открывай! — рявкнул командирский бас. Шадрин приоткрыл дверь, но статного командира в «адидасе» в квартиру не пустил.
   — Не ко времени, мои женераль, — с усмешкой извинился Шадрин.
   — Понятно, — сказал генерал и тоже перешел на французский. — Миль пардон, Жора.
   Шадрин закрыл дверь, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку шампанского. Он готовился к этому знаменательному свиданию. Два хрустальных бокала — вот пока и вся посуда. Не беда, главное — она здесь. Он взял бокалы и направился в большую комнату.
   Лариса сидела на тахте и плакала. Увидев его, она вскочила, обняла за шею, прижалась к нему и быстро-быстро зашептала:
   — Я люблю тебя, я люблю тебя…
   — Тогда чего же ты ревешь, дурочка моя? — Он ласково погладил ее по волосам.
   — От счастья! Я счастлива сегодня, Георгий… — Кажется, впервые за вечер в Ларисе не было ее привычной безнадежной грусти.
 
   Шадрин в своем кабинете работал над документами. Напольные часы глухим звоном пробили семь раз. С последним ударом часов в дверях возникла секретарша.
   — Все, все, Оля! — виновато сказал Шадрин. — Еще десять минут, и я ухожу. Вызывайте машину.
   — Георгий Тимофеевич, — начала было секретарша, но в это время ее мягко отстранил Тарасов, и она оказалась за дверью.
   Тарасов закрыл дверь поплотнее и улыбнулся Шадрину. Тот не ответил на улыбку, спросил жестко:
   — Вы кто?
   Тарасов еще раз улыбнулся и, подойдя к столу, протянул визитную карточку. Шадрин прочитал ее и бросил перед собой.
   — Это мне ни о чем не говорит, господин Тарасов, — сказал он не грубо, но без всякой любезности.
   — Я, Георгий Тимофеевич, заинтересован в том, чтобы вы в самое ближайшее время выдали лицензию фирме «Континент-транс», — мягко, но с нажимом произнес Алексей.
   — Вы напрасно тратите свое и мое время, — с холодным, нарочитым, почти оскорбительным равнодушием заявил Георгий.
   — Не думаю… — покачал головой Алексей, усмехнувшись. — Даже после того, как вы не отреагировали на телефонный звонок вице-премьера, я так не думаю.
   — Время телефонного права прошло, господин Тарасов! — повысил голос Шадрин.
   — Слава Богу, что нет, но это не главное. В любом случае вам придется подписать разрешение. — Алексей почти потешался. Казалось, он играет с большим начальником, как кошка с мышкой.
   — А ну, иди отсюда! — яростно процедил Георгий.
   — Зачем же так грубо? — Тарасов даже руками развел. — Я пришел предостеречь вас. — Он поднялся со стула, открыл кейс и вынул пухлый пакет. — Ради бога, не подумайте, что это взятка. Я не сумасшедший. В конверте кое-какие фотографии и магнитофонная запись. Вам будет небезынтересно все это увидеть и прослушать.
   Он бросил пакет на стол и быстро вышел.
 
   Молодой, подтянутый — смерть бабам и отец солдатам — генерал открыл дубовую дверь и вошел в обширную квартиру.
   — Это ты? — спросил женский голос из глубины квартиры.
   — Нет, это генерал-полковник Макашов! — радостным криком сообщил генерал.
   — Очень остроумно! — привычно отреагировала генеральская жена. — Ужинать будешь?
   — Помидоров с луком накроши, яичницу с салом и большую рюмку налей! — велел генерал командным голосом. — Есть повод и причина.
   — У тебя всегда есть повод! Когда ты отвыкнешь от своей курсантской жратвы? — возмутилась генеральша. Сама она давно предпочитала пищу изысканную.
   — Плох тот генерал, который не мечтает стать курсантом! — рявкнул бравый служака весело.
   Он снял фуражку, повесил ее, расстегнул тужурку, и в этот момент раздался приглушенный пистолетный выстрел.
   — Мать, стреляют! — удивился генерал.
   В конце коридора появилась изящная миловидная дама, одетая по-домашнему.
   — Наверное, это телевизор у соседей, Володя, — предположила она несмело, ибо, еще мотаясь с мужем по гарнизонам, прекрасно научилась различать на слух реальную стрельбу боевыми патронами.
   — Это ты штатским расскажи! — подтвердил опасения жены генерал. — По-моему, шмаляли у Георгия, — добавил он взволнованно.
   Открыв дверь, он пересек площадку и позвонил в квартиру напротив. Никто не отвечал. Позвонил еще раз. Тот же результат. Генерал решительно возвратился в свою квартиру — к телефону. Набрал номер и спросил:
   — Анна Семеновна, Шадрин вернулся домой? Полчаса назад? У меня все.
   Положил трубку, вернулся к шадринской двери и вновь позвонил. Тишина, мертвая тишина.
   Тогда он еще раз позвонил — по «02».
 
   — И свет в окнах, и на звонки никто не отвечает… Придется вскрывать дверь, — сказал Никольский. — Позовите, Лепилов, шофера с монтировкой.
   На площадке стояли генерал, сановная консьержка Анна Семеновна, Никольский и Лепилов — оба в милицейской форме.
   — Незачем вскрывать, товарищ майор, — возразила Анна Семеновна. — У меня контрольные ключи от всех квартир.
   — Тогда открывайте, — приказал Никольский. Анна Семеновна открыла дверь. Никольский вынул пистолет. — Всем оставаться на лестничной площадке.
   Лепилов, тоже с пистолетом, остался у дверей. Никольский вошел в холл. Пусто. Двинулся дальше, на свет. В большой комнате у стола рядом с опрокинутым стулом лежал человек. Его откинутая правая рука еще сжимала пистолет. Стараясь не ступать в лужу крови, Никольский добрался до телефона на столе и тут увидел толстый пакет и фотографию, лежавшую изображением вниз. На ней черным по белому крупными буквами было написано: «Сволочи!» Он перевернул фотографию, посмотрел на нее, вернул в исходное положение, набрал номер и сообщил дежурному по городу: