Ибрагимов Мирза. Наступит день

   Курд Ахмед и Арам взглянули друг на друга и усмехнулись.
   В этот момент из кафе "Нобахар" вышли два человека и, попрощавшись, разошлись. Один из них, повернувшись, столкнулся почти лицом к лицу с Арамом, который посторонился, чтобы пропустить его, а затем застыл на месте.
   - Что с тобой, Арам? - спросил Курд Ахмед тревожно. Тот прошептал лишь одно слово:
   - Махбуси!..
   И они последовали за быстро уходившим человеком. Тот был одет в новенький костюм, на затылке щегольски сидела фетровая шляпа.
   Нагнав его, Арам взял Махбуси под руку.
   - Салам, господин Махбуси!..
   Махбуси с удивлением обернулся на нею через плечо, но не узнал.
   Тогда Арам снял черные очки и вторично приветствовал его.
   - Господин Арам Симонян? - произнес пораженный неожиданной встречей Гусейн Махбуси.
   Он никак не мог прийти в себя.
   - Я давно искал вас! - наконец вкрадчиво проговорил Махбуси.
   В нем боролись два чувства - тревога за себя и радость от мысли, что он напал на нужный след.
   - И все-таки я первый отыскал вас, господин Махбуси, - ответил Арам, А знаете, как я узнал вас? По глазам.
   - Куда вы торопитесь? Зайдем ко мне, - любезно предложил Гусейн Махбуси.
   - Нет, лучше я познакомлю вас с нашим товарищем Курд Ахмедом, - вот он, и мы отправимся вместе на одно небольшое совещание. Ведь вы знаете, господин Махбуси, какие ответственные дни мы переживаем.
   - Ладно! Пойдем! - проговорил после минутного раздумья увлеченный многообещающей перспективой Гусейн Махбуси.
   Они сели в фаэтон. Ехали молча.
   "Вдруг еще раздумает!" - волновался Курд Ахмед, не сводивший глаз с Гусейна Махбуси.
   Арам тоже неотступно смотрел сквозь темные стекла очков на предателя.
   Вероятно почувствовав что-то недоброе, Махбуси заволновался.
   - Может быть, вы дадите мне адрес и я приду после? - заговорил он нерешительно.
   Но фаэтон тем временем уже приближался к дому Курд Ахмеда. Оставалось только свернуть в переулок.
   - Разве у вас неотложное дело? - спросил Арам, стараясь сохранять спокойствие.
   - Весьма неотложное! Потом я расскажу вам. Дело в том, что мы создали новую организацию. Мне надо повидаться с товарищами. - И в голосе Махбуси явственно послышались нотки страха.
   - Посидите у нас пять минут, господин Махбуси, и уйдете, - стал успокаивать его Арам. - Вы приметите дом, чтобы прийти сюда еще раз, и уедете по своим делам.
   Махбуси смолчал. Соблазн был слишком велик, и слова Арама показались ему убедительными.
   В гостиной у Курд Ахмеда их ждали Риза Гахрамани, Серхан и Ферида.
   - Будьте знакомы, господин Махбуси, - проговорил Курд Ахмед значительно.
   И когда Махбуси протянул руку, Риза Гахрамани молча плюнул ему в лицо.
   Махбуси все понял. Точно хищник, попавший в клетку, он заметался по комнате, бросился к окну, но мощные руки Курд Ахмеда схватили его за горло. Махбуси опустился на пол.
   - А ты не думал об этом дне, когда предавал наших товарищей? воскликнула Ферида.
   Предателя связали по рукам и ногам и бросили в темный подвал с кирпичным полом.
   - Что вы собираетесь со мной делать? - дрожа всем телом, простонал Гусейн Махбуси.
   - Будем судить! - коротко ответил Курд Ахмед. - Но прежде чем судить этого негодяя, надо переселить Хавер! - обратился он к товарищам.
   Те согласились с ним. Они вышли и заперли подвал снаружи. Курд Ахмед кликнул младшего брата.
   - Напои гостей чаем, а я через полчаса буду, - сказал он и направился к выходу.
   Ферида последовала за ним.
   - Не торопитесь, - окликнула она Курд Ахмеда, - и я пойду с вами. Может быть, пригожусь.
   - Непременно, - поддержал ее Серхан. - Станешь в стороне и будешь наблюдать. Мало ли что может случиться!
   Выйдя, они сели в ожидавший Гусейна Махбуси фаэтон, и стук лошадиных копыт о камни мостовой разнесся по всей улице.
   Хавер сидела в головах засыпавшего сына. Слухи, ходившие по всему городу, дошли и до нее. Везде только и говорили, что о предстоящей смене власти, о свободе, о том, что каждому будет обеспечена работа и каждый будет иметь кусок хлеба. И женщина с нетерпением ждала этого дня. День этот должен наступить и наступит скоро, быть может даже завтра. Этот великий день принесет Хавер и сотням тысяч таких, как она, одиноких женщин из народа свободу и счастье, работу и хлеб. Этот день спасет Фридуна от смерти, а Гюльназ от позорной гибели.
   Хавер казалось, что вместе с живительным светом заветного дня войдет в ее жалкое жилище и Керимхан. Ведь он в числе тех, кто ценой жизни приблизил этот день торжества правды и справедливости. В дни народной свободы и счастья Хавер будет рассказывать сыну о погибшем отце, рисовать его образ, подобный образу богатыря Рустам-зала.
   - Сын мой, будь подобен своему отцу! - будет говорить она Азаду. - Будь мужественным, честным и бесстрашным, как он.
   Первые звезды, вспыхнувшие над Тегераном, казалось, сочувствуя ей, озаряли ее мечты.
   Стояла такая спокойная, безмятежная тишина, что был слышен шелест крыльев летучих мышей, которые проносились в темноте.
   И вдруг эту тишину прорезал стук колес. Фаэтон остановился у домика Хавер.
   "А вдруг Гамарбану? - больно резнуло по сердцу Хавер. - Она ведь так грозилась мне, уходя! Она на все способна..."
   Но тут послышался голос Курд Ахмеда:
   - Сестрица Хавер! Открой, это я!
   У Хавер часто забилось сердце. Радостная, она побежала открывать калитку.
   - Собирайся, дочь перса! - дружески шутливо обратился к Хавер Курд Ахмед, входя во двор. - Больше нельзя медлить! Едем!
   Хавер растерянно посмотрела на Курд Ахмеда. Стараясь не разбудить мальчика, который что-то бормотал во сне, Курд Ахмед осторожно взял его на руки.
   - Мы не вернемся сюда больше? - спросила Хавер.
   - Нет, дочь перса, ты больше никогда не вернешься сюда.
   - А как же с ключом? - спросила Хавер и добавила, потупившись: - Я не платила хозяину за два месяца.
   Курд Ахмед дал ей деньги.
   - Возьми! - сказал он, выходя с Азадом на руках к Фериде, которая ожидала в фаэтоне. - Отдай и ключ и деньги. Только не задерживайся
   Хавер вернулась быстро, и Курд Ахмед, назвав извозчику адрес Судабы, велел ехать побыстрее.
   У калитки дома Судабы они столкнулись с самой хозяйкой, куда-то очень торопившейся.
   - Как раз вовремя! - радостно остановил ее Курд Ахмед.
   - У меня есть важные сведения для вас, - вместо приветствия проговорила девушка.
   - Прекрасно. В таком случае устройте пока этого мальчика, а потом все поедем ко мне.
   И, уложив Азада, они уселись в фаэтон и отправились к Курд Ахмеду. При виде Судабы Риза Гахраманн радостно бросился ей навстречу.
   - В наши ряды вступает еще один боец, друзья, - весело сказал Курд Ахмед. - Знакомьтесь.
   - Счастлив видеть вас здесь, Судаба-ханум, - растроганно проговорил Риза Гахрамани, пожимая девушке руку.
   - Благодарю, мой друг.
   - Ну, теперь за дело, товарищи! - серьезно сказал Курд Ахмед.
   - А ханум знают? - значительно спросил Риза Гахрамани. - Нет, но сейчас они узнают, зачем я их позвал.
   Они опустились вниз. Отперев дверь подвала, Курд Ахмед вошел первым, за ним - остальные товарищи.
   Потерявший всякую надежду, Гусейн Махбуси пытался перегрызть веревку. В его колючих глазах застыло выражение животного ужаса.
   - Сейчас разберемся во всем, - сказал Курд Ахмед твердо. - Садитесь, господа! Садитесь, ханум!
   Присутствующие расселись на поленьях дров, лежавших в подвале.
   - Суд начинается, - проговорил Курд Ахмед и обратился к Гусейну Махбуси. - Ты обвиняешься в том, что предавал родину, предавал друзей и товарищей. Ты не простой предатель. Ни одна змея не обладает столь смертоносным ядом. Ты убийца Керимхана, Симоняна и других наших товарищей. Ты виновен в аресте Фридуна. Вот в чем мы обвиняем тебя. Тебе предоставляется последнее слово. Говори! Мы готовы выслушать тебя.
   Гусейн Махбуси подполз к присутствующим ближе, заглядывая по очереди в сумрачные лица Курд Ахмеда, Арама, Судабы, Хавер.
   - Пощадите!.. Пожалейте меня!.. Не убивайте! Освободите, и я буду вашим преданным рабом!
   - Прочь, подлец! - оттолкнул его ногой Риза Гахрамани. - Борцы за свободу не могут встретить рождение нового дня в одном ряду с таким негодяем, как ты! Прочь!
   - Я буду служить вам, как верный пес!
   - Молчи! Когда я слышу твой голос, мне хочется задушить тебя своими руками!.. - вся дрожа от волнения, крикнула Ферида.
   - Лучше ты сам перечисли все свои преступления, - прервал его Курд Ахмед. - Армия свободы не нуждается в услугах предателей.
   Гусейн Махбуси заплакал.
   - Господа! Ханум! Я ни в чем не виновен. Меня вынудили. Я - несчастный человек. Если б вы знали, сколько я пережил на своем веку, у вас смягчилось бы сердце. Не думайте, что я всегда был таким. Когда-то отец мой был в Керманшахе видным купцом, почтенным господином, но гнев Реза-шаха разразился над его головой, и как многих купцов, его сгноили в тюрьме. Конфисковали все имущество. Я стал биться как рыба об лед. Наконец поиски куска хлеба привели меня в англо-иранскую нефтяную компанию. Там меня приметил какой-то англичанин. И с того дня жизнь моя перестала зависеть от меня. Тот англичанин передал меня другому. Наконец моим повелителем стал мистер Томас... Сжальтесь надо мной, братья! Пусть божье проклятье ляжет на головы англичан. Это они делают несчастными нас, иранцев...
   Точно в предсмертном бреду, провокатор рассказывал о встречах с мистером Гарольдом и фон Вальтером. Речь его была отрывиста, он говорил, часто перескакивая с одного предмета на другой, вспоминая все новые и новые факты и события.
   Исчерпав все, Гусейн Махбуси начал снова униженно молить о пощаде.
   - По нашим старинным курдским обычаям, - начал Курд Ахмед медленно и сурово, - предателя наказывают так: либо отсекают ему голову, либо живьем бросают в кипящий котел. Этот негодяй заслуживает именно такого наказания. Но, принимая во внимание, что среди нас присутствуют женщины, я предлагаю подвергнуть обвиняемого смертной казни через повешение. Кто за это предложение, прошу поднять руку.
   В наступившей тишине медленно поднялись руки. Тогда Курд Ахмед встал и накинул веревку на балку.
   - Риза Гахрамани! Исполнение приговора суда поручается тебе.
   Риза Гахрамани проворно развязал осужденного, который судорожно цеплялся за деревянные подпоры, затем сильным движением приподнял его за плечи и накинул ему петлю на шею.
   Судаба рассказала своим новым друзьям о разговоре Хакимульмулька с мистером Томасом.
   - Жизнь Фридуна находится в смертельной опасности, - закончила она рассказ.
   - Братья, надо спасти Фридуна! - взволнованно воскликнула Ферида.
   Посыпались предложения. Серхан посоветовал послать Судабу к серхенгу, но Арам отверг это предложение.
   - Вам хорошо известен характер политических и государственных деятелей шаха. Они всегда склоняются на ту сторону, где чувствуют силу. Поэтому я все же полагаю, что в настоящих условиях серхенг Сефаи не решится убить Фридуна. Надо только дать ему понять, что за Фридуном стоит мощная организация.
   - Разрешите мне, - сказал Риза Гахрамани, - и сегодня же ночью я попытаюсь похитить серхенга. Под страхом смерти мы ему объявим, что он будет выпущен лишь при условии, если освободит Фридуна.
   - Похищением серхенга мы только ускорим гибель Фридуна, - возразил Курд Ахмед. - Лучше всего, если мы предупредим серхенга письмом.
   Не встретив возражений, он повернулся к Судабе:
   - Пишите, Судаба-ханум!
   Девушка взяла ручку и лист бумаги.
   - "Господин серхенг Сефаи! - начал, медленно подбирая соответствующие выражения, диктовать Курд Ахмед. - Тирания доживает последние дни. На горизонте восходит солнце свободы. Берегитесь! Если вам дорога жизнь, не пачкайте больше рук в крови! Остановитесь, подумайте! Вы еще можете рассчитывать на то, что мир свободы помилует и пощадит вас. Наше предложение таково: берегите Фридуна. Его жизнь - залог вашего спасения в будущем. Помните, вы находитесь в наших руках. Если хоть один волос упадет с головы Фридуна, вы ответите своей жизнью!"
   Запечатав письмо, Курд Ахмед поднялся, чтобы проводить домой Судабу и Хавер.
   Но Хавер остановила его и рассказала о своей встрече с Гюльназ и об ужасном положении девушки.
   - Найдите Гюльназ! - сквозь слезы сказала в заключение Хавер.
   - Но как? Ты знаешь ее адрес?
   - Я знаю только имя женщины - Гамарбану.
   - Эх, сестра моя, в этом городе тысячи Гамарбану, тысячи таких домов... И откуда ты знаешь, что это ее подлинное имя?
   - Но во всяком случае мы будем искать! - проговорил Курд Ахмед, чтобы подбодрить Хавер, и обратился к Судабе: - Дочь перса будет пока жить у вас. Вы согласны?
   Судаба обняла и расцеловала Хавер.
   - Конечно. Она будет мне сестрой! - сказала она, улыбаясь.
   - Я приведу к вам и Аяза, - сказал Курд Ахмед. - Пусть играет с твоим Азадом, Хавер.
   И он рассказал, как нашел мальчика.
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
   После того как Реза-шах отклонил предложение союзников, распространились слухи о том, что Германия двинет войска через Турцию или Кавказ, чтобы оказать военную помощь Ирану. Но вскоре эти надежды близких к правительству кругов рассеялись. Посыпались проклятия и брань по адресу Гитлера, верхушкой овладели безнадежность и отчаяние.
   Среди знати шли пересуды о Реза-шахе, о том, как он будет действовать дальше, куда уедет.
   Естественно, совсем по-иному занимали вопросы о новом государственном строе, о дальнейшей судьбе страны умы народных масс. Революционные и демократические идеи постепенно привлекали все более и более широкие круги населения. Усиливались тенденции к объединению рабочих и крестьян, к сплочению разрозненных оппозиционных групп.
   Общественные силы, которые тайно зрели в глубинах народа и долгое время подавлялись, теперь начинали поднимать голову, громко заявляли о себе, грозя мощным вулканом вырваться наружу и похоронить правящие классы под обломками ненавистной тирании.
   Чувствуя этот народный подъем, господствующие круги, силы деспотии и реакции, уже заранее трепетали от страха и мучительно искали способа для предотвращения надвигающейся бури.
   Этот страх объединял Реза-шаха, Хакимульмулька, мистера Томаса, мистера Гарольда и им подобных в одну общую трусливую волчью стаю. Мысль о возможности всенародного движения, о том, что угнетенные массы громко заявят о своем желании избавиться от деспотического режима, вызывала в них ужас. Лихорадочно готовясь к предстоящей борьбе, они не брезгали никакими средствами, прибегая ко лжи, клевете, лицемерию.
   В то время, когда советский народ, миллионы советских бойцов, мужчин и женщин, с небывалым в истории человечества героизмом перенося тяготы войны, отстаивали от гитлеровских хищников свободу и будущее всего человечества, агенты империалистов Англии и Америки, сидя в Тегеране, вырабатывали вместе с представителями иранской деспотии планы будущей борьбы против крепнущего в Иране народного движения.
   Правящие и имущие круги Ирана были в полном и самом обиходном смысле этого слова продажны. Беспринципность, отсутствие убеждений, алчность - вот что было характерно для этого класса и для каждого его члена в отдельности. А серхенг Сефаи был подлинным сыном своего класса.
   То, что еще вчера называлось белым, сегодня можно было выдать за черное, только бы не лишиться служебного положения, имений, капиталов! Только бы сохранить власть и господство!
   Поэтому серхенг, с исключительной энергией и настойчивостью доведший Керимхана и его товарищей до виселицы, теперь всячески затягивал дело Фрндуна и Хикмата Исфагани. Но выжидание это не было пассивным. Серхенг зорко приглядывался то к северу, то к югу, высчитывая и измеряя путь тех сил, которые двигались с разных сторон к Тегерану, стараясь предугадать дальнейший ход событий, раздумывая, как бы не просчитаться.
   Кстати и Реза-шах за последнее время, казалось, забыл о тех, кто по его воле томился в тюрьме. Внимание его величества занимали другие, более важные для его короны вопросы.
   И серхенг решил этим воспользоваться.
   При очередной встрече с Хикматом Исфагани серхенг Сефаи был с ним значительно мягче. Выразив сочувствие, пообещав сделать все, чтобы облегчить его участь, Сефаи добавил многозначительно:
   - К сожалению, не все зависит от меня. Не знаю, как повлиять на его величество, чтобы добиться его согласия на ваше освобождение. Быть может, вы чиркнули бы несколько слов мистеру Томасу? - с добродушной улыбкой неожиданно предложил он.
   Но Хикмат Исфагани покачал головой.
   - В настоящую минуту это нежелательно.
   Не поняв сразу причины его отказа, Сефаи удивился:
   - Или вы думаете, что с мистером Томасом уже не считаются? Его связывает с дворцом много звеньев. Одно порвется - останутся другие. Война и все прочее пусть вас не обманывает. Все это внешняя сторона дела. К тому же ведь его величество воюет не с Англией, а с русскими.
   - Нет, - решительно возразил Хикмат Исфагани. - Как бы то ни было, а англичане послали против нас войска. После этого я до гроба не примирюсь с ними. Раз они нарушили нашу независимость - конец дружбе.
   При слове "независимость" серхенг не без лукавства улыбнулся: значит, этот старый лицемер не хуже его понимает, что настало время, когда надо накинуть на себя тогу демократа и борца за свободу. Он уже решил использовать в будущем все выгоды своего заключения в темницу при режиме Реза-шаха.
   Решив проверить свою догадку, серхенг прикинулся простачком.
   - В таком случае вы, быть может, напишете фон Вальтеру?..
   - Немцы союзники его величества! - сказал он спокойно.
   В свою очередь Хикмат Исфагани силился определить, говорит ли серхенг искренне, или просто его испытывает. Конечно, Исфагани не сомневался в том, что и мистер Томас и фон Вальтер без особого труда добьются его немедленного освобождения, стоит ему лишь намекнуть на это. Но он никогда к ним не обратится. Он предугадывал, что в будущем эта просьба может дурно отразиться на его карьере. В случае поражения немцев помощь, оказанная ему фон Вальтером, может уронить его в глазах общества. Любой скажет, что Хикмата Исфагани арестовал Реза-шах, а освободили нацисты. Помощь же мистера Томаса вообще нежелательна - ненависть к англичанам всех слоев населения была отлично известна Хикмату Исфагани.
   Не получив ответа, серхенг решил поставить вопрос яснее.
   - Я еще понимаю, по каким мотивам вы не хотите обратиться к мистеру Томасу, - с невинным видом сказал он. - Но почему вы колеблетесь насчет фон Вальтера? Немцы же наши старые друзья?
   - Друзья-то друзья, - задумчиво проговорил Хнкмат Исфагани, - но иной раз друг бывает опаснее врага. Не они ли, серхенг, втянули нас во всю эту историю?
   - А мистер Гарольд? - спросил Сефаи. - Американцы же в войне не участвуют, держатся в стороне!
   - Ну, что делать! - улыбнулся Исфагани. - Раз ты так советуешь, придется написать мистеру Гарольду.
   Но серхенг Сефаи решил дать понять старому политикану, что ему все ясно, как божий день.
   - Пишите, пишите! Ведь почти все считают американцев демократами, сторонниками свободы. Вот и выйдет: арестовал деспот Реза-шах, а освободила демократическая Америка. Это и будет ваш капитал, господин Исфагани... Пишите!
   Написав несколько строчек, Хикмат Исфагани сложил и протянул серхенгу бумагу.
   - Вот, серхенг, прошу тебя доставить мистеру Гарольду.
   - Но... - протянул серхенг. - Но это обойдется вам весьма дорого, господин Исфагани.
   - С этим я не буду считаться, серхенг. Как бы дорого это ни обошлось... - воскликнул арестованный.
   - Весьма, весьма дорогое предприятие!.. - опять затянул серхенг.
   - Знаешь, что, господин серхенг? - проговорил Хикмат Исфагани резко. Я - купец и в торге люблю ясность. Изволь, скажи, сколько ты за это хочешь?
   Серхенг не обратил внимания на раздражение заключенного. Ему было хорошо известно, как горячится этот коммерсант, когда речь заходит о деньгах.
   - Боюсь, что не сойдемся, - отпарировал он с полным хладнокровием.
   - Так ты назови свою сумму, а уж потом начинай гадать. Говори, что ты хочешь?
   - Шамсию!
   Хикмату Исфагани показалось, что целая гора свалилась у него с плеч. Он даже облегченно вздохнул.
   - Каждая девушка должна принадлежать какому-нибудь мужчине. Бери Шамсию и будь счастлив!
   - Если теперь же договоримся и насчет приданого, все будет в полном порядке.
   Хикмат Исфагани снова почувствовал приступ лихорадочной дрожи.
   - Ладно, говори! - с горечью сказал он.
   - Что тут говорить? Вы знаете цену всему не хуже меня: сто тысяч туманов и поместье в Ардебиле.
   У Хикмата Исфагани круги пошли перед глазами. Но он все же не решился отказаться от сделки: в этом случае серхенг, не спрашивая Реза-шаха, самолично распорядился бы им. Разговор между ними носил такой характер, что если он уж возник, то должен был обязательно привести к обоюдному согласию. В противном случае серхенг ни за что не оставит его в живых, как участника этой несостоявшейся сделки.
   Они переглянулись, как два хищника, готовые растерзать друг друга. Но этот же инстинкт хищников подсказал им, что их спасение в согласии и единении.
   - По рукам! - проговорил Хикмат Исфагани и протянул серхенгу руку.
   Серхенг пожал ее. Затем положил перед Хикматом Исфагани блокнот и ручку.
   - Извольте написать! - сказал он хладнокровно. - Условие хорошо, когда оно зафиксировано на бумаге.
   Дрожащей рукой Хикмат Исфагани написал требуемое и положил бумагу рядом с письмом к мистеру Гарольду.
   - Сегодня ночью я отпущу вас домой, - положив бумагу в боковой карман, сказал с улыбкой серхенг.
   Но эта улыбка показалась Хикмату Исфагани оскорбительной, какая-то тяжесть легла ему на сердце, омрачая настроение. Каждый раз при невыгодной торговой сделке он бывал точно в таком же состоянии.
   Серхенг Сефаи давно мечтал прибрать к рукам несметные богатства Хикмата Исфагани. Эта мечта была теперь близка к осуществлению, Хикмат Исфагани, которому пошел уже восьмой десяток, хотя и обладал завидным здоровьем, явно приближался к своему закату. По расчетам серхенга, старик мог прожить еще лет восемь - десять. Но мог умереть и раньше. Единственная его законная наследница - Шамсия-ханум. У Хикмата Исфагани было пять жен, но детей, кроме Шамсии, он не имел.
   И конечно, не любовь влекла серхенга к Шамсии, а только этот холодный расчет. Но на его пути к заманчивой цели стояли два препятствия: сама Шамсия и сертиб Селими.
   Для него было ясно, что Хикмата Исфагани можно выпустить на свободу лишь после того, как девушка выразит согласие на его, серхенга, предложение.
   О, серхенг хорошо изучил этих господ. Очутившись па свободе, Хикмат Исфагани, сославшись на то, что девушка заупрямилась, мог вовсе отказаться от своего собственного, данного в тюрьме обязательства.
   Поэтому серхенг Сефаи решил предварительно лично переговорить с Шамсией. Он надеялся, что при данных обстоятельствах ее не придется долго уговаривать. А сертиба, насколько Сефаи знал, девушка не любила и выходила за него замуж поневоле.
   - Шамсия-ханум, - начал Сефаи, входя в гостиную Исфагани, - я хочу возобновить с вами разговор, имевший между нами место два года назад.
   - Он приведет к тем же результатам, - ответила девушка, слегка нахмурившись. - Ведь за это время не произошло ничего нового.
   - Если подумаете хорошенько, то вы безусловно найдете, Шамсия-ханум, что кое-что новое все же произошло...
   - Вы имеете в виду арест отца и сертиба? Но, как мне кажется, это "новое" может возбудить во мне не любовь, а, напротив, ненависть к вам.
   - Я благодарю вас, ханум, за напоминание о сертибе. Это поможет мне яснее изложить вам мою мысль. Вы говорили о любви. В этой связи прошу вас ответить на один мой вопрос. Неужели вы по любви выходите замуж за сертиба?
   Этот вопрос оскорбил девушку. Слезы навернулись у нее на глазах.
   - Для вас, - с трудом выговорила Шамсия, - между этой деревянной мебелью, - она коснулась стула, на котором сидел серхенг, - и живой девушкой нет никакой разницы. Поймите же наконец, что здесь у меня бьется живое сердце и оно не может бросить меня в объятья человека, к которому я не расположена. Напрасно вы считаете нас, женщин, бесчувственными, бездумными существами, которые могут жить с любым мужчиной, потакать любым его желаниям!
   - Уверяю вас, ханум, - хладнокровно прервал ее серхенг, - тысячи женщин выходят замуж, не имея никакого представления о любви. Любовь приходит позже.
   - Вы правы. Сотки тысяч иранских девушек и женщин вынуждены жить, не зная, что любовь - чувство, составляющее высший смысл семейной жизни. Но я не хочу жить так! Я не вещь, не мебель, я живой человек!
   - Как вам угодно, ханум! Меня послал к вам господин Хикмат Исфагани. Жизнь его зависит от вашего согласия.
   Эти слова, произнесенные с тем же хладнокровием, прозвучали как угроза. Вслед за тем серхенг Сефаи положил перед девушкой подписку, данную ее отцом.
   Прочитав ее, Шамсия скомкала и швырнула бумажку на пол.
   - Какая низость! - вырвалось у девушки, и она закрыла лицо руками.
   Серхенг Сефаи поднял скомканный лист, аккуратно расправил его, сложил и сунул в карман.
   - Помните, ханум, что я даю вам на окончательный ответ всего один день, - предостерегающе сказал он и вышел.
   Но Шамсия не могла прийти ни к какому решению. Она прекрасно понимала, что этот человек способен уничтожить и отца и сертиба. Не должна ли она пожертвовать собой ради этих двух близких ей людей? Или, быть может, прибегнуть к обману? Обещать серхенгу свою руку, а после освобождения отца отказаться от брака и выйти замуж за сертиба?