Страница:
Снова позвонили.
Постучали.
И стали налегать плечом.
Дверь подалась, но ненамного, на несколько сантиметров, дальше ее не пускал упершийся в стену шкаф.
— Ты знаешь, как по-французски будет заложник? — спросил товарищ Максим.
Иванов отрицательно помотал головой.
— Плохо... Тогда так, берем одного из них и предъявляем фараонам, пока они стрелять не начали. Если покажем, то не будут, побоятся своих зацепить.
Пошли в прихожую!
Иванов пошел.
Товарищ Максим по-быстрому выдернул из-под кучи одежды и развязал одну из женщин.
— На, покажи ее в окно, — тихо сказал он. Сказал оправдательно-испуганным тоном. Значение слов, произнесенных по-русски, пленница все равно не понимала, а интонации должна была. Интонации на всех языках звучат примерно одинаково.
— Ну, давай.
И товарищ Максим свирепо взглянул на Иванова.
Тот взял женщину за руку и потянул к окну. Женщина не упиралась, потому что у гангстера был пистолет.
Иванов дошел до окна и остановился. Он не знал, что делать дальше.
Знал товарищ Максим.
Он подхватил стул и что было сил швырнул его в закрытое окно. Со звоном лопнуло и рассыпалось стекло. Сотни осколков звонким дождем посыпались вниз, на тротуар и мостовую. Стул упал на крышу полицейского автомобиля, расколотив мигалку.
Французские полицейские не растерялись, французские полицейские мгновенно разбежались по подворотням и упали за машины.
— Подтащи ее к окну, — сказал товарищ Максим. Иванов подвел женщину к самому окну.
— Дальше, дальше, — показал товарищ Максим.
Иванов подсадил заложницу за подоконник и встал рядом. Хотя, по идее, должен был сзади.
Товарищ Максим поднес к виску указательный палец.
— Чего? — не понял Иванов. Товарищ Максим пошевелил большим пальцем, изображая, что взводит курок.
— А-а... — наконец сообразил Иванов.
И показал пистолет.
Товарищ Максим оживленно закивал. И ободряюще улыбнулся.
Иванов замотал головой. Не хотел он пугать женщину.
Товарищ Максим показал кулак.
Иванов скис, но все же продолжал сопротивляться. Он боялся как-нибудь случайно застрелить женщину.
Тогда товарищ Максим был вынужден прибегнуть к более веской аргументации — он обхватил себя пальцами за глотку и, двигая ими, как ножницами, показал, как будет отрывать Иванову голову.
Спорить сразу расхотелось.
Иванов вздохнул, поднял пистолет и приставил его к виску женщины. Та закатила глаза и попыталась упасть в обморок.
— Держи ее! — показал товарищ Максим.
Иванов подхватил заложницу левой рукой, прижал к себе и оглянулся, чтобы понять, что делать дальше.
— Дальше, высунься дальше, — двигая руками от себя, показал товарищ Максим.
Иванов наклонился вперед.
Еще!
Наклонился еще. И посмотрел вниз.
Внизу рядком стояли полицейские машины, под машинами ползали Полицейские. Другие, чуть дальше, бежали вдоль домов, прижимаясь спинами к стенам, прячась в нишах и за случайными выступами. Еще дальше, поперек проезжей части и тротуаров, какие-то люди растягивали яркие стоп-ленты. И еще в воздухе, словно к Парижу приближались армады бомбардировщиков, дружно выли полицейские сирены.
Люди занимались делом. Но вдруг все разом замерли, подняли головы и стали смотреть в одну сторону. Стали смотреть на человека, высунувшегося в проем разбитого окна на четвертом этаже. Его силуэт угадывался в свете ночника, включенного где-то сзади в комнате. Человек стоял не один — прямо перед собой, перехватив левой рукой поперек туловища и прижав к себе, он удерживал женщину. Другая его рука была задрана на уровень груди. Не пустая рука... В ней был зажат пистолет с накрученным на ствол набалдашником глушителя, который буравил висок женщины.
Все замерли...
И женщина замерла, потому что, подумав, что ее собираются выбросить вниз, потеряла сознание.
И Иванов замер, так как не знал, что делать дальше.
— Что ты видишь? — спросил его сзади товарищ Максим. — Только не ори.
— Полицейские, — тихо ответил Иванов.
— Много?
— Много.
— Вот падлы, волки позорные... успели, значит... Что они делают?
— Ничего не делают. Сюда смотрят.
Товарищ Максим быстро соображал, что делать дальше...
Это они сейчас смотрят, а через минуту... Надо осадить их, отбить у них охоту к штурму. Сказать, что, если они начнут стрелять, если только дернутся, заложники тут же умрут.
Только как сказать, если они не понимают по-русски?..
А не надо говорить, надо по-другому...
— Ты вот что, ты пугни их, покажи, что мы не шутим, — приказал товарищ Максим.
— Как показать? — не понял Иванов.
— Очень просто... Взведи пистолет и выстрели в воздух. Нет, лучше вниз.
— Ладно, — согласился Иванов. — А как его взвести?
— Ты что?.. — поразился товарищ Максим. — Там же курок, сзади!..
— Ах да, — вспомнил Иванов возню с оружием в тире под присмотром генерала Трофимова. — Сейчас, сейчас...
И отжал большим пальцем курок. Отчего пришедшая в себя женщина, услышав сухой щелчок взведенного курка и почувствовав, как дернулся ствол пистолета, снова утратила сознание.
— Теперь стреляй!..
В пистолете не было обоймы, обойму товарищ Максим предусмотрительно и демонстративно из пистолета вытащил, когда передавал его Иванову. На всякий случай, чтобы не было соблазна выстрелить ему в спину. Но про еще один патрон забыл, про дополнительный, тот, что был в стволе. А теперь вспомнил.
— Стреляй!!
Иванов оторвал пистолет от головы заложницы, опустил ствол вниз, зажмурился и нажал на курок. Ничего не произошло.
— Ну, ты чего?
— Я стреляю, — извинительным тоном сказал Иванов.
— А предохранитель? Ты его с предохранителя снял?.. Опусти предохранитель, там, сбоку, придурок! — свирепо зашипел товарищ Максим.
— Ну да, конечно...
Иванов опустил флажок предохранителя и снова надавил пальцем на курок.
И снова выстрел не прозвучал, потому что на ствол был навинчен глушитель. Но эффект все равно был — пуля угодила в одну из полицейских машин, рассыпав лобовое стекло. Выброшенная отражателем гильза упала с высоты четвертого этажа на тротуар, отскочила и, звонко бренча, запрыгала по асфальту.
Высунувшиеся было из-под машин полицейские мгновенно занырнули обратно. И даже те, что были далеко, плюхнулись на животы и, быстро передвигая руками и ногами, поползли в подворотни.
— Внимание, всем укрыться, преступник вооружен, преступник открыл стрельбу, — заорали в рации полицейские командиры.
Хотя предупреждать никого не надо было, все и так все поняли.
Впрочем, нет, не все...
— Дьявол, он там, кажется, стрелять начал, — сказал один из полицейских, осаждавших дверь в квартиру, приложив к уху рацию.
И все разом отхлынули от двери и, обгоняя друг друга, побежали на нижний этаж.
Никто из полицейских и не подумал бросаться на приступ, на Западе умеют ценить жизнь и очень хорошо знают пункты служебных инструкций, которые гласят, что с вооруженными преступниками, взявшими заложников, должны разбираться спецподразделения, а все прочие лишь обеспечивать их работу, кроме отдельных, оговоренных в тех же инструкциях случаев, когда есть возможность обезвредить преступников без риска для жизни полицейских и плененных граждан...
В данном случае обезвредить преступника без угрозы для жизни заложников было невозможно. В принципе невозможно, потому что если попытаться убить террориста, то он почти наверняка успеет нажать на курок и застрелит женщину. Но даже если представить невозможное, представить, что не успеет, ее это все равно не спасет, так как заложница, наполовину высунувшись из окна, висит на высоте четвертого этажа, и если убить террориста, то он вместе со своей жертвой свалится вниз.
— Месье, успокойтесь, мы не хотим причинить вам вреда, мы готовы выслушать все ваши требования, — сказал в мегафон, действуя опять-таки строго в соответствии с инструкцией, какой-то полицейский чин.
— Чего они говорят? — спросил товарищ Максим. Иванов пожал плечами.
— Ладно, давай ее обратно, они все поняли, — распорядился товарищ Максим.
Иванов втянул женщину внутрь. Товарищ Максим набросил ей на голову одеяло и обмотал концы вокруг туловища. Ему менее всего нужно было, чтобы заложница видела, что вокруг нее происходит.
— Ну все, теперь пойди задерни все шторы, — сказал товарищ Максим. — И посмотри, что есть в холодильнике. Жрать охота — спасу нет.
Иванов прошел по квартире и задернул все шторы...
— Он задергивает шторы, — доложили ведущие наблюдение полицейские.
Террорист поступал так, как должен был поступить, — он лишил полицейских возможности наблюдать за его действиями...
— Эвакуируйте жильцов из близлежащих зданий, — распорядилось прибывшее на место происшествие полицейское начальство. — И оцепите прилегающую территорию...
Десятки полицейских разбежались по подъездам ближайших домов.
— Пардон, мадам, пардон, месье, мы вынуждены попросить вас на время покинуть помещение, — вежливо сообщали они. — Еще раз приносим вам извинения за причиненное беспокойство, — и препровождали жильцов к приготовленным для них автобусам.
Пожилых, больных и немощных жильцов выносили на носилках пожарные.
Никто не спорил, все подчинялись, потому что там спорить с властями не принято.
Квартал был очищен, и на место прибыли полицейские спецбригады.
— Где он? — спросил штатный полицейский психолог.
— Там, — показали ему на окна четвертого этажа.
— Месье, главное, успокоиться и не наделать глупостей, — бархатно, через специальную акустическую аппаратуру, позволяющую воспроизводить мельчайшие нюансы тембра голоса, сказал психолог. — Ведь у вас тоже есть мать, есть жена и, возможно, дети. Представьте, что кто-нибудь захватил их и угрожает им оружием. Разве вам не было бы жаль ваших близких? Но точно так же есть родители, дети, жены, мужья у ваших пленников...
В подъезд, под прикрытием речей психолога и пуленепробиваемых щитов, вошли криминалисты и, ползая на коленях, стали обмазывать ручки дверей, пластиковое покрытие перил и что только возможно специальным порошком, так как существовала вероятность, что террорист мог оставить на них отпечатки пальцев. А установить его личность в данной ситуации было крайне важно, так как это могло позволить прогнозировать его действия и более действенно вести психологическую обработку, привлекая к ней его близких, родственников и друзей.
В ближайшем от дома, где засел террорист, кафе собрался штаб антитеррористической операции.
— Сколько их? — спросил один из важных полицейских чинов.
— Кажется, один.
— А заложников?
— По меньшей мере четверо.
Один террорист был лучше, чем несколько. Потому что политические экстремисты никогда не действуют в одиночку. Один террорист, вполне вероятно, мог оказаться просто психом, наркоманом или обманутым мужем.
С психом или наркоманом можно было попытаться справиться без переговоров.
— Готовьтесь к штурму...
В трех ближайших кварталах выключили свет. На чердаки и крыши влезли полицейские снайперы, одетые в серые, плохо различимые в сумраке начавшегося рассвета комбинезоны. Заняли позиции за трубами и против слуховых окон.
На крышу дома, где засел террорист, поднялась группа захвата. Крепкие ребята в бронежилетах, касках с пуленепробиваемыми забралами, с пистолетами и электрошоковыми дубинками на боку, светошумовыми и слезоточивыми гранатами в подсумках жилетов, с короткоствольными автоматами поперек груди быстро и бесшумно надели, подогнали альпинистские, с черными не бликуюшими пряжками обвязки, закрепили веревки, спустились ближе к краю крыши. Теперь, как только поступит приказ, они прыгнут, скользнут вниз по стене, остановятся, замрут возле окон и разом, по команде, выбивая ногами стекла, нырнут в квартиру каждый через свое окно...
— Пятиминутная готовность! — объявили по рации всем задействованным в операции подразделениям.
Время пошло! Время, после которого террористам уже ничего не светило...
— Что они там задумали, что происходит? — нервничал, перебегая от окна к окну, товарищ Максим. — Глянь — свет вырубили! Зачем вырубили? — с тревогой спрашивал он сам себя, потому что в перегоревшие разом в нескольких кварталах пробки поверить не мог. Даром, что ли, несколько лет в спецназе оттрубил?
— Не иначе штурм готовят, волки позорные!..
В окна товарищ Максим, чтобы себя не демаскировать, не высовывался, наблюдая за улицей в небольшие щели, прорезанные кухонным ножом в шторах.
— Ах ты, сволочи! — вдруг ахнул он, обратив внимание на неясную кочку, выросшую возле трубы дома напротив. — Ах, падлы! Мочить нас решили!
И заметался по квартире, не зная, что делать. Потому что делать было нечего — напротив засели снайперы, которые, только высунься, — продырявят тебе голову. На крышу наверняка загнали спецназ, который будет вести штурм через окна. И, судя по всему, начнется в ближайшие минуты...
А чтобы не начался, нужно что-то придумать... Что-то, что заставит их остановиться и начать переговоры. Что-то...
Снайперы, разобрав окна, припали глазами к окулярам прицелов, сунули указательные пальцы в скобы спусковых крючков.
Группа захвата, отпустив самоспуски и натянув веревки, встала на срезе крыши, уперевшись ногами в водостоки. Им осталось лишь оттолкнуться от крыши ногами и упасть вниз...
Что-то надо...
Вдруг товарищ Максим остановился, замер. И, схватив Иванова за руку, побежал в прихожую. Рывком за воротник поднял одного заложника, другого, развернул лицами к стене. Спросил громко:
— Куда их?
И, пользуясь тем, что заложники его не видят, прошептал в самое ухо Иванову:
— Прикрикни на них. Скажи, что убьешь, если они не будут слушаться. И поверни пистолет в мою сторону.
И коротко, но сильно ударил Иванова под ребра.
— Ой! — сказал Иванов. — Не будете слушаться, убью...
— Пистолет! — одними губами сказал товарищ Максим.
Иванов развернул пистолет в его сторону.
Товарищ Максим стал пятиться назад, стал кивать и, схватив заложников за одежду, подтащил к окнам, расставив посреди оконных проемов и чуть раздвинул шторки.
— Вижу движение в квартире! — доложил один из снайперов. — Кто-то раздвинул шторы в третьем справа окне...
— В четвертом окне человек, — сказал в микрофон другой снайпер...
— Движение за шторой. Возможно, это террорист. Разрешите открыть огонь...
Группа захвата стравила еще несколько сантиметров веревки, отклонившись от вертикали и зависнув спинами над провалом улицы...
Товарищ Максим молча вывернул из руки Иванова пистолет и, на ходу вставляя обойму, побежал на кухню, к единственному окну, возле которого никто не стоял.
Он встал на колени сбоку от окна и очень осторожно отодвинул шторку. Он надеялся, что его не заметят, потому что все должны были смотреть на другие окна, туда, где мелькали фигуры заложников.
Он упер руку в подоконник, поймал в прорезь прицела трубу на крыше дома напротив и завалил ствол чуть вниз, к бесформенной куче тряпья на крыше...
— В окнах какие-то люди, — сообщили в штаб операции.
— Какие люди? Какие там могут быть люди?..
— В каждом окне люди!
— Так, может, это... Может, это!..
Бойцы группы захвата разом оттолкнулись от крыши, упали, но тут же, влекомые веревкой, были притянуты к стене, уперлись в нее ногами и, отпуская само — спуски, заскользили вниз, к окнам...
“Так это же заложники! — сообразили в штабе. — Он поставил к окнам заложников, чтобы перекрыть путь полицейским. Он подставил их вместо себя. Черт побери!..”
— Всем отбой! — закричали командиры. — Немедленно отбой!..
— Отбой! — зазвучал в наушниках приказ. — Всем отбой!..
Приготовившиеся к выстрелу снайперы выдохнули воздух и убрали слегка подрагивающие пальцы со спусковых крючков. Бойцы группы захвата остановились, повисли, бестолково болтаясь на веревках на уровне пятого этажа...
Все остановились...
Но было уже поздно!
Товарищ Максим выдохнул воздух, замер, на мгновенье окаменев мышцами, и плавно, чтобы не дрогнул ствол, надавил указательным пальцем на спусковой крючок.
Выстрел!
И тут же еще один! И еще... Чтобы наверняка!..
Куча тряпья дрогнула, вскинулась и поползла вниз по крыше, оставляя за собой черную мазаную полосу. Из-под нее вдруг выкатилась винтовка с оптическим прицелом и с шумом покатилась по черепице, упала вниз. И следом за ней, проскользнув сквозь прутья ограждения, рухнул вниз снайпер. Он шмякнулся на асфальт и замер, раскидав в стороны руки и ноги.
Все разом ахнули!
Террорист оказался хитрей и опытней, чем можно было предположить! Он оказался дьявольски хитер, потому что смог разгадать замысел полицейских и смог буквально в последние секунды сорвать его. Он закрыл окна, через которые должна была ворваться группа захвата, телами заложников, умудрился распознать замаскированного снайпера и смог попасть в него!..
— Покажись им! — приказал товарищ Максим. И сунул в руку Иванова сочащийся дымом пистолет. — Ну! А то я убью тебя!
Иванов взял пистолет и прошел к одному из окон.
— Встань сзади, — показал товарищ Максим. Иванов встал за заложником.
— Пистолет, подними пистолет! — ткнул себя указательным пальцем в правый висок товарищ Максим.
Иванов приставил ствол к виску заложника.
Товарищ Максим потянул в сторону штору...
Штора открылась. И уцелевшие снайперы, наблюдатели и многочисленные полицейские увидели испуганного, белого, как сама смерть, заложника и увидели террориста, который, прикрывшись заложником, стоял, приставив к его голове пистолет.
“Сейчас он убьет его! — мгновенно поняли все. — Убьет за то, что они осмелились на штурм!..”
Но террорист не стал стрелять, он постоял так не — сколько секунд и, отступив на шаг, скрылся в квартире. И в то же мгновение упала шторка.
Не понять его намерений было невозможно — он предупреждал, что, если полицейские попытаются сделать что-нибудь еще, если сделают хоть что-нибудь, он начнет убивать заложников. Как убил до того снайпера. Убил, как стало теперь очевидным, не для того чтобы предупредить выстрел, для того чтобы предупредить, что не шутит, что умеет стрелять и что готов стрелять. В том числе в заложников.
А раз так, то, значит, заложников взял не псих и не обманутый муж, а взял очень опытный и очень хладнокровный преступник. Ко всему прочему, очень хороший стрелок.
— Уберите снайперов и группу захвата, — распорядился принявший на себя командование операцией один из заместителей главы парижской криминальной полиции. — Мы не можем рисковать своими людьми. И не можем рисковать заложниками. Нам придется вступить с ним в переговоры.
И, помолчав, добавил:
— Судя по всему, мы имеем дело с профессионалом. А может быть, даже с суперпрофессионалом...
Его слова нашли скорое подтверждение. Через два часа криминалисты, проверившие все снятые с перил и ручек дверей подъезда отпечатки пальцев, сообщили, что, наряду с множеством других отпечатков, в подъезде обнаружены отпечатки пальцев Иванова Ивана. Хорошо известного в России, Германии, Швейцарии, а теперь и вот и во Франции профессионального убийцы.
Заместитель главы криминальной полиции прочитал имеющиеся в распоряжении французской полиции данные на Иванова, уже успевшего пристрелить в Париже шесть гражданских лиц и одного полицейского. И теперь вот еще одного — снайпера. И прочитал распечатку справки, полученной по линии Интерпола. Потом прочитал еще раз. И еще раз... Скомкал в кулаке бумагу и бросил ее на пол.
— Тогда все понятно, — сказал он.
И всем все сразу стало понятно. Понятно, почему у них ничего не получилось. И почему не могло получиться...
Потому что это был Иванов. Тот самый Иванов!..
И еще все, от зама главы криминальной полиции до рядового, поставленного в оцепление, полицейского, пожалели, что им так не повезло, что все случилось в их дежурство. Ни раньше, ни позже!..
Глава 43
Глава 44
Постучали.
И стали налегать плечом.
Дверь подалась, но ненамного, на несколько сантиметров, дальше ее не пускал упершийся в стену шкаф.
— Ты знаешь, как по-французски будет заложник? — спросил товарищ Максим.
Иванов отрицательно помотал головой.
— Плохо... Тогда так, берем одного из них и предъявляем фараонам, пока они стрелять не начали. Если покажем, то не будут, побоятся своих зацепить.
Пошли в прихожую!
Иванов пошел.
Товарищ Максим по-быстрому выдернул из-под кучи одежды и развязал одну из женщин.
— На, покажи ее в окно, — тихо сказал он. Сказал оправдательно-испуганным тоном. Значение слов, произнесенных по-русски, пленница все равно не понимала, а интонации должна была. Интонации на всех языках звучат примерно одинаково.
— Ну, давай.
И товарищ Максим свирепо взглянул на Иванова.
Тот взял женщину за руку и потянул к окну. Женщина не упиралась, потому что у гангстера был пистолет.
Иванов дошел до окна и остановился. Он не знал, что делать дальше.
Знал товарищ Максим.
Он подхватил стул и что было сил швырнул его в закрытое окно. Со звоном лопнуло и рассыпалось стекло. Сотни осколков звонким дождем посыпались вниз, на тротуар и мостовую. Стул упал на крышу полицейского автомобиля, расколотив мигалку.
Французские полицейские не растерялись, французские полицейские мгновенно разбежались по подворотням и упали за машины.
— Подтащи ее к окну, — сказал товарищ Максим. Иванов подвел женщину к самому окну.
— Дальше, дальше, — показал товарищ Максим.
Иванов подсадил заложницу за подоконник и встал рядом. Хотя, по идее, должен был сзади.
Товарищ Максим поднес к виску указательный палец.
— Чего? — не понял Иванов. Товарищ Максим пошевелил большим пальцем, изображая, что взводит курок.
— А-а... — наконец сообразил Иванов.
И показал пистолет.
Товарищ Максим оживленно закивал. И ободряюще улыбнулся.
Иванов замотал головой. Не хотел он пугать женщину.
Товарищ Максим показал кулак.
Иванов скис, но все же продолжал сопротивляться. Он боялся как-нибудь случайно застрелить женщину.
Тогда товарищ Максим был вынужден прибегнуть к более веской аргументации — он обхватил себя пальцами за глотку и, двигая ими, как ножницами, показал, как будет отрывать Иванову голову.
Спорить сразу расхотелось.
Иванов вздохнул, поднял пистолет и приставил его к виску женщины. Та закатила глаза и попыталась упасть в обморок.
— Держи ее! — показал товарищ Максим.
Иванов подхватил заложницу левой рукой, прижал к себе и оглянулся, чтобы понять, что делать дальше.
— Дальше, высунься дальше, — двигая руками от себя, показал товарищ Максим.
Иванов наклонился вперед.
Еще!
Наклонился еще. И посмотрел вниз.
Внизу рядком стояли полицейские машины, под машинами ползали Полицейские. Другие, чуть дальше, бежали вдоль домов, прижимаясь спинами к стенам, прячась в нишах и за случайными выступами. Еще дальше, поперек проезжей части и тротуаров, какие-то люди растягивали яркие стоп-ленты. И еще в воздухе, словно к Парижу приближались армады бомбардировщиков, дружно выли полицейские сирены.
Люди занимались делом. Но вдруг все разом замерли, подняли головы и стали смотреть в одну сторону. Стали смотреть на человека, высунувшегося в проем разбитого окна на четвертом этаже. Его силуэт угадывался в свете ночника, включенного где-то сзади в комнате. Человек стоял не один — прямо перед собой, перехватив левой рукой поперек туловища и прижав к себе, он удерживал женщину. Другая его рука была задрана на уровень груди. Не пустая рука... В ней был зажат пистолет с накрученным на ствол набалдашником глушителя, который буравил висок женщины.
Все замерли...
И женщина замерла, потому что, подумав, что ее собираются выбросить вниз, потеряла сознание.
И Иванов замер, так как не знал, что делать дальше.
— Что ты видишь? — спросил его сзади товарищ Максим. — Только не ори.
— Полицейские, — тихо ответил Иванов.
— Много?
— Много.
— Вот падлы, волки позорные... успели, значит... Что они делают?
— Ничего не делают. Сюда смотрят.
Товарищ Максим быстро соображал, что делать дальше...
Это они сейчас смотрят, а через минуту... Надо осадить их, отбить у них охоту к штурму. Сказать, что, если они начнут стрелять, если только дернутся, заложники тут же умрут.
Только как сказать, если они не понимают по-русски?..
А не надо говорить, надо по-другому...
— Ты вот что, ты пугни их, покажи, что мы не шутим, — приказал товарищ Максим.
— Как показать? — не понял Иванов.
— Очень просто... Взведи пистолет и выстрели в воздух. Нет, лучше вниз.
— Ладно, — согласился Иванов. — А как его взвести?
— Ты что?.. — поразился товарищ Максим. — Там же курок, сзади!..
— Ах да, — вспомнил Иванов возню с оружием в тире под присмотром генерала Трофимова. — Сейчас, сейчас...
И отжал большим пальцем курок. Отчего пришедшая в себя женщина, услышав сухой щелчок взведенного курка и почувствовав, как дернулся ствол пистолета, снова утратила сознание.
— Теперь стреляй!..
В пистолете не было обоймы, обойму товарищ Максим предусмотрительно и демонстративно из пистолета вытащил, когда передавал его Иванову. На всякий случай, чтобы не было соблазна выстрелить ему в спину. Но про еще один патрон забыл, про дополнительный, тот, что был в стволе. А теперь вспомнил.
— Стреляй!!
Иванов оторвал пистолет от головы заложницы, опустил ствол вниз, зажмурился и нажал на курок. Ничего не произошло.
— Ну, ты чего?
— Я стреляю, — извинительным тоном сказал Иванов.
— А предохранитель? Ты его с предохранителя снял?.. Опусти предохранитель, там, сбоку, придурок! — свирепо зашипел товарищ Максим.
— Ну да, конечно...
Иванов опустил флажок предохранителя и снова надавил пальцем на курок.
И снова выстрел не прозвучал, потому что на ствол был навинчен глушитель. Но эффект все равно был — пуля угодила в одну из полицейских машин, рассыпав лобовое стекло. Выброшенная отражателем гильза упала с высоты четвертого этажа на тротуар, отскочила и, звонко бренча, запрыгала по асфальту.
Высунувшиеся было из-под машин полицейские мгновенно занырнули обратно. И даже те, что были далеко, плюхнулись на животы и, быстро передвигая руками и ногами, поползли в подворотни.
— Внимание, всем укрыться, преступник вооружен, преступник открыл стрельбу, — заорали в рации полицейские командиры.
Хотя предупреждать никого не надо было, все и так все поняли.
Впрочем, нет, не все...
— Дьявол, он там, кажется, стрелять начал, — сказал один из полицейских, осаждавших дверь в квартиру, приложив к уху рацию.
И все разом отхлынули от двери и, обгоняя друг друга, побежали на нижний этаж.
Никто из полицейских и не подумал бросаться на приступ, на Западе умеют ценить жизнь и очень хорошо знают пункты служебных инструкций, которые гласят, что с вооруженными преступниками, взявшими заложников, должны разбираться спецподразделения, а все прочие лишь обеспечивать их работу, кроме отдельных, оговоренных в тех же инструкциях случаев, когда есть возможность обезвредить преступников без риска для жизни полицейских и плененных граждан...
В данном случае обезвредить преступника без угрозы для жизни заложников было невозможно. В принципе невозможно, потому что если попытаться убить террориста, то он почти наверняка успеет нажать на курок и застрелит женщину. Но даже если представить невозможное, представить, что не успеет, ее это все равно не спасет, так как заложница, наполовину высунувшись из окна, висит на высоте четвертого этажа, и если убить террориста, то он вместе со своей жертвой свалится вниз.
— Месье, успокойтесь, мы не хотим причинить вам вреда, мы готовы выслушать все ваши требования, — сказал в мегафон, действуя опять-таки строго в соответствии с инструкцией, какой-то полицейский чин.
— Чего они говорят? — спросил товарищ Максим. Иванов пожал плечами.
— Ладно, давай ее обратно, они все поняли, — распорядился товарищ Максим.
Иванов втянул женщину внутрь. Товарищ Максим набросил ей на голову одеяло и обмотал концы вокруг туловища. Ему менее всего нужно было, чтобы заложница видела, что вокруг нее происходит.
— Ну все, теперь пойди задерни все шторы, — сказал товарищ Максим. — И посмотри, что есть в холодильнике. Жрать охота — спасу нет.
Иванов прошел по квартире и задернул все шторы...
— Он задергивает шторы, — доложили ведущие наблюдение полицейские.
Террорист поступал так, как должен был поступить, — он лишил полицейских возможности наблюдать за его действиями...
— Эвакуируйте жильцов из близлежащих зданий, — распорядилось прибывшее на место происшествие полицейское начальство. — И оцепите прилегающую территорию...
Десятки полицейских разбежались по подъездам ближайших домов.
— Пардон, мадам, пардон, месье, мы вынуждены попросить вас на время покинуть помещение, — вежливо сообщали они. — Еще раз приносим вам извинения за причиненное беспокойство, — и препровождали жильцов к приготовленным для них автобусам.
Пожилых, больных и немощных жильцов выносили на носилках пожарные.
Никто не спорил, все подчинялись, потому что там спорить с властями не принято.
Квартал был очищен, и на место прибыли полицейские спецбригады.
— Где он? — спросил штатный полицейский психолог.
— Там, — показали ему на окна четвертого этажа.
— Месье, главное, успокоиться и не наделать глупостей, — бархатно, через специальную акустическую аппаратуру, позволяющую воспроизводить мельчайшие нюансы тембра голоса, сказал психолог. — Ведь у вас тоже есть мать, есть жена и, возможно, дети. Представьте, что кто-нибудь захватил их и угрожает им оружием. Разве вам не было бы жаль ваших близких? Но точно так же есть родители, дети, жены, мужья у ваших пленников...
В подъезд, под прикрытием речей психолога и пуленепробиваемых щитов, вошли криминалисты и, ползая на коленях, стали обмазывать ручки дверей, пластиковое покрытие перил и что только возможно специальным порошком, так как существовала вероятность, что террорист мог оставить на них отпечатки пальцев. А установить его личность в данной ситуации было крайне важно, так как это могло позволить прогнозировать его действия и более действенно вести психологическую обработку, привлекая к ней его близких, родственников и друзей.
В ближайшем от дома, где засел террорист, кафе собрался штаб антитеррористической операции.
— Сколько их? — спросил один из важных полицейских чинов.
— Кажется, один.
— А заложников?
— По меньшей мере четверо.
Один террорист был лучше, чем несколько. Потому что политические экстремисты никогда не действуют в одиночку. Один террорист, вполне вероятно, мог оказаться просто психом, наркоманом или обманутым мужем.
С психом или наркоманом можно было попытаться справиться без переговоров.
— Готовьтесь к штурму...
В трех ближайших кварталах выключили свет. На чердаки и крыши влезли полицейские снайперы, одетые в серые, плохо различимые в сумраке начавшегося рассвета комбинезоны. Заняли позиции за трубами и против слуховых окон.
На крышу дома, где засел террорист, поднялась группа захвата. Крепкие ребята в бронежилетах, касках с пуленепробиваемыми забралами, с пистолетами и электрошоковыми дубинками на боку, светошумовыми и слезоточивыми гранатами в подсумках жилетов, с короткоствольными автоматами поперек груди быстро и бесшумно надели, подогнали альпинистские, с черными не бликуюшими пряжками обвязки, закрепили веревки, спустились ближе к краю крыши. Теперь, как только поступит приказ, они прыгнут, скользнут вниз по стене, остановятся, замрут возле окон и разом, по команде, выбивая ногами стекла, нырнут в квартиру каждый через свое окно...
— Пятиминутная готовность! — объявили по рации всем задействованным в операции подразделениям.
Время пошло! Время, после которого террористам уже ничего не светило...
— Что они там задумали, что происходит? — нервничал, перебегая от окна к окну, товарищ Максим. — Глянь — свет вырубили! Зачем вырубили? — с тревогой спрашивал он сам себя, потому что в перегоревшие разом в нескольких кварталах пробки поверить не мог. Даром, что ли, несколько лет в спецназе оттрубил?
— Не иначе штурм готовят, волки позорные!..
В окна товарищ Максим, чтобы себя не демаскировать, не высовывался, наблюдая за улицей в небольшие щели, прорезанные кухонным ножом в шторах.
— Ах ты, сволочи! — вдруг ахнул он, обратив внимание на неясную кочку, выросшую возле трубы дома напротив. — Ах, падлы! Мочить нас решили!
И заметался по квартире, не зная, что делать. Потому что делать было нечего — напротив засели снайперы, которые, только высунься, — продырявят тебе голову. На крышу наверняка загнали спецназ, который будет вести штурм через окна. И, судя по всему, начнется в ближайшие минуты...
А чтобы не начался, нужно что-то придумать... Что-то, что заставит их остановиться и начать переговоры. Что-то...
Снайперы, разобрав окна, припали глазами к окулярам прицелов, сунули указательные пальцы в скобы спусковых крючков.
Группа захвата, отпустив самоспуски и натянув веревки, встала на срезе крыши, уперевшись ногами в водостоки. Им осталось лишь оттолкнуться от крыши ногами и упасть вниз...
Что-то надо...
Вдруг товарищ Максим остановился, замер. И, схватив Иванова за руку, побежал в прихожую. Рывком за воротник поднял одного заложника, другого, развернул лицами к стене. Спросил громко:
— Куда их?
И, пользуясь тем, что заложники его не видят, прошептал в самое ухо Иванову:
— Прикрикни на них. Скажи, что убьешь, если они не будут слушаться. И поверни пистолет в мою сторону.
И коротко, но сильно ударил Иванова под ребра.
— Ой! — сказал Иванов. — Не будете слушаться, убью...
— Пистолет! — одними губами сказал товарищ Максим.
Иванов развернул пистолет в его сторону.
Товарищ Максим стал пятиться назад, стал кивать и, схватив заложников за одежду, подтащил к окнам, расставив посреди оконных проемов и чуть раздвинул шторки.
— Вижу движение в квартире! — доложил один из снайперов. — Кто-то раздвинул шторы в третьем справа окне...
— В четвертом окне человек, — сказал в микрофон другой снайпер...
— Движение за шторой. Возможно, это террорист. Разрешите открыть огонь...
Группа захвата стравила еще несколько сантиметров веревки, отклонившись от вертикали и зависнув спинами над провалом улицы...
Товарищ Максим молча вывернул из руки Иванова пистолет и, на ходу вставляя обойму, побежал на кухню, к единственному окну, возле которого никто не стоял.
Он встал на колени сбоку от окна и очень осторожно отодвинул шторку. Он надеялся, что его не заметят, потому что все должны были смотреть на другие окна, туда, где мелькали фигуры заложников.
Он упер руку в подоконник, поймал в прорезь прицела трубу на крыше дома напротив и завалил ствол чуть вниз, к бесформенной куче тряпья на крыше...
— В окнах какие-то люди, — сообщили в штаб операции.
— Какие люди? Какие там могут быть люди?..
— В каждом окне люди!
— Так, может, это... Может, это!..
Бойцы группы захвата разом оттолкнулись от крыши, упали, но тут же, влекомые веревкой, были притянуты к стене, уперлись в нее ногами и, отпуская само — спуски, заскользили вниз, к окнам...
“Так это же заложники! — сообразили в штабе. — Он поставил к окнам заложников, чтобы перекрыть путь полицейским. Он подставил их вместо себя. Черт побери!..”
— Всем отбой! — закричали командиры. — Немедленно отбой!..
— Отбой! — зазвучал в наушниках приказ. — Всем отбой!..
Приготовившиеся к выстрелу снайперы выдохнули воздух и убрали слегка подрагивающие пальцы со спусковых крючков. Бойцы группы захвата остановились, повисли, бестолково болтаясь на веревках на уровне пятого этажа...
Все остановились...
Но было уже поздно!
Товарищ Максим выдохнул воздух, замер, на мгновенье окаменев мышцами, и плавно, чтобы не дрогнул ствол, надавил указательным пальцем на спусковой крючок.
Выстрел!
И тут же еще один! И еще... Чтобы наверняка!..
Куча тряпья дрогнула, вскинулась и поползла вниз по крыше, оставляя за собой черную мазаную полосу. Из-под нее вдруг выкатилась винтовка с оптическим прицелом и с шумом покатилась по черепице, упала вниз. И следом за ней, проскользнув сквозь прутья ограждения, рухнул вниз снайпер. Он шмякнулся на асфальт и замер, раскидав в стороны руки и ноги.
Все разом ахнули!
Террорист оказался хитрей и опытней, чем можно было предположить! Он оказался дьявольски хитер, потому что смог разгадать замысел полицейских и смог буквально в последние секунды сорвать его. Он закрыл окна, через которые должна была ворваться группа захвата, телами заложников, умудрился распознать замаскированного снайпера и смог попасть в него!..
— Покажись им! — приказал товарищ Максим. И сунул в руку Иванова сочащийся дымом пистолет. — Ну! А то я убью тебя!
Иванов взял пистолет и прошел к одному из окон.
— Встань сзади, — показал товарищ Максим. Иванов встал за заложником.
— Пистолет, подними пистолет! — ткнул себя указательным пальцем в правый висок товарищ Максим.
Иванов приставил ствол к виску заложника.
Товарищ Максим потянул в сторону штору...
Штора открылась. И уцелевшие снайперы, наблюдатели и многочисленные полицейские увидели испуганного, белого, как сама смерть, заложника и увидели террориста, который, прикрывшись заложником, стоял, приставив к его голове пистолет.
“Сейчас он убьет его! — мгновенно поняли все. — Убьет за то, что они осмелились на штурм!..”
Но террорист не стал стрелять, он постоял так не — сколько секунд и, отступив на шаг, скрылся в квартире. И в то же мгновение упала шторка.
Не понять его намерений было невозможно — он предупреждал, что, если полицейские попытаются сделать что-нибудь еще, если сделают хоть что-нибудь, он начнет убивать заложников. Как убил до того снайпера. Убил, как стало теперь очевидным, не для того чтобы предупредить выстрел, для того чтобы предупредить, что не шутит, что умеет стрелять и что готов стрелять. В том числе в заложников.
А раз так, то, значит, заложников взял не псих и не обманутый муж, а взял очень опытный и очень хладнокровный преступник. Ко всему прочему, очень хороший стрелок.
— Уберите снайперов и группу захвата, — распорядился принявший на себя командование операцией один из заместителей главы парижской криминальной полиции. — Мы не можем рисковать своими людьми. И не можем рисковать заложниками. Нам придется вступить с ним в переговоры.
И, помолчав, добавил:
— Судя по всему, мы имеем дело с профессионалом. А может быть, даже с суперпрофессионалом...
Его слова нашли скорое подтверждение. Через два часа криминалисты, проверившие все снятые с перил и ручек дверей подъезда отпечатки пальцев, сообщили, что, наряду с множеством других отпечатков, в подъезде обнаружены отпечатки пальцев Иванова Ивана. Хорошо известного в России, Германии, Швейцарии, а теперь и вот и во Франции профессионального убийцы.
Заместитель главы криминальной полиции прочитал имеющиеся в распоряжении французской полиции данные на Иванова, уже успевшего пристрелить в Париже шесть гражданских лиц и одного полицейского. И теперь вот еще одного — снайпера. И прочитал распечатку справки, полученной по линии Интерпола. Потом прочитал еще раз. И еще раз... Скомкал в кулаке бумагу и бросил ее на пол.
— Тогда все понятно, — сказал он.
И всем все сразу стало понятно. Понятно, почему у них ничего не получилось. И почему не могло получиться...
Потому что это был Иванов. Тот самый Иванов!..
И еще все, от зама главы криминальной полиции до рядового, поставленного в оцепление, полицейского, пожалели, что им так не повезло, что все случилось в их дежурство. Ни раньше, ни позже!..
Глава 43
— ...все потерпевшие были русскими, что позволяет, — монотонно говорил Пьер Эжени.
Но договорить не успел, потому что заседание было прервано. Было прервано в самом начале и буквально на полуслове.
— ...позволяет предположить, что Иванов...
Одним рывком распахнулась дверь, и в кабинет ворвался чем-то очень взволнованный полицейский.
Он не сказал “разрешите”, не сказал “здравствуйте”, а сразу, почти бегом, прошел к Пьеру Эжени. И, склонившись над ним и приблизив губы к его уху, что-то быстро прошептал.
Пьер побледнел.
И сел.
— Да, — сказал он. — Вы были правы. Кто прав?.. В чем прав?.. Что случилось?..
— Он нашелся.
— Кто нашелся? — спросили, ничего не поняв, присутствующие.
— Иванов, — ответил Пьер. — Вы были правы, генерал, Иванов нашелся. Он взял заложников. В самом центре Парижа. И уже убил полицейского снайпера...
— Пятьдесят шесть, — обреченно прошептал генерал.
— И еще одного человека в том доме.
— Пятьдесят семь...
— У нас объявлена общая тревога, — извинился Пьер. — По всему городу. Все едут ловить Иванова... И быстро пошел к двери.
И тут же, устремляясь вслед за ним, вскочили на ноги генерал Трофимов и майор Проскурин.
— Мы едем с вами! — категорически заявил генерал ФСБ, числившийся в документах майором милиции.
— Едем! — подвердил майор, он же лейтенант милиции Проскурин.
— Тогда мы тоже! — быстро среагировали следователи, откомандированные следить за Трофимовым и Проскуриным.
— А мы?.. И мы!.. — дружно сказали остальные. — Вот только... Вот только нам бы оружие...
— Я не могу дать вам оружие, это запрещено. На это требуется разрешение министра, — развел руками Пьер.
— Но там Иванов! — сказал за всех генерал. — Иванов!!.
Секунду посомневавшись, Пьер вышел из кабинета. А когда вернулся — вывалил на стол гору бронежилетов, армейских касок, дубинок и газовых пистолетов.
— В ружье! — тихо скомандовал генерал.
И генералы, полковники, подполковники и просто майоры с капитанами стали, пыхтя, натягивать на себя бронежилеты и надевать каски.
Это напоминало мобилизацию... Собственно говоря, это и была мобилизация... мобилизация всех сил против особо опасного преступника. Против Иванова...
Но договорить не успел, потому что заседание было прервано. Было прервано в самом начале и буквально на полуслове.
— ...позволяет предположить, что Иванов...
Одним рывком распахнулась дверь, и в кабинет ворвался чем-то очень взволнованный полицейский.
Он не сказал “разрешите”, не сказал “здравствуйте”, а сразу, почти бегом, прошел к Пьеру Эжени. И, склонившись над ним и приблизив губы к его уху, что-то быстро прошептал.
Пьер побледнел.
И сел.
— Да, — сказал он. — Вы были правы. Кто прав?.. В чем прав?.. Что случилось?..
— Он нашелся.
— Кто нашелся? — спросили, ничего не поняв, присутствующие.
— Иванов, — ответил Пьер. — Вы были правы, генерал, Иванов нашелся. Он взял заложников. В самом центре Парижа. И уже убил полицейского снайпера...
— Пятьдесят шесть, — обреченно прошептал генерал.
— И еще одного человека в том доме.
— Пятьдесят семь...
— У нас объявлена общая тревога, — извинился Пьер. — По всему городу. Все едут ловить Иванова... И быстро пошел к двери.
И тут же, устремляясь вслед за ним, вскочили на ноги генерал Трофимов и майор Проскурин.
— Мы едем с вами! — категорически заявил генерал ФСБ, числившийся в документах майором милиции.
— Едем! — подвердил майор, он же лейтенант милиции Проскурин.
— Тогда мы тоже! — быстро среагировали следователи, откомандированные следить за Трофимовым и Проскуриным.
— А мы?.. И мы!.. — дружно сказали остальные. — Вот только... Вот только нам бы оружие...
— Я не могу дать вам оружие, это запрещено. На это требуется разрешение министра, — развел руками Пьер.
— Но там Иванов! — сказал за всех генерал. — Иванов!!.
Секунду посомневавшись, Пьер вышел из кабинета. А когда вернулся — вывалил на стол гору бронежилетов, армейских касок, дубинок и газовых пистолетов.
— В ружье! — тихо скомандовал генерал.
И генералы, полковники, подполковники и просто майоры с капитанами стали, пыхтя, натягивать на себя бронежилеты и надевать каски.
Это напоминало мобилизацию... Собственно говоря, это и была мобилизация... мобилизация всех сил против особо опасного преступника. Против Иванова...
Глава 44
К магазину строительных материалов “Самоделкин” на полной скорости подъехала милицейская машина с включенной мигалкой. Заскрежетали тормоза. Разом распахнулись дверцы.
Прохожие остановились, думая, что увидят сейчас захват преступников.
Но преступников не было. Три милиционера еще почти на ходу выскочили из машины и побежали к входу в магазин. Руками и дубинками они растолкали зевак и ворвались внутрь.
— Где у вас продавщица Иванова? — крикнули они.
— Какая Иванова? — растерялся охранник на входе.
— Вера Иванова. Ну, быстро!
— Ах, Иванова... — пришел в себя охранник. — Она сегодня работает на четвертой кассе. Милиционеры сорвались с места.
— Где здесь четвертая касса?
— Там, с краю.
Вера Иванова перебирала продукты в корзинке, когда к ней подбежали милиционеры.
— Иванова? — спросили они.
— Я?.. Да, Иванова...
— Вера?
— Вера.
Больше милиционеры ничего не спрашивали. Они схватили Иванову за халат, выволокли из кассы и понесли к выходу.
— Ой, что вы делаете?.. Отпустите меня! — орала как резаная женщина и пыталась брыкаться. Но милиционеры на это внимания не обращали.
Они вытащили Иванову на улицу и сунули в машину. И прыгнули туда же сами.
— Поехали!
Водитель вдавил педаль газа в пол, и машина рванулась с места...
— Теперь гони!..
На правила, знаки и встречные машины внимания не обращали. Перекрестки проскакивали на красный, врубив мигалку.
Мгновенно проскочили центр, выехали за город и покатили на юг.
— Это ваш паспорт? — спросил один из милиционеров, предъявляя паспорт.
— Да, мой, — призналась Иванова, открыв страницу с фотографией.
— И ваш заграничный? — передал ей милиционер еще один, заграничный паспорт.
— Тоже мой... А откуда они у вас? — заподозрила неладное женщина. — Вы... вы не милиционеры!.. Вы воры! Бандиты! Куда вы меня везете!?
— Куда надо, — отвечали ей. Куда — стало ясно через четверть часа. Возле указателя “Аэропорт” машина резко свернула направо...
— Остановись здесь.
Водитель затормозил.
Иванову вытолкали из машины, подхватили под руки и потащили к входу в аэровокзал. С крыльца к ним навстречу бросился какой-то майор.
— Она? — спросил он.
— Она! — уверенно ответили милиционеры.
— Молодцы! — похвалил майор. — Успели! По пятьсот рублей премия и три дня отгулов...
И, перехватив Иванову, побежал к входу в аэропорт. И оттуда побежал прямиком к регистрационной стойке.
— Она? — спросил подполковник возле стойки.
— Она!
— Давайте ее сюда!
Несколько милиционеров, навалившись, сгребли в сторону очередь, пропуская к окну Иванову.
— Спецбронь! — сказал подполковник. И сунул в окошко какую-то бумагу, билеты и паспорт Ивановой.
— Поторопитесь, пожалуйста, посадка уже закончена, — сказала девушка за стойкой.
Милиционеры погнали Иванову на посадку.
Ее пропихнули через дугу металлоискателя и подтащили к стойке, где сидел пограничник.
Прохожие остановились, думая, что увидят сейчас захват преступников.
Но преступников не было. Три милиционера еще почти на ходу выскочили из машины и побежали к входу в магазин. Руками и дубинками они растолкали зевак и ворвались внутрь.
— Где у вас продавщица Иванова? — крикнули они.
— Какая Иванова? — растерялся охранник на входе.
— Вера Иванова. Ну, быстро!
— Ах, Иванова... — пришел в себя охранник. — Она сегодня работает на четвертой кассе. Милиционеры сорвались с места.
— Где здесь четвертая касса?
— Там, с краю.
Вера Иванова перебирала продукты в корзинке, когда к ней подбежали милиционеры.
— Иванова? — спросили они.
— Я?.. Да, Иванова...
— Вера?
— Вера.
Больше милиционеры ничего не спрашивали. Они схватили Иванову за халат, выволокли из кассы и понесли к выходу.
— Ой, что вы делаете?.. Отпустите меня! — орала как резаная женщина и пыталась брыкаться. Но милиционеры на это внимания не обращали.
Они вытащили Иванову на улицу и сунули в машину. И прыгнули туда же сами.
— Поехали!
Водитель вдавил педаль газа в пол, и машина рванулась с места...
— Теперь гони!..
На правила, знаки и встречные машины внимания не обращали. Перекрестки проскакивали на красный, врубив мигалку.
Мгновенно проскочили центр, выехали за город и покатили на юг.
— Это ваш паспорт? — спросил один из милиционеров, предъявляя паспорт.
— Да, мой, — призналась Иванова, открыв страницу с фотографией.
— И ваш заграничный? — передал ей милиционер еще один, заграничный паспорт.
— Тоже мой... А откуда они у вас? — заподозрила неладное женщина. — Вы... вы не милиционеры!.. Вы воры! Бандиты! Куда вы меня везете!?
— Куда надо, — отвечали ей. Куда — стало ясно через четверть часа. Возле указателя “Аэропорт” машина резко свернула направо...
— Остановись здесь.
Водитель затормозил.
Иванову вытолкали из машины, подхватили под руки и потащили к входу в аэровокзал. С крыльца к ним навстречу бросился какой-то майор.
— Она? — спросил он.
— Она! — уверенно ответили милиционеры.
— Молодцы! — похвалил майор. — Успели! По пятьсот рублей премия и три дня отгулов...
И, перехватив Иванову, побежал к входу в аэропорт. И оттуда побежал прямиком к регистрационной стойке.
— Она? — спросил подполковник возле стойки.
— Она!
— Давайте ее сюда!
Несколько милиционеров, навалившись, сгребли в сторону очередь, пропуская к окну Иванову.
— Спецбронь! — сказал подполковник. И сунул в окошко какую-то бумагу, билеты и паспорт Ивановой.
— Поторопитесь, пожалуйста, посадка уже закончена, — сказала девушка за стойкой.
Милиционеры погнали Иванову на посадку.
Ее пропихнули через дугу металлоискателя и подтащили к стойке, где сидел пограничник.