Ильин Андрей. Универсальный солдатик

   — Вы когда-нибудь подглядывали за голыми женщинами?
   — Нет, никогда.
   Новая отметка.
   — Вы сбегали с уроков в школе?
   — Обманывали родителей или учителей?
   — Воровали?..
   Ответы на заданные вопросы позволяли задать масштаб реакций объекта на правду и ложь. Закрепленные на теле датчики регистрировали частоту и ритм сердечных сокращений, объем вдыхаемого-выдыхаемого воздуха, напряженность мышц, электропроводимость кожи и еще несколько психофизиологических параметров, которые изменялись в зависимости от степени волнения испытуемого. Специалисты называют такую процедуру калибровкой.
   — Вы изменяли жене?
   — Вводили в заблуждение налоговые службы при заполнении декларации?..
   По экрану ноутбука быстро бежали разноцветные, вздрагивающие при каждом вопросе, мечущиеся вверх и вниз линии.
   — Вы когда-нибудь ненавидели человека до такой степени, что хотели его убить?
   — Вы употребляли наркотики?..
   Джон Пиркс безоговорочно верил детектору лжи, потому что имел возможность наблюдать его в действии. И, что гораздо хуже, имел возможность испытать его на себе, потому что всех работников ЦРУ периодически проверяют на детекторе. Эту машинку обмануть было невозможно. Эта — машинка раскалывала даже самых виртуозных лгунов, потому что даже самые гениальные лгуны не умеют управлять потоотделением и частотой сердечных сокращений.
   — Я готов, — сообщил “доктор”. На чем безобидные вопросы закончились. И начались обидные.
   — Вы преступник?
   — Нет.
   — Вы убивали когда-нибудь людей?
   — Что вы!
   — Отвечайте только “да” или “нет”.
   — Нет!
   — Вы работали в министерстве обороны, КГБ, ФСБ, ГРУ, внешней разведке, других спецслужбах?
   — Нет!
   — Ваше воинское звание майор?
   — Какой майор, я никогда...
   — Отвечайте только да или нет.
   — Нет.
   — Вы хорошо стреляете из пистолета?
   — Нет.
   — Вы знаете кого-нибудь из сотрудников КГБ, ФСБ, ГРУ, внешней разведки?
   — Сколько раз вам можно!..
   — Да или нет.
   — Нет!
   — Вы имеете правительственные награды?
   — А золотой значок ГТО считается?
   — Отвечайте только да или нет?
   — Тогда да!..
   Через три часа опрос был закончен.
   Джон Пиркс напряженно наблюдал за оператором полиграфа, который обсчитывал результат. То, что Иванов солгал, и солгал не однажды, было понятно — все врут, но важно было знать, в какой группе вопросов процент лжи будет максимальный.
   Полиграфолог стучал по клавишам, отдувался, массировал пальцами виски, снова стучал и снова отдувался.
   — Странно, — тихо бормотал он. — Очень странно... Вот здесь... И здесь тоже...
   — Что, что такое? — не выдержав, спросил Джон Пиркс.
   — Может, это программа сбоит? — сам себя спросил полиграфолог. — Ну-ка, идите сюда.
   Джон Пиркс подошел. “Доктор” нацепил ему на палец прищепку.
   — Вы изменяли жене? — спросил он, не отрывая глаз от экрана.
   — Нет, — солгал Джон.
   — А способны предать интересы Америки, если вам предложат деньги?
   — Какие? — автоматически уточнил Джон Пиркс. Но тут же поправился. — Нет, конечно!
   — Ну вот же, — показал полиграфолог на заметавшиеся разноцветные линии. — Явная ложь.
   — А у него? — спросил Джон Пиркс.
   — А у него все ложь!
   — В каком смысле?
   — Во всех смыслах — он врет в каждом ответе.
   — И в первом тоже? — поразился Джон Пиркс. Оператор вернулся к началу теста.
   — И в первом тоже.
   Первый вопрос касался фамилии испытуемого.
   — То есть ответив утвердительно на вопрос: Иванов он или нет, он солгал. Из чего следует, что он не Иванов? — напряженно спросил Джон Пиркс.
   — Ничего из этого не следует, — разочаровал его полиграфолог. — Стопроцентной лжи не бывает. Программа построена так, что десятая часть вопросов двойного истолкования не имеет. Например, вот этот — двадцать второй — ваш пол.
   — И что он ответил?
   — Ответил, что мужской. А полиграф показал, что он врет!
   — Может, он этот... трансвестит, — предположил Джон Пиркс.
   — А здесь, — ткнул пальцем в опросник “доктор”, — здесь спрашивается, хочет ли он получить в подарок миллион долларов. Он ответил — да, а машина показала, что нет.
   Это уже был точно абсурд. По крайней мере с точки зрения американца абсурд.
   — И дальше... — продолжал показывать полиграфолог. — И вот здесь... Он врет в каждом вопросе! Ну просто в каждом!
   — Зачем? — спросил Джон Пиркс.
   — Ну откуда я знаю!.. — всплеснул руками оператор. — Правда, когда я учился, нам говорили, что существует такой, правда, чисто теоретический способ обмануть машину.
   — Так, так!.. — заинтересовался Джон Пиркс. — И что для этого нужно делать?
   — Нужно бояться. Беспрерывно бояться. Фоном бояться... Ведь по сути полиграф регистрирует психофизиологические реакции организма на стресс, вызванный тем, что человек слышит неприятный или опасный для него вопрос. Но если человек вызывает такое состояние изначально, то картинка неизбежно смазывается, потому что никаких колебаний в параметрах состояния не будет, будет бесконечный пик. Так, например, невозможно исследовать индивидуума, который только что испытал сильное нервное потрясение.
   — То есть если заставить себя бояться, то на этом фоне уловить реакцию на опасный вопрос будет невозможно? — уточнил Джон Пиркс.
   — Совершенно верно, — согласился оператор детектора лжи. — Хотя представить человека, который способен управлять своими эмоциями до такой степени, чтобы заблокировать полиграф... Представить такое крайне трудно. Просто невозможно!..
   Джон Пиркс взглянул на испуганно сжавшегося в кресле Иванова.
   Действительно трудно. Очень трудно... Но, кажется, придется...
   — Спасибо доктор, — поблагодарил Джон Пиркс. — Вы свободны.
   И когда полиграфолог ушел, подозвал к себе следователей.
   — Все, — сказал он. — Можно считать, что научные методы себя исчерпали. Дальше будем действовать иначе. Будем действовать, как в боевых условиях. Как во Вьетнаме!.. Всем все ясно?
   — Ясно! — ответили следователи.
   И тоже посмотрели на Иванова. Даже как-то с сочувствием посмотрели. Потому что, если как во Вьетнаме, то он скажет все, потому что не только он скажет — любой скажет!.. Теперь — скажет!..

Глава 56

   И кто бы мог подумать, что рядовой, пусть даже убивший полсотни людей урка станет причиной дипломатической войны на самом высоком уровне!..
   Вначале в министерство внутренних дел Франции пришло поздравление в связи с успешным завершением — почему-то — совместной операции по поимке особо опасного преступника... Совместной, возможно, потому, что за атакующими цепями французских полицейских, штурмующих русского гангстера, наблюдала представительная делегация российского МВД.
   Кроме того, в поздравлении высказывалась надежда, что впредь контакты полицейских двух стран станут еще более тесными, для чего предлагалось сделать поездки российских милиционеров в Париж доброй, по возможности ежемесячной, традицией...
   На чем обмен любезностями закончился. Потому что в следующем письме министр внутренних дел потребовал выдать принадлежащего России преступника Иванова, грозя в противном случае не посылать русских милиционеров в Париж.
   Французский коллега ответил, что рад бы всей душой, но не может, так как гражданин России Иванов совершил ряд преступлений на территории Франции и поэтому в соответствии с французскими законами должен предстать перед французским судом.
   Но тогда все российские убийцы, насильники и изменники станут убегать во Францию, совершать там мелкие правонарушения, чтобы таким образом избежать наказания в своей стране, предупредил российский министр.
   — Одно дело, мелкие правонарушения и совсем другое — убийство пяти полицейских! — справедливо возразил французский министр.
   — В таком случае мы перестанем принимать обратно в Россию высланных из Франции русских проституток! — пригрозила российская сторона.
   — Тогда мы будем отправлять их на Украину, а дорогу в Россию они сами как-нибудь найдут, — быстро нашлись французы.
   На чем переписка силовых министров зашла в тупик. И за дело взялись дипломаты.
   — Верните нам Иванова! — по-хорошему попросил российский МИД.
   — На каком основании? — потребовали разъяснений их французские коллеги.
   — На том, что он гражданин России, которая, имея территорию, равную одной шестой суши, не может себе позволить разбрасываться людьми, пусть даже такими.
   — Если бы он был просто гражданин, мы бы отдали. Но он не просто, — отказали французы.
   — Тогда отдайте как не просто... Как опасного преступника, совершившего на территории суверенной России ряд особо тяжких преступлений, — ответили российские дипломаты нотой, ссылаясь на параграфы международных соглашений.
   — Но у нас тоже тяжких! — возразили французы, ссылаясь на другие параграфы тех же самых соглашений.
   — С вами мы как-нибудь договоримся, — пообещали российские дипломаты.
   — А как же тогда быть с американцами? — поинтересовались французы. — Они тоже требуют выдачи Иванова, который, не будучи на территории США, но имея контакты с подданными данной страны, изнасиловал пожилую негритянку, оскорбил действием полицейского и нанес урон обороноспособности Нового Света.
   И как быть с швейцарцами и немцами, где русский Иванов тоже успел отличиться?..
   На что русские предложили посчитать, граждан какой страны Иванов убил больше, и туда его и выдать.
   Тут и считать было нечего, потому что в России жертв Иванова было больше. А раз так, то и судиться, и отбывать наказание Иванов должен на родине!
   Но французы уперлись. Причем так уперлись, что просто ни в какую!
   — Зачем вам Иванов? Зачем эта головная боль? Вам что, своих убийц мало? — в частном разговоре удивлялся один из российских чиновников, позвонивший своему французскому коллеге. — Отдайте нам его по-тихому, а мы вам пару шпионов вернем, которые еще со времен Советского Союза сидят.
   — Это не наши шпионы, это ваши предатели. Зачем они нам теперь? — отказывался французский собеседник.
   — Ну тогда просто отдайте, по-приятельски, за деньги или за нефть.
   — Рад бы, но его дело наделало во Франции слишком большой шум.
   — А мы вот возьмем, обидимся и закроем все представительства французских фирм в Москве, — срывался на угрозы русский чиновник.
   — И оставите своих женщин без косметики и модной одежды, — не очень-то и пугался француз. — А это революционная ситуация.
   Что верно — то верно. Женщин в России больше, чем мужчин, они более активны, чем мужчины, и если их оставить без косметики... Это даже хуже, чем если мужиков без водки.
   — Ну сделай хоть что-нибудь, — просил, быстро остыв, русский чиновник. — А я тебе такой прием устрою... Такую баньку! Хоть даже охоту на белого медведя!
   — Постараюсь, — обещал французский чиновник.
   Но сделать ничего не мог.
   И никто не мог.
   Наверное, мог наш президент — пообещав нефть, баньку и белого медведя их президенту. Но объяснить ему, почему первое лицо государства должно хлопотать перед другим первым лицом за какого-то убийцу, было затруднительно. А вводить в курс дела рискованно.
   Оставалось плюнуть на это дело и оставить Иванова в покое.
   Или...
   Или не оставлять. Потому что общеизвестно, что неподконтрольное течение событий имеет тенденцию развития в худшую сторону. Всегда только в худшую...
   И значит, остается одно... Остается — “или”...

Глава 57

   Возле дома старшего следователя парижской криминальной полиции Пьера Эжени снова наблюдалось оживление — на скамейке под навесом остановки городского автобуса постоянно сидели какие-то парни, которые читали один и тот же журнал. Если к ним обращались с каким-нибудь вопросом, они ничего не отвечали, испуганно переглядываясь и мотая головами, наверное, пытаясь объяснить, что они глухонемые. Но когда мимо проезжала машина Пьера, они вдруг разом вскакивали на ноги и громко кричали на непонятном языке:
   — Эй, ты, стой!
   И показывали на стоящий в ногах кейс.
   Пьер отворачивался, делая вид, что никого и ничего не видит, и проезжал мимо.
   Парни недовольно бормотали что-то себе под нос и снова садились. И сидели до вечера, до возвращения следователя домой. Вечером они снова бросались к машине, размахивая в воздухе кейсом.
   Конечно, парней можно было убрать — ничего не стоило убрать, достаточно было позвонить в ближайший полицейский участок. Но там незнакомцы наверняка расскажут, кто они такие и зачем и к кому сюда приехали. Начнутся разборки, и Пьеру, вместо того чтобы нормально работать, придется писать отписки, доказывая, что он никому ни в чем не помогал, ничего не обещал, никаких денег не брал, что чист перед богом, законом и совестью.
   Нет, лучше этих типов просто не замечать, тем более что границы частной собственности они не нарушают. В конце концов не вечно же они здесь будут сидеть...
   Пьер не мог предположить, что эти парни были готовы сидеть здесь вечно. Не потому, что хотели, потому, что так Папа сказал... Папа сказал:
   — Хоть год там торчите, но чтобы “бабки” в лапу дать!
   Вот они и сидели. А этот французский мент, падла, ни в какую!.. Цену, что ли, набивает?..
   Парни сидели час, два, три... Потом этих парней сменяли другие парни, которые садились на ту же самую скамейку, на той же остановке, разворачивая тот же самый журнал.
   Ни тем, ни другим, ни всем прочим Папиным посыльным за границей не нравилось. Этот мир слишком отличался от того, в котором они привыкли жить. Здесь все было тихо и чистенько, так чистенько и тихо, что прежде чем выматериться или под ноги сплюнуть, надо было себя перебарывать. Парни рвались домой, но им мешал упрямый французский следак.
   Ну ничего, не сегодня-завтра...
   Но завтра утром французский ментяра снова воротил рожу от остановки, когда проезжал мимо. И, наверное, Папиным подручным пришлось бы пускать во Франции корни, если бы им не помог... старый, еще по Швейцарии, приятель.
   — Глянь-ка, что это там за фраера маячат?
   Фраерами были люди Юрия Антоновича, вернувшиеся из Москвы с новыми инструкциями и вдвое увеличившейся против изначальной суммой денег. Только они не сидели, как бездомные, на остановке, они сидели в машине. Им, так же как людям Папы, казалось самым разумным ловить Пьера Эжени возле порога его дома.
   “Фраера” устроились лучше Папиных “шестерок”, они отдыхали, развалившись в удобных креслах, слушали музыку и жевали гамбургеры.
   Вот, падлы, устроились, как на курорте!..
   Вечером к машине следователя Пьера Эжени бросился не один, а сразу три человека с двух сторон. Не добежав до машины, они остановились.
   — Тебе чего, гнида, надо? — спросил один из подручных Папы.
   — Не имею чести вас знать, — ответил человек Юрия Антоновича.
   — Чего?!. — с угрозой в голосе сказал “шестерка”, потому что в ответе ему почудилась издевка. — А ну, канай отсюда! Это наш мент!
   — Давно ли вы стали распоряжаться чужими ментами? — вежливо спросил человек Юрия Антоновича, оглядываясь назад.
   Машины с Пьером уже не было, машина давно уже заехала в гараж, но этого, кажется, никто не заметил.
   — Кончай, сука, выпендриваться, — прорычал Папин “шестерка”. И запустил руку в карман. Если бы он этого не сделал, дальнейшие события могли иметь совсем другое продолжение. Но он сунул руку в карман и вытянул перо.
   Человек Юрия Антоновича ткнул руку за пазуху и вытащил пистолет.
   — Ах ты!.. — возмутился второй подручный Папы и тоже затолкал руки в карманы. Но вытащил не перо и не ствол, а вытащил мобильник.
   — Нас фраера мочат! — крикнул он. От машины, все более убыстряя шаг, подходил второй посланник Юрия Антоновича. Тоже с пистолетом.
   — В чем дело? — издалека спросил он.
   — Дело в них, — показал его напарник. Папины служки щерились и рычали, как загнанные волки, показывая желтые фиксы.
   — Ур-рою гнид, — хрипел один, распаляя себя и дружка. И закатывал глаза.
   — Может, разойдемся миром? — внесла предложение сторона Юрия Антоновича.
   Но миром дело закончиться уже не могло, потому что от ближайшего леска к ним бежала Папина братва. В руках у них отсверкивали финки и стволы.
   Посыльные Юрия Антоновича, быстро оценив диспозицию, бросились к машине, но залезть в нее не успели, потому что сзади раздались выстрелы.
   Истосковавшиеся по привычным развлечениям уголовники открыли ураганную пальбу.
   Люди Юрия Антоновича с ходу, рыбками, занырнули под машину и, откатившись за колеса, начали стрелять в ответ. Но они стреляли более расчетливо. Наступающая на машину сторона несла потери — один из бойцов Папы упал, зажимая ладонями раненую ногу. Еще одному пуля угодила в плечо.
   — Волки позорные, падлы! — кричали “шестерки” Папы, расползаясь по канавам и за урны. — Ну все, конец вам!..
   Пьер Эжени поднялся из гаража в дом и услышал выстрелы. Вернее, вначале он подумал, что это не выстрелы, а что-то другое, потому что в их городке стрельба никогда еще не звучала. В маленьких городках в Европе выстрелы и даже просто крики — большая редкость, потому что ради этого — ради чистоты и порядка — люди здесь и поселяются, сбегая из грязных и шумных мегаполисов.
   Но все же Пьер подошел к окну и выглянул на улицу. И увидел, как там, в добротных костюмах по грязному асфальту, ползают люди. Правые руки их были устремлены куда-то вперед и из них периодически выскакивали снопы искр.
   Пьер был полицейским и был следователем и сразу все понял правильно. Он отпрыгнул от окна и побежал звонить в полицию. Потому что западный полицейский во внеслужебное время сам в драку никогда не полезет...
   Бой на улице входил в свою кульминацию. Стороны сбросили опустошенные обоймы, вогнали на их место полные и вновь открыли ураганную пальбу.
   Пули звонко впивались в обшивку машины, крошили стекла, рикошетили от асфальта, плющились о близкие стены. Из пробитых камер с громким шипением выходил воздух. Из продырявленного бака тонкими струйками, растекаясь по земле, бежал бензин. С секунды на секунду мог вспыхнуть пожар.
   — Сейчас мы их поджарим! — уже торжествовали победу подручные Папы.
   Но поджарить не успели. С двух сторон раздался быстро приближающийся вой сирен. В дело вступила третья и гораздо более могущественная сила.
   — Эй вы, кончай пальбу, — прокричали из-под днища автомобиля люди Юрия Антоновича. — Сейчас сюда менты приедут!
   Слово “менты” подействовало. Против ментов не грех было объединиться с кем угодно.
   — Чего предлагаешь — мочить ментов? — крикнули уголовники.
   — Нет, предлагаем сдаться. И предлагаем договориться.
   — О чем?
   — О том, что вы не знаете нас, мы не знаем вас. Что первый раз друг друга увидели.
   Полицейские были уже рядом. Машины, притормаживая на полном ходу, разворачивались, перекрывая дорогу. Из них выпрыгивали и сразу ложились на землю вооруженные автоматами полицейские.
   — Ладно, — согласились уголовники. — Но мы с вами еще встретимся!..
   Противоборствующие стороны развели по разным машинам, отвезли в участок и стали задавать неизбежные в таких случаях вопросы.
   — Кто вы?
   — Русские туристы.
   — А почему стреляли?
   — Да мы почти и не стреляли. Так, совсем маленько... Шли себе мимо, гуляли, а тут эти, с пистолетами, — ба-бах в нас, ба-бах. Ну, мы тоже...
   — А пистолеты откуда?
   — Тут, недалеко нашли...
   Самое интересное, что обе стороны говорили одинаково и говорили против другой стороны. Разобраться, кто из них прав, кто виноват, было невозможно.
   — Но вы должны иметь к ним претензии, — настаивали полицейские.
   — Кто — мы? Ничего подобного! Подумаешь, повздорили маленько, поругались. С кем не бывает!..
   — Но вас ранили! — убеждали полицейские другую сторону. — Чуть не убили.
   — Чего?! Кончай, начальник, дело шить — никто меня не ранил — я сам случайно на курок нажал. А этих фраеров драных я, как и тебя, первый раз вижу... Дай бог, не последний...
   Свидетелей происшествия, кроме следователя Пьера Эжени, почему-то не нашлось. Все местные жители, как один, утверждали, что ничего не слышали, ничего не видели и к окнам не подходили. И отводили глаза.
   По соседям Пьера Эжени успели пройтись люди Юрия Антоновича, принося извинения и компенсируя все причиненные им материальные и моральные потери. И вслед за ними прошли служки Папы, объяснив, что лучше им не рыпаться, чтобы избежать еще больших материальных и моральных потерь. И поэтому оказалось, что все потенциальные свидетели в момент происшествия крепко спали.
   Что делать с русскими “туристами”, было совершенно непонятно...
   Хотя на самом деле все, что с ними можно было сделать, французские полицейские уже сделали. И даже больше. Из гонки за партийным золотом на очередном, на этот раз французском этапе выбыли два претендента — Юрий Антонович и гражданин Корольков по кличке Папа.
   Снова выбыли. Уже в который раз...

Глава 58

   — Ладно, поехали... — дал отмашку Джон Пиркс. Но теперь поехали не в мягком, теперь поехали в жестком...
   — За что ты убил людей на улице Агрономической? — в лоб задал вопрос первый следователь. И ткнул Иванова кулаком в лицо.
   — Вы чего, чего!? — заверещал Иванов.
   Присутствующие при допросе французы сделали вид, что ничего не заметили, потому что тоже имели на Иванова зуб. Да еще какой зуб!..
   — Ну так за что ты убил людей на Агрономической? — повторил вопрос другой следователь. И занес для удара кулак.
   — Я скажу, я скажу! Я там был, но я никого не убивал! Я пришел к своей любовнице, а потом туда пришел другой любовник, я испугался и залез в шкаф... — затянул обычную свою волынку Иванов.
   — И стал оттуда, из укрытия, стрелять? — подсказал следователь слева.
   — Нет, это не я! — отчаянно замотал головой Иванов. — Это другие, те, которые пришли позже и все друг друга перестреляли.
   — А почему они не тронули тебя?
   — Так я же в шкафу был!
   — Но если ты залез в шкаф, чтобы тебя не застрелили, то, значит, ты знал, что тебя могут застрелить! — поймали следователи Иванова.
   — Ну ей-богу, какие вы непонятливые! — чуть не расплакался тот. — Вовсе я не знал, что они будут стрелять. Я просто залез, потому что думал, это муж вернулся, а это не муж...
   — Но на оружии остались твои отпечатки пальцев?..
   Опять двадцать пять!..
   — Сейчас я вам все объясню... — пообещал Иванов, — сейчас...
   И далее, как водится, стал рассказывать про то, что никого не убивал на улице Агрономической, не убивал на улице Северной, пальцем никого не тронул в поселке Федоровка, не стрелял из снайперской винтовки в подручных Папы, не забивал до смерти приставленных к нему итальянских мафиози в Германии, знать не знает, кто прикончил Анисимова и пристрелил телохранителей, совершенно не виноват в смерти французских полицейских...
   — А кто же их тогда всех убивал?
   — Не я...
   Американские следователи даже опешили от такой наглости! И, сдвинувшись, заслонили Иванова от французов спинами. Послышались короткие, глухие удары. И короткие и глухие вскрики.
   — Ну так кто убивал?
   — Не я! Ну, честное слово, не я...
   Джон Пиркс кивнул. Один из следователей достал из-за пояса электрошоковую дубинку.
   — Вы бы пока погуляли где-нибудь, — предложил Джон Пиркс французам. И вытащил из кармана пачку хороших американских сигарет.
   — Ладно, но только десять минут, — согласились французы. Рядовые полицейские в отличие от их начальников общий язык находят быстрее.
   Следователь склонился над Ивановым, раздался треск электрошокера, быстро оборвавшийся крик, удар упавшего на пол тела.
   Иванова подняли. Повторили вопрос.
   — За что ты убил людей на Агрономической, на Северной, в Федоровке и здесь, в Париже?
   — Это не я!
   — А кто?
   — Это все они, они!..
   — Кто?!
   Приблизив к лицу, затрещали электрошокером, пропустив между электродами синюю молнию разрядов.
   — Товарищ Максим, — назвал имя виновника его страданий Иванов. — Моя жена Маргарита... Майор Проскурин...
   Майора Проскурина следователи не пропустили. За майора Проскурина они зацепились.
   — Какой майор? Госбезопасности? — быстро спросили они.
   — Да, да, госбезопасности! — подтвердил Иванов. — Это он всех убивал — в Федоровке, в Германии... Везде... Он!..
   Следователи переглянулись. Возможно, это была удача, но, что более вероятно, их клиент таким образом просто решил избежать боли, сказав то, что от него хотели услышать.
   — Откуда ты знаешь, что этот майор работал в ФСБ? — задали вопрос следователи.
   — Знаю! — уверенно заявил Иванов. — Точно знаю!
   — Откуда?!
   — Так он же сам мне об этом сказал!
   Признание звучало неубедительно.
   — Тогда назови его рабочий или домашний телефон, адрес...
   Иванов напрягся, вспомнил и назвал.
   Не очень веря в столь быстрое признание, больше для отчистки совести Джон Пиркс попросил тут же, не откладывая в долгий ящик, зашифровать и сбросить на электронный адрес информационного отдела Восточного сектора сообщение с просьбой срочно проверить указанный телефон и проверить, работает ли в органах ФСБ майор Проскурин.
   А. следователи, хотя сами уже с трудом ворочали языками, продолжали в три горла, не давая ни секунды передышки, напирать на Иванова.