Ильин Андрей. Универсальный солдатик

   Хотя какой это дефицит, если в те годы Советский Союз занимал шестое место в мире по потреблению продуктов питания на душу населения. Тогда — шестое, а теперь пятьдесят шестое! Это в магазинах продуктов стало больше, а в желудках как раз наоборот!
   Не было дефицита, были излишки денежной массы. Теперь это совершенно очевидно. Денег было больше, чем товаров... Денег больше, а не товаров мало!
   Сами над собой смеялись — в магазинах шаром покати, а холодильники жратвой забиты! Какое же это нищенство, если выбрось тогда в свободную продажу машины, и все — нет машин, в час сметут. Потому что у каждого дома заначка...
   Вот в чем проблема! В заигрывании с собственным народом!
   Что бы в такой ситуации сделал Сталин? Денежную реформу сделал — взял и отрезал от банкнот по нулю. Или тот же ноль прибавил на ценниках. И все — и нет дефицита, есть изобилие, потому что никто ничего купить себе позволить не может!
   Ведь демократы потом поступили точно так же — взяли и волевым решением отрезали нули. И отпустили цены. Потому что в отличие от Брежнева народа не боялись. Плевали они на народ. И дефицит товаров мгновенно исчез, потому что заменился дефицитом, денег! Магазины полны, а купить не на что!
   Так и надо было!
   Надо было решать проблемы государства за счет народа, а не наоборот!
   А Брежнев и иже с ним повышали цены на золото и ковры! Да и как повышали — на проценты, вместо того чтобы в пять, в шесть, в десять раз. Боялись в десять! Народного ропота боялись! А те все равно роптали, потому что излишки денег на психику давили.
   Вот и доигрались — профукали страну! И какую страну!.. Поколениями народы и территории собирали, миллионы жизней положили, а разбазарили в несколько лет...
   Какие они демократы — орда! Хуже татаро-монголов.
   И свои не лучше. Те, что не выдержали, отошли, польстившись на сытую жизнь. Нет, свои хуже чужих, — свои бьют в спину. Таким пощады быть не может...
   Товарищ Павел раскрыл очередное дело, увидел фотографию. Сережка... Сколько с ним дел переделано, сколько водки перепито. Квартиры вместе получали. В одном доме, на одной лестничной площадке жили. Семьями дружили лет десять...
   Но все равно, все равно...
   Революция выше приятельства, выше симпатий и родственных связей... Революция выше всего! По крайней мере так должно быть!
   Товарищ Павел прочитал приговор и взял ручку.
   Иначе нельзя! Иначе капитулянтские настроения не остановить!.. Невозможно только пряниками, иногда нужно и кнут употребить!
   И твердой, недрогнувшей рукой поставил свою роспись!..

Глава 34

   Иван Иванович смотрел телевизор. Именно смотрел, потому что смотрел без звука. Сменяющиеся на экране головы немо шевелили губами, словно рыбы в аквариуме. Гангстеры стреляли из бесшумных пистолетов и автоматов. Беззвучно сталкивались машины, взрывались бомбы, падали самолеты...
   Добавлять звук было запрещено. Включать радио, магнитофон — тоже. Приближаться к двери, подходить к окнам, притрагиваться к жалюзи нельзя. Зажигать вечером свет — боже упаси! Громко говорить, кашлять, чихать, топать — только попробуй!.. Даже воду в туалете лишний раз спускать нежелательно!
   Такие правила...
   За неукоснительным исполнением которых внимательно надзирали зависшие по углам охранники.
   Ну что это за жизнь!.. Даже в шкафу лучше было!
   Иван Иванович переключил канал. И увидел очень знакомое ему лицо. Ну очень знакомое!
   Так это... Это же!..
   Это был он, Иванов! Точно такая же фотография была вклеена у него в служебном пропуске.
   Иванов открыл рот и уставился на себя в экране.
   Ближайший к телевизору охранник тоже смотрел на Иванова. Смотрел на Иванова в “ящике” и на Иванова живьем.
   Картинка на экране сменилась. Лицо Иванова ушло, вместо него появились четыре лежащих на асфальте трупа и стоящие над ними полицейские.
   Телохранитель быстро пришел в себя и громким шепотом крикнул:
   — Маргарита!
   Маргарита выскочила из кухни, заметила вытянутый в сторону телевизора палец, увидела, узнала трупы, быстро подошла и, припав к динамику ухом, добавила звук.
   — ...не исключает участия известного русского киллера Иванова, — быстро перевела она закадровый текст.
   На экране снова появилось лицо Иванова.
   — Сейчас они покажут отрывок из фильма, который демонстрировался в России по одному из общенациональных каналов, — сообщила Маргарита.
   По экрану быстро пробежали какие-то титры и снова возник портрет Иванова. Зазвучал голос диктора, зазвучал на русском языке, который тут же заглушила французская речь.
   — Они говорят, что это злой гений преступного мира, в сравнении с которым Мориарти не более чем добрый самаритянин, распространяющий гуманитарную помощь, — шепотом переводила Маргарита. — На его счету не одна и не две человеческие жизни, на его счету десятки жертв...
   Просунувшиеся в комнату охранники с удивлением смотрели на тупо уставившегося в экран Иванова, стараясь опознать в нем гения преступного мира, на счету которого десятки жертв. Получалось не очень...
   — Удивительная изобретательность, хладнокровие, великолепная техника владения любыми типами оружия присущи этому преступнику, — продолжала переводить Маргарита. — Преступнику нового типа...
   В конце передачи следователь муниципальной полиции попросил зрителей оказывать следствию помощь, сообщая о возможных контактах с преступником по телефону... И пообещал приличное вознаграждение.
   — Ну, ты даешь, дядя! Так ты, оказывается гений! — присвистнул кто-то.
   — Это не я, — беззвучно прошептал Иванов. — Не я это...
   И чуть не заплакал.
   После передачи Иванова зауважали, стали пропускать в туалет вне очереди, обращаться исключительно на “вы” и охранять с утроенным вниманием.
   Через несколько дней конспиративную квартиру посетил товарищ Артем. Вначале он, как обычно, проверил посты и шпингалеты, потом заперся на кухне и о чем-то долго шептался с Маргаритой и охранниками.
   — ...Завтра... Быть готовыми!.. — Слышал Иванов отдельные реплики.
   — ...Это вам знать не обязательно... На следующий день поздно вечером товарищ Артем появился снова.
   — Собирайтесь, — приказал он.
   — Куда? — удивился Иванов. — В казино?
   — В какое казино? — не понял товарищ Артем. — Нет, не в казино. Прогуляться...
   — Так ночь же уже!
   — Соберите его...
   Иванову быстро принесли одежду и услужливо поддержали плащ, пока он искал руками рукава.
   Первыми на лестничную площадку вышли охранники. Они разбежались по этажам вверх и вниз. Проверили улицу. Заклеили глазки в дверях напротив.
   — Все чисто, — доложили они по рации.
   — Теперь вы, — приказал товарищ Артем. К Иванову подошла Маргарита.
   — Дайте вашу руку, — попросила она.
   Иванов, предлагая даме руку, оттопырил локоть.
   — Да нет, руку, — еще раз сказала Маргарита.
   Иванов протянул руку.
   Маргарита не взяла ее, Маргарита вытянула из сумочки наручники и ловко защелкнула один браслет на запястье руки Иванова, другой на своей. Ключ она передала товарищу Артему. Теперь они были неразделимы, потому что были связаны одной цепью.
   — Ну, с богом...
   Товарищ Артем вышел первым, кивнул, что путь свободен. За ним в дверь протиснулись Иванов и Маргарита. За ними двинулись телохранители.
   На улице их поджидал микроавтобус с затемненными окнами. Маргарита подтолкнула Ивана Ивановича к открытой дверце.
   Довольно скоро микроавтобус остановился.
   — Выходим.
   Первыми, как и раньше, в квартире, на улицу выскочили охранники. Разбежались по сторонам, осмотрелись, свернули в проулок. Сказали по рации:
   — Можно...
   Микроавтобус завернул в тот же проулок.
   Маргарита набросила на руку Иванову, чтобы прикрыть цепочку, плащ. И, прижавшись к нему и ласково заглядывая в глаза, потянула к выходу.
   Со стороны они напоминали не обращающую на себя внимание в Париже влюбленную пару.
   — Направо. Повернули направо.
   — Прямо.
   Пошли прямо.
   В отдалении, зависая у витрин, присаживаясь на скамейки и за столики уличных кафе, маячили знакомые охранники.
   Маргарита остановилась возле двери подъезда. Быстро набрала на кодовом замке какие-то цифры.
   — Пошли.
   “Влюбленная парочка” шагнула в подъезд. Маргарита вызвала лифт. Кабина спустилась вниз, створки двери разомкнулись. Лифт оказался занят — внутри, спиной к выходу, стоял какой-то мужчина в черном плаще. Иванов сделал шаг в сторону, давая ему возможность выйти. Но мужчина не тронулся с места.
   — Чего замер — пошли! — прошипела в самое ухо Маргарита, входя в кабину и втягивая за собой своего “благоверного”.
   Лифт пошел вверх.
   Мужчина повернулся и, ухватив Иванова за правую руку, застегнул на запястье наручники. Затем вытащил из кармана ключ и освободил Маргариту.
   Все делалось очень быстро и в полном молчании. Лифт остановился на верхнем этаже.
   — Это товарищ Максим. Будешь делать то, что он прикажет! — сказала Маргарита.
   На самом деле товарищ Максим не был товарищем. Не был господином. И не был Максимом. На самом деле он был нанятым для выполнения грязной работы уголовником, а до того, в очень далеком прошлом, — десантником и спецназовцем. “Товарищ Максим” работал не за идею — за деньги. На тех, кто больше платил. Против тех, что меньше... Раньше выбивал долги и зубы у строптивцев. В последние годы специализировался на мокрухе, потому что смертную казнь отменили, а платили за “мокрое” гораздо лучше. Вышли на киллера случайно, вышел один из командированных в Россию “товарищей”, угодивший по недоразумению в КПЗ. Столковались быстро, потому что киллер брал недорого, работал качественно и, самое главное, был “не из нашего района”. То есть не мог скомпрометировать движение.
   За новый заказ товарищ Максим взялся с удовольствием, потому что платили вперед и потому что никогда не был в Париже...
   Створки лифта разошлись. Товарищ Максим толкнул Иванова к выходу. Лифт пошел вниз.
   “Чего это они?.. — испуганно думал Иванов. — А вдруг они хотят... Его хотят!...” — и непроизвольно дернулся в сторону.
   — Не балуй! — тихо по-русски сказал товарищ Максим. И показал пистолет.
   Иванов сник и пошел, куда его повели.
   Теперь он был совершенно уверен, что от него хотят избавиться.
   Мужчина стал подниматься по лестнице вверх, туда, где был вход на чердак. Остановился перед запертой дверью. Открыл ключом замок.
   — Ну чего встал, шагай давай.
   Через слуховое окно вылезли на крышу, по ней, часто поскальзываясь на мокрой черепице, перешли на соседнюю, с нее еще на одну. Дома вплотную примыкали друг к другу, и по ним можно было легко проходить целые кварталы.
   — Сюда!
   Спустились на чердак. Несколько минут стояли молча, привыкая к темноте. Потом куда-то пошли, слепо нащупывая ногами дорогу.
   — Стой.
   Остановились перед дверью. Припав ухом к замочной скважине, товарищ Максим долго прислушивался. Потом вытащил рацию.
   — Второй вызывает Шестого.
   — Слышу тебя, — ответил Шестой, — у нас все в порядке. Можешь работать.
   Мягко толкнул заранее открытую дверь. В подъезде было темно, потому что на Западе свет просто так не жгут, он включается лишь на несколько минут, автоматически, когда кто-нибудь открывает входную дверь. И не включается, если кто-то проникает в подъезд через чердак.
   — Только пикни! — шипящим шепотом предупредил товарищ Максим Иванова.
   Стараясь ступать бесшумно, спустились на четвертый этаж.
   Остановились перед одной из дверей. Товарищ Максим беззвучно сунул в замочную скважину ключ. Дверь медленно открылась.
   — Пошли.
   Шагнули внутрь.
   Иванов почувствовал, как его правую руку дернуло куда-то вбок. Тихим щелчком расстегнулись и вновь застегнулись браслеты. Теперь он был прикован к ручке двери.
   — Ждешь меня здесь! — ткнувшись губами в ухо, сказал товарищ Максим.
   И тут же раздался еще один тихий, металлический щелчок.
   В полумраке проема, ведущего в комнаты, Иванов различил мягко плывущую тень мужчины. У тени была неестественно длинная правая рука.
   Потом была долгая, долгая тишина. Иванов напряженно прислушивался, пытаясь понять, что там происходит.
   Тихо...
   Тихо...
   Вдруг быстро, один за другим, прозвучали два тихих, почти неслышных, хлопка. Иван Иванович услышал короткий, мгновенно оборвавшийся вскрик и неясную, так же быстро затихшую возню. И вновь наступила тишина, в которой ясно застучали негромкие, быстро приближающиеся шаги.
   Вспыхнул узкий луч небольшого фонарика. Метнулся по стенам, нашел, остановился на испуганно скрючившейся фигуре Иванова. Тот зажмурился, попытался прикрыться от света, но натянувшаяся цепочка отбросила руку назад.
   — Не шуми, — строго сказал из темноты товарищ Максим.
   И отвел фонарик чуть в сторону. В луче света матово блеснул пистолет с длинным направленным на Иванова цилиндром на стволе.
   Ну вот и все...
   Иванов сжался, задрожал, закрыл глаза и пополз по стенке вниз, на подкосившихся от страха ногах.
   Товарищ Максим подошел вплотную.
   — Ты чего? — удивленно спросил он. — Плохо, что ли?
   — Что? Ага... Нехорошо, — быстро ответил Иванов.
   Товарищ Максим прислушался.
   В подъезде было тихо. Вытащил рацию.
   — Второй вызывает Шестого. Что там у вас?
   — Путь свободен. Можете уходить. Повернулся к Иванову.
   — На-ка, подержи пока...
   И, сбросив в левую руку обойму и перехватив за ствол, сунул Иванову в руку пистолет. Тот автоматически взял его, сжав пальцы на рукоятке.
   — Подержал? Теперь давай обратно, — потянул пистолет к себе и так же, удерживая за ствол, опустил в карман, в расправленный внутри него полиэтиленовый мешок.
   — Слушай меня внимательно! Сейчас мы выйдем из квартиры и пойдем вниз. До первого этажа пойдем вместе, дальше, на улицу, ты один. Когда выйдешь из подъезда — обернешься.
   — Зачем? — не понял Иванов.
   — Затем, что если не обернешься, то тебя тут же пристрелят. Потому что это такой условный знак... Обернешься и пойдешь направо. Ты все понял?
   — Да, — кивнул Иванов.
   — Только без глупостей, там кругом наши люди, — предупредил товарищ Максим. — Шаг в сторону, прыжок на месте будут считаться побегом и пресекаться на месте. Ну что, двинулись?
   Вытащил пистолет, но не тот, что сунул в карман, — другой и ткнул им в бок Иванову.
   — Если дернешься — можешь считать себя покойником.
   Быстро отстегнул от двери и перестегнул себе на руку наручники.
   — Теперь открывай дверь. Сам открывай. Крути щеколду направо.
   Иванов послушно прокрутил щеколду и, взявшись за ручку, потянул дверь на себя.
   — Пошли.
   И они — Иванов впереди, товарищ Максим сзади — стали спускаться по лестнице вниз. Один этаж. Второй...
   На первом этаже мужчина приказал Иванову повернуться к нему спиной.
   Иванов повернулся.
   В затылок ему, больно сверля кожу, уперлось дуло пистолета.
   — Руки за спину!
   Иванов завел руки за спину.
   — Три шага вперед.
   Иванов сделал три шага и уперся грудью во входную дверь.
   Не отрывая пистолет от его затылка, товарищ Максим быстро раскрыл наручники и сделал шаг назад.
   — Нажми на кнопку, там, сбоку.
   Иванов нажал.
   Щелкнул открывшийся замок.
   — Ну все, считай, ты свободен. Можешь идти. Только не забудь оглянуться! — напомнил товарищ Максим.
   Иванов толкнул дверь. И вышел на улицу.
   Сразу увидел припаркованный в двух кварталах от подъезда микроавтобус, стоящих на противоположной стороне улицы охранников с руками, засунутыми глубоко в карманы, и машущую ему издалека руками Маргариту.
   За ним действительно присматривали.
   — Чего встал — топай! — хриплым шепотом приказал из подъезда товарищ Максим.
   Иванов сделал шаг вперед. И еще один. Сделал три шага и вспомнил что должен дать условный знак — должен оглянуться.
   Всем корпусом повернулся назад, к двери. Увидел щель, внутри которой неясным пятном белело чье-то лицо и недвусмысленно чернел кругляш направленного на улицу глушителя.
   Снова повернулся. И пошел дальше, пошел к микроавтобусу.
   Он шел на деревянных, плохо его слушающихся ногах, ни о чем не думая, не пытаясь понять, зачем его притащили в этот подъезд, зачем пристегивали к дверям, почему заставляли оборачиваться...
   Навстречу ему бежала Маргарита, сзади, спереди и с боков, словно черти из табакерки, выскакивали из переулков, кафе и подворотен многочисленные охранники, окружая со всех сторон.
   А Иванов себе шел, тупо улыбаясь, ни о чем не думая... Шел в сторону микроавтобуса, потому что больше было некуда идти. Шел и тихо удивлялся, что все еще жив. И сильно радовался тому, что жив, что на этот раз ему повезло. Снова повезло...
   Хотя на самом деле... на самом деле радоваться было нечему... И рано...

Глава 35

   Следственная бригада прибыла поздно, прибыла ближе к полудню.
   Излишнего ажиотажа вблизи места происшествия не наблюдалось. На обочине, въехав передними колесами на тротуар, стояли две полицейские машины с выключенными мигалками. Возле подъезда, переминаясь с ноги на ногу и сопровождая глазами проходящих мимо дам, скучал сержант. Даже журналистов не было видно — верный признак, что дело предстоит рутинное, которое ни сенсаций, ни повышений по службе не обещает. Так — обычное занудство, вроде пьяной драки в негритянском квартале...
   — У меня как раз заканчивалось дежурство, когда в участок позвонили, — подробно, тщательно проговаривая слова, докладывал полицейский, первым прибывший на место происшествия. — Я приехал минут через десять, поднялся в квартиру и обнаружил там труп. По всей видимости, неизвестный злоумышленник проник ночью в квартиру, нашел хозяина и хладнокровно выпустил в него две пули, от которых тот скончался на месте...
   — Пожалуйста, без выводов, — попросил возглавлявший следственную бригаду Пьер Эжени. — Кто позвонил в полицию? То есть это она обнаружила тело?
   — Ну да — она.
   — А почему она утром позвонила? Она что, дома не ночевала? — удивился Пьер.
   Полицейский недоуменно пожал плечами.
   — Ладно, показывайте своего покойника... Следов борьбы в квартире видно не было. Вещи стояли на местах, везде был идеальный порядок.
   — Где труп?
   — В спальне.
   Труп лежал поперек широкой двуспальной кровати, из-под его головы и груди расползлись по простыне большие бурые пятна. Возле тела копошились криминалисты.
   Тут все было ясно.
   Пьер вернулся на лестничную площадку и внимательно осмотрел замок и даже пощупал косяки.
   Нет, никаких признаков взлома — царапин, пропилов, заминов — нет. Получается, дверь открыл либо сам хозяин, либо кто-то, кто имел ключ.
   Кто?
   Если открыл потерпевший, то это наверняка была его любовница, с которой он что-то не поделил и которая, на что-то сильно обидевшись, его пристрелила. Если же ключом — то наиболее вероятен ревнивый любовник, которому жена вручила ключ, или сама жена, решившая таким образом избавиться от надоевшего ей супруга, — быстро выдвинул Пьер наиболее вероятные версии. Следователям парижской криминальной полиции всегда первыми в голову приходят любовные завязки. Ну, потому, что они французы...
   Если это любовница, то надо присмотреться к коллегам женского пола на его работе и разузнать, не было ли у него каких-нибудь сексуальных отклонений вроде тяги к лилипуткам или бородатым женщинам. Если жена — то в первую очередь следует побеседовать с ее некрасивыми подругами...
   Пьер вернулся в комнату и упал в кресло, поставив против него жесткий стул.
   — Давайте мне сюда жену... Привели жену покойного.
   — Начнем сначала, — предложил Пьер. — Вы пришли утром домой и увидели мужа.
   — Да, я пришла домой и сразу прошла в спальню. Включила свет, а там... Там...
   — А почему вы пришли домой? — спросил Пьер, нажимая на слово “пришли”. — Порядочные леди утром из дома уходят.
   — Так получилось, — слегка стушевалась жена покойного.
   — Понимаю, мадам, все понимаю, — широко улыбнулся Пьер. — С кем не бывает. Я, знаете, тоже не всегда дома ночую, — понизив голос, заговорщицки признался он.
   — Нет, вы не так поняли, — залившись краской, сказала мадам. — Я была у подруги.
   — Да что вы? А где ваша подруга проживает? Назовите ее имя, адрес, номер телефона. Мы ей сейчас позвоним и спросим, где вы были сегодня ночью...
   — Вы что... Вы меня подозреваете?! — вспылила мадам.
   — Конечно, подозреваю! — честно признался Пьер. — Дверь вскрыта ключом, вещи не пропали... Не пропали вещи?
   Женщина быстро оглянулась.
   — Кажется, нет.
   — Ну вот видите... Вещи на месте, следов взлома нет. Если бы это был грабитель, он бы что-нибудь обязательно взял. Что же, он убил и ушел с пустыми руками? Вам не кажется, это, по меньшей мере, глупо?
   — Ну... наверное.
   — Далее, обратите внимание: следов борьбы не видно. То есть покойный либо хорошо знал убийцу, либо убийца хорошо знал его привычки — когда он ложится, где спит, насколько крепко спит и прочее. Так?
   — Может быть...
   — Вот и выходит, что мотивы убийства некорыстные. А какие?..
   — Какие? — автоматически переспросила женщина.
   — Какие-то иные, возможно, нематериальные. Например, относящиеся к сфере человеческих взаимоотношений. Так ведь частенько бывает — горячий молодой любовник, ревнивый, ни на что не способный муж, совместно нажитое имущество...
   — Да как вы смеете?!
   — Смею! Хотя бы потому, что вы не хотите назвать мне адрес подруги!
   — Друга, — тихо призналась женщина.
   — Ну вот видите! Имя, адрес, телефон друга...
   — Да как вы смеете! — вспылил друг. — Настоящий джентльмен никогда не назовет имя своей возлюбленной. Лучше смерть!..
   — Смерть обещать не могу, а лет десять тюрьмы я вам как джентльмен джентльмену гарантирую.
   — За что?!
   — За то, что вы не хотите назвать имя своей возлюбленной.
   — Хорошо, тогда я скажу...
   Оказалось, что большую часть ночи жена потерпевшего находилась в квартире друга, что мог подтвердить друг.
   — А меньшую часть?
   Меньшую часть друг подтвердить не мог, так как в это время и вплоть до обеда находился у своей бывшей жены, что подтверждала его бывшая жена.
   — Как у жены? — ахнула супруга потерпевшего. — Он же говорил, что у него с нею все! Он же клялся!.. Мерзавец! Врун! Он же говорил, что ее ненавидит!.. Подлец! Да я его... Я его убью!..
   — Как мужа? — быстро спросил Пьер, проверив, включен ли магнитофон.
   — При чем здесь муж! Он же мне клялся... Он обещал...
   — Ну хорошо, а где вы были вторую половину ночи, после своего друга и вплоть до звонка в полицию?
   — У друга, — нервно сказала мадам. — У другого друга. Но это совсем не то, о чем вы подумали! Просто мне так рано нельзя было дома появляться, потому что я сказала мужу, что поехала к маме, а тот мой друг, который первый, не мог оставить меня у себя... Теперь я знаю, почему не мог! Он к ней спешил! Мерзавец! Скотина!.. И мне пришлось...
   На следующий день эксперты разобрались с обнаруженными на месте преступления отпечатками пальцев. Большинство принадлежало потерпевшему и его жене. Но были еще одни, снятые с ручки входной двери, с щеколды и сильно затертые, но все равно читаемые, — с кнопки кодового замка.
   “Не исключено, что пальцы — друга жены, — подумал Пьер. — И, выходит, его бывшая жена не свидетельница, а соучастница преступления, обеспечивающая убийце алиби, и вполне вероятно, что все они живут втроем и ломают перед полицией комедию. Такая изящная версия...”
   Но пальцы оказались не друга.
   — Мы идентифицировали отпечатки по картотекам. Пальцы принадлежат некоему... — эксперт открыл акт и прочитал по буквам: — И-в-а-н-о-в-у.
   — Кому-у?! — чуть не упал со стула Пьер.
   — Иванову, — повторил эксперт, — Ивану. Вот это поворот!..
   Иванов на роль любовника жены потерпевшего, живущей втроем с бывшей супругой любовника, не подходил. Значит, понятные мотивы убийства отпадали.
   — Может, это какая-нибудь ошибка? — с надеждой. спросил Пьер. — Может, вы дела перепутали? Эксперт взглянул на него как на сумасшедшего.
   — Ничего мы не перепутали. Отпечатки пальцев, снятые с ручки двери, с щеколды и с внутриподъездной кнопки кодового замка, принадлежат Иванову...
   — Погоди, погоди... там ведь, кажется, видеокамера была, — вдруг вспомнил Пьер. — Чуть подальше, сбоку от витрины магазина. Если она работает, то не исключено, захватывает подъезд. И если отсмотреть запись...
   Камера была, была рабочей, и в поле ее зрения действительно попадал соседний подъезд.
   — Начинай!
   На экране монитора, неестественно быстро двигаясь, замелькали пробегающие мимо витрины магазина и мимо крыльца подъезда фигуры прохожих. Был разгар дня.
   — Дальше. Промотали пленку.
   Вечер. Фигур стало меньше. Но все равно еще слишком много.
   — Крути дальше.
   Прокрутили дальше.
   В подъезд вошла женщина. Потом еще одна. И больше никто. Монитор демонстрировал пустынную улицу. Все улицу и улицу... Но вдруг дверь открылась и на крыльцо выскочил какой-то мужчина.
   — Откуда он взялся? Он же не заходил, — удивился кто-то.
   — Да погоди ты!..
   Мужчина спустился на две ступеньки вниз, ступил на тротуар, прошел несколько шагов, остановился. И обернулся.
   — Стоп! — закричал Пьер Эжени.
   Картинка застыла. С экрана на присутствующих смотрело чуть размытое стоп-кадром лицо. Но все равно хорошо различимое лицо.