Ильин Андрей. Злые стволы

   — Нормальный мужик! — говорил Зубанов, пересчитывая трясущимися руками мелочь. — В самый раз! — И бежал в ближайший киоск.
   Вечером жена поднимала страшный крик.
   — Допился! Из дома вещи воруешь!
   — Я ничего не воровал. Это мои вещи. Это я их тебе дарил! За свои деньги.
   — Но дарил-то мне!
   — Пока ты была моя жена — тебе. А когда ты стала чужая сволочь, зачем мне тебе делать подарки? — справедливо возражал бывший муж. — Я ничего твоего грамма не возьму! Я человек чести.
   — Гад ты, гад, — уже не кричала, уже навзрыд плакала жена.
   Баба — что с нее возьмешь?
   — Да ладно тебе, — говорил алкоголик Зубанов и лез к ней целоваться. — Стерпится — слюбится!
   — Не прикасайся ко мне! Уйди! Или я за себя не ручаюсь, — орала жена и лихорадочно собирала вещи.
   Вечером приходил сын.
   — Ты что, батя, делаешь?
   — А что?
   — Мать извел. Пришла в слезах. Сказала, что домой не вернется.
   — Да ладно тебе. Не так все плохо. Попсихует и придет.
   — Не вернется. Она заявление подала. И тебя просила. Тоже.
   — Заявление? Ладно, я напишу. У тебя бумага есть?
   Сын доставал бумагу. И ручку.
   — Слушай, а денег нет? Немного. Я тебе в пенсию отдам.
   Сын болезненно морщился и давал деньги.
   — Ну вот и отлично. Отлично. Я как пенсию получу, сразу к тебе. До копейки. Веришь? До последней. Ну ты же меня знаешь.
   Сын молча кивал.
   — Ну вот, видишь! Что писать-то? Ты продиктуй. А то у меня что-то голова болит. Простыл, наверное. А матери скажи, я на нее зла не держу. Пусть приходит когда хочет…
   Сын диктовал заявление и уходил. Отец шел в киоск, покупал три бутылки водки и напивался вдрызг. На этот раз до полного бесчувствия.

* * *

   — Мне кажется, наблюдение пора снимать, — говорил начальник группы наружного наблюдения. — Объект пьяница. Горький пьяница. Вчера блевал в автобусе. Он не способен ни на какие сознательные действия. Он украшения жены на улице продает. И тут же бежит в киоск.
   — А если он блефует? — сомневался генерал Федоров.
   — Так блефовать нельзя. Так можно только спиваться. По-настоящему. У меня два наблюдателя из ближнего окружения на больничный пошли с перепоя. Печень восстанавливать. А они антияд принимали. Он настоящую водку глушит. Мы проверяли. И по-настоящему после этого лыка не вяжет.
   — Все равно наблюдение надо продолжать, — настаивал генерал.
   — Зачем? За последние недели не было зарегистрировано никаких контактов.
   — Вот поэтому и продолжать. Что не было! Продолжать!
   — Лично я бы…
   — Лично — ты можешь дома. В постели с женой. А здесь выполняй приказ! — психанул генерал. — Усильте наблюдение. И докладывайте мне о каждом его шаге.
   — О каждом?
   — О каждом! По минутам. Куда ходил, на кого смотрел. Сколько пил. Сколько блевал. И в какую сторону блевал. Ясно?
   — Так точно.
   — Идите!
   Генерал психовал, потому что построенная им логическая схема разваливалась. На глазах. Главная фигура, на которую он поставил, перестала вмещаться в отведенные ей рамки Он не верил в бытовое разложение Зубанова чисто интуитивно. Исходя из общего психологического портрета своего вероятного противника. Но против психологии были факты. Которые вступали в противоречие с интуицией. И которые никак не могли оправдать затрачиваемых на не утвержденную вышестоящим начальством слежку средств.
   Ни в какие контакты объект не вступал. Никаких переговоров не вел Никому не писал. Телефонной трубки не снимал. Только пил и морально опускался. Все ниже и ниже…
   А если вдруг вся эта комбинация ошибка? Ошибка генерала Федорова? Если Зубанов действительно спивается, потеряв вкус к жизни? Сломавшись на ЧП и несправедливой отставке? Если видимая картина соответствует реалиям и не имеет второго дна?
   А?
   Если отойти от стереотипов?
   Вдруг он подстава? Стрелочник? Вдруг на него специально это ЧП списали, чтобы прикрыть теневую фигуру? Более важную для дела фигуру. Может, дело крутится помимо него?
   Или того хуже, меня, дурака, специально к нему подвели, в него уперли и тем голову задурили. Может, на это ставка и была? На то, что очень голодный карась клюнет на очень жирного червяка? А он возьми и клюнь!
   Может, так?
   Как же разрешить этот затянувшийся кроссворд? Причем так, чтобы все слова-загадки сошлись. Потому что кроссворд, где слова не сходятся, очень опасный кроссворд. Для того, кто не смог его решить.
   Что же делать?
   — Вот что, — говорил Федоров своему заму. — Подошли к жене Зубанова человечка. Ну, что-нибудь вроде обаятельной жилетки для промакивания слез. Пусть поговорит с ней. Прощупает ее на предмет правдивости. По-настоящему ее муженек спивается или это так, с обоюдного согласия игра? Может, она больше знает, чем показывает. Может, ее муженек, прежде чем ее так бессовестно мучить, предупредил. Или намекнул о чем-нибудь. Может, дрогнул полковник. Выдави из нее все, как из тюбика зубную пасту. Мне очень важно это знать.
   — А сам Зубанов?
   — А сам Зубанов мне — что та зубная боль. В общем, если эта волынка продлится еще месяц… И не даст результата… То, боюсь, мне придется пить вместе с ним. На одной скамейке. Как двум с одинаковой биографией отставникам.
   Если я не выиграю с Зубановым. Если я не выиграю с братом Иванова. Если я не выиграю хоть где-то, то, значит, я… проиграю. По всем статьям.

Глава 23

   Брат прапорщика Иванова ждать себя не заставил. Еще бы, кто откажется от необременительной, за казенный счет поездки в столицу нашей Родины. Причем не к своему морскому, от которого можно ждать любого подвоха, начальству, а к какому-то совсем неизвестному сухопутному генералу. Сухопутчиков Иванов не опасался. Перед «зелеными» генералами капитан был чист как капля росы. В крайнем случае им, не знающим морской специфики, он мог навешать такой «лапши по-флотски» на уши, что сам черт, где правда, а где кривда, не разберет.
   В аэропорту капитана встречал брат. На черной «Волге».
   — Ого! — удивился капитан второго ранга, оглядывая машину и брата. — Встреча по высшему разряду. А я, грешным делом, думал, ты нам там пули отливал.
   — Это еще не класс — так, разминка, — ответствовал прапорщик и тронул за плечо водителя. — Вначале покатай по городу, потом — в Контору, потом — на дачу.
   — На какую дачу? — переспросил морской брат.
   — На загородную. Там увидишь, — ответил сухопутный.
   Всю дорогу прапорщик рассказывал о мелькающей за окнами Москве: о том, где он живал, где бывал, с кем бутылочку распивал. Выходило очень значительно, а главное — привязано к конкретным городским пейзажам. Такие рассказы оспаривать было трудно. Морской брат заметно притих и даже как-то приуменьшился ростом.
   На что и рассчитывал генерал, отряжая в распоряжение прапорщика служебную «Волгу».
   — Куда еще? — спрашивал водитель.
   — Давай Останкино и ВДНХ. «Волга» выкатывалась в правый ряд и набирала скорость.
   — А не боитесь? — спрашивал моряк.
   — Чего?
   — Дырки в правах, — показывал капитан на зашкаливавший спидометр.
   — Нет. Мы движемся в режиме «зеленый свет». Нас ГАИ останавливать права не имеет.
   — А как они узнают, что это именно вы?
   — По номерам, — ответил довольный заданным вопросом и собой прапорщик. — У них специальные списки есть. Мы проходим по второй категории.
   Периферийный брат только головой качал. Его, несмотря на непоследнюю должность на флоте, ГАИ не жаловало. Может, и вправду его родственник достиг чего-то в этой жизни.
   К назначенным четырнадцати ноль-ноль подкатили к Конторе. К главному корпусу. Здесь генерал обычно не работал, но кабинет для пускания пыли в глаза имел.
   — Так вот он какой, наш герой-подводник! — сказал генерал, выходя из-за стола.
   Он был в штатском. Но очень дорогом штатском. Таком, что смотрелось ничуть не слабее генеральского мундира.
   Прапорщик толкнул брата в спину.
   — Капитан второго ранга Иванов по вашему приказанию…
   — Брось горланить, капитан. Какой приказ? Никакого приказа не было. Была просьба, чтобы ты приехал. В гости. Точно, прапорщик?
   — Так точно! Просьба!
   — Ну вот видишь, мне твой брат тут такого про тебя порассказывал, что я решил с тобой познакомиться поближе. Ты как, не против, капитан?
   — Никак нет.
   — А раз нет — расслабься и перестань орать и есть меня глазами. Я не девка в мини-юбке, чтобы от меня взгляда не отрывать. Садись лучше и рассказывай, как там у вас дела на орденоносном Тихоокеанском?
   — Нормально, — пожал плечами капитан, незаметно оглядываясь по сторонам.
   — А жизнь? Вообще.
   — Нормально!
   — Понятно, — вздохнул генерал. — Вот что, прапорщик, бери брата и вези его, как говорится, в неофициальную обстановку. На дачу, в баню. Попарьтесь там, пообщайтесь, расслабьтесь, а я вечерком подъеду. Вместе и поужинаем. Понял?
   — Так точно!
   — Да не «так точно», а «хорошо». Ну или хотя бы — «ладно».
   — Так точно! Ладно!
   — Идите.
   Братья развернулись кругом и зашагали по ковру к выходу.
   Обстановка кабинета возымела нужное действие. А иначе зачем содержать кабинеты?
   — Ну как? — спросил прапорщик брата в коридоре.
   — На глаза давит. И на уши. Как при погружении на запредельную глубину.

Глава 24

   Строительство подземного схрона было завершено в условленный срок. Прапорщик Анисимов не был профессиональным строителем и не привык тянуть время сдачи объекта, оправдываясь объективными обстоятельствами — отсутствием стройматериалов, нехваткой автотранспорта, погодой, выданной накануне зарплатой.

* * *

   Прапорщик Анисимов по специальности и призванию был военным. Военным разведчиком и диверсантом. И сроки, обозначенные часами и минутами, понимал буквально. Ноль-ноль — это было ноль-ноль, а не, к примеру, ноль один. И уж тем более не ноль два. В их деле опаздывать было не принято. Потому что от выполнения работы в срок или выхода в конкретную топографическую точку в конкретное время нередко зависела жизнь.
   Если прапорщику Анисимову была поставлена задача оборудовать подземное хранилище к… он должен был успеть оборудовать его именно к этому времени. Минута в минуту. Хоть застрелись.
   В эту условленную минуту самодеятельный метростроевец вынул из земли последний квадратный дециметр грунта и вбил последний закрепляющий колышек. Объект был сдан в срок.
   Длинная галерея, начинавшаяся в погребе, заканчивалась обширной комнатой с обшитыми деревом стенами и засыпанным мелкими камнями полом. Вход в галерею был надежно закрыт и замаскирован. Второй выход из комнаты вел в заброшенный колодец, из которого, при необходимости и некоторой ловкости, можно было выбраться на поверхность земли.
   Впервые за многие недели прапорщик позволил себе уснуть в будний день. И спать всю ночь.
   Работа была закончена. Не досрочно. И не с опозданием. А тогда, когда нужно.
   — Работа завершена, — доложили местному начальнику ГРУ.
   — Вы уверены?
   — Сегодня он не выносил из дома мешки. Сегодня он спал.
   — Может, он заболел?
   — Нет, он здоров.
   — Сколько, по-вашему, он вытащил на поверхность грунта? В общей сложности?
   — Не меньше двадцати пяти кубов.
   Начальник ГРУ прикинул примерные размеры подземного помещения. Помещение выходило немаленьким.
   — Продолжайте наблюдение. Если в течение трех дней он не продолжит работу, наблюдение можно будет снять.

Глава 25

   Через неделю геологи-артельщики завершили основные работы. В окрестностях лагеря были установлены натяжные, срабатывающие на разрыв нити и акустические датчики. По дальнему периметру лагеря смонтирована индуктивная сигнализация, настроенная на приближение живого объекта весом свыше двадцати килограммов. На особо опасных направлениях поставлены хорошо замаскированные телекамеры.
   Открытые, удобные для наступления подходы завалены искусственными буреломами. Путь возможного отхода — через обширное гиблое болото — оборудован скрытой от глаз гатью. Теперь довольно было извлечь из-под гнилого пня небольшую лебедку и смотать на нее двадцать метров троса, чтобы со дна болота поднялась металлическая ячеистая сетка, по которой, как по волшебной дорожке, можно было перейти наиболее опасные участки. Уйдя же от погони — обрубить закрепленный на противоположной стороне несущий трос и утопить металлическую тропу на дне, отсекая преследователей. Такой прием не раз спасал диверсантов, обложенных со всех сторон превосходящими силами противника.
   Умный человек всегда вначале думает об отступлении и лишь потом об атаке. Идти вперед без заранее обеспеченной страховки не героизм — безрассудство, граничащее с глупостью. Артельщики не были ни глупцами, ни героями. Они были профессионалами.
   Когда охранная техника была установлена, временная схема охраны лагеря была демонтирована, вместе с архаичными, времен пиратов и партизан с незаконченным начальным образованием «вороньими гнездами». Примитивизм хорош в живописи, но не в диверсионно-разведывательном деле. Как бы ни был внимателен и опытен живой наблюдатель, специальной техники он не заменит. Электроника не ошибается, не курит, выдавая огнем свое местоположение, и не задремывает под утро. Единственный недостаток охранной сигнализации, что она в отличие от наблюдателя не умеет отличать человека от случайного зверя. Ей что солдат с гранатометом, что лось, кабан или медведь — все едино: движущийся объект массой свыше двадцати килограммов. Поэтому при использовании приборов скрытого слежения дежурному караулу приходится бегать гораздо больше, чем когда работают просто наблюдатели. Но это все же менее опасно, чем пропуск противника на свою территорию по причине ротозейства часового.
   И лишь после того, как была обеспечена надежная охрана лагеря, артельщики занялись собственно бытом.

Глава 26

   Генерал прибыл в баню к ночи, когда братья Ивановы отдохнули уже очень основательно. Возможно, даже чересчур. Генерал переоделся в потертый спортивный костюм и сел за стол.
   — За что пили?
   — За папаню, маманю, за орденоносный Тихоокеанский флот, — доложил прапорщик.
   — За что будем пить?
   — За вас, товарищ генерал.
   — Тогда наливай.
   Сухопутный генерал капитану-водолазу понравился. Пил наравне со всеми, погонами и должностью не кичился и вообще при ближайшем знакомстве оказался своим в доску парнем.
   — Еще по одной?
   — Еще.
   — А вот, скажем, на глубину пятьдесят метров ты нырнуть можешь?
   — Могу. Хоть даже в акваланге
   — А глубже?
   — Тогда в «тяжелом».
   — В каком таком «тяжелом»?
   — В том, который со шлангом и свинцовыми ботинками, — встрял, демонстрируя свою осведомленность, прапорщик. Мол, не зря на Дальний Восток ездил. — Я сам такой примерял. Тяжелый, зараза! Ноги не сдвинуть.
   — Тогда еще по одной?
   — Еще.
   — А на сто метров можешь?
   — Могу. Если применять инжекторно-регенеративное снаряжение, — воспроизвел капитан еще в молодости заученный параграф служебной инструкции.
   — Что?
   — Инженерно-дегенеративное, — повторил прапорщик, многозначительно задрав вверх палец.
   — Причем до ста метров надо использовать воздушно-гелиевые дыхательные смеси, а если глубже — гелиево-кислородные.
   — А глубже это сколько?
   — А сколько надо?
   — Например, двести!
   — Двести — это много, это целый стакан! — услышал совершенно разомлевший прапорщик. — Я пас!
   — И двести могу. Если из водолазного колокола.
   — А двести пятьдесят?
   — Нет. Потому что техника безопасности. Потому что запрещено.
   — Я же не про то, запрещено или нет. Я про то, можешь ли ты. Способен ли.
   — Я? Могу! Запросто. Я тебе по секрету скажу, только ты никому, что однажды… Утром протрезвевших братьев привели в уже знакомый им кабинет. За столом сидел генерал. Совсем не такой, что был в бане.
   — Проходите, садитесь, — сухо предложил он. Братья, переглядываясь и силясь вспомнить, о чем таком они говорили вчера, уселись на краешек стульев.
   — Долго задерживать я вас не хочу. Поэтому сразу скажу, что от вас требуется. Братья напряглись.
   — Не много. Мне требуется собрать кое-какие оброненные на глубине двести пятьдесят — двести семьдесят метров вещички. Что вы на это скажете?
   — Это невозможно! — ответил капитан второго ранга.
   — Почему?
   — Данные глубины превышают возможности используемого у нас водолазного снаряжения.
   — Вчера вы говорили другое. Вчера вы рассказывали, что однажды…
   — Это было нарушением существующих инструкций.
   — Меня не интересуют инструкции. Меня интересует дело. Или вам бюрократические параграфы страшнее глубины?
   Капитан потупил глаза.
   — Так было то, о чем вы рассказывали, или вы хвастали?
   — Было, — ответил моряк.
   — Значит, погружение на данные глубины возможно?
   — Возможно.
   — Тогда я прошу вас помочь мне в деле, от которого зависит очень и очень многое.
   — Я не могу решать подобные вопросы без согласования со своим непосредственным начальством.
   — С начальством уже все согласовано. Они не против. Под вашу ответственность. Но я так понимаю, что если что-то случится, то нести эту ответственность уже будет некому. Так что вы ничем не рискуете. Кроме жизни.
   — У меня нет соответствующего снаряжения.
   — Снаряжение уже в пути.
   — Что будет, если я откажусь?
   — Я проведу служебное расследование по известным мне фактам нарушения техники безопасности. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Извини, капитан, но у меня нет другого выхода. Мне нужно то, что нужно. В случае удачи я гарантирую вам присвоение внеочередного звания, премию в размере годового оклада и свою признательность.
   Капитан сцепил руки, положенные на стол, в кулаки. Прапорщик ошарашенно вертел головой, поглядывая то на брата, то на генерала.
   — Когда я должен приступить к работе?
   — Сейчас.
   — Где будет производиться погружение?
   — На Крайнем Севере. Точное местоположение объекта работ вам знать необязательно. Вас доставят куда надо и обеспечат всем необходимым.
   — Что я должен искать?
   — Об этом вы узнаете на месте. Еще вопросы есть?
   — Никак нет! Разрешите идти?
   — Идите. И вот что еще. Я хочу надеяться, что, остыв, вы правильно расцените мой, внешне не самый благовидный, поступок. Речь идет не о моих капризах и даже не о моей карьере. Речь идет о безопасности государства. Которому служу я. И которому служите вы. Такая цель способна оправдать любые средства.

Глава 27

   Ровно через пять суток после завершения подземных работ бывший прапорщик, а ныне официальный фермер и неофициальный шахтер-любитель Анисимов отправился на вокзал. На собственном, купленном по случаю грузовичке. Он не ждал дополнительных приглашений в багажку, он знал, что в этот конкретный день он должен туда прийти. И что там его будет ожидать груз. Который он заказывал в одной столичной, специализирующейся на поставке сельскохозяйственного оборудования фирме.
   — На Анисимова что-нибудь есть?
   — Есть. Заполняйте накладную. Анисимов заполнил все бумаги и получил груз, даже не заплатив за его хранение.
   — Все бы клиенты были такими дисциплинированными, — вздохнули работники багажки. — Дня не просрочил! А у других груз неделями лежит, место занимая.
   Анисимов погрузил в кузов несколько десятков ящиков, на которых была налеплена реклама той самой отправившей груз сельскохозяйственной фирмы.
   — Ты никак разбогател? — завидовали наблюдавшие за погрузкой односельчане.
   — Как же, разбогател! Последние портки продал, чтобы технику купить. Куда фермеру без нее? Не кофемолкой же урожай в муку перемалывать. А на мельнице, сами знаете, с нашего брата три шкуры дерут.
   — Что верно, то верно…
   Дома Анисимов распаковал ящики, в которых частью были импортные сельскохозяйственные машины, а частью другие, наглухо запакованные и опломбированные, ящики, которые он должен был перетащить в подземное хранилище.
   Той же ночью с подворья удачливого фермера неизвестными злоумышленниками была похищена часть заморских сельхозмашин.
   — Только сельскохозяйственные приспособления, — доложили начальнику местного ГРУ.
   — Больше ничего?
   — Больше ничего.
   — Может, эти машины можно использовать еще как-нибудь, кроме как морковку шинковать? Может, их, приспособив к ним пару-тройку дополнительных элементов, можно использовать в качестве пусковой для ракет класса «земля — воздух»?
   — Нет, только в качестве сельхозинвентаря.
   — А вы уверены, что видели весь груз? Что вес полученного оборудования сходится с весом полученного груза. Того, что указан в накладной?
   — Об этом мы как-то не подумали.
   — Зря! В нашей профессии думать очень полезно.
   Вес сельскохозяйственного оборудования и пришедшего по железной дороге груза не сошелся на несколько сот килограммов.
   — На несколько центнеров? — переспросил по телефону московский начальник местного руководителя ГРУ. — Интересно, интересно. А на сколько точно?
   — Точно установить не представляется возможным. Пока.
   — Так, ты говоришь, сгрузил, привез и в дом затащил. А потом в сарай сложил?
   — Ну да.
   — А зачем ее в дом тащить, чтобы потом в сарай перетаскивать? А? Очень все это интересно. Ну ладно, спасибо тебе за информацию. И за помощь. Наблюдение можешь снять. Впрочем — нет. Одного кого-нибудь посмышленей оставь. Пусть посмотрит. Вдруг к нему кто в гости заглянет. Или еще какая посылка придет. Или еще чего интересного приключится. Так что я на тебя надеюсь. И в гости жду. Лады?
   — Будет сделано!
   — Ну, тогда обо всем остальном мы в Москве поговорим. Если ты не против. Тут как раз учеба намечается. Для особо одаренных местных руководителей. Которым пора на повышение. Так я тебя вызову.
   — Все будет сделано в самом лучшем виде!
   — Ну, в этом-то я не сомневаюсь. Если за дело берется такой орел, как ты…
   Местный начальник ГРУ слежку не снял. Более того, добавил в уже работающую бригаду еще пару человек. В качестве боевой учебы…

Глава 28

   Две недели капитан второго ранга Иванов ползал по дну, словно рак-отшельник. Он погружался в восемь утра и до вечера не вылезал из царства Нептуна. Иногда ему начинало казаться, что от чрезмерного пребывания в воде у него скоро вырастут жабры.
   Снова и снова он перебирал, передвигал, перещупывал камни, лежащие на дне. Квадрат за квадратом. Сантиметр за сантиметром. Кроме капитана, поиск вели еще несколько водолазов, но они были не в счет. Спрос был только с него.
   Три раза капитан докладывал о завершении работ. И три раза генерал Федоров загонял его обратно под воду.
   — Перепашите все дно. Если надо — снимите грунт на два метра в глубину. Ни один посторонний предмет не должен быть потерян.
   — Но я уже все вокруг обшарил! По два раза!
   — Значит, обшарьте еще! Мне нужны гарантии качественного исполнения работы.

* * *

   Капитан говорил «Есть!», разворачивался кругом и, проклиная все на свете, снова заползал в еще до конца не просохший водолазный скафандр.
   Капитан не знал, что конкретно ему следует искать на дне. И поэтому он поднимал любой встретившийся ему предмет неприродного происхождения, будь то проржавевший кусок металла или сгнившая от времени доска. Более того, ему было приказано не пропускать придонные камни, на которых будут заметны какие-либо внешние дефекты: вмятины, царапины, свежие сколы и пр. И даже дохлых, разлагающихся на дне рыб он не должен был оставлять без внимания! Местоположение всех поднятых предметов фиксировалось на специальной карте-схеме с привязкой к заранее вбитым в дно по углам квадрата поиска металлическим кольям.
   Капитан работал, как подводный дворник, начисто, до пылинки выметая порученную ему территорию. Весь найденный мусор он собирал в мелкоячеистые капроновые корзины, которые поднимали с помощью лебедки на зависший над ним корабль. Там их, под присмотром офицеров разведки, рассортировывали и упаковывали в специальные герметичные контейнеры. С корабля вещдоки снимал вертолет. На ближайшем военном аэродроме происходила еще одна перегрузка — в попутный транспортный самолет, летевший рейсом на Москву. Таким образом, уже через сутки поднятые со дна далекого моря предметы оказывались на столе экспертов.
   — Ну, что там у вас? — по несколько раз на дню спрашивал их генерал.
   — Пока не ясно.
   — Но что-то нашли?
   — Все то же самое — деревянные и металлические обломки. Поврежденные камни.
   — И что?
   — Пока ничего сказать невозможно. Представленные предметы очень разнородны по форме и временной принадлежности. Для того, чтобы сделать окончательные выводы, мы должны располагать полным объемом экспертного материала.
   — А если чего-то не будет хватать?
   — Мы можем ошибиться.
   Генерал снова вылетал на место работ. Торопить подводников.
   Генерал нервничал. Он давно уже выбрал все отпущенные ему званием и должностью возможности. Он давно уже черпал из чужого кувшина. Налицо был перерасход средств, использование не по назначению личного состава и спецтехники. И еще масса других служебных злоупотреблений. Если в ближайшие дни не выдать на-гора результат, начальство, несмотря на дружеское к нему расположение, снимет с него голову. Чтобы свои не подставлять.