Повернувшись, еще не в силах ровно дышать, он увидел освещенный направленным лучом мольберт, обращенный к двери, с натянутым на него холстом. Палатон подошел к нему и застыл, зная, что наконец-то нашел хоть некоторые ответы, ибо художник не только оставил свою подпись, но и указал место, куда отбыл.
   Даже если бы Палатон не бывал в тех местах, если бы не перенес мучительное сгорание и не отправился за исцелением, если бы не нашел Рэнда, если бы не повидал школу Братьев — даже в этом случае он понял бы, что на картине изображена не Чо. Аризар был слишком примитивным в своей красоте, слишком молодым и угловатым, его геологические процессы были еще слишком сильными, угрожающими и явными.
   Художник, написавший эту картину, знал, что только тот, кто видел эти горы, леса и равнины, сможет узнать их и устремиться к ним — и, конечно, это не может быть враг.
   Неужели он оставил картину для сына?
   Палатон протянул руку и коснулся холста. Не вполне законченное, это полотно было все же подписано. Аэлиар. Это имя было ему незнакомо, но Палатон поклялся не забывать его. Он должен вернуться на Аризар и начать поиски заново.
   Поворачиваясь, он задел носком сапога мольберт и уронил его. Откуда-то сбоку выпал футляр, поврежденный перепадами температур и давления, но листы внутри него сохранились. Дрожащими руками Палатон вынул их.
   Это оказалось генеалогическое древо. С одной стороны он видел болезненное восстановление рода — с первого уничтожения, когда Огненный дом подвергся геноциду, до нынешних дней. На другой стороне он узнал собственную родословную, в которой каждая ветвь обладала мощнейшими талантами и он, потомок этих ветвей, мог прочесть свои свойства: чтение мыслей на расстоянии, ясновидение, телепортация, лечение на расстоянии, подчинение чужой воли.
   Он был рожден чудовищем.
   Снаружи прозвучал выстрел — резкий, громкий, далеко разносящийся в чистом воздухе. Палатон отскочил, не зная, целился ли неизвестный в него. Земля под его ногами затряслась, с потолка посыпалась пыль, и вся скала пробудилась с оглушительным ревом. Начался обвал, и первая же его лавина, несшаяся мимо входа в пещеру, опрокинула солнечную панель, погружая пещеру в темноту, подобную мраку могилы.

Глава 26

   Когда Рэнду удалось открыть веки, которые, казалось, были намертво склеены, он увидел, что Чирек сидит рядом на табуретке, положив подбородок на руку и глядя в окно. Священник уже выходил из дома: от него пахло тропическим воздухом и пакетом. Рэнд с трудом сел, чувствуя неизвестно откуда взявшуюся боль в костях, не говоря уже о мышцах, он решил, что Чирек плачет.
   Тут же стоял таз, наполненный чистой водой, и Рэнд снял рубашку, желая вымыться и тем временем дать Чиреку возможность прийти в себя.
   Рэнд вытер руки и огляделся, с сожалением думая, что вновь придется надевать старую рубашку, но тут увидел, что Чирек протягивает ему свободную, простую тунику приятных голубовато-зеленых тонов. Рэнд благодарно нырнул в нее.
   — Что случилось?
   — Сегодня? — вяло спросил Чирек. — Я не уверен даже в том, что случилось вчера.
   — Но это… это подействовало, верно?
   — Да. Сегодня я побывал там, успокаивая и помогая, чем мог, — Чирек возбужденно встал. — Рэнд, я никогда не ожидал такого — никогда. Они ни к чему не готовы. Они не могут справиться с тем, что обрели. Это какая-то неукротимая буря. Нас ищут стражники.
   — Дома, — произнес Рэнд. — Мы должны обратиться за помощью к Домам. Только они способны нам помочь.
   — Помочь? Они убьют нас, едва обо всем узнают! — горько воскликнул Чирек. — Неужели ты считаешь, что они согласны поделиться своей силой? Будь так, они бы практиковали перекрестные браки, пытаясь улучшить свое генетическое наследие. Они тщательно выискивали бы среди нас всех способных, — он провел рукой по лбу, будто стараясь стереть свои опасения. — Это моя вина. Я думал, что Дорея — крайний случай.
   — Так и есть, — подтвердил Рэнд. — Я еще ни в ком не чувствовал такой силы. Чирек, нам нельзя отступать. Это правильно, справедливо… — Рэнд развел руки, еще дрожащие после ночной работы, и взглянул на них. — Это похоже на молнию — в ней нет ничего дурного или хорошего, просто стихийное явление. Только и всего.
   Он впервые чувствовал себя не одиноким. Он ощущал связь, когда сила проходила по нему, будя силу в других существах. Он не мог так легко отказаться от этого.
   — Нам нужно кое-что изменить.
   — Что же?
   — Я не могу преобразить всех за такой короткий срок. Нам надо найти самых способных и ответственных, которые сумеют раскрыться и стать наставниками. — Он потряс расслабленными руками. Он не мог вернуться к Палатону — к Палатону, который боялся, что его сила истощится после возвращения к нему, который стал бы бороться руками и ногами за то, что ему принадлежало, и способен был восстать против Преображения собственной планеты.
   Священник тихо проговорил:
   — Нам придется уйти в подполье.
   — Мы сможем?
   Чирек решительно взглянул на него.
   — Я могу. А ты…
   — Надо искать другой выход, — возразил Рэнд.
   — Это означает постоянные переезды, опасность, нищету.
   — А как насчет Малаки?
   Священник вздохнул и резко сел на край ложа, на котором, по-видимому, провел беспокойную ночь.
   — Не знаю. Не понимаю, стоит ли преображать его, можно ли ему доверять. Малаки всегда действовал сам по себе, и хотя он мне нравится, я почти ничего о нем не знаю.
   — Тогда мы решим это позднее, — Рэнд сел и натянул ботинки — они были еще мокрыми со вчерашнего дня.
   Чирек наблюдал за ним.
   — Ты жаждешь этого.
   — Неважно, жажду я или нет — это следует совершить. Сделать это просто необходимо, — Рэнд застыл, услышав шум. Напротив него была дверь в другую комнату. — Кто там?
   — Дорея и Сели, один из моих помощников. Он был одним из первых, кого ты коснулся прошлой ночью.
   Рэнд не мог вспомнить ничего, кроме моря лиц чоя. Но у него не хватило времени на воспоминания, поскольку внезапно по нему прошла тревожная дрожь.
   — Нет, кто-то приближается снаружи.
   Чирек вскочил:
   — Что?
   На пороге появилась Дорея — на этот раз в чистом, простом черном платье, касающемся пола, с новой повязкой на лице.
   — Бегите, — произнесла она, хватаясь рукой за дверной косяк. Появившийся сзади нее Сели поддержал ее за талию.
   — Она проснулась с пророчеством, — произнес Сели, не пуская Дорею в комнату.
   Чирек швырнул Рэнду его рюкзак.
   — Сюда, — он указал в глубь комнаты, откуда пробивался дневной свет. Рэнд закинул рюкзак за плечо и бросился туда, священник последовал за ним, и они буквально продрались сквозь щели в задней стене строения.
   Позади них послышались крики и выстрелы из инфорсера, но пули пролетали мимо. Рэнд чувствовал их жар и понимал, что подобный заряд может причинить много вреда. Чирек потащил его в сторону. Мимо с ревом промчался автомобиль, они едва укрылись.
   Рэнд успел заметить лица: впереди что-то вопил Кативар с искаженным от гнева лицом. Сели быстро вывел их к висящему низко над землей в соседнем дворе бронированному автомобилю на воздушной подушке, куда он первой втолкнул Дорею. Им троим пришлось поспешно забираться внутрь. Чиреку это удалось, Рэнд сорвался с поручней, но священник схватил его за шиворот и с трудом затащил в машину.
   Сели не успел вспрыгнуть и упал, покатившись по мостовой. Рэнд рванулся к пульту, желая остановить уже набиравшую высоту машину и подобрать Сели, но Чирек громко и протестующе крикнул.
   Обернувшись, Рэнд увидел, что Сели лежит, раскинув руки, с выражением боли и ужаса на лице, а через его рубашку проступают красные пятна. Он вздрогнул и застыл. Кативар стоял неподалеку с инфорсером в руке, на его лице было написано удовлетворение. Он посмотрел вверх и встретился взглядом с Рэндом.
   Послышались вопли. Толпы кричали: «Вестник! Защитите Вестника!» Поток тел запрудил улицу, увлекая за собой вооруженных чоя. Еще одна желто-красная вспышка прорезала дневной свет прежде, чем нападающие скрылись в толпе. Больше Рэнд ничего не успел заметить — Чирек дотянулся до пульта, лихорадочно перебрал кнопки, и машина унеслась прочь.
 
   Джон Тейлор Томас приказал проложить курс на Скорбь. Марен отправился к себе в лабораторию, чтобы обработать и подтвердить результаты последних двух дней. Томас вернулся к своим делам и теперь сидел, погруженный в мысли. Он не был уверен, что сможет выполнить предложение, или, вернее, требование Алексы. Несмотря ни на что, он считал себя честным человеком. Однако он мог с уверенностью сказать — ни чоя, ни абдрелики не ведут с ним открытую игру, как и с остальными представителями цивилизаций класса Зет. Он размышлял, пытаясь решить, что делать теперь. Он не был готов к удару, который неожиданно последовал из дальнего космоса.
   Корабль содрогнулся. Шлюзы немедленно закрылись, сводя до минимума ущерб в поврежденном отсеке. Томас поднялся с пола. В ушах у него звенело, руки тряслись. Он включил связь, но Барос уже вызвала его, сообщая о случившемся и перекрывая спокойными голосами вой сирены:
   — Посланник, с нами все в порядке. Удар нанесли эти ублюдки.
   — Намеренно?
   — Судя по точности попадания, да, но мы никогда не сможем этого доказать. Я как раз собиралась связаться с вами, чтобы сообщить о неизвестном преследователе, вероятно, ронине. Абдрелики ответят на обвинение тем, что просто пытались защитить нас от атаки и промахнулись. Эти негодяи умеют ловко уходить от ответа. Нам понадобится высказать предположение об их намерениях, а сделать этого мы не сможем.
   Томас поднял упавший стул, поставил его и тяжело уселся. Связь перебил шум, и голоса Барос затихли.
   — Что повреждено?
   — Центр связи. Внутренняя связь на корабле осталась, но внешняя потеряна полностью.
   Черт! Томас провел рукой по лицу, заметил, что она покрылась влагой и всмотрелся в нее в тусклом свете каюты, не зная, пот это или кровь.
   — Что-нибудь еще?
   — Пожар в одной из небольших лабораторий, — Барос помедлила. — Судя по сообщениям оттуда, ваш врач, Марен, задохнулся в дыму.
   Томас выругался и стиснул кулаки. У него осталась только самая важная информация. Препарат в виде таблеток лежал на дне его дипломатического портфеля.
   Прислушиваясь к общему сигналу тревоги и запаху дыма, просачивающемуся в каюту, он принял решение. Больше ни чоя, ни абдрелики не одержат над ним верх.
   Он начнет с Паншинеа, отчаянно жаждущего удержать престол несмотря на угасающую власть. Джон Тейлор Томас задумался о том, что сможет сделать препарат с императором. Он вновь включил связь.
   — Барос!
   — Да, посланник?
   — Доставь нас на Скорбь как можно быстрее.
   — Мы уже в пути, сэр. Несколько часов, и мы сможем совершить межпространственный прыжок.
   — Отлично.
   Он расслабился. Наконец-то будущее оказалось в его руках.
 
   — Я не обманываю, — повторил Рэнд, припадая к стакану с прохладным питьем. — Зачем мне врать?
   — Не может быть, чтобы ты видел Кативара. Он из Дома, имеет высочайший ранг, второй после Риндалана. Чего он хотел достичь этим поступком? — Чирек вышагивал рядом с ним с покрытым пылью и потом лицом, явно не желая успокаиваться.
   — Я знаю Кативара. Это был он.
   Чирек раскинул руки, невольно повторяя предсмертный жест Сели.
   — Этого не может быть. Послушай, ты не так давно живешь среди нас, чтобы научиться различать черты лица. Форма гребня, украшения, глаза…
   — Но почему этого не может быть? Если он из Дома, почему примкнул к религии Преображения? Чего он надеялся достичь, проповедуя ересь?
   — Потому, что он едва выдержал испытания. В первый раз его отослали, но семья упросила повторить испытания — на второй раз он выдержал их успешно. Его бахдар был так слаб, что казался почти несуществующим. Он избрал церковь потому, что надеялся достичь высокого положения, но Дом отрекся от него. Он понимал, что значит быть простолюдином, постоянно подвергаться унижениям, и всеми силами постарался избавиться от этого. Он знает все, что мы потеряли и чего достигли.
   — Повторяю, я видел его, — Рэнд упрямо сжал губы.
   Оба они не обращали внимания на прорицательницу. Она осторожно поправляла повязку.
   — Чирек, — вдруг произнесла она, и когда поняла, что привлекла его внимание, добавила: — Я видела его.
   — Опиши его.
   Она описала внешность чоя, по всем приметам напоминающего Кативара — от ярко-голубых глаз до свободной одежды, которую он предпочитал одеянию священника.
   — Он хотел убить нас, — закончила она. Чирек пошатнулся.
   Он растерянно взглянул на Рэнда, и Рэнд протянул ему холодный стакан. Мимо них скользили зеленые воды залива, в воздухе стоял удушливый запах панета, рейсовая летающая лодка, на которой они теперь находились, торопливо удалялась от Баялака. Вместо того, чтобы пить, Чирек приложил холодный стакан ко лбу.
   — Сели, — произнес он. — Я оставил там Сели…
   — Вряд ли кто-нибудь из нас мог помочь ему, — возразил Рэнд.
   Слеза скользнула по щеке священника. Он не ответил, отпивая глоток.
   Дорея вскинула голову, словно прислушиваясь.
   — Надо бежать, — пробормотала она. — Баялак горит.
   — Что? — Чирек вскочил со скамьи. Вдалеке собирались грозовые тучи, заслоняя высотные дома кварталов, где жили чоя из Домов, и плотно скрывая трущобы старого города. Тучи закрыли небо, огромные и грозные.
   Рэнд вздохнул.
   — Это не грозовые тучи, а дым, — произнес он.
   — Но почему? Почему? — казалось, Чирек совершенно растерялся.
   — Чтобы защитить Вестника, — вмешалась Дорея. — И прорицательницу. Они сражаются на улицах, разъяренные поступком Кативара.
   — При всем везении ему не выбраться оттуда живым, — Рэнд встал и взялся за поручни. — А мы не сможем далеко уйти без помощи.
   Дорея вскинула голову к небу. Она вытянула руку и задвигала пальцами, пытаясь взять за руку Чирека.
   — Нас заметили.
   Звук глиссерного мотора заглушил шум лодки, и Рэнд увидел, как над ними промелькнула узкая и длинная тень. Он отпустил перила и рванулся в рубку, расшвыривая с дороги других пассажиров. Слыша визг снижающегося глиссера, он лихорадочно перебрал кнопки на пульте, посылая лодку вперед, по заливу. Птицы вырвались из разноцветных зарослей, оглашая воздух пронзительными криками, а лодка закачалась, пробираясь под низкими ветвями.
   Глиссер сделал еще один круг, накренился и снизился. Рэнд взглянул вперед и увидел почти непроходимый лес, переплетенные лианы которого, поросшие длинным мхом, образовывали вход, подобный пещерному. Кто-то хотел загнать его в самое сердце болот. Он проложил курс и погнал лодку, очертя голову.
 
   — Лично я, — произнесла Витерна с суровым выражением лица, — предложила бы такую возможность школе Соляных Утесов. — Она скрестила ноги, расправляя складки платья, но только секретарь взглянул в ее сторону.
   Внимание Недара и Алексы было устремлено на Хата, с несчастным видом сидящего между ними. Его плечи ссутулились, он смотрел в пол.
   Наконец, подняв голову, наставник школы тезаров произнес:
   — Вы хотите, чтобы я предал Чо.
   — Нет, совсем нет. Объясняю тебе, дружище — нас предал император. Меня и всех тезаров. Но только мы способны спасти нашу планету. Только мы.
   Хат выглядел подавленным даже в святая святых — своем кабинете, который заполнили Витерна, ее охранники, Астен, Алекса и Недар. Но постепенно он расправлял плечи, успев прийти в себя с тех пор, как вся компания вторглась к нему.
   — Мы уже обсуждали этот вопрос, Недар, и ты, конечно, прав. Но где мы окажемся без поддержки Домов, когда наша карьера завершится? Они помогали нам вначале, им мы должны служить до конца. То, что ты просишь, повергнет Чо в полный хаос.
   — Совсем напротив, — Недар подсел к нему и склонил голову, пытаясь заглянуть Хату в лицо. Однако в его позе не чувствовалось унижения. — Мы отдали нашим Домам все, что имели, позволили опустошить себя до последней капли душевного огня. Они обязаны нам до конца жизни и даже больше. И мы заставим их заплатить свой долг! Но сейчас я пришел сказать тебе, что больше мы не нуждаемся в них. Они всегда будут нуждаться в нас.
   — Что ты имеешь в виду?
   Вмешалась Алекса:
   — Мой народ создал препарат, который химическим способом очищает бахдар и восстанавливает его. Больше вы не будете сгорать.
   Голова Хата дернулась от шока.
   — О чем ты говоришь? Разве так бывает?
   — Поверь мне, — произнесла Витерна, — мой тезар Латам отправился забрать их со станции Скорби А-11. Он привез их на Галерн, и оттуда мы направились прямо на Чо, в Голубую Гряду, не желая откладывать дело. Ты же понимаешь, это был сложный перелет.
   Хат облизнул сухие губы и взглянул на Алексу, потом перевел взгляд на Недара. Недар кивнул.
   — Это так. Ты сам видел Латама на поле. Не правда ли, он показался тебе ничуть не уставшим? Даже счастливым?
   — Он не мог совершить такой перелет.
   — Спроси его, — Недар потянулся и включил связь. — Где он остановился?
   — В красном крыле для тезаров.
   — Тезар Латам, ответьте наставнику школы.
   Прошла томительная минута, прежде чем в комнате зазвучали надменные голоса чоя:
   — Латам слушает.
   Хат с трудом отвел глаза от Недара и проговорил:
   — Латам, ты вел грузовой корабль на А-11?
   — Да — и туда, и обратно, — Латам довольно усмехнулся. — Они сказали тебе об этом, верно? Все, что они говорят — правда, Хат, и ничего, кроме правды. Поверь им!
   Недар пробежался по клавишам, прерывая связь, и поднял бровь, взглянув на Хаторда. Наставник-землянин выглядел таким же упрямым, как стихия, в честь которой был назван его Дом — как вечный и несокрушимый камень.
   — Ну чем мне убедить тебя?
   Хат заморгал и взглянул на Алексу.
   — Зачем ты привез ее?
   — Потому, что мне так захотелось. Ее Дом создал этот препарат, и до тех пор, пока мы не научимся синтезировать его, они будут нашими основными поставщиками.
   — Значит, его действие непостоянно? Витерна ударила по подлокотнику кресла и встала.
   — Мы зря теряем время. Решать надо как можно быстрее, — ее темные глаза вспыхнули. — Сегодня днем в Баялаке начался пожар, Хаторд. Простолюдины затеяли очередной мятеж, и мне сообщили, что Паншинеа уже покинул Скорбь. Он отберет власть у Палатона, и нам останется только подбирать объедки, если мы будем медлить дольше. — Она взглянула на Недара. — Если он не согласен, оставь его в покое.
   — Подождите! — Хат отер лоб манжетой. — Я… я только… Недар! — и он бросил на друга умоляющий взгляд.
   Недар опустил руку на его плечо.
   — Если я говорю тебе, что все будет хорошо, ты должен мне верить.
   Хат закрыл лицо ладонями.
   — Хорошо, — сдавленно произнес он. — Да поможет нам Вездесущий Бог.
   Недар выпрямился.
   — Мы начнем с тезаров. Собери всех, кого только сможешь, и приводи по одному. Как только мы выясним, на чью сторону они намерены встать, мы начнем лечение. Это ободрит их. У меня есть не меньше сотни доз. А вскоре, надеюсь, наши поставщики свяжутся с нами, — Алекса согласно кивнула. Недар повернулся к наставнику. — Хат, я хочу, чтобы курсанты временно прекратили учебу — здесь не должно быть никаких юнцов. Как только мы покончим с делами в Голубой Гряде, мы свяжемся со школой Соляных Утесов. Но при любых обстоятельствах наша школа останется главной. Ты понял?
   Витерна промолчала, но ее губы побледнели и сжались, едва она услышала распоряжения Недара.
 
   Как только Гатон сообщил Йоране, что Паншинеа вылетел со Скорби, она поняла, что дольше медлить нельзя. Вести из Баялака ошеломили и встревожили ее, но к тому времени, как они подтвердятся, Палатон должен был вернуться. Она связалась с Руфин.
   Руфин выглядела подавленной. Йорана немедленно вспомнила, что точно такой же она была во время нападения в Сету, и тут же выяснила, что не ошиблась.
   — Он снова пропал.
   — Снова нападение?
   — Нет. Но я бы хотела, чтобы он выбрал себе другого пилота, если уж вздумал попадать в неприятности. В горах над развалинами произошел сильный обвал. Все, что я смогла выяснить, — Руфин кивнула на приборы связи на корабле, — они совершенно уверены — он оказался прямо под лавиной.
   Если он не задохнулся под весом снега, то вполне мог выжить. Чоя умели поддерживать температуру с помощь бахдара, умели дышать почти на стадии замораживания. Он, может быть, еще выживет, если его найдут вовремя.
   — Я вылетаю, — сказала Йорана. — Попробуй убедить этих художников подняться в горы и разыскать его.
   Она нашла Ринди в его комнатах. Прелат ходил, опираясь на трость и собираясь к отъезду на Скорбь. Атмосфера в его комнате была мрачной — мрачнее даже, чем во время его болезни. Он подал ей руку, и Йорана схватилась за нее, ибо в этот момент чувствовала себя скорее ребенком, чем взрослой чоя.
   Она ощущала неуверенность Прелата.
   — Я не хочу, чтобы ты уезжал.
   — В жизни случаются неизбежные события, — вздохнул Риндалан. — И это — не самое плохое из них. Ты выяснила что-нибудь о Палатоне и Рэнде?
   — О Рэнде пока ничего. Палатон задерживается. Я попробую поторопить его.
   — Хорошо.
   — Я не вернусь до твоего отъезда, — внезапно возникший ком в горле помешал ей говорить. — Только не умирай, не повидавшись со мной, друг.
   Ринди взглянул на нее подозрительно блеснувшими глазами.
   — Умирать! Да мне всего сто шестьдесят лет! Мне предстоят по крайней мере еще двадцать-тридцать, а если мои расчеты справедливы, то и все пятьдесят. Этого хватит, чтобы увидеть, как твои дети найдут себе дару.
   — Ты обещаешь?
   Ринди с достоинством взял ее за руку и поцеловал ее.
   — Обещаю со всей твердостью.
   Йорана бросилась к старику и крепко обняла его.
   — Ловлю тебя на слове, — успела произнести она прежде, чем поспешно вышла, сдерживая слезы.
 
   Она зашла к себе, чтобы переодеться, сменить обувь и проверить оружие. Сосуд с рахлом, запретный и нежелательный, хранился в потайном ящике вместе с острым ножом. Она сунула нож в сапог и поднялась, глядя на афродизиак. Он был способен затуманить рассудок любого существа, обладающего бахдаром, вызвать интоксикацию, но также — помочь сломать барьеры и заставить чоя принять безрассудные решения о своих детях. Она не знала, какая помощь ей может понадобиться, чтобы спасти Палатона, и решила воспользоваться снадобьем. Вытащив крохотный сосуд из ящика, она сунула его в карман.

Глава 27

   Как только грохот обвала затих, Палатон немедленно почувствовал быстрое снижение температуры. Его охватывал озноб. Он обнаружил, что стоит на коленях, и не мог вспомнить, в какой момент лишился равновесия. Его окружал непроглядный мрак. Песок колол его руки, и Палатон стряхнул его. Вход в пещеру совершенно исчез, и различить место, где он был, можно было только по бледноватой тени, светлее, чем черные стены.
   Он был погребен заживо. Его охватила паника, дыхание прервалось. Палатон попытался взять себя в руки — может, вход в пещеру был всего лишь прикрыт тонким слоем снега и льда. Может, отсюда еще можно выбраться. Солнечная панель слабо засветилась, когда он прошел мимо. Он протянул руку, касаясь панели, ощутил ее тепло и тут же пожалел, что панель остывает слишком быстро. Лежанка была застелена не только тонким покрывалом, но и одеялом — старым, ветхим и рваным. Он подошел поближе.
   Несколько минут он боролся с желанием забраться под одеяло, но в конце концов решил подтащить лежанку поближе к середине пещеры, где стояла солнечная панель. Для этого потребовались считанные минуты. Палатон споткнулся о поваленный мольберт, ударился о стул, но даже не почувствовал боли. Невольно к нему в голову пришли мысли о смерти от удушья и холода. Воздух в пещере вскоре должен был иссякнуть, хотя гораздо опаснее было постоянное понижение температуры.
   Однако опасным оно было в том случае, если он решит сидеть и ждать, пока кто-нибудь не откопает его. Вспоминая о резком выстреле перед самым началом обвала, он сомневался, что помощи можно ждать в скором времени. За последние несколько дней смена температур, оттепели и заморозки сделали снежный покров в горах неустойчивым. Кто-то намеренно вызвал обвал, и потому о любом спасении надо забыть — если оно вообще возможно.
   Он сунул руку в карман и вытащил свой передатчик, точнее, то, что от него осталось. Связь с Руфин представлялась совершенно нереальной.
   И все же оставался еще один вариант — выйти к порогу пещеры и попытаться выбраться из завала самому. Но это означало, что работать придется в холоде. Палатон не знал, насколько велики его шансы закончить работу прежде, чем он слишком устанет. Снег должен быть плотным и тяжелым… но при работе можно согреться. Теперь он обладал только естественной силой простолюдина.
   Прежде всего — свет. Он встал на четвереньки и принялся обыскивать крохотную пещеру, мысленно вспоминая ее. Он запутался в одеяле и раздраженно отшвырнул его. Руки и ноги постепенно замерзли, и он сел поближе к солнечной панели, пока онемение не прошло. Только с третьей попытки он разыскал светильник. Он светился еще слабее, чем солнечная панель — батареи почти сели. Вспомнив о возрасте светильника, Палатон порадовался и такому свету, оглядывая пещеру. На полу валялись обломки стула.
   В призрачном свете, напоминающем тусклое сияние угасающей луны, он пробрался к входу в пещеру, держа в руках спинку стула, будто огромную ложку, и принялся разгребать снег.