Ингрид Чарльз. Несущий перемены

   Жизнь Алексы стала жертвой, к которой посланник был не готов. Он решил заполучить ее обратно, даже если это будет стоить жизни ему самому. Он вернет Алексу, и не извращенным, мрачным существом с аппетитами абдреликов и привычками, навязанными ей инопланетянами, а такой, какой и должна быть девушка. Он добьется этого любой ценой.
   — Посланник Томас?
   — Да, Жан, — вслух ответил он на голос компьютерного секретаря — посланник с трудом выносил живых служащих. Он по-прежнему смотрел в окно, на застывшее озеро, на берегу которого растянулись Чертоги Союза. Отсюда, с верхнего этажа, озеро просматривалось плохо, не говоря уже о каналах и реках, разрезающих город: это опустевшее поселение обнаружил народ, который основал Чертоги. Местные жители были заключены в водах, превратившихся в кристалл, застыли в неизвестное время, или же были погублены неизвестным образом так, что их нельзя было ни освободить, ни узнать причин события — оставалось только догадываться, что случившееся было страшной местью, военным действием.
   Посланник никогда еще не видывал в Союзе существа, которое бы интересовалось, почему планета названа Скорбью или почему Чертоги основаны именно здесь, возле постоянного напоминания о последствиях войны.
   — К вам пришли, — сообщил компьютер.
   Джон ждал этого гостя, не питая особых надежд. Император чоя пожелал встретиться с ним, не объясняя причин. Когда Паншинеа впервые связался с посланником, Томас не знал, что и подумать. Император чоя был вынужден оставить несколько важных постов, которые он занимал в Чертогах Союза, и тем не менее представлял собой силу, с которой приходилось считаться. Чего же он хотел от посланника планеты класса Зет?
   С другой стороны, после неприятного союза абдреликами положение Джона укрепилось, и Паншинеа хорошо осознавал это. Когда дело доходило до тайного влияния, не зависящего от расстановки сил в Союзе, Джон Тейлор Томас медленно, но неуклонно продвигался к самым верхам.
   Он повернулся, услышав шаги чоя.
   Паншинеа был таким же высоким, элегантным и властным, как другие чоя, каких доводилось видеть посланнику. Он только что переступил порог между зрелостью и старостью, но его грива еще оставалась густой, блестящей и золотисто-рыжей, скорее не морковного оттенка, а цвета темной меди. Глаза императора были нефритово-зелеными, сверкающими и проницательными. Он любил цитировать Шекспира. Однажды Джон слышал, как император играет на линдаре, большом, напольном варианте инструмента — он мог бы поспорить с самыми выдающимися пианистами в истории Земли. Но помимо всего прочего Паншинеа обладал острым и изворотливым умом, и Джон знал, что об этом не следует забывать.
   Он низко поклонился, и император сказал:
   — Я очень рад, посланник, что вы приняли меня в столь уединенной обстановке.
   — Для меня это честь. Прошу вас, садитесь.
   Два кресла стояли напротив огромного окна.
   Паншинеа занял большее из них, откуда открывался слегка искаженный вид на отдаленную снежную вершину горы. Чоя дождался, когда посланник приблизится ко второму креслу, и тихо попросил:
   — Прошу вас, отключите камеры — незачем предавать наш разговор огласке.
   — Это нарушение, император. К тому же у вас с собой наверняка есть…
   Паншинеа взглянул на него. Крылья его прямого носа римского типа дрогнули, и император напрягся от оскорбления.
   — Даю вам слово, — коротко произнес чоя, — никакой аппаратуры у меня нет.
   Томас сел. Ему не хотелось отключать запись, но он взвесил все преимущества подобного решения и произнес вслух:
   — Жан, отключи запись.
   Компьютерный голос ответил:
   — Слушаюсь.
   Паншинеа заметно расслабился, и Джон начал:
   — Значит, вы хотите, чтобы о вашем визите сюда стало известно, а сам разговор остался в тайне.
   — Должно быть, системы безопасности заполнят нежелательный пробел в записях.
   — Здесь нет систем безопасности, — с иронией отозвался посланник.
   — Тогда моя маленькая причуда вам не повредит, — Паншинеа сделал величественный жест рукой.
   — Возможно, — согласился Томас.
   Паншинеа повернулся к окну. Его подбородок уже давно провис, его твердость заменилась старческой складкой кожи, но только он и редкие седые нити в роскошной гриве выдавали возраст императора. Джон не знал, какова продолжительность жизни чоя.
   — Вы много трудитесь ради своей планеты, — заметил Паншинеа.
   — Стараюсь. Я делаю все, что могу, без пилотов и признания основных прав моего народа как полноправного члена Союза. Думаю, после переклассификации положение Земли улучшится.
   Не поворачиваясь, Паншинеа произнес:
   — Да, но не раньше. Впрочем, земляне — народ оптимистов.
   — Думаю, в этом случае оптимизм мало чем может помочь. Но мы способны предложить большую помощь другим народам Союза.
   — Как и они вам.
   — Само собой разумеется, — посланник слегка склонил голову.
   Паншинеа нетерпеливо провел ладонью по колену.
   — Я не в силах подтвердить, что некая часть моего народа нарушает договоренности Союза в отношении вашего народа, — сказал он.
   — У меня есть доказательства, даже если у вас их нет.
   Император резко обернулся.
   — Доказательства есть и у меня, — произнес он. — Просто их недостаточно.
   Джон застыл. Пронзительные зеленые глаза продолжали изучать его.
   — Я не сомневаюсь, что кто-то в моем народе совершил вопиющее преступление, в котором нас обвиняют, но для меня важно сообщить лично вам, что никто из нас даже не подозревал о существовании этих преступников — мы считали их погибшими несколько сот лет назад, или, по крайней мере, рассчитывали, что они уже ни на что не осмелятся.
   Джон с трудом перевел дыхание. Что говорил этот правитель? Неужели где-то в галактике есть изменники-чоя, о которых весь народ даже не знает? Неудивительно, что император просил отключить запись. Посланник облизнул пересохшие губы.
   — Продолжайте, — попросил он.
   — Я пришел просить вас снять обвинение с Чо. Взамен мы будем способствовать переклассификации вашей планеты. Наших сторонников вместе с вашими должно хватить для благоприятного голосования, — бровь Паншинеа многозначительно приподнялась. — Редкий случай, когда мы окажемся в одном блоке, хотя и не совсем невозможный.
   Джон обдумывал слова императора. Паншинеа не гарантировал ему успех, но если Земля снимет сделанные обвинения, их нельзя будет выдвинуть вновь до тех пор, пока не найдутся новые доказательства. Вряд ли положение чоя еще когда-нибудь окажется столь шатким.
   Однако ему предложили то, чего он давно добивался, и это предложение было бы глупо отвергать. Джон задумчиво поскреб ногтем подбородок.
   — Но вы хотите от нас большего, — заметил он.
   Удивление, промелькнувшее в глазах чоя, насторожило его. Паншинеа выпрямился в кресле. Казалось, посланнику было известно нечто большее, чем он решил высказать. Паншинеа стиснул пальцы и пристально посмотрел на Джона Тейлора Томаса.
   — Почему вы считаете, что мы хотим чего-то еще?
   — Когда-то вы уже похищали наших детей, — спокойно произнес посланник. — Полагаю, вам захочется этого и впредь.

Глава 6

   — Ваши слова звучат оскорбительно. Едва ли имеет смысл просить вас снять прежние обвинения, чтобы предоставить возможность для новых, — возразил Паншинеа. — Я вынужден напомнить, с кем вы имеете дело.
   Джон Тейлор Томас собрался с мыслями, обдумал их, вспомнил весь опыт, накопленный за годы дипломатической службы, и заключил, что не ошибся. Чоя и впрямь хотели чего-то большего, и хотя весть о похищении детей с Земли осадила Паншинеа, должно быть, именно это и привело его сегодня к посланнику.
   — Прошу прощения, — примирительно сказал он. — Вы меня неправильно поняли, или, скорее, я сам дал повод к недоразумению. Насколько мне известно, чоя почти не допускают на свою планету представителей других народов. Ваши знания о нас должны быть ограничены опытом общения здесь, на Скорби, или работой по контрактам. В попытке снять обвинения с Чо вам явно недостает информации. Какую ценность представляют наши дети для изменников-чоя? Почему было допущено такое преступление? Поймите мотивы, и вы сможете избавиться от обвинения.
   Блеск в глазах Паншинеа слегка угас.
   — Ваше извинение принято, посланник, — заметил он. — Однако оскорбление остается оскорблением. Вы подозрительны, как ивриец.
   — Но разве не подозрительно то, что вы просите нас снять обвинения, имеющие, по моим данным, самые убедительные доказательства? Император Паншинеа, вы лучше всех, с кем мне приходилось иметь дело, должны понимать, насколько осложнено положение на Земле. Наши ресурсы ограничены, их необходимо сохранять, планету — очистить и восстановить ее богатства, если это возможно, У нас почти нет колоний. Насколько я понимаю, у вас их нет совсем. И вы, и мы движемся по лезвию меча.
   Лицо Паншинеа осталось безучастным, но в глазах вновь вспыхнуло пламя.
   — Едва ли наше положение одинаково. Мы — не птенцы, пачкающие свое гнездо прежде, чем способны научиться летать. Однако, — он завозился в массивном кресле, — ваше предложение дальнейшего общения вполне понятно, и не следует думать, что мы не сочувствуем в известной степени вашей борьбе. Для переклассификации требуется, чтобы ваша планета была заинтересована в ней, показала стремление к объединению и дух сотрудничества — так, чтобы оказанная вам помощь была доступна любому человеку, а не только правительству или одному властителю, тем более рассеянным горсткам представителей власти. Знаю, вы упорно работаете, посланник, чтобы завоевать расположение для своей планеты — может, даже слишком упорно. Никто в Союзе не считает, что на Земле нет отходов, мы только надеемся, что вы пользуетесь надежными средствами, чтобы сделать все возможное для их уничтожения. — Паншинеа горько усмехнулся. — Отходы есть на всех планетах.
   Джон с расстановкой ответил:
   — Однако прося меня снять обвинение, вы тем самым добиваетесь, чтобы я не оправдал доверия, оказанного мне моим народом. Он ждет, что я потребую справедливости и равенства для них. А вы просите, чтобы я смирился с отвратительным злодеянием.
   Паншинеа предпочел отвернуться от него и устремить взгляд на панораму за окном-.
   — Не стану спорить об этом. Мы исследовали разрушенную колонию на Аризаре и почти ничего не обнаружили, однако очевидно то, что там был крематорий. В пепле найдены остатки человеческой ДНК. То, что люди были привезены на Аризар и умерщвлены там — бесспорно. Но кто привез их туда, как и почему умертвил, остается неясным.
   Дочь Джона знала об этом. Она выжила на Аризаре во время налета на колонию, но никогда не отвечала на вопросы отца, храня свою информацию для абдреликов. Джон принес ее в жертву ради знания и потерял все. Он раздраженно поднялся с кресла.
   — Моя дочь была увезена на Аризар.
   Паншинеа резко обернулся к нему.
   — Что?
   — Моя дочь была увезена на Аризар. Так что, как видите, император, у меня есть все доказательства. И только самые веские причины заставят меня отказаться от обвинения.
   Император Чо застыл в изумленном молчании.
 
   Послание с улиц Чаролона передавалось из рук в руки, пока не достигло императорского дворца и не попало к ней. Йорана достала его из ниши среди камней ограды сада, увидев, что из стены торчит пучок травы — знак, что «почтовый ящик» полон. Она вынула камень только после того, как огляделась и убедилась, что за ней не следят. Мгновение она стояла, сжав письмо в руке, затем решилась открыть его.
   Малаки хотел ее видеть. Йорана почувствовала беспокойную дрожь, но не могла отказаться от этого вызова. Бывший глава округа Данби был ныне одним из лидеров Заблудших, его сторонники исчислялись миллионами, однако отношения между Малаки и Йораной были давними и тесными. Малаки спас ее, помог пройти тестирование — так, чтобы ее бахдар был узнаваем и помог в будущем продвижении. Забота о ней, как понимала Йорана, была не только проявлением великодушия, но и надеждой на будущее влияние. Она уже заплатила за свое спасение и должна была продолжать платить — причем не раз.
   Она покинула дворец тайно, под прикрытием утреннего тумана. Ее кости слегка ныли, отмечая переход от лета к осени, как взгляд отмечал серый туман, окружающий ее. Но к тому времени, как Йорана достигла окраины города, туман полностью рассеялся и улицы согрело дневное тепло.
   Она надела мешковатую рабочую одежду, заплела волосы сзади и повязала их серым шарфом, чтобы скрыть роскошный блеск и цвет, чувствуя, что такого маскарада вполне хватит. Узнать ее можно было только по украшениям на лице, которые Йорана носила постоянно. Однако она не думала, что столкнется с кем-нибудь из знакомых так далеко от дворца. Немногие чоя из Домов отваживались посещать окраины — особенно после мятежа.
   Вокруг теснились разрушенные, закопченные здания, и рабочие разбирали их, откладывая материалы, которые еще могли пригодиться. Общественный раскол вскрыл хрупкость всех отношений в городе, выявил правдивую сущность, неприглядную тайну притеснений его нижних слоев. Йорана поморщилась. Произнеся несколько слов, она приложила ладонь к секретному замку быстроходных саней и оставила их неподалеку от парка. Она уже видела, что Малаки ждет ее, сидя у окна кафе.
   Глава, или мэр Данби, он потерял главную цель в жизни, когда общество, живущее в долине реки, было подвергнуто вынужденному Переселению. Переселение было одним из необходимых условий в жизни чоя, но каждый из них встречал его по-своему. Малаки упорно работал, чтобы сделать реку чистой, свой округ — процветающим, и едва оправился от шока после объявления Переселения. Но Йорана уже тогда была приближена к Паншинеа и знала, что отчеты говорят правду: за несколько веков почва и вода заметно истощились. Время для Переселения действительно пришло.
   Однако неизбежное можно было бы отдалить еще на одно поколение, если бы работа Малаки не включала запретные действия, направленные против интересов престола. Он не проводил тестирование уже в двух поколениях детей, оставляя всего несколько из них, чтобы избежать подозрений — таких, как ее. Отстранение кандидатов вовсе не означало, что у них нет бахдара, просто они не проходили принятую в Домах подготовку, и теперь среди Заблудших было много чоя с сильным бахдаром, которые предпочли не пользоваться им ради продвижения.
   Но хуже всего было то, что Малаки проводил эксперименты с генетическим материалом, манипулируя ДНК чоя, и найденные лабораторные отходы способствовали его падению.
   Этот инцидент также привлек внимание Паншинеа, но это, казалось, не тревожило массивного и мощного чоя с вороной гривой. Возбуждение от того, что он почти достиг и надеялся когда-нибудь достичь, зажигало золотистые искры в его карих глазах, придавало его жизни азарт. Он никогда не подрезал свой роговой гребень, следуя принятой моде. Он никогда не слабел и не истощался, и соперником ему можно было бы считать разве что чоя ранга Риндалана. Йорана даже сейчас видела яркую ауру над головой Малаки, когда он склонился к окну и поманил ее.
   Он придвинул ей кресло.
   — Вернулась к прежней жизни? — заметил он иронически, оглядывая ее маскарад.
   Йорана вспыхнула.
   — У меня мало времени, — сказала она. — Зачем ты вызвал меня?
   Малаки широко улыбнулся, и искры в его глазах засияли под солнцем.
   — В такой приятный день у тебя нет времени?
   Йорана положила руки на стол. Вены на них вздулись от напряжения, преждевременно старя ее. Взглянув на руки, Йорана напряглась, чувствуя, как снижается давление и вены опадают. Она глубоко вздохнула.
   — Мне не нравятся такие вызовы. Это ставит под угрозу всю мою работу.
   Малаки налил ей стакан искрящегося розового вина.
   — Это ради твоей же пользы, а не ради меня.
   Она подняла стакан, думая, что догадывается о замыслах Малаки.
   — Причина — в этих трех погибших? — спросила она, не долго думая.
   — А они в самом деле погибли? Странно. Их увезли совсем недавно, — Малаки сделал глоток из своего стакана. — Мало же они поработали.
   — Малаки!
   — Ты права. Мне не следовало говорить об этом. Йорана, дорогая, ты должна знать — як ним не имею никакого отношения, хотя немного знаком с Миском. О целях этих троих почти ничего не известно, но я узнал — они не были убийцами. Это не мои чоя. Все, что стало причиной их поступка — религиозный фанатизм.
   Йорана выпрямилась.
   — Религиозный… Малаки, это бессмыслица.
   Он пожал плечами.
   — Любая информация от меня лучше, чем ее полное отсутствие.
   Йорана отпила вина и подержала его во рту, ощущая терпкий сладковатый привкус.
   — Тогда благодарю тебя. Я в полном замешательстве.
   — Поскольку их целью не было убийство Палатона, эта загадка требует разрешения?
   Она взглянула ему в глаза. Казалось, он совсем не постарел — этот чоя, когда-то спасший ее. Едва ли он по возрасту годился ей в отцы, хотя и не был главой дома, в который ввел ее. Он считался в этом доме дядей. Она жила в чужой семье, но присутствие Малаки всегда освещало ее жизнь, подобно пылающему светильнику. Она ответила:
   — Ты знаешь меня больше, чем остальные. О чем ты думаешь?
   — Думаю, ты станешь искать ответы внутри себя до тех пор, пока еще большее замешательство не заставит тебя бросить поиски, — он взял бутылку и вновь наполнил оба стакана. Молодая чоя принесла корзину свежевыпеченного хлеба, горячего и ароматного. Над ним еще поднимался пар.
   Малаки и в самом деле хорошо ее знал. Йорана вздохнула.
   — Если бы только… — она прервала себя, откусывая хлеб.
   Малаки поднял голову.
   — Если бы только другой понимал тебя так же хорошо?
   Йорана не ответила. Теплый хлеб хрустел в ее руках. Ей доставляло странное удовольствие ломать его корку. Йорана понимала, что Малаки наблюдает за ней, и не поднимала голову.
   — Так что же ты предприняла в отношении Палатона с тех пор, как мы встречались в прошлый раз — тихо спросил он.
   — Ничего. Я изредка делю с ним ложе, но мы не любовники — во всяком случае, между нами нет сильных чувств. Нам всегда не хватает времени и мешает Рэнд.
   Стакан в его руках выскользнул на стол. Малаки поспешно отставил его и заморгал.
   — Он… у него связь с этим инопланетянином?
   — Нет! Конечно, нет. Я просто напомнила… — на этот раз она осмелилась взглянуть ему в глаза, — напомнила об этом тебе.
   — В самом деле? — Малаки заворочался, обдумывая ее слова. — Да. Интересно, что такого тезар видит в этом человеке?
   — Я не уверена, что Палатон обязан находиться при нем, но он взял на себя это обязательство. Между ними есть связь, которой я могу только позавидовать, — Йорана замолчала, когда молодая чоя вновь подошла к ним, поставив на стол поднос со свежими фруктами и сливочными пирожными, крем на которых еще поблескивал от льда. Расставив тарелки, чоя ушла, не проронив ни слова. Йорана ничего больше не сказала, вспоминая об ауре бахдара, которая окружала Рэнда и, видимо, свидетельствовала о его связи с Палатоном. Однажды заметив ее, Йорана изумилось, поскольку все данные показывали, что психические способности человека гораздо ниже всех норм чоя. Должно быть, ауру питал Палатон, и Йорана могла догадаться, почему: чтобы защитить человека от тех, кто попытается заглянуть ему в мозг. Наверняка постоянная защита Рэнда и самого себя утомляла Палатона. Бахдар имел свои пределы. Он мог сгореть, и тогда жизни его бывшего обладателя было трудно позавидовать. Но Йорана не пожелала делиться своими опасениями с Малаки.
   Малаки взял ложку и принялся орудовать ею, сменив тему.
   — Йорана, ты должна иметь от него ребенка. И если он отказывает тебе, возьми его силой.
   — Нет, — во время последней встречи Малаки дал ей сосуд запрещенного снадобья, вложил в руку и объяснил, что с ним делать. Но Йорана не хотела одурманивать Палатона, а зачинать ребенка с ней он не желал. — О твоем предложении не может быть и речи.
   Малаки слизнул каплю сока с уголка губ.
   — Паншинеа сделал Палатона своим наследником не для того, чтобы защитить его. Император приблизил к себе своего величайшего соперника, надеясь уничтожить его, не запачкав рук. Ты догадываешься об этом, а я знаю. Император прав только в одном: Палатон — незаурядный чоя. Жаль будет потерять и его, и его генетический потенциал. Если ты не можешь совладать с ним любовью, Йорана, ты должна исполнить свой долг любой ценой.
   — Это мой долг, но не его. Малаки поднял плечо.-
   — Это твое мнение. По-моему, он способен спасти всю Чо.
   — Ты считаешь, что сможешь спрятать ребенка как наследника, воспитать и обучить, а затем осуществить все свои мечты и надежды, сокрушив Дома, когда придет время.
   Малаки улыбнулся.
   — У всех нас есть мечты. И у тебя тоже.
   Йорана чувствовала, что краснеет, что тепло от выпитого вина разливается по ее прозрачной коже.
   — Мои мечты тут ни при чем, если он не желает соединиться со мной, — ответила она. — Отчасти потому я люблю Палатона. Он стремится постичь истину и жить согласно ей — потому Паншинеа прогнал его много лет назад и вернул сейчас. Нельзя контролировать чоя, ищущего себе такой судьбы — это подобно полету в Хаосе.
   — И ты надеешься помочь ему уцелеть?
   — Уповаю на Вездесущего Бога, что мне это удастся. Я буду стараться, — она отодвинулась от стола. — У меня уже нет времени.
   — Но ты даже не дотронулась до еды.
   — Во дворце недостатка в еде нет, не говоря уже об интригах, — она склонилась и легко поцеловала его в лоб. — Ты эгоист, но я все равно тебя люблю.
   Малаки фыркнул и схватил ее за руку.
   — Я не могу принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь. Ты взрослая чоя. Но выслушай и запомни: для всех нас будет лучше, если ты решишь действовать, — и он отпустил ее.
   Йорана быстро вышла из кафе. Стоянка для транспорта уже заполнилась, и она не сразу отыскала свои сани. Найдя их, она помедлила, чтобы успокоить бьющееся сердце. Слишком много вина, решила Йорана, запуская сани и пробираясь по улице. Или слишком много любви.
   Палатон оставил Рэнда не без опасений, но еще больше тревог вызывала у него предстоящая поездка. Поместье деда перестало быть его Домом со времен испытания бахдара и зачисления кандидатом в летную школу. Но Палатон понимал, что Дом Волана едва ли был ему родным с самого рождения. Его мать отказалась назвать имя его отца, и это привело к продолжительной ссоре — Палатон вырос среди волн гнева своего деда. Но теперь, ступая по бывшим землям своего Дома, видя полуразрушенный особняк с выщербленными стенами, обваленными башнями и толстым слоем пыли, он испытал мучительную боль. Перевозка главной части здания была сделана осторожно, ибо в основном оно уже стал ветхим. Однако способа спасти проведенное здесь время не было.
   Дом составляли не только эти камни, и дух его тоже было уже не спасти. Род, занимающий теперь эту землю, построил свои здания, по-другому использовал плодородную землю. Несомненно, здесь еще будут продолжать заниматься земледелием, ибо Волан первым начал строительство в долине, пустующей до того не менее двух сотен лет. Переселения можно было ожидать не раньше, чем через два столетия. Эта земля еще многого стоила.
   Волан напрасно потерял ее, думал Палатон, обходя технику и работающих чоя. Он достаточно снабжал семью благодаря щедрым вознаграждениям тезаров, чтобы заплатить все долги и удержать Дом на плаву. Палатон не знал, насколько нуждался в деньгах его дед, но ему пришлось расстаться с Домом. Вероятно, и целой семьи тезаров не хватило бы, чтобы поддерживать его на должном уровне.
   Нетронутым осталось только то крыло здания, где Треза вырастила Палатона и занималась своей работой. Приблизившись, Палатон увидел, что стены очищены струей песка и камни обнажены — это помогало осторожно разобрать строение. Коренастый чоя, квадратный и смуглолицый, истинный сын Земного дома, напомнивший Палатону Хата из школы Голубой Гряды, распоряжался у особняка. Несмотря на жару, он был облачен в форму управляющего.
   Заметив Палатона, чоя обернулся и произнес мгновенно изменившимися голосами:
   — Наследник Палатон? Вы прибыли вовремя. Мы оставили это крыло напоследок, но больше я не мог ждать.
   — Я рад, что вы подумали обо мне.
   — Так распорядилась глава Дома. У нее есть два гобелена Трезы, и когда она обнаружила здесь ее памятник, то пожелала перевезти его к себе. Но рабочие сказали, что это невозможно. Тогда она решила предоставить вам возможность сохранить какую-нибудь его часть.
   Палатон задумался, чем заслужила его мать такой непрочный памятник, и заморгал от попавшей в глаза пыли. Управляющий взял его за локоть и отвел в сторону.
   — Я могу дать вам троих рабочих.
   — Это ни к чему, — ответил Палатон. — Я пришел только взглянуть на него.