и мудрых. Конечно же, любимого и мудрого Тараки.
Не устоял Нур Мухаммед против новой лести Хафизуллы. 25 июля
специальным указом Ревсовета он взял на себя "ведение всех дел,
связанных с обороной родины, и командование всеми вооруженными силами
страны".
Однако далее в указе подчеркивалось самое страшное для "твердых"
халькистов: "До тех пор, пока не прекратится иностранная агрессия, я
поручил своему любимому и выдающемуся товарищу Хафизулле Амину... по
моим непосредственным указаниям заниматься деятельностью министерства
обороны".
Потом этот шаг будет стоить Тараки жизни, ну а тогда Амин с
улыбкой отправлял своих противников на прежние должности: Ватанджара -
на пост министра внутренних дел, Маздурьяра - на пост министра по
делам границ. Обе стороны понимали, что такое противостояние долго
продолжаться не может, и, хотя чаша весов вновь склонилась в пользу
аминовцев, предсказать конец развязки не решался никто.

Март 1979 года. Москва.
Именно из-за гератских событий впервые за три года своего
пребывания на посту министра обороны Дмитрий Федорович Устинов
предельно конкретно почувствовал, что он маршал и что именно он
непосредственно отвечает за оборону страны.
Да, уже ровно три года, как он министр. 26 апреля 1976 года, в
день смерти Гречко, Брежнев подошел к нему и сказал:
- Дима, я думаю, ты должен стать министром обороны.
- Да что ты, Леонид Ильич. - Устинов даже отступил на шаг, чтобы
лучше рассмотреть лицо Брежнева. Поняв, что тот не шутит, уже более
серьезно ответил: - Я, конечно, хоть и генерал-полковник, но это
звание у меня с сорок четвертого года, человек я сугубо штатский.
Мало, что ль, генералов и маршалов?
- А ты знаешь, о чем я подумал? - Брежнев пожевал воздух. -
Сейчас для наших Вооруженных Сил главное, чтобы ими не командовали, а
оснащали современной техникой. А кто, кроме тебя, в этом деле лучший
специалист? А? Давай, утверждаем тебя председателем комиссии по
проведению похорон.
Тот, кто хоронит, становится преемником умершего - это закон, не
дававший сбоя за все годы советской власти. Генералы и маршалы
смотрели во время похорон на него с любопытством, словно видели
впервые. Он замечал их взгляды, и вспоминался невольно июнь 1941 года,
когда его, 33-летнего директора завода "Большевик", Сталин назначил
наркомом вооружения СССР. Тоже многие косились и недоумевали, и,
кажется, до 42-го года, когда ему одному из первых за годы войны
присвоили звание Героя Соцтруда. Кажется, только в этот момент самые
отъявленные скептики его стремительного восхождения в наркомы забыли о
том, сколько ему лет.
Да, война быстро поставила всех на ноги, заставила забыть
возраст. И годы пролетели стремительно, одним днем. Вооружением
занимался и после Победы, и даже когда избрали секретарем ЦК, все
равно продолжал отвечать в Политбюро за оборону. Так что, если здраво
поразмыслить, предложение Брежнева и не было таким уж неожиданным. Дал
согласие, вновь, впервые после войны, надел военную форму. Звание
генерала армии присвоили через несколько дней. Маршала - в том же,
76-м. На семидесятилетие легла на грудь к двум трудовым Звездам и
Звезда Героя Советского Союза. Не хотелось, конечно, думать, что это
только дань традиции: Брежнев оказался прав, армия и флот нуждались в
техническом перевооружении, и именно под его началом
военно-промышленный комплекс на два-три шага обогнал все остальные
отрасли народного хозяйства. Можно сказать, что только из-за паритета
именно в военной области, и особенно в военном космосе, с нами
вынуждены были уважительно разговаривать и Штаты, и вообще блок НАТО.
Не будь этого прорыва в новую технологию, кто бы стал считаться со
страной, изо всех сил латающей дыры в своей экономике? Так что он не
стеснялся своей новой Звезды и готов был ответить хоть перед
Политбюро, хоть перед совестью, что сделал все возможное для
безопасности Родины.
А вот теперь оказалось, что министр обороны еще все-таки обязан и
командовать. События в Афганистане, вернее, донесения разведчиков
говорили о том, что эта точка на карте становится все более горячей. И
не где-нибудь за сотни и тысячи километров от границы, а буквально под
боком.
Год назад они в Министерстве обороны как-то не приняли всерьез
сообщение о создании в Турции штаб-квартиры "Новой Великой Османской
империи", в состав которой по замыслу организаторов должны были войти
мусульмане всех сопредельных с Турцией стран, в том числе, конечно, и
70 миллионов мусульман из нашей Средней Азии и Закавказья. То есть
создать некий мусульманский фашиствующий блок. Улыбнулись вроде бы
невыполнимости подобного, а в Среднюю Азию зачастили "полюбоваться"
восточной экзотикой сотрудники американского посольства, туристские
группы. Ларчик открывался просто, когда стало известно, что
инициатором создания "великой" и "новой" является не кто иной, как Пол
Хенци, резидент ЦРУ в Анкаре. Сразу стало ясно, что одна из ставок в
борьбе с СССР сделана на религию. И на сообщение разведки посмотрели
более серьезно: если произойдет объединение - в любой форме, в любом
виде, - то дальнейшее поведение мусульман прогнозировать практически
невозможно из-за их фанатичности и преданности исламу.
Резня в Герате - первый признак именно этой цепи. Пробный камень,
проверка прочности не только кабульского правительства, но и реакции
Советского Союза. Именно ради этого мятеж был направлен, по существу,
против СССР. И теперь совсем небезобидным видится лозунг, прозвучавший
на гератских улицах: перенести джихад - священную войну под зеленым
знаменем ислама - на территорию Советского Союза. Здесь уже не
усмехнешься и не отмахнешься - надо думать о безопасности границы. И
17 марта он впервые в своей практике вынужден был поднять по тревоге
Туркестанский округ, а когда пришло сообщение о гибели военного
советника, дал указание Генеральному штабу развернуть дополнительно,
вне годового плана призыва на сборы, еще несколько частей. Правда, с
некоторыми ограничениями - не призывать женщин и студентов, не
отзывать из отпусков офицеров.
К этому времени, 19 марта, подошла шифрограмма от посла и
Горелова - несмотря на официальный тон, достаточно тревожная. Пузанова
он знал со времен войны, когда тот был еще секретарем Куйбышевского
обкома партии, а он размещал там свои заводы, так что в серьезность
текста телеграммы поверил сразу.

Документ (донесение из Кабула в МИД и Генеральный штаб):
"...В случае дальнейшего обострения обстановки будет, видимо,
целесообразным рассмотреть вопрос о каком-то участии под
соответствующим подходящим предлогом наших воинских частей в охране
сооружений и важных объектов, осуществляемых при содействии Советского
Союза. В частности, можно было бы рассмотреть вопрос о направлении
подразделений советских войск:
а) на военный аэродром Баграм под видом технических специалистов,
используя для этого в качестве прикрытия намеченную перестройку
ремзавода;
б) на кабульский аэродром под видом проведения его реконструкции,
тем более что недавно на этот счет было заключено межправительственное
соглашение, о чем сообщалось в печати.
В случае дальнейшего осложнения обстановки наличие таких опорных
пунктов позволило бы иметь определенный выбор вариантов, а также
позволило бы при необходимости обеспечить безопасность эвакуации
советских граждан".

Посла и советника понять можно: они в первую очередь отвечают за
безопасность советских людей в Афганистане, и главный акцент в
телеграмме - все-таки на обеспечение их безопасности и эвакуации.
Эвакуация... Эвакуация - это значит отдать Афганистан, а отдав -
лишиться и относительного спокойствия на южных границах. Американцы,
вышвырнутые из Ирана, по последним данным, усиленно ищут замену. Для
трех радиотехнических станций, наблюдавших и прослушивающих из Ирана
Союз с юга и до Москвы, временно предоставил свою территорию Пакистан,
но отроги Гиндукуша на афганской территории оказались столь высоки,
что эффективность станций уменьшилась сразу в несколько раз.
Американцы, без сомнения, будут делать все, чтобы выбить Афганистан
из-под советского влияния и переподчинить своим интересам. Так что
хотим мы того или нет, но единственно верным шагом в этой ситуации
могло быть только усиление позиций Тараки. Чем дольше пробудет он у
власти и чем надежнее будет его окружение, тем лучше для Советского
Союза. Вот такая неожиданная закономерность.
Необходимое послесловие.
После консультаций с Андроповым и Громыко министр обороны доложит
о своих соображениях Брежневу: обратить особое внимание к Афганистану
и личной безопасности Тараки.
Пока этот вопрос будет обдумываться и прорабатываться, из Кабула
придет сообщение: Тараки срочно, незамедлительно просит встречи с
советскими руководителями. Единственная предварительная просьба -
чтобы о его приезде знал крайне ограниченный круг лиц.
Нур Мухаммед прилетит буквально на одну ночь. Брежнев, Косыгин,
Андропов, Устинов, Громыко из всех возможных вариантов подобной
срочности выделят один: афганский лидер, видимо, будет просить помощи
в подавлении мятежа.
И не ошиблись.
В день прилета на приеме у Косыгина Тараки возбужденно убеждал:
- Дайте несколько батальонов или нанесите удары авиацией по
Герату. У вас же Кушка рядом, никто ничего не узнает. Всего несколько
часов - и революция будет спасена.
Косыгин ответит категорическим отказом: советские войска в
Афганистан входить не будут, мятеж необходимо подавить собственными
силами. А чтобы у Тараки не оставалось надежд и иллюзий на этот счет,
его проведут и к Брежневу. Тот менее категорично и резко, но повторит:
у советского руководства есть мнение, что посылать войска, а тем более
бомбить город с территории СССР, не стоит. В Афганистане достаточно
опытных советников, которые могут помочь в ликвидации
контрреволюционного выступления.
Нелегко дались эти слова Брежневу. Мир давно жил по принципу: кто
не с нами, тот против нас. И вот так отталкивать руку, протянутую в
просьбе... Ведь Венгрии же помогли, спасли Чехословакию, а здесь,
можно сказать, вторая Монголия. Страна, которая из феодализма может
шагнуть сразу в социализм. И, как говорит Суслов, предавать ее - это
показать другим странам, что мы способны бросить друга на полпути. Ни
по-человечески, ни по-партийному подобное никто не поймет. Раз вместе,
то до конца. Но и ситуация, судя по докладам, не такая уж безнадежная.
Пусть вырабатывают противоядие сами.
Однако вскоре из ДРА придет первая официальная просьба о военной
помощи. Передаст ее Горелов 14 апрели 1979 года:
"Был приглашен к товарищу Амину, который по поручению Н. М.
Тараки высказал просьбу о направлении в Кабул 15-20 боевых вертолетов
с боеприпасами и советскими экипажами для использования их в случае
обострения обстановки в приграничных и центральных районах страны
против мятежников и террористов, засылаемых из Пакистана. При этом
было заверено, что прибытие в Кабул и использование советских экипажей
будет сохранено в тайне".
- Ты как сам думаешь, Дмитрий Федорович? - спросил Брежнев, когда
Устинов доложил ему об этой просьбе.
- Думаю, сейчас нет особо острой необходимости в этом, ситуация в
Афганистане нормализовалась. Я дал команду подумать насчет
специального батальона для охраны самого Тараки, а вертолеты... Не
знаю. Наверняка они будут втянуты в боевые действия против мятежников,
и не дай Бог кто-то из наших вдруг попадет в плен. Можно будет
представить реакцию Запада. Думаю, пока не стоит этого делать.
Вне зависимости от этого разговора начальник Генерального штаба
маршал Огарков наложит на шифрограмме резолюцию: "Этого делать не
следует".
Подобные решения лягут и на следующие телеграммы. А их к концу
года Генеральный штаб получит восемнадцать. Устинову для доклада на
заседании Комиссии Политбюро по Афганистану в декабре подготовят
перечень просьб афганского правительства о вводе советских войск в
ДРА.

"Особо важный документ" (числа указаны по дням передачи секретных
шифрограмм в Москву):
"14 апреля - направить в ДРА 15-20 советских боевых вертолетов с
экипажами.
16 июня - направить в ДРА советские экипажи на танках и БМП для
охраны правительства, аэродромов Баграм и Шинданд.
11 июля - ввести в Кабул несколько советских частей численностью
до батальона каждая.
19 июля - ввести в Афганистан до двух дивизий.
20 июля - ввести в Кабул воздушно-десантную дивизию.
21 июля - направить в ДРА 8-10 вертолетов Ми-24 с советскими
экипажами.
24 июля - ввести в Кабул три армейских подразделения.
12 августа - направить в Кабул три советских спецподразделения и
транспортные вертолеты с советскими экипажами.
21 августа - направить в Кабул 1,5-2 тыс. советских десантников.
Заменить афганские расчеты зенитных средств советскими расчетами.
25 августа и 2 октября - ввести в Кабул советские войска.
17 ноября и 20 ноября - направить спецбатальон для личной охраны
Амина.
2 декабря - ввести в провинцию Бадахшан усиленный полк.
4 декабря - ввести в северные районы Афганистана подразделения
советской милиции.
12 и 19 декабря - разместить на севере Афганистана советские
гарнизоны, взять под охрану дороги ДРА".
Итого официальных просьб - около двадцати, семь из них - лично от
Амина уже после убийства им Тараки.
Остаться полностью безучастными к просьбам тоже было нельзя: не
поможешь ты, это с удовольствием сделают другие. Но усиление помощи
шло только по линии советников. Все новые и новые группы советских
военных специалистов - майоров, подполковников и полковников оставляли
свои посты в Союзе и летели в соседнюю страну. Начала поступать на
вооружение афганской армии и более-менее современная советская военная
техника - танки, вертолеты, артиллерийские системы.
Чтобы быть откровенным, следует сказать, что в апреле, после
первой просьбы, командиры некоторых дивизий и полков, расположенных в
Туркестанском округе, под видом технических специалистов на несколько
дней вылетели в Кабул посмотреть все собственными глазами: Генштаб при
Огаркове всегда стремился заглядывать на несколько шагов вперед и
просчитывал все возможные варианты событий. Поэтому хотя и написал
Огарков резко отрицательную резолюцию, как начальник Генштаба он не
имел права оставить без проработки подобный вариант.
Однако после мартовских волнений обстановка в Афганистане стала
чуть спокойнее. Замечено лишь было, что акцент в работе спецслужб
сместился на пропагандистские методы.

Документ (для внутреннего пользования в посольстве СССР в ДРА):
"18 апреля 1979 года.
Вещание западных радиостанций на Афганистан (справка).
...Общий объем передач составляет:
"Голос Америки" - 3 передачи в сутки. 2,5 часа.
Би-би-си - 2 передачи. 1 час.
"Немецкая волна" - 2 передачи. 1,1 часа.
Слышимость этих передач в Кабуле, особенно Би-би-си и "Немецкой
волны", хорошая.
В пропагандистской кампании западных стран после Апрельской
революции можно выделить несколько этапов.
В первый период общая направленность... сводилась к тому, чтобы
представить афганскую революцию как продукт вмешательства СССР...
В последующем стало передаваться много... сообщений о расколе в
НДПА...
В настоящее время... часто передают сообщения о вооруженных
стычках в тех или иных районах Афганистана...
...Би-би-си, как правило, первой подхватывает любой слух,
содержащий в себе хотя бы намек на возможность ухудшения положения в
Афганистане... Аналогичные сообщения по "Голосу Америки" передаются
лишь два дня спустя...
"Немецкая волна" наиболее откровенна в своих антисоветских
высказываниях... В комментариях делаются попытки очернить Советский
Союз... подвергнуть ревизии итоги второй мировой войны.
Приложение: расписание работы западных радиостанций, время
кабульское, частоты в кГц.
Стажер посольства СССР в ДРА С. Струков".

Необходимое послесловие к документу.
Это не просто безобидная бумажка о безобидных делах. В Белом
доме, например, в это время состоится межведомственное совещание
американских экспертов по пропаганде на зарубежные страны, где
основным и главным стал вопрос расширения пропаганды именно на
Афганистан. Было подчеркнуто, что органы пропаганды должны:
а) способствовать усилению сопротивления афганского населения
советскому военному присутствию;
б) подрывать авторитет нынешнего афганского руководства и местных
властей.
Участники совещания признали, что качество пропаганды на ДРА
является, по американским меркам, пока весьма низким. Решено было
усилить мощности передатчиков за счет установления новых передающих
антенн и варьирования времени передач в зависимости от наиболее
благоприятных условий прохождения радиоволн. Единодушно приняли
решение усилить афганскую секцию, увеличить время передач на языке
дари.
На совещании сидели свои люди, и поэтому без стеснения
подчеркивалось, что "радиостанции - это служба "психологической
войны". Они учреждены для провоцирования внутренних беспорядков в
странах, на которые ведутся передачи".
Но американцы не были бы американцами, если бы не вернулись к
этому вопросу после ввода советских войск в Афганистан. В "Голос
Америки" и "Голое свободы" сразу же пришло указание (вот она, хваленая
независимость) усилить освещение войны в Афганистане. Официальным
представителям американского правительства, ученым и политикам
предписывалось распространять сведения об ужасных нарушениях прав
человека в Афганистане. Рекомендовалось прилагать все усилия в
демонстрации раненых афганцев и советских дезертиров в качестве
советских военных преступлений. Это, как подчеркивалось в инструкции,
не будет иметь немедленного воздействия на советского слушателя,
однако постепенно в сознании советских граждан должна будет
образоваться связь между экономическими издержками и застоем их
жизненного уровня.
Отдадим должное американской пропагандистской машине - она
прекрасно справлялась с этим предписанием. Постепенно, но в умы многих
советских людей внесли мысль в первую очередь о преступности войны в
Афганистане. Без анализа, фактов, на одних слухах и эмоциях - но о ее
преступности. На Съезде народных депутатов даже такой борец за права
человека, как А. Сахаров, попавшись на эту удочку, говорил о фактах,
услышанных в передачах западного радио, места которым не было за все
девять лет пребывания наших войск на территории Афганистана - о якобы
каких-то расстрелах попавших в плен наших солдат. Ни одного случая так
и не было названо, а мы еще раз имеем возможность обратиться к
указанию в "Голосе Америки": "Все, что бы ни говорилось, не будет
иметь немедленного воздействия, однако постепенно в сознании советских
граждан..."

    Глава 16


"МУСУЛЬМАНСКИЙ" БАТАЛЬОН - СОВЕТСКИЕ КАМИКАДЗЕ. -
ДЕВОЧЕК ОСТАВЛЯЕМ ВАМ. - НАЙТИ КОМАНДИРА.

2 мая 1979 года. Туркестанский военный округ.
В мае в Узбекистане уже достаточно жарко, и, если у человека есть
возможность выйти из душного помещения на улицу, в тень, поближе к
арыку или фонтану, никто не стесняет себя в этом желании. Дом - он от
дождя и от снега, а вообще-то крыша закрывает небо, стены забирают
простор. А за столиком под плакучей ивой или чинарой, с пиалой
горячего зеленого чая, лагманом и лепешкой, послушать друга, просто
соседа, воду в арыке, неземную восточную мелодию, свою душу - вот
счастье. А зачем суета? Какая может быть суета у подножия гор? Вот они
- воистину великие и вечные, все остальное пройдет, уплывет, убежит.
Поэтому сиди, человек, пей чай. Говори, о чем говорится. Не говорится
- просто сиди. Вспоминай о прошлом, думай о будущем.
Полковник Василий Васильевич Колесов* приехал в Туркестанский
военный округ после нескольких лет разлуки с ним. Когда-то он начинал
свою офицерскую службу на Дальнем Востоке в только что образованных и
еще потому не совсем понятных, но тем не менее обещающих быть
интересными и перспективными частях спецназа. Прошел все должности,
какие только можно пройти строевому офицеру, а здесь, в Туркестанском,
командовал уже бригадой. (* Фамилия в романе оставлена такой, под
каков Василий Васильевич находился потом в ДРА.)
Должность комбрига - это только звучит загадочно, красиво, даже
романтично, будто из времен гражданской войны. Только знать бы
любителям словесности, что время навязало, навесило на командира
бригады и такие заботы, как ведение подсобного хозяйства, самострой -
от парков для техники до жилья офицерам, обязательное выделение солдат
для нужд города: перенести, вырыть или закопать, очистить, засыпать.
Где мы только не видели чернорабочих в солдатской форме в то время!
Словом, куры, поросята, картошка, цемент, трубы, вода лежали на
плечах вместе с подполковничьими погонами и нервы трепали ничуть не
меньше, чем боевая подготовка. Поплакаться бы кому, да и на это просто
нет времени. А если бы и было, то при подчиненных нельзя, а при
начальстве не положено. Семью тоже поберечь хочется. Так что
определенная замкнутость офицеров - просто от привычки тащить свой воз
проблем самому.
Тяжко было, однако сейчас, когда позади уже два года работы в
ГРУ, то время казалось теперь самым насыщенным и интересным. Как
всегда: что имеем - не храним, потерявши - плачем. И ладно бы только
ему одному так думалось, но ведь грустила по Востоку и семья. А
младшая дочь - та вообще каждый ужин, обед и завтрак начинала с
воспоминаний о восточных базарах. И совершенным счастьем были
посылочки от бывшего подчиненного Хабиба Таджибаевича Халбаева с
корейский морковкой, капустой, приправами к плову, дольками сушеной
дыни, редькой, которую все почему-то называли маргеланским салом.
Закатывался пир и негласно объявлялся праздник ностальгии по Ташкенту,
тамошним друзьям, по тому времени. (ГРУ - Главное разведывательное
управление Генштаба.)
И когда начальник ГРУ предложил Василию Васильевичу слетать в
командировку в Туркестанский округ, Колесов, видимо, так откровенно
обрадовался и улыбнулся, что генерал армии предупредительно поднял
вверх палец и сразу предупредил:
- Но задача сложная. - Ивашутин перевернул листок календаря и
рядом с цифрой "3" поставил аккуратную галочку: - Уже с завтрашнего
дня, то есть с третьего мая, приступить к формированию батальона.
- Для?.. - видя, что начальник замолчал, и выдержав тактичную
паузу, попытался ухватить направление своей деятельности в округе
Колесов. Формировать новый батальон - здесь неделей не отделаешься. Да
еще наверняка батальон какой-нибудь новой структуры, на обычный есть
целый штаб округа.
- Скажем так: вам надлежит в течение месяца сформировать
специальный батальон по совершенно новой штатной структуре. И главная
особенность на первом этапе - он должен полностью состоять из личного
состава трех национальностей: таджиков, туркменов и узбеков.
- Но это получится что-то вроде "мусульманского" батальона.
- Вы правы, нам нужен именно "мусульманский" батальон. Штаты,
программу его подготовки мы пошлем следом. Полномочия в подборе людей
- самые неограниченные, можете брать к себе любого, кто подойдет.
Телеграмму на этот счет в округ мы уже дали. Рассчитывайте, что
помогут вам и из других округов. Единственное - все солдаты и офицеры
обязаны пройти через отделы.
"Это уже серьезно", - забыл про базары Колесов.
С третьего мая он, прилетев в Ташкент, стал с завистью думать о
людях, которые могут выйти из душных помещений, посидеть у арыка с
пиалой. Сам же от темна до темна изучал личные дела офицеров, а когда
чувствовал, что в глазах начинает рябить, что прочитанное уже не
воспринимается, уезжал в свою бывшую бригаду, куда потоком шли
кандидаты в "мусульманский" батальон. Там уже рождались и крутились
вокруг всего этого самые необыкновенные слухи и домыслы, а когда
пришел приказ выселить в пользу "мусульман" из казарм в палатки
спецназовцев - спецназовцев, выше которых, казалось, никого уже нет! -
все стали сходиться на одном: готовятся советские камикадзе.
- Скоро бары построят, обещали даже девочек иногда привозить, -
поддерживали свой имидж сами ничего не знающие кандидаты.
Но слишком любопытных и разговорчивых особый отдел тут же
отправлял по старым местам службы. Колесов же отсеивал тех, кто
прослужил более полутора лет и больше думал о дембеле, чем о службе,
кто не имел спортивных разрядов, не состоял в комсомоле. Оставленных
вновь просеивал и оставлял уже тех, кто имел несколько спортивных
разрядов (не по шашкам и шахматам, естественно), кто умел прыгать с
парашютом, хорошо говорил по-русски, не имел родственников за границей
и тому подобное. Выбирать было из кого, а когда подослали программу
подготовки батальона, Колесов немного определился в главном: для чего.
Среди тестов, которые предлагались солдатам уже на первых занятиях,
прослеживалась, или, как пишут в газетах, проходила красной нитью,
мысль о возможных ранениях и даже гибели во время боевых действий.
- Отряд попал в засаду. Ранен пулеметчик, его жизнь зависит от
того, перевяжут ли ему рану. Вы станете делать перевязку или
продолжите стрельбу?
Санинструкторы обязаны были уметь водить технику, связисты -