Страница:
среди советников родились слухи: Заплатина исключили из партии,
разжаловали из генералов, а сам он находится под следствием. Жена
бросится к его рабочему столу, сожжет все, что было написано мужем за
время работы в Афганистане. А написано было очень много...
Заплатин стал первым, кто выразил свой протест против ввода войск
в Афганистан. Академики Богомолов, Сахаров с их письмами будут после,
Заплатин же, коммунист, политработник, генерал, отказался ехать
служить туда. Для конца семидесятых годов - тягчайшее преступление.
Однако никто его за это не выгонял из армии и партии. Служил еще
несколько лет. Первый афганец, которого он встретил через одиннадцать
лет, был его подсоветный Экбаль Вазир. Но об этом уже упоминалось...
ПОДНЯТЬ БЕЛОРУССКУЮ ДИВИЗИЮ. - НАПРАВЛЕНИЕ - ЮГ. -
ВЫЛЕТ "МУСУЛЬМАНСКОГО" БАТАЛЬОНА. - ЕЩЕ ОДНО ПОКУШЕНИЕ НА АМИНА. -
"РУКОВОДСТВОВАТЬСЯ СТАТЬЕЙ 51 УСТАВА ООН...".
13 декабря 1979 года. Москва. Генеральный штаб.
Военные - единственные, кем страна имеет право рисковать. И 12
декабря, приняв решение на ввод войск, политическое руководство пошло
именно на это.
13 же декабря помимо всех остальных событий Огарков срочно вызвал
к себе командующего ВДВ Дмитрия Семеновича Сухорукова. Тот со штабом
ВДВ инспектировал дивизию, расположенную в Белоруссии, но начальник
Генштаба повторил:
- Все отставить. Прибыть немедленно.
Через два часа Сухоруков уже был в Москве и докладывал маршалу о
своем прибытии.
- Для одной из твоих дивизий будет поставлена задача. Боевая
задача, - тут же уточнил Огарков, потому что десантники вечно
выполняли какие-нибудь задания, - Какую лучше поднять?
Сухоруков думал, что начальник Генерального штаба продолжит
постановку задачи или хотя бы в общих чертах пояснит, что ждет
дивизию, в каком регионе, сроки готовности, но Огарков, замолчав,
испытующе глядел на него.
Однако ответить Дмитрий Семенович не успел. В кабинет вошел
командующий военно-транспортной авиацией, и Огарков, кивнув на
Сухорукова, так же двумя фразами озадачил и летчика:
- Десантники получают боевую задачу. С учетом дислокации вашей
авиации на аэродромах, какую из их дивизий мы сможем поднять в воздух
с наименьшими проблемами? В первую очередь имеется в виду время и
скрытность.
Командующие посмотрели друг на друга, молча подошли к столу, на
котором топорщилась свежими склейками карта. Вгляделись каждый в свои
точки.
- На сегодня больше всего самолетов у меня в Белоруссии, - первым
доложил летчик.
- Дмитрий Семенович? - потребовал ответа Огарков у Сухорукова. -
Что вы скажете о своей белорусской дивизии?
- Готова к любым действиям. Там как раз находится и группа
офицеров из штаба ВДВ, если что, помогут командованию на первых порах.
- Хорошо. Поднимаем эту дивизию. Сегодня ночью ей быть на
аэродромах взлета. Боеприпасы с собой, но пока не выдавать.
- Какую задачу я должен поставить командиру дивизии? - не терял
надежды добиться хоть какой-то конкретности Сухоруков.
- Пока произвести расчеты на высадку десанта посадочным способом
на аэродромы номер один, номер два и номер три.
- Кто мне поставит задачу?
- Или я, или министр обороны. Время и место выполнения задачи
также укажем при постановке задачи. Все, выполняйте первый пункт
приказа.
Необходимое послесловие.
К ночи на 14 декабря командир воздушно-десантной дивизии
генерал-майор Иван Федорович Рябченко выведет свои полки к аэродромам
взлета. О возможном выполнении именно боевой задачи знали только
комдив, начальник штаба, еще два-три человека. Вся остальная дивизия
думала, что штаб ВДВ решил устроить проверку, организовав учения на
недельку. Или меньше - из-за глубокого снега и морозов. Многие
офицеры, не говоря уже о солдатах, не успели попрощаться даже с
семьями - такие учения для десантников проходили достаточно часто,
каждый раз не напрощаешься.
Оказалось, однако, что дивизия улетала не на неделю, а на девять
лет. И не на учения, а на войну. Первые на нее уходили именно так - не
прощаясь.
14 декабря летчики ВТА получат приказ перебазироваться вместе с
десантниками на среднеазиатский аэродромный узел. Становилось
известным направление - юг.
В последний день декабря десантник Сергей Голиков напишет отцу
письмо, в котором он, следуя законам акростиха, когда каждая начальная
буква строки является частью слова, сообщит на станцию Шаховская
Московской области о дальнейшем:
"Здравствуй, папка! С приветом, с
Моим огромным приветом, твой Сергей. Все пом-
Ыслы мои сейчас о доме, как вы там Новый год в-
Стречаете. У меня все в порядке, я теперь командую
Отделением, ребята отличные, мы довольно быстро
Выяснили отношения и поняли друг друга. Я по-настоящ
Ему узнал службу. Что такое караул в мокрых
Рукавицах и сапогах, Но теперь я знаю, что
Шесть десантников стоят роты... солдатни.
И теперь стальная пружина сработает, я знаю, в
Любой ситуации. Папка, как ты там воюешь с зимой?
Или у вас тоже снег по заказу? У нас так он
Пошел только 31 декабря, под Новый год. А Новый год,
Если б ты знал, я встретил на посту
Рядом со Знаменем, его я охранял. Сейчас сменился, и
Есть время написать тебе. Как солдат солдату
Выкладываю тебе свои думы. Знаешь, армия -
Она многому меня научила, прежде всего ценить
Родителей своих. Как я перед вами в долгу,
Об этом я раньше мало задумывался, и только
Теперь я научился ценить ваши заботы. Четыре дня назад,
27-го, было ровно восемь месяцев, как я расстался с вами на
ВДНХ. Как много изменилось с тех пор, особенно я,
А Татьяна, наверное, совсем взрослая, как там она,
Форсу, наверное, много? Вы следите за ней, помо-
Гайте, ей сейчас трудно. Папка, как ты там?
А на охоту, наверное, так и не выбрался, ждешь меня.
Ничего, я вот уже стрелять научился, приду,
И тогда вместе сходим. Я начал немного по дому
Скучать, тем более что письма от вас получал
Только в прошлом году, а от Наташи уже давно,
А точнее, три месяца не получал, поздравила меня моя
Наташа с днем рождения, и все, даже не знаю, что
Ей трудно, что ли, написать..."
Так родители прочли и узнали, что "Мы совершили переворот 27-го в
Афганистане". Сергей погибнет 8 августа 1980 года.
Декабрь 1979 года. ТуркВО - Баграм.
Вылет в Афганистан получился не такой уж заинтригованный и
романтичный, как это представлялось солдатам из "мусульманского"
батальона.
Сначала, после гибели Тараки, про них на целый месяц забыли, и
прапорщики с жадностью набросились на дармовую рабсилу, доселе
тщательно оберегаемую. "Камикадзе" превратились в мойщиков посуды,
землекопов, каменщиков, подносчиков, просто в "стой и жди". Взвыли
даже офицеры: оказывается, за эти полгода, пока они занимались боевой
подготовкой, никуда не исчезли требования подметать плац, подстригать
траву, красить табуретки и заниматься еще миллионом дел, нужных порой
только проверяющим, Которые, кстати, тоже никуда не исчезли за это
время.
Но в конце октября сверкнул для "мусульман" вдруг луч надежды: из
отпусков срочно отзывали офицеров, солдат выуживали из столовых,
котлованов, складов. В очередной, третий, раз приказали выстирать
афганскую форму, чтобы не выглядела новой. В ноябре уже вовсю
водили-стреляли, а 8 декабря вечером вновь потребовали сдать в
секретную часть все документы. Единственное, что оставалось в карманах
у офицеров, - алюминиевые жетоны с личными номерами. На технике в
спешном порядке снимались или закрашивались номера.
Но если раньше задача батальону более-менее была ясна - охранять
Тараки, то теперь даже полковник Колосов разводил руками в ответ на
молчаливые вопросы Халбаева: не знаю. Просто лететь в Афганистан, там
все прояснится.
Лететь так лететь. 9 и 12 декабря, двумя рейсами, спокойно, без
стрельбы и захвата плацдармов, батальон перелетел в Баграм, к нашим
десантникам.
Необходимое послесловие.
Уже там "мусульман" переоденут в афганскую форму и прикажут ждать
команды. Истинное предназначение батальона в тот момент знало всего
несколько человек в Москве: в день покушения на Амина, если обострится
обстановка, выдвинуться к Кабулу и стабилизировать ситуацию. Имелось в
виду 16 декабря.
Если бы удалось покушение на Амина, "мусульманский" батальон и
батальон Ломакина - Пустовита могли быть единственными советскими
подразделениями, ступившими на афганскую землю для предотвращения
кровопролития во время смены руководства. Только "гладко было на
бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить...".
13 декабря 1979 года. Баграм.
Старший военный советник гарнизона полковник Олег Арсентьевич
Скугарев, вернувшись из Кабула, немедленно собрал у себя в кабинете
офицеров особого отдела.
- Товарищи! В стране возможен государственный переворот. Задача
нам: ни под каким предлогом не дать подняться в воздух ни одному
самолету.
- А когда, кто, что? - поинтересовались особисты, но тут же
поняли всю бестактность вопросов и замолчали.
Скугарев удовлетворенно кивнул, благодаря за понимание.
- Кроме имеющихся самолетов два дня назад, как вы знаете, из
Союза пригнали партию "мигов". Сдачу самолетов затянуть, причины любые
- некомплект запчастей, плохая регулировка и тому подобное. Пока в
этих машинах должны сидеть наши летчики, а не афганские. Все. Ждите
дальнейших указаний...
Третий день ждал указаний и генерал-лейтенант Гуськов. 10 декабря
в его бункере появились связисты, начали устанавливать новый телефон.
- Откуда связь? - шутливо спросил их Николай Никитович.
Те переглянулись, затем показали пальцами вверх.
"Космическая?" - шутливый настрой у генерала сразу исчез. Эту
связь просто так устанавливать не будут. Значит, последуют команды.
Какие и от кого?
И 13 декабря телефон наконец ожил.
- Николай Никитович? Это Устинов.
- Здравия желаю, товарищ Маршал Советского Союза.
- Вам товарищ Андропов еще не звонил?
- Никак нет.
- Значит, позвонит. Там самолет нужно будет один принять,
обеспечьте, чтобы все было в порядке.
- Есть, обеспечим.
Слышимость была прекрасной, словно министр обороны находился
где-то рядом. Не успел Николай Никитович положить трубку, как тут же
вновь раздался звонок. Андропов?
Да, это был он. Хотя и вежливо, но тем не менее приказным тоном
повторил уже известное: принять самолет, обеспечить скрытность и
безопасность пассажиров, которые прибудут на нем.
Странную особенность стал замечать за собой генерал в
Афганистане. Чувствуя, что волей судьбы оказался в какой-то непонятной
еще политической игре, тем не менее не стремился и не желал знать
что-то сверх того, что относилось лично к нему. Вот и сейчас было
совершенно безразлично, кто прилетит и зачем. С него требовалось
обеспечить безопасность - это он сделает, а остальное... На остальное
тоже люди есть. Если Афганистаном командует не Устинов, а Андропов,
вот его люди и пусть знают больше.
Необходимое послесловие.
Ночью на аэродром Баграм рейсом из Ташкента приземлится Ту-154.
При заходе на посадку на всем аэродроме неожиданно отключится свет -
выйдет из строя электростанция. Пока будут возиться с аварийной,
летчики практически вслепую посадят самолет в трех метрах от края
бетонки. Нехороший симптом, если верить в судьбу...
Из самолета выйдут вначале андроповские "ребята в штатском",
возьмут машину под свою охрану, а уж потом на трапе появится группа
афганцев с коренастым мужчиной в центре.
Это был Бабрак Кармаль. Лидер "Парчам", сведенный в Москве
судьбой и Андроповым с халькистами Гулябзоем, Ватанджаром и Сарвари,
сумел перебороть в себе обиду на "Хальк" и объединиться с бывшими
министрами против общего врага - Амина. Распределили будущие посты в
новом правительстве и стали ждать лучших времен. И вот из Кабула
пришла весть: Амина не станет 16 декабря в 19 часов вечера. К этому
времени новое правительство республики должно конечно же уже
находиться в Афганистане.
Прибывших афганцев отведут в самый дальний бункер, и до 16-го
числа Гуськов никого из них не увидит.
Но 16 декабря, когда среди афганских летчиков разнеслась весть,
что в Кабуле предпринята попытка нападения на Амина (сам Амин не
пострадал, тяжело ранен лишь его племянник Асадулла), на связь с
Гуськовым выйдет Андропов и прикажет срочно отправить "гостей" в Союз.
Из Ферганы прилетит Ан-12. Не заглушая моторов и не выруливая со
взлетной полосы, раскроет рампу. Таинственная группа афганцев скроется
в чреве военно-транспортного самолета, и тот сразу же возьмет курс на
север. На следующее утро улетят и летчики, в одночасье сдавшие боевые
"миги" афганским пилотам: улетят злые и нервные - какого черта
мурыжили их здесь, самолеты ведь подготовлены были прекрасно.
Так что 16 декабря еще существовала для ОКСВ реальная возможность
никуда не лететь. Но если в сентябре, во время перестрелки во Дворце,
автоматная очередь не достигла Амина благодаря Таруну, то сейчас на
пути выстрелов оказался уже племянник. Которого, кстати, тут же
переправили в Союз, и советские врачи сделали все, чтобы спасти его от
смерти.
Гуськов, пока еще ничего не ведающий ни про Бабрака, ни про
политический расклад сил, после взлета Ан-12 вытрет со лба пот: "Слава
Богу, что улетели. А то поседеешь с такими "гостями"..."
Документ (информация в Комитет государственной безопасности):
"13 декабря 1979 года.
Вход. Э ...
Из Брюсселя.
Министры иностранных дел стран НАТО одобрили в Брюсселе план
размещения в Западной Европе новых ракет средней дальности. Заседание
названо чрезвычайной важности и успешным. Госсекретарь США, по
сведениям, в частности, подчеркнул: "Мы решили привести в исполнение
план модернизации ядерных сил НАТО".
На заседании было решено, что США будут производить ракеты "Круз"
и "Першинг-2". Взятые на вооружение в Западной Европе, эти ракеты
смогут поражать территорию Советского Союза. На совещании упоминалось
о попытках Советского Союза убедить членов НАТО отказаться от
размещения этих ракет. Единственная страна, где эта попытка увенчалась
успехом, - Нидерланды. Хотя есть сведения, что и они вынесут свое
окончательное решение через два года. На полгода перенесла
рассмотрение этого вопроса и Бельгия. Остальные члены НАТО утверждают,
что любая отсрочка приведения в исполнение этого плана недопустима.
От Розена".
13 декабря 1979 года. Нью-Йорк.
Шифрограмму от Громыко постоянный представитель СССР в ООН и
Совете Безопасности Олег Александрович Трояновский получил в самом
начале рабочего дня. Разница во времени между Москвой и Нью-Йорком
составляла как раз рабочий день, и естественно, что к приходу на
службу Трояновского уже ждали дела отработавшей свой день Москвы.
За четыре года службы в представительстве у Трояновского
выработался свой ритуал получения известий: лишь входил шифровальщик с
бланком телеграммы - а приходил он только к нему, все остальные
работники представительства сами ходили в комнату к секретчикам, -
Олег Александрович по поведению вошедшего старался определить, какие
новости прислала Москва. Кто-то доказывает, будто есть люди с
непроницаемыми лицами. Но тогда надо просто внимательнее вглядеться в
походку, жесты, в то, как открывают и закрывают двери, как идут, как
протягивают бумагу, - и десятки мельчайших, неконтролируемых движений,
жестов, интонаций дадут первую реакцию.
В десять сорок пять по Нью-Йорку шифровальщик "нес" послу свое
недоумение. Впрочем, ладно бы свое, личные дела у государственных
людей неизменно на задворках и не требуют особого внимания. Но в руках
у секретчика был бланк шифровки.
"Иран - Америка, Кампучия - Китай - Вьетнам", - определил
конфликтные регионы уходящего 1979 года Трояновский.
Принял бланк. Секретчик остался стоять, готовый забрать его
обратно и, если надо, подтвердить свое недоумение словами. Значит, это
не могло быть сообщением по уже известным конфликтам. Здесь что-то
другое. Может, лично к нему, главе представительства? Отзывают в
Москву? Это в дипломатических кругах первое дело - не засиживаться на
одном месте, дабы не терять остроту восприятия проблем. А может, новые
указания по Шевченко?
Шевченко - заместитель Генерального секретаря ООН Курта
Вальдхайма от советской стороны, недавно сбежал, попросив
политического убежища. Трояновский был последним, кто разговаривал с
ним в одном из магазинов на окраине города, куда его тот попросил
приехать. Правда, разговор шел в присутствии адвоката, которого
Шевченко успел нанять за те сутки, пока его искали всем
представительством. Оправдания старые и смешные - он не желает
возвращаться в Советский Союз именно по политическим, а никаким иным
мотивам, а в доказательство - "мощнейший аргумент": в свое время его
отец был влюблен в батьку Махно. Пообещал, что напишет книгу,
разоблачающую стиль работы советского МИД. Правда, его здесь, кажется,
самого опередили. Одна из женщин Шевченко на днях выпустила книгу
воспоминаний "Любовница диссидента", в которой тот представлен
довольно в неприглядном виде. Америка - это не Союз, теперь ему надо
тысячу раз отмыться, прежде чем будут серьезно воспринимать. Но все
равно за сотрудника, хоть он напрямую и не подчинялся, Трояновский на
себе почувствовал приличный груз ответственности.
А что еще?
Надел очки, выставил бланк на вытянутую руку, словно рассматривал
фотографию с очень мелкими лицами. Однако, лишь прочитав первые
строки, приблизил телеграмму к самому лицу: "Если в Совете
Безопасности будет поднят вопрос по поводу ввода советских войск в
Афганистан, руководствоваться статьей 51 Устава ООН о праве каждой
страны на индивидуальную и коллективную самооборону. Громыко".
Какой ввод войск? Какой Афганистан?
"Если в Совете Безопасности будет поднят вопрос по поводу ввода
советских войск в Афганистан..."
Трояновский поднял взгляд на шифровальщика. Тот молча протянул
серенькую книжицу Устава ООН с торопливой закладкой - клочком
телеграфной перфоленты. Но, еще не открыв книги, перевел взгляд на
карту, висевшую на левой стене кабинета. Не сразу, но нашел Афганистан
- коричневый аппендикс в подбрюшье СССР, Слева - Иран, внизу -
Пакистан, справа - громадина Китая. Соседство...
Торопливо раскрыл книгу, хотя помнил смысл 51-й статьи - не так
уж их много в Уставе. Рядом с ней была поставлена еле заметная
карандашная точка - воистину, пролистаешь и не заметишь. Итак,
дословно: "Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого
права на индивидуальную и коллективную самооборону..."
Так, это известно и из телеграммы. В дипломатии же самая
безобидная на вид, но коварнейшая штука - это обрыв фразы,
выхватывание ее из контекста. Что в статье дальше?
"...на индивидуальную и коллективную самооборону, если произойдет
вооруженное нападение на члена Организации, до тех пор, пока Совет
Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного
мира и безопасности". Вот теперь все.
Шифровальщик все еще стоял у стола, правда, сделал несколько
неслышных шагов влево, то ли чтобы самому лучше разглядеть карту, то
ли от вышколенности - не закрывать обзор начальству, не маячить у него
перед глазами. Да, собственно, большего он ничего и не мог дать. Взять
мог, вернее, обязан был забрать обратно телеграмму: с секретностью,
охраной государственных тайн после предательства Шевченко в
представительстве, слава Богу, дело было поставлено.
- Если будет что-то дополнительно к этому, срочно мне, - отпустил
шифровальщика Трояновский.
Лишь затворилась осторожно, уважительно дверь, Олег Александрович
прошел к карте. Уж если и было где одно из спокойных мест в мире, то
это как раз Афганистан. Даже несмотря на прошлогоднюю Апрельскую
революцию, на убийство Тараки. Совсем недавно нынешний глава
правительства Хафизулла Амин приезжал в Нью-Йорк, выступал на
Генеральной Ассамблее. О чем же он говорил? О чем-то не очень
существенном, иначе бы запомнилось. А-а, заседание Генассамблеи было
посвящено проблемам разоружения. Вечный как мир вопрос, давно
потерявший свою остроту. А вот теперь...
"Кабул, Герат, Кандагар, Джелалабад". - Трояновский отыскивал
афганские города, читал их названия по слогам, стараясь запомнить. Что
же произошло там такого сверхъестественного, что необходимо посылать
войска? Готовится чье-то вторжение? Ирана? Нет, Иран отпадает, у него
своих дел и забот с Америкой по горло, Китай? Этот сейчас со своей
внешней политикой может пойти на все, но после осуждения его агрессии
во Вьетнаме амбиции Пекина должны чуть остыть. Пакистан? Это реальнее
всего. Зия уль Хак послал далеко-далеко просьбы практически всех стран
о помиловании свергнутого им премьер-министра страны Бхутто - кстати,
своего же учителя и покровителя, и сделал то, что наметил, - взял и
повесил. Да, Пакистан - вероятнее всего. Но это опять же только
догадки, а что там на самом деле?..
Вернулся к столу, сел в кресло. Поймал себя на мысли, что смотрит
на белый телефон, стоящий за ненадобностью дальше всех на столе. Это -
связь с Москвой. Подними трубку - и можно услышать голос Громыко.
Только вопросы, которые мучают сейчас, разве по телефону задашь?
Телефон советского дипломата в Америке - это для того, чтобы
поинтересоваться здоровьем, и не более. То, что разговоры
прослушиваются, в представительстве никто не сомневался. Как и в том,
что кто-то где-то ведет на каждого служащего досье. Вон Михаил
Аверкиевич Харламов, первый зам, при переезде на новую квартиру
обнаружил ни много ни мало, а двадцать четыре подслушивающих
устройства. В туалете и в ванной по два стояло, не говоря уже о
комнатах и лестничной площадке. Так что ЦРУ получает из бюджета свои
35 миллионов долларов в год не для того, чтобы платить своим
сотрудникам за красивые глазки. Поэтому, поднимая трубку, и в самом
деле можно спрашивать про здоровье хоть Громыко, хоть свое - и тебе,
если захотят, ответят четко и ясно сами "цэрэушники".
Для связи с Москвой оставалась кодированная связь, и Трояновский
торопливо написал на личном бланке: "Прошу более подробной информации
по Афганистану". Расписался. В Москве сейчас вечер. Даже если Громыко
успеет прочесть его телеграмму, без решения Леонида Ильича он вряд ли
что предпримет. Андрей Андреевич прекрасен как исполнитель, его опыту
могли бы, наверное, позавидовать многие дипломаты мира, но вот как
генератор идей, как руководитель, формирующий политику на своем
участке работы, - здесь советские дипломаты чувствовали слабину у
своего начальника. Так что ответ скорее всего будет только завтра. Да
и будет ли? Если бы что-то можно было сообщить дополнительно, прислали
бы и без его просьбы. Скорее всего, вопрос с вводом войск еще
окончательно не решен. И тогда тем более никакого ответа не будет.
Трояновский свернул бланк, потом вложил его в папку - на
уничтожение. Вдруг почувствовал - впервые и очень остро, - как он
одинок и беззащитен в этом огромном кабинете и в этой стране. Никогда
ничего подобного не возникало - ни во время работы послом в Японии, а
это тоже не мед был, ни в многочисленных командировках за рубеж.
Поднял трубку телефона внутренней связи:
- Михаил Аверкиевич, зайдите, пожалуйста.
Харламов - первый заместитель. Вообще-то такой должности - первый
заместитель - не существовало, было просто пять замов, занимавшихся
кто экономическими, кто юридическими, кто кадровыми вопросами. Но год
назад Василий Васильевич Кузнецов прислал от Громыко указание -
Харламова назначить и считать первым заместителем.
Трояновский не возражал, хотя и решили этот вопрос без него.
Михаил Аверкиевич - в свое время фронтовой корреспондент "Правды",
партизанил в Брянских лесах. Приятно было узнать, что это именно он
чуть ли не заставил Бориса Полевого писать о Маресьеве, когда тот
рассказал ему о встрече с необычным летчиком. Некоторое время работал
в штате МИД, куда его пригласил Молотов. Скрупулезен во всем, а потому
не просто досконально изучает и знает дело - он мог отстаивать,
драться за него. Трояновский иной раз даже по-хорошему завидовал
настырности, несгибаемости, четкости в вопросах, какие бы ни решались
заместителем. И сюда, в представительство, его назначили, чтобы
урегулировать конфликт, возникший между коллективом и предшественником
Олега Александровича - Маликом. А сейчас говорить или не говорить
Михаилу Аверкиевичу о телеграмме? Пока о ней знают только двое - он и
шифровальщик. Он и шифровальщик... Что-то сдерживает в отношении
Харламова, какая-то мелочь. Надо додуматься, надо довериться
интуиции... Дневники! Да, дневники. Заместитель ведет дневники, еще с
времен войны, и это знают все. Значит, это насторожило, вернее,
предостерегло. Неосознанно сработало на секретность. Хотя сколько она
продержится, эта секретность?
Харламов, несмотря на не гнущуюся в правом колене ногу, вошел
стремительно, уже готовый по своей натуре действовать и желавший знать
только одно - в каком направлении. Действовать, действовать... А стоит
ли действовать? Для дипломата действие - не всегда благо, иной раз
мудрость как раз в том и заключается, чтобы выждать. Да и на
телеграмме стояла пометка - "Для ориентировки посла". Для
ориентировки, а не действия...
разжаловали из генералов, а сам он находится под следствием. Жена
бросится к его рабочему столу, сожжет все, что было написано мужем за
время работы в Афганистане. А написано было очень много...
Заплатин стал первым, кто выразил свой протест против ввода войск
в Афганистан. Академики Богомолов, Сахаров с их письмами будут после,
Заплатин же, коммунист, политработник, генерал, отказался ехать
служить туда. Для конца семидесятых годов - тягчайшее преступление.
Однако никто его за это не выгонял из армии и партии. Служил еще
несколько лет. Первый афганец, которого он встретил через одиннадцать
лет, был его подсоветный Экбаль Вазир. Но об этом уже упоминалось...
ПОДНЯТЬ БЕЛОРУССКУЮ ДИВИЗИЮ. - НАПРАВЛЕНИЕ - ЮГ. -
ВЫЛЕТ "МУСУЛЬМАНСКОГО" БАТАЛЬОНА. - ЕЩЕ ОДНО ПОКУШЕНИЕ НА АМИНА. -
"РУКОВОДСТВОВАТЬСЯ СТАТЬЕЙ 51 УСТАВА ООН...".
13 декабря 1979 года. Москва. Генеральный штаб.
Военные - единственные, кем страна имеет право рисковать. И 12
декабря, приняв решение на ввод войск, политическое руководство пошло
именно на это.
13 же декабря помимо всех остальных событий Огарков срочно вызвал
к себе командующего ВДВ Дмитрия Семеновича Сухорукова. Тот со штабом
ВДВ инспектировал дивизию, расположенную в Белоруссии, но начальник
Генштаба повторил:
- Все отставить. Прибыть немедленно.
Через два часа Сухоруков уже был в Москве и докладывал маршалу о
своем прибытии.
- Для одной из твоих дивизий будет поставлена задача. Боевая
задача, - тут же уточнил Огарков, потому что десантники вечно
выполняли какие-нибудь задания, - Какую лучше поднять?
Сухоруков думал, что начальник Генерального штаба продолжит
постановку задачи или хотя бы в общих чертах пояснит, что ждет
дивизию, в каком регионе, сроки готовности, но Огарков, замолчав,
испытующе глядел на него.
Однако ответить Дмитрий Семенович не успел. В кабинет вошел
командующий военно-транспортной авиацией, и Огарков, кивнув на
Сухорукова, так же двумя фразами озадачил и летчика:
- Десантники получают боевую задачу. С учетом дислокации вашей
авиации на аэродромах, какую из их дивизий мы сможем поднять в воздух
с наименьшими проблемами? В первую очередь имеется в виду время и
скрытность.
Командующие посмотрели друг на друга, молча подошли к столу, на
котором топорщилась свежими склейками карта. Вгляделись каждый в свои
точки.
- На сегодня больше всего самолетов у меня в Белоруссии, - первым
доложил летчик.
- Дмитрий Семенович? - потребовал ответа Огарков у Сухорукова. -
Что вы скажете о своей белорусской дивизии?
- Готова к любым действиям. Там как раз находится и группа
офицеров из штаба ВДВ, если что, помогут командованию на первых порах.
- Хорошо. Поднимаем эту дивизию. Сегодня ночью ей быть на
аэродромах взлета. Боеприпасы с собой, но пока не выдавать.
- Какую задачу я должен поставить командиру дивизии? - не терял
надежды добиться хоть какой-то конкретности Сухоруков.
- Пока произвести расчеты на высадку десанта посадочным способом
на аэродромы номер один, номер два и номер три.
- Кто мне поставит задачу?
- Или я, или министр обороны. Время и место выполнения задачи
также укажем при постановке задачи. Все, выполняйте первый пункт
приказа.
Необходимое послесловие.
К ночи на 14 декабря командир воздушно-десантной дивизии
генерал-майор Иван Федорович Рябченко выведет свои полки к аэродромам
взлета. О возможном выполнении именно боевой задачи знали только
комдив, начальник штаба, еще два-три человека. Вся остальная дивизия
думала, что штаб ВДВ решил устроить проверку, организовав учения на
недельку. Или меньше - из-за глубокого снега и морозов. Многие
офицеры, не говоря уже о солдатах, не успели попрощаться даже с
семьями - такие учения для десантников проходили достаточно часто,
каждый раз не напрощаешься.
Оказалось, однако, что дивизия улетала не на неделю, а на девять
лет. И не на учения, а на войну. Первые на нее уходили именно так - не
прощаясь.
14 декабря летчики ВТА получат приказ перебазироваться вместе с
десантниками на среднеазиатский аэродромный узел. Становилось
известным направление - юг.
В последний день декабря десантник Сергей Голиков напишет отцу
письмо, в котором он, следуя законам акростиха, когда каждая начальная
буква строки является частью слова, сообщит на станцию Шаховская
Московской области о дальнейшем:
"Здравствуй, папка! С приветом, с
Моим огромным приветом, твой Сергей. Все пом-
Ыслы мои сейчас о доме, как вы там Новый год в-
Стречаете. У меня все в порядке, я теперь командую
Отделением, ребята отличные, мы довольно быстро
Выяснили отношения и поняли друг друга. Я по-настоящ
Ему узнал службу. Что такое караул в мокрых
Рукавицах и сапогах, Но теперь я знаю, что
Шесть десантников стоят роты... солдатни.
И теперь стальная пружина сработает, я знаю, в
Любой ситуации. Папка, как ты там воюешь с зимой?
Или у вас тоже снег по заказу? У нас так он
Пошел только 31 декабря, под Новый год. А Новый год,
Если б ты знал, я встретил на посту
Рядом со Знаменем, его я охранял. Сейчас сменился, и
Есть время написать тебе. Как солдат солдату
Выкладываю тебе свои думы. Знаешь, армия -
Она многому меня научила, прежде всего ценить
Родителей своих. Как я перед вами в долгу,
Об этом я раньше мало задумывался, и только
Теперь я научился ценить ваши заботы. Четыре дня назад,
27-го, было ровно восемь месяцев, как я расстался с вами на
ВДНХ. Как много изменилось с тех пор, особенно я,
А Татьяна, наверное, совсем взрослая, как там она,
Форсу, наверное, много? Вы следите за ней, помо-
Гайте, ей сейчас трудно. Папка, как ты там?
А на охоту, наверное, так и не выбрался, ждешь меня.
Ничего, я вот уже стрелять научился, приду,
И тогда вместе сходим. Я начал немного по дому
Скучать, тем более что письма от вас получал
Только в прошлом году, а от Наташи уже давно,
А точнее, три месяца не получал, поздравила меня моя
Наташа с днем рождения, и все, даже не знаю, что
Ей трудно, что ли, написать..."
Так родители прочли и узнали, что "Мы совершили переворот 27-го в
Афганистане". Сергей погибнет 8 августа 1980 года.
Декабрь 1979 года. ТуркВО - Баграм.
Вылет в Афганистан получился не такой уж заинтригованный и
романтичный, как это представлялось солдатам из "мусульманского"
батальона.
Сначала, после гибели Тараки, про них на целый месяц забыли, и
прапорщики с жадностью набросились на дармовую рабсилу, доселе
тщательно оберегаемую. "Камикадзе" превратились в мойщиков посуды,
землекопов, каменщиков, подносчиков, просто в "стой и жди". Взвыли
даже офицеры: оказывается, за эти полгода, пока они занимались боевой
подготовкой, никуда не исчезли требования подметать плац, подстригать
траву, красить табуретки и заниматься еще миллионом дел, нужных порой
только проверяющим, Которые, кстати, тоже никуда не исчезли за это
время.
Но в конце октября сверкнул для "мусульман" вдруг луч надежды: из
отпусков срочно отзывали офицеров, солдат выуживали из столовых,
котлованов, складов. В очередной, третий, раз приказали выстирать
афганскую форму, чтобы не выглядела новой. В ноябре уже вовсю
водили-стреляли, а 8 декабря вечером вновь потребовали сдать в
секретную часть все документы. Единственное, что оставалось в карманах
у офицеров, - алюминиевые жетоны с личными номерами. На технике в
спешном порядке снимались или закрашивались номера.
Но если раньше задача батальону более-менее была ясна - охранять
Тараки, то теперь даже полковник Колосов разводил руками в ответ на
молчаливые вопросы Халбаева: не знаю. Просто лететь в Афганистан, там
все прояснится.
Лететь так лететь. 9 и 12 декабря, двумя рейсами, спокойно, без
стрельбы и захвата плацдармов, батальон перелетел в Баграм, к нашим
десантникам.
Необходимое послесловие.
Уже там "мусульман" переоденут в афганскую форму и прикажут ждать
команды. Истинное предназначение батальона в тот момент знало всего
несколько человек в Москве: в день покушения на Амина, если обострится
обстановка, выдвинуться к Кабулу и стабилизировать ситуацию. Имелось в
виду 16 декабря.
Если бы удалось покушение на Амина, "мусульманский" батальон и
батальон Ломакина - Пустовита могли быть единственными советскими
подразделениями, ступившими на афганскую землю для предотвращения
кровопролития во время смены руководства. Только "гладко было на
бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить...".
13 декабря 1979 года. Баграм.
Старший военный советник гарнизона полковник Олег Арсентьевич
Скугарев, вернувшись из Кабула, немедленно собрал у себя в кабинете
офицеров особого отдела.
- Товарищи! В стране возможен государственный переворот. Задача
нам: ни под каким предлогом не дать подняться в воздух ни одному
самолету.
- А когда, кто, что? - поинтересовались особисты, но тут же
поняли всю бестактность вопросов и замолчали.
Скугарев удовлетворенно кивнул, благодаря за понимание.
- Кроме имеющихся самолетов два дня назад, как вы знаете, из
Союза пригнали партию "мигов". Сдачу самолетов затянуть, причины любые
- некомплект запчастей, плохая регулировка и тому подобное. Пока в
этих машинах должны сидеть наши летчики, а не афганские. Все. Ждите
дальнейших указаний...
Третий день ждал указаний и генерал-лейтенант Гуськов. 10 декабря
в его бункере появились связисты, начали устанавливать новый телефон.
- Откуда связь? - шутливо спросил их Николай Никитович.
Те переглянулись, затем показали пальцами вверх.
"Космическая?" - шутливый настрой у генерала сразу исчез. Эту
связь просто так устанавливать не будут. Значит, последуют команды.
Какие и от кого?
И 13 декабря телефон наконец ожил.
- Николай Никитович? Это Устинов.
- Здравия желаю, товарищ Маршал Советского Союза.
- Вам товарищ Андропов еще не звонил?
- Никак нет.
- Значит, позвонит. Там самолет нужно будет один принять,
обеспечьте, чтобы все было в порядке.
- Есть, обеспечим.
Слышимость была прекрасной, словно министр обороны находился
где-то рядом. Не успел Николай Никитович положить трубку, как тут же
вновь раздался звонок. Андропов?
Да, это был он. Хотя и вежливо, но тем не менее приказным тоном
повторил уже известное: принять самолет, обеспечить скрытность и
безопасность пассажиров, которые прибудут на нем.
Странную особенность стал замечать за собой генерал в
Афганистане. Чувствуя, что волей судьбы оказался в какой-то непонятной
еще политической игре, тем не менее не стремился и не желал знать
что-то сверх того, что относилось лично к нему. Вот и сейчас было
совершенно безразлично, кто прилетит и зачем. С него требовалось
обеспечить безопасность - это он сделает, а остальное... На остальное
тоже люди есть. Если Афганистаном командует не Устинов, а Андропов,
вот его люди и пусть знают больше.
Необходимое послесловие.
Ночью на аэродром Баграм рейсом из Ташкента приземлится Ту-154.
При заходе на посадку на всем аэродроме неожиданно отключится свет -
выйдет из строя электростанция. Пока будут возиться с аварийной,
летчики практически вслепую посадят самолет в трех метрах от края
бетонки. Нехороший симптом, если верить в судьбу...
Из самолета выйдут вначале андроповские "ребята в штатском",
возьмут машину под свою охрану, а уж потом на трапе появится группа
афганцев с коренастым мужчиной в центре.
Это был Бабрак Кармаль. Лидер "Парчам", сведенный в Москве
судьбой и Андроповым с халькистами Гулябзоем, Ватанджаром и Сарвари,
сумел перебороть в себе обиду на "Хальк" и объединиться с бывшими
министрами против общего врага - Амина. Распределили будущие посты в
новом правительстве и стали ждать лучших времен. И вот из Кабула
пришла весть: Амина не станет 16 декабря в 19 часов вечера. К этому
времени новое правительство республики должно конечно же уже
находиться в Афганистане.
Прибывших афганцев отведут в самый дальний бункер, и до 16-го
числа Гуськов никого из них не увидит.
Но 16 декабря, когда среди афганских летчиков разнеслась весть,
что в Кабуле предпринята попытка нападения на Амина (сам Амин не
пострадал, тяжело ранен лишь его племянник Асадулла), на связь с
Гуськовым выйдет Андропов и прикажет срочно отправить "гостей" в Союз.
Из Ферганы прилетит Ан-12. Не заглушая моторов и не выруливая со
взлетной полосы, раскроет рампу. Таинственная группа афганцев скроется
в чреве военно-транспортного самолета, и тот сразу же возьмет курс на
север. На следующее утро улетят и летчики, в одночасье сдавшие боевые
"миги" афганским пилотам: улетят злые и нервные - какого черта
мурыжили их здесь, самолеты ведь подготовлены были прекрасно.
Так что 16 декабря еще существовала для ОКСВ реальная возможность
никуда не лететь. Но если в сентябре, во время перестрелки во Дворце,
автоматная очередь не достигла Амина благодаря Таруну, то сейчас на
пути выстрелов оказался уже племянник. Которого, кстати, тут же
переправили в Союз, и советские врачи сделали все, чтобы спасти его от
смерти.
Гуськов, пока еще ничего не ведающий ни про Бабрака, ни про
политический расклад сил, после взлета Ан-12 вытрет со лба пот: "Слава
Богу, что улетели. А то поседеешь с такими "гостями"..."
Документ (информация в Комитет государственной безопасности):
"13 декабря 1979 года.
Вход. Э ...
Из Брюсселя.
Министры иностранных дел стран НАТО одобрили в Брюсселе план
размещения в Западной Европе новых ракет средней дальности. Заседание
названо чрезвычайной важности и успешным. Госсекретарь США, по
сведениям, в частности, подчеркнул: "Мы решили привести в исполнение
план модернизации ядерных сил НАТО".
На заседании было решено, что США будут производить ракеты "Круз"
и "Першинг-2". Взятые на вооружение в Западной Европе, эти ракеты
смогут поражать территорию Советского Союза. На совещании упоминалось
о попытках Советского Союза убедить членов НАТО отказаться от
размещения этих ракет. Единственная страна, где эта попытка увенчалась
успехом, - Нидерланды. Хотя есть сведения, что и они вынесут свое
окончательное решение через два года. На полгода перенесла
рассмотрение этого вопроса и Бельгия. Остальные члены НАТО утверждают,
что любая отсрочка приведения в исполнение этого плана недопустима.
От Розена".
13 декабря 1979 года. Нью-Йорк.
Шифрограмму от Громыко постоянный представитель СССР в ООН и
Совете Безопасности Олег Александрович Трояновский получил в самом
начале рабочего дня. Разница во времени между Москвой и Нью-Йорком
составляла как раз рабочий день, и естественно, что к приходу на
службу Трояновского уже ждали дела отработавшей свой день Москвы.
За четыре года службы в представительстве у Трояновского
выработался свой ритуал получения известий: лишь входил шифровальщик с
бланком телеграммы - а приходил он только к нему, все остальные
работники представительства сами ходили в комнату к секретчикам, -
Олег Александрович по поведению вошедшего старался определить, какие
новости прислала Москва. Кто-то доказывает, будто есть люди с
непроницаемыми лицами. Но тогда надо просто внимательнее вглядеться в
походку, жесты, в то, как открывают и закрывают двери, как идут, как
протягивают бумагу, - и десятки мельчайших, неконтролируемых движений,
жестов, интонаций дадут первую реакцию.
В десять сорок пять по Нью-Йорку шифровальщик "нес" послу свое
недоумение. Впрочем, ладно бы свое, личные дела у государственных
людей неизменно на задворках и не требуют особого внимания. Но в руках
у секретчика был бланк шифровки.
"Иран - Америка, Кампучия - Китай - Вьетнам", - определил
конфликтные регионы уходящего 1979 года Трояновский.
Принял бланк. Секретчик остался стоять, готовый забрать его
обратно и, если надо, подтвердить свое недоумение словами. Значит, это
не могло быть сообщением по уже известным конфликтам. Здесь что-то
другое. Может, лично к нему, главе представительства? Отзывают в
Москву? Это в дипломатических кругах первое дело - не засиживаться на
одном месте, дабы не терять остроту восприятия проблем. А может, новые
указания по Шевченко?
Шевченко - заместитель Генерального секретаря ООН Курта
Вальдхайма от советской стороны, недавно сбежал, попросив
политического убежища. Трояновский был последним, кто разговаривал с
ним в одном из магазинов на окраине города, куда его тот попросил
приехать. Правда, разговор шел в присутствии адвоката, которого
Шевченко успел нанять за те сутки, пока его искали всем
представительством. Оправдания старые и смешные - он не желает
возвращаться в Советский Союз именно по политическим, а никаким иным
мотивам, а в доказательство - "мощнейший аргумент": в свое время его
отец был влюблен в батьку Махно. Пообещал, что напишет книгу,
разоблачающую стиль работы советского МИД. Правда, его здесь, кажется,
самого опередили. Одна из женщин Шевченко на днях выпустила книгу
воспоминаний "Любовница диссидента", в которой тот представлен
довольно в неприглядном виде. Америка - это не Союз, теперь ему надо
тысячу раз отмыться, прежде чем будут серьезно воспринимать. Но все
равно за сотрудника, хоть он напрямую и не подчинялся, Трояновский на
себе почувствовал приличный груз ответственности.
А что еще?
Надел очки, выставил бланк на вытянутую руку, словно рассматривал
фотографию с очень мелкими лицами. Однако, лишь прочитав первые
строки, приблизил телеграмму к самому лицу: "Если в Совете
Безопасности будет поднят вопрос по поводу ввода советских войск в
Афганистан, руководствоваться статьей 51 Устава ООН о праве каждой
страны на индивидуальную и коллективную самооборону. Громыко".
Какой ввод войск? Какой Афганистан?
"Если в Совете Безопасности будет поднят вопрос по поводу ввода
советских войск в Афганистан..."
Трояновский поднял взгляд на шифровальщика. Тот молча протянул
серенькую книжицу Устава ООН с торопливой закладкой - клочком
телеграфной перфоленты. Но, еще не открыв книги, перевел взгляд на
карту, висевшую на левой стене кабинета. Не сразу, но нашел Афганистан
- коричневый аппендикс в подбрюшье СССР, Слева - Иран, внизу -
Пакистан, справа - громадина Китая. Соседство...
Торопливо раскрыл книгу, хотя помнил смысл 51-й статьи - не так
уж их много в Уставе. Рядом с ней была поставлена еле заметная
карандашная точка - воистину, пролистаешь и не заметишь. Итак,
дословно: "Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого
права на индивидуальную и коллективную самооборону..."
Так, это известно и из телеграммы. В дипломатии же самая
безобидная на вид, но коварнейшая штука - это обрыв фразы,
выхватывание ее из контекста. Что в статье дальше?
"...на индивидуальную и коллективную самооборону, если произойдет
вооруженное нападение на члена Организации, до тех пор, пока Совет
Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного
мира и безопасности". Вот теперь все.
Шифровальщик все еще стоял у стола, правда, сделал несколько
неслышных шагов влево, то ли чтобы самому лучше разглядеть карту, то
ли от вышколенности - не закрывать обзор начальству, не маячить у него
перед глазами. Да, собственно, большего он ничего и не мог дать. Взять
мог, вернее, обязан был забрать обратно телеграмму: с секретностью,
охраной государственных тайн после предательства Шевченко в
представительстве, слава Богу, дело было поставлено.
- Если будет что-то дополнительно к этому, срочно мне, - отпустил
шифровальщика Трояновский.
Лишь затворилась осторожно, уважительно дверь, Олег Александрович
прошел к карте. Уж если и было где одно из спокойных мест в мире, то
это как раз Афганистан. Даже несмотря на прошлогоднюю Апрельскую
революцию, на убийство Тараки. Совсем недавно нынешний глава
правительства Хафизулла Амин приезжал в Нью-Йорк, выступал на
Генеральной Ассамблее. О чем же он говорил? О чем-то не очень
существенном, иначе бы запомнилось. А-а, заседание Генассамблеи было
посвящено проблемам разоружения. Вечный как мир вопрос, давно
потерявший свою остроту. А вот теперь...
"Кабул, Герат, Кандагар, Джелалабад". - Трояновский отыскивал
афганские города, читал их названия по слогам, стараясь запомнить. Что
же произошло там такого сверхъестественного, что необходимо посылать
войска? Готовится чье-то вторжение? Ирана? Нет, Иран отпадает, у него
своих дел и забот с Америкой по горло, Китай? Этот сейчас со своей
внешней политикой может пойти на все, но после осуждения его агрессии
во Вьетнаме амбиции Пекина должны чуть остыть. Пакистан? Это реальнее
всего. Зия уль Хак послал далеко-далеко просьбы практически всех стран
о помиловании свергнутого им премьер-министра страны Бхутто - кстати,
своего же учителя и покровителя, и сделал то, что наметил, - взял и
повесил. Да, Пакистан - вероятнее всего. Но это опять же только
догадки, а что там на самом деле?..
Вернулся к столу, сел в кресло. Поймал себя на мысли, что смотрит
на белый телефон, стоящий за ненадобностью дальше всех на столе. Это -
связь с Москвой. Подними трубку - и можно услышать голос Громыко.
Только вопросы, которые мучают сейчас, разве по телефону задашь?
Телефон советского дипломата в Америке - это для того, чтобы
поинтересоваться здоровьем, и не более. То, что разговоры
прослушиваются, в представительстве никто не сомневался. Как и в том,
что кто-то где-то ведет на каждого служащего досье. Вон Михаил
Аверкиевич Харламов, первый зам, при переезде на новую квартиру
обнаружил ни много ни мало, а двадцать четыре подслушивающих
устройства. В туалете и в ванной по два стояло, не говоря уже о
комнатах и лестничной площадке. Так что ЦРУ получает из бюджета свои
35 миллионов долларов в год не для того, чтобы платить своим
сотрудникам за красивые глазки. Поэтому, поднимая трубку, и в самом
деле можно спрашивать про здоровье хоть Громыко, хоть свое - и тебе,
если захотят, ответят четко и ясно сами "цэрэушники".
Для связи с Москвой оставалась кодированная связь, и Трояновский
торопливо написал на личном бланке: "Прошу более подробной информации
по Афганистану". Расписался. В Москве сейчас вечер. Даже если Громыко
успеет прочесть его телеграмму, без решения Леонида Ильича он вряд ли
что предпримет. Андрей Андреевич прекрасен как исполнитель, его опыту
могли бы, наверное, позавидовать многие дипломаты мира, но вот как
генератор идей, как руководитель, формирующий политику на своем
участке работы, - здесь советские дипломаты чувствовали слабину у
своего начальника. Так что ответ скорее всего будет только завтра. Да
и будет ли? Если бы что-то можно было сообщить дополнительно, прислали
бы и без его просьбы. Скорее всего, вопрос с вводом войск еще
окончательно не решен. И тогда тем более никакого ответа не будет.
Трояновский свернул бланк, потом вложил его в папку - на
уничтожение. Вдруг почувствовал - впервые и очень остро, - как он
одинок и беззащитен в этом огромном кабинете и в этой стране. Никогда
ничего подобного не возникало - ни во время работы послом в Японии, а
это тоже не мед был, ни в многочисленных командировках за рубеж.
Поднял трубку телефона внутренней связи:
- Михаил Аверкиевич, зайдите, пожалуйста.
Харламов - первый заместитель. Вообще-то такой должности - первый
заместитель - не существовало, было просто пять замов, занимавшихся
кто экономическими, кто юридическими, кто кадровыми вопросами. Но год
назад Василий Васильевич Кузнецов прислал от Громыко указание -
Харламова назначить и считать первым заместителем.
Трояновский не возражал, хотя и решили этот вопрос без него.
Михаил Аверкиевич - в свое время фронтовой корреспондент "Правды",
партизанил в Брянских лесах. Приятно было узнать, что это именно он
чуть ли не заставил Бориса Полевого писать о Маресьеве, когда тот
рассказал ему о встрече с необычным летчиком. Некоторое время работал
в штате МИД, куда его пригласил Молотов. Скрупулезен во всем, а потому
не просто досконально изучает и знает дело - он мог отстаивать,
драться за него. Трояновский иной раз даже по-хорошему завидовал
настырности, несгибаемости, четкости в вопросах, какие бы ни решались
заместителем. И сюда, в представительство, его назначили, чтобы
урегулировать конфликт, возникший между коллективом и предшественником
Олега Александровича - Маликом. А сейчас говорить или не говорить
Михаилу Аверкиевичу о телеграмме? Пока о ней знают только двое - он и
шифровальщик. Он и шифровальщик... Что-то сдерживает в отношении
Харламова, какая-то мелочь. Надо додуматься, надо довериться
интуиции... Дневники! Да, дневники. Заместитель ведет дневники, еще с
времен войны, и это знают все. Значит, это насторожило, вернее,
предостерегло. Неосознанно сработало на секретность. Хотя сколько она
продержится, эта секретность?
Харламов, несмотря на не гнущуюся в правом колене ногу, вошел
стремительно, уже готовый по своей натуре действовать и желавший знать
только одно - в каком направлении. Действовать, действовать... А стоит
ли действовать? Для дипломата действие - не всегда благо, иной раз
мудрость как раз в том и заключается, чтобы выждать. Да и на
телеграмме стояла пометка - "Для ориентировки посла". Для
ориентировки, а не действия...